Текст книги "Обыкновенные девчонки (сборник)"

Пятиклассницы

Экзамены остались позади. Ученицы четвертого «А», теперь уже пятиклассницы, снова собрались в школе. Только сегодня они пришли сюда не утром, как всегда, а после обеда.

Еще внизу, у лестницы, Ирину Павловну и Катю встретили Аня, Наташа, Ира Ладыгина и Валя Ёлкина. Все они были в белых передниках и с белыми лентами в косах. Лица у них были необычно торжественные, но какие-то невеселые. Даже Ира Ладыгина – и та присмирела. А уж про Аню Лебедеву и говорить нечего. Веки у нее припухли, а нос стал розовый – должно быть, она уже успела всплакнуть.

– Что это с вами, девочки? Отчего вы такие унылые? – тревожно и сочувственно спросила Ирина Павловна. – Так хорошо закончили год, а глаза на мокром месте! Случилось что-нибудь?

– Ох, вы не знаете! – чуть не плача, ответила Аня Лебедева. – Анна Сергеевна уходит…

– Как? Она не будет на вашем празднике?

– Нет, сегодня, конечно, будет, но в будущем году ее уже не будет. То есть у нас… в классе.

– Ах, вот в чем дело! – Ирина Павловна чуть заметно улыбнулась: она невольно вспомнила, как в начале года эта же самая Аня Лебедева обливалась слезами оттого, что Анна Сергеевна пришла к ним в класс, чтобы сменить заболевшую Людмилу Федоровну. Но, поглядев на взволнованные лица девочек, она сразу же согнала с губ даже тень улыбки.

– Да, конечно, – сказала она, – расставаться с таким хорошим другом нелегко. Но ведь можно и не расставаться. Вот, например, ваша Людмила Федоровна – она, так же как вы, в младших классах училась у Анны Сергеевны, потом перешла в средние, старшие классы, окончила институт, сама стала учительницей, а дружба у них продолжается до сих пор… Так что особенно горевать вам нечего!

– Это-то правда, – вздохнув, сказала Аня. – А все-таки будет уже не то…

Ирина Павловна потрепала ее по отросшим за зиму, слегка вьющимся на затылке волосам.

– Ну что ж поделаешь! – сказала она. – Впрочем, если вам уж так не хочется разлучаться с Анной Сергеевной, можете опять поступить в первый класс и будете учиться у нее еще целых четыре года. Ну как? Согласны?

Девочки переглянулись и негромко, как-то невесело засмеялись.

– Мы теперь уже на партах для первоклассниц и не поместимся, – сказала Валя Ёлкина, хотя как раз она, наверно, прекрасно поместилась бы на самой маленькой парте.

И, немного повеселев, девочки повели Ирину Павловну в класс.

Сегодня здесь было не так, как всегда: парты вынесены в коридор и на их месте – во всю длину класса – тянулся стол. Но это был не один большой стол, а несколько маленьких столиков, составленных вместе и накрытых скатертями. У противоположной стены поблескивало черным лаком пианино, вдвинутое в класс ради сегодняшнего праздника. Анна Сергеевна, стоя у подоконника, возилась с цветами – ставила в кувшины с водой огромные лиловые букеты сирени. А у стола трудились матери, накладывая на тарелочки ломтики торта, пирожные и конфеты в пестрых бумажках. Со стены, казалось, смотрела с удивлением на всю эту домашнюю веселую суету черная классная доска с несколькими, случайно уцелевшими белыми буквами.

Ирина Павловна поздоровалась со всеми и сразу же принялась вынимать из хозяйственной сумки, которую принесла с собой, чайные чашки и блюдца.

Аня и Наташа помогали ей.

– Ой, сколько вы чашек принесли! – сказала Аня. – Гораздо больше, чем нужно.

Анна Сергеевна обернулась.

– Вот это хорошо! – сказала она, подойдя к Ирине Павловне. – Отлично, что догадались… А то я уж боялась, что нам не хватит…

И Катя заметила, что Анна Сергеевна обменялась с мамой улыбкой и каким-то особенным – быстрым – взглядом.

– А что, Анна Сергеевна, – спросила Катя, – разве не все принесли посуду? Ведь мы условились, что каждая девочка захватит из дому по две чашки и по два блюдца – для себя и для своей мамы.

– Да ведь у нас еще гости будут, – сказала Анна Сергеевна. – Людмила Федоровна обещала прийти, Надежда Ивановна, Оля. А может быть, и еще кто-нибудь заглянет…

– Кто заглянет? – спросила Катя.

– Ну мало ли… – сказала Анна Сергеевна. – Из учителей кто-нибудь или из родителей… А знаете, Ирина Павловна, – добавила она, – мне кажется, что тот край стола лучше бы оставить незанятым. И отложить пирожных и конфет.

– Да-да, – ответила Ирина Павловна и унесла на другой край стола одну из тарелок с пирожными.

– Мамочка, – спросила тихонько Катя, идя вслед за мамой, – ты, наверно, знаешь, кого ждет Анна Сергеевна? А?

– Гостей, наверно. А кого же еще? – ответила Ирина Павловна, пересыпая конфеты из бумажного кулька в принесенную из дому вазочку.

– Каких гостей? – не унималась Катя.

Но тут к столу подошла Тонина мама.

– Это ваша девочка? – тихонько спросила она у Ирины Павловны, указывая глазами на Катю. – Ваша, да?

– Моя. А что? – встревоженно обернулась к ней Ирина Павловна.

– Спасибо вам, – проговорила Тонина мама. – Уж так ваша дочка помогла моей Тонечке, так помогла, что и сказать нельзя! Ведь у самой экзамены, а каждый день приходила с ней заниматься. И так это обстоятельно, безо всякого баловства. Уж на что у нас отец строгий, а и тот теперь Тоней доволен. Даже глазам не поверил, когда табель увидал.

– Ну, я очень рада! – горячо проговорила Ирина Павловна. – Очень! Очень!

А Катя совсем смутилась:

– Это не я одна помогала, Лена и Настя – тоже.

– И они, ясное дело, – сказала Тонина мама. – Спасибо им. А только затея-то твоя была – нам Леночка говорила… Так что уж позвольте мне вас еще раз поблагодарить, – она неловко пожала руку Ирине Павловне, – за то, что дочка у вас такая сознательная.

Услышав эти слова, Катя покраснела до корней волос и, схватив под руки Наташу и Аню, потащила их в коридор – встречать Людмилу Федоровну и Надежду Ивановну.

Если бы она осталась в классе, она бы услышала еще кое-что совершенно неожиданное. После Тониной мамы к Ирине Павловне подошла Антонина Степановна Кузьминская.

– Я тоже вам очень благодарна, – сказала она, пожимая руку Ирины Павловны своей большой, сильной рукой. – Правда, мы с вами незнакомы, но я много про вас слышала. Я – Стеллина мама.

Ирина Павловна растерянно улыбнулась.

– За что же меня благодарить? – начала она. – Право, я не знаю…

– Уж это позвольте знать мне, – твердо произнесла Антонина Степановна. – Должна сказать вам, что у вашей девочки такой… – она замялась, – такой, я бы сказала, общественный талант. Да-да, я не шучу! Под ее влиянием и моя дочь стала настоящей общественницей… Я ее прямо не узнаю. Редактор!..

Стеллина мама выговорила это слово чуть насмешливо, и трудно было понять, отчего это – от смущения, от неловкости или оттого, что она все еще не привыкла относиться серьезно к общественным обязанностям своей маленькой дочки.

– Да и вообще в ней заметны какие-то перемены, – продолжала Антонина Степановна, – и, пожалуй, к лучшему. Больше рассказывает о школе, о подругах, стала как-то откровеннее…

– Ну, это уж совсем не моя заслуга и не моей Катюшки, конечно, – сказала, улыбаясь, Ирина Павловна. – Всем нам надо поблагодарить Анну Сергеевну и Надежду Ивановну. Это они сумели сделать так, что школа и отряд стали для наших девочек вторым домом…

– Да-да, конечно, – сказала Стеллина мама. – Я с вами согласна, но жаль, что дети наши немножко опережают свой возраст. Дочка моя редактирует газету, а я в ее годы в куклы играла.

– Сказать по правде, – проговорила мама Вали Ёлкиной, маленькая, кудрявая женщина, казавшаяся скорее старшей сестрой Вали, чем ее матерью, – они и сейчас не прочь поиграть в куклы. И это не мешает им писать заметки в свою газету.

– Может быть, может быть… – Стеллина мама отошла в сторонку и села у пианино.

А в это время Катя, Наташа и Аня стояли на площадке лестницы и, перегнувшись через перила, старались разглядеть, кто поднимается по лестнице.

– А что, Катюша, – спросила Аня, пытаясь неизвестно зачем как можно дальше просунуть ногу сквозь узорчатую решетку перил, – ореховцы так и не прислали телеграммы? Такая жалость! Ведь мы скоро разъедемся…

– Да, ужасно жалко! – подхватила Катя. – Надо было нам хоть немножечко отложить наш прощальный вечер. Может быть, тогда ореховцы и успели бы приехать к нам…

– Конечно, надо было отложить, – сказала Наташа. – Удивляюсь, почему это Анна Сергеевна так поторопилась?

– Уж не знаю почему, – сказала Катя. – Наверно, потому, что школа скоро закроется.

В эту минуту на повороте лестницы показалась Людмила Федоровна, и девочки, забыв обо всем, так и бросились к ней навстречу. Она была не одна. Рядом с ней шел ее маленький сын, тот самый Витя, который называл себя «сержантом Козыревым».

Девочки сразу же обступили учительницу и Витю. Он был в синей матроске и в бескозырке, с надписью на ленте: «Балтийский флот».

– Я – капитан! – сразу же заявил девочкам Витя.

– А где твой крейсер? – спросила Валя.

– В гараже, – ответил Витя не задумавшись.

Девочки засмеялись, а Витя, поняв, что дал маху, объяснил:

– У меня в гараже – море. Воды там много-много, до самого потолка!

Девочки еще дружней засмеялись и повели Витю к себе в класс, а потом побежали встречать новых гостей.

Навстречу им шла Настя со своей бабушкой. Катя хорошо знала эту старушку с темноватым лицом и белыми волосами, знала также, что Настя и Оля очень гордятся своей бабушкой, старой ткачихой с Трехгорки.

– Здравствуйте, Варвара Васильевна! Здравствуй, Настенька! – сказала Катя. – А где твоя мама и Оля?

– Мама еще на работе, а Оля придет, – ответила Настя. – Только ненадолго. У нее завтра трудный экзамен.

Матери-хозяйки стали усаживать девочек за стол. Анна Сергеевна попросила Варвару Васильевну и Людмилу Федоровну сесть во главе стола. Но Варвара Васильевна сказала:

– Нет, уж я потом… вместе с мамашами, хоть я и бабушка. А пока давайте-ка я лучше буду чай разливать.

Настина бабушка заняла место у большого медного самовара, стоявшего на табурете, и в классе стало как-то по-домашнему уютно. Она уже было взялась своей темной, со вздувшимися жилками, рукой за кран деловито шумящего самовара, но в это время Анна Сергеевна подошла к столу и, обведя взглядом своих учениц, начала негромко:

– Дорогие мои девочки!..

Все головы разом повернулись к ней.

– Дорогие мои девочки! – зазвучал в тишине ее голос. – Сегодня мы празднуем с вами окончание учебного года, а главное, окончание начальной школы. Вы уже – пятиклассницы. И я горячо поздравляю вас. Перешли вы все, и перешли хорошо. Многие из вас получат похвальные грамоты. Вы сами знаете, кто наши отличницы.

И Анна Сергеевна назвала их имена.

– Встаньте, встаньте! – заговорили вокруг.

Отодвигая стулья, отличницы поднялись. Их было довольно много, и среди них Ирина Павловна увидела и свою дочку. «Как моя Катюшка выросла!» – подумала она.

Когда отличницы сели, Анна Сергеевна продолжала:

– Мы с вами, дорогие девочки, прожили вместе почти целый год. И знаете, что меня всегда особенно радовало? То, что между вами растет, крепнет дружба. Я радовалась всякий раз, когда замечала, что вы готовы помочь друг другу. И вот большим дружеским чувствам стало как бы тесно в стенах одной только школы. Ваша дружба охватила и детский дом, где у вас теперь столько новых друзей. – Анна Сергеевна немного помолчала, словно прислушиваясь. – Дорогие мои девочки, – продолжала она, – мы с вами расстаемся, но не надо грустить. Людмила Федоровна и я – мы передаем вас в верные, надежные руки учителей средней школы. И я надеюсь, что новые учителя будут вами довольны так же, как были довольны мы. Спасибо вам за все хорошие минуты, которые вы нам доставили!

Катя невольно нагнулась над столом. Ее соседки – Наташа, Аня, Настя, Лена – тоже поникли над своими тарелками. Все были готовы заплакать, но кое-как удержались. Только Аня Лебедева, по обыкновению, дала волю слезам, и они частым дождем закапали на кремовую розу пирожного.

– Девочки, не надо! – сказала Людмила Федоровна, но и у нее как-то особенно заблестели глаза.

Анна Сергеевна поблагодарила родителей, которые помогали ей в ее работе, и снова обратилась к своим девочкам, но уже с шуткой:

– Признавайтесь, у кого пирожные стали солеными?

Все насухо вытерли глаза и принялись пить чай, искоса поглядывая на Анну Сергеевну. Катя чувствовала, что учительница хоть и шутит, но взволнована не меньше, чем они все.

Тем временем Наташа заботливо ухаживала за Витей. Она наливала ему чай в блюдечко, и Витя с таким видом откусывал пирожное, как будто занят был очень важным делом.

– Мам, – сказал он, облизывая губы, – я тоже буду ходить в школу. Тут очень вкусные пирожные.

Все засмеялись и еще усерднее принялись за торт и конфеты.

В наступившей тишине слышен был теперь только звон чайных чашек и ложечек.

«Странно, почему это до сих пор нет Надежды Ивановны», – подумала Катя.

Должно быть, Анна Сергеевна думала то же самое. Она время от времени поглядывала на дверь, а один раз даже встала и, подойдя к порогу, выглянула в коридор. Но в коридоре, видимо, никого не было. Анна Сергеевна вернулась на свое место.

– Девочки, – сказала она, – скоро, наверно, придут Надежда Ивановна и Оля. Они с вами и споют и затеют игры какие-нибудь. Антонина Степановна, Стеллина мама, обещала сыграть нам. А пока попросим Людмилу Федоровну рассказать нам о том, какие вы были в первом классе. Я думаю, это всем будет интересно – и вам и вашим мамам.

Девочки сразу шумно захлопали. Людмила Федоровна встала, поглядела, улыбаясь, на своих учениц и начала:

– Смотрю я на вас, мои девочки, и думаю, как выросли вы за эти четыре года! А помните вы день, когда в первый раз пришли в школу?

– Помним! Помним! – закричали все.

– Ну и я отлично помню! – И Людмила Федоровна стала рассказывать о том, как удивили и рассмешили ее на самом первом уроке некоторые девочки. – Помню, стала я вызывать моих маленьких учениц по алфавиту, чтобы с ними познакомиться. Каждая говорила: «Это я» – и вставала с места. И вдруг, когда я позвала: «Снегирева Екатерина», из класса донеслось: «Это не я!» – «Кто это говорит?» – спрашиваю. Все молчат. Я опять вызываю: «Екатерина Снегирева!» И снова раздается в ответ: «Это не я!» Тут я заметила сероглазую девочку со светлыми косичками и подошла поближе. «Как твоя фамилия, девочка?» – спрашиваю. Девочка встала. Смотрит не на меня, а на свою парту и говорит тихонько: «Снегирева». – «Екатерина?» – «Нет, Катюша». А девочки смеются. «Что же тут смешного? – говорю. – Дома-то ее никто Екатериной Снегиревой не называет. Вот она сама себя и не узнала».

Девочки смеялись. Смеялись также и матери, особенно Ирина Павловна, и со всеми за компанию – Витя.

– Еще, еще расскажите, как мы были маленькие! – попросили девочки.

Витя тоже закричал:

– Еще!

И Людмила Федоровна стала рассказывать еще:

– Был и такой случай. Выстроила я всех своих девочек парами и повела по коридору. «Давайте, – говорю, – пойдем в ногу. Раз-два, левой, раз-два, левой…» Вдруг вижу – одна из девочек, самая маленькая, кудрявая, то и дело сбивается с ноги и чуть не падает. «Что с тобой?» – спрашиваю. А она в слезы. «Я не умею, – говорит, – ходить на одной левой ноге».

– Это была Валя Ёлкина! – весело закричали девочки.

В классе опять стало шумно от смеха. Увлеченные рассказом Людмилы Федоровны, девочки не сразу заметили, как открылась дверь и в класс вошла Надежда Ивановна.

– Сюда, пожалуйста, сюда! – сказала она кому-то, оборачиваясь назад.

Катя привстала с места, посмотрела – и даже вскрикнула от неожиданности: следом за Надеждой Ивановной в класс вошли Маша, Сережа, Алик, а за ребятами – Валентина Егоровна.

– Ореховцы!..

Кто-то захлопал в ладоши. А Ира Ладыгина даже закричала: «Ура!»

Все разом вскочили с мест и окружили гостей:

– Когда же вы приехали? И почему не прислали телеграмму? И кто вас встретил? И когда уезжает Сережа? И где Андрей Артемов? И как вы догадались приехать как раз сегодня – словно нарочно?..

Вопросы так и сыпались со всех сторон. Ореховцы едва успевали отвечать.

Сережа уезжает сегодня в семь пятьдесят пять. Андрей Иванович приедет прямо на вокзал. А встретила их Надежда Ивановна, и приехали они именно сегодня, потому что Анна Сергеевна написала Валентине Егоровне: «Пятого июня у нас будет маленький праздник по случаю окончания учебного года. Постарайтесь подоспеть к этому дню, чтобы застать всех нас в сборе». Ну они, ореховцы, и постарались.

Ах, так вот кого поджидала Анна Сергеевна! Вот для кого откладывала пирожные и конфеты! Вот почему была довольна, что мама захватила с собой побольше чайной посуды! Но ведь тогда выходит, что и мама принимала участие в этом заговоре?

Катя тихонько подошла к Ирине Павловне, хлопотавшей около стола, и слегка дернула ее за рукав:

– Мамочка, так, значит, и ты тоже знала, что ореховские ребята приедут как раз сегодня?

Ирина Павловна лукаво прищурилась.

– Сказать по правде, знала, – ответила она.

– От кого?

– От Анны Сергеевны, конечно.

– Но почему же, почему ты ничего не сказала мне?

– Почему? – переспросила мама. – А потому, что мы с Анной Сергеевной хотели сделать вам к празднику неожиданный подарок. Что, разве плохо мы придумали?

– Нет, очень хорошо, – сказала Катя задумчиво. – Но только почему это все взрослые, даже самые честные, такие хитрые?.. Просто понять не могу!

Проводы

В семь часов пятнадцать минут вечера состав скорого поезда «Москва – Ленинград» был подан к платформе. И как раз в это же самое время – всего одной минутой позже – Таня и Миша вошли на перрон и зашагали вдоль вагонов.

Далеко вперед тянулся поезд, и на каждом вагоне белела дощечка с надписью:

МОСКВА – ЛЕНИНГРАД

Уже за окнами вагонов на столиках уютно светились лампы под желтыми абажурами, а у подножек стояли наготове проводники. Но на платформе было еще тихо, пустынно, и только иногда показывался носильщик в белом фартуке, с чемоданами в руках, и за ним кто-нибудь из пассажиров.

Это были все больше пожилые, неторопливые, солидные люди, которые не любят обычно приезжать к поезду в последнюю минуту. У них было с собой много вещей – чемоданы в аккуратных чехлах, хозяйственные сумки…

Впрочем, Таня с Мишей заметили и несколько таких пассажиров, которые вошли в вагон с одним портфелем под мышкой. Эти проходили по платформе вразвалочку, не глядя по сторонам, и с таким безразличным выражением лица, как будто собирались ехать не в поезде «Москва – Ленинград», а в троллейбусе, да и то каких-нибудь две-три остановки.

Это, должно быть, были деловые люди, которым часто приходится ездить в командировки. В Москве их никто не провожает, в Ленинграде никто не будет встречать. Придя к поезду пораньше, они просмотрят газету или журнал, покурят на площадке, а потом улягутся спать и откроют глаза не прежде, чем за окнами замелькают товарные платформы ленинградской станции.

Таня с удивлением смотрела вслед этим равнодушным пассажирам. Ей-то на вокзале все казалось каким-то особенным – заманчивым и таинственным – и так хотелось сесть в один из этих вагонов и, прижавшись к окну в коридоре, смотреть, как мелькают за стеклом леса, поля, города, поселки и дороги…

Нет, когда она окончит институт, она непременно поедет куда-нибудь далеко – выберет себе школу на Урале, на Алтае или на Крайнем Севере… Да и во время каникул она будет стараться каждый раз побывать в каком-нибудь новом месте. Учителя летом свободны не меньше двух месяцев. А за два месяца можно много чего успеть: и в Москве пожить у своих и еще как следует постранствовать – была бы охота.

Миша шагал рядом с Таней, еще больше, чем она, увлеченный и взволнованный необычной, дорожной жизнью вокзала. Он так загляделся на все происходящее вокруг, что даже забыл выдернуть свои пальцы из Таниной руки и покорно шел возле сестры, как маленький – «за ручку». Все нравилось ему здесь. Но лучше всего, конечно, был паровоз – темный, блестящий, с низкой широкой трубой.

Однако же и багажные тележки, которые бегут сами вдоль платформы, нагруженные чемоданами, посылками и ящиками, тоже были очень занятные. Миша то и дело провожал их глазами, и Таня должна была смотреть в оба, чтобы он как-нибудь ненароком не угодил под тележку.

Раза два, а то и три брат и сестра прошли всю платформу от начала до конца и от конца до начала. Миша всласть нагляделся на все вокзальные чудеса и тут вспомнил, для чего, собственно, они пришли сюда, на эту длинную, наполовину бетонную, наполовину дощатую платформу.

– А где же Сережин вагон? – озабоченно спросил он, дергая Таню за рукав. – Может быть, Сережа уже в вагоне, а мы и не знаем?

– Ну что ты! – успокоительно ответила Таня. – В вагоне сидят только те, кого провожать некому. А у Сережи будет много провожающих – и ребята из детского дома, и Катя с девочками, и мы с тобой. Просто он еще не приехал – рано.

Миша помолчал немножко и снова спросил:

– А как мы узнаем Сережу? Мы же с тобой его никогда не видели!

– Да уж узнаем как-нибудь, – рассеянно ответила Таня.

– А как? – не унимался Миша.

Но Таня ничего не ответила. Крепко держа Мишу за руку она все так же шагала вдоль платформы, а вокруг становилось все оживленнее. Народу прибывало с каждой минутой. Стало тесно, и уже нельзя было ходить мерным шагом, размахивая рукой и поглядывая по сторонам. Электротележка, совершая очередной рейс, раздвигала гущу народа, и женщина в старой куртке с форменными пуговицами, стоявшая впереди на подножке, кричала повелительно: «Эй, поберегись!»

Большая стрелка на светлом циферблате круглых часов заметно, слегка подпрыгивая, переходила с минуты на минуту.

Уже половина восьмого, а Сережи и его друзей все нет и нет.

Таня и Миша отошли в сторонку – так, чтобы хорошо видеть и всех входящих на платформу и вокзальные часы. Своим ручным часикам Таня уже почему-то не доверяла.

Между тем поезд на глазах у Тани и Миши ожил и стал похожим на густо населенный дом. На площадках теснились люди. Окна были приспущены, и пассажиры, выглядывая, громко разговаривали с теми, кто стоял перед вагоном на платформе.

Какая-то совсем маленькая девочка важно сидела на столике вагона с большой куклой в руках, и Миша позавидовал и девочке, и даже кукле, что они так удобно устроились у самого окна и что поезд повезет их куда-то далеко…

Черная минутная стрелка опять качнулась и стала на цифре «восемь», слившись с другой стрелкой, поменьше, – часовой.

– Просто не понимаю! – сказала Таня. – Они опоздают. Осталось всего пятнадцать минут!

Целая волна новых пассажиров влилась через решетчатые приоткрытые наполовину воротца. Вот компания каких-то туристов с дорожными мешками за спиной и в одинаковых шапочках. Вон целая семья – мать, отец, четверо детей. Все они бегут, как будто поезд уже отходит. Мать кричит: «Скорее, скорее! Костя, возьми Зинушку! Петя, держи Васю за руку! Саша, не потеряй чемоданчик!»

Миша с тревогой и сочувствием поглядел им вслед.

– Ох, – сказал он, – и чемоданчик, пожалуй, потеряют и Васю, наверно…

Таня удивилась:

– Это еще почему?

Миша пожал плечами:

– Ясно, почему. Чемоданчик, видно, довольно-таки тяжелый, а Вася – еще тяжелей. Ты посмотри, какой он толстый!

Таня засмеялась:

– Ничего, объявят по радио: «Утеряны чемоданчик и мальчик. Чемодан – маленький, черненький, а мальчик – беленький, толстенький». Их сразу и найдут.

Миша недоверчиво посмотрел на нее – шутит она или говорит всерьез? Но в эту минуту Таня крепко сжала его руку:

– Смотри-ка, Мишук! Кажется, они…

И в самом деле, в толпе у входа на перрон замелькали белые передники и красные галстуки.

– Они! Они! – закричал Миша и со всех ног кинулся навстречу Кате, ее одноклассницам и таинственному Сереже, темная куртка которого едва виднелась за оборками белых передников и пышными бантами провожающих его школьниц.

Таня волей-неволей побежала вслед за Мишей.

– Танюша! А мы чуть-чуть не опоздали! – взволнованно заговорила Катя, увидев старшую сестру. – Вы давно здесь?

– Ужасно давно! – крикнул Миша. – Наверно, целых два часа!

– Не особенно давно, – сказала Таня, – минут двадцать, не больше. Здравствуйте, Анна Сергеевна!

– Здравствуйте, Танечка!.. Валентина Егоровна, это старшая сестра Кати Снегиревой, будущая учительница, уже на второй курс переходит. Наша с вами, можно сказать, смена.

Валентина Егоровна, улыбаясь, пожала Тане руку:

– Очень рада. Познакомьтесь, Танечка, с моими питомцами.

– Да я уже с ними почти знакома, – ответила Таня. – Катюша так много про них рассказывала, что я сразу всех узнала. Это, конечно, Сережа, это – Алик, а это – Маша… – Таня обвела глазами всю компанию. – А где же…

– Андрей Иванович придет попозже, – сказала Анна Сергеевна, поняв ее вопросительный взгляд. – Он звонил в школу, что его задержали…

– Но ведь уже без четверти восемь!

– В самом деле, – сказала Валентина Егоровна. – До отхода поезда – считаные минуты.

Все беспокойно посмотрели на часы. Стрелка опять слегка подпрыгнула и перешла на следующее деление.

– Ой, осталось всего девять минут! – сказала Ира Ладыгина. – Сережа, что ты будешь делать, если твой Андрей Иванович опоздает?

– Он не опоздает, – неторопливо и с полной уверенностью сказал Сережа.

– Конечно! – горячо подхватила Катя. – Разве он может опоздать! Даже смешно говорить…

Анна Сергеевна, улыбаясь, посмотрела на них обоих.

– Я думаю, Сережа с Катей совершенно правы, – сказала она и почему-то посмотрела на Таню. – Беспокоиться нам нечего. Человек военный, сумеет рассчитать время…

– Да ведь осталось всего семь минут! – испуганно сказала Аня.

– Целых семь минут, – спокойно повторила Анна Сергеевна. – Это вовсе не такой маленький срок, как вам кажется.

– Ясное дело! – решительно подтвердил Миша. Он смотрел во все глаза на Сережу и осторожно, ласково поглаживал его чемоданчик. – Сережа, а Сережа, – наконец не выдержал он. – А тебе, как только ты приедешь, так сразу и дадут морскую форму?

Сережа слегка улыбнулся:

– Осенью дадут.

– Так зачем же ты теперь едешь?

Все засмеялись. Но Сережа посмотрел серьезно на Мишу и ответил обстоятельно:

– Я пока что буду жить у Андрея Ивановича. У него скоро отпуск, и мы вместе поедем путешествовать.

Миша даже захлебнулся от восторга:

– Путешествовать! На Северный полюс? Да?

Алик громко засмеялся, а Сережа ответил вполне серьезно, без улыбки:

– Нет, брат, не на Северный полюс, а на Северный Кавказ. Но это тоже довольно далеко…

– Катя, слышишь? – Миша дернул Катю за рукав. – Далеко поедут!

Катя молча кивнула головой.

Она сама не знала, отчего на душе у нее сейчас такая странная тревога – и грустно и весело вместе. Какие-то новые мысли теснились у нее в голове. Она думала о том, что вот Валентина Егоровна провожает сейчас своего Сережу почти так же, как Анна Сергеевна проводила нынче их, хоть они никуда не уезжают и, может быть, будут каждый день встречаться с ней в школьном коридоре. А все-таки она, Катя, и все ее подруги как будто проехали часть пути, и теперь у них пересадка. Каждому надо найти свое место и ничего не растерять в дороге и никого не забыть из тех, кто остается.

Она смотрела на вагонные окна с раздвинутыми занавесками, на светящиеся колокольчики желтых абажуров, и ей казалось, что это она, Катя, едет куда-то. Так бывает, когда пароход отчаливает от пристани. Кажется, что не пароход отошел, а пристань поплыла. А рядом шел отрывистый предотъездный разговор. Катя и слышала и не слышала его.

– Сереженька, как только приедете, сразу же напиши, – говорила Валентина Егоровна, снимая какую-то пушинку с Сережиного рукава.

Сережа, не отвечая, несколько раз кивнул головой. И Катя вдруг поняла, что ему трудно говорить от скрытого волнения.

– Решето, слышишь? На зимние каникулы обязательно приезжай, – говорил Алик.

– Ладно уж. Приеду… в отпуск, – негромко ответил Сережа.

Маша насмешливо и ласково посмотрела на него:

– Ишь какой! «В отпуск»…

– Так в Нахимовском говорят.

– А ты откуда знаешь?

– Читал… – еще тише ответил Сережа.

В эту минуту по всему перрону разнесся чей-то очень громкий спокойный голос:

– Внимание! Через пять минут – в девятнадцать пятьдесят пять – от первого пути отправляется скорый поезд номер тридцать «Москва – Ленинград». Повторяю: через пять минут…

– Слышите, до отхода поезда всего пять минут, – сказала Валентина Егоровна. – Я уж начинаю волноваться. Где же, в самом деле, Андрей Иванович?

– А вот он! – не без гордости ответил Сережа. – Идет!

Все разом обернулись. По платформе быстро шел Андрей Иванович Артемов.

В одной руке у него были портфель и трубка с чертежами, в другой – большой букет цветов.

– Ну, дорогие провожающие, – весело сказал он, подходя к вагону, – вы нам цветов не принесли, так я вам принес! Возьмите скорей, а я билеты достану. – И, сунув букет в руки Тане, он принялся рыться в бумажнике. – Уж вы простите, – говорил он, вытаскивая желтенькие картонки билетов и белые листки плацкарт, – здороваться ни с кем не буду, а то попрощаться не успею. Валентина Егоровна, не беспокойтесь о нас – все будет отлично. Мы вам будем часто писать, и вы все нам почаще пишите. – Он искоса поглядел на Таню. – Ну вот, товарищ проводник, держите наши билеты.

– В порядочке, – сказала пожилая проводница. – Заходите в вагон. Отправление скоро.

– Сергей, прощайся!

Сережа растерянно посмотрел вокруг, как будто не зная, с кого начать. Но тут Валентина Егоровна быстро подошла к нему, крепко обняла его и поцеловала в голову:

– Иди, иди, мальчик!

Множество рук протянулось к нему, он молча потряс их и, круто повернувшись, вскочил на площадку вагона. Вслед за ним вошел и Андрей Артемов.

Катя поглядела на часы. До отхода поезда осталась еще одна – последняя – минута. Сережа стоял рядом с высоким и худощавым Андреем Ивановичем и от этого казался меньше.

Кате на минутку показалось, что глаза у него как-то влажно блестят. Но он нахмурился и, немножко наклонившись вперед, сказал:

– Смотри, Бульба, береги Грачика. А ты, Маша, пиши. А то от Тараса письма не дождешься. Он писать не любит.

– А ты нас не забывай! – сказала Маша. – У тебя там много товарищей будет.

– Никогда не забуду, – тихо ответил Сережа.

И все замолчали.

Кате вдруг захотелось, чтобы поезд поскорее тронулся: для разговора уже не было времени, и все стояли немного смущенные, и Сережа, видно, был смущен, потому что все смотрели на него не спуская глаз.

И вот вагон еле заметно тронулся с места. Все двинулись за ним, точно их потянула вслед какая-то невидимая нить.

Вровень с вагоном крупно шагал Алик. Обгоняя одна другую, бежали девочки. Держа Мишу за руку, быстро шла Таня. Даже Анна Сергеевна и Валентина Егоровна пошли за вагоном. Они отстали первые.

Поезд шел все быстрей и быстрей. Алик, девочки и Таня с Мишей бежали вслед за ним до самого конца платформы. Но вот платформа кончилась, и волей-неволей все остановились на краю. Теперь перед глазами у них мелькали другие вагоны, из окон тоже тянулись чьи-то руки и кому-то махали платками и шляпами.