Текст книги "Цвет дали"

15

– Время начинать превращение тинки, – объявил Укатонен вечером следующего дня.

Анито удивилась, уши насторожились. Она никак не думала, что обряд превращения в бейми произойдет так скоро.

Тинка уши растопырил, руки вытянул вперед, весь дрожит от волнения.

Укатонен протянул руку Иирин и вопросительно поднял уши.

– Иирин? – произнес он.

Иирин вспыхнула оранжевым, поняв, что от нее требуется.

– Ну пожалуйста, – молила она, – неужели это необходимо?

Укатонен кивнул.

– Ты изменила намерение насчет усыновления?

Тинка с тревогой наблюдал за Иирин. Анито подавила вспышку надежды. Может, новое существо пойдет на попятный? Это, конечно, будет для тинки трагедией, но вина все же ляжет на Иирин, которая спровоцировала его поведение.

Само усыновление все еще представлялось Анито ошибкой, но она не могла его отменить без поддержки всей деревни. Опротестовать решение энкара, который прибыл специально, чтобы избрать главного старейшину деревни, было вообще немыслимо; особенно с точки зрения тех старейшин, которые надеялись занять место вождя. Кроме того, подготовка к путешествию вниз по реке уже была в разгаре. У деревенских было своих дел по горло.

Анито колебалась и по другой причине. Если решение энкара по важному вопросу оказывалось ошибочным, он или она должны были расплатиться за это собственной жизнью. Если Анито доказала бы, что решение Укатонена неправильно, то ему надлежало покончить жизнь самоубийством. А кругом случилось уже столько смертей, что Анито ни за что не согласилась бы начать битву, которая могла бы кончиться гибелью Укатонена.

– Нет, – ответила Иирин, – я не собираюсь менять свое решение усыновить тинку, но я не хочу сливаться, если…

– Я понял, – сказал Укатонен. – Но разве ты не знаешь, что если ты берешь этого тинку в бейми, то тебе придется сливаться с ним?

– Да, – ответила Иирин, – но я не хочу сливаться, кроме тех случаев, когда это совершенно необходимо. Является ли это необходимым сейчас?

– Да, это необходимо. Ты согласна слиться?

– Да, эй.

– Тогда хорошо, – сказал он, протягивая руки. – Анито, ты присоединишься?

Анито высветила на коже согласие и соединилась с ними шпорами. В Иирин громко звучал голос страха подобно вибрациям туго натянутого каната, который кто-то неосторожно задел. Тинка жадно ухватился одной рукой за руку Укатонена, другой – за руку Иирин. Та подавила страх и тоже сжала руку тинки. Так они и соскользнули в глубину слияния. Укатонен старался облегчить тревогу Иирин. Когда она успокоилась, его эго вошло в тинку, обследуя все уголки этого еще не вполне созревшего организма. Анито отметила уже начавшийся процесс ухудшения состояния суставов, иммунной системы и ряда важных органов. Если бы тинка остался в Лайнане, он почти наверняка потерял бы место в деревне, проиграв его какому-нибудь более молодому конкуренту в течение ближайшего года.

Эго Укатонена обратилось к крошечным недоразвитым половым органам тинки, изучая их. Тинка оказался мужчиной, что опять-таки снижало его шансы в деревне, где еды мало сейчас и будет не хватать еще несколько лет. Неоплодотворенные яйца, отложенные бейми-самками, являются источником исключительно важных питательных веществ, необходимых для развития головастиков. В результате самки-тинки обладают преимуществами при отборе кандидатов в бейми. Ясно, что этому тинке оставалось только одно – поставить свою жизнь на кон в попытке упросить Иирин взять его к себе.

Укатонен продолжал изучать тело тинки. Излечивалось оно быстро. Укатонен занялся уже почти зажившими ранами, уничтожая ткани шрамов и вычищая последние кусочки тончайшей нитки, которой Иирин сшивала края ран. Впрочем, это была формальность – тинка не нуждался в особом врачевании. Его собственное тело было достаточно сильным, чтобы залечивать раны. Это был хороший признак.

Укатонен нащупал эго Иирин, соединил его с тинкой, связав их так, чтобы тело тинки приняло тело Иирин как тело ситика. Иирин поддалась этому, хотя Анито и ощутила, как шевельнулся подавленный страх нового существа. Анито ощутила и то, как эго тинки потянулось к Иирин, обволокло ее и успокоило, сливаясь с ее эго.

Пришла волна удовлетворения, говорившая, что Укатонен готов приступить к трансформации. Он влил в тинку сверкающий сладкий поток гормонов, запустивший механизм превращения. Этот поток излучал аромат жизни и надежды. Сильное чувство ностальгии охватило Анито. Она вспомнила, как проснулась после собственного превращения с ощущением этого незабываемого вкуса на губах. Ей показалось, что вот сейчас она откроет полузакрытые глаза и увидит заботливо склоняющегося над ней Илто.

Она вспомнила, как в ее мозгу вдруг впервые возникли настоящие мысли. Они были прозрачны и четки, совсем не похожи на туманные, испуганные воспоминания, оставшиеся со времени пребывания тинкой и уж совсем ничего общего не имеющие с невнятными ощущениями нейри. Сначала ей даже показалось, что это сам старейшина говорит с ней откуда-то из глубин ее головы, но потом ощутила собственные восторг, страх и удивление и поняла, что она-то и есть источник этого голоса.

Укатонен запустил механизм изменений, который заставит нейроны мозга воспроизводиться и делиться, который стимулирует рост этого маленького тельца. Он даст тинке и способность пользоваться языком кожи.

На этом Укатонен и остановился. На свет появился новый бейми, возникла частица будущего. Укатонен влил свою радость в процесс слияния, соединявший четырех участников превращения. Анито восприняла ее с восторгом, ее сомнения в правильности усыновления тинки были смыты мгновенной вспышкой счастья. Они поднимались куда-то ввысь, делясь друг с другом, обогащая друг друга восторженным ощущением бытия. Иирин была с ними, ее страх оказался начисто смыт всеобщей экзальтацией.

Затем Укатонен разорвал контакт. Иирин была так истощена испытанным слиянием, что вряд ли почувствовала, как ее уложили на охапку листьев. А затем и Анито, преисполненная чувства благодарности, скользнула на свое ложе и уснула.

Встав утром, Анито поела, напилась, умылась, а затем подошла к постели, на которой спал новый бейми. Она вонзила ему в руку шпору, чтобы посмотреть, как идут дела. Все было в норме. Если все пойдет и дальше так же, то через дня два его можно будет будить. Она оставила спящего и отправилась смотреть, что происходит снаружи. Там шел упорный сильный дождь, его струи водопадами стекали по стенкам дупла. Деревня кипела, все готовились к началу ежегодной миграции к берегу. Тинки и бейми бегали вверх и вниз по пандусам, перетаскивая корзины и сосуды в верхние склады и кладовые, где грядущее наводнение их не затронет.

Анито вышла к широкому пляжу, где жители деревни заканчивали подготовку к далекому и тяжелому путешествию к низовьям. Укатонен и Иирин помогали Нинто и ее бейми Бахе перевязывать веревками бревна плота. Со слабой рябью сожаления Анито приняла из рук Укатонена витую веревку. У нее накопилось множество долгов перед Нинто и другими жителями деревни, которые помогали собрать материал для этого плота, пока она совершала приятную прогулку в Лайнан. Если б не их помощь, ей пришлось бы остаться одной на весь сезон наводнений, и тогда бы она не смогла торговать там – в низовьях. А значит, у нее не было бы и товаров для обмена с горным народом в сухой сезон. А ей в эту поездку надо торговать особенно удачно и расплатиться с долгами прежде, чем Укатонен заберет ее с собой, чтобы сделать энкаром.

Времени оставалось мало. Через несколько дней этот пляж будет затоплен, а жители деревни начнут миграцию. Счастье еще, что у Иирин очень умелые руки и она соорудила приспособление, которое позволило им укрепить связки быстрее и лучше, чем это можно было сделать руками. С помощью Иирин плот был связан уже к вечеру. Это сэкономило Анито целый день, чтобы собрать товары, нужные для торговли.

Большая часть их состояла из запасов Илто плюс кое-что, сделанное ею самой или собранное во время их путешествия. Там было несколько клубков навощенной веревки, из которой она сплетет хорошие сети, пока они будут плыть к низовьям на плоту; несколько рыбьих ловушек, изготовленных из каменного дерева; целая коробка рыболовных крючков, вырезанных из кости. Запасы Илто содержали несколько больших сосудов с консервированными фруктами, две дюжины горшков меда из его деревьев на, и восемь фляжек пчелиного меду. Еще была водонепроницаемая корзина с сушеными травами и несколько связок хорошо просушенных стеблей тростника. В общем, не так уж мало; если торговать с умом, то хватит, чтобы расплатиться с долгами, которые накопились у Анито.

На следующий день Анито и ее помощники закончили укладку грузов на плоту. Когда это было сделано, все отправились смотреть на нового бейми. Его пятнистая кожа тинки теперь приобрела ровный светло-зеленый цвет. Спал он спокойно – дыхание ровное, глубокое. Укатонен соединился с ним.

– Готов к пробуждению, – объявил энкар, посветлев от радости.

– Пойду скажу деревенским, чтобы готовились. Мы сможем представить его на празднике отъезда сегодня же вечером, – предложила Нинто.

Укатонен дал согласие, и Нинто ушла. Иирин сидела в углу, забавляясь своим говорящим камнем. Укатонен задумчиво смотрел на бейми.

– Как мы будем его будить? – спросил он. – Иирин нуждается в нашей помощи, чтобы сделать все как надо.

– Не знаю, эй, – ответила Анито, сердясь, что Укатонен спрашивает ее об этом. В конце-то концов в эту ситуацию они попали из-за его решения. Он и должен сказать, как и что сделать. – Почему ты меня спрашиваешь? Я же никогда еще не будила бейми.

Укатонен поглядел на нее.

– Ты же собираешься стать энкаром, кене. Тебе предстоит отвечать на куда более трудные вопросы. Самое время подучиться немного.

Глаза Анито опустились. Печаль снова обрушилась на нее, когда она подумала об уходе из Нармолома и необходимости вести одинокую жизнь энкара.

– Да, эн, – сказала она. Анито очень хотела поинтересоваться, как долго он позволит ей быть в Нармоломе, но спрашивать не стала, боясь ответа.

На груди Укатонена появился раздвоенный знак раздражения.

– Ты теперь молодая старейшина, которая учится принимать важные решения. У меня есть серьезные причины спрашивать тебя о том, как и что надо делать. Это твоя деревня, ты знаешь местных людей лучше меня. Кроме того, дело касается и твоей атвы. Я снова спрашиваю тебя, кене, как мы будем будить этого бейми.

– Я думаю, – ответила Анито, – нам прежде всего следует спросить об этом Иирин. Это ее бейми. Она и должна принимать решения.

Укатонен согласился. Он застрекотал, чтобы привлечь внимание Иирин, а затем подозвал ее, предложив принять участие в разговоре.

Иирин страшно удивилась, когда ее спросили о том, как надо будить бейми.

– Не понимаю. Разве в этом есть что-то особенное?

Анито с трудом сдержала негодование по поводу невежества Иирин.

– Первое пробуждение бейми очень важно, – заговорил Укатонен. – Именно тогда вы находите друг друга. Это самое дорогое из наших воспоминаний. Равного этой минуте в мире нет.

– И как это делается?

– Бейми не проснется, пока ты с ним не сольешься. Это слияние исключительно важно. Во время него формируются узы между бейми и его ситиком. В этом слиянии они учатся узнавать друг друга. Созданные узы остаются неразрывными, пока ситик не умрет или не покинет деревню, – пояснил Укатонен.

– Но я не знаю, как это сделать! – воскликнула Иирин.

Укатонен протянул к ней руки шпорами вверх.

– Мы покажем тебе то, что ты должна знать.

Анито вложила одну руку в руку Укатонена так, чтобы шпоры оказались на одной линии. Затем протянула другую руку Иирин.

Иирин сначала заколебалась, а затем все же протянула руку, готовая к слиянию. Несмотря на этот жест, кровь Иирин просто закипала от ужаса. Анито удивилась – почему это Иирин так опасается показать, что боится. Они все равно почувствуют ее страх сразу же после начала слияния.

Иирин думала, что Укатонен немедленно примется за дело, но он выжидал, пока страхи Иирин не улягутся. Медленно, так медленно, что Анито даже не поняла, что происходит, Укатонен начал внушать Иирин спокойствие. Последняя же, судя по всему, о действиях Укатонена даже представления не имела.

Наконец Иирин погрузилась в глубокий транс. Укатонен стал выделять в ее организм новые химические соединения, которые должны были изменить ее настрой, стимулируя чувства гармонии, восторга и удивления. Вместе с настроением Иирин менялось и настроение Анито. Большую часть ощущений Анито Укатонен отфильтровывал из слияния, давая Иирин лишь свои мягкие толчки, побуждающие к изменению душевного настроя. Анито глубоко вздохнула, она постаралась открыть в себе источник спокойствия, который подавил бы ее собственный эмоциональный резонанс на действия Укатонена.

Подобное поведение было противно ее врожденным инстинктам. Гармония, возникающая при слиянии, основана на взаимодействии и постепенном срастании раздельно ощущаемых эмоций в некое единство, несравненно более глубокое, нежели каждый индивидуальный опыт. То, что делала сейчас Анито, было гораздо труднее. Надо было собрать все силы, чтобы контролировать свое поведение. Чувства Иирин приближались уже к экстазу. Медленно-медленно Укатонен снимал свой контроль, он позволял своим эмоциям растворяться в эмоциях Иирин. Анито старалась копировать действия Укатонена, мягко и осторожно вводя в слияние и свои эмоции, пока наконец вое трое не достигли эмоциональной общности.

Некоторое время они покоились в гармонии, давая Иирин время привыкнуть к новым ощущениям. Затем эго Укатонена как бы придвинуло эго Анито к Иирин. Он явно хотел, чтобы Анито что-то сделала. Тогда она придала слиянию легкий привкус недоумения. Укатонен ответил ей напоминанием о первом пробуждении. Анито поняла мысль Укатонена и позволила ему вести себя и Иирин к глубокой гармонии, предшествующей первому пробуждению. Странный аромат Иирин все резче ощущался аллу-а Анито. До нее дошел цвет присутствия Иирин, она почувствовала, как ее эго сливается с эго Иирин, и обнаружила, что воспринимает совершенно чуждые ей запахи, оттенки вкуса и чувства. Она поняла, что это странное существо сексуально находится в состоянии гона. Слияние возбудило Иирин. Анито инстинктивно скопировала сексуальную возбужденность Иирин и ощутила, как та отступает в страхе. Укатонен успел разорвать контакт прежде, чем ощущения пробуждения и страха успели соединиться.

Кожа Укатонена отливала металлическим блеском чистого золота, когда он вышел из контакта. Анито же ощущала какую-то непонятную эмоциональную незавершенность. Кожа нижней половины тела, особенно на ягодицах, чесалась и горела. Бросив взгляд вниз, она увидела, что ее ноги тоже отливают блеском золота. Это новое создание довело ее до состояния гона за много месяцев до времени его начала. Что касается Иирин, то ее кожа переливалась тонами от эротического золотого до оранжевого, выражающего крайнюю степень ужаса. Анито отвела глаза. Ей было стыдно, что она до такой степени потеряла над собой контроль.

Укатонен коснулся ее плеча. Она подняла на него глаза. Он протянул к ней руки шпорами вверх. От его близости у Анито кружилась голова. Она повернулась к нему спиной и ждала продолжения. Кожа сухая и горячая. Из горла вырвался брачный воркующий стон.

– Не сейчас, маленькая, – сказал Укатонен; знаки почти не читались на огненном сиянии кожи. – Сольемся. Я остановлю это.

Анито протянула руки. Вся ее кожа покрылась маленькими твердыми пупырышками. Прикосновение Укатонена в тот момент, когда он сжал ее запястья, вызвало столь острую реакцию, что еще один воркующий стон вырвался из ее горла. Затем они слились, и в ту же секунду волна прохлады омыла ее тело подобно воде горного ручья. Чувство незавершенной необходимости покинуло Анито столь же мгновенно, как и возникло, ее кожа стала опять гладкой; поводов для стонов как не бывало.

Укатонен прервал контакт. Анито открыла глаза и тут же окрасилась в лавандовый цвет, поняв, что течка внезапно кончилась. Она взглянула на Укатонена. Его кожа также приняла нормальный цвет. По ней бежала медленная рябь улыбки.

– Это было поразительно, – сказал энкар. – Что ты думаешь об этом?

Анито отвернулась.

– Пожалуйста, прости меня, энкар. Я совсем не хотела вести себя так…

Укатонен мягко повернул ее голову к себе.

– Не надо стыдиться, кене. Мой контроль над собой не нарушался так сильно с тех времен, когда я еще и энкаром-то не был. Если с Иирин все в порядке, то эти новые существа постоянно пребывают в состоянии гона. Так что это не твоя вина. Ты вела себя с исключительным самообладанием, особенно учитывая твою молодость. – Слабая рябь улыбки опять прошла по его телу. – И все же это было прекрасно. Теперь ты по крайней мере знаешь, чего можно ожидать в брачный сезон, и, возможно, не станешь опасаться и стыдиться потери контроля, когда для этого придет предназначенное время.

Джуна знала, что контакт прерван, но продолжала сидеть с закрытыми глазами. Как это прекрасно – снова оказаться одной в своей собственной коже. Это последнее слияние обострило ее ощущения, как бы уничтожив границы между нею и аборигенами. Испытанное острое наслаждение напугало Джуну. Вот, оказывается, как легко потерять контроль над собой! Ее лоно до сих пор хранило следы испытанного сексуального возбуждения. Тело горело, будто любовник все еще продолжал ласкать ее. Джуна открыла глаза. Кожа яркого металлического золотого цвета. Цвет эротического возбуждения? Вон и туземцы обзавелись той же окраской. Джуна усилием воли подавила вспышку паники. Неужели они собираются заняться с ней сексом?!

Анито взглянула на нее, потом на Укатонена. По ее коже бежали быстрые узоры, но угол, под которым видела ее Джуна, не позволял прочесть их смысл. Потом Анито повернулась к Укатонену спиной и странно присела, сильно изогнув спину. Ее движения и поза казались неприлично рефлекторными, животными, не такими, которые приличествуют разумным существам. Джуна попятилась от аборигенов, но они были слишком заняты друг другом, чтобы обращать на нее внимание. Укатонен коснулся руки Анито. Та издавала низкие воркующие стоны; потом повернула голову, чтобы посмотреть на него. Короткое слияние, и вот уже их кожа обрела свой обычный цвет.

Джуна расслабилась. Что бы там ни произошло между ними, но теперь все это было позади. Она вспомнила свои ощущения и вспыхнула от стыда.

Анито коснулась ее руки.

– Ты всегда такая или ты заболела?

– В каком смысле такая?

На плече Укатонена вспыхнула яркая золотая полоска.

– В этом, – сказал он, показав на полоску.

Джуна окрасилась в коричневый цвет, поняв, что он имеет в виду.

– Мой народ всегда немного… – Она напряглась, и на ее груди возник золотой квадрат, принесший ей почему-то ощущение тепла. – Когда мы встречаем кого-нибудь, кто нам нравится, мы можем стать очень… – Снова золотая полоска, но вдруг, вспомнив почему-то про Али, Джуна вся полыхнула золотом с головы до ног.

Уши аборигенов широко растопырились, и они обменялись изумленными взглядами, вдобавок окрасившись фуксином. Наклонившись вперед, они ошеломленно наблюдали, как сходит с Джуны золотой отблеск.

– А как обстоят дела у тенду! – спросила Джуна.

– У нас время гона наступает раз в году, хотя бывают иногда случаи, когда совокупление происходит и вне сезона, – сказал Укатонен. – А во время гона мы ничем другим вообще не занимаемся. Но если у твоего народа это происходит круглый год, то как же вам удается достигнуть хоть чего-то в других областях?

Джуна улыбнулась, вспомнив Педрейга с его непрерывным флиртом, вспомнив и собственное поведение в лучшие дни своего брака, вспомнив, что она чувствовала, целуясь с Али. Ее кожа тут же разгорелась, и она почувствовала, что вновь окрашивается в золото.

– Иногда это бывает трудно, но нам все же удается себя сдерживать. Я думаю, что у нас все это происходит несколько иначе, менее интенсивно и легче поддается контролю, чем у тенду. Большинство же животных на моей планете сходно с вами, у них гон продолжается короткое время, но очень интенсивно, а в остальное время ничего не бывает. Мой народ устроен иначе.

– Тебе, должно быть, очень трудно быть всегда в течке, пока твой народ так далеко? – спросила Анито.

Окраска тела Джуны стала темно-серой.

– Иногда. – Она отвернулась, стараясь удержать подступившие к глазам слезы.

Анито дотронулась до ее плеча.

– Мы можем чем-нибудь помочь?

Джуна качнула головой.

– Ты уверена? – спросил Укатонен. – Мы можем сделать так, чтобы ты не была в поре.

Джуна изо всех сил замотала головой, ее кожа приобрела ярко-оранжевый цвет ужаса.

– Нет, обойдусь.

– Ладно, – сказал Укатонен, – но вообще-то неприлично иметь течку вне сезона. Тебе надо научиться управлять собой.

Джуна кивнула.

– Я поняла.

– Хорошо, – отозвался Укатонен. – А теперь нам следует разбудить твоего бейми.

– Будет ли… Будет ли это похоже на прошлое слияние? – нерешительно спросила Джуна. – Мне не нравится, когда меня вводят в состояние гона.

Укатонен отрицательно покачал головой.

– Нет, это было бы нецелесообразно. Теперь, когда мы знаем, что ты находишься в поре, мы можем помочь тебе это заблокировать и исключить из слияния. Мы узнали о тебе достаточно, чтобы провести тебя через то, что ты должна сделать, чтобы разбудить своего бейми. Это слияние будет легче и приятнее, но все пройдет хорошо, если ты не станешь бояться.

Джуна криво усмехнулась.

– О такой вещи легко просить, но ее очень трудно выполнить.

– Это я знаю, – отозвался Укатонен, – но тебе надо помнить, что все, что ты ощущаешь во время слияния, ощущает и твой бейми. Дашь ему страх, и он испугается, дашь ему ощущение счастья и сердечного привета, и он разделит это с тобой.

– Когда мы начнем? – спросила Джуна.

– Надо делать немедленно, – вмешалась Анито. – Там уже готовятся к празднику, чтобы приветствовать нового бейми.

После быстрой трапезы из фруктов, меда и сушеного мяса они уселись вокруг охапки листьев, на которой спал бейми. Бейми лежал тихо, без движения, как мертвый. Только слабая дрожь ноздрей указывала Джуне, что он все-таки жив.

Джуна подумала, как глубоко она позволила себе вмешаться в культуру тенду, чтобы спасти этого малыша. Ей грозили серьезные кары, возможно, даже полное крушение карьеры. Впрочем, переделывать что-либо уже поздно. Придется жить с последствиями собственного своеволия.

Джуна встала и протянула руки шпорами вверх.

– Я готова, – сказала она. – Давайте будить моего бейми.

Они образовали круг, в центре которого лежал спящий, взялись за руки чуть пониже локтя, готовые к слиянию.

– Первое слияние с бейми сделало ваши тела родственными друг другу, – произнес Укатонен. – Это же слияние сделает вас родственными эмоционально. Старайся думать о вещах, которые формируют прочные узы. Если ты почувствуешь страх, он эти узы ослабит. Избегай мыслей о нересте. Они только смутят бейми, а нам будет труднее помогать тебе. Поняла?

Джуна закрыла глаза, набрала в грудь воздуха, стараясь подавить глубоко спрятанную тревогу. Она не имеет права позволить своему страху затруднить пробуждение ее ребенка.

– Я готова, – сказала она наконец.

Джуна чувствовала, как соскальзывает в слияние. Бейми спал совсем близко. Могучее эго Укатонена покоило и направляло ее. Она чувствовала и присутствие Анито, смотревшей на них и хранившей их покой. Укатонен проводил ее собственное эго в тело бейми. Сначала ощущение тонкой преграды, а потом – освобождение, будто она прошла сквозь стенку огромного мыльного пузыря и сразу оказалась в спящем теле бейми. Бейми был замкнутым, отдельным, скрученным, как туго сплетенный узел. Джуна проникла в этот темный немой мир, мир, где действовали лишь осязание, обоняние и вкусовые ощущения. Тут она остановилась, не зная, что делать дальше.

Ты должна приветствовать его, говорил Укатонен. Но как этого добиться?

Джуна чувствовала, что эго Укатонена торопит ее. Оно ждет от нее действия. Она потянулась к спящему, обволакивая его замкнутое на самого себя эго, посылая ему ощущения тепла, впечатления от солнечных лучей, падавших когда-то на ее кожу, воспоминания о тускло просвечивающем сквозь прикрытые веки красном сиянии светила… тепло, спокойствие, радость. Туго стянутый узел сознания бейми чуть-чуть распустился. Волна одобрения, исходившая от Укатонена, омыла Джуну. Она действует верно. Ободренная Джуна позволила себе новые воспоминания: вот она лежит в постели, ей тепло и уютно, здесь она в безопасности, здесь она дома, голос матери напевает ей песню, у постели горит свеча, теплым светом освещая темное лицо матери. Пятнышко покоя в непредставимом ужасе лагерей беженцев.

Начавший уже было развязываться узел, которым был ее бейми, снова стянулся при мысли о лагерях.

«Нет! – напомнила она себе. – Никакого страха! Думай о радостном, о встрече!»

Она снова вернулась к солнечному теплу. Ее отец отыскал Джуну и ее брата в лагерях беженцев. Как крепко объятие его рук! Он вернул ее домой, в тот дом, где всегда много еды, где всегда есть кто-то сильный, кто может защитить от беды. Джуна ощутила, как снова расслабляется эго бейми. Она вспомнила, как убирают виноград на их ферме, как смирные лошадки стоят под молочным отфильтрованным солнечным светом; их хвосты машут скорее по привычке, нежели от желания отогнать оводов. На спутнике оводов не бывает. Джуна вспомнила, как срезаются тяжелые виноградные кисти, почувствовала, как складывает их на дно корзины, какой сильный пьянящий запах разносится вокруг, когда она вываливает содержимое корзины в повозку. Сбор винограда – всегда огромная радость. Работа в винограднике обеспечивала жизнь семьи. Она же давала Джуне возможность ощутить свою силу и ловкость. Она вспомнила, как вела в сарай лошадей, ощутила их крепкий добрый запах и чистый запах сена. Она верит лошадям. Они большие, сильные, спокойные. И они тоже верят ей.

Вспомнила она и запах амбара, который тут же вызвал воспоминание о ее первом любовнике – Поле, сыне соседа, о его белой коже, зеленых глазах и черных как вороново крыло волосах. Впервые они лежали именно в этом амбаре.

«Не надо секса!» – напомнила она себе сурово, когда уловила тревогу Укатонена.

Хотя это и нелегко… Так много счастливых воспоминаний связано у нее с любовниками. Она припомнила свое венчание, свое вступление в групповой брак, то, как прекрасно чувствовать себя членом большой сильной семьи. Вспомнила любовь, которую чувствовала тогда, любовь до разрыва сердца. Эта любовь наполняет ее и сейчас. Как хорошо, как радостно знать, что тебя ждут, что тебя готово приветствовать столько народу! Она окружила этой любовью, как покрывалом, тело бейми.

«Привет тебе, малыш, – подумала она. – Привет и любовь».

И тогда она вспомнила, как родился ее брат Тойво. Мать протянула ей его, и крошечные пальчики крепко ухватились за палец Джуны. Такая сила в такой крошечной ручке! Его глаза открылись, и он взглянул на Джуну как будто сквозь туман, и она почувствовала внезапный прилив любви к этому чудесному и удивительному существу, которое – ее брат!

Она припомнила, как смел был тинка. Такой маленький и беспомощный и такой отважный и упорный в своем решении следовать за ними. Она опять вспомнила пожатие крохотной ручки своего брата – маленькой и неожиданно сильной.

«Привет тебе, малыш», – снова подумала она о бейми. Она чувствовала, как распускается узел, как тянется к ней бейми. Она ощутила его любовь, его радость, его изумление. И все это накладывалось на решимость и силу, которые завели его так далеко.

«Какой ты смелый, – подумала Джуна о бейми, разделяя с ним чувства восхищения и гордости, сопровождающие ее мысли. – Какой сильный!»

Где-то там – на фоне происходящего – она чувствовала одобрение Укатонена и Анито. Она еще ближе придвинулась к бейми. Их руки слились в тесном рукопожатии. Она знала, как удивлен бейми своим пробуждением. Сама же Джуна никогда не ощущала ничего равного этому контакту. Даже ощущение ручки братишки, даже любовь матери, даже сила ее отца, даже радость брака – все это бледнело и казалось далеким в сравнении с этим единением.

Бейми потянулся к ней. Он ощутил ее любовь, а потом пошел дальше и проник в ее одиночество. Она явственно ощущала, как он удивлен, как старается понять, разобраться. Он спрашивал ее о чем-то.

В ответ Джуна позволила своему эго слиться еще теснее с эго бейми в этот момент единения, поверив в него до конца.

И почувствовав его нежное доверчивое эго, приникшее к ней, Джуна вдруг поняла – она больше не одинока! Ей все еще хотелось быть среди людей, очень не хватало горячей ванны и горячей еды, но печаль и тоска, которые терзали ее из-за одиночества, исчезли. Наконец-то она стала частью чего-то в этом чужом мире.

Анито вышла из контакта. С минуту она сидела – надо было опомниться после аллу-а такой интенсивности. Потом открыла глаза. Иирин держала руку бейми, но не ради контакта, а просто – чтобы дотронуться. Бейми открыл глаза и, взглянув на Иирин, стал ярким, счастливым, голубым. Иирин протянула к нему свободную руку и мягко коснулась его плеча.

– Я рада тебе, – сказала она на языке кожи.

Цвет бейми стал еще ярче. Глаза сузились, он весь напрягся. Затем на его груди медленно появились три лохматые черные полоски. Он старался сказать «да». Потом сделал еще одну попытку.

– Да. Рад, – произнес он. Символы стали увереннее. – Мой ситик.

– Да, – ответила ему Джуна. – Я – твой ситик, ты – мой бейми.

– Хорошо, – отозвался он и закрыл глаза.

Иирин с испугом поглядела на Укатонена и Анито.

– С ним все в порядке?

– Да, – успокоил ее Укатонен. – Просто устал. Вначале все бейми такие. Ему нужна еда. И нам тоже. Это было исключительно сильное слияние. Ты действовала хорошо.

Анито встала.

– Пойду попрошу Нинто принести нам еды.

Анито радовалась возможности побыть одной, чтобы спокойно оценить то, что только что произошло. Она сама никогда не участвовала в ритуале пробуждения бейми, если не говорить о своем собственном, но тем не менее была совершенно уверена, что это пробуждение было необыкновенным. Она никогда не испытывала столь сильного слияния, даже со своим ситиком. У нового существа такие мощные и такие странные эмоции. Их индивидуальность и их сила пугали Анито.

Она остановилась, чтобы передохнуть. Оглядев дугою, заметила деревенских, которые взволнованно наблюдали за ней и обменивались репликами. Она тут же принялась карабкаться вниз, не желая, чтобы селяне почувствовали, как истощена она после ритуала пробуждения.

К тому времени, когда она достигла комнаты Нинто, в ее ушах гулко колотилась кровь. Она» вошла в дверь и тут же, почти лишившись сил, прислонилась к стене.