Текст книги "Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1"

Для понимания узловых проблем рассматриваемой эпохи чрезвычайно важно по возможности четко определить соотношение и содержание понятий «савроматы», «сирматы», «сарматы» и «Сарматия».

К. Ф. Смирнов называет сарматами все кочевые племена, жившие на территории от Приазовья до Приуралья; к савроматам он относит сарматские племена, жившие в западных районах Поволжья и Подонья, а сирматов считает крайне западной группой савроматских племен (Смирнов 1957: 16–18). В другой своей работе он вначале оговаривает нетождественность понятий «савроматы» и «сарматы» (Смирнов 1964: 3), но в дальнейшем употребляет оба термина как синонимы, имея в виду все кочевое население VIII–IV вв. до н. э. от Дона до Урала (Там же: 4, 194).

Многие исследователи употребляют названия «сарматы» и «савроматы» как синонимы. Даже В. Б. Виноградов, однажды оговорив, что называет савроматами кочевников Поволжья и Подонья только для VI–IV вв. до н. э., а сарматами – кочевников Приуралья, в дальнейшем употребляет эти термины как синонимы, заявляя, что савроматы и сарматы «один и тот же народ» (Виноградов 1963: 39, 66, 145 и др.).

Однако подобные представления не находят опоры в приведенных выше письменных источниках. Ранее всего сирматы были зафиксированы «вблизи Танаиса» (Евдокс), а несколько позже – западнее Танаиса, на северном побережье Меотиды, причем их отличают от савроматов, живущих восточнее Танаиса (Псевдо-Скилак). Ранние сарматы, упоминание о которых Псевдо-Скимн, вероятно, заимствовал у авторов IV – начала III в. до н. э., также зафиксированы «на Танаисе» и вполне определенно отделены от восточных своих соседей – савроматов. Несколько позднее Сарматия уже занимала степные просторы днепровского левобережья к северу от Сиваша и Азовского моря (Гераклид Понтийский, Теофраст). Таким образом, наименования «сирматы», с одной стороны, и «сарматы», «Сарматия» – с другой, появляются в источниках почти одновременно, относятся почти к одной и той же территории и чрезвычайно сходны по написанию и звучанию. Естественно допустить, что «сирматы» и «сарматы», как предполагал еще М. И. Ростовцев, – это различно записанное греками название одной группировки кочевников.

Труднее разобраться в соотношении понятий «сирматы», «сарматы», «Сарматия», с одной стороны, и «савроматы» – с другой. Как было отмечено выше, авторы IV – начала II в. до н. э. резко отличали сирматов-сарматов от «женовладеемых» савроматов[97]97
  Утверждение К. Ф. Смирнова, что уже Евдокс отождествлял сирматов и савроматов (Смирнов 1964: 194), неубедительно. Отождествление сирматов и савроматов было сделано, скорее всего, Стефаном Византийским, передавшим свидетельство Евдокса о сирматах (S. Byz. s.v Συρμάται).


[Закрыть]. Не находит твердой опоры в источниках трактовка сирматов и ранних сарматов как западной группы савроматов, перешедших в конце V – начале IV в. до н. э. на правый берег Танаиса и отделившихся от основного савроматского массива. Во-первых, как показано выше, никакого самостоятельного движения савроматов на запад около рубежа V–IV вв. до н. э., по данным письменных источников, не прослеживается. Во-вторых, насколько можно вынести из скудных сообщений источников, сирматы-сарматы жили не к западу от Танаиса, а скорее по обоим его берегам. Действительно, Евдокс помещает их «вблизи Танаиса», Псевдо-Скилак связывает сирматов с Танаисом («[За скифами сирматы] народ и река Танаис, [которая] составляет границу Азии и Европы» – Ps.-Scyl. 68), а савроматов помещает сразу после сирматов за Танаисом, в Азии, но не у самого Танаиса, как Геродот, а южнее, по берегу «Понта», под которым в данном случае видимо надо понимать восточный берег Меотиды (Ps.-Scyl. 70). Таким образом, создается впечатление, что сирматы занимали и левый берег Танаиса. Наконец, Псевдо-Скимн, в сообщении, восходящем к IV – началу II в. до н. э., помещает сарматов «на Танаисе» при описании Азии, т. е., безусловно, и на восточном берегу, а савроматов – где-то южнее или юго-восточнее.

Важно отметить, что авторы, писавшие в IV – середине II в. до н. э., помещали сирматов-сарматов на Дону и к западу от него, вплоть до Поднепровья (Евдокс, Псевдо-Скилак, Гераклид Понтийский, Теофраст, Каллимах, Антигон, источники Псевдо-Скимна, Полибий), тогда как «женовладеемых» савроматов в это же время фиксировали на юго-востоке от Дона и восточнее Азовского моря, в Северном Предкавказье (Псевдо-Скилак; Аполлоний Родосский; источники Псевдо-Скимна). Позднее именно в Предкавказье существовали, по мнению античных авторов, в качестве самостоятельных этнических единиц савроматы и амазонки (Str. XI, 5, 1–2; Plin. NH VI, 15, 39; Ptol. Geog. V, 8, 17–25). Однако с конца II в. до н. э. и позднее (источники Страбона конца II–I в. до н. э., Плиний, Диодор Сицилийский и др.) названия «сирматы», «сарматы» и «савроматы» стали употребляться уже как синонимы. В этом отношении показательно сообщение Стефана Византийского. Цитируя отрывок о сирматах из сочинения Евдокса, он добавляет от себя, что «сирматы – то же, что савроматы». Не менее характерно, что если авторы IV–III вв. до н. э. – Гераклид Понтийский, Каллимах и Антигон – упоминают «Сарматию» (SC I: 411), то авторы I в. до н. э. – I в. н. э. Сотион и Исигон, повторяя это же сообщение Гераклида, заменяют слово «Сарматия» и пишут о «земле савроматов» (SC I: 454, 887). Однако надо отметить, что иногда и более поздние источники, например написанная в III в. н. э. «Книга происхождения» (SC I: 445), отличают савроматов от сарматов. Римские писатели, говоря о кочевниках Причерноморья и Приазовья, в трактовках общего характера чаще употребляли освященное традицией название «савроматы»; когда же они писали о конкретных событиях, связанных с хорошо им известными кочевниками Подунавья (в первую очередь с языгами), то предпочитали название «сарматы».

Таким образом, античные письменные источники не дают однозначного ответа на вопрос, являются ли савроматы и сирматы-сарматы различными названиями одного объединения кочевников или они соответствуют двум самостоятельным объединениям. Однако если сирматы-сарматы появляются в древнейших свидетельствах IV – начала II в. до н. э. как самостоятельная этническая группа, отличаемая греческими писателями от савроматов, то вероятно предположение М. И. Ростовцева, что сирматы-сарматы – объединение кочевников, появившееся в Подонье впервые на рубеже V–IV вв. до н. э. Позднейшее отождествление наименований «сарматы» и «савроматы», перенос названия одной древнейшей этнической группы на другую, занявшую позднее территорию первой, – все это находит многочисленные аналогии и объяснение в античной историографии. Общеизвестно, например, что германцы-готы с момента появления в Причерноморье у античных историков называются «скифами», а позднее, у Иордана – «гетами», так как они заняли частично территорию, принадлежавшую ранее скифам и гетам. И если иногда в античной традиции удается уловить настоящее имя только что появившейся этнической единицы, то обычно это возможно лишь при чтении авторов-современников или близких по времени появлению нового населения. Так, например, Аммиан Марцеллин – современник гуннского вторжения – именует гуннов «гуннами», а Приск Понтийский, описывающий гуннов столетием позже, именует их «скифами» и «царскими скифами».

В свете изложенного представляется вероятным, что около рубежа V–IV вв. до н. э. новое кочевое объединение, известное грекам под именем сарматов, продвинулось с востока и заняло степи по Танаису, на пограничье между скифами и савроматами. Оно оттеснило последних в восточное Приазовье и Предкавказье, а частично, может быть, и включило их в свой состав. В дальнейшем сирматы-сарматы, возможно вместе с некоторыми савроматскими и меотскими племенами, продолжили движение на запад, заняв в конце IV–III в. до н. э. восточную и центральную часть древней Скифии.

Конечно, допустимо и иное решение проблемы. Греки VI–V вв. до н. э. имели сравнительно слабые контакты с северо-восточным побережьем Азовского моря и нижним Подоньем и основные сведения о савроматах получали, видимо, от скифов. Скорее всего, и этноним савроматы они узнали в скифском произношении. Позднее греки вступили в более тесный контакт с населением Подонья и могли узнать от местного населения название восточных соседей скифов в новом произношении – «сарматы» и «сирматы». Но по традиции в периплах и периегесах, наряду с новым, оставалось и старое название «савроматы».

Однако если говорить не о представлениях античных историков, а о реальных событиях, то для понимания их, на наш взгляд, важны некоторые соображения общего порядка.

Во-первых, сомнительно, чтобы савроматы по собственной инициативе нанесли сокрушительный удар скифам. Объединение савроматов уже в течение двух веков стабильно существовало в Нижнем Подонье и Восточном Приазовье – в областях, располагающих к развитию оседлых и полуоседлых форм хозяйства, что, как известно, всегда ослабляет военный потенциал кочевников, их наступательную мощь. Во-вторых, изучение истории европейских степей в эпоху господства кочевого хозяйства, с VIII в. до н. э. по XIV в. н. э., показывает, что из областей, лежащих восточнее Поволжья, каждые 200–300 лет в Европу вторгалась новая мощная волна кочевников, и это всякий раз приводило к изменению этнокарты европейских степей (II в. до н. э. – роксоланы; вторая половина I в. н. э. – аланы; вторая половина IV в. н. э. – гунны; вторая половина VI в. н. э. – авары; конец IX – начало X в. – угры и печенеги; вторая половина XI в. – половцы; первая половина XIII в. – татары и пр.).

Подобный ритм движения имеет глубокие причины, которые существовали и в скифское время. Маловероятно, чтобы с VIII в. до н. э. (вторжение царских скифов) и до II в. до н. э. (вторжение роксоланов), в течение 600 лет, в степи между Дунаем и Волгой не вторглось ни одно крупное объединение кочевников. Поэтому, в нашем представлении, серьезные изменения этнокарты Европы в IV–III вв. до н. э. свидетельствуют о вторжении из заволжских степей (из Приуралья ли или из более восточных областей – сказать трудно) новой сильной орды кочевников. Трудно решить, было ли название «сарматы» самоназванием пришельцев, или они приняли его, объединившись с савроматами в Подонье. Кто был ведущей силой в дальнейшем продвижении на запад, в пределы Скифии: пришельцы (что вероятнее) или савроматы, – сказать трудно. Проблема эта сложна и категорическое решение ее при настоящем уровне изучения источников недопустимо. Возможно, данные археологии помогут разобраться в этом клубке вопросов. Однако уже сейчас ясно, что появление этнонима сарматы-сирматы в IV в. до н. э. между Доном и Днепром свя-зано с большими изменениями, происходившими в культуре кочевого населения степей между Доном и Зауральем в начале IV в. до н. э. К. Ф. Смирнов связывает эти перемены с движением на запад приуральских племен, которые он именует то сарматами, то савроматами, то протоаорсами (Смирнов 1964: 286–290).

Ключевым вопросом для рассматриваемой проблемы является определение времени, к которому следует относить сокрушительный набег сарматов-савроматов на скифские земли, описанный Диодором Сицилийским. Это событие, являющееся поворотным пунктом в истории южнорусских степей, большинство современных историков относит ко II в. до н. э., Б. Н. Граков и К. Ф. Смирнов – к первой половине II в. до н. э. (Граков 1954: 28; Смирнов 1967: 46). Некоторые исследователи допускают, что изредка сарматы доходили до левобережья Днепра еще в III в. до н. э., но при этом почти все согласно утверждают, что сарматский период начинается в северопричерноморских степях не ранее рубежа III–II вв. до н. э. Лишь М. И. Ростовцев принимал более раннюю датировку завоевания Скифии сарматами – вторую половину или конец III в. до н. э. Однако и для него незыблемым terminus post quem этого события было время возникновения позднейших скифских «царских» курганов – середина III в. до н. э. (Rostovzeff 1922: 115; Ростовцев 1925: 111, 612).

Ниже мы постараемся обосновать иную, более древнюю дату завоевания левобережной Скифии сарматами; для этого потребуется еще раз обратиться к рассмотренным ранее источникам.

Уже договор 180–179 гг. до н. э. свидетельствует о том, что сарматы, жившие в степях около Перекопа, были хорошо известны грекам и представляли стабильную политическую силу. Значит, появились они здесь впервые, видимо, много раньше, не позднее III в. до н. э. Но в конце III в. до н. э., как явствует из декрета Протогена, западнее Днепра, в окрестностях Ольвии, уже жили племена фиссаматов и савдаратов, по мнению большинства исследователей, принадлежащих к савромато-сарматскому кругу. Видимо, сарматами являются и могущественные саи, упомянутые в этом же декрете. Да и легенда об Амаге, восходящая, по мнению М. И. Ростовцева, к середине или второй половине III в. до н. э., фиксирует сарматов как господствующую силу в степях Поднепровья и у Перекопа. Следовательно, завоевание Скифии сарматами должно относиться к еще более раннему времени. Единственным свидетельством, могущим служить опорой для точной датировки этого события, является сообщение Гераклида Понтийского, относящееся к концу IV в. до н. э., – о Сарматии, занимавшей левобережные днепровские степи к северу от Сиваша. Возможность завоевания сарматами Днепровского левобережья именно тогда, а точнее, между 330 и 310 г. до н. э. подтверждает и политическая ситуация, сложившаяся в причерноморских степях в это время.

До 339 г. до н. э. (года гибели скифского царя Атея) господство еще мощного и централизованного скифского объединения простиралась, судя по сообщениям Страбона (Str. VII, 3, 18), Помпея Трога (Just. IX, 10–11) и других, от Дуная до северо-западного побережья Меотиды[98]98
  Мы исходим из представлений Страбона о размерах владений Атея. Однако некоторые исследователи считают, что владения Атея были ограничены придунайскими областями. Если бы подобная точка зрения подтвердилась, появилась бы возможность говорить о еще более раннем появлении сарматов на левом берегу Днепра.


[Закрыть]. Многие исследователи считают, что началом упадка этой Скифии являлись смерть Атея и поражение в войне (Смирнов 1966: 112) с Филиппом Македонским, приведшие к «распаду скифской державы» (Блаватская 1948: 212). Не вдаваясь подробно в эту проблему, отметим, что, по данным эпитомы Помпея Трога (основного источника по истории войны Атея с Филиппом), в первом столкновении с македонским царем имели место поражение и смерть Атея, но, вопреки распространенному мнению, войну в целом скифы отнюдь не проиграли. Приведем два отрывка, обычно не привлекающие особого внимания.

Митридат <…> покорил непобедимых прежде скифов, которые уничтожили Зопириона, полководца Александра Великого, с 30-тысячным войском, перерезали персидского царя Кира с двумястами тысяч и захватили в бегстве македонского царя Филиппа. <…>

Некогда два царя, осмелившиеся не покорить Скифию, а только войти в нее, именно Дарий и Филипп, с трудом нашли путь для бегства оттуда (Just. XXXVII, 3, 1; XXXVIII, 7, 3).

То, что скифы, в представлении греков, не проиграли Филиппу войны в целом, подтверждает декрет в честь Диофанта, в котором говорится, что Диофант «обратил в бегство скифов, считавшихся непобедимыми, и (таким образом) сделал то, что царь Митридат Евпатор первый поставил над ними трофей» (IOSPE I² 352). Из текста ясно, что до походов Диофанта скифы считались непобедимыми в войнах с античными и восточными государствами.

Именно этот неопределенный исход столкновения Филиппа со скифами объясняет походы Александра в 335 г. до н. э. к низовьям Дуная и Зопириона в 331–330 гг. до н. э. в глубь Скифии, когда он дошел до Ольвии и осадил ее, но затем, при не вполне ясных обстоятельствах был все же уничтожен скифами вместе со всей армией.

В событиях 340–330 гг. до н. э. скифы выступают как внушительная сила в причерноморских степях. Видимо, в это время они еще не подверглись сокрушительному удару сарматов, хотя, по свидетельствам Евдокса, Псевдо-Скилака и, возможно, Эфора, были уже потеснены ими на восточных границах[99]99
  Формально последней акцией северопричерноморских скифов можно считать не борьбу с Зопирионом, а их посольства в 329–328 гг. до н. э. к Александру Македонскому (Arr. An. IV, 15, 1; IV, 1, 1). Однако большинство историков, рассматривая сообщение Арриана с точки зрения истории среднеазиатского похода Александра, считают этих скифов одной из групп азиатских кочевников. Однако сам Арриан подчеркнуто разделяет и отличает европейских и азиатских скифов. Вероятно, было бы полезно еще раз рассмотреть это свидетельство с точки зрения истории европейских скифов.


[Закрыть].

Борьба на два фронта с Македонией и сарматами, вероятно, подорвала могущество скифов. Видимо, в конце IV в. до н. э. сарматы обрушили на них сокрушительный удар, дважды красочно, хотя и кратко описанный Диодором. К 310 г. до н. э. на территории степей, примыкающих с севера к Сивашу, Гераклид Понтийский уже фиксирует новое этно-политическое образование – Сарматию[100]100
  Лишь немногим позднее западные области Скифии подвергаются натиску со стороны гетов, а к концу III в. до н. э. на северо-западных и лесостепных границах Скифии появляется совершенно новое объединение – бастарны. Однако изучение этих событий не является темой настоящей статьи.


[Закрыть]. Все дальнейшие активные выступления скифов связаны только с некоторыми областями Крыма и Добруджи и не затрагивали степи к северу от Черного и Азовского морей.

Следующими по времени событиями были военное выступление скифов к югу от Дуная в 313 г. до н. э., закончившееся их поражением (D. Sic. XIX, 73, 1–5), и несколько более успешное выступление в 309 г. до н. э. в Крыму и на восточном берегу Меотиды на стороне боспорского царя Сатира (D. Sic. XX, 22–24). Поскольку во время похода Александра в 335 г. до н. э. к низовьям Дуная скифы здесь не были зафиксированы, то, вероятно, их выступление здесь в 313 г. до н. э. было вызвано новым движением кочевников из глубины степей, скорее всего, под натиском сарматов. Да и участие огромного по тем временам 30-тысячного скифского войска в событиях на Боспоре говорит в пользу того, что большая часть скифского объединения передвинулась в Крым. Сообщение о том, что Перисад, сын Сатира, «бежав из города верхом на коне <…> нашел убежище у скифского царя Агара» (D. Sic. XX, 24), также создает впечатление, что ставка Агара находилась где-то неподалеку от Пантикапея, в пределах Крыма. Во всяком случае именно в самом конце IV в. до н. э. фиксируются активные выступления скифов в Добрудже и Крыму, где впоследствии обосновались скифы, вытесненные из большей части степного Причерноморья в эти хорошо защищенные области. И если закрепиться в Добрудже им сразу не удалось, то, видимо, в Крыму, именно тогда образовалась Малая Скифия, о которой сообщает Страбон (Str. VII, 4, 5).

Таким образом, мы приходим почти к тому же выводу, что и Б. Н. Граков: основной причиной упадка скифского могущества были не войны с Македонией, а удары более опасных кочевников – сарматов. Однако образование Малой Скифии произошло, вероятно, несколько позднее, чем полагал Б. Н. Граков, да и сама Малая Скифия, по письменным источникам, представляется несколько иной, нежели он ее рисует. По мнению Б. Н. Гракова, ранняя Малая Скифия, которую он идентифицирует с «державой» Атея, это могущественное объединение, простирающееся от Дуная или от Днестра на западе до Керченского полуострова на востоке. Центр его находится на Днепре, конкретнее – в Каменском городище. «Малую Скифию» Атея Б. Н. Граков противопоставляет Малой Скифии «в страбоновом смысле слова» (Граков 1954: 22–25). Однако ни о какой Малой Скифии в Северном Причерноморье, кроме «страбоновой», источники не упоминают, и введение в научный оборот второй Малой Скифии нам кажется малообоснованным. В «Географии» недвусмысленно сказано, что основной территорией Малой Скифии был именно Крым. В переводе В. В. Латышева отрывок звучит так: «Вся эта страна (Крым, как явствует из контекста. – Д. М.), а также, пожалуй, и область за перешейком до Борисфена называлась Малой Скифией» (Str. VII, 4, 5). Нам кажется, нет никаких оснований включать в явно небольшую область «за перешейком» все приднепровские степи вокруг Каменского городища, расположенного далеко в степи. Поскольку Страбон считает, что Малая Скифия, расположенная в Крыму и Нижнем Поднепровье, древнее Малой Скифии в Добрудже, а последняя реально существовала уже в середине III в. до н. э., то крымскую Малую Скифию можно датировать самым концом IV – серединой III в. до н. э. Вероятно, позднее ее территория сократилась до размеров собственно степной части Крыма, так как, судя по данным Полиена в интерпретации М. И. Ростовцева, сарматы эпохи Амаги уже во второй половине III в. до н. э. занимали земли у Понта между перешейком и устьем Днепра. Безусловно, какие-то группы «скифского» населения еще оставались в приднепровских и побужских степях, однако военное и политическое преобладание сарматов в ту эпоху уже несомненно.

Таким образом, поворотным пунктом в истории причерноморских и северно-приазовских степей был не II в. до н. э., как принято считать, а конец IV в. до н. э. и рубеж IV–III вв. до н. э. Вывод, сделанный на основе письменных источников, подтверждают и археологические исследования. Самые поздние «царские» скифские погребения на левобережье Днепра (т. е. там, где Гераклидом Понтийским зафиксирована древнейшая «Сарматия») относятся к середине или последней четверти IV в. до н. э.; последний царский курган на правобережье Днепра – Александропольский – датируется рубежом IV–III вв. до н. э. или первой четвертью II в. до н. э. (Артамонов 1966: 52, 58; Брашинский 1967: 14, 15). В самом начале III в. до н. э. прекращают существование поселения земледельцев на правом берегу Днепра, тесно связанные со степной Скифией (Петренко 1967: 13, 24). Сам Неаполь Скифский, – по мнению многих исследователей, столица крымской Скифии – возникает не позднее начала III в. до н. э., так как древнейший материал с его территории – синопская черепица конца IV в. до н. э. – датируется 270 г. до н. э.

Создается впечатление, что если датировать огромное Каменское городище не по отдельным вещам, а по массовому материалу (импортной керамике), говорящему о стабильной жизни на части его территории, то время его возникновения не вторая половина V в. до н. э., а IV в. до н. э. и вряд ли оно было столицей процветающей Скифии (Граков 1954: 172). В первой же половине IV в. это было, скорее всего, городище-убежище, опорный пункт в борьбе, главным образом против восточных соседей – сарматов. Хорошо укрепленное городище одновременно могло стать и средоточием ремесла и торговли, поэтому в сохранении его оказывались заинтересованными не только скифы, но и сарматы, после того как они сломили скифское сопротивление в степях Поднепровья. Интересно, что в середине III – начале II в. до н. э. среди амфорной тары, найденной на городище, высокий процент составляют клейменные амфоры Херсонеса (Там же: 87–94), которые тогда редко встречались за пределами самого Херсонеса. Именно для этого времени письменные источники фиксируют тесные связи Херсонеса и сарматов (союзы с Амагой и Гаталом). Не являются ли херсонесские амфоры, найденные на Каменском городище, косвенным доказательством того, что в III в. до н. э. население городища уже было в той или иной степени подчинено сарматам?

Уверенно говорить о существовании сарматских погребений IV–III вв. до н. э. на левом берегу Днепра пока нельзя, хотя М. П. Абрамова, например, определяет некоторые погребения этого времени как сарматские (Абрамова 1961: 91–110). Надо, однако, отметить, что и другие, даже мощные удары восточных кочевников в Поднепровье прослеживаются археологически лишь косвенно. Так, гуннское нашествие отразилось, по данным археологии, в прекращении развития черняховской культуры, татарское – в гибели русских городов.

В целом можно утверждать, что археологические исследования подтверждают указания письменных источников на то, что именно конец IV – начало III в. до н. э. было переломным периодом в истории европейских степей и лесостепи.

В заключении статьи хочется остановиться еще на одной проблеме. Если ядро раннего сарматского объединения Подонья и Приазовья составляла какая-то новая, продвинувшаяся с востока группировка кочевников (а такое предположение, как показано выше, является наиболее вероятным), то возникает другой вопрос: откуда появились эти пришельцы, какую территорию занимали они до прихода на Дон? Дать обоснованный ответ на этот вопрос нельзя, однако один факт отметить необходимо: появление первых сведений о сарматах-сирматах совпадает по времени с прекращением притока оригинальных сведений об исседонах.

Различные сведения об исседонах, восходящие по меньшей мере к четырем источникам, сообщают: Алкман (вторая половина VII в. до н. э.); поэма «Аримаспея», приписываемая Аристею (конец VII – начало VI в. до н. э., а может быть, и начало VII в. до н. э.); Гекатей (конец VI – начало V в. до н. э.); Геродот (середина V в. до н. э.); Дамаст (видимо, середина или вторая половина V в. до н. э.); Ктесий Книдский (вторая половина V – начало IV в. до н. э.). Затем, от начала IV в. до н. э. до начала I в. н. э. включительно, ни один автор не сообщает оригинальных сведений об исседонах, да и повторение старых как будто не имеет места[101]101
  Сведения об исседонах, вновь появляющиеся в трудах авторов середины I–II вв. н. э., прямого отношения к теме настоящей статьи не имеют и будут рассмотрены в отдельной работе.


[Закрыть]. Любопытно, что Симмий Родосский, писавший на рубеже IV–III вв. до н. э., называет рядом с гипербореями не аримаспов и исседонов, как было принято в VII–V вв. до н. э., а массагетов (SC I: 391). Случайно ли это нарушение обычной для VII–V вв. до н. э. последовательности северных народов, или оно отражает какие-то изменения в северной этнокарте – сказать трудно. И с того времени, когда прекращаются сведения об исседонах, живущих за Волгой в приуральских и приаральских степях, появляются первые сведения о сирматах-сарматах, живущих в степях Подонья и Приазовья. Данные о них сообщают: Евдокс Книдский (ок. второй четверти IV в. до н. э.); Псевдо-Скилак (вторая половина IV в. до н. э.); источники Псевдо-Скимна (вероятно, вторая половина IV – начало III в. до н. э.); Гераклид Понтийский (конец IV в. до н. э.); Теофраст (конец IV – начало III в. до н. э.); Каллимах и Антигон Каристский (III в. до н. э.); легенда об Амаге (видимо, середина и вторая половина III в. до н. э.); Полибий (в связи с событиями начала II в. до н. э.) и т. д. Связано ли исчезновение исседонов со страниц источников с появлением первых сведений о сирматах-сарматах или нет – сказать сейчас невозможно, но не отметить этот интересный факт нельзя.

Итак, в результате исследования письменных источников и сопоставления их с некоторыми археологическими данными мы приходим к выводу, что сокрушительный удар, описанный Диодором, сарматы нанесли скифам в конце IV – начале III в. до н. э., а не во II в. до н. э., как принято считать[102]102
  Уже после написания настоящей работы автор узнал, что к подобным же выводам пришел, но другим путем, А. Н. Щеглов (Щеглов 1968: 335–339, карта III на стр. 336).


[Закрыть]. При этом мы не отрицаем, что во II в. до н. э. в истории причерноморской степи и лесостепи происходят важные изменения, связанные с появлением роксоланов. Однако свидетельство Диодора никак нельзя отнести к событиям II в. до н. э., во-первых, потому, что роксоланы выступают в источниках не как враги, а как союзники скифов, а во-вторых, потому, что, вопреки распространенному мнению, письменные свидетельства, и более ранние и более поздние, чем свидетельство Диодора, не причисляют роксоланов к сарматам (или савроматам), а наоборот, отчетливо противопоставляют их друг другу. Однако весь круг вопросов, связанный с появлением роксоланов, должен быть рассмотрен в отдельной работе.