Текст книги "Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома"

Лайтхайзер пришел ко мне в офис на следующее утро, 6 мая, в восемь утра, чтобы обсудить ситуацию. Он сказал, что на прошлой неделе в Пекине китайцы значительно отступили от конкретных обязательств, которые они взяли на себя, таких как внесение изменений в существующие правила, отмена законов и принятие новых (например, для защиты интеллектуальной собственности), и аналогичные конкретные шаги, которые показали бы, что они серьезно относятся к структурным вопросам. Без этих конкретных обязательств остались только расплывчатые заявления о намерениях, которые, как и в прошлые годы с Китаем, никогда ни к чему не приводили. Лю Хэ сказал, что он предлагает просто оптическую “перебалансировку” текста проекта соглашения, в котором перечислено много шагов, которые должен сделать Китай, но очень мало – со стороны Соединенных Штатов (и на то есть веские причины!). Общее воздействие заключалось в том, чтобы смягчить то, что Пекин на самом деле должен был бы сделать, и китайцы также настаивали на многих других бесполезных изменениях. Лайтхайзер сказал, что и он, и Мнучин пришли к выводу, что Лю потерял контроль над переговорами, и фактически принял без возражений то, что диктовали из Пекина. Лю все еще планировал прибыть в Вашингтон в конце недели, но было неясно, сможет ли он дать что-то новое.

Я не видел перспективы достичь соглашения на “последнем раундом” переговоров, тем более что многие другие серьезные вопросы остались нерешенными. Аккаунт Трампа в твиттере пестрел угрозами новых тарифов, так что вполне возможно, что Лю вообще не приедет. Позже в тот же день Лайтхайзер объявил, что он готовит следующий раунд повышения тарифов, который вступит в силу в пятницу, что Трамп явно был готов навязать. Лю приехал в Вашингтон с пустыми руками и Трамп не стал его принимать. Торговая война продолжалась.

Трамп разговаривал с Си Цзиньпином по телефону 18 июня, в преддверии саммита G20 в Осаке в 2019 году, где они должны были встретиться в следующий раз. Для начала Трамп сказал, что соскучился по Си, сказал, что самым популярным делом, которым он когда-либо занимался, было заключение торговой сделки с Китаем. Они договорились, что их экономические команды могут продолжить встречаться.

Саммит G20 начался, при открытии СМИ как обычно устроили хаос, во время которого Трамп сказал:

– Мы стали друзьями. Моя поездка в Пекин с семьей была одной из самых невероятных в моей жизни ”.

После ухода прессы Си Цзиньпин сказал, что это самые важные двусторонние отношения в мире. Он сказал, что некоторые неназванные политические деятели в Соединенных Штатах делают ошибочные суждения, призывая к новой холодной войне, на этот раз между Китаем и Соединенными Штатами. Не знаю уж кого он имел в виду – может демократов, а может и кого-то из нас, сидящих сейчас на американской стороне стола. Трамп, конечно, предпочел отнести слова Си на счет первых, сказав, что среди демократов была большая враждебность. Затем он потрясающе перевел разговор на предстоящие президентские выборы в США, сославшись на экономические возможности Китая повлиять на текущие кампании, умоляя Си обеспечить его победу. Он подчеркнул важность мнения фермеров и увеличение китайских закупок соевых бобов и пшеницы повлияли бы на результаты выборов. Я бы привел тут точные слова Трампа, но увы, эта книга проходила процесс предварительного рассмотрения правительством перед публикацией – и правительство решило иначе.

Затем Трамп поднял вопрос о провале переговоров в мае, призвав Китай вернуться к позициям, от которых он отказался. Пораженный неспособностью Китая что-либо предпринять в отношении фентанила и захватом им канадских заложников (не говоря уже об американских), которые обсуждались в Буэнос-Айресе, Трамп призвал обе стороны начать с того, на чем они остановились в мае, и продолжить переговоры, чтобы заключить самую захватывающую, самую крупную сделку, когда-либо заключенную. Ни с того ни с сего Си Цзиньпин в ответ сравнил последствия неравноправной сделки с США с Версальским “унижением” Германии. С невозмутимым лицом он сказал, что если Китай подвергнется такому же унижению на наших торговых переговорах, в Китае произойдет всплеск патриотических чувств – тонкий намек на то, что этот всплеск будет направлен против Соединенных Штатов. Трамп явно понятия не имел, о чем говорит китаец, но сказал, что неравноправная сделка не в крови Си. Для Трампа история вообще была очень легкой темой – он подразумевал, что Китай задолжал США услугу за то, что мы разбили Японию во Второй мировой войне. В ответ, Си Цзиньпин прочитал нам лекцию о том, как Китай сражался девятнадцать лет и полагался в основном на себя, чтобы победить японских агрессоров. Конечно, это была чушь – китайские коммунисты провели большую часть войны, уклоняясь от Японии и пытаясь подорвать позиции китайских националистов. Война закончилась, когда она закончилась, потому что мы использовали атомные бомбы, но Си излагал историю из коммунистического катехизиса, и этого Трамп тоже понять не мог.

Ближе к концу обсуждения торгового вопроса Трамп предложил, чтобы на оставшиеся 350 миллиардов долларов торгового дисбаланса (по арифметике Трампа) США не вводили тарифы, но он снова вернулся к настойчивым просьбам Си Цзиньпина и Китая закупить так много американской сельскохозяйственной продукции. продукты, сколько они могли. Затем они увидят, возможна ли сделка. Трамп спросил Лю Хэ, можем ли мы заключить сделку с того места, где мы были до того, как Китай отступил в мае. Лю выглядел как олень в свете фар, онемевший, явно не желающий отвечать. После многозначительного молчания Трамп подчеркнул неловкость Лю, сказав сказав, что никогда не видел его таким тихим. Повернувшись к Си, Трамп спросил его, каков был ответ, поскольку он был единственным, у кого хватило смелости ответить на него. Си согласился с тем, что мы должны возобновить торговые переговоры, приветствуя уступку Трампа о том, что новых тарифов не будет, и соглашаясь с тем, что две переговорные группы должны возобновить обсуждение сельскохозяйственной продукции на приоритетной основе. Ликуя Трамп назвал его величайшим китайским лидером за триста лет, несколько минут спустя изменив титул на “величайший лидер в истории Китая». Потом они вкратце затронули Северную Корею – Трамп тем же вечером направлялся в Сеул – но тема торговли на этом была закончена.

Си вернулся к детям Лю, напомнив, что их обсуждали в Буэнос-Айресе 1 декабря, назвав их гражданами Китая (на самом деле они были двойными гражданами США и Китая). Потрясающе – он сказал, что совершенно случайно им запретили покидать Китай, чтобы заставить их сотрудничать в расследовании отмывания денег их отца, утверждая, что, отказываясь сотрудничать, Лю ставят под угрозу национальную безопасность Китая. Затем Си Цзиньпин многозначительно сказал, что 1 декабря, в ту же ночь, была арестована Мэн Ваньчжоу, финансовый директор «Хуавей». Он туманно подвел итог, сказав, что обе стороны могут оставаться на связи. Конечно, Си Цзиньпин тогда совершенно спокойно жаловался на то, что китайским студентам, желающим приехать в Соединенные Штаты, выдается недостаточно виз!

Торговые переговоры с Китаем возобновились после Осаки, но прогресс был незначительным. Трамп, казалось, был склонен подстраховаться, написав в твиттере 30 июля вопреки советам Мнучина и Лайтхайзера:

Дела в Китае идут очень плохо, худший год за последние 27 лет – предполагалось, что они начнут покупать нашу сельскохозяйственную продукцию сейчас – никаких признаков того, что они это делают. Это проблема с Китаем, они просто не тянут. Наша экономика за последние 3 года выросла намного больше, чем китайская…

…Моя команда сейчас ведет с ними переговоры, но в итоге они всегда меняют сделку в свою пользу. Вероятно, им следует подождать наших выборов, чтобы посмотреть, получим ли мы одного из демократов, таких как Сонный Джо[24]24
  Байден (прим. ред.)


[Закрыть]. Тогда они могли бы заключить БОЛЬШУЮ сделку, как те, что они заключали последние 30 лет, и продолжать…

…грабить США, еще больше и лучше, чем когда-либо прежде. Проблема с их ожиданием, однако, заключается в том, что если и когда я выиграю, сделка, которую они получат, будет намного хуже, чем та, которую мы обсуждаем сейчас… или вообще никакой сделки. У нас есть все козыри, которых никогда не было у наших прошлых лидеров!

Переговоры продолжались, просто не было никаких признаков реального движения со стороны Китая. Лайтхайзер и Мнучин в очередной раз посетили Пекин и 1 августа явились на доклад в Овальный кабинет. Президент был недоволен – им не следовало туда ехать. Этот визит выставил нас слабаками. Накануне он размышлял о новых тарифах, подмигнул мне и улыбнувшись сказал, что мы с ним похожи гораздо больше, чем мне кажется. Трамп укрепился в убеждении, что Китай ждет результатов выборов 2020 – они хотят президента-лузера. В итоге, он наконец, сказал, что хочет ввести тарифы. Они сами нас на это подталкивают.

Следует ли вводить тарифы еще на 350 миллиардов долларов китайского экспорта в Соединенные Штаты? Трамп сказал Мнучину:

– Ты слишком много говоришь. Не бойся, Стив.

Лайтхайзер почему-то беспокоился, что наша торговая война с Китаем вредит Европе, что только подлило масла в огонь, спровоцировав знакомый рефрен Трампа, про то, что “ЕС хуже Китая, только меньше”.

Он решил ввести тарифы. Через Твиттер, конечно:

Наши представители только что вернулись из Китая, где у них были конструктивные переговоры, касающиеся будущей торговой сделки. Мы думали, что у нас была сделка с Китаем три месяца назад, но, к сожалению, Китай решил пересмотреть сделку до подписания. Совсем недавно Китай согласился…

…покупать сельскохозяйственную продукцию из США в больших количествах, но не сделал этого. Кроме того, мой друг президент Си сказал, что он прекратит продажу фентанила в Соединенные Штаты – этого не случилось, и многие американцы продолжают умирать! Торговые переговоры продолжаются, и…

…в ходе переговоров США начнут с 1 сентября вводить небольшой дополнительный тариф в размере 10 % на оставшиеся 300 миллиардов долларов товаров и продуктов, поступающих из Китая в нашу Страну. Это не включает 250 миллиардов долларов, которые уже тарифицируются по 25 %…

…Мы с нетерпением ожидаем продолжения нашего позитивного диалога с Китаем по всеобъемлющей торговой сделке и считаем, что будущее между нашими двумя странами будет очень светлым!

Это было важное решение, вызвавшее большую тревогу в экономической команде Трампа, что в значительной степени соответствовало положению вещей, когда я подал в отставку 10 сентября. Последующие переговоры привели к объявленной в декабре “сделке”, которая, по сути, была меньше, чем казалось на первый взгляд.

* * *

1 декабря 2018 года, одновременно с длительным ужином в Буэнос-Айресе, канадские власти арестовали в Ванкувере Мэн Ваньчжоу, финансового директора «Хуавей» и дочь основателя корпорации. Мы узнали о предстоящем аресте за день. Поскольку она проходила обвиняемой по нашему делу о финансовом мошенничестве против «Хуавей», в том числе за сокрытие массовых нарушений наших санкций в отношении Ирана, дело показалось мне простым. В Буэнос-Айресе было, мягко говоря, оживленно, и я узнал достаточно, наблюдая за Трампом с Эрдоганом, чтобы понять, что мне нужно иметь все факты на руках, прежде чем я проинформирую Трампа.

Однако, когда последствия ареста распространились по средствам массовой информации, друзья Китая в США расстроились. На рождественском ужине в Белом доме 7 декабря Трамп поднял вопрос об аресте Мэн, рассуждая о том, какое давление это оказало на Китай. Он сказал мне через стол, что мы только что арестовали китайскую “Иванку Трамп”. Я был на волосок от того, чтобы сказать: “Я никогда не знал, что Иванка была шпионкой и мошенницей”, но мой автоматический механизм прикусывания языка сработал как раз вовремя. Какой финансист с Уолл-стрит дал Трампу эту фразу? Или это был Кушнер, который после переходного периода был вовлечен во взаимные ухаживания по вопросам Китая с Генри Киссинджером? Трамп пожаловался, что «Хуавей» была крупнейшей телекоммуникационной компанией Китая. Я сказал, что «Хуавей» – это не компания, а подразделение спецслужб Китая – это заставило его задуматься. В сочетании с тем, что Трамп позже сказал об уйгурах во время этого же ужина, я мог бы сказать, что мы находимся в другом цикле размышлений Трампа о том, как обращаться с Китаем. Я задавался вопросом, что нужно сделать, чтобы заставить его отказаться от умиротворения и вернуться к более агрессивному подходу, на который он был вполне способен – например, когда дал Лайтхайзеру ведущую роль в торговых переговорах.

Трамп несколько раз усугублял ситуацию, подразумевая, что «Хуавей» также может быть просто еще одной разменной монетой США в торговых переговорах, игнорируя как значимость уголовного дела, так и гораздо большую угрозу, которую «Хуавей» представляет для безопасности телекоммуникационных систем пятого поколения (или 5G) по всему миру. Торговля превращалась в черную дыру, все прочие проблемы закручивались вокруг увлечения Трампа торговой сделкой. Компания «Хуавей» создала огромные проблемы национальной безопасности, о многих из которых мы могли только упоминать в публичных заявлениях. Мысль о том, что уголовное дело было просто рычагом давления на партнеров по сделке обескуражила и смутила наших друзей. Мнучин постоянно беспокоился о том, как то или иное судебное преследование за взлом или другие киберпреступления окажет негативное влияние на торговые переговоры. Трамп иногда покупался на это, а иногда и нет. В какой-то момент он сказал Мнучину:

– Стив, китайцы видят страх в ваших глазах. Вот почему я не хочу, чтобы вы вели с ними переговоры.

Это были хорошие дни. Мы получали больше, чем отдавали.

По мере того, как торговые переговоры продолжались, мы начали готовить проекты исполнительных указов по обеспечению безопасности телекоммуникационных систем США и активов информационных технологий в целом. На каждом этапе нам приходилось бороться с предполагаемым влиянием на торговые переговоры в Китае. Иногда чиновники Администрации, отвечающие за экономическую политику, считали «Хуавей» не угрозой, а просто еще одним конкурентом, которого мы, специалисты по национальной безопасности, пытались дискредитировать в качестве протекционистской меры, чтобы помочь американским фирмам. Траншею за траншеей мы преодолевали это сопротивление. На нескольких встречах в Овальном кабинете я настаивал на том, чтобы мы следовали предостережению Чжоу Эньлая во время Второй мировой войны при ведении переговоров с Чан Кайши: даже когда коммунистические и гоминьдановские силы воюют между собой, это должна быть “борьба во время разговора”. Как может Си Цзиньпин возражать против того, чтобы мы последовали совету Чжоу? Это не вызвало у Мнучина восторга. Тем не менее, Трамп сказал, что не возражает – но порывисто и неохотно. Мы продолжали устанавливать важные защитные сооружения, но гораздо медленнее, чем это было разумно. И, конечно, сам Трамп продолжал быть частью проблемы, спросив Лайтхайзера в какой-то момент в апреле, должны ли мы что-то сказать в торговой сделке о кибервойне. Эта идея граничила с иррациональностью или хуже, и она быстро исчезла из официальных кругов США, но к каким еще неприятностям она может привести, если вновь появится на следующей встрече Си с Трампом?

Мы столкнулись с аналогичными препятствиями на международном уровне, когда пытались предупредить наших союзников об угрозе со стороны «Хуавей» и других китайских госкомпаний. Мы также распространяем информацию о том, насколько коварной была китайская инициатива “Один пояс – один путь”, основанная на «долговой дипломатии», заманивающей страны, казалось бы, выгодными условиями кредитования, а затем заставляющей их попасться на финансовую удочку, из которой страны третьего мира вряд ли могли выбраться. В декабре 2018 года в Фонде наследия я изложил африканскую стратегию администрации, подчеркнув нашу беспокойство по поводу несправедливого преимущества, которое Китай получил от многих африканских стран. В Европе многие страны вели так много бизнеса с «Хуавей», что им было трудно разобраться. Например, с Великобританией дискуссии были очень сложными, хотя отношение значительно изменилось после того, как премьер-министром стал Джонсон. Но даже тогда это было тяжело из-за высокого уровня зависимости от «Хуавей», который Британия накопила за длительный период. Эти законные опасения должны были заставить нас сосредоточиться на быстром привлечении новых участников на рынки 5G, а не на том, как мы могли бы смягчить последствия продолжения покровительства «Хуавей».

Япония заняла жесткую позицию. Во время майского государственного визита Трампа Абэ заявил, что Китай является крупнейшим стратегическим вызовом в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Они полностью игнорируют установленные правила и порядок. Их попытки в одностороннем порядке изменить статус-кво в Восточно– и Южно-Китайском морях неприемлемы. Абэ призвал Трампа поддерживать единство США и Японии против Китая и многое другое. Это был образцовый пример того, как вести стратегический диалог с близким союзником. Премьер-министр Австралии Скотт Моррисон также был трезв, рассматривая «Хуавей» почти так же, как я. Удивительно, но отрадно жесткую позицию также заняла и Новая Зеландия.

Мы должны были признать, что мы все опоздали, чтобы полностью осознать стратегию «Хуавей», но это не было оправданием для усугубления наших предыдущих ошибок. Даже когда мы обсуждали эти вопросы, Китай показывал свои зубы, незаконно задерживая канадских граждан в Китае, просто чтобы показать, что могут. Канада находилась под большим внутренним давлением, которому Трюдо с трудом сопротивлялся. Бывший премьер-министр Жан Кретьен, который никогда не был другом США, призывал канадские власти послать к черту договор об экстрадиции. Пенс, Помпео, я – все призывали Канаду проявить твердость, подчеркнув, что мы будем поддерживать их всеми возможными способами, включая прямое обсуждение с Китаем жестокого обращения с канадскими гражданами. Именно так вел себя Китай, несмотря на то, что некоторые продолжали восхвалять “мирный подъем” этого “ответственного стейкхолдера”. Как будет действовать Китай, когда он станет доминирующим, если мы позволим ему? Это дискуссия о национальной безопасности, которая будет продолжаться и в будущем. Привязка к торговле ухудшает наше положение как в торговле, так и в национальной безопасности.

К началу мая Росс был готов включить «Хуавей» в “черный список” Министерства торговли так же, как это было сделано с ZTE, запретив американским фирмам продавать товары «Хуавей» без специальных лицензий. Это должно было нанести «Хуавей» серьезный удар. Я решительно поддержал эту меру по тем же причинам, по которым мы запретили правительству США закупки товаров и услуг «Хуавей». Мы знаем основополагающую концепцию этой фирмы и это не была коммерческая компания. На очередном заседании в Овальном кабинете 15 мая Мнучин заявил, что включение «Хуавей» в список фактически его обрушит. Это было неправдой, но если бы так и было – тем лучше. Справедливости ради, Мнучин, возможно, был немного расстроен крахом пятимесячных интенсивных торговых переговоров всего за неделю. Мнучин сказал, что проект заявления Росса для прессы о «Хуавей» был экстремальным, поэтому Росс спросил, может ли он прочитать его вслух и позволить другим решать, что он и сделал.

– Это охренительно великолепное заявление, – воскликнул Трамп. – Оно прекрасно. Добавьте «с одобрения президента» где-нибудь там, где вы ссылаетесь на Министерство торговли. И добавляйте «Хуавей» в список.

Мнучин был ошеломлен, и отрывисто сказал Трампу:

– Я дал вам свой совет, а вы последовали не за тем человеком.

В телефонном разговоре Си и Трампа 18 июня Си сильно нажал на «Хуавей». Трамп повторил свою точку зрения о том, что «Хуавей» может стать частью торговой сделки, наряду со всеми другими обсуждаемыми факторами. Си предупредил, что, если с «Хуавей» не будут обращаться должным образом, это нанесет ущерб общим двусторонним отношениям. Демонстрируя удивительную наглость, Си Цзиньпин назвал «Хуавей» выдающейся частной китайской компанией, имеющей важные связи с «Куалкомм»[25]25
  Американская компания по разработке и исследованию беспроводных средств связи (прим. ред.)


[Закрыть] и «Интел». Си хотел, чтобы запрет на «Хуавей» был снят, и сказал, что хотел бы лично работать совместно с Трамп по этому вопросу.

Трамп казался сговорчивым. Он написал в Твиттере о своем восторге от звонка вскоре после того, как два лидера повесили трубку. Чувствуя его слабость, Си продолжал настаивать во время G20, говоря, что мы должны решить проблему «Хуавей» в рамках торговых переговоров. Трамп немедленно изменил свою прежнюю позицию, заявив, что теперь он позволит американским компаниям немедленно продавать «Хуавей» – так же, как раньше сдал наши позиции по ZTE. К счастью, после этой встречи мы смогли отменить его отмену, и вольный комментарий Трампа не оказал большого влияния на реальный мир. Но какое влияние оказало на умы китайцев такое поведение со стороны Трампа? Нам просто повезло, что Китай не стал действовать быстрее, чтобы закрепить уступку Трампа, прежде чем мы предотвратили какой-либо ущерб.

Я проинформировал Мнучина о звонке несколько часов спустя. Более чем обеспокоенный Мнучин сказал:

– Мы должны попытаться защитить президента от ужасной ошибки в отношении «Хуавей». Люди думали, что он обменивает национальную безопасность на торговлю с ZTE, и если мы позволим ему сделать это снова с «Хуавей», мы получим такую же негативную реакцию или хуже.

Это было правдой тогда и остается правдой сегодня.

* * *

Бывший вице-президент Дэн Куэйл[26]26
  Вице-президент в 1989 – 1993 г. (прим. ред.)


[Закрыть] сказал мне еще в октябре 2018 года, после поездки в Гонконг, что Китай становится все более агрессивным, похищая гонконгских бизнесменов, которые каким-то образом пересекли Пекин. О многих из них потом просто больше никогда не слышали. Бизнес-сообщество было слишком напугано, чтобы много говорить или сообщать об этом в международной прессе. Куэйл полагал, что одна из причин, по которой Китай был готов вести себя так бесцеремонно, заключалась в том, что экономика Гонконга в настоящее время составляет всего 2 % от общей экономики Китая, тогда как на момент передачи от Великобритании в 1997 году она составляла 20 процентов. Это были потрясающие цифры.

Недовольство в Гонконге росло, хотя и не привлекало внимания средств массовой информации. Всепроникающее ощущение заключалось в том, что Пекин неуклонно разрушает концепцию “одна страна, две системы”, и что пройдет еще немного времени и Гонконг просто станет еще одним китайским городом. Законопроект об экстрадиции, предложенный правительством Гонконга, послужил толчком, и к началу июня 2019 года начались массовые протесты. Я впервые услышал реакцию Трампа 12 июня, услышав количество людей на демонстрациях в воскресенье, около 1.5 миллионов: “

– Это большое дело, – сказал он, но тут же добавил, – Я не хочу вмешиваться. У нас тоже есть проблемы с правами человека.

Это в значительной степени положило конец моей кампании в Твиттере, призывающей Китай соблюдать свою сделку с Великобританией, подчеркивая, как мало уважения Китай уделяет международным соглашениям, для всех тех, кто так взволнован перспективой торговой сделки.

Я надеялся, что Трамп увидит в гонконгских событиях рычаги влияния на Китай – и не важно, было ли ему дело до усилий демонстрантов по сохранению уникального статуса Гонконга. Я должен был знать своего шефа лучше. Во время государственного визита в Великобританию 4 июня, в тридцатую годовщину резни на площади Тяньаньмэнь, Трамп отказался выступить с заявлением Белого дома. Мнучин сказал Трампу, что он обеспокоен влиянием проекта заявления на торговые переговоры и хотел смягчить его. Это уже было плохо, но Трамп сказал, что он вообще не хочет никаких заявлений.

– Это было 15 лет назад, – сказал он (вообще-то в два раза больше). – Кого это волнует? Я пытаюсь заключить сделку. Больше мне ничего не надо.

Тем все и закончилось.

Демонстранты, однако, одержали крупную победу, когда избранная Пекином глава исполнительной власти Гонконга Кэрри Лэм отклонила законопроект об экстрадиции, фактически зарубив его на корню. Протесты продолжались и в следующие выходные два миллиона гонконгцев вышли на улицы, теперь требуя отставки Лэм.

В телефонном разговоре 18 июня вместе с представителями торговли и «Хуавей» Трамп сказал, что он видел, что происходит в Гонконге, но это внутренняя китайская проблема. Он запретилсвоим советникам обсуждать Гонконг публично в какой бы то ни было форме. Си выразил признательность, сказав, что то, что произошло в Гонконге, действительно было чисто китайским внутренним делом. Он сказал, что вопрос об экстрадиции, который вызвал демонстрации, должен был закрыть существующие лазейки в законодательстве Гонконга и касался серьезных уголовных дел. Он также подчеркнул, что стабильность и процветание в Гонконге являются плюсом как для Китая, так и для Соединенных Штатов, и другие должны воздерживаться от вмешательства в дела Гонконга. Трамп согласился. С этим судьба Гонконга, могла почти исчезнуть из нашей повестки дня.

Однако, как указал Помпео, когда мы говорили позже в тот же день, несколько установленных законом требований к отчетности обяжут Государственный департамент в какой-то момент высказать свое мнение о ситуации в Гонконге, не имея возможности уклониться.

– Что ты собираешься сказать на воскресных ток-шоу? – задал он риторический вопрос. – Или я, или любой из нас?

К середине августа в СМИ все чаще появлялись сообщения о возможности репрессий со стороны Китая в Гонконге. Я рассказал Трампу все, что мы об этом знали, и он сказал, что может написать об этом в твиттере. Я призвал его полагаться при этом только на общедоступные источники, но он, как это часто бывало, проигнорировал это предупреждение:

Наша разведка сообщила нам, что китайское правительство перебрасывает войска к границе с Гонконгом. Все должны быть спокойны и в безопасности! Многие обвиняют меня и Соединенные Штаты в проблемах, происходящих в Гонконге. Я не могу себе представить, почему?

Да, он делал так много чтобы предотвратить все эти утечки “глубинного государства”…

13 августа, после нашего обсуждения продажи F-16 Тайваню, Трамп снова написал в Твиттере:

Я очень хорошо знаю президента Китая Си. Он великий лидер, который пользуется большим уважением своего народа. Он также хороший человек в «сложном бизнесе’. Я НЕ сомневаюсь, что если президент Си захочет быстро и гуманно решить проблему Гонконга, он сможет это сделать. Личная встреча?

Конечно, когда так много было поставлено на карту в Гонконге, не было никаких сомнений в том, что Си лично отдавал приказы. По мере приближения 1 октября, семидесятой годовщины основания Китайской Народной Республики, напряженность росла. Никто не верил, что Пекин согласится на массовые демонстрации в Гонконге, особенно если они перерастут в насилие, пролившись дождем на парад Си. Китайское информационное агентство “Синьхуа” предупредило демонстрантов: «Конец близок», – настолько явная угроза, насколько это возможно.

Однако в ноябре сторонники демократии превратили выборы в местные советы в референдум о будущем города. Поразительно, что жители Гонконга проголосовали в беспрецедентном количестве, превзойдя пропекинских кандидатов, и полностью изменили политическую окраску местных советов. Этот бой продолжался.

* * *

Китай десятилетиями усердно подавлял этнические меньшинства, например, в Тибете. Репрессии Пекина против уйгуров также продолжались быстрыми темпами. Трамп спросил меня на рождественском ужине в Белом доме в 2018 году, почему мы рассматриваем возможность введения санкций против Китая из – за его обращения с уйгурами, китайцами неханьского происхождения, в основном мусульманами, которые жили в основном в северо-западной китайской провинции Синьцзян. Росс предупредил меня в то утро, что Трамп не хотел санкций из-за торговых переговоров с Китаем. Уйгурский вопрос изучался в СНБ, но готового решения пока не было. Стало только хуже. На обеде в честь открытия саммита G20 в Осаке, на котором присутствовали только переводчики, Си объяснил Трампу, почему он в основном строит концентрационные лагеря в Синьцзяне. По словам нашего переводчика, Трамп сказал, что Си следует продолжить строительство лагерей, что, по его мнению, было совершенно правильно. Поттинджер сказал мне, что Трамп сказал нечто очень похожее во время поездки в Китай в 2017 году, что означало, что мы можем вычеркнуть репрессии против уйгуров из нашего списка возможных причин для введения санкций против Китая, по крайней мере, до тех пор, пока продолжаются торговые переговоры.

Религиозные репрессии в Китае также не были в повестке дня Трампа – будь то католическая церковь или Фалуньгун, это не принималось во внимание. Ни Пенс, ни Помпео ни я не были согласны, но такова была воля президента Трампа. Посол США по особым поручениям по вопросам международной свободы вероисповедания Сэм Браунбек, настаивая на том, чтобы Трамп провел мероприятие по свободе вероисповедания на предстоящем в сентябре 2019 года открытии Генеральной Ассамблеи ООН, говорил, что Китай “ужасен по всем направлениям” – что ж, так и было.

* * *

Трамп был особенно недоволен Тайванем, выслушав финансистов с Уолл-стрит, которые разбогатели на инвестициях в материковый Китай. Одним из любимых сравнений Трампа было указать на кончик одного из своих фломастеров и сказать: “Это Тайвань”, а затем указать на свой стол «Резолют» и сказать: “А это Китай.” Так много американских обязательств перед демократическим союзником… Тайвань настойчиво добивался соглашения о свободной торговле с США, но я не видел у Трампа ни малейшей заинтересованности в этом.

А китайцы хорошо знали о слабости наших лидеров благодаря своим надежным партнерам с Уолл-стрит. Ян Цзечи на нашей встрече 8 ноября прочитал мне традиционную лекцию о том, что Тайвань является самым важным и деликатным вопросом в американо-китайских отношениях. Поразительно, но он сказал, что у нас есть общий интерес – предотвращение независимости Тайваня. Можно подумать, мы были сообщниками! Он бесконечно говорил о политике “одного Китая”, которую он неправильно охарактеризовал в пользу Пекина. На ужине в Буэнос-Айресе Си призвал нас быть осторожными на Тайване. Трамп согласился быть начеку, что означало, что мы спасли свои жизни. Хорошо, что обсуждение было таким коротким.