Текст книги "Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома"

Си вернулся к Тайваню во время саммита в Осаке, заявив, что это касается суверенитета и национальной целостности Китая, и предупредил, что все наши двусторонние отношения могут быть испорчены. Он попросил личного внимания Трампа к этому вопросу, вероятно, полагая, что он определил свою цель и не собирался позволять ему уйти. Всегда приводивший меня в бешенство, Си настаивал на том, чтобы мы не позволяли тайваньскому президенту Цай Инвэнь ездить в Соединенные Штаты или продавать ему оружие. Си считал оба пункта критически важными для стабильности в Тайваньском проливе. Большая часть позиции Си Цзиньпина прямо противоречила Закону об отношениях с Тайванем 1979 года, законодательства США, которое разрешает продажу оружия Тайваню в целях самообороны. Сюда входила и продажа истребителей F-16, которые значительно повышали обороноспособность Тайваня. На самом деле Тайвань был далек от того, чтобы вести себя воинственно. Совсем наоборот. Дэн Куэйл сказал мне в октябре, что Тайвань резко сократил свои вооруженные силы, более чем наполовину за последние годы, что показалось мне огромной ошибкой.

Помпео на время спрятал под сукно уведомление Конгресса о продаже F-16, обеспокоенный тем, что в дополнение к общему недовольству, которое вызывали все продажи Трампа на Тайвань, на этот раз он может вообще отменить сделку. Учитывая наши деликатные обстоятельства с военной помощью Украине, это не было фантастикой. Мы разработали стратегию убеждения Трампа и пригласили Мика Малвани, бывшего конгрессмена из Южной Каролины, штата с крупными производственными мощностями «Боинг». 13 августа во время телефонной конференции с Трампом во второй половине дня в Бедминстере мы объяснили какой огромный политический ущерб мы понесем, если продажа не состоится. Не было никаких субсидий США или помощи иностранцев – Тайвань платил живыми деньгами, общая цена продажи истребителей составила 8 миллиардов долларов, да вдобавок создавалось множество рабочих мест в Южной Каролине. Мы также сказали, что лучше двигаться вперед сейчас, пока в Гонконге не произошло чего-то драматического. Трамп спросил:

– Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы не продавать их?

Конечно же, нет. И помыслить такого не могли. Трамп задумался и наконец сказал:

– Хорошо, но сделайте это тихо. Джон, вы же не собираетесь произносить речь об этом, не так ли?

Об этом я на самом деле тоже не думал. Но, наверное, должен был.

После того, как я покинул Белый дом, когда Трамп отвернулся от курдов в Сирии, появились предположения о том, кого он может кинуть следующим. Тайвань был на одной из верхних строчек этогог списка и, вероятно, останется там до тех пор, пока Трамп останется президентом. Нерадостная перспектива.

* * *

Гром снова грянул из Китая в начале 2020 года – в виде пандемии коронавируса. Хотя эпидемиологи (не говоря уже об экспертах по биологическому оружию) будут изучать эту катастрофу еще долго в будущем, на всем этом лежит печать авторитарного правительства Китая и систем социального контроля. Нет никаких сомнений в том, что Китай задерживал, скрывал, фабриковал и искажал информацию о происхождении, сроках, распространении и масштабах заболевания, подавлял инакомыслие со стороны врачей и других, препятствовал внешним усилиям Всемирной организации здравоохранения и других организаций по получению точной информации и участвовал в активных кампаниях по дезинформации, фактически пытаясь доказать, что вирус (SARS-CoV-2) и сама болезнь (COVID-19) возникли не в Китае. По иронии судьбы, некоторые из худших последствий сокрытия информации Китаем обрушились на его ближайших союзников. Иран, например, выглядел как одна из наиболее пострадавших стран, на спутниковых фотографиях видны раскопки могильных ям для предполагаемых жертв COVID-19.

Поскольку 2020 год был годом президентских выборов, было неизбежно, что выступление Трампа в этой глобальной чрезвычайной ситуации в области здравоохранения станет проблемой кампании, что и произошло почти сразу. Было много поводов для критики – так в самом начале администрация Трампа неустанно утверждала, что болезнь “сдерживается” и не будет иметь практически никакого экономического эффекта. Ларри Кудлоу, председатель Национального экономического совета, сказал 25 февраля:

– Мы сдержали это. Я не скажу, что [вирус] заперт герметично, но он довольно близок к герметичности.

Реакция рынка на такого рода утверждения была явно негативной, что, возможно, наконец-то заставило Белый дом осознать серьезность проблемы. И очевидно, что в дополнение к гуманитарным последствиям, экономические и деловые последствия, безусловно, продолжат сказываться на ноябрьских выборах и за их пределами. Однако рефлекторная попытка Трампа отговориться от чего бы то ни было, даже от кризиса общественного здравоохранения, только подрывает доверие к нему и к нации, а его заявления больше похожи на политический контроль ущерба, чем на ответственные рекомендации в области общественного здравоохранения. Одним из особенно вопиющих примеров было сообщение в новостях о том, что администрация пыталась засекретить определенную информацию общественного здравоохранения, касающуюся Соединенных Штатов, под надуманным предлогом, что в этом замешан Китай. Конечно, Китай был вовлечен – но это является поводом для широкого распространения информации, а не ее ограничения. Трамп неохотно делал это на протяжении всего кризиса, опасаясь негативно повлиять на неуловимую окончательную торговую сделку с Китаем или задеть такую ранимую душу Си Цзиньпина.

Другие критические аргументы против администрации, однако, были несерьезными. Одна из таких жалоб касалась аспекта общей оптимизации кадрового состава СНБ, которую я проводил в первые месяцы работы в Белом доме. Чтобы уменьшить дублирование и пересечение полномочий, а также повысить координацию и эффективность, было разумно с точки зрения управления передать обязанности Управления, занимающегося глобальным здравоохранением и биологической защитой, существующему Управлению, занимающемуся оружием массового уничтожения (биологическим, химическим и ядерным). Характеристики атак биологического оружия и пандемии могут иметь много общего, и экспертизы в областях медицины и общественного здравоохранения, необходимы для борьбы с обеими угрозами и потому идут рука об руку. Таким образом, объединение двух Управлений максимально расширило возможности для более эффективной совместной работы, а также повысило приоритет биологической безопасности, структурно признав, что угроза может исходить с любого из двух направлений – природного или антропогенного. Большинство сотрудников, работавших в прежнем Управлении глобального здравоохранения, просто перешли в объединенное Управление и продолжали делать именно то, что они делали раньше. Один человек перешел в Управление международных организаций и продолжил там работать над вопросами здравоохранения в системе ООН и других органах. Как и во всех Управлениях СНБ, большинство сотрудников приходят из других департаментов и агентств и после одно– или двухлетней работы в СНБ возвращаются на свои базы. Этот процесс продолжался. Тим Моррисон, старший директор, которого я привлек для решения этих вопросов, и его преемник Энтони Руджиеро успешно удерживали глобальное здравоохранение в центре внимания.

Я лично ясно дал понять, что глобальное здравоохранение остается главным приоритетом, и что роль СНБ остается неизменной. То, что критика реорганизации исходила от выпускников администрации Обамы, которые изначально создали отдельное Управление глобального здравоохранения, сигнализировало об их политическом базисе. Штатное расписание Обамы отражало мнение о том, что Белый дом должен быть вовлечен в мельчайшие оперативные детали, что противоречило модели Скоукрофта о неработоспособном СНБ, а также философии управления, согласно которой надлежащее делегирование полномочий было гораздо более эффективным способом управления программами и политикой, чем постоянное второстепенное гадание с высоты.

Реорганизованные Управления сработали на отлично, как я и ожидал. С точки зрения реального мира, возобновившиеся вспышки Эболы в восточной части Конго и близлежащих районах в 2018-19 годах были обработаны с большим мастерством в рамках межведомственного процесса. Помимо постоянного мониторинга, мои личные вмешательства ограничивались тем, что помогали обеспечивать надлежащую безопасность и защиту для экспертов Центров по контролю и профилактике заболеваний при доступе в пострадавшие регионы Конго. Когда административно-бюджетный отдел выдвинул возражения против отправки команд, Трамп велел предоставить все необходимые средства, чтобы не допустить распространения Эболы в США. Кроме того, Управление курировало создание полностью пересмотренной национальной стратегии биологической безопасности в 2018 году, а также принял два важных президентских решения, одно (в соответствии с новой стратегией) о поддержке биологической безопасности в сентябре 2018 года, и одна – о модернизации вакцин против гриппа в сентябре 2019 года. Эти и другие менее заметные достижения являются отличительной чертой эффективно функционирующего межведомственного процесса.

Идея о том, что незначительная бюрократическая реструктуризация могла что-то изменить во времена Трампа, отражала, насколько бюрократическое надувательство невосприимчиво к реальности. В лучшем случае внутренняя структура СНБ была не более чем трепетом крыльев бабочки в цунами хаоса Трампа. Несмотря на это, и несмотря на безразличие на вершине Белого дома, осведомленные сотрудники СНБ выполнили свой долг во время пандемии коронавируса. «Нью-Йорк Таймс» писала в историческом обзоре в середине апреля:

Офис Совета национальной безопасности, ответственный за отслеживание пандемий, в начале января получил разведданные, в которых предсказывалось распространение вируса в Соединенных Штатах, и в течение нескольких недель рассматривал такие варианты, как не пускать американцев домой с работы и закрыть города размером с Чикаго. Г-н Трамп будет избегать таких шагов до марта.

Таким образом, реагируя на коронавирус, команда биологической безопасности СНБ функционировала именно так, как и предполагалось. Но стул за президентским столом «Резолют» был пуст.

И, по сути, после подсчета всех человеческих и экономических потерь, связанных с коронавирусом, напрашиваются два пугающих вывода.

Во-первых, мы должны сделать все возможное, чтобы гарантировать, что Китаю и его современной кампании по дезинформации о происхождении вируса не удастся доказать, что техника Большой Лжи жива и здорова в двадцать первом веке. Мы должны рассказать правду о поведении Китая, чего Трампу ужасно не хотелось – иначе мы будем страдать от последствий и рисков в будущем.

Во-вторых, на протяжении десятилетий биологическое и химическое оружие воспринималось как “ядерное оружие для бедных”, но учитывая его наличие у Северной Кореи, Ирана и других им подобных по всему миру, мы должны относиться к этим двум другим видам оружия массового уничтожения с той же бдительностью, с которой мы сейчас относились к оружию ядерному. Именно этого я добивался, объединив Управление биологической безопасности с Управлением ОМУ. Реорганизация не понижала, а наоборот пыталась повысить значимость биологических угроз национальной безопасности США.

Глава 8
Конец идиллии

Если вас попросят назвать место, которое поставит под угрозу сам институт президентства в США, последнее, что вам придет в голову – это Украина. Как учит нас закон Мэрфи, именно это и случилось. Бомба взорвалось в 2019 году, буквально через несколько дней после моей отставки. Да, я покинул корабль как нельзя более вовремя. Я не только был участником и свидетелем большей части разгрома, когда он разворачивался, но и, как оказалось, был втянут – хорошо это или плохо – в четвертую во всей американской истории серьезную попытку вынести импичмент президенту. На протяжении всего моего пребывания в Западном крыле Трамп хотел делать то, что ему вздумается, основываясь на своих обширных (нет) знаниях и на своих обширных (о, да!) личных интересах. И на Украине он наконец-то проявил себя во всей красе.

Украина находится под сильным политическим и экономическим давлением России. В 2014 году Москва организовала присоединение Крыма. Российские войска оставались развернутыми по всему региону Донбасса на востоке Украины, поддерживая и фактически направляя туда сепаратистские силы. Этот крупный российско-американский спор доказывает, что неспособность принять меры ранее для вступления Украины в НАТО сделала эту большую, критически важную страну уязвимой перед усилиями Путина по восстановлению российской гегемонии на пространстве бывшего Советского Союза. На саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 года администрация Буша-младшего попыталась направить Грузию и Украину на путь членства в НАТО, чему воспротивились европейцы, особенно Германия и Франция. Трагические последствия стали очевидны в августе того года, когда российские войска вторглись в Грузию, фактически поставив две провинции под контроль Москвы, который остается таковым и по сей день. Страдания Украины начались позже, но картина была той же самой. Последовали западные санкции, но Россия не изменила свое воинственное поведение и во время правления Обамы, почувствовав слабость, которую Обама демонстрировал всему миру.

Трамп унаследовал это фиаско, но в первые два года своего пребывания у власти он уделял ему очень мало внимания, по крайней мере официально. В 2017 году Тиллерсон назначил моего знакомого Курта Волкера, бывшего дипломата, Специальным представителем на переговорах по Украине. Моя первая встреча с Волкером в этом качестве состоялась 10 мая 2018 года, когда он описал свою роль и приоритеты. Тогда он выступал за “политику непризнания” Крыма частью России и ее военного присутствия на Донбассе вдоль их границы. На протяжении всего оставшегося срока моего пребывания в Белом доме Волкер был моим постоянным посетителем, держа меня в курсе своих усилий. Я нашел его профессиональным и полезным, когда общался со своими европейскими коллегами по Украине и связанным с ней вопросам.

Впервые я всерьез соприкоснулся с украинским вопросом в администрации Трампа в 2018 году. Я прилетел в Киев, чтобы отпраздновать 24 августа годовщину провозглашения независимости Украины от Советского Союза в 1991 году. Джим Мэттис присутствовал на этой церемонии в 2017 году, чувствуя, как и я, важность демонстрации решимости США в поддержку сохранения независимости и жизнеспособности Украины. Учитывая присоединение Крыма к России, а также российскую помощь оппозиционным силам на востоке Украины, это беспокойство было далеко не гипотетическим.

Я прилетел из Женевы накануне вечером, после встреч по американо-российским вопросам с Николаем Патрушевым, моим российским коллегой, где я с радостью сообщил им, что лечу из Швейцарии в Украину на торжества. Русские заулыбались. Украина была одним из последних вопросов в повестке дня с Патрушевым, и у нас едва хватило на нее времени, прежде чем мы оба покинули представительство США в аэропорту Женевы. Реальной дискуссии не вышло, но, тем не менее, следовало подчеркнуть, насколько сильно мы относимся к Украине, и я сказал:

– Я включаю в это все, что мы говорили раньше, и мы по-прежнему это имеем в виду!

Патрушев только дежурно улыбнулся.

24 августа я начал с завтрака с премьер-министром Украины Владимиром Гройсманом, Мари Йованович, нашим послом на Украине и несколькими сотрудниками посольства. Говорили об экономике Украины и растущих усилиях России по вмешательству в предстоящие выборы 2019 года. Гройсман твердил, что Украина – это рубеж для Путина, и если он сможет успешно пересечь его, он его действия останутся безнаказанными. Я заверил его, что ситуация вызывает вполне законную озабоченность Соединенных Штатов. После завтрака мы отправились на трибуну для просмотра парада на Крещатике, где в 2013-14 годах проходили демонстрации Евромайдана, вытеснившие пророссийский режим Януковича. Я стоял на трибуне вместе с президентом Петром Порошенко и восемью или десятью членами его правительства, рядом с генеральным прокурором Юрием Луценко – что было иронично в свете будущих событий. Хотя этот парад напоминал первомайское шествие на Красной площади в Москве во времена холодной войны, с политической точки зрения он был противоположным. Речь Порошенко была откровенно антироссийской, и его самые громкие аплодисменты прозвучали, когда он поклялся дать автокефалию (независимость от Москвы) Патриархату Украинской Православной церкви.

Во время парада Порошенко несколько раз поблагодарил меня за предоставленные США системы вооружения и оборудование, когда они проходили мимо, и за подразделение Национальной гвардии штата Теннесси, которое прошло маршем вместе с другими войсками НАТО, развернутыми в Украине для обучения их военных. Потом мы поехали в Мариинский дворец, первоначально построенный для Екатерины Великой и недавно отреставрированный женой Порошенко, который вскоре должен был стать местом проведения большого приема. Там в полдень я встретился с Порошенко, министром иностранных дел Павлом Климкиным, советником по национальной безопасности Константином Елисеевым и другими. Мы обсудили позицию Украины в области безопасности, особенно в отношении России и различных угроз, которые она представляет, не только в военном плане, но и в свете усилий Москвы по срыву выборов в Украине в 2019 году. Вопреки сложившемуся мнению, в американо-украинском браке не было согласия: Порошенко хотел закупить больше американского оружия, а мы не хотели чтоб он перепродавал его в Китай, Россию и черт знает куда еще. Прецеденту уже случались – я высказал наши опасения по поводу продажи украинскими компаниями Китаю передовых конструкций авиационных двигателей. За год, прошедший до моего следующего визита в Киев, эти опасения только усилились.

После встречи Порошенко отвел меня в сторонку и завел разговор о том, может ли он рассчитывать на поддержку США в своей предвыборной кампании. Тема была затронута между прочим, в ряду других вопросов и я смог пройти мимо его просьбы, не проявляя грубость и не говоря прямое «нет». Порошенко хотел, чтобы Америка ввела санкции против Игоря Коломойского, украинского олигарха, поддерживающего Юлию Тимошенко, которая была (на тот момент) главным конкурентом Порошенко на выборах 2019 года. Хотя тогда Порошенко этого не упоминал, Коломойский также поддерживал Владимира Зеленского, который тогда лидировал в опросах, но не никем не воспринимался всерьез – потому что, ну вы понимаете, он же всего лишь актер… (Специально для либеральных читателей: это шутка. Рональд Рейган, один из величайших президентов Америки, тоже был актером). Я сказал Порошенко, что если у него есть доказательства преступной деятельности Коломойского, он должен направить их в Министерство юстиции.

Потом состоялась пресс-конференция. Наконец в два сорок пять пополудни за кофе в официальной резиденции Йованович мы приняли различных парламентских лидеров, включая Тимошенко. С ней я встречался во времена работы в администрации Буша-младшего и позже. Госдепартамент не хотел, чтобы я встречался с Тимошенко отдельно. Прямо они этого не сказали, но я понимал, что в их глазах она была слишком близка к России. Так что лучшее что я мог получить, это разговор с ней на общем приеме.

Тимошенко, как единственный кандидат в президенты среди парламентских лидеров старалась доминировать в беседе. Она порадовала меня известием, что читала мою книгу «Капитуляция – не вариант» – неизменный способ привлечь внимание автора и упомянула совет сенатора Кила продолжать двигаться и продолжать стрелять, как большой серый линкор. Хорошо подготовилась. Но в опросах общественного мнения лидировал Зеленский, а не она. Остальные кандидаты стремились добиться второго места, тем самым попав во второй тур.

После этой встречи мы направились в аэропорт, а затем – обратно на базу Эндрюс.

В течение почти трех месяцев я не принимал активного участия в украинских делах, пока рано днем в воскресенье, 25 ноября, не получил известие об инциденте на море между Россией и Украиной. Украинские военные корабли и сопровождающий их буксир пытались войти в Азовское море через Керченский пролив, узкий водоем, отделяющий Крымский полуостров от собственно России, и через который Россия недавно построила мост. Наша первоначальная информация заключалась в том, что российский корабль протаранил украинский, но более поздняя информация показала, что русские открыли предупредительный огонь и один или несколько снарядов попали в украинские корабли. Русские захватили все три украинских корабля и их экипажи (некоторые из них, как сообщается, получили ранения), хотя было неясно, в чьих водах находились корабли, когда они были захвачены. Большая часть этой информации поступила через наше посольство в Киеве, так что мы услышали украинскую версию событий, по крайней мере на начальном этапе.

Поскольку эскалация была возможна, я решил позвонить Трампу. Я хотел быть уверенным, что он знает, что мы следим за ситуацией на случай, если журналисты начнут задавать вопросы. Первое что его беспокоило – это что европейцы делают по этому поводу? То же что и мы, конечно же – то есть ничего. Позже ЕС все же разродился заявлением, но это была обычная каша. Трамп сразу решил, что украинцы пытались спровоцировать русских – вполне возможно, учитывая надвигающиеся президентские выборы. Но также было возможно, что русские искали конфронтации, возможно, пытаясь каким-то образом легитимизировать в глазах Запада свое присоединение Крыма. Трамп не собирался пороть горячку, даже если Россия была полностью неправа. К вечеру Порошенко, казалось, был готов объявить военное положение – довольно неожиданная реакция на инцидент на море. Госдепартамент хотел сделать сильное антироссийское заявление, которое я запретил из-за того, что Трамп сказал несколькими часами ранее. Более того, существовали все шансы на проведение в понедельник заседания Совета Безопасности ООН, по иронии судьбы созванного Россией, в ходе которого, очевидно, будет сделано заявление США, что даст нам больше времени для получения фактов.

Ян Хекер позвонил мне в семь тридцать утра в понедельник утром, и первым вопросом, который он поднял, был инцидент в Керченском проливе. Немцы были осторожны. Похоже, Хекер считал, что Порошенко был даже доволен тем, что произошло, из-за потенциальных политических очков, которые он рассчитывал заработать на инциденте: благодаря ему он будет выглядеть сильным антироссийским лидером. Хекер сказал, что голосование в Раде о предложенном Порошенко законопроекте об объявлении военного положения сроком на шестьдесят дней запланировано примерно через два с половиной часа. Законопроект позволит задействовать сто тысяч резервистов для обучения, а также исключит любую политическую деятельность на этот срок. Поскольку другой украинский закон требовал, чтобы непосредственно перед общенациональными выборами проводилась предвыборная кампания продолжительностью не менее девяноста дней, законопроект Порошенко гарантировал бы перенос выборов 31 марта, что, несомненно, пойдет ему на пользу, учитывая его низкие результаты опросов общественного мнения. Германия выступила против переноса выборов, сказал Хекер; до сих пор Украина и Россия давали противоречивые версии этого эпизода, но факты оставались неясными. У Меркель был запланирован разговор с Порошенко в ближайшее время, и действительно, пока мы разговаривали, Хекера вызвали в офис Меркель. Он пообещал перезвонить, когда все закончится.

Потом опять был Помпео. Он рассказал, что только что говорил с Трампом о брифинге, который они с Мэттисом должны были провести в Конгрессе через несколько дней. Рассматривался закон, запрещающий помощь Саудовской Аравии из-за войны в Йемене. Трамп поднял вопрос о Керченском проливе, заявив, что Порошенко, возможно устроил провокацию в политических целях. Трампу не хотелось разгребать эту путаницу и он пытался спихнуть ее на европейцев. Помпео не поднимал вопрос с воскресным запросом Трампа о заявлении Белого дома – просто сказал, что Госдеп пытается смягчить предложенный Никки Хейли яро антироссийский проект замечания для Совета Безопасности. Помпео пообещал Трампу, что он и я позаботимся о том, чтобы Хейли следовала инструкциям. Я предложил рассматривать предполагаемое заявление Хейли как средство донести окончательную точку зрения США, а не иметь несколько, и он согласился. Помпео сказал, что позвонит Хейли и велит ей “провести цветные линии” – звучало правильно. Затем я позвонил Трампу и рассказал ему, что мы с Помпео решили относительно заявления Хейли, которое ему понравилось, и я также проинформировал его о реакции Германии и украинском законодательстве о военном положении.

Ожидая звонка Хекера, я попытался дозвониться до Седвилла в Лондоне и Этьена в Париже, чтобы узнать, как они оценивают ситуацию. Этьена не было на месте, но Седвилл довольно быстро перезвонил, и мы сравнили то, что нам было известно. Седвилл уже слышал, что Канада, которая до конца 2018 года оставалась председателем G7, готовит проект заявления, хотя никто из нас его еще не видел. Я рассказал Седвиллу, что сказал Трамп за последние двадцать четыре часа, чтобы британцы могли учесть это.

В 11:05 позвонил Помпео. Он сказал, что позвонил Хейли, рассказал ей, о чем мы договорились, она согласилась… а потом перезвонила Трампу через его голову, нажаловалась и зачитала совершенно другой набор тезисов, которые президент принял. Помпео хотел провести с ней и со мной телефонную конференцию на троих, чтобы все были на одной волне, но прежде, чем он успел всех соединить, позвонил Трамп. Президент заявил, что его устраивает вариант Хейли и что он не хочет, чтобы его критиковали в прессе за излишнюю мягкость. Вообще-то и Помпео, и я были совершенно счастливы сделать максимально жесткое заявление, которое мы могли бы приписать Трампу… но мы оба знали, что борьбу за право выертеть президентом на этот раз выиграли не мы, а Хейли. Вскоре после этого, в Овальном кабинете на очередном брифинге разведки, Трамп сказал мне:

– Вы заметили, что заявление [Хейли] было немного жестче, чем я хотел, но это же нормально. Вы, наверное, все равно любите пожестче, верно?

Я сказал, что меня устраивает это заявление, добавив, что мы призвали Россию освободить украинские корабли и экипажи, но Трамп оборвал меня:

– А вот про освобождение экипажей не надо. Если они этого не сделают, повторится история с иранскими заложниками. Я этого не хочу.

Я сказал, что расскажу Хейли, но к тому времени, как я вышел из Овального кабинета, она уже сделала свое заявление. Многие другие страны говорили то же самое, поэтому я не думал, что мы будем выделяться так, как это не понравилось бы Трампу. В любом случае, этот инцидент спровоцировал Трампа еще раз рассказать одну из его любимых историй, связанную с его первым телефонным разговором с Меркель. Она спросила, что он собирается делать с Украиной, и он ответил, спросив ее, что она собирается делать с Украиной.

Мы с Помпео получили очередную возможность увидеть типичный образ действий Хейли во времена, когда госсекретарем был Тиллерсон: образ действий свободного электрона. Что поделать – ее заявление об увольнении уже было подписано Трампом, срок полномочий истекал через месяц и мы были уверены, что ее преемник, кем бы он ни оказался, действовать таким образом не будет.

Хекер позвонил в половине второго, чтобы закончить наш разговор, и сообщил, что на только что завершившейся встрече с участием представителей Украины, России, Франции и Германии. Россия заявила, что украинские корабли не подали требуемого уведомления о прохождении временной зоны отчуждения (разрешенной международным правом для таких целей, как военные учения), что казалось нелепым. В разговоре Меркель с Порошенко он сказал, что внес изменения в законопроект о военном положении, находящийся на рассмотрении в Раде, сократив срок действия с шестидесяти до тридцати дней, что позволило провести мартовские выборы в соответствии с графиком. Это был прогресс, хотя военное положение помогло бы Порошенко политически, и стоило бы понаблюдать, будет ли впоследствии продлен тридцатидневный период (спойлер: нет). Меркель разговаривала с Путиным примерно через час, чтобы призвать к деэскалации с обеих сторон, в частности, попросив Путина напрямую взаимодействовать с Порошенко.

Утром 28 ноября я вылетел в Рио-де-Жанейро, чтобы встретиться с новоизбранным президентом Бразилии Жаиром Болсонару перед встречей G20 в Буэнос-Айресе. Я позвонил Трампу из самолета примерно в восемь сорок пять утра, чтобы спросить, есть ли у него какие-либо дальнейшие соображения по двусторонней встрече с Путиным, запланированной на G20, поскольку Россия все еще удерживает украинские корабли и экипажи. Трамп сказал, что, по его мнению, было бы ужасно встречаться с Путиным в таких обстоятельствах, и что пресса будет говорить только об украинском вопросе. Он сказал, что я должен передать сообщение Путину, объяснив, что он с нетерпением ждет встречи, но что России нужно сначала освободить моряков и корабли, чтобы встреча могла сосредоточиться на ключевых вопросах, а не на Украине. Я связался с Патрушевым в Москве примерно через два часа, чтобы передать послание Трампа, и он сказал, что немедленно передаст его президенту Путину, который, по его мнению, обязательно рассмотрит его. Он знал, что я знаю позицию России, но все равно лишний раз подробно изложил ее.

Я приземлился в Бразилии около одиннадцати вечера по местному времени. Трамп позвонил снова. Он собирался сделать заявление о двусторонней встрече, если Путин гарантирует, что после него объявит об освобождении кораблей и экипажей, тем самым фактически отдав должное Трампу за их освобождение. Учитывая разницу во времени, я не стал звонить в Москву. Более того, если бы мы изменили нашу позицию на данном этапе, это выглядело бы так, будто Трампа отчаянно нуждается во встрече – и, вероятно, так и было.

На следующее утро я разговаривал с заместителем главы нашей московской миссии Энтони Годфри (Хантсман был в отъезде), который сказал, что русские обвиняют экипажи в незаконном проникновении на чужую территорию – по меньшей мере, плохой знак. Патрушев связался со мной, когда я летел в Буэнос-Айрес, и сказал, что у него есть сообщение Путина, которое он хотел бы, чтобы я передал Трампу: из-за “незаконного пересечения” границы России возбуждено уголовное дело, ведутся следственные действия. Русские утверждали, что, судя по документам, которые они изъяли с кораблей, и информации, предоставленной экипажами, это была военная провокация, операция, проводимая и контролируемая Службой безопасности Украины. Поэтому, по словам Патрушева, в соответствии с российскими юридическими процедурами сейчас ведутся формальности, поэтому освобождение кораблей и экипажей невозможно. Он сказал, что убежден, что мы поймем их, ведь действия Москвы не отличаются от политики Трампа вдоль мексиканской границы. Затем последовала лекция о наших действиях в последние недели по этому вопросу и многое другое.