Текст книги "Кровавый след"

68

Лукас, любовь моя!

Опять аллитерация, так вышло не нарочно, но я сразу обрадовалась. Вот в чем, кстати, корень проблемы.

Потому что моя жизнь – это поток слов, стремительный поток, река, которая никогда не прекращает свой бег. Я не утопающий, которого смыло течением, а создание, живущее в словесной реке. Меня радуют мысли и слова, которые я слышу, читаю и пишу. Слова во мне и вокруг меня, они проходят сквозь меня и никогда не прекращаются. Я ныряю, плаваю, плескаюсь в словесной реке, в ней я живу, это моя естественная среда обитания, я вижу и чувствую слова, слышу их и ощущаю их на вкус. Для меня словесная вода коричневая; в ней плавают бесцветными пузырьками союзы, частицы и служебные слова. Некоторые слова серебристые, как рыбки, которые мечутся в воде туда-сюда и иногда выпрыгивают из нее, мерцая и переливаясь на солнце. Бывают слова-действия, они очень подвижные. Глаголы. Живые слова. А другие тяжелые, темные, как донные рыбы. Они медленно перекатываются, как камни, царапая, задевая песок. И вот я снова плыву в потоке, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Слова – мой наркотик, мое лекарство, они нужны мне каждый день, как доза.

С речью все по-другому. Когда я говорю, меня часто уносит течением; на пути я встречаю водовороты, пороги и подводные камни; слова ускользают от меня. Но когда я пишу, когда есть только я и река, когда я могу открыть глаза под водой, я вижу каждое слово и ищу нужное, выбираю. Так я пишу. Я пишу много и часто; пишу уже давно. Письмо дает мне власть. И в этом заключается проблема.

Мысли и написанные слова не становятся жизнью. Они повествуют, но не живут. Они фантазируют (что мне особенно хорошо удается), но фантазии – призрачные истории, тени слов, миражи, которые тают, если подойти к ним слишком близко. Фантазии – реки, которые пересыхают. Лукас, у меня нет настоящей истории. Позавчера я начала писать книгу. Я решила начать с моего главного поступка в жизни – побега. В сорок лет я решила начать жизнь заново. Вот к чему свелось предыдущее существование, вот в чем заключался единственный источник конфликта, самая высокая вершина и самая глубокая пропасть. Может быть, ты лучше меня поймешь, если я скажу: еще до того, как я с тобой познакомилась, я влюбилась в твою биографию, которую меня заставили включить в твое досье. Ты – тот, кем я хотела стать, все, о чем я мечтала для себя; открыватель, деятель, путешественник, который не боится риска. Ты следуешь за своим сердцем, страстями и интересами, ты экспериментируешь, ты живешь. А я сидела перед компьютером и думала: вот было бы здорово написать о таком человеке, как ты. Какая чудесная вышла бы книга!

Сегодня утром (а кажется, в другой жизни) я сидела на пляже в Милнертоне, и меня спасла боль в руке – потому что напомнила о том, что и я способна на поступок. Не важно, что именно я сделала, важно другое. Движимая стыдом и гневом, я не ушла в себя, я дала сдачи.

Мне удалось дать им сдачи еще несколько раз. Сначала с помощью одного телефонного звонка я добилась того, чтобы мне вернули мои дневники. С тех пор я ускользаю от них, убегаю, переодеваюсь и хитрю. Глаголы, слова-действия. Сердце у меня билось часто, руки дрожали, я ехала в маршрутке, потом в пригородной электричке – и то и другое впервые. Что бы сказали обо мне мои дурбанвильские соседки? Я открыла для себя другой мир, пересекла границы, я краешком задела опасную жизнь. Теперь мне есть о чем написать, Лукас, об одном дне, прожитом по-настоящему. Теперь и у меня есть крупица собственного опыта. Наверное, ты уже догадался, что я пытаюсь сказать: что я, выражаясь твоими словами, не имею права «держаться подальше». Я хочу большего, хочу жить больше, испытать больше!

Я знаю, что ты имел в виду под «моими обстоятельствами»… и я тебя не виню. Ты хотел сказать, что я мать, что у меня есть сын, есть обязанности, что я не должна оставаться рядом с тобой, пока тебе грозит опасность. Я не знаю, что я должна и чего не должна. Думаю не первый месяц, но так и не поняла, в чем истина. Семнадцать лет я жила ради сына и мужа. Теперь, в том числе и ради Баренд а, я должна жить для себя.

Ты сказал: «Тебе нельзя здесь оставаться». Но я должна.

Прошу тебя…

10 октября 2009 г., суббота

Она вышла из спальни в его рубашке. Увидела, что он сидит за высокой стойкой, повернувшись к ней голой спиной, склонился над разобранным ноутбуком. Рядом валяются инструменты.

А сбоку – ее письмо.

Прислонившись к дверному косяку, она залюбовалась его мускулистой спиной, шеей, аккуратно постриженными темными волосами. Захотелось обнять его. Она подошла ближе.

Он резко обернулся; ей показалось, что он ее не узнал.

– Милла! – резко воскликнул он, испугав ее. – Не подходи! Стой, где стоишь!

– Что?

Он снова повернулся к раскуроченному ноутбуку.

– Здесь взрывное устройство. Это ноутбук Османа… Погоди, я сейчас…

Он осторожно извлек из ноутбука тонкую серебристую трубку, от которой отходят два проводка. Очень осторожно, почтительно отложил трубку в сторону. Потом медленно поднял тонкое, похожее на червя, серовато-белое вещество вроде детского пластилина.

– С4, – сказал он, не выпуская вещество из рук. – Возможно, там есть еще один детонатор…

Наконец, он извлек пластилин из компьютера и отложил в сторону. Вытер со лба пот и повернулся к ней и сказал:

– Доброе утро!

Милла обняла его, прижалась к нему всем телом, поцеловала в щеку.

– Так вот чем ты занимаешься до завтрака…

Он молча прижал ее к себе.

– Ты прочел мое письмо?

– Да.

– И что?

– Вот, смотри… – не сразу ответил он, показывая на взрывчатку.

– Понимаю. Но…

Он покачал головой, положил руки ей на плечи. Лицо у него было серьезное.

– Милла…

– Я могу тебе помочь, – сказала она, хотя и понимала, что он собирается сказать.

– Милла, я хочу тебя, я хочу быть с тобой и я вернусь к тебе, когда все закончится, клянусь. Но, пожалуйста, будь объективна. Если ситуация осложнится… я не могу себе позволить бояться еще и за тебя, не могу допустить, чтобы страх за тебя повлиял на мои решения…

Она не скрывала разочарования.

– Извини, – добавил он.

Позже, пока она пила кофе, а Лукас снова собирал ноутбук, он рассказал ей, как понял, что с ним что-то не так. И почему Осман сразу после похищения пытался выхватить мобильник.

– Этот ресивер был прикреплен к крышке с внешней стороны. Осман собирался набрать номер, который приводил в действие взрывное устройство. Мощность его совсем небольшая – хватило бы только на то, чтобы уничтожить сам компьютер. Когда я отобрал у него телефон, он попытался добраться до компьютера, потому что там тоже есть выключатель…

– Но зачем ему понадобилось уничтожать ноутбук? – спросила Милла.

– Это я как раз и пытаюсь выяснить.

Когда он, наконец, снова собрал компьютер, возникло еще одно препятствие.

– Чтобы войти в систему, нужно знать пароль, – сказал Беккер.

Милла подошла посмотреть и увидела на экране надпись: «Введите пароль».

– Ты не знаешь пароля? – спросила она.

– Понятия не имею.

– Может быть, я сумею тебе помочь.

– Ты разбираешься в компьютерах?

– Нет, зато я знаю кое-кого, кто разбирается…

Встреча с американцами проходила в конференц-зале министерства внутренних дел на Плейн-стрит – на нейтральной территории. Янина Менц и Тау Масило сидели по одну сторону стола, американцы – по другую.

С самого начала она холодно держалась с гостями из ЦРУ. Барзински в ответ едва заметно улыбался, как будто что-то знал. Его поведение раздражало Менц, и она решила выпустить первый залп:

– Бруно, я еще не сообщала министру о махинациях ЦРУ, но, если мы к обеду не найдем решение, у меня не останется другого выхода.

– О каких махинациях? – с удивлением невинного человека.

– Прошу вас, у меня в самом деле нет времени играть в игры.

– Янина, я искренне не понимаю, о чем вы говорите.

– Сложные погодные условия в Северной Атлантике? Вы серьезно считаете нас такими отсталыми, что мы даже не в состоянии перепроверить ваши данные о погоде?

– Я сказал, что не был точно уверен где…

– Ерунда, Бруно! Вы все точно знали. Вы всегда все знаете точно. Вы нарочно тянули время, что меня глубоко задевает, так как ваши действия причиняют вред гражданам ЮАР. Вы действительно хотите, чтобы это было на вашей совести?

– Под угрозу поставлены ваши граждане? Вы мне этого не говорили. Янина, может быть, для начала вы сами нам кое-что расскажете? В конце концов, это ведь вы просите, чтобы мы предоставили свои ресурсы для решения вашей проблемы.

– Пожалуйста, Бруно, я охотно вас просвещу. В настоящее время ни один наш сотрудник не пытается внедриться в ЦРУ. Так мы с союзниками не поступаем.

– Вы намекаете на то, что я думаю?

Она похлопала рукой по лежащей перед ней папке, решив разыграть козырную карту.

– Будьте осторожны, Бруно! Здесь у меня очень интересные сведения. – Она заметила, что ее собеседник пришел в замешательство, и подумала: «Ага, попался!»

– Тогда, ради всего святого, поделитесь своими сведениями с нами, – сказал Барзински.

Она открыла папку, извлекла оттуда фотографию Лукаса Беккера и придвинула к нему, следя за ним, как коршун.

На лице Барзински ничего не отразилось; он медленно разгладил снимок и рассмотрел его. Потом поднял на нее взгляд; на его губах снова появилась едва заметная улыбка.

– Позвольте узнать, кто этот тип?

– Вы завербовали его году в девяносто седьмом, если не раньше. Израиль, Египет, Иордания, Иран, Турция… а совсем недавно – Ирак.

– По крайней мере, на меня он не работает. – Барзински показал фото одному из новичков, Гранту, человеку средних лет с большой седеющей бородой и пытливым взглядом.

– Перестаньте, Бруно! Мы знаем, что он пытался подружиться с одной из наших сотрудниц, мы знаем об очень важной вещи, которую у него украли в Йоханнесбурге, мы знаем, что он устранил Юлиуса Шабангу. А вы щедро оплачиваете его услуги. Так что перестаньте оскорблять мои умственные способности, и давайте двигаться дальше… – Она посмотрела на Гранта, заметила, как тот отрицательно покачал головой. Потом она спросила: – Где вы держите Османа?

Последняя фамилия, наконец, вызвала едва заметную реакцию. Бруно слегка прищурился, но тут же стал невозмутим, как раньше. Посмотрел на трех своих коллег. Двое новеньких, Иден и Грант, кивнули ему один за другим.

Менц поняла, что они рангом выше Барзински. Любопытно!

Наконец, Барзински снова посмотрел на Янину и откашлялся. Когда он заговорил, в его голосе больше не слышалось раздражения. Внезапно он стал спокоен и серьезен.

– Янина, я скажу вам три вещи, а вам серьезно советую мне поверить – ради вашего правительства и вашей страны. Во-первых, я не знаю, кто этот человек, – он постучал пальцем по фотографии Беккера, – но, если вы хотите, чтобы мы навели о нем справки, мы им займемся. Во-вторых, мы считаем, что Османа похитили именно вы, а он нам очень нужен. И в-третьих: ваш корабль, «Мадлен», бесследно исчез. Как будто его никогда не было.

– Вы не можете его найти?! – недоверчиво спросила она.

– Совершенно верно. А сказать, что мы приложили для этого все силы, – значит ничего не сказать. Мы хотим его найти даже больше, чем вы. Поэтому давайте договоримся: вы раскроете ваши карты, а я раскрою свои.

Тау Масило слушал весь разговор с живым интересом. Вдруг у него зазвонил мобильный телефон, лежащий в кармане куртки.

– Извините, – сказал он, вынул телефон и посмотрел на дисплей. Звонил Квинн. – Возможно, это важно, – сказал он, – извините.

Масило встал и быстро вышел, закрыл за собой дверь и спросил:

– Есть новости?

– Осман нашелся, – сказал Квинн. – Он в больнице. В блоке интенсивной терапии больницы имени Кристиана Барнарда. У него сердечный приступ. Вчера после обеда его доставил туда человек, по описанию похожий на Беккера. Осман пришел в сознание только сегодня утром…

Масило отрывисто хохотнул:

– Невероятно!

– Это еще не все. Осман попросил сестру из отделения интенсивной терапии позвонить Сулейману Долли по городскому телефону. Возможно, он не смог вспомнить последний мобильный номер Шейха. Мы перехватили звонок. Во-первых, сестра сообщила Долли, что Осман в больнице. Потом, цитирую, «мистер Осман попросил передать, что собака унесла ноутбук».

Масило быстро сообразил:

– Беккер!

– Совершенно верно. Мы подозреваем, что ноутбук был в сумке, которую Осман везде таскал с собой. Больничный персонал уверяет, что Осман первым делом, едва придя в сознание, спросил, где его сумка. Но есть и кое-что еще. В-третьих, сестра передала Долли, что «собака ездит на синем «гольфе», в номере есть буквы СА, цифры 143 и еще четыре цифры».

– Они будут его искать.

– Я так думаю.

– Твои люди там есть?

– В больнице восемь человек. Осман изолирован. Довольно быстро приехал Долли, он угрожал нам судебным запретом…

– Пусть угрожает, главное – чтобы они держались подальше от него.

69

Компьютерный центр «Надежда» располагался на втором этаже «Оксфорд-Хаус» на главной улице Дурбанвиля. Молодой человек за стойкой узнал Миллу, несмотря на красную косынку.

– Здравствуйте, тетушка, – сказал он, употребив вежливую форму обращения на африкаанс.

– Привет, – ответила Милла. – У моего соседа, – она жестом показала на Беккера, – проблема с компьютером…

– Что я могу для вас сделать, дядюшка?

– Я забыл пароль, чтобы войти в «Виндоуз», – сказал Лукас Беккер.

– У вас ХР, «Виста» или «Семерка»? – спросил молодой человек.

Когда Масило вернулся, Барзински говорил:

– …заинтересовались Османом, поэтому мы оба поняли, что речь идет о местных мусульманских экстремистах. Я на самом деле не вижу причины здесь лукавить.

Масило сел, придвинул к себе блокнот и написал: «Осман нашелся. Он в больнице. Мы приставили к нему охрану».

Менц читала, пока он писал; затем едва заметно кивнула.

Масило перевернул блокнот надписью вниз.

– Вы не можете найти корабль, – язвительно заметила Менц.

– Мы нашли все суда такого же водоизмещения, на которых выключены датчики СДИ. Поверьте мне, это было нелегко. Возможны три варианта. Первое: они где-то прячутся. Знаю, это маловероятно, но, если они выключили передатчики, если они полностью автономны и хорошо замаскировались, им удастся какое-то время оставаться незамеченными. Второе. Они спешно покинули судно. Разумеется, возникает вопрос почему, и мы его всерьез не рассматриваем. Третье. Они подключились к чужой частоте, а в таком случае мы на распутье. Понадобится не одна неделя, чтобы перепроверить все корабли в том районе.

– Вы сказали, что хотите найти корабль даже больше, чем мы.

– Да.

– Почему?

– Янина, мы знали, что вы зададите этот вопрос. Я всю ночь вел переговоры с Лэнгли и могу сообщить вам лишь следующее: мы считаем, что груз на «Мадлен» жизненно важен как для американской, так и для южноафриканской национальной безопасности.

– Значит, вы знаете то, что знаем мы.

– Я не знаю, что вам известно. Позвольте еще раз официально представить вам двух моих коллег. – Он показал на двух новичков, о которых Менц не знала совершенно ничего. – Джанет Иден – старший аналитик нашего аналитического центра по Ближнему Востоку и Северной Африке. Джим Грант – аналитик Антитеррористического центра. И оба они срочно прилетели в ЮАР из-за вашего запроса в систему СОЛАС. Джанет, вы не окажете нам честь?

Джанет Иден на вид было лет сорок. Стройная, симпатичная женщина, холеная, ухоженная.

– Спасибо, Бруно. – Она улыбнулась Барзински и тут же повернулась к Менц и Масило: – Я не собираюсь просить прощения за то, что мы не можем поделиться с вами всем, что нам известно. Мы все большие мальчики и девочки, все занимаемся одним и тем же делом. Мы знаем правила. – Она держалась деловито и самоуверенно. – Поэтому позвольте сообщить вам то, что можно. Примерно десять недель назад мы с Джимом независимо друг от друга заметили возросшие объемы переписки между ячейками «Аль-Каиды» в Омане, Пакистане и Афганистане и, к нашему удивлению, в Южной Африке, особенно в Кейптауне. Мы и раньше были свидетелями всплеска активности между сомалийской «Аль-Шабаб» и кейптаунскими ячейками. Система кодирования у них была примитивной, переписка без труда поддавалась расшифровке. Но с «Аль-Каидой» дело обстояло совершенно по-другому. Когда мы сообщили о наших наблюдениях по начальству, была создана специальная комиссия по изучению данного вопроса; в комиссию вошли также Бруно и его здешние коллеги. К нашему огорчению, они пользуются системой асимметричного шифрования, разработанной доктором Майклом Рабином в Гарварде еще в 2001 году. Считается, что взломать такой шифр практически невозможно. Не стану утомлять вас подробностями – если захотите, все можете найти в Гугле, – но при асимметричном шифровании используются два ключа, один из них открытый…

– Мы знаем, что такое асимметричное шифрование, – перебила ее Менц.

– Тем лучше, меньше объяснять. Неделю назад мы перехватили сообщение, одним из адресатов которого значился Шахид Осман. Естественно, Осман привлек наш интерес. Но переписка по электронной почте – не единственный источник получения ценных сведений. Наши агенты на местах, в Пакистане и Афганистане, тоже собирают данные по крупицам. Мы накопили достаточно, чтобы с уверенностью заявить: они готовят очень крупную операцию, в которой участвует некое промысловое судно, и произойдет все в течение следующих семидесяти двух часов в Кейптауне или его окрестностях. Бруно…

– Спасибо, Джанет. Янина, позвольте быть с вами откровенным. Нам нужен Осман – очень нужен. Мы почти не сомневаемся, что у него есть ключ от шифра, а положение в самом деле срочное, время у нас на исходе. Вчера Лэнгли попросил меня направить вам официальный запрос на арест Османа, с вашего одобрения и при вашем участии. Мы искренне полагали, что его удерживаете вы. Вот почему мы попросили вас о встрече…

Барзински замолчал, когда увидел, что Тау Масило что-то судорожно пишет на листке блокнота.

Менц прочла слова: «Ноутбук Османа у Беккера».

Менц посмотрела американцу в глаза.

– Мне нужно несколько минут, чтобы все обдумать.

На то, чтобы добыть пароль для входа в систему, у молодого человека из «Надежды» ушло всего одиннадцать минут. Он взял лист бумаги и записал непонятное слово – «Амиральбахр».

– Ну вот, – с радостной улыбкой сказала Милла, как будто сама решила проблему.

– Что такое «Амиральбахр»?

– Да просто набор букв. Потому-то я и забыл его… Спасибо большое.

– Дядюшка, я вам тут кряк поставил, его убрать?

– Какой еще кряк?

– Такую программу…

Беккер озадаченно почесал затылок.

– Понимаете, если убрать мою программу, то у вас… короче, при нажатии определенных клавиш начнется форматирование жесткого диска и все данные автоматически сотрутся…

– А-а-а, понятно…

– В том числе и два неверно введенных пароля…

– Оставьте все как есть.

– Бруно, – сказала Янина Менц, – вы играете в опасную игру. Ваш агент Беккер захватил ноутбук Османа, теперь у вас есть ключ к их коду, но вы продолжаете водить нас за нос и тратите свое и наше драгоценное время. Почему?

Барзински побагровел от возмущения и собрался возразить, но его опередил Джим Грант.

– Мадам, – голос у него оказался низким, властным, – я заместитель директора Аналитического антитеррористического центра ЦРУ. Я в полном объеме информирован обо всех разведывательных и контрразведывательных операциях, которые наше агентство сейчас проводит в Южной Африке, а также обо всех привлеченных агентах и ресурсах, которые участвуют в операциях. Так вот, со всей ответственностью заявляю, что названный вами человек в число наших агентов не входит. Если бы он был нашим агентом, я бы ничего не стал от вас скрывать, потому что мы занимаемся одним делом. Если вы будете и дальше сомневаться в нас, нам придется обратиться напрямую к вашему президенту с просьбой позвонить нашему госсекретарю… Если вы согласны на такой выход, прошу об одном: давайте приступим немедленно. По-моему, каждый человек в этом зале уже успел сказать, что у нас катастрофически мало времени…

Он говорил так серьезно, уверенно и мрачно, что Янина Менц впервые усомнилась в своих подозрениях. Кроме того, американцы продолжали упорно отрицать, что знают Беккера, хотя ноутбук в самом деле находился у него…

Немного помолчав, она сказала:

– Если он не работает на вас, возникает следующий вопрос. На кого он работает?

– Мы не знаем. Но постараемся все выяснить, если вы поделитесь с нами некоторыми подробностями.

– В таком случае, – сказала она, откидываясь назад, – у нас общая проблема. Мы должны найти Беккера. Ключ у него.

В торговом центре «Тейбл-Вью» она купила одежду и продукты на наличные, которые сняла в банкомате в Дурбанвиле. Потом они вернулись назад, в пляжный клуб, и Милла стала готовить еду, а Лукас принялся изучать компьютер.

Он все больше молчал. Милла понимала, что он расстроен. Надежда вернуть деньги с каждым часом все призрачнее… Ей хотелось подбодрить его, но она не знала, что сказать.

Менц и Масило вернулись в штаб-квартиру ПРА.

– Ты понимаешь, что все из-за тебя? – спросила Менц.

– Что именно?

– Беккер. И ноутбук Османа. Ты хотел сохранить Беккера в игре, Тау. А я хотела его вывести. Нейтрализовать. Ты надеялся с его помощью повлиять на меня.

– Да, – сказал он.

– Я назначила тебя своим заместителем, потому что ты не поддакиваешь. Потому что тебе хватает сил не соглашаться со мной. Но прошу тебя, играй открыто и честно.

– Я ошибся. Больше этого не повторится.