Текст книги "Обыкновенные девчонки (сборник)"

Это моя школа

Вечером Сергею Михайловичу снова захотелось пройтись по Москве. На этот раз отправилась с ним вся семья, кроме Тани. Таня ушла в институт на студенческий вечер.

Бабушка надела на голову черную кружевную шаль, хранившуюся у нее в сундуке. Она доставала эту шаль только в дни самых больших праздников.

Миша еще утром попросил, чтобы его одели в матроску. Но оказалось, что из матроски он уже вырос, и мама, чтобы не огорчать его, отпорола от старой матроски синий широкий воротник и пришила его к Мишиной новой курточке.

Сергея Михайловича она уговорила надеть фетровую шляпу, которая обычно лежала, слегка посыпанная табаком, в круглой коробке на шкафу. Сергей Михайлович больше любил свою поношенную, видавшую виды кепку. По тут он не стал спорить и надел шляпу.

И вот наконец семья выбралась из дому.

Москва сверкала. Даже небо было светлое от огней.

Снегиревы прошли на Арбат, потом по бульварам на улицу Горького и дальше вниз – по направлению к Красной площади.

На каждом шагу неожиданно, словно в сказке, появлялось какое-нибудь светящееся чудо: то огромные звезды, то шатер из огней, то целая башня. По фасадам новых домов лились-переливались разноцветные огни.

Катя и Миша шли впереди, а за ними папа вел под руку маму и бабушку. И вдруг Катя и Миша остановились от удивления и восторга.

– Смотрите, смотрите, вот здорово! – закричал Миша. – Бабушка! Это знаешь что? Центр-р-ральный телеграф!

– Вот и видно, что Центральный, – сказала бабушка. – И все-то ты знаешь… – Она никогда не уставала удивляться всему, что ей говорил Миша.

Здание Центрального телеграфа было словно увито струящимся зеленым плющом. Зеленый плющ неожиданно превратился в красный, красный – в золотой, золотой – опять в зеленый. А посередине медленно вращался земной шар, похожий на огромный школьный глобус. На глобусе горели золотом серп и молот, а высоко над всем этим струящимся цветным плющом возникали в вечернем небе то зеленые, то золотые буквы, сливающиеся в слова: «Великой Коммунистической партии – слава! Великому советскому народу – слава!»

А Красная площадь вся переливалась огнями, вся двигалась. Потоки людей, медленно прогуливающихся по площади, как будто обнимали со всех сторон Кремль и Мавзолей. И когда вспыхнул салют и по небу зашарили стрелы прожекторов, на Красной площади стало светло, как в солнечный день.

Катя шла, то и дело оглядываясь на отца. Ей было радостно, что он опять тут, рядом, а не где-то за тысячи километров, в пустыне. Он казался ей необыкновенно красивым в своей серой фетровой шляпе. Она даже удивлялась немножко, что на него никто не смотрит. Правда, мама-то иногда поглядывала на него, и Катя чувствовала, что и маме тоже он кажется сегодня очень, очень красивым.

А над всей Москвой, над всей страной лились потоки молочного, голубого, алого, золотого праздничного света. И, глядя то на шумные толпы людей, растекающиеся по улицам и площадям, то на огненные буквы, сияющие у них над головами, в небе, Катя думала о том, как удивительно и хорошо, что именно к ним, к этим веселым людям, обращены вспыхивающие меж облаков слова: «Великому советскому народу – слава!»

Вернулись Снегиревы домой другой дорогой, неширокими, обычно тихими и не очень ярко освещенными переулками. Сегодня и тут тоже ярко светились окна домов, на стенах горели надписи из разноцветных электрических лампочек, полыхали кумачовые флаги. Но все-таки здесь все не так сверкало, как на главных улицах.

Вот наконец и тот переулок, по которому Катя каждый день проходит по два раза – в школу и из школы. Вот и знакомое четырехэтажное многооконное здание. Сейчас в окнах школы не было света, и поэтому она казалась непривычно тихой и задумчивой. Только два больших флага, прикрепленные рядом на углу здания, трепетали и струились. Попадая под свет висящего посреди улицы, слегка качающегося фонаря, они становились из темных пламенно-красными, потом опять темнели и опять вспыхивали. А по стене так и ходили за ними большие, крылатые тени…

И вдруг Катя почувствовала к этому темному тихому дому особенную нежность.

– А это моя школа, – сказала она невольно, как будто родители и бабушка и без нее этого не знали.

Но, должно быть, мама поняла, что чувствовала в эту минуту Катя.

– Да, девочка, – сказала она негромко, но серьезно. – Это твоя школа…

Часть вторая

Письмо

– Ну, здравствуйте, девочки, – сказала Анна Сергеевна, войдя в класс. – Соскучились без школы?

– Соскучились!

Учительница хитро посмотрела на своих учениц:

– А ведь не отказались бы попраздновать еще дня три?

– Да, уж конечно, не отказались бы.

– Ну то-то…

Анна Сергеевна улыбнулась. Должно быть, она поняла, что девочкам хочется еще немножко поговорить с ней о прошедшем празднике. И, прежде чем открыть классный журнал, она опять спросила:

– Значит, весело провели время?

– Весело, очень! – отозвался класс. – На демонстрации были. В театре… В цирке… А вам, Анна Сергеевна, тоже было весело?

– Да, девочки, спасибо. Я ездила в Орехово-Зуево, в детский дом.

– К вашему Алику, наверно? – спросила Валя Ёлкина.

– И к нему и к другим ребятам. Алик у них там главный баянист. Он играл на своем баяне, ребята пели, плясали… Ну, давайте учиться, а после уроков я вам что-то покажу…

Девочки сразу притихли. Никто не стал просить Анну Сергеевну показать сейчас же то, что она пообещала им. За эти месяцы они успели хорошо узнать характер своей учительницы: уж если она сказала «после уроков» – значит, никакие просьбы не помогут. Но зато обещание свое Анна Сергеевна обязательно исполнит.

Так и случилось. Как только прозвенел последний звонок, учительница достала из портфеля большой самодельный конверт.

– Что это?.. Письмо? – удивились девочки.

– Да, письмо.

– Кому?

– Вам.

– Нам? От кого?

– А вот сейчас все узнаете, – сказала Анна Сергеевна. – Ну-ка, Настя Егорова, прочитай письмо вслух.

Настя подошла к учительнице.

– «Четвертому классу «А», – громко прочла она адрес на конверте, – московской средней школы им. Н.K. Крупской».

И, повертев конверт в руках, Настя стала осторожно, не спеша, вскрывать его.

– Да не возись ты! – заторопили ее со всех сторон. – Распечатывай скорее!

– Погодите, успеете, – спокойно сказала Настя и, развернув листок, начала читать вслух:

– «Здравствуйте, дорогие товарищи!

Пишет вам воспитанник детского дома имени Олега Кошевого, Александр Тарасов…»

Настя поглядела на учительницу.

– Анна Сергеевна, кто это Александр Тарасов? – спросила она. – Это и есть Алик?

– Он самый, – ответила Анна Сергеевна.

– Ваш племянник… то есть вроде племянника?

– Да-да, – сказала Анна Сергеевна. – Вроде племянника… Ну, читай же, Настенька.

И Настя, снова опустив глаза на письмо, продолжала:

– «Поздравляю вас с праздником Великой Октябрьской революции. У нас в детском доме и в школе все ребята дружные. Мы живем хорошо, живы и здоровы все. У меня есть ученический билет, потому что я уже в средней школе, в пятом классе. В моем классе двойки бывают очень редко. Пока, за первую четверть, не было ни одной…»

Тут Анна Сергеевна многозначительно посмотрела на своих учениц. Катя сразу уловила ее взгляд и поняла его без слов.

«А у нас-то, у нас-то! – подумала она. – Целых три двойки! У Клавы Киселевой – одна, и две у Тони Зайцевой… Непременно надо будет помочь им!»

Ведь она, Катя, уже не звеньевая, она отвечает не за одно только звено, а за весь отряд! Недаром у нее две нашивки на рукаве. Теперь с нее много спросится…

А тем временем Настя дочитывала письмо:

– «Приезжайте к нам в гости. У нас есть рояль, баян, своя столярная мастерская. Только вот книг пока маловато. Вся наша библиотека умещается на одной этажерке, а читать мы очень любим…»

«Ну еще бы! – подумала Катя. – Кто же не любит читать! А одна этажерочка – это, конечно, очень мало».

Настя перевернула страницу и прочла:

– «Напишите нам про вашу школу, про Кремль, про новые станции метро и про планетарий. И вообще – про Москву. Нам очень интересно дружить с московскими пионерами. Приезжайте к нам непременно! Мы вам покажем наше Орехово-Зуево».

– Ой, и Орехово, и Зуево!.. – пробежало по классу.

– Тише, девочки! – остановила их учительница. – Не забывайте, что вы в школе. В других классах еще идут уроки. Ну, берите свои сумки – и по домам.

– А кому отдать письмо? – спросила Настя.

– Председателю совета отряда, я думаю, – ответила Анна Сергеевна. – Возьми письмо, Снегирева.

Катя бережно спрятала письмо в сумку и, выходя из класса, шепотом спросила учительницу:

– А вы, Анна Сергеевна, и вправду возьмете нас с собой в Орехово-Зуево?

Анна Сергеевна улыбнулась:

– Ну что ж… Во время зимних каникул можно будет и съездить. Только надо, чтобы вторая четверть была у вас хорошая.

Анна Сергеевна пошла одеваться в маленькую гардеробную, где вешали пальто учителя. А девочки длинной шеренгой выстроились вдоль выкрашенной голубым стойки, за которой среди целого леса вешалок хозяйничали тетя Ариша и тетя Паня.

– Если бы как раз на елку к ним поехать! – сказала Валя Ёлкина. – Вот было бы весело!

– Елка на елку собралась, – пропела насмешливо Ира Ладыгина.

– А ты что, не собираешься? – сказала Настя, ловя у себя за спиной рукав пальто. – Ну что ж, можешь оставаться дома, а мы все поедем. Надо будет, Катюша, подарки им приготовить.

– Какие подарки? – спросила Валя. – Может быть, нам собрать денег и отвезти туда какие-нибудь игры настольные? Или сладкого купить?

– У них книг мало, – озабоченно сказала Наташа, завязывая тесемки шапочки у подбородка. – Ну что там одна этажерочка! Надо бы книжек собрать.

– Конечно, надо! – подхватила Катя. – Это будет самый лучший подарок!

И вдруг она остановилась и взялась обеими руками за щеки:

– Ой, девочки! Что я придумала!

Все сразу обернулись к ней:

– Что придумала?

– А вот что. Давайте теперь же, с завтрашнего дня, собирать для них книги. Соберем много – не то что какой-нибудь десяток, а целую библиотечку. Соберем и пошлем посылкой: детскому дому имени Олега Кошевого от нашего отряда!

– А как же столько собрать? – спросила Валя.

– А очень просто. Пусть каждая девочка из нашего класса принесет сколько может. Ведь у всех нас есть дома книжки.

– Правильно, – согласилась Настя. – Соберем. Если каждая из нас принесет хотя бы по одной книжке, и то получится тридцать шесть книг.

– Тридцать шесть – еще не так много, – твердо сказала Катя. – Надо больше.

– А какие приносить? – спросила Ира Ладыгина, помахивая сумкой и хлопая ею себя по ногам. – Только новые?

– Можно и не только новые, – ответила Катя. – Главное, чтобы были интересные.

– Значит, толстые? – спросила Валя. – Интересные книги всегда бывают толстые.

– Ну, это не всегда, – сказала Лена Ипполитова. – Я, например, очень люблю стихи. А стихи бывают и в тоненьких книжках. Только у Пушкина, Лермонтова и Некрасова – толстые.

– Это верно, – согласилась Катя. – Но тогда, если книжки тоненькие, нужно приносить по три по крайней мере.

И, условившись прийти завтра в школу пораньше, девочки разошлись по домам.

От кого – что

На этажерке стояли, выстроившись рядами, все Катины книжки.

Какую из них любила она больше других? Кате трудно было бы сейчас на это ответить. Каждая из них казалась ей очень интересной, каждую она перечитывала по многу раз. Но одна книга – большая, в переплете светло-шоколадного цвета с белыми буквами в овальной рамочке: Аркадий Гайдар, – была ее самой-самой любимой.

Катя нежно погладила кончиками пальцев выпуклый рисунок на переплете – маленькую винтовочку, сабельку и книгу – и перелистала первые страницы. С белого глянцевитого листа на Катю смотрел сам Гайдар, одетый в черную гимнастерку, смотрел с ласковой и чуть лукавой улыбкой, как будто хотел поглядеть, для кого это он написал столько повестей и рассказов. Ой, как трудно расставаться с этим портретом, с этой книгой! Грустно будет увидеть на полке, где она стояла, пустое место. Захочется опять перечитать ее, а нельзя будет…

Но если так грустно отдавать эту книгу, – значит, ее будет весело получать. Стало быть, нечего и жалеть. А когда уж очень захочется почитать Гайдара, можно будет взять в библиотеке.

Катя положила книгу на стол, прибавила к ней басни Крылова и «Каштанку» Чехова, а потом уселась в последний раз перечитывать любимые страницы своей самой любимой повести – «Тимур и его команда».

Переворачивая чуть шелестящие листы, она невольно подумала: «А не спросить ли у мамы, можно отдать эту книгу или нет?»

Где-то в глубине ее души шевельнулась надежда – может быть, мама скажет: «Эту оставь себе. Поищи что-нибудь другое…» И тогда совесть у Кати будет спокойна. Ведь получится, что не она сама не захотела отдать книгу, а мама не позволила.

Катя вскочила с места, чтобы бежать к маме, но вдруг остановилась, прикусив губу и нахмурив брови. Что ж это она? Хитрит сама с собой? Нечего сказать, хороша! А еще председатель совета отряда!.. Нет уж, дарить так дарить! А то привезут в детский дом книги, ребята обрадуются, начнут распаковывать, а там – ничего интересного. «Ну, – подумают они, – не стоило и посылать! А мы еще их в гости звали». Нехорошо получится, некрасиво.

Катя решительно захлопнула книгу и положила все три в сумку.

Лежа в постели, она старалась представить себе, что принесут завтра девочки.

У Настеньки, кажется, детских книг не очень много, у Иры тоже. А вот у Ани целый шкаф с книгами. Наверно, и у Стеллы.

Только Стелла, пожалуй, ничего хорошего не принесет. Пожалеет… А вот уж Аня, наверно, притащит целую кучу.

Но на завтра все получилось совсем не так, как думала Катя.

Она пришла в класс раньше всех и, стоя в дверях, встречала своих одноклассниц.

Первая в коридоре показалась Валя Ёлкина.

– Несу-у! – крикнула она, завидя издали Катю, и похлопала рукой по своей, потолстевшей со вчерашнего дня сумке.

Валя подошла и, открыв сумку, показала Кате на корешки каких-то книжек.

– Хоть и не очень толстые, – сказала она, – но зато знаешь какие интересные? Зачитаешься!

– Молодчина! – похвалила ее Катя. – Неси в класс. Потом запишем, от кого – что.

Валя тряхнула кудряшками и скрылась за дверью.

Сейчас же вслед за Валей пришла Аня Лебедева.

– Принесла? – еще издали крикнула ей Катя.

– А как же! – ответила Аня. – Вот смотри.

И она, порывшись в сумке, достала какую-то книжку, аккуратно завернутую в белую бумагу и перевязанную голубой ленточкой.

– Посмотри, как я красиво завернула. Так и пошлем, ладно?

– А что это? – спросила Катя.

– «Украинские сказки». Знаешь? У тебя, кажется, тоже есть такая книжка.

Катя взяла в руки нарядный пакет.

– Мои «Украинские» вроде толще, – сказала она с удивлением. – У тебя, верно, какая-нибудь другая книжка?

Катя быстро сдернула голубую ленточку и развернула глянцевитую бумагу.

– Аня, да что же это?

В руках у Кати была растрепанная, потерявшая всякий вид книжка. Листы держались на ниточках, а доброй половины и совсем не хватало.

– Что это, Аня?

– Я же тебе говорю – «Украинские сказки», – отводя в сторону глаза, сказала Аня. – Народные. Да ты не думай! Тут все-таки еще осталось порядочно сказок. Самые интересные – про Вертодуба, Вернигору, про Ивасика-Телесика… Только первой не хватает, последней да еще из середины двух, кажется. Остальные – все.

– Да что у тебя, собаки эту книжку трепали, что ли?

– Какие еще собаки! – обиделась Аня. – У нас собак нет. Просто я ее с собой на дачу брала. Читала на берегу. Один раз забыла в саду, и она под маленький дождик попала… Вот и все.

– Аня, и тебе не стыдно?

– Да чего же стыдиться-то? Книжку можно подшить – ниточки же остались, – подклеить…

Кате стало жарко. Она посмотрела на Аню прищуренными глазами и решительно протянула ей книжку:

– Возьми! Подшей, подклей и себе оставь. А товарищам не дарят самое плохое, чего не жалко. Дарить нужно хорошее! У самой тысяча книг, а она какую-то рвань притащила!

У Ани задрожали губы и глаза налились слезами:

– А ты считала, сколько у меня книг?

– И не считала, а знаю.

– Ну так приходи, посчитай. «Тысяча»! Скажет тоже…

– И не приду, и считать не стану!

Аня закрыла лицо руками, всхлипнула и прижалась лбом к подоконнику.

– Нечего реветь! – сказала Катя. – Сама понимаешь, что пионерки так не делают.

Аня в ответ только носом потянула.

В эту минуту к дверям подошла Настя:

– Ой, Снегирь, пропусти скорей, а то не донесу!

Настя в одной руке несла туго набитую сумку, а в другой – пакет, крепко перевязанный веревочкой.

– Ох, Настенька! – Катя от удивления всплеснула руками. – Откуда у тебя столько книг? – И Катя взяла у нее пакет. – Ну и тяжелый!

– Да разве это все мое? – сказала Настя. – Я весь наш дом обегала, собирала у ребят. Знаешь, есть такие, что все тебе отдадут, а другие до того жадные, что суют тебе всякую дрянь.

Катя засмеялась и посмотрела на Аню. Услышав ее смех, Аня оторвалась от подоконника и через плечо сердито поглядела на Катю.

– И нечего смеяться! – сказала она. – А если мне книги не для виду нужны, а для ума?

– Вот ума-то, видно, у тебя и не хватает! – решительно отрезала Катя и пошла в класс.

Аня поплелась вслед за ней и, сев за парту, положила на крышку голову. Она потихоньку всхлипывала, терла платком глаза, но Катя не обращала на нее никакого внимания.

Жалеть и утешать Аню ей сейчас не хотелось.

Аня сидела за партой, закрыв лицо руками, а тем временем девочки все подходили с книгами и, оглядываясь на Аню, спрашивали, что с ней такое. Но Аня не отвечала.

Катя с интересом рассматривала книги, которые девочки приносили и складывали перед ней, и уже совсем не замечала Аниных слез.

Оказалось, что большинство девочек не поскупились. Даже Стелла Кузьминская удивила всех. Она еле-еле вытащила из сумки увесистую книгу с серебряными буквами на красноватом переплете: «Н.А. Некрасов. Стихотворения».

На первой странице было написано аккуратным Стеллиным почерком: «Детскому дому имени Олега Кошевого от Стеллы Кузьминской».

Девочки обступили Стеллу, любуясь роскошной книгой и вдавленными в переплет буквами.

– Вот это, Стелла, замечательно! – похвалила ее Катя. – Такую книгу не пожалела!

– А у меня есть второй экземпляр, – сказала Стелла, как-то особенно нажимая на слово «экземпляр», и Катя поняла, что Стелла гордится и знанием такого слова и тем, что у нее дома много книг – так много, что некоторые даже имеются в двух экземплярах. – Мне на рождение, – прибавила Стелла, – всегда дарят очень много подарков: ведь я – единственная дочка, единственная внучка и единственная племянница.

Стелла как-то небрежно усмехнулась и отошла к своей парте. Катя ничего не сказала, но подумала: «А все-таки она – воображала! Ну все равно, пусть. Зато хорошую книгу принесла. А вот Аню надо проучить. Нельзя, чтобы у нас в отряде были такие жадные девчонки».

«Угадайте, как их зовут?»

Хотя Кате и не полагалось заниматься стенгазетой, ей – как председателю совета отряда – работы теперь хватало и без того. Но все-таки было решено, что для первого номера новой, Стеллиной, газеты рисунки сделает она, Катя. Ведь никто в классе не рисовал так хорошо, как она.

На первое собрание редколлегии пришла также и Лена Ипполитова, чтобы показать новому редактору Стелле, как делать газету.

В пионерской комнате за большим столом, отодвинув в сторону газеты и журналы и разложив перед собой большой лист бумаги, уселись пять девочек: Стелла, Катя, Лена, помощник редактора Наташа, да еще Настя Егорова, которая тоже вызвалась помогать редколлегии.

– Ну, Стелла, – сказала Лена, когда в комнате стало совсем тихо, – начинай.

– А что начинать? – спросила Стелла, слегка краснея и поглядывая растерянно на девочек.

– Скажи, какие заметки у тебя уже есть и о чем, по-твоему, еще надо написать.

Стелла пожала плечами:

– Я и сама не знаю, о чем надо. Я пока написала только одну заметку.

– Прочитай ее вслух.

Стелла достала из сумки, лежавшей на столе, листочек бумаги.

– «Незаметно бежит время, – прочитала она. – Первая четверть уже прошла. Наступила вторая…»

Девочки переглянулись, а Настя добавила, чуть улыбнувшись:

– Потом наступит третья, потом четвертая. Это неинтересно.

Стелла сердито обернулась к Насте:

– Почему это неинтересно?

– Ну как «почему»? Скучно.

Стелла поджала губы и по своей привычке повела плечом:

– Не знаю… Кому – как.

– Всем это не особенно интересно, – осторожно сказала Катя. – Ну, скажи по совести, Стелла: тебе самой интересно будет, если я тебе, как новость, стану рассказывать, что после понедельника будет вторник? Это же и так все знают.

Стелла искоса взглянула на Катю.

– Может быть, – процедила она нехотя. – А только о чем же писать? Какие у нас новости?

Она помолчала минуту и вдруг решительно тряхнула головой и сказала, поднимаясь с места:

– Пусть лучше кто-нибудь другой будет редактором, а мне пора домой.

Катя так и подскочила на стуле.

– Ты что – шутишь?

Стелла нахмурилась:

– Нет, не шучу!

И, скомкав листок со своей заметкой, она сунула его в сумку.

– Что, наверно, опять мама недовольна? – сочувственно спросила Лена и многозначительно посмотрела на подруг.

– Да нет, – ответила Стелла холодно. – Мама ничего такого не говорит, но я сама не хочу…

– Как это не хочешь? – с ужасом спросила Настя.

Стелла щелкнула замочком своей сумки.

– А если у меня не выходит? – сказала она, поглядев на Настю через плечо. – Пусть тогда делают те, у кого выйдет.

– Значит, ты опять отказываешься? – рассердилась Катя. – Тебя выбирают…

– И доверяют тебе, – вставила Настя серьезно.

– Конечно, доверяют, – подхватила Катя, а ты чуть что – хочешь все бросить!

– А если у меня не выходит? – упрямо повторила Стелла.

– Должно выйти! – сказала Катя твердо. – Мы же хотим тебе помочь. Садись, Стелла. И не обижайся, пожалуйста. Давайте, девочки, все вместе подумаем, что сделать, чтобы газета вышла интересная. О чем бы написать?

Все помолчали.

– Ну, – сказала Катя, – скорей думайте! Что кому в голову приходит – такое интересное?

– Ничего не приходит, – откровенно сказала Наташа.

Стелла насмешливо улыбнулась.

– Подожди, Стелла, – остановила ее Катя. – Сейчас придумаем. Ну, Настя!

Настя покачала головой:

– Может быть, нам лучше разойтись и сперва дома подумать?

– Нет, постойте, девочки… – Лена Ипполитова взяла карандаш в руки и зачем-то написала на листке цифру «один» и скобочку. – Я вот что скажу. Нарочно придумать интересное очень трудно. Давайте не будем уж так стараться выдумывать что-нибудь особенное, а попросту сообразим, про что бы нам такое написать. Ну, не для интереса, а хоть для пользы. Вот, например, у нас дисциплина не очень хорошая. Пускай кто-нибудь и напишет про это заметку.

– А как же ее писать? – спросила Наташа.

– Ну как! Кто у нас больше всех нарушает дисциплину?

– Ясно кто – Ира Ладыгина.

– Ну вот, пускай кто-нибудь напишет про нее. И вот еще Клава Киселева уроков не учит…

– Ой, девочки! – сказала Катя. – Я теперь уже знаю, как сделать, чтобы газета была интересная! – И она даже хлопнула по столу ладонями – такой занятной показалась ей собственная выдумка. – Помните, мы хотели в конце газеты помещать веселый отдел «Кузнечик»? Пусть в этом отделе будут карикатуры на девочек и подписи, вроде загадок. И пусть все сами догадываются, кто это.

– Вот это здорово придумано! – подхватила Настя. – И пусть в каждом номере будут такие загадки!

– В стихах, – сказала Стелла. – В «Крокодиле» всегда подписи под карикатурами бывают в стихах.

– Верно! – подхватила Катя. – Только кто же у нас будет писать стихи?

– Может быть, Лена Ипполитова? – не очень уверенно предложила Стелла. – Ведь она с первого класса стихи пишет.

– Правильно, стихи сочинит Ленка, – сказала Настя. – А рисовать будет вот кто. – И она кивнула на Катю. – Ну-ка, Наташа, запиши все, что мы решили.

Наташа принялась записывать, но Лена ее остановила:

– Подожди немножко. Мы не с того начали. Сперва надо поговорить о серьезном отделе, а потом о смешном.

– Нет, я с тобой не согласна, – сказала Катя. – Смешной отдел тоже может быть серьезный. Мы же там будем не какие-нибудь пустяки высмеивать, а серьезные недостатки.

Все насторожились.

– Да-да, самые серьезные! – продолжала Катя. – Помните, девочки, мы дали честное пионерское, что у нас все пойдет по-другому? А что у нас получается? И двойки есть еще в классе, и дисциплину некоторые девочки еще иногда нарушают. Ирка, например…

– И другие тоже, – заметила Стелла, – но Ира, конечно, больше всех.

– Ну, я же и говорю! – подхватила Катя. – У всех есть какие-нибудь недостатки. Вот и у моей Аньки тоже. Подумать только – пожалела для детского дома хотя бы одну хорошую книгу!

– Просто ужас! – подтвердила Настя.

– И вот, – продолжала Катя, – надо про все это написать. Сочинишь, Лена, стихи?

– Уж не знаю, – ответила Лена. – Трудно очень.

– Ты только начни, а потом мы тебе поможем.

Все задумались.

– А что, девочки, – спросила Лена, – только про других писать или что-нибудь и про нас самих?

– А что же можно писать про себя? – удивилась Стелла.

– Как это – что про себя? – сказала Катя. – У нас же у всех есть какие-нибудь недостатки. Не только у Лебедевой и Ладыгиной.

– И у тебя? – с удивлением спросила Наташа.

– Конечно, и у меня. Я, например, на уроках часто задумываюсь. Людмила Федоровна всегда говорила про меня: «в облаках витает».

– Ну, вот это и нарисуй, – посоветовала Настя и лукаво подмигнула Кате. – Как ты на облаке сидишь, а потом летишь с него вверх тормашками.

Все засмеялись. Подняв голову, Лена беззвучно шевелила губами.

– Девочки, Ленка уже что-то сочиняет! – обрадовалась Настя.

И все обернулись к Лене:

– Что ты сочинила? Скажи!

– Подождите, – сказала Лена. – У меня пока готово только самое начало.

– Ну скажи хоть самое начало, – пристали к ней девочки.

Но Лена только отмахивалась:

– Да у меня еще не готово. Знаете, девочки, про кого я напишу? Про Иру, Клаву, Аню и…

Лена искоса посмотрела на Катю.

Катя слегка смутилась:

– Про меня?

– А ты не обидишься?

Катя подумала немножко.

– Нет, – сказала она твердо. – Если только справедливо, не обижусь.

– И сама нарисуешь на себя карикатуру? – удивилась Стелла.

– Нарисую. Но только если будет написано справедливо, – повторила Катя, делая ударение на слове «справедливо». – И знаете, почему это надо? Чтобы девочки не обиделись, если и на них будут карикатуры.

– Правильно, – согласилась Настя. – А то скажут: «Что вы про других пишете? Про себя пишите!» Так всегда говорят.

Все задумались.

– А что, девочки, – сказала опять Катя, – если нарисовать всех птицами? Я себя нарисую снегирем.

– Вот здорово! – крикнула Настя и даже захлопала в ладоши. – Молодец, Снегирь! Так и сделай! А Иру можно нарисовать в виде сороки. И написать про нее: «Болтает, как сорока».

Лена живо обернулась к Насте:

– Вот спасибо, Настенька! Это мне пригодится: «Сорока – урока», хорошая рифма.

– Запиши, Наташа, – деловито сказала Стелла. – Да нет, не рифму, а все предложения запиши. А когда ты, Лена, сочинишь стихи? Скоро?

– Сама не знаю, – ответила Лена нерешительно. – Постараюсь поскорей. А все-таки, девочки, мы опять забыли, что в газете должны быть не только стихи и рисунки, но и разные заметки.

– Да, конечно, – согласилась Настя. – Надо всем сказать, всему классу, чтобы писали для газеты. Я, например, могу написать про сбор книг.

– А я, пожалуй, про отметки, – сказала Стелла.

– Как это – про отметки? – спросила Катя. – Что же можно написать про отметки?

Стелла немного смутилась:

– Ну как ты не понимаешь? Про успеваемость. Вернее сказать, про неуспеваемость.

– Ну что ж, это важно, – сказала Лена Ипполитова. – Такую статью даже надо поместить на первом месте. Это и называется «передовая». Постарайся, чтобы вышло получше, посерьезнее.

Стелла кивнула головой.

– Постараюсь, – сказала она, не глядя на девочек.

– Ну а я, если нужно, могу на машинке все перепечатать, – робко сказала Наташа.

Все обрадовались:

– Вот замечательно! На машинке!

Девочки с уважением посмотрели на свою подругу, которая до сих пор еще ни разу не похвасталась тем, что умеет печатать на машинке.

– Наташина мама, – объяснила Катя, – машинистка. И Наташа научилась печатать еще раньше, чем писать.

– Одним пальцем, – серьезно добавила Наташа.

Все переглянулись.

– Значит, теперь у нас газета будет как настоящая, – сказала Настя. – Печатная, и даже с рисунками. А ты, Катя, успеешь все нарисовать?

– Что ж, надо успеть, – ответила Катя тем спокойным, солидным тоном, каким в таких случаях говорила о работе ее мама.

И вот ровно через неделю на стене класса, перед самым последним уроком, появился новый номер газеты «Пионерская дружба». Едва только успели Наташа и Стелла вывесить газету, как прозвенел звонок и всем пришлось отложить чтение нового номера до конца урока.

Сидя за партами и вышивая платочки (это был урок рукоделия), все невольно поглядывали на газету и любовались ею. И правда, газета получилась очень красивая и нарядная. Заглавные буквы были выкрашены алой краской, обведены золотой каемкой и весело поблескивали. Статьи и стихи были напечатаны на машинке, а этого не было до сих пор ни в одном классе.

– Замечательно красиво! – прошептала Аня, обернувшись к Кате. – Это ты рисовала?

Катя кивнула головой.

«Значит, Аня еще не видела, что там про нее, – поняла Катя. – Ох, что-то сейчас будет, что-то будет!..»

Как только окончился урок, все сразу бросились к стенной газете. Уж очень интересно было посмотреть, какая она теперь, при новом редакторе.

А новый редактор, против обыкновения, сегодня не спешила уходить домой. Покачивая в руке сумку, Стелла Кузьминская стояла неподалеку от газеты и прислушивалась к тому, что говорят девочки. Щеки у нее раскраснелись, а глаза были непривычно тревожные.

Катя тоже подошла поближе, чтобы увидеть, кто как отнесется к стихам и рисункам. Все как раз и начали читать с конца – с веселого отдела «Кузнечик». Большими разноцветными буквами здесь было написано: «Угадайте, как их зовут?»

Четыре карикатуры изображали разных птиц, одетых в школьную форму.

Одна из птиц, лупоглазая сова, в переднике с пелеринкой, выглядела сонной, ленивой и чем-то смахивала на Клаву Киселеву. Под карикатурой было напечатано:

 
А ну-ка, угадай-ка,
Кто первая лентяйка,
Сонлива, как сова?
В учебник не заглянет,
Насилу утром встанет,
И вот в тетрадке – два.
 

– Ну, это, конечно, Киселева, – сразу угадали девочки. – Клава, смотри, смотри, это – ты!

– И смотреть не стану, – сказала Клава, тряхнув бантами и отворачиваясь. – Ни капельки не похоже.

– Как – не похоже? – ответили девочки. – Пелеринка – точь-в-точь как у тебя. Ну прямо – в точности!

Клава сделала насмешливую гримасу:

– Подумаешь, тоже газета! Вывесили!.. Намалевали всякую ерунду и сами смеются.

Она взяла свою сумку и, похлопывая ею по колену, с равнодушным видом вышла из класса.