Текст книги "Цвет дали"

Когда Анито кончила, зрители долго сидели, застыв в молчании. Она с трудом сглотнула, боясь, что оскорбила их. Но когда аудитория взорвалась цветами восторженного одобрения, Анито наклонила голову и закрыла глаза, почувствовав облегчение, которое она не осмеливалась высказать на своей коже. Когда она сошла с ораторского холма, к ней подошел Наратонен.

– Это было великолепно, – сказал он. – Люди сегодня вечером будут говорить о твоем кворбирри допоздна.

– Спасибо, эн. Ты был моим учителем.

– Ученик делает честь учителю, когда превосходит его, – сказал Наратонен, цитируя древнюю пословицу. – Со времени нашего спора с Укатоненом и Иирин насчет знаний, почерпнутых у людей, я старался найти способ выразить это в кворбирри. А ты сделала это за меня.

Укатонен протянул ей пакет с пюре из омкины и фляжку фруктового сока.

– Времени мало. Поешь и попей. Тебе нужно восстановить силы.

Она проглотила еду, запив ее соком и полной фляжкой воды, как раз к той минуте, когда Фигатонен вышла на холм и объявила тему следующего кворбирри.

Укатонен сжал ее плечо.

– У тебя получилось прекрасно, – сказал он и вернулся на свое место в первом ряду.

Остаток вечера прошел в тумане напряжения. Сначала было групповое кворбирри, потом Анито пришлось обыгрывать смысл еще нескольких кворбирри.

– Спасибо, кандидат. На сегодня все, – объявил Фигатонен.

Анито потребовалось какое-то время, чтобы понять – испытания окончены. Ее колени дрожали, ноги подгибались. Кожа казалась туго натянутой и безмерно усталой. Иирин и Укатонен подбежали, чтобы помочь. Она рвалась к ним – какое наслаждение упасть в их объятия, и пусть они несут ее домой. Но она ведь собирается стать энкаром! И не может позволить, чтобы другие энкары увидели ее такой измученной. Она собрала всю волю, выпрямилась и пошла из круга энкаров, не прибегнув ни к чьей помощи. А потом ей еще удалось заставить свои ноющие мышцы проделать долгий и трудный путь наверх в дупло дерева.

Когда же они достигли своей комнаты, ноги Анито подогнулись сами собой – дрожащие и ватные. Иирин подхватила ее своими короткими сильными руками и посадила на постель. Пока Иирин взбивала подстилку из листьев, Анито вспоминала, как терпеливо ухаживало за ней это новое существо, когда Анито поправлялась после веррана. За последние четыре года они вместе пережили многое. Она протянула руку и ласково погладила руку Иирин, одновременно промерцав слова благодарности.

– История отшельника Хассы была потрясающей, – сказала Иирин, взяв ее руку в свои. – Я так рада, что успела ее записать! Она о многом расскажет моему народу, да и твоему – тоже. – Иирин провела ладонями по рукам Анито, пока их шпоры не оказались на одной линии для аллу-а, а кожа Иирин не стала пурпурной – знак вопроса.

Анито промерцала «да», и они слились. Анито чувствовала, как в ее тело вливается сила инопланетного существа и ее мягкое нежное эго, такое отличное от это тенду, но столь же доброе и приятное в слиянии. Анито чувствовала, как ее собственное чувство благодарности поднимается в ней и обнимает Иирин, а в ответ ей вздымается хорошо знакомая волна человеческой симпатии и признательности.

Иирин мягко вышла из контакта, ласково похлопала Анито по руке и принялась укрывать ее листвой. Анито поглубже зарылась в теплую подстилку и скоро уснула.

Анито вместе с Нинто стояла, ожидая, когда же выйдут судьи и объявят, какие кандидаты прошли испытания. Десятидневный поход на рыбалку здорово укрепил их всех. Укатонен почти избавился от своего усталого, измученного вида, который он приобрел за время экзаменов. Моуки был счастлив, как молодой толстый оолоо, нежащийся на солнце, а уж если по правде, так и Иирин – тоже. Нинто начала постепенно набирать вес и уже не выглядела, как ходячий скелет.

Десять дней беззаботного ничегонеделания возле реки прекрасно повлияли и на настроение Анито. Ее уровень жизненной энергии заметно повысился, она уже не вспыхивала по малейшему поводу. Ей очень хотелось, чтобы результаты экзаменов были объявлены поскорее, и они могли вернуться к реке и снова ловить рыбу. Анито очень хотелось провести месяц-другой в таком блаженном отдыхе.

Толпа энкаров расступилась, пропуская Фигатонена и других судей на ораторский холм. Вслед за ними шли кандидаты и их рекомендатели. Моуки и Иирин протиснулись сквозь толпу, пока не оказались прямо за спиной Укатонена.

Когда все успокоились, Фигатонен поднял руку, показывая, что будет говорить. Собравшиеся энкары погасили разговоры, чтобы читать слова главного судьи.

– Следующие кандидаты прошли испытания: Хизатонен, Анитонен, Бикотонен, Гезатонен и Сузатонен. Джизато, Нинто и Ионито могут вернуться для повторных испытаний через год.

Анито не сразу поняла, что новый, более сложный знак означает перемену ее имени на Анитонен. Но первоначальная вспышка радости тут же погасла, когда до нее дошло, что Нинто не сдала своего экзамена. Она взглянула на свою тарину. Что же теперь будет?

Нинто положила свою мягкую руку ей на плечо.

– Мне очень жаль, Анито… я хочу сказать, Анитонен. Мне стыдно, что я не прошла.

– Ты пройдешь в следующий раз, – сказала Анитонен. – Я в этом больше чем уверена.

– Что ж мы теперь будем делать? – спросила Нинто Укатонена.

– Не знаю. Сначала мне надо поговорить с Фигатоненом и другими и узнать, над чем тебе надо поработать, чтобы пройти на следующий год. Ну а уж потом будем беспокоиться о том, что делать дальше.

Они просидели в своей комнате, вяло занимаясь починкой рыболовных снастей и без всякого удовольствия пообедав, пока наконец не вернулся Укатонен. Выглядел он усталым и разбитым.

– Что случилось? – спросила Анитонен.

– Что ж, они хотят, чтобы Нинто сменила рекомендателя. Наратонен предложил себя. Я думаю, это хороший выбор. Судьи сказали, что Нинто нуждается в дополнительной работе в искусстве кворбирри. Можно сказать, что Нинто не хватило очень немногого, чтобы пройти экзамены, и на будущий год у нее не будет никаких проблем. Но есть и еще одно, – продолжал он, обращаясь непосредственно к Нинто. – Судьи считают важным разлучить тебя с Анитонен.

– Что? Почему? – воскликнули они обе в один голос.

– Они считают, что вы слишком близки.

– Почему? – включилась и Иирин.

– Потому, что Анитонен теперь энкар. От нее требуется пребывание в одиночестве, чтобы избежать образования уз, которые могли бы подорвать ее способность принимать непредвзятые решения.

– Но вы же не одиноки! Мы жили на стоянках, где было много энкаров.

– Это только стоянки, это не деревни, Иирин. Мы энкары. От нас ждут, чтобы мы не имели эмоциональных связей ни с людьми, ни с определенными местами. Нинто и Анитонен не только из одной деревни, они еще и тарины. Это очень прочные связи, и если они обе станут энкарами, эти связи должны быть обрублены. Вот почему так мало деревенских хотят стать энкарами. У нас нет ни близких, ни постоянного места жительства. От нас ожидают, что мы всегда стоим особняком, даже тогда, когда мы находимся среди других людей.

– Когда мы уходим? – спросила Анитонен.

– Мы остаемся здесь. Эта стоянка энкаров – самая близкая к Лайнану. Нинто, тебе следует поговорить с Наратоненом о том, куда и когда вы оба уходите.

– И ты ничего не можешь сделать? – спросила Иирин.

Раздраженная настойчивостью Иирин, Анитонен отвернулась. Нет, разумеется, Укатонен ничего сделать не может. Она теперь энкар и не должна иметь никаких эмоциональных уз. Надо полагать, их разлука с Нинто неизбежна.

Нинто дотронулась до ее плеча, и Анитонен подняла на нее глаза.

– Они могут разлучить нас и разослать в разные концы мира, – сказала Нинто, гладя голову и шпоры Анитонен, – но никогда не смогут разделить в главном. Мы всегда будем вместе, где бы ни были наши тела. Ты моя тарина. Нас соединяют наш ситик и наша память, не важно, где мы находимся сами.

– Когда ты пройдешь экзамены и мы обе будем энкарами, мы сможем больше времени проводить вместе, – ответила Анитонен.

Нинто ответила сдержанным согласием.

– Надеюсь, что так оно и будет.

Тут вошел Наратонен и сказал, обращаясь к Нинто:

– Хочешь, чтобы я был твоим поручителем?

– Да, хочу, – ответила Нинто строго официальными символами.

– Тогда мы уйдем завтра рано утром.

– Хорошо, эн. Я буду готова.

– Ладно, – сказал он деловито. Потом посмотрел на Анитонен, чья кожа приобрела цвет облака, до краев наполненного дождем. – Я оставляю тебя, чтобы ты собрала вещи и попрощалась с друзьями, – продолжал он, пользуясь мягкими, нежными рисунками символов.

– Спасибо, эн, – ответила Нинто.

Анитонен отвернулась – печаль и гнев кипели в ней, скрытые под поверхностью кожи. Она теряла свою последнюю связь с былой жизнью. Скоро у нее не останется ничего, кроме воспоминаний.

Нинто дотронулась до ее щеки. Анитонен взглянула на свою тарану. Нинто протянула ей руки для слияния. Анитонен кивнула, и тарины сели друг против друга, сцепив пальцы, и слились.

Это было одно из самых сильных слияний, испытанных Анито за всю жизнь. Они слились так глубоко и так полно, как это только возможно. Им потребовалось много времени для того, чтобы расстаться и снова стать отдельными личностями, но вполне возможно, что разъединение не было полным. Эго Нинто оставило след в Анито, подобно запаху душистого цветка. Была уже ночь, когда они вышли из контакта. Укатонен сидел в углу притененной комнаты.

– Как вы? – спросил он.

– Отлично, – ответили они обе. – Нам хорошо.

– Дайте-ка я проверю. – Он взял их обеих за руки и на момент слился с ними. – Да, с вами все в порядке. Как ни странно, но все и в самом деле хорошо. Я собрал твои вещи, Нинто. Иди спать. Уже поздно.

Когда Анито утром проснулась, Нинто уже не было – ее увел Наратонен.

– Нинто хотела, чтобы ваше слияние прошлой ночью было прощальным, – сказал Укатонен.

– А я не чувствую, что она ушла. Она тут, – ответила Анитонен, прижав руку к груди.

– С течением времени это пройдет.

– Может быть, но сейчас она тут, и этого достаточно.

26

– На сегодня достаточно, класс, – сказала Джуна ученикам на стандартном языке.

– Спасибо, учитель, – ответили те, готовясь разойтись по своим делам или просто отдохнуть. Учить тенду было трудной задачей, и вряд ли можно было ожидать, что она станет легче с течением времени. Она могла дать им голые факты. Но никто из учеников не обладал нужным опытом или контекстом, в который можно было эти факты уложить. Выше определенного уровня сложности для учеников все являлось просто абракадаброй. И все же она продолжала учить их, пичкая сведениями и надеясь, что кое-что может им пригодиться, когда они получше узнают людей. Это была тяжелая, неблагодарная работа, и Джуна очень обрадовалась, узнав, что через два дня они уходят в Лайнан. За прошедшие четыре года жители Лайнана стали ее друзьями. И она с удовольствием предвкушала встречу с ними.

К тому же Лайнан был тем местом, где она чувствовала сильнее всего близость Земли. Джуна на мгновение зажмурилась, стараясь припомнить запах свежевыглаженных простынь. Она ощущала почти сексуальную потребность в простых предметах человеческого уюта – в ванне, в горячей воде, в постели с чистыми и сухими простынями. Мысль о разговоре с человеком, о прикосновении теплой руки вызывала у Джуны слезы, которые больно жгли внутреннюю поверхность ее век. Известие о скором путешествии в Лайнан напомнило ей о всех тех вещах, о которых она старалась не вспоминать тут – на стоянке энкаров. Только забвение давало ей силы жить, не сходя с ума.

Джуна почувствовала, как кто-то коснулся ее руки. Это был Моуки. Что будет с ним, когда ее люди вернутся на планету? Этот вопрос принимал все более пугающие масштабы, по мере того как время прибытия землян приближалось. В течение тех двух месяцев, что прошли после окончания экзаменов на звание энкара, Джуна старалась вести себя так, чтобы Моуки и Укатонен проводили вместе как можно больше времени. Может быть, если узы между ними окрепнут, ее отлет не разобьет сердце Моуки?

Джуна взяла Моуки за руку. Он знал, что она снова думает о своих людях. Это Джуна прочла на его коже. Она отвернулась, пытаясь подавить в себе острое чувство вины. Но не может же она перестать тосковать о существах, принадлежащих к ее собственному виду! Это так же естественно, как естественна неотвязная нужда Моуки в общении со своим ситиком.

Он протянул руки шпорами вверх. Они слились. Джуна ощутила страх Моуки – острый, терзающий страх, он – ее тоску по таким же людям, как она сама. И ничто из того, что он умел, не могло утолить эту тоску; разве чуть-чуть. А она ответила на его страх всей любовью, которую испытывала к нему, но это не могло уменьшить его тревогу за то, что должно было произойти с ним в самом близком будущем. Слияние помогло установить неустойчивое равновесие, но до нужной им обоим гармонии было очень далеко.

Когда они подошли к дереву-деревне Лайнан, шел сильный дождь. Джуна натерла плечи, и они болели, несмотря на подложенные под лямки заплечного мешка подушечки из влажного мха. Она мечтала об одном – как сбросит его на пол в сухой и теплой комнате. Лалито вышла из дупла, как только они стали спускаться к чашеобразной развилке ветвей колоссального ствола дерева на.

– Вы быстро прибыли. Я ведь послала весть о появлении новых существ только вчера. Они пришли два дня назад. Остановились на большом плавающем острове в некотором удалении от берега.

– Они прилетели рано. Я ждала их только через год, – сказала Джуна. В ней бурлила невообразимая смесь взаимоисключающих эмоций. Ей хотелось бросить мешок и мчаться по деревьям туда – на встречу со своими людьми, но одновременно она жаждала схватить на руки Моуки, бежать с ним в горы и прятаться там до тех пор, пока земляне не уберутся отсюда. Джуна вспомнила о своей нечеловеческой коже, о голом черепе, об измененном теле, и ей вдруг стало страшно. Что подумают люди, когда увидят ее такой? И еще важнее – что ей сделать, чтобы установить гармонию между своим народом и народом тенду? Она так беспокоилась о Моуки, о завершении своих докладов и полевого дневника, что даже не думала о том, что же она будет делать, когда люди вернутся! А теперь она не готова к этому! Ах, если б еще хоть немножко времени!

Моуки тронул ее за руку. Она наклонилась, чтобы обнять его, и незваные слезы тут же выступили у нее на глазах. Она так долго ждала этого дня. А теперь ей хотелось стрелку часов повернуть вспять. Она не была готова. И Моуки – тоже.

– Нам надо отдохнуть и поговорить, прежде чем отправляться на встречу с новыми существами, – сказал Укатонен.

Их провели в свободную гостевую комнату. Джуна со вздохом облегчения сняла с себя ношу и села. Моуки занялся распаковкой груза и командовал тинками, которые вошли с охапками листьев для постелей и с корзинами еды. Он явно старался утопить свое горе в работе. Да, время предстоит трудное! Джуна встала и дотронулась до плеча своего бейми. Они автоматически слились. Оба эго соединились. Джуну затопили страх и тоска Моуки, а его – тоска Джуны и чувство вины перед ним. Их долго носило по океану боли, наполнявшей каждого, пока наконец они не вышли из контакта.

– Ох, Моуки, я…

– Не существует ничего, что могло бы изменить то, что уже произошло, – отозвался он печально. – Все было предопределено в то мгновение, когда ты решила спасти мою жизнь.

– Неужели же мне надо было бросить тебя умирать?

Моуки отвернулся.

– Нет. Да. Я… я не знаю.

Укатонен притронулся к плечам обоих.

– Нет смысла терзаться мыслями о том, правильны или неправильны были ваши решения. Вам обоим все равно предстоит жить с последствиями вашего выбора. У нас сейчас нет времени для сожалений и раздумий о прошлом. Твои люди здесь. Что нам делать?

– Пойдем и встретимся с ними. Будем говорить о тенду.

– Нам следует обсудить ущерб, нанесенный ими в прошлое пребывание в этих местах, – напомнила Анитонен.

Джуна кивнула и высветила сигнал согласия.

– Тогда нам следует взять с собой Лалито.

– Да. Но уже поздно. Мы устали. Лучше подождать до завтра, – предложил Укатонен.

– Да, пожалуй, так будет лучше. – Джуна чувствовала странное облегчение от того, что встреча с экспедицией отложена.

Укатонен погладил ее по колену.

– Мне неприятно, что я заставляю тебя ждать. Я же знаю, как ты стремишься увидеться со своим народом.

Джуна улыбнулась.

– Все в порядке, эк. Я хочу провести еще одну ночь с друзьями до того, когда придется вернуться к моему народу.

Это была тихая ночь, полная воспоминаний и смеха, перемешанного с печалью. Все четверо сливались, разделяя грусть друг друга. Укатонен и Анитонен вышли из контакта раньше, оставив Иирин наедине с Моуки, чья тоска была немного смягчена нежным спокойствием этой ночи. Наконец они достигли эмоционального равновесия и купались в слиянии, наслаждаясь разделенной гармонией.

База экспедиции стояла на якоре – огромная и такая чуждая этой маленькой тихой бухте. Это был большой плоский квадрат цвета тела осиротевшего бейми, накрытый прозрачным куполом. Джуна почувствовала боль в сердце, увидев этот совершенно случайно выбранный цвет корабля. Надо надеяться, что это не предзнаменование будущих бед.

Анитонен дотронулась до ее руки.

– Смотри, там ходят новые существа.

Джуна кивнула. На палубе работали несколько человек. Один из них, одетый в не полностью застегнутый скафандр высшей защиты, стоял на смотровой палубе, держа в руках что-то вроде бинокля. Ей, конечно, сначала следовало бы обратиться к ним по радио. Но радиомаяк находился на другой стороне залива, а Джуне хотелось поскорее покончить с этим делом.

– Я выйду на пляж и дам им знать, что я здесь. – Джуна тронула Моуки за руку. Их глаза встретились. – Я вернусь, – пообещала она.

Джуна спустилась с дерева и пошла по тропинке к краю утеса. Она встала там, где ее наверняка можно было видеть с базы, окрасилась в ярко-желтый и оранжевый цвета и подняла руки над головой. Зрелище, должно быть, с точки зрения тенду, наблюдавших с деревьев, было странноватое, но оно должно было обязательно привлечь внимание людей. И в самом деле, вахтенный взглянул в ее направлении, вздрогнул и приложил бинокль к глазам. Стекла бинокля поймали луч солнца и отбросили яркий «зайчик» прямо в глаза Джуне. Она снова замахала руками, а затем пошла извилистой тропой к пляжу. На смотровой палубе собралась уже целая толпа, тыкающая пальцами в ее сторону.

Джуна вышла на пляж и стала ждать, когда на базе спустят лодку. В нее сели два человека в защитных скафандрах. Они пристали к берегу метрах в ста пятидесяти от Джуны. Один из них вылез из врезавшейся в песок шлюпки, неся в руке компьютер, имевший вид белого гладкого шара. Люди из Комитета по связям с инопланетянами теоретически обосновали взгляд, будто такая форма кажется при контакте наименее угрожающей, так как не имеет острых углов.

Джуна хихикнула. Укатонен на прошлой неделе использовал камень именно такого размера и такой формы, чтобы проломить череп тиакану. Люди из КСИ хотели как лучше, но вот что получается, когда теория не проверена практикой.

Джуна кинула взгляд на деревья, чтобы убедиться, хорошо ли видно тенду все происходящее на берегу, и окрасилась в синий цвет, чтобы окончательно их успокоить. Человек тяжело топал по песку в своем мешковатом белом скафандре. Джуна опять улыбнулась, вспомнив тысячи часов, проведенных внутри этой дьявольской оболочки.

Он остановился в десяти метрах от Джуны, медленно положил компьютер на песок и встал, расставив руки в стороны и держа пальцы растопыренными.

Джуна сразу узнала эту позу и с трудом удержалась от смеха. Это была часть стандартного протокола КСИ, которому ее тоже обучали в экспедиции. Мужчина не узнавал Джуну. Она окинула себя взглядом, увидела удлиненные кисти рук и ступни, безволосую чужую кожу, скрывающую соски и пупок, и замерцала голубыми и синими тонами – беззвучный аналог хохота.

«Наверняка не узнала бы себя, окажись передо мной зеркало», – подумала она.

Человек стоял перед ней все в той же дурацкой позе наименьшей угрозы, похожий на большого грузного пингвина. Это уж было чересчур даже для нее. Она, будто колеблясь, сделала шаг вперед, рассматривая человека в защитном скафандре, как некое никогда не виданное чудо. В трех метрах от него она остановилась и села на песок. Сквозь пластиковое прозрачное забрало она видела его лицо в обрамлении всякого рода датчиков. Оно показалось ей знакомым, но имени этого человека она не знала.

Он разровнял песок перед собой, сел и выложил на песок сверкающий золотой шарик. Джуна покрылась рябью улыбки. Что подумали бы тенду об этой штуке, имевшей форму яйца ящерицы и цвет, как у тенду в момент нереста?

Джуна пододвинулась еще ближе, взяла шарик и разыграла целую сцену. Она рассматривала его, обнюхивала, трясла, чтобы узнать, нет ли чего внутри, терла о свою кожу и даже пыталась откусить кусочек. Затем положила его перед собой на песок.

– Я думаю, правильная редакция фразы будет «Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь?»[2]2
  Вопрос, с которым обратился Стэнли к Ливингстону, когда обнаружил его в дебрях Африки.


[Закрыть], – прокаркала она своим хриплым и грубым от долгого неупотребления голосом. – Я Джуна Саари. Что касается настоящих тенду, то они вон там – на деревьях, любуются вами.

– Мать твою! – воскликнул мужчина, отступая назад. Даже через прозрачное забрало было видно, насколько он ошеломлен. Последнее обстоятельство очень порадовало Джуну.

– Ну, такой ответ, кажется, не вошел ни в одну историческую книгу, – сказала Джуна.

– Извините меня, – произнес мужчина, приходя в себя. – Я – доктор Дэниел Бремен, научный руководитель экспедиции на «Юнити Дау Мару». Очень рад с вами познакомиться.

– Неудивительно, что ваше лицо показалось мне знакомым! Я же видела ваши передачи по трехмерному телевидению.

– Рад, что они вам понравились. Всегда приятно встретить поклонника в забытых Господом Богом местах.

Если говорить откровенно, то Джуне его передачи совсем не нравились. Они были поверхностны, упрощенно толковали весьма сложные проблемы, а взгляды противников просто игнорировали. Но сообщать ему об этом она, разумеется, не собиралась. Ей с ним предстоит работать, наводить мосты между людьми и тенду. Однако любопытно все-таки, как эта телевизионная звезда пробилась к научному руководству экспедицией?

– До того, как я сделал сериал «Вселенная» для общеобразовательной сети, я был главой исследовательского отдела в Департаменте Контакта с инопланетянами при УКЛА, – сказал он, как бы предвосхищая ее вопрос. – Исследовательское управление сочло, что мой статус «телевизионной звезды» поможет сделать освещение этого полета более доступным для широкой общественности.

В сказанном был смысл. Исследовательскому управлению хронически не хватало средств. Им понадобился кто-то, кто сможет выжать из этого исторического события все, что можно.

– Я не ожидала, что экспедиция так быстро доберется сюда, – заметила Джуна.

– Тенду – грандиозное открытие. Они, можно сказать, обладают сказочной кладовой экологических сокровищ. Некоторые из здешних белковых веществ и сложных органических молекул открывают нам новые горизонты в медицинских и химических исследованиях. Уже сейчас мы получили два мощных антибиотика, весьма эффективных для борьбы со считавшимися неизлечимыми болезнями, а также новое обезболивающее, которое эффективнее морфия, но не вызывает привыкания. И все это из материалов, привезенных первой экспедицией. Ну а кроме того – вы сами.

– Я? – воскликнула Джуна, сразу насторожившись.

– Вы единственный человек в мире, который выдержал длительное пребывание на планете с чужой органической жизнью. Если мы узнаем, как вам это удалось, то, может, откроем дорогу к колонизации новых миров. Лучшие медики дерутся за право обследовать вас и изучать.

– В это я могу поверить, – сухо отозвалась Джуна. Она ужаснулась перспективе стать объектом медицинских исследований.

– После того как мы вступим в контакт с туземцами, мы вернемся на базу для вашего доклада опроса. Если б знал, что встречу на берегу вас, то привел бы сюда всю аналитическую группу. Но думаю, они сейчас с нетерпением ждут вас на борту. Им не терпится поговорить с вами.

Джуна удивилась, почему аналитическая группа в любом случае не явилась вместе с Бременом. Неужели он так охотно пользуется привилегиями своего положения? Если так и есть, то она все равно рада, что он тут один. Сейчас она совершенно не готова к интенсивному допросу.

– А нельзя ли мне до опроса сначала поесть и принять горячую ванну? Уже четыре с половиной года, как я не видела ни человеческой еды, ни ванны.

– Я поговорю с командиром базы и попрошу приготовить все, что вы хотите. Но сначала не могли бы вы показать мне инопланетян? – спросил он с любопытством.

– Конечно, доктор Бремен. Вот сюда, пожалуйста.

Прохладный сумрак джунглей казался особенно приятным после долгого сидения на ярком солнце.

– Подождите тут. Я пойду и позову тенду, – сказала Джуна и, повернувшись, стала взбираться на дерево. Бремен в удивлении смотрел ей вслед. Укатонен, Анитонен и Лалито встретили ее на среднем ярусе леса. Моуки нерешительно шел за ними, его кожа была серой от горя.

– Ну? – спросила Анитонен.

– Они послали только одного человека. Его зовут доктор Бремен. Он хочет познакомиться с вами. Затем мне придется отправиться с ним на тот большой плот, чтобы поговорить с другими людьми.

Они спустились к дереву, возле которого их ждал Бремен.

– Вы лазаете по деревьям как обезьяна, доктор Саари, – сказал он.

– Последние четыре года я живу на деревьях. Так что практики у меня хватало. Это Укатонен и Анитонен. Оба энкары. Вы читали о них в моих докладах, я полагаю.

Доктор Бремен кивнул.

– Это Лалито – главная старейшина деревни Лайнан.

Доктор Бремен нахмурился.

– Да, я читал о том, как плохо она относилась к вам, когда вы оказались в ее деревне.

– Это было давно, – успокоила его Джуна. – С тех пор мои отношения с деревней значительно улучшились.

– Пожалуйста, переведите им, – сказал Бремен. – Я принес пожелания мира от всего человечества вашему народу. Я надеюсь, наши народы будут совместно расти и процветать. Благодарим вас также за заботу о докторе Саари.

Джуна перевела эти слова на язык кожи тенду. Она сделала символы такими крупными и яркими, чтобы любой из находившихся в укрытии туземцев, наблюдавших за переговорами, мог прочесть то, что она говорила.

Анитонен выступила вперед и совсем по-человечески пожала Бремену руку.

– Приветствуем вас, доктор Бремен, – написала она на стандартном языке. – Мы ожидаем переговоров с вашими людьми.

Брови Бремена под шлемом полезли на лоб.

– И Анитонен, и Укатонен довольно свободно владеют письменным стандартным языком, – пояснила Джуна. – Я думаю, во время наших переговоров это пригодится.

Моуки проскользнул между двумя энкарами и обвил руками ее бедра. Джуне показалось, что на лице Бремена отразилось что-то вроде шока, но это выражение быстро исчезло.

– А это Моуки, мой бейми, – написала она на стандартном языке. – Он тоже понимает письменный стандартный.

– Ваш приемный ребенок? – сказал Бремен, тщательно стараясь ничего не выразить на своем лице.

– Да, – сказала Джуна. – Я спасла ему жизнь.

– Я знаю это из вашего дневника. В высшей степени трогательно. Хотя и полностью противоречит Протоколу Контакта.

Джуна пожала плечами.

– Уверена, что Моуки будет очень важным звеном в переговорах. Он уже сейчас лучше всех других тенду говорит на стандартном языке.

Укатонен коснулся ее плеча.

– Нам следует назначить точное время начала переговоров, – сказал он на языке тенду. – Лайнан уже давно ожидает компенсации. Они ведь вошли в большие долги другим деревням, которые помогали им исправить вред, нанесенный твоим народом.

– Может, мы сумеем сделать это завтра. Тогда я смогу сегодня встретиться с другими людьми и поговорить с ними, – ответила Джуна на языке кожи.

– О чем вы говорите? – спросил Бремен. – Я понимаю язык тенду очень плохо.

– Укатонен хочет назначить время переговоров о компенсации Лайнану за ущерб, нанесенный их лесу. Я предложила начать предварительные переговоры завтра. Это даст мне время для доклада.

Бремен радировал на корабль и получил согласие на предварительные переговоры.

– Отлично. В какое время?

Договорились встретиться на утесе ровно в полдень. Наступило время прощания.

Моуки смотрел на Джуну с мольбой. Она обняла его.

– Увидимся завтра, – успокаивала она бейми. – Иди с Укатоненом и будь хорошим.

Моуки кивнул и протянул руки для аллу-а. Джуна, сердце которой разрывалось, взглянула на доктора Бремена. Она была уверена, что многие из работников экспедиции считают ее «отуземившейся». Слияние с Моуки только утвердит их в этом мнении.

Джуна села на корточки рядом с Моуки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Моуки, сейчас не время для аллу-а. Я постараюсь слиться с тобой завтра вечером. А пока войди в слияние с Укатоненом. Он ведь будет твоим ситиком, когда я уеду. Тебе следует начать привыкать к этому уже сейчас.

Моуки покачал головой и высветил символ отрицания.

– Нет! Ты мой ситик, – настаивал он.

– Ох, Моуки, – Джуна прижалась лбом к его лбу и вздохнула. – Мы же давно знали, что этот день когда-нибудь наступит. Мне ужасно жаль, но иначе ведь и быть не могло. – Она потрепала его по плечу и встала. Ее кожа стала темно-серой от печали и сердечной муки.

Она взглянула на Укатонена. Он положил руку на плечо Моуки.

– Время идти, – сказал он мягко.

– Было приятно встретиться, доктор Бремен, – сказал Укатонен на стандартном языке.

Моуки неохотно последовал за Укатоненом. Он бросил Джуне долгий умоляющий взгляд, а затем скрылся в гуще ветвей вместе с энкаром. Джуна долго смотрела вслед тенду, ей страшно хотелось кинуться за ними… но ведь должен же кто-то наводить мосты через пропасть, разделяющую тенду и людей. И тут она вдруг поняла, что значит быть энкаром, который стоит особняком от всех. Да, все будет очень не просто!

Джуна взглянула на доктора Бремена. Он ответил ей удивленным взглядом. Она вытерла слезы и без всякого основания разозлилась на него за черствость и непонимание.

– Пошли, – бросила она и повела его к берегу.

– Доктор Саари, камбуз хочет узнать, какой завтрак вы предпочитаете. Да, и шеф-повар говорит, что у нас есть два ящика «шато ad astra»[3]3
  к звездам (лат.)


[Закрыть].

Джуна от неожиданности споткнулась. Это вино ее отца. Они каким-то образом достали вино с виноградников ее отца.

– А нет ли у него бутылки «24 шардоне»?

– Она говорит, что есть шесть бутылок в одном из ящиков.

От счастья сердце Джуны затрепетало, как крылья взлетевшей морской птицы. Весь урожай «24 шардоне» составил 25 ящиков, он был разлит в бутылки в азотной атмосфере, выдержан до совершенства и заложен в специальный погреб, предназначенный лишь для семейного потребления. Каким-то образом отец доставил на борт два ящика из своих личных запасов.