Текст книги "Цвет дали"

– Было бы просто грубо предложить Укатонену такое. Не делай этого. Поняла?

– Поняла, – кивнула Джуна.

– Это хорошо.

Через два дня, когда они шли по вершинам деревьев, на тинку напала большая ящерица. Услышав крики атакованного тинки, Укатонен и Анито бросили взгляд в том направлении и равнодушно пошли дальше. Джуна остановилась. Юный туземец сражался храбро – зубами и когтями, – но прорвать толстую кожу ящерицы не смог. Если ничего неожиданного не произойдет, тинка погиб.

Анито и Укатонен продолжали путь, как будто ничего не произошло. Анито обернулась и сделала Джуне знак поторапливаться. Тинка уже слабел. Он метнул Джуне молящий взгляд своих зеленых глаз. Она вспомнила, как толпились вокруг нее тинки, похожие на десятилетних ребятишек. Джуна сломила сухой сук и с криками и яростным воем бросилась на ящерицу. Та бросила тинку и прыгнула на другое дерево.

Джуна поймала маленькое тело в тот миг, когда оно уже падало с ветки. Тинка был весь залит кровью. На груди глубокие раны от когтей, на шее и плечах еще более страшные следы укусов. Она видела, как бьется главная кровеносная артерия под тонким слоем обнаженных мышц.

Джуна уже рылась в своей аптечке, когда почувствовала чью-то руку на плече. Это была Анито.

– Брось его, пусть ящерица получит свой обед, – сказала Анито.

Джуна поглядела на несчастного, залитого кровью тинку. Он понимал, что сейчас решается его судьба. Спасти ему жизнь – нарушение одного из важнейших правил Контакта: Джуна вступила бы в конфликт с культурой аборигенов. Ведь это было не человеческое дитя, и применять к нему человеческую шкалу ценностей она просто не имела права. Глаза тинки закрылись, голова безжизненно упала набок.

Джуна вспомнила, на какие жертвы шла ее мать, чтобы спасти Джуну и ее брата Тойво в воющем аду лагерей для беженцев. Она слышала об этом от отца и от своей тетки Анетты, она слышала и о том, что они делали, чтобы разыскать их. Без их любви и настойчивости сегодня в живых не было бы ни ее, ни Тойво. Она вспомнила, как сама воровала хлеб для Тойво, воровала у тех, кто, возможно, нуждался в нем не меньше, воровала только для того, чтобы выжил ее брат. Как может она предать этого маленького аборигена?

– Нет.

– Но ты должна, – сказал Укатонен.

– Не могу, – ответила Джуна. – Не могу, раз он последовал за мной. Он слишком смел, чтобы я могла позволить ему умереть.

Укатонен дернул подбородком, задумчиво глядя на тинку.

– Если он выживет, тебе придется взять его в ученики. Готова ли ты принять такой груз?

Джуна подняла глаза и прямо взглянула на аборигена. Как может она взять ответственность за другое живое существо? Она сама-то живет чудом. Кроме того, это будет серьезнейшее нарушение Протокола. Все остальные нарушения, которые она имела на своей совести, можно было оправдать – правила нарушались ради выживания. А это? Она покачала головой. Ни один специалист КСИ в здравом рассудке не сделал бы ничего подобного. Это бредятина целиком и полностью. Но она не может дать этому малышу умереть, и к черту все, что из этого получится! Тинка слишком смело дрался за свое право жить! Джуна уже все решила, и никакие трезвые рассуждения не смогут изменить ее решения. Это касалось такой сферы, куда правила Протокола не имели доступа.

– Да, я приму эту ношу, эй.

– Ты понимаешь, что ни я, ни Анито не можем лечить этого тинку? А если он помешает нам идти вперед, его придется бросить. Ты принимаешь это?

– Да, эн.

– Тогда ладно. Но спеши. Нас сегодня ждет дальний путь.

13

Пораженная до глубины души, Анито смотрела, как Иирин возвращается, чтобы вырвать тинку из зубов голано. Ее интерес возрос еще больше, когда та стала торговаться с Укатоненом из-за жизни какого-то ничтожного тинки. Действия этого нового существа казались Анито совершенно дикими. Ничего хорошего из них получиться не могло. Анито прямо-таки рвалась вмешаться и положить конец страданиям несчастного тинки, но Укатонен уже сказал свое слово, и оспаривать его решение она права не имела. Ей оставалось только надеяться, что тинка умрет от ран.

Тварь вылила на раны тинки какую-то прозрачную жидкость, которая тут же стала пузыриться. Любопытная Анито капнула одну капельку себе на ладонь. Жидкость жгла кожу, как укус огненной мухи. Затем Иирин взяла тонкую изогнутую иглу и еще какое-то устройство из мертвого камня и стала зашивать раны. Это было страшнее всего, что только могла вообразить Анито. От неимоверной боли тинка застыл, как в параличе. Иирин издавала тихие успокаивающие звуки, шедшие откуда-то из самой глубины горла.

– Лежи тихо, все будет хорошо, – сказала Иирин тинке. Судорожные движения тинки прекратились, но время от времени дрожь боли сотрясала тонкий костяк юнца, особенно когда игла Иирин вонзалась в его плоть. Время от времени у него вырывались жалобные звуки, похожие на стрекотание.

– Не сердись на меня, – шептала Иирин, вся охряная от жалости. – Я знаю, это больно, но ты бы истек кровью, не сделай я этого. Скоро все кончится.

Анито отвернулась. Смотреть на такое не было сил. Укатонен же наклонился, внимательно наблюдая за происходящим. Его кожа представляла сложную смесь пурпурного любопытства, пятен бежевого цвета, выражавшего отвращение, и оранжевого – цвета ужаса.

Анито коснулась его руки.

– Неужели ты не можешь остановить это! – молила она. – Она же его пытает!

– Иирин приняла на себя ответственность за тинку. Все, что она с ним сделает, – ее право.

– Но это же неправильно! – протестовала Анито. – Она моя атва, и я не могу выносить такого! Пожалуйста, останови это отвратительное действие. Убей несчастного тинку, пока еще есть время.

– Ты просишь моего суждения, кене? – спросил Укатонен. – А чем ты мне за него заплатишь?

Анито поглядела на тинку. Он лежал с плотно закрытыми глазами, а рот был широко раскрыт в безмолвном вопле муки. Она снова отвернулась; вид его страданий был непереносим.

Со стороны Иирин ужасная ошибка взять к себе тинку в качестве бейми. Как может она воспитать бейми, если она и себе-то пищи добыть не может? Как может она научить бейми стать мудрым старейшиной, когда она сама так невежественна? Все это сплошная нелепость! Новое существо – атва Анито, и она должна остановить ее любой ценой.

– Да, эн. Я прошу твоего суждения. Чего ты хочешь взамен?

Укатонен смотрел на нее. Глаза оценивающие, холодные.

– Ты уверена, что хочешь этого? Цена может оказаться слишком высокой.

– Да, эн. Ты можешь просить все, что захочешь.

– Что ж, хорошо. Цена – ты сама. Я хочу, чтобы ты стала энкаром. Хочешь ли ты, как и раньше, услышать мое решение?

Если Анито согласится, это значит, что она покинет Нармолом, покинет все, что знает и любит, и пойдет одинокой дорогой энкара. Это была огромная цена, и на мгновение она уже готова была отступить. Но потом она поглядела на тинку. Его руки корчились в когтях боли. Иирин уже кончила зашивать самую глубокую рану и теперь соединяла края кожи над пульсирующей артерией на шее тинки. Анито не могла позволить такому жестокому существу стать ситиком. Это был бы неслыханный грех.

– Да, да, – сказала Анито, не отводя глаз от скомканного болью тельца тинки.

– Хорошо. Я приму решение, когда мы остановимся на ночь.

– Но, эн…

Укатонен посмотрел на нее. Глаза совсем чужие.

– Да, кене?

– Но ведь тинка мучается сейчас!

Укатонен взглянул на тинку, протянул руку и вонзил шпору в его бедро. Тинка тут же потерял сознание.

– Этого достаточно.

Иирин подняла глаза.

– Я боялась, что вещи, которые останавливают боль у моего народа, могут убить тинку. Благодарю тебя за доброту. – И вернулась к своей страшной работе.

Анито вскочила и вскарабкалась на самый верх дерева. Она больше не могла смотреть на это гнусное убийство. Укатонен пришел за ней, когда Иирин кончила.

Они отправились в дорогу и прошли немалый кусок пути. Иирин вытащила веревки из двух охотничьих сумок и привязала к себе тинку, оставив руки свободными для лазанья. Вес тинки был невелик и почти не замедлял движений Иирин. Умение лазать по деревьям у Иирин невероятно возросло с тех пор, как два месяца назад они покинули Нармолом. Теперь она спокойно могла выдерживать ту скорость, которую устанавливал Укатонен. Но когда они добрались до ночлега, Иирин была изрядно измотана.

Несмотря на усталость, она сначала позаботилась о том, чтобы получше устроить тинку в гнезде, а уж потом занялась собственными делами. Этим она разрушила последнюю надежду Анито, что, может быть, Иирин надоест таскать такой груз и она бросит его. Они молча поужинали сушеными припасами и собранными в дороге фруктами и зеленью. Иирин попыталась дать тинке меду и фруктового сока, но он был без сознания и чисто рефлективно сделал только один глоток, когда несколько капель попали ему на вытащенный Иирин язык. Наконец Укатонен тронул ее за плечо и попросил подойти и сесть под светящимися грибками.

– Анито попросила меня принять решение, можно ли позволить тебе взять на воспитание этого тинку, – сказал Укатонен, став вдруг необыкновенно сухим и торжественным.

Иирин села. Ее лицо исказилось, как это бывало в тех случаях, когда она чего-то пугалась. Она стала охряной от тревоги, но через этот тон пробивались оранжевые и красные отсветы страха и гнева.

– Нет, эн, пожалуйста…

Укатонен поднял руку, останавливая Иирин.

– Помолчи. Я еще не принял решения. Многое должно быть сказано, прежде чем оно будет принято. Анито, пожалуйста, выскажи свои возражения против усыновления.

– Эн, Иирин – не тенду. Правильно воспитать тинку она не может. Она не может выполнить те физические действия, которые нужны для превращения тинки в бейми. Как же этот тинка станет бейми? Что случится с тинкой, когда вернется народ Иирин? Она же не может бросить собственного бейми! Это будет гораздо хуже, чем дать тинке умереть сейчас! Иирин легкомысленна и жестока, она согласилась взять на себя такое дело, сделать которого она не может. И в конце концов это всего лишь тинка, эн.

– Ты поставила ряд очень важных вопросов, кене. Что скажешь ты, Иирин?

– Я тоже считаю их важными, эн, и на многие из них у меня нет ответов. Я знаю, что этот тинка очень храбрый и очень настойчивый, и думаю, что существо с такими качествами должно жить, даже если ты, Анито, и все остальные тенду считаете, что это не так. Мой народ ценит такие качества, и они позволили нам продвинуться очень далеко. Я уверена, что все проблемы могут быть решены, если есть желание их решить. Все зависит от вас – от тебя, эн, и от Анито. Мне нужна будет ваша помощь, чтобы воспитать тинку. Почти все наши люди воспитаны не одним человеком, а несколькими. Иногда, чтобы поднять одного ребенка, требуется помощь многих людей.

У нас воспитание – долгое дело и очень большая ответственность. Наши дети при рождении совершенно беспомощны и остаются такими несколько лет. Тинки куда более самостоятельны, чем наша молодь. Я не могу обучить тинку тем вещам, которые необходимы тенду, но я могу заботиться о нем и защищать его, пока вы поможете ему стать хорошим тенду.

Укатонен погладил подбородок, глубоко задумался, а потом обратился к Анито.

– Что скажешь на это ты, кене!

– Я все равно думаю, что это неправильно, эн.

– А что бы ты сделала в том случае, если б тинка выздоровел?

Анито покачала головой.

– Не знаю, эн. Тогда бросить его было бы нехорошо. Тогда у него было бы право на Иирин. И нам пришлось бы его убить. Но все же это было бы куда лучше того, что сделала с ним Иирин сегодня. – Она помолчала. – Может быть, еще не поздно бросить его здесь? Какой-нибудь зверь найдет его и избавит от страданий…

Иирин стала ярко-оранжевой, она бросилась между тинкой и Анито.

– Нет!

– Это существо сказало, что не сможет воспитать тинку без нашей помощи, – продолжала спорить Анито. – Так почему же мы должны разрешать ей такое поведение? Как сможет тинка узнать, как нужно стать настоящим тенду, как он сможет узнать, как надо воспитывать собственного бейми? Если это существо возьмет себе тинку, он навсегда останется вне гармонии с другими тенду.

– Нельзя утверждать такое без проверки, – сказала Иирин. – И есть еще одна вещь, которую следует учитывать, эй. Мой народ и твой народ только начинают узнавать друг друга. Появится нужда в тенду, который понимает моих людей. Если я приму участие в воспитании этого тинки, он будет понимать моих людей хорошо. Такой тинка сможет быть мостом между нашими народами.

Анито взглянула на Укатонена, чьи уши от волнения встали торчком.

– Об этом я как-то не думал, но правильно ли возлагать такую ношу на плечи тинки, даже не спросив его, хочет ли он того?

– Нет, эн, – ответила Иирин. – Но ты наверняка сможешь спросить его об этом, когда он выздоровеет.

– Тинки становятся разумными только когда превращаются в бейми, – сказала Анито. – Тинка не настолько умен, чтобы понять то, о чем мы его спросим.

– Но ведь несправедливо бросить его здесь, когда он зашел так далеко, – протестовала Иирин.

– А разве справедливо разрешить ему жить, но лишить нужного воспитания? – отрезала Анито.

Укатонен поднял руку, прекращая спор.

– Я слышал достаточно. Вы сказали мне много такого, что требует обдумывания. Завтра утром я скажу, что решил.

Уши Анито насторожились. Она думала, что обсуждение займет больше времени. Илто часто разговаривал ночь напролет, прежде чем удалиться на обдумывание. Возможно, попросив о суждении, она совершила большую ошибку. А цена страшно высока. Туманная рябь печали окутала ее тело, когда она вспомнила о Нармоломе. Ей захотелось сию же минуту услышать знакомые звуки деревни, почувствовать ее запахи, увидеть людей, которых она знала почти всю жизнь, и уж во всяком случае – всю сознательную жизнь.

Она поглядела на раненого тинку. Определить без слияния его состояние просто невозможно. Она сильно сомневалась, что он перенесет ночь, и эта мысль опечалила ее. Она принесла огромную жертву ради кого-то, не имеющего даже будущего. Почему этот маленький тинка вызвал такой интерес? Может, Иирин права? Может, в нем есть что-то особенное? Рябь неуверенности покрыла кожу. Анито принялась рыхлить подстилку, готовясь ко сну.

Ворочаясь в груде влажных листьев, она увидела, как Иирин обрызгивает водой тинку и его постель. И вдруг вспомнила спокойный и нежный уход Иирин за ней самой, когда Анито болела. Кто знает, может, тинка и оклемается…

Ночь тинка прожил. Он все еще был бледен и без сознания, но кожа стала мягче и влажнее, чем была, – без сомнения, заслуга Иирин. Анито это одобрила. Иирин и в самом деле сумела позаботиться о своем приемыше, несмотря на свою ужасающую жестокость вчера.

Проснулся и Укатонен, умылся, облегчился через край гнезда. Потом сел у стенки и принял вид торжественного важного энкара.

– Я принял решение, – возвестил он. – Если тинка окажется достаточно сильным и выживет, несмотря да полученные раны, то Иирин сможет взять его себе в бейми. Анито и я будем учить Иирин, как правильно воспитывать бейми, и мы же научим его тем вещам, которых Иирин не знает. Когда Иирин придет время вернуться к своему народу, этот тинка станет моим бейми. Если тинка поправится, мы спросим его, согласен ли он с таким решением. Если он откажется принять Иирин в качестве своего ситика, тогда моя цена за помощь в выборе нового главного старейшины в Нармоломе будет место для этого тинки в деревне. Таким образом, ему не придется биться за место. И надо надеяться, что один из ваших старейшин, Анито, возьмет его в бейми. Есть ли у вас вопросы?

Анито покачала головой. Все это ей представлялось ошибкой, но она просила о решении и оспаривать его не могла.

– Нет, эй. У меня нет вопросов.

– Спасибо, эн, – сказала Иирин. – Я нахожу решение справедливым. У меня тоже нет вопросов.

– Хорошо. Тогда – едим и уходим. Низины уже затопляются. Нам надо попасть в Нармолом до начала миграций. А тинка замедлит наш поход.

14

Джуна подняла тинку и положила в импровизированную переносную колыбель. Он свисал с ее рук, как недавно убитая дичь. Даже веки не дрогнули, когда она подняла его. Может, спасение жизни этого тинки было и в самом деле ошибкой? Она подумала об этом маленьком туземце – таком напряженном и дрожащем от боли, таком мужественном, что боль вырвала у него всего лишь несколько слабых стонов. Ухо тинки высунулось сквозь сетку. Джуна осторожно заправила его обратно. Он заслужил право на жизнь. Лишь бы выздоровел. Может, спасать его жизнь с дипломатической точки зрения и было ошибкой, но она о своем решении не жалела.

Анито сделала ей знак. Пора выходить. Джуна подняла свой мешок и последовала за аборигенами на верхний ярус леса. Тинка весь день пробыл без сознания, с трудом проглотил кусок пережеванного плода и мед, который Джуна влила ему по каплям, когда они остановились на отдых. Тенду с любопытством наблюдали за ней.

Джуна подавила чувство гнева на аборигенов, которые не помогали ей заботиться о тинке. Нет, гнев тут плохой помощник. И без него у нее возникли напряженные отношения с тенду. Они очень расстроены ее вмешательством в судьбу тинки. Что касается экспедиции… Джуна покачала головой, стараясь не думать о тех статьях Протокола, которые она нарушила, взяв тинку на воспитание. Такие нарушения заслуживают серьезного наказания, возможно, даже увольнения, и отнюдь не почетного.

Два дня прошли, а тинка был все в том же состоянии. Усталость от таскания дополнительной тяжести начала сказываться на Джуне – она стала ходить медленнее, более неуклюже. Вечером второго дня Укатонен тронул ее за плечо.

– Тинка сильно нас задерживает, – сказал он. – Если завтра ему не станет лучше, тебе придется его бросить.

– Нет, – ответила Джуна. – Я его не брошу. Во всяком случае, до тех пор, пока он жив.

– Тогда мы бросим тебя. Анито должна вернуться в свою деревню. Наводнение уже затопило низины. Ее деревня скоро должна будет мигрировать. Я обещал ей, что мы доберемся туда вовремя, чтобы уйти вместе со всеми. Она ради тебя и без того сделала слишком много. И будет совсем неправильно, если ей придется провести сезон дождей совсем одной. Ты эгоистична, и вообще с тобой трудно. Время подумать о других, а не только о себе.

Вручив свой ультиматум, Укатонен отвернулся.

Джуна посмотрела на тинку. Неужели его придется бросить? Казалось, он пребывает все в том же состоянии, в котором был после того, как она зашила ему раны. Джуна делала для него все, что могла, но лучше ему не стало. Выбор ясен – или она бросает тинку, или ее бросают оба тенду. Одна в джунглях, без помощи туземцев, она не выживет. Придется идти с ними. Необходимость выбора рвала ей сердце.

Ночью Джуна почти не спала, мысль о неизбежной необходимости бросить тинку измучила ее. Утром она встала обессиленная и напряженная. Стала купать тинку. Случайно капнула ему воду на нос. Нос сморщился и чихнул. Тинка открыл глаза.

– Чудесно! – воскликнула Джуна и вслух, и на языке кожи.

Анито и Укатонен при звуке ее голоса оглянулись.

Тинка потянулся к фляге с водой. Джуна поддерживала его голову, пока он пил. Когда тинка напился, она накормила его теми мягкими желтыми фруктами, которых Анито вчера нарвала целый мешок. Тинка ел жадно, за два-три глотка целый плод.

Кто-то коснулся локтя. Анито. Она протягивала Джуне кубышку с медом.

– Смешай с водой и добавь соли. Это придаст тинке силу, – сказала Анито.

Джуна глядела на нее с удивлением, держа в руке сосуд с медом.

– Три дня назад ты хотела бросить тинку. Почему теперь помогаешь ему?

– Потому, что будет жить. Он доказал, что достаточно крепок, чтобы стать тенду. Давай я приготовлю смесь. Ее надо делать с умом, чтобы сработала хорошо.

Анито смешала мед с водой, добавила соли и пробовала смесь своей шпорой, пока не решила, что все как надо.

Тинка с жадностью напился живительной влаги, а потом закусил еще фруктами. Укатонен вернулся с охоты, неся двух среднего размера древесных ящериц и большую жирную птицу пууиит. Он вспорол горло одной из ящериц и дал тинке испить свежей крови. Сам же, пока тинка пил, нарезал мелкими кусочками печень птицы и второй ящерицы.

Теперь тинка пошел на поправку. Все утро Джуна несла его в колыбельке, но к обеду он уже ел сам и мог держаться на Джуне без всяких креплений.

Той же ночью, когда они кончили строить гнездо, Укатонен коснулся руки тинки, потребовав, чтобы тот смотрел то, что ему будут говорить. Затем он изложил тинке свое решение о его – тинки – судьбе.

– Это новое существо может усыновить тебя, но она не в состоянии обучить, как это сделал бы настоящий ситик. Анито и я поможем ей в твоем воспитании. Кроме того, лет через пять она покинет тебя. Тогда я стану твоим ситиком.

Тинка смотрел на Джуну, уши растопырились от изумления.

– Я должна вернуться к своему народу. У меня выбора нет, – сказала она.

Уши тинки тесно прижались к черепу, и он отвел глаза, явно огорченный словами Джуны. Укатонен снова коснулся его, и тот повернулся к нему.

– У тебя есть и другой выбор, – сказал Укатонен. – Ты можешь отправиться с нами в деревню Анито и ждать, не возьмет ли тебя к себе кто-нибудь из старейшин. Анито примет меры, чтобы тебе нашлось место среди деревенских тинок.

Тинка поглядел на Анито. Уши растопырены. Анито высветила на коже согласие.

– Я расскажу другим старейшинам, что ты храбр и силен, и весьма возможно, тебя кто-нибудь из них возьмет к себе. Возможно, это подтолкнет их на такой выбор.

– Это несправедливо по отношению к тебе, – вмешалась Джуна. – Ты заслуживаешь лучшего ситика, но я не могла дать тебе умереть.

– Ты понял выбор? – спросил Укатонен.

Уши аборигена задвигались вниз и вверх; такое Джуна уже видела – тинки выражали этим движением, что поняли отданный им приказ.

– Ты понимаешь, что когда это новое существо вернется к своему народу, твоим ситиком стану я?

Уши тинки прижались к черепу, он снова отвернулся; потом взглянул на присутствующих и начал быстро двигать ушами взад и вперед, выражая согласие.

– Ты понял, что должен повиноваться Укатонену и Анито так, будто они твои ситики, и должен слушаться их так же, как меня?

– Что же ты выбираешь? Деревню или это новое существо? – спросил Укатонен.

Тинка переводил глаза с Джуны на Анито, а с Анито на Джуну, а затем подбородком указал на Джуну. Он поднял свои руки, еще лишенные шпор, и протянул их к Джуне, как бы прося о слиянии.

Укатонен перевел глаза на Джуну.

– В последний раз спрашиваю тебя, согласна ли ты принять этого тинку как своего бейми?

Его вопрос был выражен в столь торжественной форме, что Джуне пришлось обратиться к Анито за переводом.

– Да, я принимаю этого тинку как своего бейми, – ответила она на самом официальном языке, который ей удалось вспомнить.

Укатонен повернулся к тинке.

– И тебя я спрашиваю в последний раз, согласен ли ты принять это новое существо в качестве твоего ситика?

Уши снова задвигались, свидетельствуя, что тинка на Джуну согласен.

– Решено. Официальная церемония состоится по прибытии в Нармолом, – сказал Укатонен, снова возвращаясь к обычному языку и обычной манере держаться. – Там, где мы недавно проходили, я видел дерево со зрелыми траттами. Идите и соберите их, а мы с Анито пока поохотимся.

Джуна и тинка вернулись с мешком, набитым доверху оранжевыми фруктами. Тинка нашел еще несколько побегов съедобного папоротника, а также набил сделанный из листа «фунтик» толстыми, злобно сопротивляющимися личинками жуков. Анито и Укатонен убили крупную наземную ящерицу с длинным подвижным рылом, всю черную, но с очень красивыми золотыми полосками на задней части тела. Джуна с такими уже встречалась: они стаями рыскают в подлеске, питаясь гнилыми фруктами, падающими с верхнего яруса леса.

Вечерняя трапеза превратилась в настоящий пир. Укатонен и Анито закармливали тинку всяческими деликатесами. Он ел, пока его животик не стал опасно круглиться. Оба старейшины тоже ели до отвала. Только Джуна была осторожнее с едой, особенно когда дело дошло до брыкающихся личинок жуков, которые, кстати, оказались весьма изысканным блюдом, обладающим очень оригинальным острым вкусом. Мясо ящерицы походило на телятину и тоже было необыкновенно вкусно.

На следующий день тинка уже мог идти самостоятельно и хватался за Джуну, только когда слишком уставал, чтобы выдержать заданный Укатоненом темп. В полдень под сильным дождем они пересекли сильно вздувшуюся речку. Она обозначала юго-западную границу владений деревни Анито. Анито окрасилась в радостную бирюзу и испустила громкий гулкий крик. Все замолчали и стали прислушиваться. Наконец издали донесся ответ. Анито вопросительно поглядела на Укатонена.

– Беги вперед. Мы пойдем за тобой, – сказал Укатонен, по коже которого бежала рябь улыбки, вызванная нескрываемым желанием Анито мчаться куда-то вдаль. Анито метнулась в листву и вскоре исчезла из виду, хотя ее громкие радостные крики были слышны еще долго. Джуне показалось, что она видит тень сожаления, омрачившую кожу Укатонена.

– В чем дело, эн? – спросила она.

– Ни в чем, – ответил он; его слова были обведены желтой каемкой раздражения. – Долгая дорога. Пора отдохнуть.

Они шли по вершинам деревьев под проливным дождем. Обширные пространства низин уже были затоплены. Вблизи реки даже нижние ветви деревьев ушли в воду. Идти приходилось осторожно. Ветви на кронах были покрыты массой кусающихся насекомых; встречались и ядовитые змеи, которые забрались наверх, спасаясь от поднимающихся вод.

– Скоро они уйдут к берегу, – сказал Укатонен. – Хорошо, что мы добрались сюда вовремя.

Часом позже треск ветвей возвестил о возвращении Анито.

– Я говорила с Хинато. Она известит деревню, что мы на подходе. Если поспешим, то будем там завтра вечером.

Укатонен улыбнулся готовности Анито мчаться дальше хоть тотчас.

– Мы постараемся. А ты иди, если хочешь, впереди нас.

Слова благодарности блеснули на коже Анито, когда она сломя голову помчалась в направлении Нармолома.

Укатонен взвалил мешок на плечи.

– Пошли, – сказал он, и они двинулись по следам Анито. Так и шли до темноты. Съели простой ужин из фруктов, сушеного мяса, меда и морских водорослей, а также соленой зелени. Укатонен выделил тинке порцию побольше. Тот глотал пищу, будто умирал с голода, несмотря на обильные обед и завтрак, а также куски, перехваченные на остановках для отдыха в пути.

– Можно подумать, он не ел несколько дней.

– Он выздоравливает и готовится стать бейми. И то и другое – важные причины, чтобы есть как следует, – сказал Укатонен.

– А как становятся бейми, эн!

– Обычно старейшина сливается с тинкой, чтобы преобразовать его, но ты не сумеешь этого сделать. Я произведу трансформацию за тебя.

– Спасибо, эй.

Энкар опустил глаза, потом посмотрел на Джуну.

– Я стану ситиком этого тинки, когда ты уйдешь. Так что это будет правильно, что я произведу превращение тинки.

– Я надеюсь… – Джуна начала говорить, но остановилась.

– Что? – спросил Укатонен.

– Мне так жаль, что я принесла вам столько забот. Будь я тенду, я не вернулась бы спасать жизнь тинки. Тогда я бы принесла вам меньше беспокойства.

– Жить трудно, смерть – легка, – ответил Укатонен. – Тинка смел и решителен. Если б ты была тенду, трудностей было бы меньше.

– А заботы о тинке, когда я уйду, эн, не станут для тебя тяжелой ношей?

– Очень легкой. Энкары иногда берут бейми. Этот тинка украсит мое одиночество, когда ты уйдешь. И за это я благодарю тебя.

– В чем дело, энкар? Что сделал ты, что заставляет тебя жить отдельно от всех тенду?

– Мы ходим от деревни к деревне и помогаем решать трудные вопросы, которые деревенские сами решить не умеют. Иногда, чтобы решить трудный вопрос, нужен чужой человек. Поэтому энкары не принадлежат ни к каким деревням. Мы всегда одни. – Энкар вонзил взгляд в бархатную тьму джунглей. Постоянный шорох дождя по листве звучал сейчас особенно громко. – Уже поздно. Мы сегодня прошли большой путь. Время спать, – сказал Укатонен. – Завтра выходим рано.

Этим тема была закрыта. Джуна пошла и легла возле тинки, зарывшись в свежую листву. Некоторое время она вслушивалась в звуки ночных джунглей. А потом тяжесть прошедшего дня опустилась на нее, и Джуна уснула. Укатонен разбудил ее до рассвета. Они съели скудный, наскоро приготовленный завтрак и вышли в путь, когда первые робкие пальцы рассвета еще только начали тянуться к земле сквозь густой и мокрый утренний туман. Когда они приблизились к деревне, Джуна начала замечать приметы более высокой степени антропогенного давления на природу в этой части леса: сучья деревьев отполированы касаниями рук и ног многих поколений аборигенов; объедены древесные папоротники. Месяца два назад она бы ничего этого не углядела. Ей эти места показались бы такими же, как весь остальной лес.

Несколько старейшин вышли, чтобы приветствовать путников, и проводили их до деревни-дерева. Когда они добрались до деревни, их встретили восторженные крики, Укатонена и Джуну украсили гирляндами из цветов и зелени. Даже на тинку надели гирлянду. Их умыли, а потом повели на торжественный пир, устроенный на огромной чашеобразной развилке дерева. Кожа Анито переливалась всеми красками, когда она слушала рассказы о всяких деревенских событиях. Она была счастлива, что снова находится среди своих.