Текст книги "Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома"

Другой важной темой нашего обсуждения была декларация “о прекращении Корейской войны”. Первоначально я думал, что декларацию продвигает Север, но позже стал подозревать, что это работа Муна, исходящая из его программы воссоединения и поддержки, еще одна веская причина не покупаться на это. По существу, идея “окончания войны” не имела никакого обоснования, кроме того, что красиво звучала. Хотя из встречи в Сингапуре могло ничего не выйти, мы рискнули легитимизировать Ким Чен Ына не только назначив ему встречу с президентом США, но и проведя прозрачный “мирный саммит”, подрывающий экономические санкции, предполагая, что Север больше не опасен, и не только на ядерном уровне. Я был полон решимости остановить что-либо юридически обязательное, а также свести к минимуму ущерб от любого нежелательного документа, на который Трамп может согласиться. Я беспокоился о том, что Мун подсунет эти дурацкие прожекты Трампу, но что я мог поделать?

Я пошел в Блэр-Хаус, чтобы встретиться с Помпео перед нашей встречей в десять утра с Муном, министром иностранных дел Кан Ген Ва и Чангом. Мун был характерно оптимистичен в отношении Сингапура, и через час я вернулся в Белый дом (Помпео направился в Госдепартамент), чтобы рассказать Трампу, что мы обсуждали. Я присутствовал на одном из разведывательных брифингов, которые Трамп проводил каждую неделю с директором Национальной разведки Коутсом, директором ЦРУ Хаспел и сопровождавших их докладчиков. Я не думал, что эти брифинги были ужасно полезными, как и разведывательное сообщество, поскольку большая часть времени была потрачена на то, чтобы слушать Трампа, а не на то, чтобы Трамп слушал докладчиков. Я сделал несколько попыток улучшить подачу разведданных Трампу, но неизменно терпел неудачу. Имеем, что имеем. Когда я приехал из Блэр-Хауса, Трамп рассказывал докладчикам, что написал твиты об отмене Сингапура накануне вечером, но пришел к выводу, что может подождать еще немного, “потому что все еще есть некоторый шанс, что это может произойти”, и он не хотел отменять “до последней минуты”. Мне стало еще хуже, когда я увидел, до чего мы дошли.

Прибыл Мун, и вскоре после этого оба лидера приветствовали толпы прессы в Овальном кабинете. Пресс-конферецния, в основном по вопросам Китая, существенно сократила время встречи Муна с Трампом тет-а-тет. Трамп сказал, что существует примерно 25 % вероятность того, что встреча в Сингапуре состоится, о чем, я подозреваю, он также сказал Муну в частном порядке. В ответ Мун подчеркнул свою поддержку полной, поддающейся проверке и необратимой денуклеаризации, а также его оптимистичное мнение о том, что “вероятность того, что Сингапура не будет, равна нулю”. Трамп беспокоился, что выглядит “слишком встревоженным”, но Мун поспешил заверить его, что на самом деле встревожена Северная Корея, поскольку ничего подобного раньше никогда не случалось. Трамп сказал, что хочет структурированной встречи в Сингапуре, что меня шокировало (и чего в любом случае не произошло). Он спросил, почему экспертам не разрешили посетить Пунггери, и мы объяснили, что многие считают, включая меня, что Ким дал устное обещание закрыть испытательный полигон, на самом деле не понимая, что он говорит.

Как будто все и так было не так плохо, Ник Эйерс, начальник аппарата вице-президента, позвонил поздно вечером, чтобы сказать, что замминистра иностранных дел КНДР Чо Сон Хи выступил с язвительной атакой на Пенса, назвав его “политическим болваном” и фактически угрожая ядерной войной из-за замечаний Пенса в недавнем интервью Марте МакКаллум с «Фокс». Быстро получив и просмотрев полную информацию Пхеньяна, я связался с Трампом в десять вечера. Я объяснил ситуацию и предложил потребовать извинений, по крайней мере, подразумевая, что иначе Сингапур будет отменен. Но Трамп уже хотел спать.

На следующий день я пришел даже раньше обычного, изучая обширное освещение северокорейского взрыва в азиатской прессе, но отметив небольшое освещение в США, вероятно, из-за того, что заявление было опубликовано в поздний час. Я рассказал Келли, что произошло, и сказал, что у нас был телефонный разговор с Трампом в резиденции в восемь утра. Вошел Эйерс, чтобы сказать, что и он, и Пенс считают, что Сингапур следует отменить, Келли и Помпео согласились. Мы позвонили Трампу по громкой связи и я описал нападки Севера на Пенса, а также освещения событий в международной и американской прессе. Трамп попросил меня прочитать полный текст выступления замминистра иностранных дел Чо Сон Хи, что я и сделал.

– Иисусе, это жестко, – сказал Трамп.

Мы все согласились с тем, что такое хамство могло быть допущено только с явного одобрения Ким Чен Ына. Наши критики, скорее всего, обвинили бы нас в чрезмерной реакции, потому что, в конце концов, Северная Корея часто хамила. Да, все верно – но только потому, что предыдущие администрации США просто принимали риторику Северной Кореи без каких-либо последствий. Этому пора было положить конец.

Трамп без колебаний отменил встречу в Сингапуре. Он продиктовал письмо, которое мы несколько раз переделывали, но автором действительно был Трамп. Окончательная версия, отредактированная с небольшими исправлениями, была опубликована около девяти сорока пяти утра, за ней последовали два президентских твита. Мы также подготовили заявление, которое он мог бы зачитать на уже запланированной церемонии подписания законопроекта этим утром, подчеркнув, что “максимальное давление” на Северную Корею будет продолжаться. Я позвонил министру иностранных дел Сингапура Вивиану Балакришнану, чтобы рассказать ему о происходящем, застав его в Дубае во время пересадки с рейса на рейс. Он воспринял эту новость очень благосклонно, как несколькими неделями ранее воспринял первоначальную новость о том, что Сингапур выиграл право быть местом проведения саммита Трампа-Кима. Южнокорейцы не были столь любезны. Чон позвонил мне поздним утром, чтобы сказать, что наша отмена стала большим политическим конфузом для Муна, поскольку произошла сразу после его возвращения из Вашингтона, поездки, которая вызвала большие ожидания в Южной Корее. Я посоветовал Чону внимательно прочитать, что Чо Сон Хи сказал о вице-президенте Америки, но ни его ни Муна это не успокоило. Южнокорейский лидер высказал мне примерно то же, что и Чон, но помягче. Напротив, японцы были очень рады отмене саммита. Пока разворачивалась эта драма, Север устроил свой собственный маленький театр, “закрыв” Пунгери именно в том стиле «потемкинской деревни наоборот «, который мы ожидали.

В тот же вечер, менее чем через двенадцать часов после объявления об отмене Сингапура, мир поехал крышей. Трамп воспользовался чуть менее воинственным заявлением другого представителя министерства иностранных дел Северной Кореи, чтобы приказать нам вернуть встречу 12 июня в график. На мой взгляд, это была явная ошибка, Трамп будто кричал, что отчаянно хочет провести встречу любой ценой. В СМИ пошли сообщения о “дипломатии головокружения”, которые нервировали наших друзей по всему миру. Конечно, СМИ понятия не имели, что мы уже почти отменили Сингапур в понедельник, прежде чем Трамп все переиграл. Возобновляя встречу, Помпео поговорил с заместителем Ким Чен Ына Ким Ён Чолем, кадровым военным разведчиком. Было решено, что Чоль приедет в Нью-Йорк для дальнейшей подготовки. Помпео, Келли и я согласились, что мы должны настаивать на публичном заявлении самого Ким Чен Ына, а не полагаться на заявления официальных лиц министерства иностранных дел, и что мы должны отложить Сингапур на месяц в качестве страховки. Мы позвонили Трампу примерно в 8:50 утра, чтобы предложить ему этот вариант, но ему было плевать – он источал чистый восторг от того, какое “чрезвычайно теплое письмо” (имеется в виду заявление Северной Кореи) мы получили. Он не хотел “рисковать импульсом”, который у нас теперь был. У меня возникло искушение спросить: “Какой нахрен импульс?”, но я подавил его. Он продолжал:

– Мы сорвали большой куш. Если эта сделка состоится, это будет одна из самых выгодных сделок в истории. Я хочу сделать его [Кима] и Северную Корею очень успешными.

Это было удручающе. А ведь мы были так близки к тому, чтобы соскочить!

В субботу, к нашему общему удивлению, мы узнали, что Мун и Ким встретились двумя часами раньше в демилитаризованной зоне. Министр иностранных дел Кан сказал Помпео, что Ким попросил о встрече, и Мун, как и следовало ожидать, немедленно согласился. Чон также известил меня, сообщив, что сам он не присутствовал, но все прошло хорошо, и два лидера подтвердили соглашение о полной, поддающейся проверке и необратимой денуклеаризации и других вопросах. Ким сказал Муну, что он ожидает достижения “всеобъемлющей сделки” в Сингапуре, к которой Север активно готовится. Ким был немного удивлен решением Трампа “приостановить” встречу и испытал большое облегчение от того, что США изменили свою позицию. Мун подчеркнул, что США не примут концепцию “действие за действие”, хотя затем он буквально переобулся в прыжке и, по сути, намекнул, что это могло бы стать политической компенсацией США, если бы Север добился существенного прогресса в нашей концепции денуклеаризации. Лишнее подтверждение моего мнения, что Муна вообще стоило бы отстранить от переговоров. В то же время росло мое беспокойство из-за того, что в среднем звене госдепа предсказуемо и быстро вернутся к знакомому им неудачному подходу формата шестисторонних переговоров времен Буша-младшего, даже не заметив, что мы совершенно изменили стратегию. Тем временем Трамп был очень занят – он писал в твиттер:

В отличие от того, во что хотела бы убедить людей провальная и коррумпированная «Нью-Йорк Таймс», в администрации Трампа нет НИКАКИХ разногласий относительно того, как вести себя с Северной Кореей… а если бы и были, это не имело бы значения. @nytimes ошибалась во мне с самого начала!

На следующий день в демилитаризованной зоне делегация Северной Кореи во главе с неизменно приятным Чо Сон Хи на двусторонних переговорах с США отказалась даже использовать слово “денуклеаризация” в повестке дня встречи Трампа и Кима. Это было, к сожалению, очень знакомо. Я боялся, что было только вопросом времени, когда госдепартамент прогнется. Не говоря уже о Трампе, который был одержим “успехом” в Сингапуре. Мы находились в почти постоянном контакте с нашими южнокорейскими коллегами, и темпы нашей подготовки резко возросли. Абэ и японцы также изливали свои надежды, надеясь, что смогут удержать Трампа в соответствии с его предыдущими обязательствами. Абэ сказал Трампу в День поминовения, что то, как он провел саммит, было совершенно не похоже на то, как другие президенты США обращались с ними, и что Ким никогда не ожидал, что он осмелится отменить встречу. Трамп, сказал Абэ, сейчас говорит с позиции силы, очевидно, надеясь, что Трамп не допустит ошибок своих предшественников. Абэ настаивал на том, чтобы Трамп отстаивал не только нашу концепцию денуклеаризации, но, отражая давние позиции Японии, также затрагивал программы Пхеньяна по созданию биологического и химического оружия, а также все их баллистические ракеты, независимо от дальности.

Я обсудил положение дел с Трампом на следующий день после Дня поминовения, и, как ни странно, Трамп сказал:

– Мы не можем допустить, чтобы делегацию возглавила стая голубей. Скажите Помпео. Мне придется взять эту сделку на себя. Мы должны обсудить денуклеаризацию [в сингапурском коммюнике], мы должны это сделать.

Затем он велел позвонить главе делегации, что мы быстро и сделали, поговорив с очень удивленным сотрудником американского посольства в Сеуле. После дежурных любезностей Трамп сказал:

– Товар продаю я. Лично. Вы не торгуетесь о денуклеаризации – так им и скажите. Вы должны сказать ”денуклеаризация и точка», никакого пространства для маневра. И не нужно большой, официальной повестки дня с кучей формальностей.

Вот и все. Через несколько минут позвонил Помпео, расстроенный тем, что Трамп говорил напрямую с делегацией. Я объяснил, что произошло, включая мою озабоченность по поводу слабых формулировок в проекте коммюнике. “Я согласен с вами в этом”, – сказал Помпео, имея в виду, что мы должны были обсудить “денуклеаризацию”, но понимал ли он, что с этим не были согласны переговорщики от госдепартамента? Затем Помпео сказал мне, что Трамп хотел пригласить Ким Ён Чхоля на встречу в Овальный кабинет – очередное президентское “гениально”. Ни мы ни Келли это гениальным не считали, скорее совсем наоборот, но оставалось только смириться. Примерно тогда я и задумался, может мне стоит просто оставить свои попытки управлять разрешением северокорейского вопрос и позволить Трампу творить, что ему вздумается, вместо того, чтобы постоянно сглаживать дикие колебания политики, вызванные президентскими капризами. С другой стороны, мы имели дело с ядерным оружием в руках странного режима, поэтому мне не хотелось поворачиваться к нему спиной или уходить в отставку.

Лично Трамп, похоже, все еще не определился с тем, хочет ли он, чтобы Сингапур состоялся. Когда мы обсуждали стратегию перед отъездом Помпео в Нью-Йорк на встречу с Ким Ён Чолем, он ходил взад-вперед, прежде чем прийти к выводу:

– Я бы предпочел чтобы встреча состоялась. Но если мы не продадим им денуклеаризацию, другого товара у нас нет.

Затем он размылял вслух, что если встреча провалится, он бы ввел огромные тарифы – я уже не понимал, он путает тарифы с санкциями, или уже мысленно переключился с Северной Кореи на Китай.

Затем подводя итог, сказал, что хочет пойти на это. Это будет «отличное представление».

Приглашение Ким Ён Чоля в Белый дом даже не обсуждался, и мы с Помпео, покинув из Овального кабинета, согласились, что мы еще можем сбежать. Мы к сожалению, упускали из виду младшего Кима. Вечером Помпео порадовал нас с Келли, что северокорейский эмиссар был “одержим желанием предстать перед Трампом”, чтобы передать ему письмо от Ким Чен Ына. Но по всем существенным вопросам Чоль был непреклонен. Единственной хорошей новостью было то, что он не нуждался в Муне и не был заинтересован в трехстороннем саммите. Это было между нами, и в южнокорейцах не было никакой необходимости. Мы связались с Трампом, Помпео отчитался об обеде, и мы, наконец, пришли к желанию Ким Ен Чхоля передать ему письмо Ким Чен Ына.

– Очень элегантно, – воскликнул Трамп, – давайте сделаем это.

Келли и я пытались возражать, но безрезультатно. Ни аргументы о потенциальном политическом влиянии ни о самом Ким Ён Чоле (жестоком убийце и человеке, который, скорее всего, лично несет ответственность за смертельные пытки Отто Уормбиера), не произвели никакого впечатления. Поздно вечером мы попытались, с согласия вице-президента, хотя бы перенести встречу из Овального кабинета, но это тоже не сработало. Я откопал фотографию Билла Клинтона, сидящего в Овальном кабинете с двумя северокорейскими генералами, чтобы показать, что Пхеньян уже играл в эту игру раньше, но даже это не сработало.

Сотрудники дипломатической службы безопасности госдепартамента привезли мелкого Кима из Нью-Йорка в Овальный кабинет в час дня. Мы встретились, чтобы проинформировать Трампа, и Пенс снова попытался убедить его провести встречу в другом месте, например, в Зале дипломатической приемной. Трамп не слушал. На самом деле, он начал подумывать о том, чтобы отвести Ким Ын Чоля в спальню Линкольна, от чего мы также пытались его отговорить. Я забрал американского переводчика и направился к южному входу, где Келли уже ждал, чтобы встретить северокорейцев и сопроводить их в Овальный кабинет. Пока мы были там, агент Секретной службы сказал мне, что президент хочет, чтобы я вернулся в Овальный кабинет. Я был озадачен, но совершенно поражен, когда вошел в Овальный кабинет и столкнулся с Пенсом, который сказал, что ни он, ни я не будем присутствовать на встрече с Кимом. По Пенсу и Эйерсу было видно, что они в шоке. Эйерс сказал, что Трамп хотел встречу в узком кругу – только сам Трамп, Помпео, Ким и по переводчику от каждой стороны. К этому времени Трамп был почти в бешенстве, собирая стандартные подарочные наборы Белого дома (типа запонок). Одна коробка была слегка помята, и Трамп резко сказал Мадлен Уэстерхаут: “Ты испортила эту, возьми другую”. Затем он из-за чего-то накинулся на официального фотографа Белого дома. Я никогда не видел его таким взвинченным. Пенс великодушно предложил мне переждать в его кабинете. Никто из нас не думал, что передача письма Ким Чен Ына займет больше нескольких минут. Я все еще был ошеломлен тем, что меня выперли – не более ошеломлен, чем Пенс, но он все это время сохранял стойкость.

Ким Ын Чоль прибыл в час пятнадцать, и Келли проводил его в Овальный кабинет. Как он позже рассказал нам, Ким казался очень нервным, и как только они вошли в Западное крыло, он вспомнил, что оставил письмо Ким Чен Ына в машине и отправил за ним переводчика. Можно только представить, как Ким Ён Чоль думает о том, как объяснить “ Великому Преемнику”, что он забыл свое письмо. В кабинете вице – президента мы смотрели телевизор, пока пресса на Южной Лужайке отчаянно пыталась разглядеть, что происходит внутри. Время тянулось, мягко говоря, медленно. У нас был один светлый момент, когда Дон Макган пришел сказать нам, что подарки Трампа почти наверняка были нарушением санкций. Как часто говорит Макган – да, это вам не Белый дом Буша. Встреча, наконец, закончилась в два сорок пять. Трамп и Помпео вышли из Овального кабинета вместе с Ким Ён Чолем и проводили его до подъездной дорожки, где ждал его кортеж, а затем Трамп поговорил с прессой по пути обратно в Овальный кабинет.

Как только Ким покинул Овальный кабинет, мы с Пенсом вошли. Келли дал мне оригинал и грубый перевод письма Ким Чен Ына Трампу, сказав, что это единственный экземпляр. Письмо было чистой воды надувательством, написанным, вероятно, каким-то клерком северокорейского агитпропа, но Трампу это понравилось. Это было началом романа между Трампом и Кимом.

Президент с семьей уехали на выходные в Кемп-Дэвид, а мы собрались в кабинете Пенса. Ким Ён Чоль не сказал ничего нового о позиции Севера. Очевидно было, что они хотели политических гарантий, прежде чем согласиться на любую денуклеаризацию, и Трамп, казалось, был склонен дать им именно это. Поразительно, но, как и в предыдущих дискуссиях с Севером, экономические санкции казались второстепенными. Вероятно, это означало, что Северная Корея боялась военной мощи США больше, чем экономического давления, а также, вполне вероятно, указывало на то, что санкции оказались не такими эффективными, как мы думали. Келли сказал, что Север мог бы составить любое впечатление о дальнейших шагах Трампа. Он был готов сократить совместные с южнокорейцами военные учения, которые все равно считал дорогостоящими и провокационными. Пожалуй, это было худшим в переговорах – Северная Корея только что услышала от американского главнокомандующего, что наши военные возможности на полуострове подлежат обсуждению, несмотря на наши предыдущие опровержения. Это была уступка, которая могла расстроить даже Мун Чжэ Ина и его сторонников “Солнечной политики”, чьи расчеты основывались на сильном присутствии США. Для многих людей именно присутствие США позволило южнокорейским политическим левым с самого начала увлечься фантазией о “Солнечной политике”. Если бы мы когда-нибудь покинули Корею, они были бы фактически предоставлены сами себе и почувствовали бы последствия своей глупости, которых, как я полагал, они сами боялись. Как бы плохо это ни звучало, я чувствовал, что мы могли бы увести Трампа с уступа, так что, возможно, никакого реального ущерба нанесено не было. Как могла эта встреча продлиться час и пятнадцать минут? Последовательный перевод был одним из ответов, но на самом деле любая встреча с Трампом может длиться так долго или дольше. “Я болтун”, – он говорил несколько раз за время моего пребывания в должности. “Я люблю поговорить”.

Что делать дальше? Келли сказал, что, по его мнению, Трамп был готов к тому, что в Сингапуре ничего не произойдет. Я думал, что это было оптимистично. Мы говорили об установлении временных рамок, демонстрируя, что у мы не собираемся топтаться на месте целую вечность, пока Северная Корея разрабатывает и производит ядерные компоненты и баллистические ракеты. Мы расстались около 15:45, и я вернулся в свой офис. К моему удивлению, примерно в 16:10 зазвонил мой телефон. Звонили с коммутатора Кемп-Дэвида. Оператор сказал, что со мной хочет поговорить президент.

– Письмо было очень дружелюбным, вы не находите? – спросил он.

С президентом Дональдом Трампом положено соглашаться, а потом попробовать объяснить, что оно дружелюбное, но несущественное.

– Процесс пошел, – сказал Трамп. – Теперь я это понимаю. Мы просто проведем встречу, чтобы лучше узнать друг друга, а потом посмотрим, что получится. Это займет больше времени, чем я думал сначала.

Я подчеркнул, что ни снятие санкций, ни объявление о “прекращении войны в Корее” не должны происходить до тех пор, пока не будет завершена полная, поддающаяся проверке и необратимая денуклеаризация, которой всегда была политика Администрации. Казалось, он был восприимчив к советам. Я сказал, что продление обсуждений приемлемо, с одной важной оговоркой – время было на стороне Пхеньяна. Мы не располагали бесконечным временем, с чем он, казалось, смирился.

Фактически, Трамп добился того, что ему было на самом деле нужно, а именно приятных ему заголовков в прессе. Заголовков “Встреча 12 июня в Сингапуре все же состоится”.

В минувшие выходные я проинформировал Чона о встрече с Ким Ён Чолем. Южанин сказал, что Мун был просто в восторге от результата. Неосознанно вторя Трампу, Чон также сказал, что это не просто одна встреча, начавшийся процесс. Именно такой реакции Юга я и боялся. Тем временем на двусторонних американо-северокорейских переговорах в демилитаризованной зоне Север отклонил наш проект подхода к Сингапуру. Госдепартамент, столкнувшись с отказом, захотел предложить компромисс, фактически предлагая им все новые и новые варианты. По сути они вели переговоры сами с собой, а северокорейцы наблюдали за ними и посмеивались. Я видел это много раз раньше. К счастью, Помпео согласился с моим мнением о том, что мы не должны готовить никаких новых проектов пока Пхеньян не ответит на наш. Север наконец – то устно прокомментировал наш проект и сказал, что они представят письменные комментарии на следующий день. Удивительно, как это работает. Я также настаивал на переносе переговоров в Сингапур, чтобы вывести северокорейцев из их зоны комфорта в демилитаризованной зоне. После тяжелой борьбы – прежде всего борьбы с делегацией США, а не с Севером – мы так и сделали. Даже Чон согласился, что пришло время этому балагану прибыть в Сингапур.

4 июня обсудить саммит пришел Мэттис. Он тоже был обеспокоен мягкостью нашей позиции по ядерной программе Севера и тем, что меня, известного своей противоположной позицией, не допустили к встрече с мелким Кимом. Я заверил его, что о моей опале или отставке речь не идет. Мэттис решительно сказал “Хорошо”, объяснив, что он уверен в своей оценке, что Япония и несколько других ключевых государств региона поддерживают мою позицию не отменять санкции до полной денуклеаризации. Я удивился, впервые почувствовав, что Маттис неуверен и нервничает. Я не понимал почему, пока Эйерс несколько дней спустя не рассказал мне как Трамп во время обеда с Мэттисом, издевался над ним – среди прочего, за то, что он демократ, – “способами, которых никто никогда раньше не видел”.

Во вторник, 5 июня, мы с Помпео пообедали с Трампом. За столом мы обсуждали горячее желание Муна присутствовать в Сингапуре – тему, которая уже всколыхнула азиатскую прессу из-за утечек в Южной Корее. И была реально плохая новость – Трамп не скрывал своего восторга от перспективы войти в историю как человек, который положил конец Корейской войне. Я был согласен, что мы можем в какой-то момент продать Северу юридическое окончание войны 1950–1953 года, но именно продать, а не отдать бесплатно, что Трамп был готов сделать. Для него это просто не имело значения. Он думал, что это был просто жест, огромный резонанс в СМИ, и не видел никаких международных последствий. После обеда мы с Помпео отправились в мой кабинет. Мы решили, что должны разработать что-то, что можно было бы предложить в качестве альтернативы, но никаких хороших идей не появилось. Я знал, что Япония будет особенно обеспокоена тем, что мы можем пойти на эту уступку, поэтому я не мог дождаться возможности поговорить с Ячи, который прибывал в Вашингтон в тот же день.

Когда на следующее утро мы с Помпео завтракали в гостиной (Мэттиса в очередной раз не было в стране), мы обсуждали, что можно взять с Северной Кореи в обмен на коммюнике о “прекращении войны”, включая, возможно, базовое заявление об их программах создания ядерного оружия и баллистических ракет. Я сомневался, что Север согласится или согласится с какой-либо из наших других идей, но это могло бы, по крайней мере, предотвратить безвозмездную уступку США, “прекращающую” Корейскую войну.

Позже в тот же день премьер-министр Абэ ненадолго остановился в Вашингтоне по пути на ежегодный саммит G7, проходивший в том же году в Шарлевуа, Канада, чтобы еще раз помешать Трампу раздавать слишком щедрые подарки. Абэ подчеркнул, что северокорейцы – “выживальщики”, сказав: “Они вложили в свою систему все, включая собственные жизни. Они очень жесткие, очень проницательные политики… если они думают, что вы ведете с ними бизнес по-прежнему, они тоже вернутся к своим прежним привычкам”. Хотя у двух лидеров был хороший разговор о Пхеньяне, торговые вопросы были не такими радужными, с выпадами Трампа о несправедливом торговом дефиците, тем более что США согласились защищать Японию:

* * *

После этого наше внимание переключилось со встречи с Ким Чен Ыном на участие в G7. Оказалось, что дорога в Сингапур была вымощена руинами Шарлевуа. Встречи G7 и подобные международные мероприятия в какой-то момент истории имели смысл, и иногда приносили пользу, но во многих отношениях они просто превратились в самослизывающиеся рожки мороженого. Они есть, потому что они есть.

8 июня Трамп опоздал более чем на час, вылетев из Белого дома в Эндрюс на борту Морской пехоты № 1. Затем борт ВВС № 1 приземлился на канадской военно-воздушной базе Баготвилл, откуда мы вылетели на вертолете к месту проведения саммита в Ла-Мальбе, Квебек, все еще с часовым опозданием. Это было уютное местечко, но расположенное у черта на куличках. Не то чтобы это имело значение; как обычно, мы видели только внутреннюю часть просторного отеля, где остановились все семь глав правительств и их делегаций. Трамп прибыл с намерением пригласить Россию присоединиться к G7, из которой она была исключена в 2014 году после присоединения Крыма. Он нашел союзника в лице нового премьер-министра Италии Джузеппе Конте, проработавшего менее года. Открытие пленарных заседаний G7 было спорным, поскольку Трамп находился в осаде из-за своей торговой политики, пока он не выстрелил в ответ: G7 должна отменить все тарифы, все нетарифные торговые барьеры и все субсидии. Это, в частности, покорило европейцев, которые не собирались делать ничего подобного. Дискуссия действительно показала безудержное лицемерие международных торговых переговоров, где свободная торговля неизменно хороша для всех остальных, но не для привилегированных внутренних секторов, особенно фермеров в таких странах, как Франция и Япония, не говоря уже о США и Канаде.

Трамп провел двусторонние встречи с канадским премьером Трюдо и французским президентом Макроном, где разговоры о двусторонней торговле были далеки от дружеских. Трампу на самом деле не нравились ни Трюдо, ни Макрон, но он терпел их, насмешливо скрещивая с ними шпаги на встречах, откровенно подтрунивал. Я предполагаю, что они понимали, что он делает, и ответили тем же, подыгрывая ему, потому что это отвечало их более крупным интересам – не быть в постоянной размолвке с президентом США. Трамп справедливо пожаловался обоим на то, что Китай не играл по применимым правилам в международной торговле и слишком долго выходил сухим из воды. С Канадой Трамп хотел ратифицировать новое Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA), которое в значительной степени удовлетворяет его торговые цели с Мексикой и Канадой. В случае с Францией реальной целью Трампа был ЕС. Как обычно, он повторил старую фразу: “ ЕС хуже Китая, просто он меньше”. Трамп также пожаловался на Китай и многих других членов ВТО, которые называли себя “развивающимися”, чтобы воспользоваться более благоприятным торговым режимом. Это была лишь одна из многих областей, где ВТО нуждался в реформе, с чем на словах были согласны остальные члены G7. Трамп завершил встречу с Макроном словами:

– Вы знаете, Джон всю свою жизнь готовился к этой работе. Он был гением на телеканале «Фокс» и теперь ему приходится принимать трудные решения, чего ему не приходилось делать на телеканале, но он отлично справляется со своей работой.

Французы получили от этого удовольствие. Как и я, если уж на то пошло.

В традиционной манере G7 затем состоялся изысканный ужин для лидеров, за которым последовало представление цирка «Дю Солей». Я пропустил все самое интересное, чтобы продолжить подготовку к Сингапуру. К сожалению, также в традициях G7, шерпы – доверенные лица лидеров стран-участников – оказались в тупике из-за заключительного коммюнике. Европейцам нравилось играть в игры с этими коммюнике, ставя США перед неприятным выбором: либо пойти на компромисс с основными принципами политики, либо казаться изолированными от других. Для большинства профессиональных дипломатов изоляция хуже смерти, поэтому компромисс с принципами по сравнению с этим выглядел неплохо. Слабость европейцев заключалась в том, что они не мог и помыслить вообще обойтись без заключительного коммюнике. Ведь если бы не было заключительного заявления, возможно, встреча и не состоялась вовсе – и это обернулось бы для человечества невообразимыми ужасами. Поэтому вместо того, чтобы наслаждаться цирком, другие лидеры начали преследовать Трампа, жалуясь, что американский шерпа ведет себя жестко. Ужин также наполняли споры из-за того, что другие лидеры выступили против непродуманной идеи Трампа о возвращении России в G7. Поскольку G7 изначально задумывалась в 1970-х годах как форум для обсуждения экономических вопросов, большая часть работы легла на плечи председателя Национального экономического совета Ларри Кудлоу. Американский шерпа и его международный экономический персонал отчитывался совместно перед Кудлоу и мной.