Текст книги "Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4"

– Конкорд, говорит диспетчерский центр Бахрейна, пожалуйста, доложите свое местоположение, будьте добры.

– Вышка, говорит ноль-ноль первый, прохожу высоту одиннадцать тысяч на подъеме на девятнадцать тысяч, скорость один и три маха при разгоне две тысячи четыреста километров в час, направление двести девяносто, выхожу из зоны вашего контроля.

– Спасибо, Конкорд, всего доброго… о, и свяжитесь с Багдадом на сто девятнадцать и девять, хорошего дня! – сказал он, лучась от радости, и когда нужное время прошло, Синклер подчеркнуто взял в руки телекс, прочел его и нахмурился.

– Иранские вертолеты? – Он протянул молодому человеку запасной бинокль. – Ты видишь здесь какие-нибудь иранские вертолеты?

Очень внимательно рассмотрев в бинокль три прилетевших вертолета, юноша покачал головой:

– Нет, сеид, эти все британские, про остальные здесь мы точно знаем, что они шаргазские.

– Совершенно верно. – Синклер продолжал хмуриться. Он заметил, что Скраггер все еще сгорбившись сидел на земле, Лейн и еще несколько человек стояли вокруг него. Это не похоже на Скраггера, подумал он. – Мохаммед, пошли медика и «скорую помощь» к британским вертолетам, живо. – Потом он снял трубку телефона, набрал номер. – Мистер Гаваллан, ваши пташки сели в целости и сохранности. Когда у вас будет минутка, не заглянете на вышку? – Он сказал это подчеркнуто небрежно, с чисто английской сдержанностью, в которой только другой англичанин мог тут же услышать «срочно».

Управление S-G. Гаваллан сказал в телефон:

– Я подойду прямо сейчас, мистер Синклер. Спасибо.

Скот увидел его лицо.

– Опять неприятности, пап?

– Не знаю еще. Позвони мне, если что-нибудь произойдет. – У двери Гаваллан остановился. – Черт, совсем забыл про Ньюбери. Набери его, пожалуйста, выясни, будет ли у него время сегодня днем. Я приеду к нему домой, куда угодно – договорись о встрече в любом месте. Если он захочет знать, что происходит, просто скажи: «Пока шесть из семи, один ждет и два осталось». – Он торопливо вышел, бросив перед уходом: – Пока. До свидания, Мануэла. Скот, попробуй дозвониться до Чарли еще раз и выяснить, куда он, черт подери, подевался.

– О’кей. – Теперь они остались одни, Скот и Мануэла. Плечо у него ныло и мешало ему все больше и больше. Он заметил ее подавленное состояние. – Дюбуа еще объявится, вот увидишь, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно и скрыл его собственный страх, что они пропали в море. – А старика Фаулера вообще ничто не может прикончить.

– О, как я на это надеюсь, – произнесла она, едва не плача. Она видела тогда, как пошатнулся ее муж, и остро чувствовала, как сильно его мучает боль. Скоро мне придется отправиться в больницу, и черт с ним, с фарси. – Это все ожидание.

– Осталось всего несколько часов, Мануэла, еще две птички и пять душ. Потом можно будет и отпраздновать, – добавил Скот, надеясь вопреки всему на удачный исход и думая: тогда весь этот груз перестанет давить на моего отца, он снова будет улыбаться и проживет тысячу лет.

Господи, отказаться от полетов? Я люблю летать, и кабинетная работа мне не нужна. Проводить в Гонконге какое-то время в году – не проблема, но вот Линбар? Я не смогу справиться с Линбаром! Старику придется самому с ним разбираться, я сразу запутаюсь…

В мозгу снова возник давний, постоянно донимавший его вопрос: что бы я делал, если Старика не будет рядом? Он похолодел. Не «если» – «когда». Однажды это произойдет… Может произойти в любой день. Посмотри на Джордона, Талбота. Или на меня с Дюком. Четверть дюйма в сторону – и ты мертв. Или, наоборот, жив. Воля Божья? Карма? Йосс? Не знаю, и это не имеет значения! Я уверен в одном: с тех пор как меня подстрелили, я изменился, вся моя жизнь стала другой, моя былая убежденность в том, что со мной такое просто никогда не может случиться, испарилась, исчезла навсегда, а вместо нее осталась одна лишь проклятая Богом, ледяная, пропитанная вонью уверенность, что я очень и очень смертен. Боже Всемогущий! Так всегда бывает? Интересно, Дюк сейчас чувствует то же самое?

Он посмотрел на Мануэлу. Она пристально вглядывалась в него.

– Извини, я задумался и прослушал, – сказал он и начал набирать номер Ньюбери.

– Я просто сказала: «Разве птичек не три, а душ не восемь?» Ты забыл про Эрикки и Азадэ. Девять, если считать и Шахразаду.

Тегеран, дом Бакравана. 13.14. Шахразада стояла перед высоким зеркалом в ванной, голая, и рассматривала в профиль свой живот, пытаясь определить, не появилась ли в нем дополнительная округлость. Сегодня утром она обратила внимание, что соски кажутся ей более чувствительными, чем обычно, и груди как будто распирало изнутри. «Не волнуйся, – рассмеялась Зара, жена Мешанга, – скоро ты станешь похожей на надувной шар и будешь ходить вся в слезах, плача и стеная, что никогда больше не сможешь влезть в свою старую одежду и, о, какой ты стала уродиной! Только не волнуйся, все ты сможешь, и одежды тебе еще придутся впору, и уродиной ты выглядеть не будешь».

Шахразада сегодня чувствовала себя очень счастливой, тянула время, хмурясь своему отражению и наклоняясь поближе, чтобы проверить, не появились ли у нее морщинки, вертясь перед зеркалом и так и эдак, поднимая волосы наверх и распуская по плечам, собирая их сзади в тяжелый узел и убирая на одну сторону, довольная и успокоенная тем, что видела. Синяки светлели. Ее тело совсем высохло после ванны, и она напудрилась и надела трусики.

В ванную влетела Джари.

– О, принцесса, вы еще не готовы? Его высокопревосходительство вашего брата ожидают к обеду в любую минуту, и весь дом в страхе, что он появится в одном из своих приступов гнева, о, пожалуйста, поторопитесь, мы же не хотим, чтобы он разволновался, правда?.. – Она привычным движением выдернула пробку из ванны, начала прибираться, все время квохча, бормоча и подстегивая Шахразаду. Через несколько мгновений Шахразада была одета. Чулки – колготок в продаже не было уже несколько месяцев, даже на черном рынке, – лифчик не нужен. Теплое голубое кашемировое платье парижского покроя и жакет того же цвета с короткими рукавами и воротником-шалькой. Быстрое движение расчески – и ее волнистые от природы волосы приняли идеальный вид, капелька помады на губы, чуть-чуть подвести глаза.

– Но, принцесса, вы же знаете, как ваш брат не любит косметики?

– О, но я же не выхожу из дома, и Мешанг не… – Шахразада хотела сказать «мой отец», но остановилась, не желая вызывать эту трагедию из дальних уголков своего сознания. Отец в раю, твердо сказала она себе. До дня его поминок, сорокового дня после его смерти, остается еще двадцать пять дней, и до тех пор мы должны продолжать жить.

И любить?

Она не спросила у Джари, что произошло в кофейне в тот день, когда она послала ее сказать ему, что ее муж вернулся и то, что так и не началось, закончилось навсегда. Интересно, где он сейчас, будет ли он и дальше навещать меня в моих снах?

Внизу раздался шум, и они поняли, что Мешанг прибыл. Она последний раз взглянула на себя в зеркало и пошла встречать его.

После того вечера, когда произошло столкновение с Локартом, Мешанг переехал назад в дом со всей семьей. Дом был очень большой, у Шахразады по-прежнему оставались ее комнаты, и она была в восторге оттого, что Зара и трое ее детей своим шумом прогоняли гнетущую тишину и уныние, которые наполняли его до этого. Ее мать стала затворницей, не выходя из своих покоев, она даже ела там, обслуживаемая одной только своей старой прислужницей, и б́ольшую часть дня плакала и молилась. Она никогда не выходила, никогда не приглашала никого из них к себе. «Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!» – это все, что она, плача, говорила им из-за запертой двери.

В те часы, когда Мешанг был в доме, Шахразада, Зара и остальные члены семьи изо всех сил старались угождать и льстить ему.

– Ничего, – сказала ей Зара. – Я скоро приведу его в чувство. Он думает, я забыла, что он оскорбил меня, ударив меня и потом выставляя напоказ эту свою юную шлюху, которой его искушает этот подлый сын собаки Киа! О, не волнуйся, милая Шахразада, я отомщу – это было непростительной невоспитанностью с его стороны так обращаться с тобой и… твоим мужем. Скоро мы снова сможем путешествовать… Париж, Лондон, даже Нью-Йорк… сомневаюсь, что у него будет время ездить с нами, и тогда, ах, уж тогда мы порезвимся, будем носить прозрачные платья и иметь по пятьдесят поклонников каждая!

– Я даже не знаю насчет Нью-Йорка. Подвергать себя такой опасности в городе Сатаны, – сказала тогда Шахразада. Но в глубине сердца она задрожала от волнения при этой мысли. Я поеду в Нью-Йорк со своим сыном, пообещала она себе. Томми будет там. Скоро все опять станет нормальным, власть мулл над Хомейни будет сломлена, Революционный комитет распустят, у нас будет настоящее, справедливо избранное демократическое исламское правительство с премьер-министром Базарганом во главе под властью Аллаха, на права женщин больше никто никогда не посягнет, Туде перестанет быть вне закона, и будет работа для всех и мир по всей стране – все будет именно так, как он и говорил.

Я так рада, что я – это я, думала Шахразада.

– Привет, дорогой Мешанг, каким красивым ты сегодня выглядишь, но усталым, о, ты не должен работать так много ради нас всех. Вот, позволь я налью тебе еще прохладной воды с лимоном, как раз как ты любишь.

– Спасибо. – Мешанг возлежал на коврах, опершись на подушки; он снял туфли и уже приступил к трапезе. Небольшая жаровня была готова для жарки кебабов, и два-три десятка блюд с хорешем, рисом, овощами, сладостями и фруктами были расставлены у него под рукой. Зара была рядом, и она жестом пригласила Шахразаду сесть на ковер рядом с ней.

– Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Чудесно, и меня ни капельки не тошнит.

На лице Мешанга появилась кислая мина.

– Зару тошнило все время, и она все время хандрила, совсем не как нормальная женщина. Будем надеяться, что ты нормальная, вот только ты такая худая… Иншаллах.

Обе женщины нацепили улыбки, пряча свою ненависть, прекрасно понимая друг друга.

– Бедная Зара, – сказала Шахразада. – Как прошло твое утро, Мешанг? Тебе, наверное, ужасно трудно, когда столько дел и когда так много нас, о ком нужно заботиться.

– Трудно потому, что меня окружают болваны, дорогая сестра. Если бы у меня были толковые работники, подготовленные и обученные, как я сам, все было бы так легко. – И гораздо легче, если бы ты не окрутила отца, не обманула его, не обманула ожиданий своего первого мужа и не опозорила нас своим выбором второго. Столько боли ты причинила мне, дорогая сестрица, ты, со своим чахоточным лицом и телом и своей глупостью, – мне, который сутками напролет трудился, чтобы спасти тебя от тебя самой. Хвала Аллаху, что мои усилия принесли такие плоды!

– Это, должно быть, ужасно тяжело для тебя, Мешанг. Я бы даже не знала, с чего начать, – говорила между тем Зара, думая про себя: легко управлять бизнесом, когда знаешь, где ключи от всех сейфов, банковские счета, расписки должников – и все скелеты во всех шкафах. Вы не хотите, чтобы мы были во всем равны и имели право голоса, потому что мы как работницы легко спихнули бы вас в джуб и получили все лучшие рабочие места.

Густой хореш с ягнятиной и хрустящий, поджаренный до золотистой корочки рис были восхитительны, приправленные ароматными специями, в точности как он любил, и он ел с наслаждением. Я не должен переедать, сказал он себе. Я не хочу быть слишком усталым, когда встречусь с маленькой Ясмин сегодня днем. Никогда не думал, что зинат может быть таким сочным или губы – такими жадными. Если она понесет от меня, я женюсь на ней, а Зара может идти к черту.

Он бросил на жену короткий взгляд. Она тут же перестала есть, улыбнулась ему и подала салфетку, чтобы вытереть жир и капли супа с бороды. «Спасибо», – вежливо поблагодарил он и снова сосредоточился на своей тарелке. После того как я побуду с Ясмин, думал он, я посплю часок, а потом – за работу. Жаль, что этот пес Киа еще не вернулся, нам о стольком надо поговорить, столько спланировать. И у Шахразады бу…

– Мешанг, дорогой мой, ты слышал, люди говорят, что генералы решили-таки осуществить свой переворот, – спросила Зара, – и что армия готова взять власть в свои руки.

– Разумеется, эти слухи ходят по всему базару. – Мешанг почувствовал, как в нем шевельнулась тревога. Он, как мог, постарался обезопасить свой бизнес на случай, если это окажется правдой. – Сын Мохаммеда-ювелира клянется, что его двоюродный брат, который служит телефонным оператором в армейском штабе, подслушал, как один генерал говорил, что они выжидали, чтобы дать американской ударной группировке время подойти достаточно близко, и что их поддержат десантом с воздуха.

Обе женщины были в шоке.

– Парашютисты! Тогда нам немедленно нужно уезжать, Мешанг, – сказала Зара. – В Тегеране будет слишком опасно, нам лучше переехать в наш дом на Каспии и подождать там, пока война окончится. Когда ты бы смог уехать? Я тут же начну собирать ве…

– Какой дом на Каспии! У нас нет никакого дома на Каспии! – раздраженно оборвал ее Мешанг. – Ты забыла, что его конфисковали вместе со всем остальным имуществом, которое мы накапливали поколениями? Да проклянет Аллах этих воров. И это после всего, что мы поколениями делали для революции и для мулл? – Он побагровел лицом. Немного хореша стекло из уголка рта ему на бороду. – А теперь…

– Прости меня, ты прав, дражайший Мешанг, ты прав, как всегда. Прошу, прости меня, я сказала не подумав. Ты, как всегда, прав, но, если ты не станешь возражать, мы могли бы поехать и пожить у моего дяди аги Марди; у них есть свободная вилла на побережье, мы могли бы занять ее и выехать туда уже зав…

– Завтра? Не будь смешной! Неужели ты думаешь, что меня не предупредят обо всем заблаговременно? – Мешанг вытер бороду, несколько умиротворенный ее смиренными извинениями, а Шахразада подумала, как ей повезло со своими двумя мужьями, которые никогда не обращались с ней грубо и не кричали на нее. Интересно, как там Томми живет в Ковиссе, или где он там еще. Бедный Томми, словно я могла бы оставить свой дом и семью и навсегда отправиться в изгнание.

– Разумеется, нас, базаари, предупредят вовремя, – повторил Мешанг. – Мы ведь не пустоголовые болваны.

– Да-да, конечно, дорогой Мешанг, – успокоительно заговорила Зара. – Прости меня, я лишь хотела сказать, как я тревожусь за твою безопасность и хочу, чтобы мы были готовы. – Каким бы гнусным он ни был, подумала она, ощущая трепет внутри, он – наша единственная защита от мулл и их столь же подлых «зеленых повязок». – Ты полагаешь, что переворот произойдет?

– Иншаллах, – ответил он и рыгнул.

Я буду готов к любому исходу, если Аллах мне поможет. В любом случае, кто бы ни победил, им все равно будем нужны мы, базаари. Всегда были и всегда будем нужны: мы можем быть современными не хуже любых чужеземцев и умнее их, по крайней мере некоторые из нас, уж точно – я. Этот сын собаки Пакнури, пусть он и его отцы горят в аду за то, что он навлек на нас опасность! Каспий! Дом ее дяди Марди – хорошая идея, идеальное решение. Я бы и сам до него додумался через секунду. Зара, может, и отслужила свое как женщина, и ее зинат сух, как летняя пыль, но она хорошая мать и ее совет, если забыть о ее мерзком нраве, всегда разумен.

– Другие слухи говорят, что наш славный экс-премьер-министр Бахтияр все еще прячется в Тегеране, под защитой и крышей своего старого друга и коллеги премьер-министра Базаргана.

Зара ахнула.

– Если «зеленые повязки» схватят его там…

– Базарган бесполезен. Жаль. Никто ему больше не подчиняется, даже не слушает его. Революционный комитет казнит их обоих, если их поймают.

Шахразада дрожала всем телом.

– Джари сказала, сегодня утром на базаре ходили слухи, что его превосходительство Базарган уже подал в отставку.

– Это неправда, – коротко возразил Мешанг, передавая им еще один слух так, словно это была информация, тайно доверенная ему одному. – Мой друг, близкий к Базаргану, сказал мне, что он представил Хомейни свое прошение об отставке, но имам не принял ее, сказав ему, чтобы он оставался на своем нынешнем посту. – Он протянул свою тарелку Заре, чтобы она положила ему добавки. – Все, хореша хватит, еще немного риса.

Она положила ему поджаристую часть, и он снова начал есть, хотя был почти сыт. Самым интересным слухом сегодня, передававшимся шепотом на ухо под огромным секретом, был тот, что имам находится при смерти, то ли от естественных причин, то ли отравленный коммунистами из Туде, моджахедами или ЦРУ, и, что еще хуже, советские легионы стоят у самой границы, готовые вступить в Восточный Азербайджан и идти на Тегеран сразу же, как только он умрет.

Если это правда, впереди нас не ждет ничего, кроме смерти и крушения всего, думал он. Нет, этого не случится, не может случиться. Американцы никогда не позволят Советам захватить нас, они не могут позволить им установить свой контроль над Ормузом – даже Картер в состоянии это понять! Нет. Будем просто надеяться, что правдива лишь первая часть слухов, что имам быстро следует в рай.

– На все воля Аллаха, – благочестиво произнес он, махнул рукой, отсылая слуг, и, когда они остались одни, обратил все свое внимание на сестру. – Шахразада, твой развод согласован и подготовлен, остались лишь формальности.

– О, – сказала она, тут же насторожившись, ненавидя брата за то, что он разрушил ее внутреннее спокойствие и заставил мозг работать с перегрузкой: я не хочу разводиться, Мешанг легко мог бы выделить нам деньги со всех этих швейцарских счетов, и не вести себя так грубо с моим Томми, и тогда мы могли бы уехать… не будь дурочкой, ты никуда не могла бы уехать без документов и обречь себя на изгнание, и Томми бросил тебя, это было его решение. Да, но Томми сказал, что это на месяц, ведь так, что он будет ждать один месяц. За месяц столько всего может произойти.

– Твой развод проблемы собой не представляет. Как и твой новый брак.

Она уставилась на него, раскрыв рот и лишившись дара речи.

– Да, я уже договорился о выкупе, гораздо более значительном, чем ожидал за… – Он собирался сказать: за дважды разведенную женщину, которая носит ребенка, зачатого от неверного, но она была его сестрой, и партия была великолепная, поэтому он промолчал. – Свадьба состоится на следующей неделе, и он восхищается тобой уже много лет. Его превосходительство Фаразан.

На мгновение женщины не могли поверить своим ушам. Шахразада почувствовала, как вдруг вся вспыхнула, еще больше сбитая с толку. Кейван Фаразан был родом из богатой семьи базаари, двадцати восьми лет, хорош собой, только что вернулся из Кембриджского университета, и они были друзьями всю ее жизнь.

– Но… я думала, что Кейван собирается жени…

– Это не Кейван, – поморщился Мешанг, раздраженный ее глупостью. – Все знают, что Кейван вот-вот будет помолвлен. Дарануш! Его превосходительство Дарануш Фаразан.

Шахразада остолбенела. Зара невольно охнула и тут же постаралась скрыть свою оплошность. Дарануш был отцом, недавно овдовевшим, когда его вторая жена умерла родами, как и первая, очень богатым человеком, владевшим монополией на уборку мусора и отходов на всей территории базара.

– Это… это невозможно, – пробормотала она.

– О, еще как возможно, – ответил Мешанг, едва не лучась от удовольствия: он совершенно неправильно истолковал ее слова. – Я и сам не поверил, когда он заговорил об этом после того, как узнал о твоем разводе. С его богатством и связями вместе мы станем самым могущественным конгломератом на базаре, вмес…

Шахразаду прорвало:

– Но он отвратительный, маленький и старый, старый и лысый, и он любит мальчиков, всем известно, что он педе…

– И всем известно, что ты дважды разведена, не первой свежести и беременна от иностранца! – взорвался Мешанг. – Что ты ходишь на демонстрации, что ты непослушна, голова твоя забита всякой западной чепухой, и ты глупа! – В ярости он перевернул на ковер несколько тарелок. – Ты что, не понимаешь, чего я для тебя добился? Он один из богатейших людей на всем базаре, я уговорил его взять тебя в жены, он внес за тебя выкуп, а ты теперь…

– Но, Мешанг, ка…

– Ты что, не понимаешь, сука неблагодарная, – проревел он, – он даже согласился усыновить твоего ребенка! Клянусь всеми именами Аллаха, чего же большего ты можешь желать?

Лицо Мешанга стало почти лиловым и тряслось от бешенства, он размахивал перед лицом Шахразады сжатыми в кулаки руками; Зара во все глаза смотрела то на нее, то на него, в ужасе от его гнева, пока он продолжал злобно кричать.

Шахразада ничего не слышала и не видела кроме того, что Мешанг повелел для нее: провести остаток жизни привязанной к этому старикашке, объекту тысячи базарных шуток и насмешек, от которого постоянно воняло мочой, который будет оплодотворять ее раз в год, чтобы она рожала, и жила, и рожала снова до тех пор, пока не умрет при родах или из-за родов, как и две другие его жены. Девять детей от первой, семь от второй. Она была обречена. Она ничего не могла сделать. Принцесса Параши до самой смерти.

Ничего.

Ничего, кроме того, что я могу умереть сейчас; не от своей руки, ибо тогда рай мне будет заказан и я буду обречена на адские муки. Только не самоубийство. Никогда. Не самоубийство, но смерть при свершении Божьего труда, смерть с именем Аллаха на устах.

Что?