Текст книги "Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1"

Отталкиваясь от этнокультурной ситуации середины IV–V в., когда область «славенской прародины» достаточно хорошо очерчивается и письменными источниками, и археологией, и лингвистикой, следовало бы двигаться в глубь веков и реконструировать ситуацию середины I – начала IV в. Но прежде чем заняться этим, остановимся на других письменных сообщениях о «славенской прародине», более поздних, чем сведения Иордана, а иногда и восходящих, видимо, к нему же.

Ближайшим по времени является текст из «Космографии» Равеннского Анонима, написанный на латыни ок. 700 г.:

«В шестом часе ночи находится страна скифов (Scitharum est patria), откуда вышел род склавинов (unde Sclavinorum exorta est prosapia), но и ититы, и химабы тоже вышли из них (sed et Itites et Chimabes ex illis egressi sunt). Позади находится океан, недоступный для судоходства» (Подосинов 2002: 180).

На реконструируемой по данным Равеннского Анонима карте, где центром отсчета является Равенна, эта Скифия помещается к западу от Вислы. Однако ряд моментов говорит за то, что эти сведения восходят к Иордану (или к общему с ним источнику) и что за этой Скифией стоит расположенная восточнее Вислы Скифия Иордана (или некая ее часть), примыкающая на севере к Океану, которая соответствует Скифии Плиния Старшего и многих античных авторов, – только в поздней и искаженной трактовке Равеннского Анонима она оказалась, вопреки всей античной традиции, помещена западнее, а не восточнее Вислы (возможно, потому, что к 700 г. склавины были хорошо известны на землях западнее Вислы). Itites и Сhimabes обычно трактуются исследователями как искаженное написание этнонимов Antes и Vinades (Vinethes), но только у Иордана упоминаются (в тесной взаимосвязи – как и в Равеннском Анониме) и склавены, и анты, и венеты, помещаемые им в Скифии, лежащей восточнее Вислы и южнее Океана (правда, прочтение Сhimabes как искаженное Vinethes/Vinades весьма сомнительно). Кроме того, именно в этом отрывке Равенского Анонима слово patria употреблено в значении «страна», что характерно для Иордана (Подосинов 2002: 213). Вообще Иордан является одним из главных источников Равеннского Анонима при описании Скифии и Северной Европы; он упомянут там восемь раз (Подосинов 2002: 214), причем один раз, с эпитетом «мудрейший», в том же двенадцатом параграфе книги I, в котором содержится отрывок о склавинах.

В переводе А. В. Подосинова две разные глагольные формы, образованные от разных глаголов – exorta est от exorior и egressi sunt от egredior, – переданы одинаково: «вышел» и «вышли». Однако эти глаголы имеют разные семантические поля, и если второй действительно значит «выходить», то одно из основных значений первого (exorior) – «возникать, проистекать, происходить». Примечательно, что именно этот глагол употреблен у Иордана в рассказе о происхождении венетов, склавенов и антов (Iord. Get. 119): ab una stirpe exorti – выражение, которое исследователи неуклонно переводят как «происходят (произойдя, произошедшие) из одного корня» (см. выше). Полагаю, что и в обсуждаемом отрывке это значение необходимо сохранить. Кроме того, отсутствующее в латинском оригинале слово «тоже», возникающее с русском в переводе А. В. Подосинова, запутывает текст, поскольку непонятно, к чему оно относится. Поэтому решаюсь предложить следующий перевод:

В шестом часе ночи находится страна скифов, откуда произошел род склавинов; но и ититы (анты), и химабы (венеты?) вышли из них (из склавинов? – Д. М.).

Таким образом, в отличие от текста Иордана, этот отрывок можно понимать в том смысле, что и Itites (Antes), и Chimabes (Vinethes?) являются производными от Sclaveni («произошли от них»), тогда как у Иордана склавены и анты «происходят» от венетов. Это можно было бы рассматривать как определенное свидетельство в пользу древности и приоритетности самоназвания *slavēne (к которому восходит латинское Sclaveni), если бы текст Равеннского Анонима был более надежен.

Также к Иордану, возможно, в конечном счете восходит (или общим с ним источникам) и записанный не позднее 947 г. рассказ арабского писателя ал-Мас’уди (род. между 893 и 896 – ум. 956) о древнем царе Мадж. ке, возглавлявшем племя В. линана (вариант: В. литана), о котором говорится следующее: «…за этим племенем, бывало, следовали в древности все племена сакалиба (славен/словен), так как главный царь был у них, и все их цари повиновались ему <…>. Это племя корень из корней сакалиба, который почитается среди их племени». Контекст, в котором находится этот отрывок, говорит за то, что племя, название которого читается и осмысляется обычно как В. линана (волыняне?) или В. литана (велеты?), следует искать в западной части Центральной Европы (а никак не в восточной). Из текста, правда, не явствует, где это «племя» жило в древности. Со сведениями Иордана этот отрывок можно сопоставлять, если принять интересную гипотезу Д. Е. Мишина: «Имеется в виду мифический народ В. линана, от которого, согласно ал-Мас’уди, пошли остальные народы сакалиба. В.линана <…> следует, скорее всего, отождествить с венетами, которых ал-Мас’уди, по-видимому, знал из каких-то арабских <…> переложений западноевропейских источников. Наиболее приемлемой графической конъектурой кажется Вината» (Мишин 2002: 136, 137, 140; 1996: 69–77). Но из всех известных нам «западноевропейских источников» только Иордан знает венетов как прямых предков склавен. Кроме того, выражение «это племя (В. литана или Вината. – Д. М.) корень из корней сакалиба» перекликается с фразой Иордана: «Они же (венеты. – Д. М.), произошедшие из одного корня, три ныне названия произвели, т. е. венетов, антов и склавенов». Возможно, в цитируемом отрывке ал-Мас’уди использован опосредованно текст Иордана (или их общего неизвестного источника).

О том, что среди западных славян в VII–VIII вв. могло быть племя, принявшее и сохраняющее древнее, освященное готской эпической традицией имя венетов, говорит сообщение «Повести временных лет» о вятичах (*вентичах), переселившихся «от ляхов» на Оку. Реальностью мог бы быть и их эпоним Вятко (*Вентъко), – не сокращенный ли это вариант имени типа Вячеслав/Венцеслав?

Представляется, что сочинение Тацита под скромным названием «О происхождении и местах обитания германцев» (сокращенно «Германия») до сих пор в некоторых отношениях не оценено в полной мере – во всяком случае, в известных мне отечественных научных трудах.

Давно и многократно отмечалось, что «Германия» целиком построена на противопоставлении «примитивной» жизни и культуры германцев и развитой цивилизации античного мира, объединенного в границах Римской империи. Этическая сторона отдельных таких сопоставлений в большинстве случаев не в пользу Рима, при этом и германцы не идеализируются. Этим противопоставлением Тацит выделяет и «уравнивает в правах» две основные этнокультурные силы – романство и германство, – которые в противоборстве и сотрудничестве сыграют в будущем ведущую роль и в сложении Европы, и в создании системы глобальных связей[167]167
  Смею утверждать, что в потаенной сути своей (неведомой и самому Тациту) это сочинение – о наличествующих и потенциальных этногосударственных (Рим) и этнических (германцы) силовых полях, при взаимодействии которых при Таците и зачиналась Европа как не только географическая (в античном понимании от Атлантики до Дона), но и историко-культурная энергетическая общность, сыгравшая позднее ведущую роль в объединении человечества.


[Закрыть]. Но Тацит в «Германии» дает также краткие, но очень емкие и меткие характеристики и других этносов, в дальнейшем сыгравших свои роли в сложении Европы: и постепенно сходящих с арены галлов (кельтов), и противостоящих германцам на юго-востоке степняков-сарматов, и эстиев (западных балтов), и венетов (праславян и, отчасти, срединных и восточных балтов), и феннов (финноязычных саамов?).

Кратко изложенные в сочинении «О происхождении и местожительстве германцев» знания Тацита о мифоэпическом «происхождении» и о «прародине» германцев образно насыщены и достаточно точны. Во всяком случае, о «прародине» свевов (к ним он относит всех германцев бассейна Эльбы и далее на юг до Дуная и на восток до «зоны обоюдного страха» – т. е. большинство германцев) он имеет сведения, подтверждающиеся современными археологическими и лингвистическими изысканиями.

Я склонен считать, что германцы являются коренными (исконными) жителями [этой страны], почти не (лишь в самой ничтожной мере) смешанными с другими народами… (Tac. Ger. 2).

…Население Германии не смешивалось посредством браков (conubiis «брачных связей») ни с какими другими народами и представляет собой особый, чистый и только на себя похожий народ (Tac. Ger. 4).

В древних песнопениях <…> они славят порожденного Землей (Terra) бога (deum) Туистона. Его сын Манн (Mannum, ср. герм. Mann «Человек») – прародитель и основатель [своего] народа. Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых ближайшие к Океану называются ингевонами, [обитающие] посредине – херминонами, остальные – истевонами. Впрочем, как это бывает, когда дело касается древних времен, некоторые утверждают, что у бога (deo) [Туистона?] было больше сыновей, откуда и больше наименований народов – марсы, гамбривии, свевы, вандилии, и что эти имена подлинные и древние. Имя же «Германия» новое и недавно вошедшее в употребление… (Tac. Ger. 2)[168]168
  В квадратных скобках даются поясняющие слова, в круглых – латинские слова и варианты их перевода.


[Закрыть].

Обращаю внимание на то, что среди прямых «сыновей бога» Тацит называет свевов, а также вандилиев, отчасти (по другим источникам) соответствующих лугиям, которых он также относит к свевам (Tac. Ger. 43). Конкретно о свевах он сообщает следующее:

Среди свевов самыми древними и благородными считают себя семноны. И эта уверенность в [собственной] древности подтверждается [их] религией (священнодействиями). В установленное время представители всех народов одной с ними крови сходятся в лес, почитаемый ими священным, поскольку в нем их предкам были даны прорицания и он издревле внушает им благочестивый трепет <…>. Благоговение перед этой рощей выражается и по-другому: никто не входит в нее иначе как в оковах, чем подчеркивается его приниженность и бессилие перед могуществом божества. <…> Все эти религиозные обряды связаны с представлением, что начало [их] племени (initia gentis) именно здесь, где местопребывание над всеми властвующего бога (deus), а все прочее – в его воле и ему повинуется (Tac. Ger. 39).

Какой бог, с которым напрямую связано происхождение народа свевов, здесь имеется в виду? По второму варианту легенды, сообщаемой Тацитом, прародителем свевов был, по-видимому, напрямую бог Туистон. Менее вероятно, что имеется в виду промежуточная фигура его сына Манна, который хотя бы в силу своего имени уже скорее не бог, а первочеловек (полубог). Видимо, в священном лесу свевов, расположенном на прародине большей части германцев, поклонялись либо Туистону-прародителю, либо Манну, либо, наконец, Херминону, прародителю той ветви германцев, к которой принадлежали свевы, и имя коего реконструируется как *Ermenaz (Much 1967: 436). Семноны жили между нижней Эльбой и Одером, в частности на берегах Шпрее, где ныне расположен Берлин; где-то здесь был и священный лес.

Имеется ли в виду в общегерманской этногенетической легенде Земля (Terra) как безличная всепорождающая стихия или уже как персонифицированное божество – вопрос спорный. Р. Мух склоняется к первому варианту, но предполагает наличие мифа, аналогичного легенде о семени спящего Зевса, капнувшего на землю и произведшего гермафродита Агдистиса, сопоставляемого им с Туистоном, чье имя он трактует как «двоичный» (подразумевая двуполость) (Much 1967: 51–52). Но подобная трактовка надстраивает над тремя поколениями родоначальников богов и полубогов еще одного, четвертого (изначального), бога – что слишком громоздко. Даже если это и так, то вряд ли двуполыми были его сын Манн и внук Херминон, у коих все же предполагается некая партнерша для производства всех германцев, срединных между ними херминонов и их ядра – свевов. В связи с этим обращаю внимание на нижеследующее.

К северу от семнонов, между устьем Эльбы и юго-западными заливами Балтики, живут другие свевы – ревдигны, сварины, нуитоны, варины (последних Плиний Старший относит к вандилиям) и др. (Tac. Ger. 40). Эти племена объединены совместным поклонением Нерте, т. е. Земле-Матери (Nerthum, id est Terram Matrem), которой посвящена роща на одном из островов Океана (Юго-Западной Балтики). Судя по всему, эта Нерта, Земля-Мать, и есть персонифицированная ипостась той прародительницы Земли, которая породила бога Туистона. Когда далее Тацит пишет о сходстве обычаев эстиев со свевскими, то первым он называет их поклонение Matrem deum – Матери богов (Tac. Ger. 45), явно сопоставляя ее с Нертой (тоже Матерью бога?). Но ведь вся область по течению нижней Эльбы и ее правобережье, где жили свевы-семноны и племена свевов, хранивших культ Земли-Матери Нерты, – это и есть территория археологической Jastorf-Kultur в узком ее понимании[169]169
  Jastorf-Kultur в широком смысле охватывает всю современную Северную и Среднюю Германию, страны Бенилюкса, полуостров Ютландию и южную часть Скандинавского полуострова. Локальные ее варианты возникли за счет переселений и влияний из ее центрального ядра на нижней Эльбе.


[Закрыть], а эта культура второй половины VI–I в. до н. э. признается ныне древнейшим материальным воплощением этнокультурного и языкового ядра всего германства!

Более того, когда Тацит говорит о глубокой древности этногенетической легенды, наименовании различных подразделений германцев и о том, что само слово «Германия» не так давно вошло в употребление (подразумевая – со времен Посидония и Юлия Цезаря, т. е. с I в. до н. э.), он этим косвенно утверждает, что легенда о происхождении, культ прародины и даже основные подразделения и этнонимы германцев возникли много раньше I в. до н. э., что также хорошо соотносится с началом Jastorf-Kultur – VI в. до н. э.

Замечу, что в описанных Тацитом обрядах, связанных с Землей-Матерью (прародительницей?), нет ничего, намекающего на культ растительного плодородия, что вполне соответствует той скромной роли, которую Тацит в «Германии» отводит земледелию в хозяйстве и жизни германцев (Tac. Ger. 26). Богиня лишь иногда на колеснице, закрытой покрывалом, «объезжает народы» и устанавливает мир между ними, как мать, мирящая своих детей (Tac. Ger. 40).

Так же и Мать богов у эстиев никак не увязывается с темой растительного плодородия, хотя Тацит и говорит о том, что эстии занимаются земледелием прилежнее германцев. Она лишь охраняет всех эстиев, носящих ее амулеты в виде кабана, даже если они находятся среди врагов (Tac. Ger. 45).

В связи с этим вспоминается приписка XI в. к «Баварскому географу»: «свевы не рождены, но посеяны» (Suevi non sunt nati, sed seminati). По мнению А. В. Назаренко, это некая поговорка, «смысл которой, однако, не вполне ясен», аналогичная выражению Suevi sunt seminati в ряде рукописей VIII–X вв. (Назаренко 1993: 14, 15, 51). Напрашивается гипотеза, что сам бог Туистон, или его сын Манн, или внук Херминон породили германцев-свевов (по второму варианту легенды), пролив на землю свое семя или кровь, т. е. косвенно осуществив брак-инцест с прародительницей Землей (или с одной из ее поздних полуперсонифицированных ипостасей), из коей потом и выросли «посеянные» свевы. В таком случае приписку к «Баварскому Географу» следует понимать так: «свевы не рождены [через обычное зачатие], а посеяны [в Землю-Мать]». Возможно, подобная гипотеза уже предлагалась в неизвестных мне трудах немецких ученых (намек на нее: Much 1967: 51–52).

Приведенное речение и стоящая за ним мифологема, как кажется, могут быть соотнесены с известным текстом Прокопия Кесарийского (Procop. Goth. VII, 14, 29), который единственный, кроме Иордана, знает, что в древности у склавинов и антов было одно имя: «Да и имя встарь у склавинов и антов было одно. Ибо и тех и других издревле называли „спорами“ (Σπόρους – от σπόρος, „семя“, ср. σπορά, „посев, потомство“. – Д. М.), как раз из-за того, что они населяют страну, разбросанно (σποράδην, „рассеянно“. – Д. М.) расположив свои жилища» (Иванов, Гиндин, Цымбурский 1991: 185, 227). Не восходит ли это свидетельство к услышанной Прокопием аналогичной этногенетической легенде, в коей склавины и анты назывались «посеянными» или «семенами»? В целом германские этногенетические мифы и религиозные представления могут оказаться полезными при реконструкции соответствующего пласта сознания у древних славян.

В свете вышеприведенных свидетельств Тацита о происхождении и прародине германцев для меня несомненно, что те несколько фраз, которые в «Германии» прямо или косвенно относятся к венетам (в значительной своей части – праславянам), в сжатой форме несут бесценную информацию о конкретных месте, времени и обстоятельствах зарождения славянства, предопределяющих многое в последующей истории его, и особенно в истории Руси IX–XIII вв. (на территории коей и находилась «прародина славян») и ее исторических наследников вплоть до современных России, Украины и Белоруссии.

Давно сделанное мною и М. А. Тихановой открытие (Мачинский 1976: 85, 91; Мачинский, Тиханова 1976: 67, 71) состоит в том, что нечто очень важное Тацит сообщает о венетах косвенно уже в первой фразе «Германии»:

Германия в целом (Germania omnis) отделена от галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков – обоюдным страхом и горами (mutuo metu aut montibus); остальное окружает Океан, заключающий в себе обширные заливы и огромные пространства островов; некоторые из тамошних народов и королей недавно (nuper) стали известны благодаря войне (Tac. Ger. 1).

Тацит, отказываясь от условной восточной границы Германии по Висле (которую до него обозначил Агриппа и чуть позднее него – Кл. Птолемей) и отступая от собственного принципа – очерчивать территорию водными границами (Рейн, Дунай, Океан), ограничивает ее именно на востоке, между Карпатами и Балтикой (Much 1967: 29–37), областью «обоюдного страха» между германцами и сарматами[170]170
  Упомянутые Тацитом «горы» – это Западные Карпаты, отделяющие германцев от даков и отчасти от небольшой группировки сарматов-языгов в среднедунайской лесостепи, с которыми у германцев было налажено военно-политическое сотрудничество и не было никакого «обоюдного страха» (подробнее – Much 1967: 29–37).


[Закрыть]. В последней главе «Германии» выясняется, что наиболее активной в военном отношении силой в уникальной зоне «обоюдного страха» между германцами и сарматами выступают именно венеты, которые, по Тациту, скорее сарматы по «нравам» (постоянные набеги с целью грабежа) и скорее германцы по домостроительству, наличию щитов и пешим походам. Некоторые основополагающие сведения об обстоятельствах и образе жизни венетов выясняются именно при сопоставлении первой и последней глав «Германии».

Но для выяснения обстоятельств жизни венетов также весьма важно понять, что Тацит говорит в концовке обобщающего описания германцев и Германии. Тацит описывает народы Германии, группируя их в определенные территориальные единства и постепенно двигаясь от Рейна на восток, затем от Дуная на север. Последнюю северо-восточную группировку германских этносов (которую он считает частью свевов) Тацит описывает, перечисляя их в направлении с юга на север:

…Свебию разделяет и рассекает непрерывная цепь гор (Судеты и западные отроги Карпат. – Д. М.), по ту сторону которой живут многие народы; из них шире всех распространен народ лугиев, разделяющихся на много племен. <…> За лугиями живут готоны, управляемые королями уже несколько строже, чем остальные германские племена. <…> Дальше, у самого Океана – ругии и лемовии… они повинуются королям. За ними на самом Океане живут племена свионов. <…> Им свойственно почитание силы, и поэтому ими повелевает один, без всяких ограничений… (Tac. Ger. 43; 44)

И именно к востоку от этой последней, северо-восточной группировки германцев-свевов живут народы (в первую очередь певкины, венеты и фенны, отчасти – эстии), относительно которых Тацит сомневается, можно ли их причислять к германцам. В отношении эстиев, которых он в итоге включил в пределы «Свевии», так и не признав их определенно германцами (язык другой, земледелием занимаются прилежнее, чем ленивые германцы, невоинственны и основное оружие – дубины), Тацит, видимо, испытывал те же затруднения, что и М. Б. Щукин 1900 лет спустя. Только Тацит, со всеми оговорками, все же решил включить эстиев в состав Свевии и Германии, а М. Б. Щукин, на базе археологического материала, не без колебаний отнес культуру западнобалтских курганов (примерно соответствующую эстиям Тацита) не к «третьему» (германскому) миру, а к «четвертому» – миру лесных культур Восточной Европы (Щукин 1994а: 21). Полагаю, что включение эстиев в пределы Свевии в немалой степени обусловлено их местожительством на «правом» (восточном) берегу «Свевского моря», на котором господствовал гребной флот свионов, причисляемых Тацитом к свевам.

Из контекста ясно, что основные сведения об этих восточных народах Тацит получал (напрямую или через посредников) от германцев, в первую очередь от лугиев, с которыми соседствовали певкины и венеты, и, возможно, от готонов, сопредельных с эстиями; о последних сообщали и римские купцы, скупавшие балтийский янтарь и проезжавшие через земли лугиев и готонов, где они могли узнать кое-что и о певкинах и венетах. О феннах и их контактах с венетами, скорее всего, могли знать свионы, посещавшие на своих кораблях побережья Балтики, в том числе и восточные. Но весьма важно знать, когда были получены эти сведения. Обычно считается, что многое Тацит заимствовал из сочинений Плиния Старшего, написанных в 50–70-х гг. Однако в концовке первой фразы «Германии» Тацит сообщает, что «некоторые из… народов и королей», живущих на островах и берегах Океана, «недавно (nuper) стали известны благодаря войне». Но о власти королей у приморских народов Тацит сообщает только при описании северо-восточных германцев, находящихся в одной неразрывной связке с лугиями, – готонов, ругиев, лемовиев, свионов, значит, именно они стали известны недавно, благодаря войне.

Замечу, что обычное и освященное авторитетом Р. Муха отождествление этой «войны» с походом римского флота на восток в 5 г. н. э. (Łowmiański 1963) не выдерживает критики. Сам Р. Мух замечает, что флот тогда не продвинулся далее Северной Ютландии, и народы, упомянутые в других источниках при описании морского похода 5 г. (кимвры, харуды и др.), либо едва упомянуты Тацитом, либо опущены им совсем (Much 1967: 39). Добавлю: ни о каких «королях» у этих народов историк не знает; кроме того, этот поход не был «войной», и Тацит не включает его в свой перечень войн Рима с германцами (Tac. Ger. 37). Кроме того, как отмечали Лундстрем и Мух (Much 1967: 38), слово nuper – «недавно» у Тацита обычно обозначает совсем недавние события и не может быть применено к походу 5 г., имевшему место за 93 года до написания «Германии». Попытка объяснить это тем, что Тацит без изменений цитирует в первой и чрезвычайно оригинальной по смыслу фразе своего сочинения некий несохранившийся труд Тита Ливия, ни на чем не основана. Тацит, перечисляя войны с германцами, вообще не называет ни одного морского похода римлян, тем более что все они были лишь неглавной частью сухопутных операций.

Из всего этого напрашивается вывод, что в первой фразе «Германии» речь идет о некой сухопутной войне, произошедшей действительно незадолго до 98 г. и давшей возможность узнать новое о северо-восточных германцах – от Карпат до Скандинавии. Среди народов, живущих близ моря и управляемых королями, первыми названы готоны, по Тациту – северные соседи могущественных лугиев, «разделенных на многие племена» (Tac. Ger. 44). Эти два народа связаны особенно тесно – уже Страбон называет «большой народ лугиев» и «гутонов» в числе этносов, вошедших в состав государства Маробода (2 г. до н. э. – 19 г. н. э.). Плиний Старший включает в состав германцев-вандилиев названных рядом харинов (как принято считать, им тождественны харии, одно из племен лугиев, по Тациту) и гутонов. По этногенетической легенде самих готов, они после переселения из Скандинавии на южный берег Балтики сразу вступили в военный контакт с ульмеругами (ругии Тацита) и вандалами (другое имя лугиев Тацита) (Iord. Get. 26). Тацит, как и Плиний, кроме того, знает о янтарном торговом пути (Tac. Ger. 45), который реально проходил от Дуная к эстиям именно через земли лугиев и гутонов (янтарь даже назывался у эстиев германским словом glaesum) и предрасполагал оба народа к координации своих действий (дабы путь мог функционировать).

Предполагаю, что та недавняя война, когда были получены новые сведения о германцах северо-восточной группы – о лугиях, готонах и их соседях на Балтике – это, возможно, упоминаемое в «Римской истории» Диона Кассия под 91/92 г. н. э. следующее событие: «Лигийцы (т. е. лугии. – Д. М.) стали враждовать с какими-то свевами и отправили к Домициану послов с просьбой о военной помощи и ее получили. Она была сильна не числом, а своим достоинством. Им было дано всего только сто всадников. Возмущенные этим свевы призвали языгов и стали готовиться к тому, чтобы вместе с ними переправиться через Дунай» (D. Cass. LXVII, 5, 2). Из контекста ясно, что «какие-то свевы» – это, скорее всего, хорошо знакомые Диону Кассию южные свевы – маркоманы и квады. Однако контакт римлян с лугиями мог быть источником сведений об их северных соседях. Кроме того, под тем же 91/92 г. Дион Кассий сообщает о прибытии к Домициану короля семнонов Масия и об оказанной ему почетной встрече (D. Cass. LXVII, 5, 3). За этим визитом также могли скрываться какие-то неизвестные нам враждебные действия среди германских племен северо-востока, за которыми пристально следили римляне.

Сведения об этих событиях у Диона Кассия, скорее всего, восходят к Тациту, который не мог не описать их в несохранившейся части своих «Историй» и косвенно намекает на знакомство с ними в «Жизнеописании Агриколы», созданном в один год с «Германией»[171]171
  Возможно, незадолго до написания «Германии», т. е. в правление Домициана в пределах 80–90-х гг., имела место и какая-нибудь другая внутригерманская война с участием восточных германцев, в которую были вовлечены римляне и описание которой не сохранилось в дошедших до нас источниках. Менее вероятно, что речь идет о войне 51 г., когда против ставленника Рима короля квадов Ванния выступили «лугии и другие племена (готоны? – Д. М.)» (Tac. Ann. XI, 29).


[Закрыть](Tac. Agr. 41). В 89–93 гг. Тацит по поручению Домициана служил где-то в прирейнских провинциях империи и был хорошо осведомлен о любых коллизиях в отношениях с германцами (Кнабе 1981: 79).

Имевшее символическое значение участие ста римских всадников в военных действиях на стороне сильнейшей группировки северо-восточных германцев – событие уникальное, и эта война, когда римляне на правах сподвижников оказались внутри мира восточных германцев, несомненно могла дать дополнительные сведения о военном потенциале и общественном устройстве как лугиев, так и их прибалтийских соседей и союзников. И действительно, только у Тацита мы находим сведения о власти королей и характере вооружения прибалтийских соседей лугиев – готонов, ругиев, лемовиев, а также об ударной военной силе лугиев, особом народе, отождествляемом обычно с хариями, и их особой тактике сражений в темные ночи с воинами, раскрашенными как привидения, которые «вселяют во врагов такой ужас (terrorem), что никто не может вынести это невиданное и как бы адское зрелище» (Tac. Ger. 43).

Таким образом, только при описании обычаев лугиев, самых восточных (наряду с готонами) достоверных германцев, граничивших с «сомнительными» германцами, певкинами и венетами, подвергшимися разнообразному воздействию сарматов, мы встречаемся с образом «ужаса», вызванного постоянной военной активностью одних и опасностью для других. Этот ужас (terror) представляет собой усиленный вариант образа «взаимного страха» (mutuus metus) первой фразы, страха (или ужаса), который и отделяет германцев от сарматов на востоке.

Известно, что Тацит при написании «Германии» много заимствовал из написанных в 52–77 гг. сочинений (в частности, из несохранившейся «Bella Germaniae») Плиния Старшего, участвовавшего в военных кампаниях в провинции Нижняя Германия в 47–51 гг. Однако уникальные сведения Тацита о лугиях, готонах, певкинах-бастарнах и венетах не находят никакого соответствия в сохранившейся «Historia Naturalis» Плиния, написанной позднее, чем «Bella Germaniae», и вполне отражающей его общие представления о германцах. Имени лугиев Плиний, в отличие от Тацита, не знает совсем, а их лидирующее племя харинов (хариев Тацита) объединяет в одну группу вандилиев вместе с варинами, которые, по Тациту, чистые свевы; певкины-бастарны у Плиния – несомненно, германцы, а у Тацита они – весьма сомнительные, не чистые германцы (о принципиальном различии венедов Плиния и венетов Тацита – см. ниже). Судя по всему, основные сведения Тацита о восточных германцах и венетах были получены уже после написания трудов Плиния.

Еще Э. Норден на основании анализа текста Тацита пришел к выводу, что именно последние (43–46) главы «Германии», содержащие сведения о лугиях, готонах, свионах, эстиях, певкинах, венетах и феннах, написаны на основании устных и письменных сообщений торговцев и воинов, лично побывавших у северо-восточных германцев, отражают реальность, очень близкую эпохе Тацита, и заслуживают доверия (Norden 1922: 433–450). Присоединяюсь к этому выводу.