Текст книги "Цвет дали"

Когда она кончила, Джохито долго сидела, пристально глядя на них.

– Что ж, – сказала она наконец, – ешьте как следует – у нас сегодня длинный день впереди. Вам многое предстоит узнать.

Джуна поглядела на Анито, которая кивнула ей. Итак, первый бой выигран. Джохито будет ее обучать проблемам своей атвы.

Джуна ела много – победа делала пищу еще вкуснее. Когда она кончила, Джохито повела их к своему дереву и показала Джуне, что та упустила в своем изучении дерева гаувар.

К радости Джуны, большая часть того, о чем ей сказала Джохито, относилась к числу вещей, которые непосредственно не поддавались наблюдению. Так, поскольку дерево сейчас не цвело, то сложное взаимодействие опылителей, похитителей пыльцы, хищников и паразитов сейчас изучить было невозможно. Отсутствовала сейчас и огромная колония жуков дарру, они должны были появиться в дупле только за месяц до следующего сезона наводнений.

Были и сюрпризы, вроде сложного симбиоза между ночными арау и яркими птицами нгулла. Нгулла питались определенным видом насекомых, которые откладывали яйца на детенышей арау, подрывая их жизнестойкость и даже убивая их. В свою очередь, арау подавали сигналы спящим нгулла при приближении ночных хищников. Такие тонкие виды зависимостей требовали для открытия многих месяцев наблюдения.

Весь день они провели на дереве гаувар, сделав перерыв лишь на завтрак из фруктов, меда и зелени. Мозг Джуны, к тому времени как солнце зашло за верхушки деревьев, гудел от полученных сведений. Джохито же, казалось, готова была провести тут целую ночь. Вмешалась Анито, которая пожаловалась на усталость.

– Мы не спали всю ночь, пене, – сказала она. – Не думаю, что две ночи подряд без сна были бы полезны.

– Тогда до завтра, – согласилась Джохито. – Мы встретимся в моей комнате за завтраком. Иирин и Моуки расскажут мне о том, что они узнали сегодня. Если все будет хорошо, мы продолжим наши уроки.

Джуна порадовалась, что успела записать всю лекцию Джохито. Они с Моуки смогли кратко просмотреть ее еще вечером, пока не свалились с ног от усталости.

Опрос на следующее утро был дотошен и свиреп. Джуна припомнила свою мучительную защиту докторской диссертации. В сравнении с Джохито ее официальные оппоненты были ленивы и легковесны. К тому времени, как Джохито кончила экзамен, Джуна чуть не обзавелась медвежьей болезнью.

Последующие дни были ничуть не легче. Несколько раз Джохито резко обрывала уроки и отсылала Моуки и Джуну прочь, чтобы они проверили все, что узнали раньше. И всегда отыскивала какую-нибудь мелочь, которую они не приняли во внимание. При этом кожа Джохито всегда сохраняла свой нейтральный цвет. Ее слова были всего лишь черными символами на невыразительном серовато-зеленом фоне. Так что определить, как идут их дела, было просто невозможно. К концу месяца нервы Моуки и Джуны были на пределе. Они зло набрасывались друг на друга при малейшем недоразумении. Даже слияние и то не могло снять напряжения.

За четыре дня до того, как Джохито должна была огласить свое решение, появился Укатонен. Он только взглянул на них и тут же воспользовался преимуществами своего ранга, заявив, что они нужны ему для какой-то работы, которую он ведет в диких джунглях. Укатонен привел их к чудесному местечку в диком лесу и потребовал подробного рассказа.

– Неудивительно, что вы так выдохлись. Отдыхайте, ешьте, сливайтесь. Вам всем это необходимо.

– Но Джохито… – начала было Джуна.

– Джохито переживет, а вам необходимо прийти в гармонию. Жаль, меня тут не было, чтобы помочь.

– Но мы хорошо справились, – сказала Анито. – Иирин и Моуки усвоили невероятное количество сведений об атве Джохито.

– Не сомневаюсь, но может, и я пригодился бы.

– Лучшего договора нам все равно не удалось бы добиться. Я по крайней мере получила возможность прожить еще месяц в Нармоломе.

– Джохито пока еще не изгнала нас из деревни, – возразила Джуна. – Но мы не знаем, о чем она думает. Может быть, она все же оставит нас?

– Вся деревня только и говорит о том, как много вы работаете, – сказал Укатонен. – Джохито потеряет лицо, если не сможет доказать, что вы не знаете ее атвы.

Анито эта мысль подбодрила.

– Значит, ты думаешь, что мы сможем остаться тут?

– Возможно. Все зависит от Джохито, но никто не знает, что она думает. И все равно вам нужно отдохнуть и успокоиться к тому времени, когда пойдете за решением. Оставайтесь здесь и наслаждайтесь жизнью. Завтра мы вернемся, и я подумаю, нельзя ли сделать что-либо, действуя неофициально.

Они вернулись в деревню, чувствуя себя отдохнувшими, успокоенными и менее издерганными. Джохито приветствовала их так, будто они никуда и не исчезали. Полдня они провели с ней, изучая какие-то растения-паразиты, селящиеся на деревьях кандар, тоже входящих в атву Джохито. Некоторые из этих растений употребляются в пищу, другие – важный элемент пищевых ресурсов для животных из других отв. С ними пошел и Укатонен, но его присутствие не имело значения для Джохито. Она продолжала обучать их с тем же отсутствием выражения на коже, как и весь предыдущий месяц. На закате они вернулись в деревню, поужинали и сели повторять урок. На следующий день Укатонен остался в деревне, решив попробовать прояснить ситуацию в беседах с деревенскими.

Когда они вернулись домой, то их уже ждал приготовленный Укатоненом ужин.

– Сделать ничего не могу. Миато дал мне понять, что дело это внутреннее, и решает его деревня.

Уши Анито поднялись в удивлении.

– Миато прав, – продолжал Укатонен. – Если меня никто не просит о решении, я могу лишь советовать, а я у деревни и так в долгу.

– Я могла бы… – начала Анито, но Укатонен рябью выразил отрицательное отношение к ее словам.

– Тебе лучше не просить меня о решении. Я все равно откажусь. – Он потемнел от стыда. – Я стал слишком близок к вам, чтобы быть беспристрастным. Даже если б я чувствовал, что могу таким быть, все равно мое решение можно было бы оспорить.

Джуна коснулась плеча Анито.

– Укатонен прав. Я хочу, чтобы это была моя собственная победа. Если я одержу ее без заступничества, она будет дороже для меня и станет больше значить для деревенских.

Анито долго смотрела на нее, потом высветила эквивалент пожатию плеч.

– Пусть будет так.

Джуна и Моуки работали далеко за полночь и легли спать, лишь когда Анито пригрозила, что заберет у них компьютер. Анито соединилась с ними, погрузив обоих в глубокий сон без сновидений. На следующее утро Джохито велела им прийти к пруду, что на дне дупла. Там их уже ждала группа старейшин во главе с Джохито. Джуна узнала их. То были старейшины, которые или разделяли атву с Джохито, или работали с близкими атвами.

– Расскажи нам о моей атве, – начала Джохито.

Весь день Джуну и, в меньшей степени, Моуки допрашивали об атве Джохито. Им принесли сюда и завтрак, и обед, но экзамен шел без перерыва. Джуна выдохлась, кожу саднило, казалось, она высохла от необходимости изображать бесчисленные ответы.

Наконец вопросы иссякли. Джохито и другие старейшины собрались в кружок, чтобы посоветоваться. Джуна прислонилась к стене, слишком усталая, чтобы тревожиться о том, что туземцы могут заметить ее изнеможение. Она так устала, что даже решение Джохито и то потеряло для нее значение. Анито села рядом и протянула ей кусок сота. К тому времени, когда старейшины кончили совещаться, Джуна чувствовала себя уже лучше.

Старейшины уселись, кроме Джохито, которая выступила вперед.

– Иирин знает достаточно, чтобы удовлетворить меня, – объявила она. – Моуки надо подучиться, но он еще молод. Иирин может остаться.

Джуна обняла Моуки, осоловевшего от работы и нервного напряжения. На какое-то мгновение они застыли в объятии, а потом Джуна встала и сказала:

– Благодарю тебя, кене, ты хорошо учила меня. – В каком-то смысле ее слова были правдой. С тех пор как Джохито решила, что Джуна достойна обучения, она была требовательным и упорным учителем, даром что не потратила на них ни единого слова ободрения.

Джохито высветила приятное удивление комплиментом. Джуна же постаралась поглубже спрятать свой гнев. Ведь она могла потерять все уважение, заработанное таким каторжным трудом.

– Извините нас, кене, мы слишком устали. – Джуна сделала знак Моуки, и оба медленно побрели наверх в свою комнату, оставив Анито произносить вежливые извинения за их поведение, если таковые потребуются. Она хотела только спать, спать, спать целую неделю и даже дольше, если ей позволят. И проснуться где-нибудь, где все знакомо и где от нее никто ничего не станет требовать.

Она проспала до полудня следующего дня. Встав, обнаружила приготовленный для нее завтрак. Кожа все еще болела, говорить было трудно. Она поела, умылась, потянулась, посидела, наслаждаясь одиночеством. Подумала, не послушать ли музыку, не почитать ли, но она столько работала с компьютером в последние дни, что у нее не хватило решимости включить его. В конце концов она заползла в постель и снова заснула.

Джуна проспала всю ночь. Анито разбудила ее к завтраку. Было чудесно: можно было наслаждаться завтраком и не думать, что после него будут уроки.

– Что будем делать днем? – спросила она у Анито.

– Укатонен зовет нас на охоту, – ответила та.

Они встретились с энкаром на главной развилке деревенского дерева, и все вместе скрылись среди ветвей верхнего яруса джунглей. Там Джуна обнаружила жирную муву, которая беззаботно грелась на солнышке, вцепившись в ветку задними лапами, а голову спрятав между передними. Джуна убила ее как раз в то мгновение, когда мува проснулась. Они с Моуки сели на развилке большой ветви и стали разделывать добычу. Вскоре явились Укатонен и Анито, неся целую связку крупных птиц, которых тут же выпотрошили и повесили в тени, чтобы дать стечь крови. Они сидели на ветке и ели, а кровь добычи кропила листву на земле.

– Время возвращаться в Лайнан, – сказал Укатонен.

– Так скоро? – удивилась Анито.

– Почти кончается сухой сезон. Я бы не хотел ждать дольше.

Анито затуманилась, ей не хотелось покидать Нармолом. – Ты прав, но мне так мало осталось жить в Нармоломе…

– А почему бы тебе не остаться? – предложила Джуна. – Укатонен присмотрит за нами. Ты ведь заслужила немножко свободы.

Анито взглянула на энкара. Уши прижаты, кожа розовая от неожиданности.

– Почему бы и нет? Ты много работала. Отдых был бы полезен.

– Но Иирин – моя атва!

– И будет твоей атвой еще много лет в будущем. Как ты говоришь, времени у тебя мало. Радуйся ему.

Они ушли через пять дней. Анито провожала их до границы диких джунглей. Они нежно распростились с ней и отправились к берегу.

22

В Лайнане восстановление леса шло удовлетворительно. Увитый лианами радиомаяк возвышался над густой вторичной молодой порослью, достигавшей уже трех метров в высоту. Джуна даже сначала не поняла, что наклонный древесный ствол, на который она наткнулась, на самом деле вовсе не дерево, а одна из опор радиомаяка. Она активизировала свой компьютер и большую часть второй половины дня провела, передавая материалы своих наблюдений на орбитальные спутники.

Сидя у башни и присматривая за работой передатчика, Джуна только теперь поняла, как много она узнала за девять месяцев жизни среди тенду. Она занесла в каталог сотни видов растений и животных, а Моуки и Анито сообщили ей такие подробности о растительном и животном мире планеты, что рабочим группам экспедиции потребовались бы годы для сбора подобных данных. Доклад об атве Джохито, например, представлял глубокое научное исследование, да еще такое, какое могло бы стать высочайшим достижением в карьере любого ксенобиолога, а возможно, и антрополога. Когда она вернется домой, ей обеспечена любая работа, которую она захочет получить. Даже если Исследовательское управление наложит на нее строгое дисциплинарное взыскание, университеты и научно-исследовательские институты передерутся за право пригласить ее в свой штат.

Но, как ни странно, все эти соображения глубоко Джуну не затрагивали. Ее прежняя работа в экспедиции казалась далеким сном. А ей предстоит через несколько часов продираться сквозь густые заросли к тому месту, где ее ждут Укатонен и Моуки, а потом идти дальше – в Лайнан. Такое противопоставление встревожило Джуну. Она же человек! Дома у нее семья, друзья, люди, которых она любит. Вскоре она снова будет разговаривать вслух, принимать горячие ванны, есть пищу, приготовленную на огне, прикасаться к чужой сухой и теплой коже. Но пока все это бесконечно далеко и кажется полностью нереальным в чужом для нее мире тенду.

Теплые слезы обожгли лицо, и Джуна сейчас же отрегулировала кожу лица, чтобы соль слез не раздражала ее. Схватив свой второй компьютер, она включила музыкальную программу и выбрала одну из самых любимых песен. Попыталась подпеть исполнителю, но ее голос от долгого неупотребления звучал глухо и хрипло. Нет, надо проводить больше времени с компьютером, смотреть пьесы, слушать музыку, читать книги и старые письма от семьи и друзей, вспоминать о том, кем она была и кем станет, когда вернется домой.

Тени уже заметно удлинились к тому времени, когда Джуна кончила передавать свои материалы орбитальным спутникам. Она вздохнула, сложила компьютеры и спрятала их в заплечный мешок. Повернуться спиной к маяку ей было так же тяжело, как уйти от могилы близкого человека. Казалось, она физически чувствует, как слабеют и рвутся связи между ней и остальным человечеством. Она вспомнила Алисон и как та взволновалась, узнав о трансформации Джуны. Сейчас Алисон, должно быть, уже на отдыхе после сорока пяти лет работы в Исследовательском управлении. Как-то она справляется с переменами в своей жизни?

Они пришли в Лайнан сразу же после захода солнца. Там их приветствовала Лалито – главная старейшина деревни, которая, судя по всему, была и в самом деле искренне рада их видеть. Деревня показалась Джуне более спокойной, чем раньше, более в мире сама с собой. Теперь она походила на Нармолом. Джуна сказала об этом Укатонену.

– Оздоровление джунглей имеет для деревенских жителей огромное значение. Когда мы были здесь в прошлый раз, они были похожи на муравьев, чье жилище кто-то разрушил и которые носятся из стороны в сторону, атакуя все, что попадается навстречу. Сейчас они встретят тебя совсем иначе.

Предсказание Укатонена сбылось. Деревенские откровенно радовались возвращению Джуны. Тинки толпились вокруг Моуки, растопырив уши от изумления. Моуки же игнорировал их присутствие с истинно королевским величием и небрежностью. Это очень удивило Джуну – с тинками Нармолома он обращался совсем иначе.

– Ты к ним относишься очень недружелюбно, Моуки. Разве ты не помнишь, каково быть тинкой? – сделала ему замечание Джуна, когда они оказались в своей комнате.

– Конечно, помню, – ответил он. – Это было ужасно.

– Почему же тогда ты обращаешься со здешними тинками совсем не так, как в Нармоломе?

– Потому что не могу забыть, как они выгнали меня из деревни как раз перед вашим уходом из нее.

– Ох! – воскликнула Джуна, только теперь поняв, в каком отчаянном положении тогда оказался Моуки. Чего же удивляться, что он не подчинился, когда они гнали его в деревню? Там для него уже не было места.

– Когда я тебе подарил ту бабочку с огненными крыльями, ты поблагодарила меня. И у меня не было места, куда идти, поэтому я и пошел за вами. Я знал – ты другая, но в чем другая – не понимал. – Он замолчал, отвернулся, его кожа покрылась красками стыда и тоски.

Джуна прикоснулась к его плечу.

– Что с тобой, Моуки? В чем дело?

– Ты не хотела меня взять. Я силой навязался.

– Нет, Моуки! Правда, я не хотела усыновлять бейми, но ты был так смел и так решителен, что я не могла дать тебе умереть. Сначала я не была уверена, но сейчас… – Джуна помолчала, подыскивая нужные слова. – Сейчас я рада, что все так сложилось. Ты многому меня научил. Ты мой бейми, и я люблю тебя, – сказала она, а ее кожа говорила о гордости и любви.

Моуки, казалось, ожил. Ясно, в нем говорил страх, который уже давно мучает его. Джуна крепко обняла Моуки и прижала к себе, радуясь, что у них состоялся этот разговор.

– В следующий раз, если что-то будет тебя беспокоить, приходи ко мне, и мы все обговорим. Понял? – говорила она, держа его на расстоянии вытянутой руки, чтобы он мог читать символы на ее коже.

Он серьезно кивнул. Они хотели войти в контакт, но тут явился Укатонен с несколькими членами деревенского Совета.

– Приветствую тебя, кене, – сказала Джуна Далито. – Мне кажется, деревня поправляется.

– Мы теперь в большей гармонии, чем были тогда, – согласилась Лалито, – но пройдет еще много времени, прежде чем джунгли выздоровеют по-настоящему. И это очень хорошо, что ты помогаешь залечить наши раны. Работы еще много, но об этом мы поговорим завтра. Сегодня же – вы наши гости. Я узнала, что ты усыновила бейми и что он был тинкой из нашей деревни.

Джуна взглянула на Укатонена и увидела на его коже слабую вспышку тревоги. Надо соблюдать такт, подумала она.

– Да. Моуки происходит отсюда, – сказала она. – Он отличный бейми, очень умный и внимательный. Я очень благодарна Лайнану, что он дал мне возможность усыновить его. – Тактично, хоть и далековато от истины.

Укатонен высветил ей крохотный символ одобрения. Джуна улыбнулась, радуясь, что эти чужаки не умеют читать выражение ее лица. Впрочем, по стандартам тенду, с тинкой тогда вообще ничего особенного не произошло, но Джуна все еще чувствовала к ним неприязнь из-за той невероятной жестокости, с которой они отнеслись к Моуки. Сама она уже достаточно долго жила среди тенду, чтобы потерять способность возмущаться их отношению к тинкам. Она даже понимала необходимость этого. Но Моуки был ее бейми; к нему она питала те же чувства, что и к собственному ребенку. Она не могла смотреть на него как на обыкновенного тинку.

– Мы приготовили угощение в моей комнате. Еда, к сожалению, бедная, но другой у нас нет. Пожалуйста, пойдем туда, мы тебе рады.

– Спасибо, – ответила Джуна. – Я уверена, что всего будет много, – произнесла она необходимую формулу вежливости. Она была голодна и уже успела привыкнуть к длинным официальным пиршествам. Еды всегда было много, и вкусной.

Лалито сдержала слово – разговора о завтрашней работе не было. Джуна чувствовала, что и ее, и Моуки деревенские рассматривают с большим любопытством. Понимая, какое внимание им уделяется, они старались быть безукоризненно вежливыми. Краем глаза она заметила, что старейшины обсуждают между собой их поведение. Слов она не разглядела, но, судя по всему, доминировали чувства удивления и изумления.

– Ты научилась многому с тех пор, как была у нас, – сказал один из старейшин.

– Благодарю тебя, кене, – ответила Джуна, стараясь скрыть чувство гордости. – У меня были отличные учителя.

– А у учителей была великолепная ученица, – вмешался Укатонен. – Ее знания растут с каждым днем. Перед тем как мы ушли из Нармолома, Иирин изучала атвы этой деревни. Последней она изучила атву брамеры.

Краски удивления и недоумения прошли по коже старейшин.

– Разве Иирин собирается стать одной из старейшин Нармолома? – спросила Лалито.

– Нет. Анито покидает Нармолом после конца брачного сезона, чтобы стать энкаром, – объяснил Укатонен. – Иирин уйдет с ней.

– Но Анито же так молода! Это очень грустная весть. А что будет с Моуки? – спросила Лалито.

– Моуки уйдет с нами, – ответила Джуна, старательно подавляя вспышку раздражения.

– А он не будет чувствовать себя лишним среди такого количества энкаров?

– Мы будем рады ему. Мы ведь редко видим бейми, – вмешался Укатонен. – Да и выбора у нас нет. Анито приносит огромную жертву ради вас и ради других тенду. Новый народ принесет с собой много перемен, и нам надо подготовиться к встрече с ними. Энкарам нужен опыт Анито и ее знание новых существ.

– А почему бы просто не сказать им, чтобы они убирались прочь? Нам перемены ни к чему.

– Когда мир начинает меняться, то те животные, которые к этим изменениям не сумеют приспособиться, умирают. Новый народ появится. Вместе с ним придут перемены. Нам надо знать, что это будут за перемены, мы должны понять их сущность, иначе мы можем потерять себя, – ответил Укатонен.

– Большая часть изменений будет постепенной, и они будут тщательно продумываться, – сказала Джуна. – Мой народ никому не захочет принести зла.

– Даже если они не хотят зла, они все равно принесут с собой новые идеи, а новые идеи сами по себе уже влекут за собой перемены.

Джуна отвернулась, вспомнив массовые самоубийства очаровательных и нежных савакиранцев и все катаклизмы, которые обычно вызывает контакт двух разных культур. Укатонен прав. Право и Исследовательское управление, чьи ограничительные Протоколы в общем-то бесполезны. Когда две разные культуры вступают в контакт, перемены неизбежны. Она вспомнила о тех изменениях, которые может вызвать ее собственное присутствие на планете. Из-за нее Анито лишилась спокойного будущего. Правда, это в известной степени в сознании Джуны возмещалось спасением жизни Моуки. А еще она обучила тенду стандартному алфавиту, она показала им, как можно улучшить обработку почвы. Конечно, все это случайные отдельные новшества, но когда-нибудь что-то сказанное или сделанное людьми может оказать глубокое и постоянное воздействие на жизнь тенду. Но сейчас не время и не место говорить об этом. Это следует обсудить с Укатоненом, когда они будут одни.

– Ты прав, эн, но мой народ придет сюда с дружбой. Мы тоже хотим, чтобы перемены происходили медленно. Мы хотим гармонии в отношениях между нашими народами, – сказала Джуна. – Только проблема эта очень сложна. Ее решение требует времени и тщательного обсуждения.

Укатонен откинулся назад с довольным видом.

– Это было замечательное угощение, – сказал он, потягиваясь и выставляя напоказ заметно потолстевшее брюшко. – Вы на нас потратили много времени и труда. Мы это высоко оценили.

– Никаких трудов, – отозвалась Лалито. – Я надеюсь, что этот скромный ужин все же удовлетворил ваш голод.

Джуна, поняв, что обмен этими привычными формулами вежливости предвещает конец ужина, положила себе две пригоршни свежей рыбы, приправленной морскими водорослями, и взяла несколько плодов, чтобы съесть их потом. Моуки последовал ее примеру. Укатонен положил ужину конец, значит, он собирается продолжить начатый разговор в менее официальной обстановке. Она улыбнулась, глядя на горы оставшейся еды. Тинки сегодня попируют.

Немного погодя Укатонен, Джуна и Моуки, произнеся слова вежливого прощания, отправились наверх в гостевую комнату.

– Будь добра, объясни, что ты думаешь о том, как твой народ повлияет на жизнь твиду? – спросил Укатонен, когда они сели.

– Я не знаю. Встреча с новыми народами – не моя атва. Я занимаюсь тем, как устроены живые существа. Потерялась я тут совершенно случайно и мне просто повезло, что вы меня нашли.

– Все это так, но тенду ты знаешь лучше, чем твои люди. И я доверяю твоим знаниям. Постарайся объяснить мне как можно подробнее.

Джуна рассказала о савакиранцах и о Протоколе, касающемся контактов с инопланетянами. Она созналась, что история колонизации у землян полна постыдных страниц, когда туземные племена подвергались порабощению или даже полному истреблению. Она рассказала, как постепенно стало возникать понимание того колоссального ущерба, который контакт наносил культуре этих народов. Рассказала о первых народных движениях и о новом трибализме, возникшем в XXI веке, и о том, как все это послужило фундаментом для выработки Протокола контакта с инопланетянами. Было уже совсем поздно, когда Джуна кончила свою лекцию.

– Так, – сказал Укатонен. – Это хорошо, что твой народ много размышлял над тем, как бы не повредить народам, с которыми он может встретиться. Даже с учетом того, что практики в приложении этих правил у вас не было, это все равно хорошо. Но думали ли они над тем, что может означать, например, контакт с нашим народом для них самих?

Джуна покачала головой.

– Мой народ даже не подозревал о существовании тенду. Так как же он мог беспокоиться о последствиях встречи с ними?

– Не знаю. Но этот контакт повлияет на оба народа. И ты сама должна подумать о том, как он может отразиться на твоих людях. Тенду могут изменить вас в не меньшей степени, чем вы – тенду. О тенду будут беспокоиться энкары. Это наша атва. А твоей атвой должно быть беспокойство за свой народ и за те последствия, которые для него может иметь наша встреча.

– Да, но ведь когда мой народ вернется и начнутся перемены, я улечу домой.

На глазах Джуны при мысли о доме выступили слезы. Она вспомнила об отце, который ждет ее на пороге дома под профильтрованным солнечным светом – молочным и ярким. Слезы больно жгли, и она автоматически внесла корректировку в структуру кожного покрова. Это обстоятельство нарушило ход ее мыслей, и ей удалось овладеть своими эмоциями. Моуки прижался к ней.

– Извините, – сказала она. – Просто я тоскую по своей родине.

Укатонен кивнул и ласково погладил ее по плечу. Она улыбнулась, на мгновение прижала к себе Моуки и тут же отпустила.

– А как же со мной? – спросил Моуки. – Что будет со мной, когда ты уедешь?

– Тогда твое воспитание перейдет ко мне, Моуки. И ты это знаешь. Ты сам согласился на такой порядок, когда был еще тинкой, – ответил ему Укатонен.

Моуки отвернулся. Его кожа приобрела цвет неба, готового пролиться дождем. Джуна почувствовала, что ее сердце разрывается между любовью к дому и любовью к усыновленному ребенку. Она прикоснулась к плечу Моуки, но он отпрянул от нее. Красные зигзаги гнева плясали по серому фону тоски. Он выглядел, как маленькая грозовая туча. Потом немного успокоился и повернулся к Джуне.

– Еще годы, Моуки. Возможно, решение придет само собой, – уговаривала Джуна, стараясь не выдать сомнений в собственных словах. – Сейчас все равно сделать ничего нельзя.

Моуки снова прижался к ней – воплощенная битва противоречивых эмоций. Джуна крепко обняла его, ища собственного успокоения в таком знакомом влажном запахе его кожи.

– Ладно, уже поздно, пора спать, – сказал Укатонен. – Завтра Лалито найдет для нас немало работы. Будет время, мы еще поговорим на эти темы.

Лалито и в самом деле не позволила им лениться. Весь следующий месяц они провели, удаляя деревья-сорняки, собирая и промывая водоросли, заменявшие собой удобрения, высаживая новые деревья, нуждавшиеся для развития в защитной тени более высоких ярусов леса. Все эти работы были физически тяжелы, но теперь на Джуну смотрели как на сотоварища, а не как на раба. Она и Моуки работали с остальными старейшинами и бейми, вместе с ними делали перерывы на трапезы и на отдых. Теперь и деревенский народ превратился для Джуны в личности, каждая из которых занимала особое место в жизни деревни и имела широкий круг связей. У Джуны и Моуки сложились особо дружеские отношения со старейшиной Арато и ее бейми Ини. Ини был одним из соперников Джуны в состязании по вскапыванию земли. Арато, похоже, считала себя в долгу у Джуны и помогла ей наладить отношения и с другими деревенскими. Вскоре и она, и Моуки принялись учить старейшин и их бейми письменному стандартному языку. Лайли-тенду, как и деревенский народ Нармолома, осваивали этот язык просто ради забавы, а потом быстро теряли к нему интерес. Однако люди Лайнана были в изучении языка даже более упорны, нежели энкары. Сначала, должно быть, главную роль у них играло чувство самосохранения, а затем верх взяла природная любознательность, и деревенские стали заваливать Джуну вопросами о ее народе.

А в результате Джуна стала все больше и чаще думать о доме и о тех людях, которых ей так не хватало. Ей хотелось побыть одной, посидеть на краю утеса, глядя в океанскую даль.

Вот так она и сидела однажды, наблюдая за полетом морских птиц с головами рептилий, кружащихся в лучах заходящего солнца, и думая о своем доме, когда вдруг к ней подошел Укатонен. Он сел рядом на корточки, взял пригоршню мелкой гальки и стал пересыпать ее из ладони в ладонь.

– Моуки волнуется, – сказал он. – Ты теперь проводишь все свободное время одна, в мечтах о доме. Это пугает его.

Джуна отвернулась и долго глядела в чужое для нее море.

– Мне придется уехать, когда вернутся мои люди, – сказала она наконец. – Я тоскую по звуку родного языка, по привычной пище. Мне нужен мужчина. Всего этого мне недостает, эн, я… – Она остановилась, вспомнив, что в языке тенду нет слов, означающих «семья» или «домашний очаг». – У меня есть ситик, тарина, своя деревня. Они нуждаются во мне. Когда прилетят мои люди, я уйду к ним. Что же будет с Моуки?

Укатонен покачал головой – чисто человеческий жест, который он позаимствовал у нее.

– Если Моуки не сможет жить без тебя, я тоже умру.

– Не понимаю, – воскликнула Джуна. – Почему умрешь ты, если Моуки не сможет жить без меня?

– Потому, что я вынес решение по этой проблеме, – ответил энкар, бросая камешки за край утеса. – Я – энкар, и когда мы принимаем неверное решение, нам полагается умереть.

Джуна посмотрела на заходящее солнце, уже наполовину погрузившееся в океан. Она чувствовала себя так, будто у нее под ногами разверзлась бездонная пропасть. Каждый раз, когда она думала, что понимает тенду, происходило нечто такое, что сразу показывало Джуне, как мало она знает в действительности.

– Мне очень жаль, Укатонен, – сказала она, кладя ладонь на его руку. – Я не знала.

Цвет его кожи соответствовал пожатию плеч.

– Это не имеет значения. Если Моуки не сможет жить без тебя, я умру. Твое незнание ничего не изменит. А что надо сделать, так это помочь Моуки. Чем больше ты сидишь тут, – он швырнул оставшиеся гальки в океан, – и мечтаешь о своем народе, тем больше мучается твой бейми. Ты пренебрегаешь своим бейми, и это следует прекратить. – Укатонен встал, протянул руку и помог ей встать.

– Но что же делать с Моуки, когда я уеду?

Укатонен долго смотрел на нее, взгляд его был холоден и далек.

– Не знаю. Моуки – твой бейми. Тебе и искать решение.