Текст книги "Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4"

– Совершенно верно, – Киа забавлялся, ему нравилось видеть их беспокойство и тревогу. Проклятые иностранцы. – Вся эта срочность совсем ни к чему, капитан. Гораздо лучше делать все по порядку, гораздо лучше.

– Этот рейс прибыл по расписанию, министр Киа, – процедил Мак-Айвер сквозь зубы. – У нас есть разрешения. Я настаиваю, чтобы самолет вылетел как запланировано!

– Здесь Иран, а не Англия, – с издевкой вставил Эсвандиари. – Да даже и там я сомневаюсь, что вы могли бы на чем-то настаивать. – Он был очень доволен собой. Министр Киа был в восторге от его пешкеша – доход от будущей нефтяной скважины – и тут же предложил ему место в правлении ИВК. Потом, к его огромному удовольствию, министр Киа объяснил, что получение виз на выезд должно сопровождаться взиманием соответствующего сбора. «Пусть эти иностранцы попотеют. К субботе они будут рады по собственной воле навязать вам, скажем, по три сотни американских долларов наличными за каждую голову». – Как сказал министр, – с важным видом добавил он, – мы должны соблюдать порядок в работе. А теперь, у меня дела. Всего до…

Дверь распахнулась, и в маленьком кабинете появился Старк, его бледное лицо покрывали розовые пятна, здоровая рука была сжата в кулак, раненая висела на перевязи.

– Черт подери, что на вас опять нашло, Эсвандиари? Вы не можете отменить разрешения!

– Ради бога, Дюк, – вырвалось у Мак-Айвера, – ты не должен быть здесь!

– Разрешения приостановлены, а не отменены. Приостановлены! – Лицо Эсвандиари перекосилось от злобы. – И сколько раз мне говорить вам, невоспитанным людям, что нужно стучаться? Стучаться! Это не ваш кабинет, а мой, я управляю этой базой, а не вы, и у меня проходит беседа с министром Киа, которую вы все прерываете! Убирайтесь немедленно, все вон отсюда! – Он повернулся к Киа, словно они были в кабинете одни, и сказал на фарси совершенно другим тоном: – Министр, я приношу извинения за все это безобразие, видите, с чем мне приходится сталкиваться. Я настоятельно рекомендую национализировать все иностранные вертолеты и использовать наших собственных со…

Челюсть Старка выдвинулась вперед. Он сжал кулак.

– Слушай, ты, сукин сын.

– УБИРАЙТЕСЬ! – Эсвандиари сунул руку в ящик стола, где у него лежал пистолет. Но он его так и не достал. В дверь вошел мулла Хусейн, следом за ним – «зеленые повязки». В комнате сразу наступила тишина.

– Во имя Аллаха, что здесь происходит? – осведомился Хусейн по-английски; его холодные черные глаза смотрели на Эсвандиари и Киа. Эсвандиари тут же поднялся из-за стола и начал объяснять, говоря на фарси, Старк вклинился, представляя их сторону, и скоро оба они начали срываться на крик. Хусейн нетерпеливо поднял руку. – Сначала вы, ага Эсвандиари. Пожалуйста, говорите на фарси, чтобы мой комитет мог понимать, о чем речь. – Он бесстрастно выслушал витиеватую речь на фарси; его четверо «зеленых повязок» толпились в дверях. Потом он повернулся к Старку. – Капитан?

Старк был короток и прямолинеен.

Хусейн кивнул Киа.

– Теперь вы, ваше превосходительство министр. Могу я ознакомиться с вашими полномочиями, позволяющими вам отменять решения властей Ковисса и выездные визы для иностранцев?

– Отменять, ваше превосходительство мулла? Приостанавливать? Я тут ни при чем, – безмятежно проговорил Киа. – Я всего лишь слуга имама, мир Аллаха да пребудет с ним, и лично им назначенного премьер-министра и его правительства.

– Его превосходительство сказал, что вы утвердили приостановку виз.

– Я просто согласился с его желанием внести порядок в перестановку иностранных сотрудников.

Хусейн взглянул на стол.

– Это и есть разрешения на выезд вместе с паспортами?

У Эсвандиари пересохло во рту.

– Да, ваше превосходительство.

Хусейн собрал их все и передал Старку.

– Люди и самолет могут вылетать немедленно.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, – ответил Старк; ему было очень тяжело стоять на ногах, и это напряжение начало сказываться.

– Позвольте, я помогу. – Мак-Айвер забрал у него паспорта и визы. – Благодарю вас, ага, – обратился он к Хусейну, в восторге от их победы.

Глаза Хусейна были таким же холодными и твердыми, как всегда.

– Имам сказал: «Если иностранцы хотят уехать, пусть уезжают, нам они не нужны».

– Э… да, спасибо. – Мак-Айверу совсем не нравилось стоять рядом с этим человеком. Он вышел. Локарт последовал за ним.

Старк между тем говорил на фарси:

– Боюсь, мне тоже придется полететь с этим самолетом, ваше превосходительство. – Он передал ему все, что говорил док Натт, и добавил по-английски: – Я не хочу уезжать, но, в общем, делать нечего. Иншаллах.

Хусейн рассеянно кивнул.

– Вам не понадобится выездная виза. Садитесь в самолет. Я все объясню комитету. Я прослежу за отлетом самолета. – Он вышел и отправился на диспетчерскую вышку, чтобы уведомить полковника Чангиза о своем решении.

Погрузка людей в 125-й завершилась практически моментально. Старк был последним, кто поднялся по трапу, ноги уже подгибались под ним. Док Натт дал ему достаточно обезболивающего, чтобы он смог подняться в самолет.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, – попрощался он с Хусейном, перекрикивая вой двигателей; этот человек все еще вызывал у него страх и одновременно с этим нравился ему, он не знал почему. – Пусть Аллах дарует вам мир и покой.

Хусейна окружала какая-то странная аура.

– Продажность, ложь и обман противны законам Аллаха, не так ли?

– Да-да, это так. – Старк прочел нерешительность на лице Хусейна. Потом это мгновение миновало.

– Мир и покой Аллаха да пребудут с вами, капитан. – Хусейн повернулся и зашагал прочь. Ветер слегка посвежел.

Старк пошатываясь поднялся по трапу, держась здоровой рукой за поручень, ему хотелось уйти с высоко поднятой головой. Наверху он, вцепившись в поручень, обернулся на мгновение; в голове стучал молот, грудь пронзала сильная боль. Столько всего остается здесь, столько всего, слишком много, не только вертолеты и запчасти и все материальное – гораздо больше. Черт подери, мне следовало бы здесь остаться, а не уезжать отсюда. Он невыразительно махнул рукой тем, кто остались внизу, и поднял большой палец, с болью сознавая: он благодарен судьбе, что не стоит сейчас среди них.

Из окна кабинета Эсвандиари и Киа наблюдали, как 125-й покатил на взлет. Пусть Аллах проклянет их всех, пусть все они сгорят в адском огне за то, что вмешались, думал Эсвандиари. Потом он стряхнул с себя гнев, сосредоточив мысли на широком пиршестве, которое избранные друзья, отчаянно желавшие познакомиться с министром Киа, его другом и коллегой по совету директоров, подготовили для них, после чего их будут развлекать танцовщицы, за которыми придет черед временных браков…

Дверь открылась. К его безмерному удивлению, в кабинет вошел Хусейн, бледный от гнева, за ним следовала толпа «зеленых повязок». Эсвандиари поднялся с места.

– Да, ваше превосходительство? Чем я могу быть ва… – Его голос оборвался, когда один из «зеленых повязок» грубо отпихнул его в сторону, чтобы Хусейн смог пройти и сесть за его рабочим столом. Киа озадаченно остался сидеть где сидел.

Хусейн заговорил:

– Имам, да пребудет с ним благословение Аллаха, приказал комитетам искоренять коррупцию везде, где они ее встретят. Здесь собрался комитет базы ВВС Ковисса. Вы оба обвиняетесь в коррупции.

Киа и Эсвандиари побледнели и заговорили одновременно, заявляя, что это смешно и что их ложно обвинили. Хусейн подался вперед и сдернул золотой браслет и золотые часы с руки Эсвандиари.

– Когда вы купили это и чем расплатились?

– Мои… моими сбережениями и…

– Лжец. Пешкеш за два рабочих места. Комитету это известно. Теперь, как быть с вашими планами обмануть государство, тайно предлагая доходы от добычи нефти продажным чиновникам в счет будущих услуг?

– Это смешно, ваше превосходительство, это ложь, все ложь! – в панике воскликнул Эсвандиари.

Хусейн взглянул на Киа, который тоже посерел лицом.

– Каким чиновникам, ваше превосходительство! – спокойно спросил Киа, уверенный, что враги подставили его, чтобы он угодил в ловушку подальше от места, где была сосредоточена его власть. Сиамаки! Это должен быть Сиамаки!

Хусейн сделал знак одному из «зеленых повязок», который вышел и тут же вернулся со связистом, Вазари.

– Расскажи им, как перед Аллахом, все, что ты рассказал мне, – приказал Хусейн.

– Как я говорил вам раньше, я был на крыше, ваше превосходительство, – нервно начал Вазари, – я проверял там один из проводов и уловил, что они говорили, через окно в крыше. Я слышал, как он сделал предложение. – Он ткнул пальцем в Эсвандиари, в восторге от того, что получил возможность отомстить. Если бы не Эсвандиари, этот сумасшедший Затаки ко мне бы никогда не прицепился, меня бы не били и не издевались надо мной, а ведь меня чуть не убили. – Они говорили по-английски, и он сказал, я могу устроить так, что доходы от добычи нефти из новых скважин не будут проходить по официальным документам, я могу не вносить эти скважины в список действующих и перенаправлять доходы вам…

Эсвандиари был в ужасе. Он предусмотрительно удалил всех иранских служащих из здания конторы и более того, для дополнительной безопасности говорил по-английски. Теперь он был обречен. Он слышал, как Вазари закончил свой рассказ и как начал говорить Киа, спокойно, неторопливо отрицая любое соучастие, утверждая, что он просто входил в доверие к этому продажному и злому человеку:

– Меня попросили приехать сюда именно с этой целью, ваше превосходительство, я был послан правительством имама, да охранит его Аллах, как раз для этого: искоренить коррупцию везде, где она существует. Позвольте поздравить вас с вашим примерным усердием. Если вы позволите, сразу же по возвращении в Тегеран я доложу о вашем похвальном рвении непосредственно Революционному комитету – и, разумеется, премьер-министру.

Хусейн посмотрел на «зеленых повязок».

– Виновен или не виновен Эсвандиари?

– Виновен, ваше превосходительство.

– Виновен или не виновен этот человек Киа?

– Виновен, – вскричал Эсвандиари прежде, чем они успели ответить.

Один из «зеленых повязок» пожал плечами.

– Все тегеранцы лжецы. Виновен! – И остальные закивали и повторили его приговор.

Киа вежливо возразил:

– Муллы и аятоллы Тегерана не лжецы, ваши превосходительства, Революционный комитет не лжецы, как и имам, да охранит его Аллах, которого, наверное, тоже можно назвать тегеранцем, потому что он теперь там живет. Так случилось, что я тоже там просто живу. Я родился в священном городе Хом, ваши превосходительства, – добавил он, впервые в жизни благословляя этот факт своей биографии.

Один из «зеленых повязок» нарушил молчание:

– То, что он говорит, правда, ваше превосходительство, не так ли? – Он почесал голову. – Насчет тегеранцев?

– То, что не все тегеранцы лжецы? Да, это правда. – Хусейн взглянул на Киа, тоже неуверенный. – Как перед Аллахом, вы виновны или нет?

– Разумеется не виновен, ваше превосходительство, как перед Аллахом! – Взгляд Киа был совершенно бесхитростным. Дурак, неужели ты полагаешь, что можешь поймать меня в эту ловушку? Такийя, то есть «благоразумное сокрытие», дает мне право защитить себя, если я считаю, что моей жизни угрожают ложные муллы!

– Как вы объясните то, что вы министр правительства и одновременно директор этой вертолетной компании?

– Министр, отвечающий… – Киа замолчал, потому что Эсвандиари громко стенал и бормотал обвинения. – Извините, ваши превосходительства, на все воля Аллаха, но весь этот шум… мне трудно говорить, приходится почти кричать.

– Выведите его! – Эсвандиари выволокли из кабинета. – Итак?

– Министр, возглавляющий управление гражданской авиации, попросил меня войти в совет директоров ИВК в качестве представителя правительства, – сказал Киа, преподнося им искаженную правду как некую государственную тайну, добавляя с важным видом и другие преувеличения. – Мы не уверены в преданности членов совета. Также, позвольте сообщить вам в частном порядке, ваше превосходительство, что через несколько дней все иностранные вертолетные компании будут национализированы… – Он говорил с ними доверительно и проникновенно, играя голосом, чтобы усилить эффект, и когда он счел момент подходящим, он остановился и вздохнул: – Клянусь Аллахом, я признаюсь, что я не подвержен коррупции, как и вы, ваше превосходительство, и хотя я не имею вашего высокого призвания, я тоже посвятил свою жизнь служению народу.

– Да охранит вас Аллах, ваше превосходительство, – вырвалось у одного из «зеленых повязок».

Остальные согласились с ним, и даже Хусейн отбросил большинство своих сомнений. Он собирался копнуть лишь еще чуть глубже, когда до них донесся далекий голос муэдзина на базе, призывавшего к вечерней молитве, и Хусейн попрекнул себя, что отвлекся мыслями от Аллаха.

– Идите с богом, ваше превосходительство, – сказал он, закрывая трибунал, и поднялся.

– Пусть Аллах охранит вас и всех мулл, посланных спасти нас и нашу великую исламскую нацию от деяний Сатаны!

Хусейн первым вышел из здания. Там, следуя его примеру, они все совершили ритуальное омовение, повернулись лицом к Мекке и стали молиться: Киа, «зеленые повязки», конторские служащие, грузчики, рабочие с кухни – все умиротворенные и довольные, что вновь могут открыто явить свою личную покорность Аллаху и Его Пророку. Только Эсвандиари плакал на всем протяжении своей смиренной молитвы.

Потом Киа вернулся в кабинет. В тишине он сел за стол и позволил себе тихонько вздохнуть и многократно поздравить себя. Как смеет этот сын собаки Эсвандиари обвинять меня?! Меня, министра Киа! Пусть Аллах сожжет его в аду вместе со всеми врагами государства. Снаружи раздался нестройный залп. Киа спокойно достал сигарету и закурил. Чем скорее я покину эту навозную кучу, тем лучше, подумал он. Мощный порыв ветра сотряс все здание. В окна ударили капельки дождя.

Глава 57

Ленге. 18.50. Закат был зловещим, тучи затянули небо почти целиком, тяжелые, иссиня-черные.

– К утру все затянет напрочь, Скрэг, – заметил американский пилот Эд Восси. Ветер, прилетевший из Ормузского пролива и спешивший дальше, вверх по Персидскому заливу к Абадану, трепал его кудрявые темные волосы. – Чертов ветер!

– У нас-то все будет в порядке, приятель. А вот у Руди, Дюка и всех остальных? Если ветер продержится или станет сильнее, они окажутся в полной заднице.

– Чертов ветер! Зачем ему понадобилось менять направление именно сегодня? Такое чувство, что боги словно смеются над нами.

Они стояли на мысу, выступавшем в залив, прямо под своим флагштоком, волны у них под ногами были асфальтово-серыми, а дальше, в самом заливе, пестрели белыми барашками. Позади них раскинулась их база и летное поле, еще мокрое от прошедшего сегодня утром проливного дождя. Внизу и правее лежал их пляж и понтон, с которого они плавали. С того дня, когда они устроили охоту на акулу, туда больше никто не наведывался, предпочитая барахтаться на мелководье, на случай, если на глубине их поджидает еще одна. Восси пробормотал:

– Я чертовски рад, что все это закончилось.

Скраггер рассеянно кивнул; он прокручивал в голове различные погодные закономерности, стараясь определить, что произойдет в течение следующих двенадцати часов, что всегда было трудно в это время года, когда обычно спокойный залив вдруг взрывался с внезапным и чудовищным буйством. Триста шестьдесят три дня из трехсот шестидесяти пяти в году преобладающим ветром был северо-западный. Сегодня – нет.

На базе было тихо. Здесь остались только Восси, Вилли Нойхтрайтер и два механика. Все остальные пилоты и механики и их старший администратор-британец улетели два дня назад, во вторник, когда он летел сюда из Бендер-Делама с Касиги.

Вилли вывез их всех в Эль-Шаргаз морем.

– У нас не возникло никаких проблем, Скрэг, чтоб я сдох, – восторженно сообщил ему Вилли, приземлившись. – Твой план сработал. Отправить их морем была гениальная идея, лучше, чем на вертолетах, и дешевле. Комитетские просто пожали плечами и конфисковали для этой цели один из трейлеров.

– Они теперь ночуют на базе?

– Некоторые из них, Скрэг. Человека три-четыре. Я проследил, чтобы мы давали им побольше риса и хореша. Они неплохие ребята. Масуд тоже старается быть у них на хорошем счету. – Масуд был их директором от «Иран Ойл».

– Почему ты остался, Вилли? Я знаю, как ты относишься к этой афере, я же сказал тебе, чтобы ты садился на корабль, ты тут не нужен.

– Конечно нужен, Скрэг, чтоб я сдох, да и тебе понадобится нормальный пилот рядом в кабине, а то еще заблудишься.

Добрый старина Вилли, подумал Скраггер. Я рад, что он остался. И сожалею об этом.

Вернувшись из Бендер-Делама во вторник, Скраггер обнаружил, что его не оставляет щемящее чувство тревоги, он не мог сказать, что именно ее вызывало, просто ощущение, что силы, над которыми он не властен, ждут момента, чтобы обрушиться на него. Боль в нижней части желудка стала поменьше, но время от времени в моче появлялись признаки крови. То, что он так и не предупредил Касиги о «Шамале», добавляло ему беспокойства. Черт, думал он, я не мог пойти на этот риск, рассказать все о «Шамале». Я сделал что мог, намекнув ему, чтобы он поговорил с Гавалланом.

Вчера, в среду, Восси перебросил Касиги через залив. Скраггер передал Восси запечатанное письмо для Гаваллана, в котором рассказывал о том, что произошло в Бендер-Деламе и о своей дилемме в отношении Касиги, предоставляя Гаваллану самому решать, как быть дальше. Кроме того, в письме он подробно рассказал о своей встрече с Жоржем де Плесси, которого сильно тревожило то, что на комплексе в Сирри опять начнутся беспорядки:

«Повреждения труб и насосов на Сирри оказались более серьезными, чем считали изначально, и я не думаю, что они будут обслуживать корабли в этом месяце. Касиги хоть привязывай по этому поводу: у него три танкера должны прибыть в Сирри под загрузку в течение следующих трех недель, согласно его сделке с Жоржем. Иранцы опять вцепились друг другу в глотки, Энди. Мы тут ничего не можем поделать. Очень мало шансов избежать диверсий, если террористы действительно захотят их осуществить. Конечно, Жоржу я ничего ни о чем не говорил. Сделай что можешь для Касиги, и до встречи в самом скором времени. Скрэг».

Сегодня утром был рутинный звонок из Эль-Шаргаза; Гаваллан сказал лишь, что получил его сообщение и занимается им. Во всем остальном был очень уклончив.

Скраггер не упоминал о Мак-Айвере, Гаваллан – тоже. Скраггер просиял. Готов жизнь свою на кон поставить, что Грязный Дункан сам полетел на 206-м! Никогда бы ни подумал, что наш прямой и правильный, как черенок от лопаты, Мак-Айвер способен на такое! И все равно готов поспорить, что он был счастлив, как свинья в луже, представившейся ему возможности, да оно и немудрено. Я бы сам поступил точно так же…

– Скрэг!

Он оглянулся. Одного взгляда на лицо Вилли Нойхтрайтера было достаточно.

– Что стряслось?

– Я только что узнал, что Масуд отдал все наши паспорта жандармам, все до единого!

Восси и Скраггер уставились на него, разинув рот.

– Зачем ему это, черт возьми, понадобилось? – выговорил Восси. Скраггер высказался гораздо более вульгарно.

– Был вторник, Скрэг, когда все остальные отправились на корабле. Разумеется, их там провожал жандарм, пересчитал всех на борту, все как положено, тогда-то он и попросил у Масуда наши паспорта. Вот Масуд их ему и отдал. Будь я на его месте, я бы тоже отдал.

– А за каким дьяволом они ему понадобились?

Вилли терпеливо объяснил:

– Чтобы переподписать наши виды на жительство от имени Хомейни, Скрэг, он хотел, чтобы у нас все было полностью легально. Ты ведь сам их об этом тысячу раз просил, разве нет?

Скраггер сыпал ругательствами целую минуту без передышки и ни разу не повторился.

– Черт подери, Скрэг, мы должны получить их обратно, – дрожащим голосом сказал Восси, – мы должны их вернуть, иначе «Шамалу» конец.

– Это я и так знаю, приятель. – Скраггер с бесстрастным лицом просчитывал варианты.

Вилли сказал:

– Может быть, мы смогли бы получить новые в Эль-Шаргазе или Дубае… сказать, что свои мы потеряли.

– Ради всех святых, Вилли, – взорвался Восси. – Ради всех святых, они запихнут нас в кутузку так быстро, что мы не успеем сообразить, где голова, где задница! Вспомни Маттерсона!

Один из их механиков пару лет назад забыл возобновить свою эль-шаргазскую визу и попытался с невинным видом пройти паспортный контроль. И хотя его виза была просрочена всего на четыре дня, а его паспорт в остальном был в полном порядке, его тут же сопроводили в тюрьму, где он в большом дискомфорте протомился шесть недель, после чего его выпустили, но навсегда выслали из страны. «Черт возьми, – заметил один британский чиновник, работавший в Эль-Шаргазе, – тебе чертовски повезло, что ты так дешево отделался. Ты же знал закон. Мы до хрипоты напоминали вам об этом…»

– Будь я проклят, если я полечу отсюда без моего паспорта, – сказал Восси. – Я не могу. Он у меня под завязку набит этими чертовыми визами для всех государств залива, Нигерии, Великобритании, так что ж теперь, взять все это и бросить? У меня месяцы уйдут, чтобы все их восстановить, месяцы, да и то не знаю, получится ли… И как быть с Эль-Шаргазом, а? Место это просто замечательное, слов нет, но без паспорта и действительной визы там одна дорога – за решетку!

– Верно, Эд. Черт подери, и завтра к тому же священный день, когда все закрыто туже, чем комариная задница. Вилли, ты помнишь, кто был этот жандарм? Он из армейских? Или «зеленая повязка»?

Помолчав секунду, Вилли сказал:

– Он был не из «зеленых повязок», Скрэг, он был армейский. Старый такой, с седыми волосами.

– Кешеми? Сержант?

– Точно, Скрэг, именно он.

Скраггер снова выругался:

– Если старый Кешеми скажет, что нам придется ждать до субботы или до субботы через неделю, так оно и будет. – В этой местности и сейчас полиция функционировала так же, как всегда, входя в состав вооруженных сил, и «зеленые повязки» в ее работу не вмешивались, разве что все жандармы поснимали свои шахские бляхи и надели на рукав повязки с именем Хомейни.

– К ужину меня не ждите. – Скраггер зашагал в темноту.

Полицейский участок Ленге. 19.52. Полицейский капрал зевнул и вежливо покачал головой, говоря на фарси с радиооператором базы по имени Али Паш, которого Скраггер привел с собой в качестве переводчика. Скраггер терпеливо ждал, слишком хорошо зная иранцев, чтобы прерывать их. Их беседа длилась уже полчаса.

– О, вы хотели спросить про паспорта чужеземцев? Паспорта находятся в сейфе, где им и положено быть, – говорил жандарм. – Паспорта – вещь ценная, и мы храним их под замком.

– Совершенно справедливо, ваше превосходительство, но капитан чужеземцев хотел бы забрать их, пожалуйста. Он говорит, что они нужны им для смены сотрудников.

– Разумеется, он может получить их назад. Они же являются его собственностью, нет? Разве он и его люди за эти годы не вылетали столько раз, чтобы помочь нашим людям и спасти их? Конечно, ваше превосходительство, как только сейф откроют.

– Прошу вас, нельзя ли его открыть прямо сейчас? Чужеземцы очень бы оценили вашу доброту. – Али Паш был так же вежлив и нетороплив, ожидая, пока жандарм сам не сообщит необходимую информацию. Это был симпатичный тегеранец лет около тридцати, который окончил американскую школу радистов в Исфахане и работал на ИВК в Ленге уже три года. – Это, безусловно, было бы большой услугой с вашей стороны.

– Разумеется, но он не может их забрать, пока ключ от сейфа не появится здесь снова.

– А-а. А могу я осмелиться спросить, где находится ключ в данное время, ваше превосходительство?

Полицейский капрал махнул рукой в сторону большого старомодного сейфа, господствовавшего в этом наружном кабинете.

– Взгляните, ваше превосходительство, вы сами видите, ключ не висит на своем крючке. Более чем вероятно, что сержант держит его у себя.

– Как это мудро и правильно, ваше превосходительство. Вероятно, его превосходительство сержант сейчас находится у себя дома?

– Его превосходительство будет здесь завтра утром.

– В священный день? Позвольте мне выразить мнение, что нам очень повезло, что наша жандармерия имеет столь высокое представление о долге и работает с таким рвением. Я полагаю, его не следует ждать рано.

– Сержант есть сержант, но кабинет открывается в семь тридцать утра, хотя полицейский участок, разумеется, открыт днем и ночью. – Жандарм раздавил сигаретный окурок в пепельнице. – Приходите утром.

– А, благодарю вас, ваше превосходительство. Не хотите ли выкурить еще сигарету, пока я объясню ситуацию капитану?

– Благодарю вас, ваше превосходительство. Редко доводится выкурить иностранную, спасибо. – Сигареты были американские, и такое подношение ценилось высоко, хотя ни тот ни другой не упоминали об этом.

– Позвольте предложить вам зажигалку, ваше превосходительство. – Али Паш закурил сам и пересказал Скраггеру содержание их разговора.

– Спросите его, дома ли сержант сейчас, Али Паш.

– Я уже спрашивал, капитан. Он сказал, что его превосходительство будет здесь утром. – Али Паш скрыл свою скуку, он был слишком вежлив, чтобы сказать Скраггеру, что уже в первые несколько секунд понял, что этот человек ничего не знает, ничего не станет делать и что вся эта беседа и вообще приход сюда – пустая трата времени. И конечно же, жандармы предпочитают, чтобы их не беспокоили среди ночи по столь несущественным вопросам. Какое это имеет значение? Разве они хоть раз теряли чей-нибудь паспорт? Разумеется нет! Какая еще смена сотрудников? – Если мне будет позволено дать вам совет, ага? Утром.

Скраггер вздохнул. «Утром» могло означать и завтра, и послезавтра. Нет смысла пытаться выяснить поточнее, с раздражением подумал он.

– Поблагодарите его от моего имени и скажите, что я буду здесь завтра прямо с утра пораньше.

Али Паш сделал, как просили. На все воля Аллаха, с тоской подумал жандарм, голодный и обеспокоенный тем, что вот еще неделя прошла, а зарплаты все нет и нет, и не было уже много месяцев, а базаари-заимодавцы требуют возвращения своих ссуд, и моя семья едва не голодает. – Спокойной ночи, ага, – сказал он Скраггеру.

– Спокойной ночи, ага. – Скраггер подождал, зная, что их уход будет таким же вежливо долгим, как и беседа.

Снаружи на узкой дороге, которая была главной дорогой этого портового города, он почувствовал себя лучше. Любопытные зеваки, все мужчины, окружили его старый помятый «универсал» с крылатой эмблемой S-G на дверце.

– Салам, – беззаботно поздоровался он, и несколько человек ответили на его приветствие. Пилоты с базы были людьми популярными, база и нефтяные платформы служили основным источником очень доходных рабочих мест, их спасательные вылеты в любую погоду внушали уважение, и Скраггера многие знали в лицо.

– Это начальник всех пилотов, – со знающим видом прошептал какой-то старик своему соседу. – Это он помог тогда юному Абдулле Турику и доставил его в больницу в Бендер-Аббасе, куда обычно попадают только высокородные. Он даже ездил к нему в деревню, тут рядом с Ленге, даже на похороны пришел.

– Турик?

– Абдулла Турик, сын сына моей сестры! Тот самый молодой человек, который упал с платформы в море и был съеден акулами.

– Ах да, припоминаю. Молодой человек, про которого некоторые говорят, что его убили левые.

– Не так громко, не так громко, никогда не знаешь, кто может услышать. Мир вам, пилот, приветствую вас, пилот!

Скраггер помахал им рукой и уехал.

– Но база совсем в другой стороне, капитан. Куда мы едем? – спросил Али Паш.

– Навестить сержанта, разумеется. – Скраггер принялся насвистывать сквозь зубы, не обращая внимания на явное неодобрение Али Паша.

Дом сержанта располагался на углу унылой грязной улочки, где еще остались лужи после утреннего ливня, – просто еще одна дверь в высокой стене по ту сторону джуба. Темнело, поэтому Скраггер оставил фары включенными и вышел из машины. Никаких признаков жизни на всей улице. Только несколько окон высоко в стене тускло освещены.

Почувствовав, что Али Паш нервничает, Скраггер сказал:

– Оставайтесь в машине. Проблем не будет, я здесь уже бывал. – Он энергично воспользовался железной колотушкой на двери, чувствуя на себе взгляды со всех сторон.

Впервые он появился здесь год или около того назад, когда привез с собой огромную корзину с провизией, двух забитых овец, несколько мешков риса и ящики с фруктами в качестве подарка от базы, чтобы отметить награждение «их» сержанта шахской бронзовой медалью за храбрость в столкновениях с пиратами и контрабандистами, которых было полным-полно в этих водах. Последний раз, несколько недель назад, он сопровождал встревоженного жандарма, который хотел, чтобы он немедленно доложил ему о трагедии на «Сирри-1», где Абдуллу Турика достали из кишащей акулами воды. Ни в первый, ни во второй раз в дом его не пригласили, а принимали в небольшом внутреннем дворе позади высокой деревянной двери, и оба раза это было днем.

Дверь чуть-чуть приоткрылась со скрипом. Скраггер не был готов к внезапно вспыхнувшему в лицо фонарю, который на мгновение ослепил его. Круг света нерешительно дрогнул, потом переместился на машину и остановился на Али Паше, который практически выпрыгнул из машины, согнулся в полупоклоне и крикнул:

– Приветствую вас, ваше превосходительство старший офицер, мир да пребудет с вами. Я приношу извинения за то, что этот чужеземец нарушает ваше уединение и осмеливается бе…

– Приветствую вас, – коротко оборвал его Кешеми, выключил фонарь и переключил свое внимание на Скраггера.

– Салам, ага Кешеми, – приветствовал его Скраггер, чьи глаза понемногу привыкали к темноте. Он видел перед собой человека с твердыми чертами лица, который внимательно смотрел на него; пуговицы его мундира были расстегнуты, револьвер свободно сидел в незастегнутой кобуре.

– Салам, кап’тан.

– Простите, что приехал сюда, ага, ночью. – Скраггер говорил медленно и аккуратно, зная, что по-английски Кешеми говорил совсем немного, тогда как его собственный фарси фактически отсутствовал. – Пожалуйста, нужны паспорта. Пожалуйста.

Жандармский сержант удивленно хмыкнул, потом махнул крепкой мускулистой рукой в сторону города.

– Паспорта в участок, кап’тан.

– Да. Но, прошу прощения, нет ключа. – Скраггер изобразил рукой, будто пытается открыть замок ключом. – Нет ключа, – повторил он.

– Ах. Да. Понимаю. Да, нет ключа. Завтра. Завтра вам дам.

– Можно сегодня? Пожалуйста. Сейчас? – Скраггер видел упершийся в него испытующий взгляд.

– Почему сегодня?

– Э… для смены пилотов. Люди в Шираз, смена людей.

– Когда?

Скраггер знал, что должен рискнуть.

– В субботу. Если у меня будет ключ, я поеду в участок и сразу вернусь.