Текст книги "Тысяча и одна ночь"

Рассказ о втором путешествии (ночи 542–546)

Знайте, о братья, что жил я сладостнейшей жизнью и испытывал безоблачную радость, как я уже рассказывал вам вчера…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок третья ночь

Когда же настала пятьсот сорок третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход, когда его друзья собрались у него, сказал им: «Я жил сладостнейшей жизнью, пока не пришло мне однажды на ум поехать в чужие страны, и захотелось моей душе поторговать и поглядеть на земли и острова и заработать, на что жить.

И я решился на это дело, и выложил много денег, и купил на них товаров и вещей, подходящих для путешествий, и связал их, и увидел прекрасный новый корабль с парусами из красивой ткани, где было много людей и отличное снаряжение. И вместе с множеством купцов я сложил на него свои тюки, и мы отправились в тот же день, и путешествие наше шло хорошо, и мы переезжали из моря в море и от острова к острову. И во всяком месте, к которому мы приставали, мы встречались с купцами, вельможами царства, продавцами и покупателями и продавали и покупали и выменивали товары.

И мы поступали таким образом, пока судьба не забросила нас к прекрасному острову, где было много деревьев, спелых плодов, благоухающих цветов, поющих птиц и чистых потоков, но не было там ни жилищ, ни людей, раздувающих огонь. И капитан пристал к этому острову, и купцы и путники вышли на остров и стали смотреть на бывшие там деревья и птиц, прославляя Аллаха, единого, покоряющего, и дивясь могуществу всесильного владыки. И я вышел на остров со всеми теми, кто вышел, и присел у ручья с чистой водой среди деревьев.

А со мной была кое-какая еда, и я сел в этом месте и стал есть то, что уделил мне Аллах великий; и ветерок в этом месте был приятен, и время казалось мне безоблачным. И меня взяла дремота, и я отдохнул в этом месте и погрузился в сон, наслаждаясь приятным ветром и благоуханными запахами, а затем я поднялся, но не увидел на острове ни человека, ни джинна: корабль ушёл с путниками, и не вспомнил обо мне из них никто – ни купец, ни матрос и они оставили меня на острове.

И я стал осматриваться направо и налево, но не увидел на острове никого, кроме себя, и овладела мною сильная грусть, больше которой не бывает, и у меня чуть не лопнул жёлчный пузырь от великой заботы, печалей и тягот.

А у меня не было с собой ничего из благ сего мира – ни кушаний, ни напитков, и остался я один, и душа моя устала. И я отчаялся в жизни и сказал про себя. «Не всякий раз остаётся цел кувшин, и если я уцелел в первый раз и встретил людей, которые взяли меня с собой с острова в населённое место, то на этот раз не бывать, чтобы я нашёл кого-нибудь, кто бы доставил меня в населённые страны».

И затем я стал плакать и рыдать, жалея о самом себе, и овладела мной грусть, и стал я упрекать себя за то, что я сделал, и за то, что начал это тягостное путешествие после того, как сидел и отдыхал в своём доме и своей стране, довольный и счастливый, имея прекрасные кушания, прекрасные напитки и прекрасную одежду и не нуждаясь ни в деньгах, ни в товарах.

И стал я раскаиваться, что выехал из города Багдада и отправился путешествовать по морю после того, как претерпел тяготы в первое путешествие и едва не погиб, и воскликнул «Поистине, мы принадлежим Аллаху, и к нему возвращаемся!» – и стал я как бы одним из бесноватых.

И я поднялся и стал ходить по острову направо и налево и не мог уже больше синеть на одном месте, и затем я влез на высокое дерево и стал смотреть с него направо и налево, – но не видел ничего, кроме неба, воды, деревьев, птиц, островов и песков.

И я посмотрел внимательно, и вдруг передо мной блеснуло на острове что то белое и большое; и тогда я слез с дерева и отправился к этому предмету и шёл в его сторону до тех пор, пока не дошёл до него, и вдруг оказалось, что это – большой белый купол, уходящий ввысь и огромный в окружности. И я подошёл к этому куполу и обошёл вокруг него, но не нашёл в нем дверей и не ощутил в себе силы и проворства, чтобы подняться на него, так как он был очень мягкий и гладкий.

И я отметил то место, где я стоял, и обошёл вокруг купола, вымеряя его окружность, и вдруг он оказался в пятьдесят полных шагов. И я стал придумывать хитрость, которая помогла бы мне проникнуть туда (а приблизилось время конца дня и заката солнца), и вдруг солнце скрылось, и воздух потемнел, и солнце загородилось от меня. И я подумал, что на солнце нашло облако (а это было в летнее время), и удивился и поднял голову, и, посмотрев в чем дело, увидел большую птицу с огромным телом и широкими крыльями, которая летела по воздуху, – и она покрыла око солнца и загородила его над островом.

И я удивился ещё больше, а затем я вспомнил одну историю…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок четвёртая ночь

Когда же настала пятьсот сорок четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход ещё больше удивился птице, увидав её над островом, и вспомнил одну историю, которую ему давно рассказывали люди странствующие и путешествующие, а именно: что на неких островах есть огромная птица, называемая рухх[490]490
  Рухх – сказочная хищная птица.


[Закрыть], которая кормит своих детей слонами.

«И я убедился, – говорил Синдбад, – что купол, который я увидел, – яйцо рухха, и принялся удивляться тому, что сотворил Аллах великий.

И когда это было так, птица вдруг опустилась на этот купол и обняла его крыльями и вытянула ноги на земле сзади него и заснула на нем (да будет слава тому, кто не спит); и тогда я поднялся и, развязав свой тюрбан, снял его с головы и складывал его и свивал, пока он не сделался подобен верёвке, а потом я повязался им и, обвязав его вокруг пояса, привязал себя к ногам этой птицы и крепко затянул узел, говоря себе: «Может быть, эта птица принесёт меня в страны с городами и населением. Это будет лучше, чем сидеть здесь, на этом острове».

И я провёл эту ночь без сна, боясь, что я засну и птица неожиданно улетит со мной, а когда поднялась заря и взошёл день, птица снялась с яйца и испустила великий крик и взвилась со мной на воздух, летя вверх и поднимаясь, пока я не подумал, что она достигла облаков небесных. А потом птица стала спускаться и опустилась на какую-то землю и села на одном высоком, возвышенном месте, и, достигнув земли, я быстро отвязался от её ног, боясь птицы, – но птица не знала обо мне и меня не почувствовала.

И я развязал тюрбан и отвязался от птицы, дрожа, и пошёл по этой местности, а птица захватила что-то с земли в когти и полетела к облакам небесным. И я посмотрел на то, что она взяла, и увидел, что это огромная змея с большим телом, которую птица схватила и поднялась в воздух, и удивился этому.

И я стал ходить по этой местности и увидел, что я нахожусь на возвышении, под которым лежит большая, широкая и глубокая долина, а на краю её стоит огромная гора, уходящая ввысь, и никто не может видеть её верхушки, так она высока, и ни у кого нет силы подняться на её вершину.

И я стал упрекать себя за то, что сделал, и воскликнул: «О, если бы я остался на острове! Он лучше, чем эта пустынная местность, так как на острове нашлось бы для меня что-нибудь поесть из разных плодов, и я пил бы из рек, а в этом месте нет ни деревьев, ни плодов, ни рек. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Всякий раз, как я освобожусь от одной беды, я попадаю в другую, более значительную и тяжкую!»

И я поднялся, бодрясь, и стал ходить по этой долине и увидел, что земля в ней из камня алмаза, которым сверлят металлы и драгоценные камни и просверливают фарфор и оникс. Это камень крепкий и сухой, который не берет ни железо, ни кремень, и никто не может отсечь от него кусок или разбить его чем-нибудь, кроме свинцового камня. И вся эта долина была полна змей и гадюк, каждая из которых была как пальма, и они были так велики, что если бы пришёл к ним слон, они бы, наверное, проглотили его. И эти змеи появляются ночью и скрываются днём, так как они боятся, что птица рухх или орёл их похитит и потом разорвёт, и я не знал, в чем причина этого.

И я оставался в этой долине, раскаиваясь в том, что сделал, и говорил про себя: «Клянусь Аллахом, я ускорил свою гибель!» И день надо мной повернул к закату, и стал я ходить по долине и высматривать себе место, где бы переночевать, и я боялся тех змей и забыл о еде и питьё, отвлекаясь мыслями о самом себе. И я заметил невдалеке пещеру и, подойдя к ней, увидел, что вход в пещеру узок, и я вошёл туда и нашёл у входа большой камень. Я толкнул его и загородил им вход в пещеру, будучи сам внутри её, и сказал про себя: «Я в безопасности, так как вошёл сюда, а когда взойдёт день, я выйду и посмотрю, что сделает всемогущество Аллаха».

И я осмотрелся в пещере и увидел огромную змею, которая лежала посреди неё на яйцах, и тут волосы встали дыбом у меня на теле, и я поднял голову и вручил своё дело судьбе и предопределению.

Я провёл всю ночь без сна, пока не взошла заря и не заблистала, и тогда я отодвинул камень, которым загородил вход в пещеру, и вышел из неё; и я был как пьяный, и у меня кружилась голова от долгой бессонницы, голода и страха. И я стал ходить по долине, будучи в таком состоянии, и вдруг упал передо мной большой кусок мяса. Но я не видел никого и удивился этому до крайности, и вспомнил одну историю, которую я слышал в давние времена от купцов, путешественников и странников. Они говорили, что в горах алмазного камня есть великие ужасы и никто, никто не может пройти к этому камню; но купцы, которые им торгуют, применяют хитрость, чтоб добраться до него: они берут овцу, режут её и обдирают, и рубят на куски её мясо и бросают его с горы в долину, – и мясо падает туда ещё влажное, и прилипают к нему эти камни. И купцы оставляют мясо до полудня, и спускаются к нему птицы – орлы и ястреба, и хватают его в когти, и поднимаются на вершину горы; и тогда приходят к ним купцы и кричат на них, и птицы улетают от мяса, а купцы приходят и отдирают от мяса камни, прилипшие к нему, – они оставляют мясо птицам и зверям, а камни уносят в свою страну. И никто не может ухитриться подойти к алмазным горам иначе, как такой хитростью…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок пятая ночь

Когда же настала пятьсот сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход рассказывал своим друзьям обо всем, что случилось с ним на алмазной горе, и говорил им, что купцы не могут добыть ни одного такого камня иначе, как хитростью, о которой он упоминал.

«И, посмотрев на тот кусок мяса» – продолжал Синдбад, – я вспомнил эту историю и подошёл к мясу и собрал много камней, которые засунул себе за пазуху и между платьем, и я выбирал камни и засовывал их себе за пазуху, за пояс, в тюрбан и одежду.

И вдруг я увидел ещё один большой кусок мяса, и тогда я привязал себя к нему тюрбаном и лёг на спину, положив мясо себе на грудь и крепко схватив его, так что мясо возвышалось над землёй. И вдруг орёл спустился к этому куску мяса и схватил его когтями и поднялся с ним на воздух, и я уцепился за это мясо; и орёл летел до тех пор, пока не поднялся на вершину горы и не сел там. И он хотел оторвать от мяса кусок, и вдруг раздался сзади него страшный, громкий крик, и на горе застучали чем-то об дерево. И орёл встрепенулся и испугался и взлетел в воздух, и я отвязался от мяса (а одежда моя была вымазана кровью) и стал подле него; и вдруг тот купец, который кричал на орла, подошёл к мясу и увидел, что я стою, но не заговорил со мной и испугался меня и устрашился.

И, подойдя к мясу, он стал его ворочать, но не нашёл на нем ничего, и тогда он испустил великий крик и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! У Аллаха ищем защиты от дьявола, битого камнями!»

И он горевал и ударял рукой об руку, говоря: «О горе, что это означает!» И я подошёл к нему, и он спросил: «Кто ты и почему ты пришёл на это место?» – «Не бойся и не страшись, – ответил я, – я человек из хороших людей и был купцом, и со мной случилась ужасная история, и диковинна повесть о причине прибытия моего на эту гору, и повесть об этой долине удивительна. Не бойся же, тебе будет от меня то, что тебя порадует. Со мной много алмазов, и я дам их тебе столько, что тебе хватит, и каждый мой кусок лучше всего, что могло тебе достаться. Не печалься же и не бойся».

И тогда этот человек поблагодарил меня и призвал на меня благословение и стал со мной разговаривать; и вдруг остальные купцы услышали, что я разговариваю с их товарищем, и пришли ко мне (а каждый купец бросил в долину свой кусок мяса). И, подойдя к нам, они приветствовали меня и поздравили со спасением и взяли с собой, и я сообщил им всю мою историю и рассказал о том, что претерпел в путешествии, и поведал им, почему я попал в эту долину. И затем я дал владельцу того мяса, к которому я привязался, многое из того, что было со мной, и он обрадовался и призвал на меня благословение и поблагодарил меня за это. «Клянёмся Аллахом, – сказали купцы, – он предначертал тебе новую жизнь! Никто из достигших этого места до тебя не спасся, но слава Аллаху за твоё спасение!» И они провели ночь в прекрасном и безопасном месте, и я провёл эту ночь вместе с ними, радуясь до крайней степени, что остался цел и спасся из долины змей и достиг населённых стран. А когда взошёл день, мы встали и пошли по этой большой горе и видели в долине множество змей. И мы шли до тех пор, пока не пришли в сад на большом и прекрасном острове, и в саду росли камфарные деревья, под каждым из которых могли найти тень сто человек. А когда кто-нибудь хочет добыть камфары, он сверлит на верхушке дерева дырку чем-нибудь длинным и собирает то, что из неё течёт, и льётся из неё камфарная вода и густеет, как клей, – это и есть сок камфарного дерева. И после этого дерево засыхает и идёт на дрова. А на этом острове есть одна порода животных, которых называют аль-каркаданн;[491]491
  Аль-каркадани – носорог.


[Закрыть] они пасутся на нем, как пасутся коровы и буйволы в нашей страде, но тело этих зверей крупнее, чем тело верблюда, и они едят траву.

Это большие звери, и у них один толстый рог посредине головы длиной в десять локтей, и на нем изображение человека. И ещё есть на этом острове животные из породы коров. А моряки, путешественники и странники, бродящие по горам и землям, рассказывали нам, что зверь, называемый аль-каркаданн, носит на своём роге большого слона и пасётся с ним на острове, и жир его течёт от солнечного зноя на голову аль-каркаданна и попадает ему в глаза, и аль-каркаданн слепнет. И он ложится на берегу, и прилетает к нему птица рухх и уносит его в когтях, и улетает с ним к своим детям, и кормит их этим зверем и тем, что у него на роге. Я видел на этом острове много животных из породы буйволов, подобных которым у нас нет; и в этой долине много алмазных камней, которые я принёс с собой и спрятал за пазуху.

И купцы дали мне взамен их товары и вещи и несли их для меня с собою и дали мне дирхемы и динары, и я шёл с ними, смотря на чужие страны и на то, что создал Аллах великий, и переходил из долины в долину и из города в город, и мы продавали и покупали, пока не достигли города Басры.

И мы пробыли там немного дней, а потом я пришёл в город…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок шестая ночь

Когда же настала пятьсот сорок шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Синдбад-мореход вернулся из отлучки и вступил в город Багдад, обитель мира, он пришёл в свой квартал и вошёл к себе домой, неся с собой много алмазных камней, и были с ним деньги и вещи и товары, имеющие вид. Он встретился со своими родными и близкими и стал раздавать милостыню и дарить и оделять, и сделал подарки всем своим родным и друзьям, и начал хорошо есть и хорошо пить и одеваться в красивые одежды и дружить и водиться с людьми, и позабыл обо всем, что претерпел. И жил он приятной жизнью, с ясным умом и расправившейся грудью, и проводил время в играх и увеселениях; и стал всякий, кто слышал о его прибытии, приходить к нему и расспрашивать об обстоятельствах путешествия и состоянии чужих стран. И Синдбад, рассказывая им, сообщал, что он испытал и претерпел, и дивился слушающий тому, как много он вынес, и поздравлял его со спасением.

Вот и конец того, что было с Синдбадом и случилось с ним во второе путешествие. «А завтра, – сказал он собравшимся, – если захочет Аллах великий, я расскажу вам об обстоятельствах третьего путешествия».

И когда Синдбад-мореход окончил свой рассказ Синдбаду сухопутному, все удивились ему и поужинали у него, и он приказал выдать Синдбаду сто мискалей золотом. И Синдбад взял их и ушёл своей дорогой, изумляясь тому, что пришлось вынести Синдбаду-мореходу.

И он восхвалил его и помолился за него у себя дома, а когда наступило утро и засияло светом и заблистало, Синдбад-носильщик поднялся и, совершив утреннюю молитву, отправился в дом Синдбада-морехода, как тот приказал ему.

Он пошёл к нему и пожелал ему доброго утра; и Синдбад-мореход сказал ему: «Добро пожаловать!» – и сидел с ним, пока не пришли к нему остальные его друзья и толпа его товарищей. И когда они поели, попили, насладились, поиграли и повеселились, Синдбад-мореход начал говорить и сказал:

Рассказ о третьем путешествии (ночи 546–550)

Знайте, о братья, и выслушайте от меня рассказ о третьем путешествии; он более удивителен, чем рассказы, услышанные в предыдущие дни, а Аллах лучше всех знает сокровенное и всех мудрее.

В минувшие и давно прошедшие времена я вернулся из второго путешествия и жил в крайнем довольстве и веселье, радуясь моему благополучию. Я нажил большие деньги, как я рассказал вам вчерашний день, и Аллах возместил мне все то, что у меня пропало; и я пробыл в Багдаде некоторое время, живя в крайнем счастье, радости, довольстве и веселье, и захотелось моей душе попутешествовать и прогуляться, и стосковалась она по торговле, наживе и прибыли, – душа ведь приказывает злое.

И я решился и купил много товаров, подходящих для поездки по морю, и связал их для путешествия и выехал с ними из города Багдада в город Басру. Я пришёл на берег реки и увидел большой корабль, где было много купцов и путников – все добрые люди и прекрасный народ, верующие, милостивые и праведные; и сел с ними на этот корабль, и мы поехали с благословения Аллаха великого, с его помощью и поддержкой, радуясь, в надежде на благо и безопасность. И ехали мы из моря в море и от острова к острову и из города в город, и в каждом месте, где мы проезжали, мы гуляли и продавали и покупали, и испытывали мы крайнюю радость и веселье. И в один из дней мы ехали посреди ревущего моря, где бились волны, и вдруг капитан, стоявший на краю палубы и смотревший на море, стал бить себя по лицу, свернул паруса корабля, бросил якоря, выщипал себе бороду и разодрал на себе одежду и закричал великим криком. «О капитан, в чем дело?» – спросили мы его; и он сказал: «Знайте, о мирные путники, что ветер осилил нас и согнал с пути посреди моря, и судьба бросила нас, из-за нашей злой доли, к горе мохнатых. А это люди, подобные обезьянам, и никто из достигших этого места не спасся. И моё сердце чует, что мы все погибли».

И не закончил ещё капитан своих слов, как пришли к нам обезьяны и окружили корабль со всех сторон, и были они многочисленны, словно саранча, и распространились на корабле и на суше. И мы боялись, что, если мы убьём одну из них, или ударим, или прогоним, они нас убьют из-за своей крайней многочисленности (ведь многочисленность сильнее доблести); и страшились мы, что они разграбят наше имущество и товары. А это самые гадкие звери, и на них волосы точно чёрный войлок, и вид их устрашает, и никто не понимает их речи и ничего о них не знает. Они дичатся людей, и у них жёлтые глаза и чёрные лица; они малы ростом, и высота каждого из них – четыре пяди.

И обезьяны забрались на канаты и порвали их зубами и также порвали все канаты на корабле со всех сторон, и корабль накренился и пристал к их горе; и когда корабль оказался у берега, обезьяны схватили всех купцов и путников и вышли на остров и взяли корабль со всем, что на нем было, и ушли с ним своей дорогой, оставив нас на острове; и корабль скрылся от нас, и мы не знали, куда его увели.

И мы остались на этом острове и питались его плодами, овощами и ягодами и пили из рек, протекавших на нем, и вдруг показался перед нами выстроенный дом, стоявший посреди острова. И мы направились к нему и пошли в его сторону, – и вдруг оказалось, что это дворец с крепкими столбами и высокими стенами; его ворота с двумя створами были открыты, и сделаны они были из чёрного дерева. И мы вошли в ворота этого дворца и увидели обширное пространство, подобное широкому большому двору, и вокруг этого двора было много высоких дверей, а посредине его стояла высокая большая скамья, подле которой находились сосуды для стряпни, висевшие над жаровнями, а вокруг них лежало много костей. Но мы не увидели здесь никого и удивились этому до крайней степени. И мы посидели немного во дворе этого дворца, а затем заснули и спали от зари до захода солнца; и вдруг земля под нами задрожала, и мы услышали в воздухе гул, и вышло к нам из дворца огромное существо, имевшее вид человека, который был чёрного цвета и высокого роста и походил на громадную пальму. Его глаза были подобны двум горящим головням, и у него были клыки, точно клыки кабана, и огромный рот, точно отверстие колодца, и губы, как губы верблюда, которые свешивались ему на грудь, и два уха, точно громадные камни, спускавшиеся ему на плечи, а когти на его руках были точно когти льва.

И, увидев существо такого вида, мы исчезли из мира, и усилился наш страх, и увеличился наш испуг, и стали мы точно мёртвые от сильного страха, горя и ужаса…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок седьмая ночь

Когда же настала пятьсот сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход и его товарищи увидели это существо с ужасным обликом, их охватил величайший страх и испуг. И когда этот человек ступил на землю, – говорил Синдбад, – он посидел немного на скамье, а затем поднялся и подошёл к нам. Он схватил меня за руку, выбрав меня среди моих товарищей купцов, и поднял одной рукой с земли и начал щупать и переворачивать, и я был у него в руке точно маленький кусочек.

И человек ощупал меня, как мясник щупает убойную овцу, и увидел, что я ослаб от великой грусти и похудел из-за утомления и пути и на мне совсем нет мяса, и выпустил меня из рук и взял другого из моих товарищей и стал его ворочать, как меня, и щупать, как меня щупал, – и тоже выпустил его; и он не переставал нас щупать и переворачивать одного за другим, пока не дошёл до капитана, на корабле которого мы плавали.

А это был человек жирный, толстый, широкоплечий, обладавший силой и мощью, и он понравился людоеду, и тот схватил его, как мясник хватает жертву, и бросил его на землю и поставил на его шею ногу и сломал её. И потом он принёс длинный вертел и вставил его капитану в зад, так что вертел вышел у него из маковки, и зажёг сильный огонь и повесил над ним этот вертел, на который был воткнут капитан, и до тех пор ворочал его на угольях, пока его мясо не поспело. И он снял его с огня и положил перед собой и ровнял его, как человек разнимает цыплёнка, и стал рвать его мясо ногтями и есть, и продолжал это до тех пор, пока не съел мяса и не обглодал костей, ничего не оставив. И человек этот бросил остатки костей в уголь и затем, посидев немного, свалился и заснул на этой скамье и стал храпеть, как храпит баран или прирезанная скотина, и спал до утра, а затем поднялся и ушёл своей дорогой.

И когда мы убедились, что он далеко, мы начали разговаривать друг с другом и плакать о самих себе и сказали: «О, если бы мы утонули в море или съели бы нас обезьяны! Это было бы лучше, чем жариться на угольях! Клянёмся Аллахом, такая смерть – смерть скверная, но что хочет Аллах – то бывает! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Мы умрём в тоске, и никто о нас не узнает, и нет для нас больше спасения из этого места!»

И потом мы поднялись, и вышли на остров, чтобы присмотреть себе место, куда бы могли спрятаться или убежать, и нам показалось легко умереть, если наше мясо не изжарят на огне.

Но мы не нашли себе места, чтобы укрыться в нем, а нас уже настиг вечер, и мы вернулись во дворец из-за сильного страха.

И мы посидели немного, и вдруг земля под нами задрожала, и пришёл тот чёрный человек и, подойдя к нам, стал нас ворочать одного за другим, как и в первый раз. И он щупал нас, пока один из нас ему не понравился, и тогда он схватил его и сделал с ним то же самое, что сделал с капитаном в первый раз: он изжарил его и съел, и заснул на скамье, и проспал всю ночь, храпя, как прирезанная скотина.

А когда взошёл день, он встал и ушёл своей дорогой, оставив нас, как обычно; и мы сошлись все вместе и стали разговаривать и говорили друг другу: «Клянёмся Аллахом, если мы бросимся в море и умрём от потопления, это будет лучше, чем умереть от сожжения, ибо такая смерть отвратительна!» – «Выслушайте мои слова, – сказал один из нас. – Мы должны ухитриться и убить этого человека и избавиться от забот и избавить мусульман от его вражды и притеснения». – «Послушайте, о братья, – сказал я, – если его непременно нужно убить, то нам следует перенести эти бревна к берегу и перетащить туда часть этих дров и сделать для себя судно, наподобие корабля, а после этого мы ухитримся его убить, сядем на судно и поедем по морю в любое место, куда захочет Аллах, или же мы будем сидеть в этом месте, пока не пройдёт мимо нас корабль, и тогда мы сядем на него. Если же мы не сможем убить этого человека, мы уйдём и поплывём по морю, – хотя бы мы утонули, мы избавимся от поджаривания на огне и убиения. Если мы спасёмся, то спасёмся, а если утонем, то умрём мучениками».

«Клянёмся Аллахом, это правильное мнение!» – сказали все; и мы сговорились об этом деле и начали действовать.

Мы вынесли бревна из дворца и сделали судно и привязали его у берега моря, а потом мы сложили туда коекакую пищу и вернулись во дворец; и когда наступил вечер, земля вдруг задрожала, и вошёл к нам тот чёрный людоед, подобный кусливой собаке. И он стал нас переворачивать и щупать одного за другим, и, взяв одного из нас, сделал с ним то же самое, что с предыдущим, и съел его, и заснул на скамье, и храп его был подобен грому.

И мы поднялись и взяли два железных вертела, из тех вертелов, что стояли тут же, и положили их на сильный огонь, так что они покраснели и стали как уголья, и мы крепко сжали их в руках и подошли к этому человеку, который спал и храпел, и, приложив вертела к его глазам, налегли на них все вместе с силой и решимостью и воткнули их ему в глаза, когда он спал. И глаза его ушли внутрь, и он закричал великим криком, так что наши сердца устрашились, а затем он решительно встал со скамьи и начал искать нас, а мы убегали от него направо и налево; но он не видел этого, так как его глаза ослепли. И мы испугались его великим страхом и убедились в этот час, что погибнем, и потеряли надежду на спасение; а этот человек пошёл ощупью к воротам и вышел, крича, и мы были и величайшем страхе, и земля дрожала под нами от его громкого крика.

И этот человек вышел из дворца (а мы следовали за ним) и ушёл своей дорогой, ища нас, а потом он вернулся, и с ним была женщина, огромнее его и ещё более дикого вида; и когда мы увидели его и ту, что была с ним, ещё более ужасную, чем он, мы испугались до крайней степени.

И, увидев нас, они поспешили к нам, а мы поднялись, отвязали судно, которое сделали, и, сев в него, толкнули его в море. А у каждого из этих двоих был громадный кусок скалы, и они бросали в нас камнями, пока большинство из нас не умерло от ударов; и осталось только три человека: я и ещё двое…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот сорок восьмая ночь

Когда же настала пятьсот сорок восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход сел на судно вместе со своими товарищами, чёрный и его подруга стали бросать в них камнями, и большинство людей умерло, и осталось из них только три человека.

«И судно пристало с нами к берегу, и мы шли до конца дня, – говорил Синдбад, – и пришла ночь, и мы были в таком положении. И немного поспали и пробудились от сна, и вдруг дракон огромных размеров с большим телом преградил, нам дорогу и, направившись к одному из нас, проглотил до плеч, а затем он проглотил остатки его, и мы услышали, как его ребра ломаются у дракона в животе, и дракон ушёл своей дорогой. Мы удивились этому до крайней степени и стали горевать о нашем товарище, испытывая великий страх за самих себя, и сказали: «Клянёмся Аллахом, вот удивительное дело: каждая смерть отвратительнее предыдущей. Мы радовались, что спаслись от чернокожего, но радость оказалась преждевременной. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!

Клянёмся Аллахом, мы спаслись от чернокожего людоеда и от потопления, но как нам спастись от этой зловещей беды?» И затем мы поднялись и стали ходить по острову, питаясь плодами, пили воду из каналов, и пробыли там до вечера. И мы увидели большое и высокое дерево и, взобравшись на него, заснули на верхушке, и я поднялся на верхнюю ветку. Когда же настала ночь и стемнело, пришёл дракон и, осмотревшись направо и налево, направился к тому дереву, на котором мы сидели, и шёл до тех пор, пока не дошёл до моего товарища; он проглотил его до плеч и обвился вокруг дерева, и я слышал, как кости съеденного ломались в животе у дракона, а потом дракон проглотил его до конца, и я видел это своими глазами.

После этого дракон слез с дерева и ушёл своей дорогой, а я провёл на дереве остаток ночи; когда же поднялся день и появился свет, я сошёл с дерева, подобный мёртвому от сильного страха и испуга, и хотел броситься в море и избавиться от земной жизни, но жизнь моя не показалась мне ничтожной, так как жизнь для нас дорога. И я привязал к ногам, поперёк, широкий кусок дерева, и привязал ещё один такой же – на левый бок и другой такой же – на правый бок, и такой же я привязал на живот, и другой, длинный и широкий, я привязал себе на голову – поперёк, как тот, который был под ногами, и оказался я между этими кусками дерева, которые окружали меня со всех сторон. И я крепко обвязался и бросился на землю со всеми этими кусками дерева и лежал между ними, а они окружали меня, точно комната. И когда настала ночь, пришёл этот дракон, как обычно, и посмотрел на меня и направился ко мне, но не мог меня проглотить, так как я был в таком положении, окружённый со всех сторон кусками дерева.