Текст книги "Обыкновенные девчонки (сборник)"

Историки

Уже во всем доме зажегся свет. Откуда-то – из разных комнат, из коридоров, с лестницы – доносились голоса, смех, торопливые шаги, а в пионерской комнате, где опять собрались московские школьницы, было тихо. После всех тревог и волнений этого дня девочкам было даже приятно посидеть спокойно вокруг большого стола, покрытого красной скатертью.

Чтобы занять гостей и самой заняться приготовлениями к елке, Маша положила на стол большой, увесистый альбом в плотном коричневом переплете с золотой надписью, четко выведенной на первой странице: «Наш город прежде и теперь».

– Это альбом исторического кружка, – сказала Маша. – Все мы над этим альбомом повозились – Сережа, Алик, Юра Белов, Люда… ну и я немножко. А чтоб вам было интереснее рассматривать, я к вам кого-нибудь из наших историков пришлю.

И она убежала, как всегда слегка подпрыгивая.

– Девочки, посидите здесь, отдохните, – сказала Оля. – А я тоже пойду. Надо немножко Маше помочь.

И она ушла. Девочки остались одни.

Лена Ипполитова пододвинула к себе альбом, поправила очки и, низко наклонив голову, осторожно перевернула картонную голубоватую страницу. Рядом с ней устроилась Валя Ёлкина.

Стоя на коленках, Валя разглядывала картинки и фотографии, иногда даже щупая их пальцем.

– Смотрите, девочки! Это у них все наклеено. И как аккуратно! Ровненько…

– А ты не трогай руками, – сказала Катя. – Надписи тушью сделаны. Еще размажешь!

– Что ж это историки ихние не идут? – спросила Ира. – Без них тут ничего и не разберешь.

– Почему не разберешь? – усмехнулась Стелла. – Я прекрасно все разбираю. Да тут и написано: «Казармы для рабочих», «Нары в два ряда».

– И я разбираю, – негромко добавила Нина Зеленова. – Вот, например, извозчик по улице едет… Фонарь зажигают…

– Да разве это история? – удивилась Ира. – Извозчик, фонарь!

– А что ж, конечно, история, – задумчиво ответила Лена Ипполитова. – Это же давно было – значит, история.

– Да ведь тут не только извозчики и фонари, – вмешалась Катя. – Смотрите, вот мальчики на какой-то фабрике… Написано: «Передний мальчик, средний и задний». А что это значит?

– Покажите-ка!

Настя Егорова заглянула через Катино плечо:

– Станок-то это ткацкий, только, конечно, не такой, как теперь бывают. Моя бабушка на таком работала, когда молодая была. А вот что тут делают мальчики, средние-передние, я и сама не пойму. Ленка, поищи, не написано ли там чего.

Лена близоруко нагнулась к самому альбому.

В это время в комнату вошел щупленький паренек, тоже в очках, как и Лена, и очень серьезный.

– Историк! – шепотом сказала Аня.

«Историк» подошел к столу, быстрым взглядом окинул страницу, которую разглядывали девочки, и сразу стал объяснять очень громко и ни на кого не глядя:

– В царское время на фабрики брали ребят с самых малых лет. Вот мальчики у станка. Кто стоял впереди – тот назывался «передний». Кто позади – тот «задний». Ну, а средний, конечно, стоял посередине.

– Это понятно, – сказала Катя.

Мальчик посмотрел на нее сквозь стекла очков, немного смутился, но продолжал так же громко и серьезно:

– Работали они с утра до ночи, как и большие рабочие. Иногда даже засыпали у станка на полу. А чуть кто провинится – плеткой стегали.

Все испуганно поглядели на «историка»:

– Какой ужас! Откуда ты знаешь?

– Читал. Да и старые рабочие рассказывали. Ну что, посмотрели уже?

И мальчик откинул еще один лист альбома.

– А тут, – продолжал он, – рабочие пришли в контору к приказчику выпрашивать у него свою же получку.

– Зарплату? – спросила Настя.

– Ну да, – ответил «историк». – Но тогда говорили не «зарплата», а «получка». Только получать-то им мало приходилось. За все штрафовали…

В эту минуту дверь распахнулась настежь.

– Белов! Юрка! Ты куда подевался? – крикнул кто-то из коридора. – Без нас рояль передвинут… Бежим!

«Историк» живо вскочил с места, сказал девочкам скороговоркой: «Прочитайте сами. Тут все написано!» – и скрылся за дверью.

Лена послушно и добросовестно принялась вычитывать, за что какие штрафы полагались:

«Пострадал на работе – штраф. Сам виноват. Не зевай».

«Мимо окон хозяйского дома в шапке прошел – и за это штраф. Непочтение к хозяевам».

«На улицу с песней или гармоникой вышел – опять штраф».

– Ах, какая тяжелая жизнь была при царе! – сказала Валя. – Мой папа тоже при царе родился – он с пятнадцатого года. И как только он выжил!

– А как моя бабушка выжила? – спросила Настя. – Ведь она даже не при одном, а при целых трех царях жила. Ну, конечно, ей плохо было…

– Ясное дело, – согласилась Нина Зеленова. – Читай дальше, Леночка!

– Нет, постойте, девочки! – сказала Катя. – Вы знаете, мне до сих пор как-то не верится, что это тот самый Сережа Решетников…

Ира сразу вскочила с места:

– Да его же сам Артемов признал! Он ему даже фотоаппарат привез. И знаете – чей? Который от Сережиного папы остался… Это мне сам Алик рассказал. По дороге.

– Наверно, все фотографии в альбоме Сережа этим своим аппаратом снимал, – сказала Аня.

Валя Ёлкина кивнула головой:

– Уж наверно он! Замечательные снимки! Смотрите-ка: «Часть вторая. Наш город теперь». Видите, вот Ленинская улица, по которой мы ехали…

– А это горсовет! – узнала Катя.

– А вот это вокзал! – крикнула Ира. – Все прямо будто настоящее. Вот как здорово Сережа снимает! Знаете что, девочки? Давайте попросим его снять нас.

– Альбом смотрите? – вдруг раздался чей-то знакомый голос.

Девочки обернулись. В дверях стоял Сережа.

– Маша послала меня сюда вместо Юры Белова, а я немного задержался. Уж извините, пожалуйста. Что-то в проводке у нас не ладилось. Пришлось нам с Тарасовым немножко повозиться…

– А ты даже электричество чинить умеешь? – тихо спросила Валя.

– Ну, пробки заменить – дело нехитрое.

– А снимаешь ты как хорошо! – с восторгом сказала Ира. – Нам до того понравилось!..

– Правда? – спросил Сережа. – Ну так скажите это Юре Белову. Это все его работа. А я только недавно в фотокружок записался.

– Вон что!.. – немножко разочарованно протянула Аня. – А кто буквы в альбоме рисовал? Очень красивые буквы.

– Это Алик и Люда.

– Ну а переплет кто делал? – уже неуверенно спросила Ира. – Не ты? Нет?

– И переплет не я. Маша со своей бригадой. Я тут только фотографии наклеивал и рисунки.

– А рисовал кто? – спросила Катя. – Знаешь, мне один рисунок очень понравился. Мальчик возле водокачки с газетой в руке. Газетчик, что ли?

– Нет, это не газетчик, а мальчик с фабрики, – ответил Сережа. – Ему рабочие поручили сигнал к стачке подать. Как махнул он газетой, так и началось. Все станки стали… Да там на левой стороне все про это написано. Если будет у вас время, прочтите.

– Обязательно прочту, – сказала Катя. – А кто же все-таки нарисовал газетчика, то есть мальчика с газетой?

– Ну, это как раз я.

– А рассказ про него кто написал?

– Мы с Бульбой, то есть с Тарасовым.

– Вот вы какие! – сказала Аня. – И рисовать умеете и рассказы сочинять.

– Мы ничего тут не сочиняли. Все правда. История.

Тут дверь открылась, и в комнату вбежала Маша, а за ней несколько девочек.

– Скорей, скорей! – заговорили они все разом. – Идемте. Сейчас елку зажигать будут!

Елка

– Есть у вас тут Яхонтова Ляля? – спросил Дед Мороз.

– Есть, – ответил чей-то тоненький голосок из глубины зала.

– Ученица первого класса?

– Первого, Семен Игнатьевич!

Дед Мороз засмеялся, погладил свою ватную бороду и погрозил пальцем:

– Так вы говорите, что у вас есть Яхонтова Ляля? Отличница? Ну, значит, это ей.

Девочка в белом переднике с крылышками вспорхнула с места, пересекла большую комнату, освещенную только цветными огоньками елки, и остановилась перед роялем, в котором, как в темной воде, отражались серебристые шары и красные, зеленые, синие лампочки. Дед Мороз нагнулся и подал ей прямо в руки большую куклу в коробке. Девочка сразу же подняла крышку, сказала: «Ой, какая чудненькая!» – и побежала на место.

Малыши один за другим получали подарки.

Дед Мороз, должно быть, хорошо знал, кому из ребят что подходит. А скорее всего, это знала Валентина Егоровна. Вот она сидит у стены рядом с Анной Сергеевной, что-то шепчет ей и показывает кивком головы то на одного из ребят, то на другого.

Наконец очередь дошла до ребят постарше.

– Ученику четвертого класса Юре Белову! – снова объявил Дед Мороз и протянул Юре какую-то плоскую коробку.

– Можешь и сам письма писать и другим разносить, – сказал он.

Юра взял коробку обеими руками, поправил очки и пошел на свое место, как раз позади Кати. Там он сразу же принялся показывать подарок своему товарищу.

– Ого! – удивился тот. – Печать настоящая, чтобы штемпелевать. Конверты, открытки! Даже телеграммы, то есть бланки для телеграмм.

– И квитанции тоже есть, – сказал шепотом Юра. – Вот это здорово!

Катя оглянулась. Да, это и в самом деле был замечательный подарок!

Юра осторожно взял печать, подышал на нее и приложил сначала к подушечке с краской, а потом к листку маленького блокнота.

– Смотри, смотри! – сказал он товарищу.

На листке бумаги четко оттиснулся синий кружок со звездочкой посередине, а на ободке ясно отпечатались слова: «Пионерская почта».

Тем временем Дед Мороз продолжал вызывать ребят, а подарки вручала им Снегурочка – Люда Князева. Она была в белом полушубке и в белой шапочке.

– Ученику пятого класса! – провозгласил Дед Мороз, передавая Люде что-то похожее на толстую книжечку или на коробочку. – Отличнику Решетникову Сергею!

Люда подняла Сережин подарок высоко над головой, и в руке у нее блеснул круглым, выпуклым глазом электрический фонарик.

Немного смущенно, чуть вразвалку, Сережа подошел к Снегурочке. Он не торопился. Чувствовалось, что он нарочно идет так медленно, чтобы не быть похожим на младших ребят, которые бегом бежали за подарками. Он сказал «спасибо», взял фонарик и с тем же нарочито равнодушным видом пошел назад.

Катя обернулась и посмотрела на Сережу.

– Видишь, Бульба, лампочка тут не больше пяти ватт, а как ярко горит! Это все от рефлектора и выпуклого стекла, – вполголоса сказал Сережа, внимательно разглядывая фонарик. – А батарейки нет. Зато есть ручная динамка.

– Ручная динамка! – повторил Алик. – Вот это да-а!

– А у тебя что? – спросил Сережа. – Компас? Дай-ка посмотреть. Ничего себе, стоящий… Летом, в походе, пригодятся и компас и фонарик.

И Катя невольно позавидовала этим мальчикам, что они пойдут в настоящий поход, где понадобятся и компас и фонарик.

– А ну-ка, где наш баянист? – раздался вдруг голос Деда Мороза. – Тащи-ка сюда свой баян.

С места поднялся Алик. Он прошел между двумя рядами стульев и скрылся за дверью.

А тем временем Снегурочка уже раздала последние подарки. Кате и ее подругам достались бумажные кульки с мандаринами, конфетами и орехами.

Но не успели девочки развязать кульки, как из боковой двери в комнату уже протиснулся баян, а за ним показался и Алик.

Он сел на стул возле самой елки и принялся не спеша перебирать пальцами лады. Сначала он как будто только прилаживался, тихонько спрашивал о чем-то свой баян и, склонив голову набок, прислушивался, что тот ответит ему. Потом вдруг решился, откинулся назад, тряхнул светлым хохолком и громко заиграл что-то такое веселое, задорное, что всех так и подняло с мест.

Дед Мороз взял за руки Катю и Настю, Снегурочка протянула руки Ане и Вале, другие девочки – остальным Катиным подругам, и ребята закружились в хороводе. А в середине стояла, расставив мохнатые лапы, широкая и очень густая елка. Она так и поблескивала фольгой и серебристыми клочьями ватного снега.

Но вот музыка утихла. Катя едва успела передохнуть и пригладить растрепавшиеся волосы, как перед ней очутился Юра Белов.

– Ты председатель совета отряда Екатерина Снегирева? – спросил он.

– Я. А что?

– Распишись.

Юра протянул Кате карандаш и телеграмму с таким видом, будто он, по крайней мере, уже лет десять служил почтальоном.

– Пометь время получения, – сказал он.

Катя пометила, но не стала распечатывать телеграмму, а бросилась к девочкам и Оле. Оля распечатала, и все увидели настоящий телеграфный бланк, только очень маленький. На нем было написано карандашом:

«Новым годом товарищи москвичи желаем здоровья успехов просим выступить нашем концерте

Дед Мороз Снегурочка»

– Выступить? – с тревогой повторила Оля. – Пойдемте-ка, девочки, посоветуемся.

Девочки выбежали из комнаты и, окружив Олю, начали советоваться, кому выступать. Откуда-то появилась и Маша.

– Ну что, будете выступать? – спросила она. – Мы хотим вам целое отделение отвести. Первое будет ваше, а второе – наше.

– Ой, целое отделение! Это слишком много, – сказала Оля. – И почему первое? Лучше мы потом.

– Да нет, ведь вы – гости. И к тому же мы своих столько раз видали и слыхали, что нам уже надоело… Вы не стесняйтесь!

– Хорошо, мы подумаем, – сказала Оля.

– Ладно, думайте. Только скорей! – ответила Маша и ушла к своим ребятам.

– Олечка, – с жаром сказала Катя, – конечно, у нас хватит номеров на целое отделение. Ну вот, давайте считать: Нина Зеленова будет танцевать, Аня Лебедева сыграет, Стелла и Лена Ипполитова могут читать стихи… А мы с Настей можем спеть, если уж очень понадобится. Как ты думаешь, Настя?

– Ой, я, кажется, охрипла, девочки! – откашливаясь, сказала Настя. – Боюсь, что у меня ничего не выйдет. Вот послушайте сами.

И она сдавленным голосом с трудом пропела:

 
В саду ягода-малинка,
Калинка моя…
 

– В самом деле, никуда, – сказала Оля. – И где это ты простудилась, Настасья? А ты, Катя, можешь спеть? Одна?

– Нет, одна я никогда не пела. Ну да это ничего. И без нас с Настей обойдутся. Аня сыграет…

– А я с собой нот не взяла! – испуганно прошептала Аня.

– Но ты же иногда играешь и без нот.

– А сейчас я, кажется, все забыла.

– И я не могу танцевать! – решительно заявила Нина.

– И ты не можешь? Почему не можешь? – растерянно сказала Оля. – Девочки, да что же это будет? Тогда надо прямо сказать, что от выступления мы отказываемся. Только это ужасно неловко. Думали-думали и придумали, что ничего не умеем… – Она сердито посмотрела на Нину: – И что это с тобой приключилось? Ты же в балетном кружке учишься, в городском доме пионеров! Даже в Большом театре выступала.

– Да-да, ты там танцевала школьную польку! Я помню! – закричала Катя. – Вот ее и станцуй!

Нина даже руками всплеснула:

– Что ты, Катюша! Знаешь, сколько там народу участвует – и девочек и мальчиков?

Все помолчали.

– Ну а кроме этой самой польки, ты ничего-ничего не умеешь? – спросила Валя.

– Как это – ничего! – обиделась Нина. – Еще довольно много танцев умею… Например, испанский танец и неаполитанский – тарантеллу. Только для тарантеллы нужен костюм, а здесь у меня ничего нет.

Девочки огорчились.

– Что же ты не взяла его с собой! – укоризненно сказала Лена. – Постой, а может, что-нибудь и здесь найдется? Я сейчас у Маши спрошу.

– Ничего не найдется! – так же упрямо ответила Нина. – Это же итальянский народный танец. И костюм нужен итальянский – коротенькая широкая юбка и корсаж со шнуровкой.

– Ну, юбка-то, наверно, здесь нашлась бы, – сказала Настя. – А вот корсаж со шнуровкой навряд ли…

– А если без корсажа и без шнуровки? – осторожно спросила Валя. – Без них никак нельзя станцевать эту самую… тарантулу?

Нина сердито засмеялась:

– Какая еще там тарантула! Конечно, станцевать все можно, но получится совсем не то… И еще у меня для этого танца нет тамбурина, бубна. Понимаете?

– Можно, в крайнем случае, в поднос стучать – тоже очень звонко получится, – предложила Ира.

– Сама стучи!

– Ну а испанский танец? – неуверенно спросила Оля.

– Для испанского танца нужно фигаро… И кастаньеты, чтобы щелкать.

– А ты щелкай пальцами, – не унималась Ира.

– Да не умею я!

– Ну, так мы будем щелкать, а ты только танцуй.

Но Нина упрямо замотала головой и отошла в угол.

– Привереда! – крикнул ей вслед кто-то.

– Если ничего не понимаете в танцах, так и не говорите! – чуть не в слезах ответила Нина.

Все с укором посмотрели на строптивую танцовщицу.

– Такая была всегда тихоня, – сказала Настя, – а вот какая оказалась! И корсаж ей нужен, и фигаро какое-то, и кастаньеты, и тамбурины, и мандарины…

– Мандаринов мне совсем не надо! – крикнула Нина. – Вы просто хотите, чтобы все надо мной смеялись. Чтоб я провалилась!..

И, отвернувшись к стене, она всхлипнула. А из комнаты уже доносились нетерпеливые аплодисменты и топанье ног.

– Скорей, скорей, нас торопят! – сказала Катя и, заглянув в приоткрытую дверь, с ужасом увидела, что в комнате уже все переменилось. Под потолком горит большая яркая лампа, публика расселась по местам, крышка рояля поднята.

– Ну что же вы, девчата? – сказала Маша, вбегая в коридор. – Я уже объявила, что в первом отделении выступают наши гости.

– Анечка, родненькая, миленькая! – бросилась к подруге Катя. – Пойди сыграй! Будь настоящим товарищем! А мы пока постараемся что-нибудь выдумать…

Аня заколебалась.

– Что же мне сыграть? – спросила она.

– Что хочешь! – сказала Оля. – Только не подведи нас. Играй, да подольше! Ну, ступай!

И Аня пошла. Она так нерешительно, так осторожно подходила к роялю, словно опасалась, что сейчас из-под него выскочит тигр. Катя с волнением следила за ней. Неужели Аня так боится? Или она нарочно идет медленно, чтобы протянуть время?

Но вот Аня все-таки подошла к роялю, опустилась на круглую табуреточку, оглянулась на дверь, за которой стояли ее подруги, и одернула на коленках платье.

Катя затаила дыхание. «Играй же, играй!» – повторяла она про себя, изо всех сил стискивая кулаки.

Но Аня сидела у рояля, чуть нагнувшись над клавишами и сложив на коленях руки. От волнения Катя даже зажмурилась и отвернулась к стене. И вдруг она услышала громкие, уверенные звуки рояля. Аня играла – да так быстро и бойко, что не только зал, но даже коридор наполнился певучим гулом.

– Играет, да еще как! – с облегчением сказала Оля и тут же прибавила с тревогой: – Ну а дальше-то что же будет? После Ани? Кто следующий?

Тут опять на пороге появилась Маша. Придерживая за собой дверь, она спросила шепотом:

– Вы не можете сказать мне все номера вашего отделения? Подряд? Я сейчас запишу.

Девочки растерялись и молча смотрели друг на друга.

– Сейчас, – сказала Оля и прислушалась: – Ой, кажется, Аня уже кончила. Да, так и есть!

Из комнаты донеслись аплодисменты. Катя бросилась к двери и отчаянно замахала Ане руками:

– Играй еще! Все равно что! Только играй!

Но Аня была уже в коридоре.

– Ничего сыграла? – спросила она, слегка задыхаясь. – Мне под конец было совсем не страшно. Идите, девочки, тоже. Это очень приятно – выступать, особенно под конец. Ну, что же вы? Трусихи!..

Но девочки только молча переглядывались.

А за дверью уже опять нетерпеливо хлопали – все громче, настойчивее, требовательнее.

– Ну, что же объявить? – спросила Маша. – Кто теперь?

И вдруг вперед выбежала Ира Ладыгина.

– А можно мне сплясать что-нибудь? – спросила она и задорно тряхнула косичками. – Русскую!

Все удивленно посмотрели на нее.

– А ты разве умеешь?

– Вот увидите!

Девочки не успели оглянуться, как в зале уже зазвучал звонкий Машин голос:

– Русскую пляску исполнит ученица четвертого класса московской средней школы Ирина Ладыгина!

И через раскрытую дверь Катя увидела, как за рояль уселся сам Дед Мороз. Он засунул за воротник свою ватную бороду, тряхнул головой, и его большие крепкие пальцы так и побежали по клавишам.

– Что ж, Ирина, иди! – негромко сказала Оля.

– Ой, да я же пошутила! – вскрикнула Ира и замахала обеими руками. – Я вовсе и не думала…

Все так и ахнули.

– Опять пошутила?! Нашла время шутить! – прошипела Настя хриплым шепотом и от досады толкнула Иру обеими руками в спину. Не удержавшись, Ира так и вылетела в открытую дверь и остановилась только у рояля. Ее встретили шумными хлопками.

– Что ты сделала, Настасья! – в ужасе выдохнула Оля. – Что же теперь будет?

Но ничего страшного не произошло.

Ира обвела смеющимися глазами всех сидящих вокруг, взмахнула платочком и понеслась по натертому полу, как по льду. Никто в зале и не поверил бы, что эту смелую, веселую плясунью только что силой вытолкнули из коридора в зал. Она то останавливалась, поводя плечами, то переступала с носка на каблук и с каблука на носок, то, подбоченившись, шла прямо на публику, то отступала, помахивая ладошками.

– Ай да Ира! – вырвалось у девочек, стоявших в коридоре. – Нинка, смотри!

Нина Зеленова прищурила глаза и одобрительно кивнула головой.

– Ничего, – снисходительно сказала она. – Это – лубок. Комический номер.

– По-твоему, ничего? – с упреком сказала Катя. – А по-моему, отлично. Смотри, все смеются, хлопают, а ты стоишь тут в углу и только глаза таращишь. Тарантула!

Нина обиженно и виновато отвернулась.

А в комнате уже плясала не одна Ира. Глядя на нее, пустились в пляс еще две девочки, а за ними и Юра Белов со своей почтой под мышкой. Ира уже теперь плясала за мальчика. Она не хуже Юры Белова, которому немножко мешала коробка с почтой, выкидывала коленца и, загребая ногами, шла вприсядку.

Девочки с платочками в руках плавно скользили вокруг нее и Юры.

В комнате хлопали, смеялись, кричали «бис».

– Молодец, Ира! Всех нас выручила! – говорили девочки в коридоре.

– Би-ис! – неслось из комнаты.

Наконец Ира, вся красная, запыхавшаяся, показалась в коридоре. Ее и здесь встретили дружными хлопками.

– Здорово! Молодчина! – говорили ей со всех сторон.

В коридор заглянула Маша:

– Иди, Ирочка! Не успокаиваются, зовут!

– Иди хоть поклонись, – сказала Оля. – Или ты что-нибудь еще умеешь?

Ира секунду подумала.

– Дайте мне штаны и блузу, – сказала она.

Маша даже не сразу поняла:

– Штаны и блузу? Зачем?

– А я матросскую плясать буду.

Маша кивнула головой:

– Ладно. Сейчас.

Через несколько минут Ира уже натягивала на себя, поверх платья, синие длинные штаны и белую блузу с откидным воротником. Целая буря аплодисментов поднялась в комнате, когда Ира вразвалку вышла к роялю в полной матросской форме. Под бескозыркой, надетой набекрень, прятались ее рыжие косички. Она бойко посмотрела по сторонам и сказала на всю комнату:

– «Яблочко»!

– Я сыграю! – крикнул Алик, услышав, как Дед Мороз подбирает на рояле мотив «Яблочка».

– Иди, иди, баянист, – сказал Дед Мороз и, положив на рояль ватную бороду и мохнатую шапку, отошел к публике.

И вот задорная песня зазвенела в комнате. Началась как будто исподтишка, вкрадчиво и лукаво, потом зазвучала громче, быстрей, отчаянней. И вместе с нею все веселей, подбористей и стремительней плясала Ира. Сначала, засунув руки в карманы, она деловито, с серьезным лицом, отбивала то ступней, то каблуком частую дробь чечетки, потом разошлась, разыгралась и принялась тянуть канаты, лазить по мачтам, поглядывать в подзорную трубу, грести веслами и просто плясать, как взбредет на ум и куда поведут ноги.

Все это выходило у нее так смешно и весело, что публика хваталась за бока. Ребята стучали ногами, хлопали, кто-то от восторга вместо «браво» даже закричал «ура».

Катя видела, что Анна Сергеевна смеялась до слез. Вытирала глаза платочком и опять смеялась.

– Этот танец я тоже знаю, – печально сказала Нина Зеленова. – Только я не догадалась, что здесь можно достать матросский костюм.

– Да, конечно! – покашливая, сказала Настя. – Только ты бы потребовала к этому костюму якорь, пушку и настоящую мачту. А то бы у тебя ничего не вышло.

Все засмеялись, и даже сама Нина Зеленова.

Ира, наверно, плясала бы до самого утра, но Алик не выдержал. Он поставил баян на пол и стал вытирать платком лоб и шею.

– Первое отделение окончено! – звонко объявила Маша. – Антракт!

– Как? Всего два номера? – испуганно сказала Лена Ипполитова.

– Ничего, зато очень хорошие. Можно сказать, отличные! – успокоила ее Катя.

– В самом деле, очень хорошо, – сказала Анна Сергеевна, входя в коридор. – И Аня очень мило играла, а уж Ира!.. Ну кто бы мог подумать, что она у нас такая артистка!

– Смотреть на нее – и то весело, – добавила Маша.

– Вы еще ее не знаете! – с жаром сказала Валя Ёлкина.

– Нет, теперь уже немножко знаем, – ответила Маша.

После антракта ребята детского дома играли на деревянных ложках, Люда Князева вывела в зал целый хор малышей, и они спели «Повадился журавель, журавель», а она дирижировала. Потом мальчики строили «пирамиду», а в самом конце вечера Юра Белов сфотографировал сначала общую группу, затем московских гостей отдельно и наконец Иру в матросском костюме с бескозыркой набекрень.

Счастливые и усталые, разошлись ребята по спальням.

В прохладной, проветренной спальне было свежо и тихо. Чистые, чуть влажные простыни приятно пахли утюгом и слегка холодили шею и щеки. Но Катя все-таки не могла уснуть.

Как это удивительно бывает в жизни, думалось ей. И не искали Сережу, а он сам нашелся. И все получилось лучше, интересней, чем она ожидала. Ей, Кате, всегда казалось почему-то, когда она думала о Сереже, что это какой-то печальный, несчастный, бледный мальчик, всеми заброшенный и одинокий. А он вон какой – сильный, крепкий, веселый! Должно быть, он похож на своего отца, героя. Очень славный мальчик. Вот бы подружиться с таким!

А Ирка-то, Ирка! Ее тоже как будто сегодня нашли – да не тогда, когда она пряталась в вагоне или убегала на станцию, а вот сейчас, на вечере, когда она всех так удивила. А еще все девочки и она сама, Катя, говорили, что Ира испортила им праздник. Не испортила, а наоборот – без нее не было бы все так весело, так удачно. И ведь они с Ирой учатся уже четвертый год в одном классе. Можно было бы знать ее получше и не думать о ней только одно плохое – что она озорница, болтунья и пересмешница. Хорошо, что Анна Сергеевна устроила эту поездку! Кажется, ничего нет особенного. Просто побывали в гостях на елке. А сколько узнали нового – и новый город, и новых людей, и даже друг дружку увидели по-новому!

Да и Анна Сергеевна, оказывается, не совсем такая, как в школе. Там от нее никуда не скроешься. Шепнешь кому-нибудь словечко на уроке, она сейчас же посмотрит в твою сторону удивленными глазами. На переменке зашумят в коридоре, она уже тут как тут: «Что случилось? Пожар? Ах, нет? Тогда зачем же так кричать?» Начнешь бумажку вертеть в руках, когда она что-нибудь объясняет, и то она заметит, подойдет и потихоньку вынет бумажку из рук.

Признаться, Катя даже немножко побаивалась, будет ли весело с ней на елке. Вдруг она все время будет делать замечания, ставить в пример детдомовских ребят или даже просто смотреть строгими глазами. Когда на тебя так посмотрят, все веселье сразу проходит.

А вышло совсем по-другому. Анна Сергеевна нисколько не мешала им: делай что хочешь. А когда Ирка плясала, Анна Сергеевна смеялась, кажется, больше всех. Прямо до слез. Оказывается, ездить с ней просто замечательно! Она как будто и не смотрит на тебя и не ходит за тобой следом, а все-таки все время чувствуешь, что она где-то близко и, если понадобится, непременно выручит.

Надо будет обо всем этом рассказать дома – маме, Тане, бабушке. И про дорогу, и про Сережу, и про Анну Сергеевну. Что-то они скажут, когда узнают, что Сережа нашелся?!

И Кате вдруг очень сильно захотелось увидеть поскорей своих.

Гудки паровозов, протяжные и тревожные, доносились откуда-то издалека и как будто звали: домой, в Москву!

Да ведь ждать недолго. Завтра утром они сядут опять в поезд, и вагон, подрагивая, побежит по рельсам, среди волнистых сугробов и засыпанных снегом елок. А там и Москва. Всего только два с половиной часа дороги!

«Да неужели мы только сегодня утром выехали из Москвы? Как все-таки много можно увидеть за один день, когда куда-нибудь уезжаешь!.. А Наташа, бедная, верно, просидела весь этот день дома. Ведь ей, должно быть, и на улицу нельзя. Какой скучный у нее первый день года! Надо будет ей тоже подробно все рассказать, так, чтобы ей показалось, что она и сама была на елке в Ореховском детском доме».

– Настенька, а Настенька, ты уже спишь? – спросила Катя.

– Сплю, – тихо ответила Настя. – А ты?

Катя тихонько засмеялась:

– Я тоже сплю.

Она поправила подушку, плотнее закуталась в одеяло, и крепкий сон подкрался к ней сразу, как будто только и ждал этого мгновения.