Текст книги "Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома"

Трамп должен был приказать спихнуть все на шерп и пусть они работают всю ночь. Однако он решил, что, лучше он сам и другие лидеры соберутся и сами проведут переговоры. К этому моменту Кудлоу присоединился к группе с целью подружиться с европейскими лидерами по международным экономическим вопросам. Келли, почувствовав беду, послал за мной около половины одиннадцатого вечера. Я столкнулся с ним, когда он выходил, говоря: “Это катастрофа”. После нескольких минут наблюдения стало ясно, что он прав. Лидеры сидели на плюшевых диванах и креслах, а вокруг суетились несколько десятков помощников. Ничего хорошего из этого не могло получиться. Сам Трамп казался очень усталым, так же выглядели и многие другие, но не Макрон и не Трюдо и уж точно не их помощники, которые продвигали политические программы, прямо противоречащие нашим. Для меня это было дежавю; на протяжении многих лет я участвовал в десятках таких медленно развивающихся провалов. Я попытался оценить, действительно ли Трамп так хотел коммюнике G7, что пошел бы на большие уступки, или ему было плевать. Я не был уверен, но похоже Трамп (который не потрудился подготовиться) на самом деле не имел ни малейшего представления о том, что поставлено на карту. К тому времени, когда я прибыл, Трамп и Кудлоу уже уступили ряд позиций, за которые велась тяжелая борьба. Я выступил по одному пункту против немецкой идеи о ВТО, но, похоже, никто на самом деле не понимал, о чем идет речь. Наконец, около одиннадцати часов, лидеры согласились, что шерпы должны продолжать самостоятельно, что они послушно и делали до половины шестого утра субботы. Я бы предложил просто обойтись без коммюнике, но это могло поставить Европу и Канаду в тупик. Но, как напомнил бы мне Джим Бейкер, я не был “тем парнем, которого избрали”.

Я нашел Кудлоу и нашего шерпа около 7:20 утра, и они подтвердили, что за ночь ничего особенного не произошло. Однако из-за того, что Трамп проснулся поздно, у нас не было брифинга до возобновления мероприятий G7. Я все еще был не против оставить Шарлевуа без коммюнике, но я хотел быть уверенным, что Трамп понимает последствия. У нас никогда не было этого разговора. Вместо этого я предложил перенести время нашего отъезда из Канады на десять тридцать, чтобы принудить остальных поскорее принять решение. Мы и так уезжали задолго до запланированного окончания G7, чтобы успеть прибыть в воскресенье вечером в Сингапур в разумное время, и я просто предлагал уехать немного раньше. Моя теория заключалась в том, что, выйдя из тепличной атмосферы саммита, Трамп мог бы спокойнее решить, как поступить с коммюнике. Келли и Кудлоу согласились. Трамп уже заскучал, устал и опоздал на завтрак, посвященный гендерному равенству. Услышав о его ускоренном отъезде, европейцы, у которых были другие идеи, спустились вниз прежде, чем мы смогли вывести его из комнаты.

Это было похоже на последний бой Кастера. Все это было пустой тратой времени, но обсуждения продолжались и продолжались, и мы с Кудлоу вели большую часть переговоров. Мы выиграли кое-что по мелочи (исключив европейское положение о том, что Иран соблюдал ядерную сделку, чего не было). Но в основном все, что мы делали – это производили выбросы углекислого газа, которые просто способствовали глобальному потеплению, о котором так беспокоились европейцы. Трамп все еще скучал, но мы согласовали окончательный документ и отправились на пресс-конференцию, прежде чем сесть на борт вертолета Морской пехоты № 1 и отправиться обратно на военно-воздушную базу Баготвилл, оставив Кудлоу держать оборону. Мы присоединились к Помпео, и борт ВВС № 1 отправился в Сингапур, на двенадцать часов вперед по часовым поясам, через базу Суда-Бей на Крите для дозаправки. «Ну хоть с этой говорильней покончено», – подумал я.

* * *

Трамп был рад отправиться на встречу с Ким Чен Ыном. Как только мы поднялись в воздух, я объяснил Помпео, что произошло в Шарлевуа. Я попытался вздремнуть, чтобы приспособиться к сингапурскому времени, и проснулся в воскресенье по греческому времени, незадолго до посадки в Суда-Бей. Борт № 1 предназначен для роскошного путешествия только президента – здесь нет лежачих сидений для свиты, и многие люди просто растянулись на полу. Пока я спал, Трамп опубликовал два твита, в которых отозвал поддержку коммюнике G7, что было беспрецедентным. Несколькими часами ранее он разбудил Помпео и вызвал к себе в кабинет, где устроил истерику по поводу того, что Трюдо использовал его заключительную пресс-конференцию, чтобы набрать очки против него. Трамп был любезен с Трюдо на своем пресс-мероприятии, и он был взбешен, что Трюдо не ответил взаимностью. Коммюнике было сопутствующим ущербом. Никто не разбудил меня, и когда я проснулся, я, очевидно, не мог вспомнить твиты, которые, как и следовало ожидать, доминировали в новостях, пока мы не приземлились в Сингапуре. Я позвонил Кудлоу, чтобы узнать, что вообще произошло. Тот объяснил, что все закончилось хорошо, если бы не пресс-конференция Трюдо. Трамп дал Кудлоу инструкции что говорить на воскресных ток-шоу: “Просто идите за Трюдо. Не касайся остальных. Трюдо – парень за твоей спиной”. Трамп также хотел сослаться на предстоящую встречу с Ким Чен Ыном, заявив, что отказ от коммюнике G7 показал, что “мы не принимаем никакого дерьма”, а на это определенно стоит обратить внимание. Не было никаких сомнений, что Трамп хотел, чтобы Кудлоу, а также помощник президента Питер Наварро и сенатор Линдси Грэм (которых я также проинформировал), дали себе волю. Наварро сказал, что “в аду было особое место” для Трюдо из-за того, как он обращался с Трампом. Наварро критиковали, но это было именно то, чего хотел Трамп.

Выглядя более усталым, чем раньше, как будто он мало спал в полете, Трамп теперь был одержим наблюдением за освещением в прессе прибытия Ким Чен Ына в Сингапур и тем, каким будет освещение его собственного прибытия ранним воскресным вечером. После приземления Трамп решил, что не хочет ждать встречи до вторника. Я согласился. Хотя у нас был запланирован перерыв для Трампа, чтобы подготовиться и оправиться от смены часовых поясов перед встречей лицом к лицу с Кимом, чем меньше времени мы проводили в Сингапуре, тем меньше времени оставалось на уступки. Если бы нам удалось сбежать из Сингапура без полной катастрофы, мы могли бы вернуть все в прежнее русло. В понедельник Трамп встретился с премьер-министром Сингапура Ли Сянь Луном во дворце Истана (бывшая резиденция британских генерал-губернаторов, а ныне резиденция премьер-министра). Помпео и я ехали с Трампом в “Бестии” (неофициальное название президентского лимузина). Он был в плохом настроении. Он думал, что саммит провалится, и приписал это давлению Китая. Трамп и Ли провели беседу один на один, а затем Ли устроил рабочий обед. Министр иностранных дел Сингапура Балакришнан только что посетил Пхеньян для подготовки к саммиту и заявил, что Северная Корея не страдает экономически и считает себя государством, обладающим ядерным оружием. Трамп ответил, что он совершил долгий перелет ради короткой встречи. Балакришнан сказал, что США уже отдали три вещи: во-первых, начать встречу с “уступки”, которую видели все, кроме Трампа, во-вторых, испытывали трудности с возвращением к нашей кампании “максимального давления”, также очевидными для всех, кроме Трампа, и в-третьих, сосредоточившись на Северной Корее, упускали из виду Китай, который и был настоящим стратегическим противником. Балакришнан был очень убедителен, и Трамп не мог быть счастлив услышать что-либо из этого.

После обеда, вернувшись в наш отель, Помпео проинформировал нас о состоянии переговоров с Северной Кореей, где мы оказались в тупике.

– Это упражнение в публичности, – сказал Трамп.

Да, именно так он и видел весь саммит.

После встречи с персоналом нашего посольства в Сингапуре, Трамп сказал Сандерсу, Келли и мне, что он готов подписать пустое формальное коммюнике, объявить о победе на пресс-конференции и уехать с гордо поднятой головой. Трамп пожаловался, что Ким Чен Ын встречался с представителями Китая и России, чтобы выставить США в дурном свете, но все равно твердил, что саммит в Сингапуре достигнет цели несмотря ни на что.

– Нам просто нужно ввести больше санкций, в том числе против Китая за открытие границы. Ким полон дерьма, у нас есть еще триста санкций, которые мы можем ввести в пятницу.

Все это привносило сумятицу (не то, чтобы бардака могло стать еще больше, с тех пор, как мы покинули Канаду), но мы с Келли сказали, что подготовим для него варианты к вечеру. Трамп поговорил с Мун Чжэ Ином, который все еще хотел приехать в Сингапур, но к тому времени Муну должно было быть очевидно, что трехсторонней встречи не будет: он даже не был в нужной стране. Мы также показали Трампу краткое “вербовочное” видео, подготовленное в СНБ, которое сулило Киму обещания экономического успеха, если он откажется от ядерного оружия. Трамп согласился показать его Киму во вторник (и позже показал на заключительной пресс-конференции).

Переговоры с Севером продолжались в течение всего дня, предположительно почти достигнув соглашения. Вскоре после этого я просмотрел то, что было помечено как “текст на шесть вечера”, с группой представителей госдепа, министерства обороны и СНБ. Я категорически сказал им, что не рекомендовал бы Трампу подписывать его. Затем прибыли Помпео и другие государственные деятели, и мы встретились в помещении для персонала Белого дома, чтобы обсудить текст. Я снова объяснил, почему я бы не подписал его, даже если бы все спорные формулировки были разрешены в пользу США, что было маловероятно. Северная Корея отказывалась согласиться на полную, поддающуюся проверке и необратимую денуклеаризацию, хотя они неоднократно делали это раньше. Они отвергали не только волшебные слова формулировок, но и саму концепцию, что для меня делало весь саммит бессмысленным. Я сказал, что мы не должны соглашаться ни на какие формулировки об окончании войны, не получив взамен чего-то конкретного. Помпео все больше нервничал. Помпео не защищал формулировки, которые я критиковал, и он понимал, что нам лучше не подписывать никаких документов, чем подписывать плохие. Все, что знал Помпео, это то, что Трамп хотел что-то подписать. Он не мог заставить себя признать, по крайней мере, перед сотрудниками госдепа, то, что знали мы оба: его департамент завел нас в тупик, где мы уступали одно очко за другим и ничего не получали взамен. И вот мы оказались здесь в самый последний момент, имея мало вариантов, и ни одного приличного.

Последовала секунда или две молчания, а затем, словно по невысказанному согласию, все остальные вышли, оставив в комнате только нас с Помпео. Мы договорились, что будем настаивать на включении ссылок на нашу концепцию денуклеаризации и резолюцию Совбеза ООН № 1718 (требующую от Северной Кореи не проводить ядерные испытания или запуски баллистических ракет), добавив новые пункты по вопросу о похищенных японцах и пообещав вернуть останки американцев, погибших во время Корейской войны. Состояние войны остается. Если бы это не сработало, мы бы вернулись к очень краткому заявлению, главным достоинством которого было бы то, что оно было бы очень кратким. Помпео и я объяснили это представителям госдепа, министерства обороны и СНБ, зная, что переговоры скорее всего затянутся до глубокой ночи. Трамп уже потерпел крах ранее – что честно говоря, было к лучшему – и будет спать до утра вторника.

Старший директор СНБ по азиатским вопросам Мэтт Поттинджер разбудил меня в час ночи, чтобы сказать, что переговоры зашли в тупик и что Помпео и Ким Ён Чоль встретятся в семь утра в отеле «Капелла «– месте проведения более поздней встречи Трампа и Кима. В восемь утра Трамп наконец встал, и мы отправились в отель. Трамп заявил, что удовлетворен “коротким заявлением”, с которым мы выступили. Меня это удивило – оно даже близко не походило на объявление о прекращении Корейской войны. На самом деле, это почти ни о чем не говорило. Мы увернулись от еще одной пули. Во время всего этого Трамп готовил твит о победе Верховного суда со счетом 5: 4 в деле о голосовании в Огайо, а также желал скорейшего восстановление Кудлоу, у которого был сердечный приступ, к счастью, незначительный, возможно, вызванный G7.

Затем мы отправились на церемонию прибытия и встречи Трампа и Кима. Ким с четырьмя помощниками вошли в комнату, где должна была состояться основная встреча. Мы все обменялись рукопожатиями, потом целую вечность тянулась совместная фотосессия… Когда толпа, наконец, ушла, Ким, через переводчиков предположил, что акулы пера точно попытаются состряпать какую-нибудь грязную историю. Трамп охотно поддержал разговор, высказавшись против «чудовищной нечестности» прессы. Затем он сказал, что, встреча один на один была очень позитивной, и ожидал, что после этого у двух лидеров будет прямой контакт по телефону. Смеясь, Ким отличил Трампа от трех его предшественников, заявив, что они не проявили бы лидерства для проведения саммита. Трамп прихорашивался, говоря, что Обама был готов совершить серьезные ошибки в отношении Северной Кореи, даже не поговорив сначала, намекая на их первую встречу (предположительно, во время периода транзита). Трамп сказал, что он знал, что они с Кимом почти сразу поладят. В ответ Ким спросил, как Трамп оценивает его, и Трамп ответил, что ему понравился этот вопрос. Он рассыпался в комплиментах, сказав, что видит в Киме умную, довольно скрытную, очень позитивную и искреннюю личность. Ким сказал, что в политике люди подобны актерам.

Трамп был прав в одном пункте. Ким Чен Ын точно знал, что делает, когда спросил, что думает о нем Трамп; это был вопрос, призванный вызвать положительный ответ или рискнуть закончить встречу прямо на месте. Задавая, казалось бы, наивный или острый вопрос, Ким на самом деле перекладывал бремя и риск ответа на другого человека. Это показало, что он просчитал Трампа и поймал поймал его на крючок.

Ким энергично заявлял, что он привержен денуклеаризации Корейского полуострова. Несмотря на то, что он знал, что есть люди, которые сомневаются в его искренности, эти люди ошибочно судили о нем по действиям его предшественников. Он не такой. Трамп согласился с тем, что Ким полностью изменил ситуацию. Однако, следуя сложившейся десятилетиями стандартной северокорейской линии, Ким возложил вину за неспокойную американо-северокорейскую историю на враждебную политику прошлых администраций США. Он сказал, что они с Трампом могли бы работать над тем, чтобы рассеять недоверие и ускорить темпы денуклеаризации. Я слышал все это раньше, но Трамп – нет, и он согласился с оценкой Кима, отметив, что в США, особенно в критикуемых Кимом прошлых администрациях, были «ястребы». Интересно, что Трамп заявил, что будет добиваться одобрения Сенатом любого ядерного соглашения с Северной Кореей, позитивно противопоставляя свой подход нежеланию Обамы добиваться ратификации иранской ядерной сделки. В этот момент Помпео передал мне свой блокнот, на котором он написал: “Сколько же в нем дерьма”. Я кивнул. Ким пообещал, что дальнейших ядерных испытаний не будет, и что их ядерная программа будет свернута необратимым образом.

Затем последовал трюк, доведенный до совершенства Иосифом Сталиным на встречах на высшем уровне с Франклином Рузвельтом во время войны, когда в советском Политбюро впервые были обнаружены “сторонники жесткой линии”. Ким “признался”, что у него были внутриполитические препятствия, которые он не мог легко преодолеть, потому что сторонники жесткой линии были как в Северной Корее, так и в Америке. По его словам, Киму нужен был способ заручиться общественной поддержкой в Северной Корее, сохраняя невозмутимое выражение лица, и он вмешался в совместные учения Южной Кореи и США, которые, по его словам, действовали людям на нервы. Ким хотел, чтобы мы сократили масштабы или вообще отменили учения. Он сказал, что обсуждал военные учения с Муном на их первом саммите (на котором была принята Панмунджомская декларация), и Мун сказал, что только США могут принять это решение. Трамп ответил именно так, как я и опасался, повторив Киму свой постоянный рефрен о том, что учения были провокационными и впустую тратили время и деньги. Он сказал, что переубедит своих генералов, которые никогда не умели заключать сделки, и пообещал, что учений не будет, пока обе стороны ведут добросовестные переговоры. Он весело сказал, что Ким сэкономил Соединенным Штатам кучу денег. Ким широко улыбался, время от времени посмеиваясь, к нему присоединился Ким Ён Чоль. Нам, конечно, тоже было весело. Позже в американской прессе появились утечки, очевидно, из Министерства обороны, о том, что Мэттис был недоволен тем, что с ним не проконсультировались перед тем как Трамп пошел на эту уступку. Конечно, Мэттис, а не Келли, не Помпео и не я, хотя в отличие от Мэттиса мы сидели прямо там. Трамп сказал, что с первого дня своего пребывания в должности он знал, что для него заключение сделок или переговоры, подобные этому саммиту, будут легкими. Трамп спросил Келли и Помпео, согласны ли они и оба согласились. Слава Богу, он не спросил меня. Ким сказал, что сторонники жесткой линии в Северной Корее будут впечатлены решением Трампа об учениях, и что дальнейшие шаги могут быть предприняты на следующем этапе переговоров. Он пошутил, что больше не будет сравнений размеров их соответствующих ядерных кнопок, потому что США больше не находятся под угрозой со стороны Северной Кореи, согласившись демонтировать испытательный комплекс для ракетных двигателей.

Когда встреча продолжилась, Ким поздравил себя и Трампа со всем, чего они достигли всего за один час, и Трамп согласился, что другие не смогли бы этого сделать. Оба рассмеялись. Трамп сказал, что Ким единственный человек дела. Ким согласился, что он все делает по-своему, и что они с Трампом поладят. Трамп вернулся к отмененным военным учениям, снова критикуя своих генералов. Ким снова рассмеялся. Трамп вспомнил, что полгода назад он называл Кима “маленьким человеком-ракетой”, и спросил, знает ли Ким, кто такой Элтон Джон. Ким думал, что “человек-ракета ” – это комплимент и узнав контекст продолжал смеяться. Тогда Трамп попросил, чтобы мы им наш фильм, переведенный на корейский. Северяне сосредоточенно уперлись в айпады, которые мы им дали. Когда фильм закончился, Трамп и Ким хотели подписать совместное заявление как можно скорее, но тут обнаружились несоответствия в переводе, поэтому разговор продолжился. Ким повторил, что у них была хорошая дискуссия, сказав, что он рад, что они с Трампом договорились следовать подходу “действие за действие”. Каким-то образом я пропустил, что Трамп пошел на эту уступку, но это были действительно волшебные слова, именно те, которых я хотел избежать, но с которыми Ким думал, что уходит. Ким спросил, будут ли санкции ООН следующим шагом, и Трамп сказал, что он открыт для этого и хотел подумать об этом, отметив, что у нас есть буквально сотни новых санкций, которые мы готовы объявить. Мы с Помпео понятия не имели, что он имел в виду. Трамп раздал северокорейцам мятные леденцы. Ким с оптимизмом смотрел на быстрое продвижение вперед и задавался вопросом, почему их предшественники не смогли этого сделать. Трамп быстро ответил, что они были глупы. Ким согласился, что для достижения всего этого нужны такие, как он и Трамп.

Затем наступил деликатный момент. Ким посмотрел через стол и спросил, что думают другие на нашей стороне. Трамп попросил Помпео начать, и Помпео сказал, что только два лидера могут договориться по историческому документу дня. Трамп радостно сказал, что США не смогли бы заключить сделку с Тиллерсоном, который был подобен гранитной глыбе.

К счастью, Ким сменил тему на возвращение останков американских солдат, и мне не пришлось ничего говорить. Снова уклонился от пули, в общем. Затем вошли официальные фотографы с обеих сторон, и встреча закончилась примерно в 11:10. После краткой остановки в комнате ожидания для Трампа, чтобы посмотреть массовое, продолжающееся телевизионное освещение, мы начали рабочий обед в 11:30.

– Это как день в стране фантазий, – сказал Ким. Наконец, кое-что, с чем я полностью согласился. Вступительная беседа была легкой: Ким описал свой визит накануне вечером в казино и гостиничный комплекс, один из самых ярких мест ночной жизни Сингапура. Ким и Трамп поговорили о гольфе, Деннисе Родмане и победе женской сборной США по футболу над Северной Кореей на Олимпийских играх 2016 года.

Разговор пошел по кругу, а затем Трамп повернулся ко мне и сказал:

– Вот Джон раньше был ястребом, но теперь он голубь. Есть что сказать после такого представления?

К счастью, все рассмеялись. Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, я сказал:

– Президент был избран во многом потому, что он отличался от других политиков. Он ниспровергатель основ. Я с нетерпением жду возможности посетить Пхеньян, это, безусловно, будет интересно.

Ким почему-то подумал, что это смешно, и сказал:

– Мой народ встретит вас со всем радушием. Я хочу задать вам сложный вопрос. Вы думаете, что можете мне доверять?

Действительно, сложный вопрос, один из тех, которые он умел задавать. Я не мог ни сказать правду, ни солгать, поэтому сказал:

– Президент прекрасно разбирается в людях еще со времен своей работы в бизнесе. Если он может доверять вам, мы будем двигаться дальше.

Трамп добавил, что я постоянно выступал на «Фокс Ньюс», призывая к войне с Россией, Китаем и Северной Кореей, но внутри я совсем не такой. Северокорейцы встрепенулись и Ким сказал:

– Я много слышал о том, что посол Болтон говорил о нас всякие нехорошие вещи. Когда мы закончим, нам надо будет заселфиться вместе, чтобы я мог показать моим ястребам, что ты не такой уж плохой парень.

– Могу я поехать в Йонбьёнь? – спросил я. Последоввал новый взрыв смеха.

– Я могу сказать, что Джон очень верит в наши отношения, – продолжал изливать елей Трамп, показывая, как сильно может растягивать правду.

– Господин председатель, я рад, что вы смотрите ”Фокс Ньюс», – внес свою лепту я и все снова засмеялись. (Когда мы возвращались в Вашингтон, Тримп сказал мне, что реабилитировал меня перед ними. Как раз то, что мне нужно.)

Обед закончился, но мы все еще топтались на месте, потому что совместные заявления не были готовы. Трамп и Ким решили прогуляться по саду отеля. Наконец, мы провели церемонию подписания. Северокорейская делегация была очень впечатляющей. Все они хлопали в унисон, громко и сильно, например, всякий раз, когда Ким говорил или делал что-то примечательное, что резко контрастировало с неровным выступлением американской делегации. Трамп дал несколько интервью прессе один на один, прежде чем вскоре после четырех часов дня началось масштабное мероприятие для СМИ. Трамп неожиданно продемонстрировал наш фильм. Наконец, мы вылетели домой – мое самое заветное желание, прежде чем что-то еще пошло не так. Как только борт ВВС № 1набрал высоту, Трамп позвонил Муну, а затем Абэ, чтобы проинформировать их. Помпео тем временем остался в Сингапуре, а затем отправился в турне Сеул – Пекин – Токио, чтобы предоставить иностранным лидерам более подробный отчет. Трамп сказал Муну, что лучше и не могло быть, и они оба с воодушевлением говорили о том, что было достигнуто. Трамп немного запоздало спросил Муна о том, как выполнить соглашение, оправдывая свою забывчивость тем, что он был на ногах двадцать семь часов кряду – врал, конечно. Мун подчеркнул, и представители Сеула впоследствии публично повторили, что Ким взял на себя четкую приверженность денуклеаризации. Абэ выразил благодарность за то, что Трамп поднял вопрос о похищенных японцах в ходе беседы с Кимом один на один, не желая портить парад. Трамп сказал, что, по его мнению, Ким хочет заключить сделку.

Я также провел телефонные брифинги, в частности, поговорил с Пенсом, чтобы обсудить пункт об учениях, который республиканцы в Конгрессе уже критиковали. Помпео, застрявший в Сингапуре из-за неисправности его самолета, сказал, что Мэттис позвонил ему, очень обеспокоенный концессией. Помпео и я согласились, что нам следует встретиться с Мэттисом и Данфордом, как только мы все вернемся в Вашингтон, чтобы обдумать, как, избежать опасного ухудшения боеготовности США на полуострове. Еще на борту самолета мы с Трампом смотрели передачу «Фокс Ньюс», в которой репортер, цитируя неназванного представителя Пентагона заявил, что планирование учений продолжается по-прежнему. Это привело Трампа в восторг. Трамп хотел, чтобы я позвонил Мэттису и попросил его все прекратить, но вместо этого я попросил Миру Рикардель, также находившуюся на борту, позвонить другим сотрудникам Пентагона и сказать им, чтобы до дальнейших распоряжений они избегали публичных заявлений.

Мы приземлились в авиабазе Эндрюс чуть позже половины шестого утра в среду, 13 июня, и Трамп на кортеже вернулся в Белый дом. Я поехал домой, сопровождаемый охраной из Секретной службы, и по дороге прочитал очередной твит Трампа:

Только что приземлился – долгое путешествие, но теперь все могут чувствовать себя в большей безопасности, чем в тот день, когда я вступил в должность. Ядерной угрозы со стороны Северной Кореи больше нет. Встреча с Ким Чен Ыном была интересным и очень позитивным опытом. У Северной Кореи огромный потенциал на будущее!

Его было не остановить. Я разговаривал с Ячи на следующий день, и японцы, по-моему, были явно обеспокоены тем, что мы отдали и как мало получили взамен. Я старался сохранять спокойствие, но исход сингапурского матча был настолько неоднозначным, что нам нужно было вернуть ситуацию в прежнее русло, иначе мы рисковали быстро потерять контроль над событиями. И Япония, и Южная Корея были особенно озадачены подходом, который Трамп, казалось, использовал в своих беседах с Муном и Абэ, заявив, что Мун, в частности, будет “ближе” к ядерной сделке. Что именно имел в виду президент? Ни Помпео, ни я не имели ни малейшего представления, но мы оба были уверены, что и Трамп тоже. На самом деле, я пересматривал свою предыдущую точку зрения, задаваясь вопросом, не может ли более активное участие Южной Кореи в денуклеаризации настолько усложнить ситуацию, что мы могли бы предотвратить полный крах как нашей политики ядерного нераспространения, так и нашей стратегии обычного сдерживания на полуострове и в Восточной Азии в целом.

Я также поговорил с Мэттисом относительно “военных игр” и объяснил, как, по моему мнению, мы должны действовать дальше. Мэттис сказал, что его японские и южнокорейские коллеги уже звонили ему, по понятным причинам очень обеспокоенные. Он также сказал, чего я раньше не слышал, что шестью месяцами ранее Трамп также почти отменил учения, потому что Россия и Китай пожаловались на них, что было, мягко говоря, тревожно. Данфорд составлял список учений, которые могли быть затронуты, и мы договорились встретиться в Вашингтоне. Но Мэттису не сиделось на месте, позже в тот же день, он заявил, что хочет сделать заявление для прессы. Что бы в нем ни говорилось, на мой взгляд, это ставило под угрозу еще один президентский указ, суть которого, несомненно, не понравилось бы Мэттису. Зачем раскачивать лодку? Вероятно, потому, что это была бюрократическая уловка Министерства обороны: если Пентагон сможет дать достаточный отпор в Конгрессе, он сможет избежать ответственности за любое ухудшение боеготовности в Корее. Но это была рискованная стратегия, учитывая опасность того, что Трамп может сделать свой запрет на учения еще более радикальным и строгим. Я наконец смог убедить Мэттиса хранить молчание, но это потребовало усилий.

Помпео, Мэттис и я встретились за завтраком в гостиной в понедельник, 18 июня, и к этому времени Данфорда составил свой список учений. Мэттис утверждал, что боеготовность начала ухудшаться из-за отмены учений и снижение боеготовности будет ускоряться. Мы все были обеспокоены целью, как ближайшей, так и долгосрочной, не допустить ухудшения боеготовности на полуострове. По мере того, как регулярная плановая ротация офицеров начала распространяться и новые люди заменяли более опытных, отсутствие учений могло сказаться самым пагубным образом. Эта дискуссия сделала 1 сентября потенциально важной датой.

Мэттис был обеспокоен тем, что отменит слишком мало учений и навлечет на себя гнев Трампа, но я подумал, что нелепо отменять слишком много, навлекая гнев республиканского большинства на Капитолийском Холме. В конце концов мы договорились, что Пентагон выступит с заявлением о том, что два крупнейших ежегодных учения будут “приостановлены” (то есть не “отменены”). Однако в целом, помня, что китайцы предложили Помпео в Пекине, чтобы мы в ближайшие два месяца очень настойчиво добивались прогресса в отношениях с Пхеньяном, мы установили 1 сентября в качестве даты, к которой можно оценить, действительно ли переговоры были продуктивными.

До конца недели Трамп пребывал в эйфории. В пятницу, во время брифинга разведслужб, он воскликнул:

– Я никогда не смог бы сделать это с Макмастером и Тиллерсоном. Помпео проделывает отличную работу. У этого парня? – он указал на меня, – тоже все отлично. Трамп был рад, что покончено с играми в войнушку, и сказал, что он рад, что его предыдущие попытки отменить их были “отклонены”, потому что в противном случае ему “было бы нечего продать!” Трамп также сказал, что Ким Чен Ын “имеет в себе порочную жилку”, и что он мог быть “непостоянным”, вспоминая раздраженный взгляд, который Ким Чен Ын бросил на одного из своих чиновников во время переговоров. Трамп подписывал заметки, фотографии и газетные статьи для Ким Чен Ына, вспоминая свой звездный час в Сингапуре.

Одно важное замечание, сделанное Трампом в конце июня, подчеркнуло потенциальный рост разногласий между США и Мун Чжэ Ином, что все больше беспокоило нас. Понаблюдав за Муном в действии, Трамп пришел к пониманию, что у Муна была иная повестка дня, чем у нас, поскольку любое правительство ставит во главу угла свои национальные интересы. Для Муна это, вероятно, означало акцент на межкорейских отношениях, а не на денуклеаризации. Более того, Трамп хотел получить хорошие новости о Северной Корее перед выборами в Конгресс в 2018 году. С этой целью он хотел, чтобы Юг ослабил давление на воссоединение с Северной Кореей, поскольку приоритетом США была денуклеаризация. Еще меня пугало, что перед выборами Трамп хотел слышать только хорошие новости, что, конечно, невозможно было гарантировать. А Помпео никак не желал приносить плохие новости – чего слишком легко было избежать, пойдя на уступки Северной Корее.