Текст книги "Фабрика офицеров"

15. Женщина не должна терять самообладания

– Арчибальд! – позвала жена майора.

Но муж не откликнулся. Каждый раз, когда он ей требовался, его не оказывалось на месте. Это в последнее время стало бросаться ей в глаза. Перед ней лежал список гостей на дружескую пирушку, и в связи с ним возникла одна проблема.

– Арчибальд! – крикнула она еще раз.

С некоторым облегчением услыхала, как хлопнула дверь. Шаркающие шаги раздались в коридоре – майор направился в спальню. Фрау Фелицита тотчас же пошла за ним.

– Арчибальд, – сказала она, – мне нужно срочно поговорить с тобой.

Майор сел на кровать сменить носки. Он недовольно поднял глаза, услыхав свое имя, произнесенное в тоне легкого приказания. Со времен знакомства с Модерзоном он хотел, чтобы с ним обращались таким образом лишь в случаях, когда он это разрешал. Но, в конце концов, он ведь еще не генерал и, кроме того, женат.

– Чем могу быть полезен, моя милая Фелицита? – спросил он. Голос его прозвучал в высшей степени услужливо.

– Нельзя ли обойтись без этого обер-лейтенанта Крафта? – спросила она настойчиво.

– Боюсь, что нет, – ответил майор с сожалением.

– Он нарушит гармонию моего тесного кружка, – предположила майорша.

Дружеские вечеринки устраивались у них раз в две недели, обычно в пятницу. Идею подала она сама. Майору оставалось лишь одобрить ее, что он сделал не без удовольствия. Ибо тем самым жена начальника курса школы доказывала, что она не только является первой дамой в школе, но должна пользоваться и соответствующим влиянием.

– Я хотел его не приглашать, – заверил жену майор, – и мог бы не утруждать тебя обществом этого Крафта. Но речь в данном случае идет о принципе, милая Фелицита. Удивительно, что до сих пор ты не терпела никаких исключений и, несмотря на известные трудности, всегда умела добиваться, чего хотела.

Фрау Фрей примирительно кивнула.

– Ты же знаешь, Арчибальд, что до сих пор я приглашала обычно семерых молодых женщин… – Дело в том, что, по ее мнению, больше таковых в вильдлингенском обществе и не было. – Если же появится еще этот Крафт, то в целом окажется восемь холостых офицеров – один будет лишним.

– Ах, вот как, – сказал майор, делая заинтересованный вид.

– Ведь каждый офицер должен сидеть за столом со своей дамой, – пояснила фрау Фелицита, – иначе возникнет опасность беспорядочного ухажерства.

– А что же твоя племянница Барбара?

– Исключено. Барбара до зарезу нужна на кухне: я же без нее не обойдусь. Кроме того, тебе не мешало бы вызвать какого-либо ординарца из казино, иначе я не управлюсь. Или твоей власти не хватит для этого?

– Ну конечно, это можно сделать, – быстро ответил майор.

Усомниться в его влиянии – хуже нельзя было уязвить майора. Фелицита знала слабость мужа и использовала ее как вернейшее средство для выполнения своих желаний.

– А если еще раз вернуться к этому Крафту? Нельзя ли помешать его появлению, заняв его каким-либо срочным служебным делом?

– Это может случиться, милая Фелицита, если вечерний поезд из Вюрцбурга опоздает: Крафт имеет поручение, причем персонально от генерала, встретить на вокзале фрау Барков и проводить ее в гостиницу.

– Лично от генерала? – переспросила майорша чуть зазвеневшим голосом.

– Ты не думай Фелицита, что для меня это хоть в малой степени важно. В последнее время между мной и генералом возникли существенные разногласия. Оказывается, мои взгляды на мир перестали совпадать полностью с генеральскими, что при определенных обстоятельствах может иметь практические последствия. А обер-лейтенант Крафт и так торчит у меня в глазу, как сучок. Лично я не обменялся бы с ним и словом, тем более что сегодня он почти полдня, не предупредив меня, где-то болтался. Да еще с капитаном Федерсом.

Фрау Фрей окинула мужа внимательным взглядом. Он стоял перед ней в носках и изображал живейшее участие в ее проблемах: она-то хорошо его знала, слишком хорошо, как она иногда думала. Конечно, он побаивается генерала, хоть и утверждает обратное. А этот Крафт, кажется, пользуется протекцией Модерзона. Майор счел благоразумным учесть сие обстоятельство, хотя и был недоволен собой. Она была разочарована пассивностью мужа, которая, к сожалению, часто проявлялась в последнее время.

– Надень шлепанцы, Арчибальд, – посоветовала она. – Для твоего здоровья вредно бегать в носках, да и носки надо поберечь.

– Но я хотел сейчас помыться, – сказал майор извиняющимся тоном.

Он быстро вышел, а жена долго смотрела ему вслед. Ее взгляд выражал озабоченность. Кто-то постучал в дверь. Явилась Барбара и сообщила:

– Там пришел фенрих по поручению капитана Ратсхельма.

– Заботливый Ратсхельм, – сказала майорша, тронутая его вниманием. – Он всегда как рыцарь. Настоящий мужчина!

– Я бы не сказала, – заметила Барбара.

– Ну, ты, очевидно, подразумеваешь под этим нечто иное, чем я.

– Может быть, – согласилась Барбара. – Я как раз не нахожу в Ратсхельме особых мужских качеств.

– Барбара! – воскликнула майорша возмущенно. – Как ты можешь так говорить! Господин капитан Ратсхельм отличный офицер.

– Возможно, – ответила Барбара равнодушно.

Фелицита рассматривала свою племянницу с откровенным осуждением. Ну что за девица! Никакого стиля! Но на кухне она была незаменима.

– Мы еще поговорим на эту тему, – сказала она наставительно.

– Ладно. Впустить фенриха?

– Но не в спальню же. В комнату, разумеется. Проси.

Фенрих был представителен. Майорша тотчас отметила это про себя. Спортивная фигура, светлые волосы вошедшего приятно дополнялись отличными манерами.

– С вашего позволения, сударыня, – сказал посетитель с радующей взор изысканной вежливостью и скромностью, – меня зовут Хохбауэр. Я из шестого потока учебного отделения «X». Явился по поручению господина капитана Ратсхельма, чтобы передать вам, сударыня, некоторые книги.

Фрау Фрей обворожительно улыбнулась и протянула фенриху руку. Тот с учтивой смелостью приблизился, склонился перед ней, чтобы нежно пожать ей руку. Фрау Фрей увидела шелковые, тщательно зачесанные на косой пробор волосы, высокий выпуклый лоб, свидетельствующий о решительности мышления, под ним – выражающие преданность глаза, благородный тонкий нос и рот, как у королевского пажа, так считала майорша.

– Заботливый Ратсхельм, – сказала фрау Фрей, ничего другого ей не пришло в тот момент в голову. – Присядьте, пожалуйста, господин Хохбауэр. Что хорошенького вы принесли?

– Лучшую немецкую литературу, – ответил фенрих, послушно сев на стул. Он открыл портфель, лежавший у него на коленях. – Избранное германского духа, сударыня, – Йост, Елузих и Блунк.

– Чудесно, – сказала фрау Фрей и взяла из его рук книги. Это же руки не мужчины, подумала она, а скорее ребенка, – чувствительные, благородные. – Вы тоже много читаете?

– По возможности, – осторожно ответил фенрих, – если остается время от службы. А служба, разумеется, прежде всего. Она, конечно, не исключает общения с духовными ценностями, которые волнуют нашу нацию.

– Отлично сказано, – воскликнула Фелицита Фрей одобрительно. И, услыхав, что муж выключил в ванной воду, сказала в заключение: – Может быть, при случае мы несколько поподробнее побеседуем об этих вещах.

– Большая честь для меня, сударыня, – заверил фенрих Хохбауэр с благовоспитанной признательностью. Он встал, склонился еще раз над протянутой ему рукой и пожал ее очень нежно.

Фелицита отметила: энергичная нежность. Когда Хохбауэр поцеловал ей руку, она почувствовала волнение, ощутила себя обожаемой и ей стало приятно.

– У тебя кто-то был? – спросил, входя в накинутом халате, майор.

– Ты не должен бегать по квартире неодетый, Арчибальд, – заметила она почти нежно, пребывая в блаженном состоянии. – Подумай, ведь в любой момент может войти Барбара. Я бы хотела уберечь ее от такой картины.

– Уберечь?

– Ну да, чтобы не вводить в искушение.

Майору было приятно услышать такой аргумент. Ибо он считал себя представительным мужчиной, каковым он, по общему мнению, и был, особенно в полной военной форме. И все же, чувствуя себя польщенным, он не забыл, что ответа на его вопрос не последовало.

– Кто же это был? – хотел-таки знать майор.

– А, фенрих, – ответила она небрежно, – из подразделения Ратсхельма. Принес мне книги. Кстати, очень воспитанный юноша с отличными манерами.

– Ага, – сказал майор, удовлетворенный ответом жены. – Наш людской материал не так уж плох, особенно если попадает в хорошие руки. Крафт не в счет.

– Его приход напомнил мне, что молодой дамы на вечеринку-то мне так и не хватает. В том случае, конечно, если действительно нельзя избежать приглашения Крафта на сегодняшний вечер.

– Слушай, пригласи-ка фрейлейн Бахнер, секретаршу генерала, – сказал майор.

– Я не ослышалась? – спросила фрау Фрей с неприязнью. – Уж не собираешься ли ты составить протеже этой сомнительной персоне?

– Я просто предлагаю тебе вариант, – успокоил ее майор.

– Она же любовница генерала – это все знают.

– Никто не может этого доказать, – сказал майор. – И я прошу тебя, ради всех святых, пожалуйста, будь поосторожней. Как ты могла уже заметить, с генералом шутки плохи.

– Со мной тоже, – добавила Фелицита.

– Ну я прошу тебя, – виновато сказал майор. – Что тут поделаешь: если любовь нагрянет, то куда деваться?

– Вот это верно, – неожиданно улыбнулась майорша.

– Вот видишь, – обрадовался майор. – И потом не такой уж плохой ход свести эту девицу и обер-лейтенанта Крафта. Я не позавидовал бы генералу.

Оставшись одна, фрау Фрей озабоченно покачала головой и глубоко вздохнула. Она огладила руками свое платье и при этом убедилась, что бедра ее имеют прекрасную форму – не особенно пышные, но крепкие. Она была когда-то неплохой наездницей.

Затем она позвонила по телефону.

– Дорогая фрейлейн Бахнер, – голос ее был полон сладкого дружелюбия, – пригласить вас к себе – мое давнее желание. Не доставите ли вы мне такую радость?

– Какую радость, сударыня?

– Посетить меня просто, по-домашнему… Собирается очень приятная компания – избранный круг. Да, собственно, ни к чему это подчеркивать.

– Вам и в самом деле не нужно это подчеркивать, сударыня.

– Так вы придете, любезная фрейлейн Бахнер?

– Когда прикажете?

– Сегодня вечером. Я буду очень рада.

– Я тоже, сударыня, – сказала Сибилла и положила трубку.

Фелицита тут же побежала к мужу. Он прилег соснуть. Она отметила это не без раздражения. Он, видите ли, спит, а она должна за него отдуваться.

– Арчибальд, – окликнула она мужа довольно мягко, – мне все удалось.

– Что удалось тебе еще и на сей раз?

– Я уговорила Сибиллу Бахнер – она будет.

– О, браво, – протянул майор, зевая. – Тогда торжественности прибавляется.

Приглашенные офицеры маленькими группами топали с холма вниз, к городку.

– Я кажусь себе сейчас фенрихом, – сказал один из них.

– Даже хуже, – добавил другой. – Ведь дамский приказ выполняем мы, бравые мужчины. Нас будут разглядывать, испытывать и обсуждать точно так же, как мы кандидатов в офицеры.

А обер-лейтенант Рамблер, из четвертого потока, убежденно заявил:

– Свинство какое-то!

– Полагаю, – высказался обер-лейтенант Веберман, – дело тут больше в тщеславии, сдобренном заботливостью. Или во взрыве материнских инстинктов, оплодотворенных сословным самосознанием. А в общем и целом – квазидостойное дело.

– Ваша заушательская философия, мой дорогой Веберман, меня совершенно не волнует, – объявил Рамблер. – Что мне не по нутру, так это ограничение во времени, придуманное начальством. Торжественно-семейное удовольствие – строго по служебному распорядку!

Приказная вечеринка началась точно в восемь часов и окончилась в одиннадцать, минута в минуту. Причиной тому было отнюдь не жгучее стремление фрау Фрей к военной точности, а хитроумный расчет. Ибо заранее закрепленные за дамами офицеры должны были забежать за ними, но не слишком рано, а так, чтобы они точно в назначенное время прибыли к майору в гости. Завершение вечеринки так же точно по часам: родители девиц могли до минуты рассчитать, когда их дочери должны явиться к домашнему очагу. Таким образом майорша стремилась предотвратить возможные нежелательные отклонения гостей от маршрутов.

– Вечно все должно идти скоропалительно, – жаловался обер-лейтенант Рамблер. – При таких темпах исчезают нюансы. Все по секундам! Настоящее свинство!

Остальные офицеры воздержались от высказывания какой-либо точки зрения. Большинство их напарниц отнюдь не обладали упомянутой Рамблером скоропалительной готовностью: они желали быть завоеванными без спешки и основательно. Совершающаяся обычным порядком помолвка являлась в большинстве случаев последним непреодолимым барьером на пути к желанной цели.

– Вся эта заваруха – совершенно ненужная и противоестественная цепь ухищрений, – твердил Рамблер, считавшийся специалистом в сей сфере. – Я сказал бы, эти ухищрения противны здоровому народному мироощущению.

– Добро пожаловать, – говорил майор каждому входившему в его жилище. Он стоял в коридоре, блестя своим рыцарским крестом и масляно улыбаясь гостям, – герой и организатор, офицер и светский человек. Он принимал пришедших и передавал их дальше своей супруге, и та тоже сердечно приветствовала их.

– А эта Сибилла Бахнер еще не пришла, Арчибальд, – прошептала майорша мужу. – И чего она воображает?

– А я откуда знаю! – нервозно ответил он.

– И Крафта тоже нет. Не надо было нам вообще звать их. Вечно я слишком потакаю твоим желаниям, Арчибальд, и, наверное, зря. Во всяком случае, будем начинать. Или ты настаиваешь на том, чтобы еще подождать?

Собравшееся общество завело обычную светскую болтовню, считавшуюся веселой. Молодые люди, то бишь офицеры и доставленные ими сюда дамы, сгрудились вокруг старшего поколения, то бишь вокруг фрау Фрей, майора Фрея и некоторых местных влиятельных дам. Последних пригласили только для того, чтобы гарантировать архисолидность мероприятия. Тут сидели: жена местного группенляйтера, который одновременно был и бургомистром, и заместителем крайсляйтера, и ландратом, – сорокалетняя помещица с лунообразным лицом, с голосом, привыкшим командовать в хлеву, и с блеющим смехом; жена кондитера и владельца гостиницы – фюрерша местного дамского общества, угловатая мужеподобная баба с прической под девочку и с неожиданным для собеседника елейным голоском; жена строительного подрядчика, скромно прозывающаяся «миллионершей», красавица с резкими чертами и выразительными жестами, которые недвусмысленно давали понять, что когда-то она была любимой субреткой взыскательной публики городского театра.

Вначале главной темой разговора был концерт по заявкам германского радио «Дойчландзендер». Разговор катился… «Развивается новый вид народного творчества… просто самородки… и так радостно, когда смотришь некоторые номера Эрнста… у меня слезы навернулись на глаза, когда я услышала „Родина, звезды твои“… сказал мой муж; да, немецкая задушевность, она присуща только нам… и при исполнении „Бомбы над Англией“ расчувствовался… торгашеская же сделка, эти типы не отдадут нам Среднюю Европу до Урала, и колонии не отдадут, где этот Черчилль жрет вино, как бездонный… но все же „Мамочка, милая мамочка“ самая прекрасная песня…»

– Да, – сказал майор громко, овладевая аудиторией, – мы полны благородства и целомудрия, в то время как они там, в Америке, предаются судорожным конвульсиям под эту извращенную джазовую музыку.

Но вот появилась Сибилла Бахнер. Она остановилась в коридоре и глядела сквозь приотворенную дверь в этот так называемый салон. Стройная, немного бледная, с красиво спадающими волосами, ладно сложенная и одетая подчеркнуто просто, в голубое, она стояла в ожидании.

– Она опоздала почти на восемнадцать минут, – возмущенно бросила майорша своему супругу.

– И к тому же – одна, – притворяясь тоже возмущенным, добавил майор.

– Этот Крафт, – сказала Фелицита Фрей, – не зашел за ней, как это полагается и как было запланировано. Он просто невыносим.

– Его поведение безобразно, – согласился майор. – Этого я так не оставлю.

Однако фрау Фрей держала марку.

– Добро пожаловать! – воскликнула она, идя навстречу гостье. Затем майорша передала ее своему супругу, который познакомил привилегированную сотрудницу с присутствующими.

Старшие дамы оценивающе рассматривали Сибиллу Бахнер. Молодые – с неодобрением, ибо они почувствовали серьезную конкуренцию. Офицеры же были приятно удивлены и размышляли над тем, как с ней обходиться: то ли ухаживать, то ли занять нейтральную позицию. Прорываться в предполагаемый интим генерала было вряд ли благоразумно.

– Нравится она тебе – или как? – спросила молодая женщина сидевшего рядом с ней Рамблера.

– Ты нравишься мне куда больше, – прошептал он.

– Надеюсь.

– Я же тебе серьезно доказал это.

– Может быть, даже слишком серьезно.

– Что ты хочешь этим сказать? Лишь для красного словца – или?..

– Или… – ответила она. И при этом взглянула столь многозначительно, что у него зародились подозрения.

– Итак, наши молодые дамы! – сказал майор, отечески обращаясь к пожилым дамам, среди которых он сидел. – Когда я вижу вас вот так перед собой, я начинаю предчувствовать, сколь многообещающе будущее наших внуков.

Молодые женщины еще сидели, ожидая и немного робея, на своих местах. Они прислушивались к разговорам, которые им очень хотелось воспринимать как образец остроумия. При сем глаза их украдкой обращались к кавалерам. Дамы намерены были очаровать военных, тем более что они слышали о них как о лучших офицерах – тщательно отобранных и достойных того, чтобы преподавать в военной школе – «университете защиты отечества». Все офицеры были отмечены наградами, большинство имели даже рыцарские кресты. И все хотят когда-нибудь стать генералами.

Столь возбуждающее сияние, окружавшее женщин, разгорячило их. Некоторые из них порядком вспотели, но на офицеров это не должно было произвести негативного впечатления и уж тем более отпугнуть их.

– Ты ведь не всерьез, – прошептал Рамблер своей даме. – То, на что ты только что намекнула, может и не случиться.

– И все же я опасаюсь, – промолвила она.

– Этого не может быть, – взволновался Рамблер.

Ему было чертовски трудно беззаботно поглядывать вокруг.

– Конечно, – звучно произнес майор, – к поэзии надо иметь вкус даже солдату. Если речь идет, разумеется, о действительных духовных ценностях, как, например, у Теодора Кернера.

Майор подкинул гостям новую пищу для разговоров. Как образцовый хозяин, он заботился о приятных темах для беседы. На очереди были культурные события, то бишь литература. И – понеслось:

«Видите ли, нордическая раса… они воспринимают это глубоко, всей душой… я, например, постоянно обращаюсь к исландским сагам, это придает душе мужество, хотя я не хочу сказать, что у меня его не хватает… ну, если бы мы не обладали германским духом, то… полные декаденты, эти французы, ничего удивительного в том, что мы разнесли их в пять недель… и нас – стоящие враги нам нашлись только в лице русских… и потом – наследие, наследство, кровное наследство, кровь и земля, пласты… а мой муж говорит: когда я вдыхаю аромат германской земли, я не стыжусь слез… что я хотел еще сказать: одна из страниц книги, в переплете, с золотым тиснением, она была на следующий день вся влажная – от слез…»

Наконец появился обер-лейтенант Крафт. Он быстро осмотрелся, подошел к майорше. Слегка поклонился и произнес:

– Добрый вечер, фрау Фрей.

– Добрый вечер, – холодно ответила она.

Обер-лейтенант обратился к майору и сказал:

– Прошу извинить за опоздание, меня задержали на службе.

– Прошу, прошу, – соблюдая приличия, ответил майор, – служба прежде всего.

– Так точно, господин майор, – сказал обер-лейтенант Крафт.

Тут он оторвался от основного ядра этого изысканного общества и через все помещение прошел к Сибилле Бахнер. Вздохнув, он опустился около нее на стул.

– Вы должны простить меня, – сказал он приглушенно. – Я ведь должен был зайти за вами, но поезд опоздал на тридцать минут.

– Фрау Барков приехала? – с явной заинтересованностью спросила Сибилла.

– Да. Я отвез ее в гостиницу. А там ее уже ждал генерал.

– Что же это за дама? – немного помедлив, спросила Сибилла.

Крафт посмотрел на нее и слегка улыбнулся. Ее, несомненно, распирало от любопытства.

Он ответил:

– Фрау Барков – женщина лет сорока. Кажется, генерал прекрасно знает ее и видит не в первый раз.

Обер-лейтенант Крафт начал внимательно рассматривать присутствующих. В это время общий разговор как-то застопорился. «Надеюсь, не из-за моего появления», – подумал Крафт, немного обеспокоенный. Он прислушался к словам, долетавшим до него, и ему показалось, что это сущий вздор. Он посмотрел, нет ли чего выпить. Но до этого по распорядку еще не дошло.

– Ну и манеры у этого типа, – прошептал майор своей супруге.

– Невыносимые, – ответила майорша.

Фрей отправился поглядеть, как идут дела на кухне, ибо напитки стояли там. Майорша в это время пыталась направить в нужное русло иссякавший пустой разговор. Офицеры прикладывали усилия, чтобы поддержать ее, как и положено было по отношению к супруге их командира. Молодые дамы вели себя довольно пассивно; они старались не споткнуться на какой-либо оплошности, не принятой в свете, хотя никому до этого не было дела.

– Так ты что, уверена? – донимал свою подругу озабоченный Рамблер. – Ты действительно думаешь, что…

– По всей видимости, да.

– Может, ты ошиблась, просчиталась в сроках?

– Откуда ты это взял? – спросила его дама с удивлением.

– Ну, может, ты просто спутала числа в календаре, понимаешь?

– Я всегда хорошо умела считать, – ответила она.

«Проклятие, – подумал обер-лейтенант Рамблер. – Черт бы побрал эти сборища! И всех баб заодно».

Молодые местные дамы сидели вытянувшись, чуть наклонившись, что должно было производить соответствующий эффект, подчеркивать их недоступность. Они жеманно улыбались, серебристо смеялись, как правило, в подходящих местах беседы. Они были уверены, что должны достойно представлять свой маленький городок в этом высшем обществе, и все это – пока на них глядели. Некоторые из них могли составить хорошую партию для женихов, подобающих их сословию и приданому. Например, дочь бургомистра, маленькая, ядреная, свежая, с мясистым задом и лунообразной физиономией – как у мамаши. Она, правда, всегда потела, но ведь на ее имя были записаны два доходных дома и крупный земельный участок между городком и казармами. Затем дочь владельца бензоколонки, мастерской по ремонту автомашин, пункта проката автомобилей и продажи их, маленькое, куклообразное существо с миловидным личиком, но с громадными желтыми зубами. Однако единственная наследница. Девица, с которой имел дело Рамблер, была племянницей строительного подрядчика, который переделывал казармы и возвел весь военный городок, – пышногрудая особа, все время тяжело вздыхавшая, на вид кобыла кобылой, но интересовавшаяся политикой. Она руководила местным союзом германских девушек. Ее бездетный дядя был, как говорили в городе, очень привязан к ней. И именно об этом думал сейчас обер-лейтенант Рамблер.

Он уже начинал рассматривать всю историю с ней в ином свете. Как говорят в союзе германских девушек, дети есть гарантия будущего…

– О чем ты думаешь? – спросила она Рамблера. – И улыбаешься…

– Я думаю о тебе, – ответил он. – О нас и о нашем будущем.

– Я ведь с самого начала поверила в тебя, – сообщила она.

– Ну я же офицер, – сказал он скромно. – Я знаю свои обязанности.

– Мы, женщины, – говорила меж тем Фелицита Фрей, – всегда знаем, что к чему. Иначе какие мы были бы женщины, германские женщины?

Так она нашла наконец новую тему для общей беседы. Девиз: благотворительность и обязанности женщин, особенно в военное время. И опять пошло:

«…как имеет обыкновение говорить мой муж, женщина должна сознавать, что она германская женщина, особенно в такие времена, – каждую неделю мы посещаем лазарет, если, конечно, остается время от других обязанностей… нет, как они нам всегда благодарны, наши дорогие солдаты… я всегда приношу им цветы, даже розы от моего мужа, я не считаюсь ни с чем… Арчибальд, говорю я ему, мы не имеем права мелочиться, даже если речь идет о твоем специально разведенном сорте „Гинденбург“, – вы знаете, изумительная вещь, алебастрово-белая, символ чистоты, душевной, разумеется… и как блестят их глаза, когда я прихожу, они теряются от переполнившего их чувства благодарности… у одного целиком оторвана рука, понимаете, даже правая, а он смеется и говорит мне: „Подумаешь, я же левша“… ха-ха-ха, от такого прелестного юмора у меня слезы навернулись на глаза…»

– Можно что-нибудь выпить? – громко спросил обер-лейтенант Крафт.

Присутствующие были шокированы или, в зависимости от натуры, удивлены. Реакцию фрау Фрей можно охарактеризовать как возмущение. И когда она наконец овладела собой, то сказала:

– Господин обер-лейтенант, еще не время.

– Но не для меня, – не смутившись, заявил Крафт. От того, что она там болтала, его просто замутило: захотелось водки или свежего воздуха.

А майорша язвительно произнесла:

– Если вам наше общество неприятно, господин обер-лейтенант Крафт, то…

– Я и так собирался вскоре уйти, – поднялся Крафт. – Мне еще необходимо выполнить некоторые поручения генерала.

– Прошу, – сказала майорша, – мы вас не удерживаем.

– Тогда я тоже пойду, – сказала Сибилла Бахнер и встала.

– Как хотите, – объявила Фелицита Фрей сурово.

– Это был очаровательный вечер, – уверила хозяйку Сибилла Бахнер.

– Я присоединяюсь, – сказал Крафт. – И могу лишь добавить: премного благодарен.

Они ушли. В комнате надолго повисло ледяное молчание. Фелицита Фрей вздохнула так прерывисто, что это услышали все. Похоже, она готова была лопнуть от злости. В этот момент из кухни явился майор. Его глаза смотрели на супругу холодно, однако на лице была широкая, добродушная улыбка, очень похожая на гримасу. Он демонстрировал свой принцип: не теряться в любой ситуации. Голос его звучал возбуждающе-игриво.

– Полагаю, – воскликнул он, – мы могли бы перейти к приятной части вечера! Потанцуем немного, дамы и господа. Не возражаете, если я поставлю песню о чайке, которая летит на остров Гельголанд? Или о цветке, который называют «Эрика»? Он растет на пастбище.

Зазвучала первая пластинка. Некоторые пары послушно поднялись, отправились в соседнюю комнату и начали танцевать. Разговор более старших постепенно входил в свое русло. Майор отозвал в сторону супругу, как ему казалось, незаметно для других. И прошипел ей: «Этого не должно было случиться, Фелицита! Мы еще поговорим с тобой поподробнее. Заруби себе на носу!»

– Ну вот, теперь стало спокойнее, – сказала Барбара Бендлер-Требиц, племянница майорши. – Я уж знаю: если сначала подается пунш, то на кухне наступает передых по крайней мере на полчаса. Чем мы его займем?

– А что предлагаете вы, сударыня?

– Почему вы все время зовете меня «сударыня»? Вам доставляет это удовольствие?

– Но так принято, сударыня.

Обер-ефрейтор Гемм стоял около кухонного стола. Он был прислан сюда из казино капитаном Катером в наказание, ибо Гемм якобы разбил принадлежавшую лично капитану Катеру бутылку красного вина. И за это шесть или восемь часов на побегушках у майорши – поистине нелегкое наказание! Хотя эта племянница, что стояла по другую сторону кухонного стола, была довольно мила. Однако она – племянница майора! Значит, нужна крайняя осторожность.

– Вы часто бываете при таких обществах? – поинтересовалась Барбара.

– Слава богу, нет, – ответил Гемм. Но тотчас поправился и пояснил: – Я хотел сказать: к сожалению, нет.

– Вам это надоело, не правда ли?

– Я не хотел так сказать, – осторожно промолвил Гемм. – А потом – ведь вы здесь.

Барбара обошла стол и придвинулась к Гемму. Он осторожно подался немного назад. Но Барбара надвигалась на него, говоря:

– Вам действительно не стоит величать меня сударыней, я ведь тут служанка.

– Но вы же племянница майора!

– И вас это испугало?

– Испугало? Ну сами подумайте, как это я смею так просто с дамой из офицерского общества…

– Чего?

– Ну вы же понимаете… Но я ничего не сказал. Ни слова. Только то, что вы – племянница майора. И что принадлежите к офицерским кругам.

– А, дерьмо все это, – сказала Барбара с яростной убежденностью. – Плевать мне на всю эту кучу.

Гемм воспрянул духом.

– Вы действительно так думаете? – спросил он.

– Ну! – требовательно сказала Барбара.

Гемм оглянулся. Дверь кухни была закрыта. Все общество обреталось в салоне. Орал граммофон – там танцевали. Пунш был разнесен и, конечно, не выпит еще даже наполовину. Майор захватил с собой и свою потайную бутылку. Итак, вряд ли кто придет на кухню. Гемм и Барбара приняли одно и то же решение.

– Ты можешь быть более решительным, – ошарашила она его. – Я же не офицерская кукла.

– Ты – прелесть, моя милая!

– Ну, давай! – она кокетливо рассмеялась.

– Двери запираются? – настойчиво спросил Гемм.

– Иди сюда – заберемся в кладовку, уж там нам наверняка никто не помешает…

– Моя добрая репутация, – сказал резко майор, – для меня превыше всего! Понимаешь, Фелицита? Превыше всего!

– Можешь не рычать на меня так, – ответила она. – Твое поведение оставляет желать лучшего, особенно в последнее время.

– Мой дом – чистый дом, солидный, гостеприимный дом! И кто этого не осознает, тот не может рассчитывать на нежную тактичность.

Они стояли друг перед другом: он кипел от злости, она испуганно глядела на него. Они и не думали приглушать свои голоса. Гости ушли, квартира была пуста. И Барбара, очевидно, уже спала. Да если бы и не спала – им было наплевать.

– Речь идет о моей чести, о моем авторитете, о моей карьере! Может, тебе все это безразлично стало? Я тебе доверял, оказывал всяческое внимание, даже обожал тебя – а ты?! Какая шлея попала тебе под хвост?! Ты что, рассудок потеряла?

– Ты просто не понимаешь меня, – сказала она жалобно и с горечью. – И никогда не понимал.

– Нет, речь идет о понимании с твоей стороны. Я тут командир, и об этом моем положении нужно заботиться. Ну хорошо, тебе не понравился этот Крафт, так постарайся как-то обойти его, не думай о нем, плюнь на него. Мне он тоже не по нутру. Но я же не выбрасываю его из дома только потому, что он мне не по душе. А тебе мало было поругаться с ним, ты еще удосужилась столкнуться с секретаршей генерала! Генерал не позволит наступать себе на пятки, он даст сдачи. И посему я ожидаю, что ты немедленно исправишь дело. И полностью. А уж как – это твоя забота!

Фелицита Фрей позволила себе упасть в кресло.

– Ты никогда не понимал меня, – повторила она. – Никогда ты не заглядывал в мою душу.

Но он уже не слыхал ее слов: он вышел, чтобы почистить зубы.

Скорчившись, она сидела и размышляла: что такое с ним стало? В прошлое канули его учтивость, тактичная рыцарственность, юношеская свежесть. Все улетучилось – его изысканная нежность, ласковая покорность полного любви супруга и послушного влюбленного. Ушло, исчезло. Что же дальше, Фелицита? Как жить? «Нет, я не позволю так обращаться с собой, – подумала она и выпрямилась. – Этого я не потерплю, он еще узнает меня».