Текст книги "Фабрика офицеров"

13. Выдвигается требование

– Обер-лейтенанта Крафта попросите ко мне, – говорит генерал. Он сказал это Сибилле Бахнер. Официальное служебное время согласно распорядку закончилось. Здание штаба постепенно пустеет. Сибилла Бахнер звонит в канцелярию 6-го потока и сообщает дежурному писарю: «Господина обер-лейтенанта Крафта просят явиться к господину генералу». Писарь извещает об этом унтер-офицера канцелярии, а тот – дежурного фенриха. Меж тем желание генерала трансформируется в приказ, гласящий: «Обер-лейтенанту Крафту немедленно явиться к генералу».

Дежурный фенрих разыскивает обер-лейтенанта Крафта и объявляет:

– Господин обер-лейтенант! К генералу. Срочно.

Это звучит не особенно приятно. Но приятные звуки вообще не раздаются с генеральской стороны. Крафт согласно кивает, как будто бы для него явиться к генералу во внеслужебное время самое что ни на есть обычное дело на свете.

– Вы сказали – срочно? – переспрашивает Крафт.

– Так точно, – отвечает дежурный фенрих. – Срочно. Спешно и важно – так передал унтер-офицер канцелярии.

– Но штаны-то я, по крайней мере, могу натянуть? Или?.. – Крафт стремится ничему не удивляться и не позволяет никому выводить себя из равновесия. Ему, как он полагает, терять нечего, тем более что в данный момент он не узрел ничего особенного. – Хорошо, – говорит обер-лейтенант, – сейчас прибуду, ну, что-нибудь в течение четверти часа.

Фенрих расценивает это заявление как хвастовство. Он-то знает, что генерала нельзя заставлять ждать даже лишней секунды. А впрочем, какое ему дело – он выполнил, что велели.

Обер-лейтенант Крафт не спеша одевается. Потом звонит Эльфриде Радемахер.

– Я немного задержусь, – сообщает он ей.

– Что-нибудь важное, Карл?

– Да думаю – ничего. Какой-нибудь нагоняй или разнос. Я должен явиться к генералу.

– Может, это интриги капитана Катера?

– Вряд ли, – мягко отвечает Крафт. – Скорее, здесь дело не в закулисной интриге, а что-то из служебных вопросов. Но главное – что ты меня подождешь.

– И с нетерпением, – заверяет Эльфрида.

– Фрейлейн Бахнер, я прибыл по вызову генерала.

Сибилла дружески смотрит на обер-лейтенанта Крафта. Это уже прогресс, хотя до ее доверительной улыбки, очевидно, еще далековато. Сибилла Бахнер испытующе глядит на него, потом говорит:

– Я не думаю, что речь о докладе, господин обер-лейтенант. Господин генерал не приказывал вызывать вас, а, скорее, высказал желание побеседовать с вами. Поэтому портупею, перчатки и фуражку вы можете оставить здесь, у меня в приемной.

– Вы не ошибаетесь, фрейлейн Бахнер? – спрашивает Крафт.

Сибилла, улыбаясь, отрицательно качает головой. Затем смотрит на часы:

– Еще три минуты терпения: генерал как раз заканчивает один документ.

– А откуда вы знаете, когда он с ним закончит?

– Генерал имеет обыкновение заранее устанавливать определенное количество времени на каждый документ и предупреждает об этом или адъютанта, или меня. Разумеется, лишь в том случае, если нам следует об этом знать.

Крафт снимает с себя лишние для этой встречи доспехи. При этом он спрашивает Сибиллу:

– Ваша работа удовлетворяет вас?

Сибилла с удивлением воззрилась на него.

– Удовлетворяет? – отрешенно спрашивает она, растягивая слова. – Что вы хотите этим сказать?

– Ничего особенного, – спешит заверить Крафт. – Это был, собственно, риторический вопрос.

– Мне так не кажется, – говорит Сибилла и с недоверием взглядывает на обер-лейтенанта. А потом спрашивает: – Вы хоть знаете, для чего вас сюда пригласили?

– Не совсем, – отвечает обер-лейтенант. – Но полагаю, за какой-нибудь проступок: грешков у меня немало.

– Ну, у других их тоже хватает, – говорит Сибилла, – просто вам о них неизвестно.

– Это точно, – поддакивает Крафт.

– Сегодня утром, – говорит ему Сибилла Бахнер, – к генералу приходили господа Фрей и Ратсхельм.

– Благодарю, – говорит Крафт. – Чем могу отплатить вам за доброе отношение?

– Просто тем, что сразу же забудете о том, что я только что вам сообщила.

– Уже забыто, фрейлейн Бахнер. А более я ничего не могу сделать для вас?

– Нет.

Ее дни проходили, одинаково запрограммированные. День за днем, как близнецы: 6:30 – подъем, 7:30 – завтрак. Служба с 8:00 до 18:00. Затем в 18:30 – ужин. После – обычная сверхурочная работа или то, что здесь называют досугом: починка нижнего белья, стирка чулок, порой письма к родителям, иногда чтение книги, концерт по радио или выход в кино, туда, вниз, где лежит маленький городок, – обычно в одиночку или же с женой адъютанта.

– Если я вам когда-либо понадоблюсь – я всегда в вашем распоряжении, – сказал ей обер-лейтенант Крафт.

– Спасибо, – ответила Сибилла, – но мне никто не нужен.

– Ну что вы – все же люди, и вы тоже, мало ли что…

– Господин обер-лейтенант, прошу, господин генерал ждет вас.

– Господин обер-лейтенант Крафт, к каким выводам вы пришли после изучения материалов военного трибунала по делу лейтенанта Баркова? – спросил генерал.

Крафт насторожился. К вопросу он не был готов. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы настроиться на неожиданный поворот. Он мгновенно выбросил из головы аргументы к ожидавшемуся им разговору на тему о «приличиях», в частности о случае «монокль и женские груди». При этом Крафт не заметил, что генерал ведет себя не совсем обычно: он не сидел в своей привычной позе, с негнущейся спиной, а чуть развернул свой стул и положил ногу на ногу.

– Подразделение, – начал докладывать Крафт, – в решающий момент было разделено на две группы. Значительно большая, в количестве тридцати двух человек, оказалась уже в укрытии. Остальные восемь помогали лейтенанту Баркову в последних приготовлениях к взрыву. Так обычно и делается, ибо ведь происходит не один взрыв, а несколько. В начальных приготовлениях – как то: связывание пакетов со взрывчаткой, отмеривание запального шнура, вставка запалов – участвовало все подразделение. На заключительном же этапе подготовки – при закладке взрывчатки, соединении контактов запалов и бикфордова шнура, очищении места для закладывания взрывчатки – в этих работах из соображений безопасности принимала участие лишь небольшая группа.

– До этого момента все, как положено.

– Так точно, господин генерал, – до этого момента. Но затем, когда вся подготовка к взрыву была закончена, произошло следующее: в той большой группе, которая находилась в укрытии, один из фенрихов вывихнул ногу. Лейтенант Барков немедленно подошел туда и выяснил, что ничего страшного. Он вернулся к месту взрыва. Как обычно, положил кончик бикфордова шнура на головку спички и чиркнул по коробку. Бывшие с ним восемь человек бросились в укрытие. Лейтенант же Барков, полагаясь на установленное время горения шнура, поднялся медленно. И так же медленно стал удаляться от места, где была заложена взрывчатка. Он не успел отойти, как неожиданно раздался взрыв.

Генерал откинулся на стуле. Казалось, он даже закрыл глаза. И Крафту тоже померещилось в этот момент то, что мысленно видел генерал: восемь бегущих в укрытие фенрихов, на фоне чистого синего неба – их развевающиеся плащи, быстро мелькающие руки и ноги и серые напряженные лица в блеклом свете дня. И – лейтенант, выпрямившийся во весь рост, четкий, узкий его силуэт, намеренно спокойные, размеренные движения, скупая усмешка, посланная вслед бегущим в укрытие. И тут же – грохот взрыва, всплеск яркого, режущего света; все это обрушивается на лейтенанта с уничтожающей силой, рвет на части его тело, и он падает лицом вниз. Потом все заволакивается тучей дыма. И – полная тишина.

– Кто были эти восемь фенрихов? – тихо спрашивает генерал.

– Крамер, Вебер, Андреас, Бемке, Бергер, Хохбауэр, Меслер и Редниц, господин генерал.

– А тот, что вывихнул ногу, – это кто?

– Фенрих Амфортас, господин генерал. Этот вывих оказался, как выяснилось потом, ушибом.

– Имеется ли на этот счет медицинское заключение?

– Нет, господин генерал. Фенрих Амфортас не ходил к врачу. Нога у него болела, но эпизодически, и, по его словам, он не считал, что нужно идти с этой мелочью к врачу. Теперь уж, разумеется, поздно проводить медэкспертизу – но ведь многие его сослуживцы видели синяки у него на ноге.

– Это все, что вам удалось выяснить, господин обер-лейтенант?

– В настоящий момент – все, господин генерал. Во всяком случае все, что удалось извлечь конкретно из сорокастраничного акта.

– Что вы еще предприняли?

– Пока ничего, господин генерал, точнее – ничего существенного.

Глаза генерала приобрели холодное выражение.

– Что вы думаете делать дальше, господин обер-лейтенант Крафт?

– Я думаю прощупать фенрихов моего подразделения. Полагаю, что это явится основой для последующего расследования. На это необходимо, естественно, какое-то время…

– А вот его-то у вас и нет! – бросил генерал.

Обер-лейтенант Крафт промолчал. Генерал принял свою обычную позу: опустил ноги на пол и выпрямился.

– Времени у вас очень мало, господин обер-лейтенант Крафт, или остается слишком мало, если вы будете и дальше действовать так же медленно. Начальник вашего курса и начальник учебного потока отнюдь не в восторге от результатов вашей деятельности.

Обер-лейтенант Крафт предпочел отмолчаться еще раз. Он хотел было ответить, что он тоже не в восторге от позиции своего начальства, но решил, что нет смысла возражать. Генерал сказал:

– В ближайшие дни, возможно завтра, к нам прибудет гость, к которому будете приставлены именно вы, – фрау Барков, мать погибшего лейтенанта. Я даю вам это поручение из двух соображений. Во-первых, вы приняли должность лейтенанта Баркова. Значит, вы лучше, чем кто-либо иной, сможете рассказать этой женщине, как любили здесь ее сына и как он служил. Во-вторых, вы, по-моему, и с точки зрения личных качеств наиболее подходящий человек для этой миссии.

– Что я должен сообщить фрау Барков, господин генерал?

– Официальную версию.

Крафт понял, что аудиенция окончена. Он поднялся, и генерал кивнул. Крафт подошел к дверям, хотел отдать честь, и в тот же миг генерал поднял руку.

– Крафт, – сказал он почти доверительно, и это обращение далось ему, видимо, нелегко, – надеюсь, что я могу положиться на вас. Это отнюдь не означает, что я готов каждый раз прикрывать вас, когда вы совершаете необдуманные выходки. И только в одном определенном моменте – вы знаете, что я имею в виду, – можете рассчитывать на всяческую поддержку с моей стороны. Я хочу, чтобы убийство лейтенанта Баркова не осталось безнаказанным. Для этого вы мне и нужны. Поэтому я ожидаю, что вы не совершите ни одного необдуманного шага. Не разочаруйте меня, Крафт.

Обер-лейтенант молча отдал честь.

– Господин обер-лейтенант Крафт, – закончил аудиенцию генерал, – не забудьте, пожалуйста, следующее: вы получили четкое задание, а времени у вас в обрез. И паллиативного решения у вас нет.

– Есть у вас под рукой коньяк, фрейлейн Бахнер? – обратился обер-лейтенант Крафт к Сибилле. Она внимательно взглянула на него. – Или что угодно другое, что можно выпить, по мне – хоть спирт.

Он ожидал услышать решительное «нет». Но она вдруг сказала:

– Если только это, то я вам помогу. Думаю, что могу в данном случае взять на себя такую ответственность.

Не долго думая, она достала из письменного стола генеральского адъютанта бутылку и стакан.

– Скажите мне, дорогая, – спросил слегка удивленный Крафт, прислонившись спиной к шкафу, – как реагирует генерал на невыполнение его пожеланий или приказов?

– Трудно сказать, господин обер-лейтенант, – ответила Сибилла. – Дело в том, что такого на моей памяти не было.

Она налила стакан до краев, протянула его Крафту и испытующе-дружелюбно взглянула на него.

Обер-лейтенант одним махом опрокинул стакан. Блаженное тепло разлилось по телу. Но ожидаемого облегчения он не ощутил.

– Какую, собственно, роль играю я здесь? – раздраженно спросил Крафт. – Что я – ловец душ с завязанными глазами и автоматом в руках? Или, может, Дед Мороз, развешивающий гранаты на рождественской елке? За кого принимаете меня вы, скажем?

– За мужчину, достаточно умного, который сознает, что генерал никогда не отдаст приказа, за который он не нес бы ответственности.

Губы Сибиллы Бахнер чуть тронула улыбка. Крафт подумал: она так же скупа в выражениях чувств, как и ее генерал, – что ж, такое общение, разумеется, накладывает отпечаток на нее. И тем не менее она улыбнулась. Конечно, в этой комнате она пережила все мыслимые реакции офицеров, выходивших из себя под воздействием слов генерала: гордые, глупые, подхалимы, самоуверенные, балбесы, равнодушные, интриганы – все они могли сказать здесь только одно: «Яволь». И Сибилла улыбалась, глядя на них.

– Мне кажется, вы должны немного более уделять генералу внимания, фрейлейн Бахнер, в чисто человеческом плане, – сказал Крафт без всякой задней мысли. Он был возбужден, ему нужен был кто-то, на кого он мог бы выплеснуть хоть часть бушевавшего в душе раздражения. – Вы бы попробовали немного рассеять его: кажется, сейчас это ему очень нужно.

– Это пошло, – сказала Сибилла Бахнер.

– А, бросьте, – не сдерживаясь, ляпнул Крафт, – я уже однажды говорил вам, стоит ли играть роль синего чулка. Вы же сотворены не из запчастей пишущей машинки. Вы – женщина! Почему же вы не ведете себя соответственно? Это было бы благо для нас, да и для генерала.

– Может быть, вы при случае скажете ему об этом сами? – с удивительным самообладанием парировала Сибилла Бахнер. Она даже как будто побледнела, и ее ладони сжались в маленькие кулачки. И хотя Крафт почувствовал, что он нажил себе очередного врага, ее трезвое замечание вернуло ему равновесие.

– Вы абсолютно правы, фрейлейн Бахнер, – заметил он, – я тоже трусливый пес. Тут я распинаюсь, а так вести себя надо бы там, в его кабинете.

– Это уже более разумные речи.

– От меня слишком многого хотят, – продолжал Крафт. – Но я ведь тоже мелкая сошка. И что хуже всего – я сознаю это. Вы, очевидно, думаете, что я завидую другим, что они, утешенные и со спокойной совестью, могут спать, если благословение божье – или генеральское – нисходит на них. Но в наше время надо быть ребенком, чтобы беззаботно смеяться, заглянув в хлев.

– Я лучше дам вам еще коньяку, – сказала Сибилла Бахнер. Теперь она опять улыбалась, и улыбка ее не была ироничной; эта улыбка обещала в перспективе симпатию.

– А вы совсем не так уж злы, – сказал Крафт, – хотя, наверное, и не знаете об этом.

– Вот теперь знаю, – живо ответила она.

– Ну и прекрасно, и не забывайте об этом впредь.

– Загляните при случае и убедитесь сами…

В нижнем коридоре здания штаба было тихо и пусто, как в заводском цеху ночью. Горела лишь одна синяя лампа. Ее свет с трудом достигал пустых стен и темных дверей. Административно-хозяйственный отдел, располагавшийся здесь, внизу, был безлюден. Лишь через замочную скважину двери библиотеки просачивался луч света. Там Крафта ждала Эльфрида Радемахер.

– Прости, – сказал он ей, – но я раньше не смог.

– Ты пришел, – кивнула она, – и это главное.

Эльфрида никогда не сетовала, ни о чем не спрашивала, не выражала никаких настроений, не впадала в экстравагантность, в истерию, не знала меланхолии. Она была счастливой находкой для него.

– Время довольно позднее, – заметил Крафт.

Он осмотрел помещение библиотеки испытующим взглядом. Проверил светомаскировку, запер двери и прикрыл замочную скважину своей фуражкой. Потом стянул с себя китель и завесил им настольную лампу. Наконец, сдвинул вместе ящики, служившие стульями, бросил на них циновки и подстилки для пишущих машинок, соорудив нечто вроде ложа. Эльфрида протянула ему принесенный ею плед, и он принялся расстилать его.

– Посмотреть на тебя сейчас, так можно подумать, что тебе приходится заниматься такими делами каждый день.

– Не думай так, – сказал он, понизив голос, – помоги лучше растянуть плед.

Она опустилась рядом с ним на колени.

– Разговаривать будем лишь шепотом? – спросила она.

– Можешь, конечно, и кричать, если тебе нужны зрители.

Эльфрида поняла, что в этой ситуации требуется осторожность. Она вздохнула:

– Теперь я, по крайней мере, ощущаю серьезные преимущества супружества.

Это замечание внесло в душу Крафта неприятное ощущение. Когда речь заходила о женитьбе, он чувствовал себя неуютно. Желая переменить пластинку, он сказал:

– Это ты здорово придумала – использовать библиотеку не по ее прямому назначению.

– А, – усмехнулась она, – до меня это придумали уже многие. Ведающий ею унтер-офицер имеет обыкновение сдавать ее за сигареты всем по очереди.

– Тихо, – прервал он ее и схватил за руку. Они прислушались. Но никаких звуков не было слышно – только их дыхание.

– Ты сегодня слишком осторожен, Карл, – заметила Эльфрида.

– Просто мне не хотелось бы потерять тебя.

– Этого не случится, если у тебя не появится такого желания. А потом – библиотека совсем не единственное место, где мы можем встречаться. Одна моя знакомая из швейной мастерской, замужняя, живет там, внизу, в городе, правда в одной маленькой комнате, с мужем, конечно. Но он железнодорожник и часто бывает в отлучке. А моя подруга любит ходить в кино. Если мы будем покупать ей билеты да еще подбросим курева и что-либо выпить, она иногда будет уступать нам свою комнату на пару часов.

– Идея неплохая, – согласился Крафт. – Ведь тут, в казарме, мне не совсем удобно, да и небезопасно. Положение у меня на службе сейчас довольно шаткое. И если, вдобавок ко всему, меня застукают в сей пикантной ситуации, мне несдобровать.

– Иди ко мне, – смеясь, позвала Эльфрида. – Давай найдем друг друга, пока нас не сцапали другие.

Она откинулась на ложе и потянула его к себе. Крафт ощутил аромат ее кожи, и его руки заскользили по ее телу. Несмотря на то, что он знал ее всю, до кончиков ногтей, – каждый раз ему казалось, что он встречается с ней впервые. И в самый страстный миг кто-то постучал в дверь. Любовники испуганно оторвались друг от друга. Им понадобились считанные секунды, чтобы вернуться в суровую действительность. Крафт знаком приказал Эльфриде – замри. Он осторожно встал и крикнул в дверь:

– Кто там? Прошу не мешать – я должен работать!

– Ах вот как! Это вы называете работой? – раздался резкий, грубый голос, показавшийся Крафту знакомым. Он взглянул на Эльфриду. Она кивнула ему и облегченно рассмеялась. Затем поднялась и встала в небрежной позе, почти не набросив ничего на себя. И довольно громко сказала:

– Это капитан Катер – ну кто же еще?

– Ну, Крафт, открывайте, – зашумел Катер почти добродушно. – Я бы хотел с вами кое о чем побеседовать.

– Сожалею, – бросил Крафт в закрытую дверь. – Я хотел бы просить вас учесть, что я не один.

– Ах, мой бедный друг, как будто я этого не знаю. Могу даже назвать имя вашей дамы. Мой нижайший приветик фрейлейн Радемахер, меня-то уж ей нечего стесняться…

– Одну минуту, – попросил обер-лейтенант Крафт. Он помог Эльфриде натянуть платье. Нашел свои сапоги. Эльфрида ничуть не смутилась. Казалось, ситуация доставляет ей удовольствие. И, расправляя плед, она с живостью заметила:

– А чем он может нам повредить?

– Я и в самом деле не хотел вам помешать, – заверил Катер.

Он вошел в помещение, уже приведенное более или менее в порядок, бодрый, снедаемый любопытством, со своей обязательной улыбкой. Левой рукой он прижимал к себе четырехгранную литровую бутылку, очевидно с «Куантро». Он подмигнул присутствующим – Эльфриде отечески-доверительно, Крафту понимающе, как мужчина мужчине.

– Честное слово, очень сожалею, что появился немного преждевременно, – сказал он, щуря глазки, – но я ни в коем случае не хотел и опоздать.

– Откуда вы узнали, что мы здесь?

– Но, мой друг, я же, в конце концов, не из последних идиотов, а потом – есть же свои люди. Но, может, мы присядем?

Хозяйским жестом капитан включил верхний свет, придвинул три стула к письменному столу и поставил на него бутылку с «Куантро». Сделал приглашающий к столу жест. Эльфрида опустилась на стул. Крафт подумал, что почти полная еще бутылка поможет перенести присутствие Катера, и сел тоже.

– В принципе я – ваш друг, – заверил Катер и извлек из карманов брюк три стакана. – От всего сердца желаю вам только хорошего.

– Тогда можно было бы и не мешать нам.

Капитан Катер заблеял – он так смеялся, чтобы показать, что он принимает шутку, и даже с удовольствием. Наполнив стаканы до краев, придвинул их каждому.

– Не подумайте, – успокоил он, – что я хотел бы как-нибудь использовать сложившуюся ситуацию, ну разве только если к этому меня принудят официально. Но в общем-то я галантен целиком и полностью. Я умею молчать. И от всего сердца желаю вам всяческих радостей.

– На каких условиях, господин капитан?

Катер ответил не сразу, ибо его внимание было отвлечено. Он уставился на Эльфриду, которая без стеснения поправляла чулки. Они сползли: она ведь надевала их в спешке. Вытянув ноги, сначала правую, затем левую, она подняла их так, что обнажились ляжки. Ее руки скользили по ним играючи, почти нежно. И в разгар этого занятия она взглянула на Катера, который спешно схватился за стакан.

– Ваше здоровье! – воскликнул он, выпил и при этом причмокнул.

Крафт улыбнулся Эльфриде и тоже осушил стакан. Он моментально понял, чего достигла этой демонстрацией Эльфрида: она по-своему отомстила Катеру за вторжение. Наконец, коротким движением она натянула юбку и тоже взялась за стакан. После того как выпили все, Катер, кашлянув, сказал:

– Неужели я дошел до того, чтобы ставить какие-то условия? Это непохоже на меня. Я застукал вас, так сказать, в интиме. Но почему я должен использовать это вам во вред, если мы на дружеской ноге? Я знаю, что мог бы доставить вам, мой дорогой Крафт, неприятности, ибо есть немало людей, которые к вам не благоволят. Они с удовольствием ухватились бы за удобный случай, свидетелем которого я оказался, и не только я, а, скажем, еще унтер-офицер, ведающий сим помещением, которого вы подкупили сигаретами. Но давайте не будем об этом.

– Ладно, – жестко сказал Крафт, поняв, что он попал в ловушку. – Что вы от меня хотите?

– Ничего, мой дорогой, как есть ничего. Во всяком случае, сейчас. Но я извещу вас, когда и вы сможете быть мне полезным. И вас, конечно, уважаемая фрейлейн Радемахер. Да, что я еще слыхал, мой милый Крафт, вы должны опекать фрау Барков, которая приезжает завтра, не так ли?

– Да, вы верно слыхали, господин капитан.

– Дело это меня интересует, меня и моих близких друзей. Так сказать, из юридических соображений и из государственных. Но вам-то оно наверняка безразлично. Твердо известно пока одно: генерал через свой штаб заказал номер для фрау Барков, причем лучший номер в лучшей гостинице. А что, собственно, нужно этой даме у нас?

– Сходить на могилу сына, посмотреть, как он жил здесь, где он служил, – чего же еще?

– И все-таки многовато внимания родственнице павшего воина. Вы не находите? До чего мы дойдем, если за каждыми похоронами будут следовать посещения военной школы с офицерским сопровождением и ужином за столом начальника? Похоже, что тут замешаны какие-то особые, так сказать, личные связи.

– Почему вы так думаете?

– Вы полагаете, мне не бросилось в глаза, что генерал проявил необычный интерес к случаю с Барковом? С чего бы? Только потому, что он здесь начальник? Или потому, что лейтенант Барков был особо близок ему? Я имею в виду чисто человеческие отношения. Так сказать, интимные. Понимаете?

– Вы считаете генерала способным на такое?

– Я любого считаю способным на все, – ответил Катер и вновь наполнил стаканы. – Видите ли, мой дорогой Крафт, генерал всегда вел монашеский образ жизни. Говорят, что, кроме прелестной Сибиллы Бахнер, он пальцем не пошевелил для кого-либо. Но когда у нас появился лейтенант Барков, он сразу же принял его и потом не раз встречался и беседовал с ним. Больше того, он принимал Баркова в своей личной комнате, куда всем другим вход закрыт. И уж раз мы сегодня здесь только втроем и откровенны друг с другом, я кое-что открою вам: генерал сам затребовал лейтенанта Баркова для службы в нашей школе. Что вы скажете на это?

– Скажу, что мне ровным счетом наплевать. И это все, что я хотел бы сказать по сему поводу, господин капитан.

– По мне, мой дорогой, вы можете думать и говорить, что хотите, да и делать все, что вам заблагорассудится. В одиночку или с совокупности с фрейлейн Радемахер. Но если вы узнаете, как обстоит дело с отношениями между генералом и лейтенантом Барковом, тогда я сегодня вечером ничего не видел и не слышал. Поняли вы меня?

– Вы очень точно выражаетесь, так что вас невозможно не понять.

– Ну, тогда дело в шляпе, и я могу лишь добавить: за тесное сотрудничество! Более я не хотел бы утруждать вас своим присутствием, вы же наверняка желаете малость побыть одни. И на сей раз без всяких помех. Бутылку можете оставить себе. Итак, приятной, спокойной ночи, мои дорогие!