Текст книги "Фабрика офицеров"

– Как, по вашему мнению, Редниц, кем или чем было вызвано столкновение?

– Это известно совершенно точно, господин обер-лейтенант. Причиной явились особые распоряжения № 131, – с готовностью ответил Редниц. Он заметил при этом некоторое изумление на лице своего командира и понял, что ему ничего не известно о существовании этих распоряжений. – Эти распоряжения поступили к нам в субботу пополудни и во время обычного построения были зачитаны фенрихам. В этих распоряжениях между многими иными говорилось, например, что имя Эгон похоже на взятое из юмористического журнала. И как раз это было сказано с насмешкой Веберу кем-то из соседнего отделения. Это оскорбило его, и он ударил обидчика. После все и началось.

– И что же это было за отделение, Редниц?

– Это было учебное отделение «Бруно», первого потока, господин обер-лейтенант.

Только теперь Крафт показал свою реакцию на доклад фенриха: он улыбнулся. Крафт теперь знал, что на совещании у майора, которое должно было вскоре начаться, он может рассчитывать на поддержку капитана Федерса, так как отделением «Бруно» руководил Миннезингер. Это могло иметь при обсуждении решающее значение.

– Ценные сведения, мой дорогой Редниц, – заметил обер-лейтенант Крафт. – С ними можно кое-что предпринять. А теперь я не намерен вас больше задерживать, тем более что вы с товарищами выполняете срочную и ответственную миссию в городе.

– По предварительным расчетам, нам потребуется около часа, господин обер-лейтенант.

– О результате немедленно сообщите мне, Редниц, вне зависимости от того, где я буду находиться, даже если вам придется вызвать меня с совещания.

Чрезвычайное закрытое совещание началось в 16 часов. Оно было относительно кратким и закончилось для некоторых совсем не так, как им хотелось. Оно проводилось в служебном кабинете начальника второго курса. Участники: майор Фрей, капитаны Ратсхельм и Федерс, обер-лейтенант Крафт, последний в качестве ответственного за воспитание фенрихов обвиняемого учебного отделения.

– Господа, я возмущен! – так начал майор Фрей. Он сидел в своем кресле прямо, с достоинством, в полной уверенности в своей непогрешимости. – Я весьма сожалею, господа, – промолвил майор, – что вынужден нарушать ваш воскресный отдых. Я тоже предпочел бы провести это время в кругу своих друзей, в достойном обществе. Как раз сейчас моя супруга, как вы все хорошо знаете, проводит прием жен господ офицеров моего курса. Внезапно возникшая ситуация вынудила меня, однако, пренебречь обществом дам подчиненных мне офицеров. Что вы можете сказать по этому поводу, господин обер-лейтенант Крафт?

– Ничего, господин майор, – просто ответил Крафт.

У Фрея, как всем показалось, перехватило дыхание, и он уже строгим, требовательным тоном произнес:

– Ваше отделение, за которое вы в первую очередь несете ответственность, учиняет в общественном месте драку. Ваши фенрихи дерутся, как пьяные лесорубы, и вам по этому поводу нечего сказать?

– Прежде всего, – спокойно заявил Крафт, – я не считаю доказанным, что драка с разгромом кафе имела место. Это еще нужно расследовать. Далее необходимо установить, действительно ли отделение «Хайнрих» полностью или частично несет за это ответственность, а возможно, оно даже не виновато. Ведь в драке принимали, кажется, участие фенрихи, пользующиеся безупречной репутацией. Не правда ли, господин капитан?

Ратсхельм схватил эту приманку, как собака кость.

– Совершенно верно, – с готовностью подтвердил он, – это обстоятельство заслуживает особого внимания. Можно почти утверждать, что даже лучшие, многообещающие фенрихи были втянуты в это фатальное происшествие, что вызывает особые размышления.

– Из-за чего же разгорелся сыр-бор? – промолвил майор, глубоко убежденный, что ему удастся наказать виновного. – Вы, господин обер-лейтенант, не должны забывать, что за все случившееся вы один несете ответственность.

– Готов к этому, господин майор, – заверил Крафт не раздумывая. – Мне только неясно, какого рода ответственность вы имеете в виду. Чтобы внести в расследование должную ясность и объективность, нужно также не оставлять без внимания и другое отделение, принимавшее участие в дебоше. Речь идет об отделении «Бруно» из первого потока.

– О каком отделении? – спросил с удивлением Федерс.

Обер-лейтенант Крафт охотно ответил, и Федерс громко, с удовлетворением захохотал.

Майор проговорил строгим тоном:

– Не вижу повода для смеха, господин капитан!

– Господин майор, я нахожу всю эту историю в высшей степени комичной.

– К сожалению, господин капитан Федерс, – промолвил майор явно недовольным тоном, – я не нахожу здесь ничего смешного, и я попрошу вас вести себя серьезнее.

– Попытаюсь, – ответил Федерс и подмигнул Крафту, – но боюсь, что это мне удастся с трудом.

– Следует доложить, что возникновение драки произошло по невероятнейшему поводу, – продолжал Крафт. – Предметом ссоры явилось объявление имени Эгон смешным, взятым из юмористического журнала.

– Этого не может быть! – воскликнул Федерс, который был в отличном настроении. – Это же какой-то абсурд!

– Я тоже так считаю, – подтвердил, не зная существа дела, капитан Ратсхельм. – Я нахожу заявление обер-лейтенанта Крафта по меньшей мере поспешным и преувеличенным. Вряд ли мы можем поверить, что такое безобидное и нелепое замечание могло привести к дикому побоищу, достойному вандалов.

– К сожалению, это так, – упорно утверждал Крафт. – Выражение «имя из юмористического журнала» использовали в качестве насмешки. Один из фенрихов, носящий это имя, расценил шутку как оскорбление своей чести и решил ее защищать. А то, что подобное выражение является нелепым, так я уверен, что господин майор имеет по этому вопросу совершенно иную точку зрения.

Три офицера посмотрели на своего начальника, который уже проявлял признаки беспокойства. Предательская краснота разлилась по его всегда такому энергичному лицу. Майор выглядел раздраженным, пальцы его нервно барабанили по столу.

По привычке Фрей решил на удар ответить контрударом.

– По удивлению, возникшему у вас, господа, я вижу, что вы не читали подготовленных мною особых распоряжений за номером «131». Я считаю, что это бросает особый свет на то, как воспринимаются мои письменные указания и распоряжения. Последние распоряжения были подписаны мною вчера примерно в 10 часов и должны были в тот же день от 12 до 14 часов быть прочитаны во всех учебных подразделениях. Таким образом, у господ офицеров имелось достаточно времени, чтобы ознакомиться с ними. Однако, по всей вероятности, никто из них не счел нужным сделать это.

Все было действительно так. Приказы приходили, регистрировались, направлялись по инстанции и весьма редко принимались во внимание. С болью в сердце узнал об этом майор. Его особые распоряжения, тщательно продуманные им, четко сформулированные, достойные плоды солдатской мудрости, не читались. И даже такими ревностными служаками, как Ратсхельм. Печально.

– Тем не менее, – промолвил Крафт, который как хороший нападающий оказался у мяча, чтобы дать решительный удар по воротам, – факты упрямая вещь. Фраза «имя Эгон взято из юмористического журнала» явилась причиной побоища.

– Это результат ошибки, – с жаром заметил майор. Он пытался как-то оперативно вывернуться из создавшегося щекотливого положения. – Не что иное, как ошибка!

– Драка фенрихов является ошибкой? – не стесняясь, спросил Крафт.

– Ошибкой является утверждение, что имя Эгон взято из юмористического журнала, – быстро произнес майор. – Не будем останавливаться на этом. Все будет исправлено.

– Тем не менее, – с упрямством продолжал Крафт, упорство которого начинало постепенно действовать на нервы присутствующим, и особенно майору, – тем не менее, исключительно эта ошибка, как говорят здесь господа офицеры, привела к страшному побоищу, которое не могло присниться даже пьяным лесорубам. Имя Эгон, якобы взятое из юмористического журнала, стало как бы паролем, приведшим к разгрому кафе, если этот разгром действительно был совершен. Учитывая все это, не сочтете ли вы, господа, что проще, умнее и лучше будет, если мы станем считать, что у нас ничего не происходило?

Майор не сказал «нет», что всеми присутствующими было расценено как чрезвычайно важное событие. Фрей сидел за своим письменным столом, как кучер на козлах. И выглядел как провинившийся подчиненный перед начальником. Он дошел до такого состояния, когда ему во что бы то ни стало хотелось, чтобы кто-либо подсказал ему содержание убедительно звучащего приказа, опираясь на который он мог бы выйти из затруднительного положения. Ища выход, он оглядывался вокруг.

В этот момент появился один из его писарей. Он сообщил, что фенрих из отделения «X» по весьма важному делу намерен переговорить с офицером-воспитателем. Фрей разрешил Крафту выйти и прервал совещание. В течение этих минут ему не было необходимости ни давать объяснения, ни принимать решения.

Лишь после ухода Крафта из кабинета Фрей спросил:

– Ну, господа, что вы скажете по этому вопросу?

Господа ничего не могли сказать, во всяком случае чего-либо вразумительного. Федерс показал свою полную незаинтересованность в разбираемом вопросе. Ратсхельм дал понять, что он предпочитает присоединиться к мнению майора, как только он его сочтет нужным высказать. Но как раз по этому вопросу у Фрея не было сложившегося мнения.

Одно было ясно майору: если он будет настаивать на наказании виновных, то в конце концов сам пострадает и сам будет признан виновным. Если генерал узнает об этой катастрофе, которая произошла из-за того, что имя Эгон в его, Фрея, распоряжениях называлось смешным, взятым из юмористического журнала, то Эрнст Эгон Модерзон сотрет его в порошок.

В этот момент в кабинет майора вернулся обер-лейтенант Крафт и доложил:

– Господа, я только что получил от одного из моих фенрихов сообщение, что все вопросы, связанные со вчерашним происшествием, улажены. Владелец «Пегого пса» господин Ротунда не только не имеет никаких претензий к нашим фенрихам, но и готов при необходимости дать показания, что имела место какая-то ошибка. Вчерашний вечер в его заведении проходил совершенно нормально, как и все предыдущие.

– Ну вот видите, – промолвил Федерс. – К чему был весь этот театр!

Майор вздохнул с заметным облегчением. Гора величиной с Монблан свалилась с его руководящих плеч. Он был спасен. Счастье вновь улыбнулось ему, а давно известно, что это бывает лишь с энергичными и деятельными людьми. Сознание этого вновь придало ему уверенность в своих силах. И строго начальственными приемами он начал вновь карабкаться на белую лошадь власти, с которой он только что свалился.

– Господа! – высокомерно, независимым тоном начал он. – Поскольку только что установлено, что некоторые из вас допустили ошибку, в чем я, откровенно говоря, был убежден с самого начала, тем не менее поведением вашим я удивлен.

Вы, например, господин Ратсхельм, в будущем меня, как вашего командира, никогда не обременяйте неподготовленными вопросами. Вы, господин капитан Федерс, впредь ведите себя серьезнее и не осмеливайтесь важное совещание называть театром. И наконец, вы, господин обер-лейтенант Крафт, должны больше заботиться о воспитании своей группы. Тогда заключительный доклад, который вы только что сделали, вы смогли бы представить нам не в конце, а в начале нашего совещания. Но вы знаете, господа, что я не мелочный. Я не делаю из сегодняшнего разбирательства никаких дисциплинарных выводов. Благодарю вас, господа.

Как только три офицера покинули кабинет своего начальника, он, не теряя времени, начал обдумывать, как ему в блестящей форме выйти из создавшегося положения.

Майор Фрей взял чистый лист бумаги и начертал на нем слова, которые на следующий день привели в восторг и удивление всю военную школу – от генерала до последнего фенриха. Эти достойные глубокого ума слова звучали следующим образом:

«Дополнение к особому распоряжению № 131.

Касательно: изложенного ниже.

В вышеуказанном особом распоряжении, в разделе 3, абзац 2, допущена досадная опечатка. Было написано слово «Эгон» вместо «Эде».

Подпись: Фрей, майор и начальник 2-го курса».

23. Приглашение и его последствия

– Ее нет, – доложил капитану Катеру унтер-офицер.

– Что значит – нет? – спросил рассерженно Катер. – Она что, исчезла?

– Очевидно, нет, господин капитан, – ответил унтер-офицер. – Она вышла.

– Вышла? – спросил Катер с расстановкой. – Как это могло произойти?

Оба – командир административно-хозяйственной роты и его писарь, унтер-офицер, – говорили об Ирене Яблонски, новой сотруднице.

– Что, вы не слышали моего распоряжения, – рассерженно продолжал Катер, – что эта Ирена Яблонски поддежуривает?

– Так точно, слышал, господин капитан.

– Почему же ее нет на месте?

– Фрейлейн Радемахер распорядилась по-иному.

– Кто? – грозно спросил Катер. – Эта Радемахер? Как она посмела?

– Не знаю, господин капитан, – терпеливо отвечал унтер-офицер. – Она только сказала: если у господина капитана будут какие-либо дела, то она в вашем распоряжении.

– Ага, – сказал Катер удовлетворенно. – Она действительно так сказала?

– Так точно! Если у господина капитана будут какие-либо дела.

– Ну хорошо, можете идти.

Унтер-офицер вышел из канцелярии капитана Катера и на некоторое время остановился в задумчивости, затем с улыбкой покачал головой и, промолвив: «О, эти женщины», подошел к окну.

Бинокль капитана Катера был отличного качества, добротного немецкого производства. В условиях военной школы он использовался офицерами лишь в одном направлении.

Капитану Катеру не приходилось наблюдать ни за передвижением противника, ни за положением своих войск. Он из своей комнаты обычно наблюдал лишь за зданием, расположенным через дорогу. Там расквартировывался женский персонал.

Наблюдения капитана Катера были сконцентрированы на окошке квартиры, расположенной на первом этаже. Там жили Эльфрида Радемахер, Ирена Яблонски и еще несколько девушек. Но в этот момент помещение казалось совершенно пустым.

Что намерена предпринять против него строптивая девица? Эта мысль не давала ему покоя. Все было не так просто, как казалось вначале. Утверждения этой Радемахер, что она намерена защитить Ирену, конечно, явились лишь уловкой! Постепенно ему становилось яснее лишь одно: Эльфрида метит на теплое местечко, но не желает это показать и признаться в этом.

«Ну что ж, почему бы нет, – думал Катер. – Эта Ирена к тому же ничем не примечательна. Так себе, начинающая… С Эльфридой Радемахер ее нельзя сравнить. Та уже созревший, роскошный экземпляр».

И действительно, в последнее время она начала все больше привлекать внимание Катера. Ее всегда несколько упрямую манеру поведения можно было легко принять за реакцию на неудовлетворенные желания. А эпизод с Крафтом являлся своеобразным ходом. В конце концов, она же не дура и должна предвидеть, что положение ее обер-лейтенанта пошатнулось. Умные женщины всегда своевременно пересаживаются на другую лошадь.

Капитан Катер немного наклонился, как бы намереваясь точнее или лучше рассмотреть «цель». Он увидел в бинокль Эльфриду Радемахер, которая только что вошла в комнату.

Она включила свет и огляделась вокруг. Кроме нее, в помещении никого не было. Она начала медленно расстегивать кофточку и при этом, подойдя к окну, задернула занавески.

Капитан Катер опустил бинокль и быстро закончил переодевание в предписанное приказом обмундирование. Он решил отправиться на инспекцию, и, поскольку решил инспектировать женское общежитие, он не мог отправиться в домашней одежде или купальном халате. Правда, подобные проверки он мог проводить лишь в присутствии старшей сотрудницы из числа женского персонала. Но в нужных случаях он мог обойтись и без нее и отправиться в женское общежитие один. По мнению Катера, сейчас имел место именно такой случай.

Перед тем как покинуть комнату, он осмотрел себя в зеркало. Вне всякого сомнения, вид у него был внушительный и производил должное впечатление.

Он прошел по коридору, вышел из штаба, пересек улицу и переступил порог дома, у входа в который красовалась большая вывеска: «Женское общежитие. Вход посторонним строго воспрещен».

Он-то не был посторонним. Внизу стояла его подпись: «Катер. Капитан и командир административно-хозяйственной роты».

Перед дверью комнаты за номером «102» он на мгновение остановился и быстро, нервными движениями рук, еще раз проверил, как сидит его мундир, и затем, оглянувшись по сторонам, вошел в комнату, не постучав.

Картина, которую он здесь увидел, сразу повысила его кровяное давление. Эльфрида Радемахер стояла, наклонившись перед платяным шкафом, одетая только в трусы и бюстгальтер. Ее формы, подчеркнутые этой более чем легкой одеждой, говорили о совершенстве ее фигуры.

Эльфрида Радемахер выпрямилась и вопросительно взглянула на Катера. Девушка не проявила ни особенного удивления, ни стыда.

Она привыкла чувствовать, что мужчины мысленно ее раздевают, и знала, что Катер видит ее сейчас такой, какой он ее уже не раз себе представлял.

– Что вы здесь потеряли? – спросила Эльфрида с показным равнодушием. – Почему вы входите без стука?

– Я хотел вам, Эльфрида, передать приглашение, – ответил он дрожащим голосом, оставшись у порога.

– Я для вас не Эльфрида, а Радемахер, – заявила она отчужденно. – И помимо того, от вас я не приму никаких приглашений. Выйдите, пожалуйста, из комнаты или по крайней мере отвернитесь, пока я не накину пальто.

– По мне, вы можете оставаться такой, как есть. Вы мне не мешаете, – промолвил капитан.

– Но вы мешаете мне, – воскликнула Эльфрида. Она схватила купальный халат и накинула его на себя.

Катер вздохнул. У него возникло большое желание присесть, а может быть, и прилечь, если бы к тому были предпосылки. Но холодный, насмешливо-отталкивающий взгляд Эльфриды не оставлял ему ни малейшей надежды.

– Послушайте, – промолвил сдавленным голосом Катер, который все еще продолжал стоять в дверях, – вы меня не проведете. Я точно знаю, куда вы намерены удрать, и это соответствует также и моим желаниям. Я знаю, вы трезвомыслящая, практичная девушка, и вы мне нравитесь.

– Но вы мне совершенно не нравитесь, – заявила Эльфрида.

Это прозвучало достаточно убедительно, но не для капитана Катера. Он был уверен, что добьется своей цели. Все так поступают, думал он. Вопрос упирается в цену. И он твердо решил не быть чрезмерно мелочным.

– Мы сойдемся, – обещал он. – Приходите около десяти часов ко мне.

– Не подходит! – воскликнула Эльфрида и беззаботно рассмеялась.

– А мне очень хорошо подходит, – промолвил он. – В десять часов нам никто не помешает.

– Я помолвлена, – заявила наконец Эльфрида, – с обер-лейтенантом Крафтом.

– Не имеет значения, – ухмыляясь, промолвил капитан. – Мне это ни в малейшей мере не мешает. Я бы сказал, совсем наоборот. Это даже создает благоприятные условия. Это даже еще в большей мере должно повысить вашу готовность быть ко мне благосклонной. Мне достаточно шевельнуть пальцем – и ваш так называемый жених исчезнет из военной школы и загремит на фронт. Не недооценивайте моих возможностей и дружбы со мною, Эльфрида, и имейте всегда в виду, что я знаю больше, чем многим бы хотелось для личного благополучия. Мне достаточно завтра зайти к генералу и шепнуть ему на ухо несколько деталей. Возможно, вы жаждете, чтобы ваша так называемая помолвка нашла скорый и бесповоротный конец? Итак, в десять часов. И не заставляйте меня слишком долго ожидать, Эльфрида. Я стал несколько нетерпеливым.

– Вам придется слишком долго ждать, – промолвила Эльфрида. – Сегодня вечером я занята, и в следующем месяце, и в следующем году также.

– Все изменится, – пообещал Катер. – Я гарантирую это. Но я пойду вам навстречу. Вы можете вместо себя подослать заместителя, например Ирену Яблонски. Но лучше, если вы придете сами, Эльфрида. Зачем мы будем откладывать то, что так или иначе должно случиться? Не правда ли?

Эльфрида Радемахер сидела напротив зеркала. Она была совершенно спокойна, холодна и неподвижна, как свежевыпавший снег. И она с удивлением размышляла: «Моя кожа стала совершенно иначе выглядеть. Она свежая, гладкая и чистая. Мой мозг работает совершенно иначе, чем раньше. У меня нет безразличия к мужским связям. Я хочу принадлежать только ему одному. Я изменилась, и это настоящий дар. Но существуют ли в жизни подобные дары?»

Однако у нее не было ни времени, ни желания заниматься далее подобными вопросами. Ее ожидали, и более важного для нее сейчас ничего не существовало.

Она быстро оделась, написала записку, в которой сообщала, где она будет находиться, и положила ее на кровать Ирены Яблонски.

Затем она выбежала из дома, прошла по центральной улице казарменного городка и направилась к отдельно стоящему бараку, где располагались отделение «X» и его офицер-воспитатель.

Комната, в которую она вошла, была насквозь прокурена. В ней имелась одна расшатанная полевая койка, к которой вела вытертая дорожка, и на ней стоял Карл Крафт. Он встретил ее нежной улыбкой заждавшегося человека. Уверенность в своих силах, исходившая от его фигуры, сообщилась и ей. Чем объяснить, что с ним она чувствует себя в безопасности?

Эльфрида бросилась к Крафту, как бы ища у него защиты.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Наконец!

– Не так бурно, – сказал он, обнимая ее. – У тебя или нечистая совесть, или произошли какие-нибудь неприятности.

– Ко мне пристает Катер, он шантажирует меня! – проговорила она.

– Милая, – сказал он, успокаивая ее, – все его существо – это шантаж и подлость.

– Может он тебе чем-нибудь навредить? – хотела узнать Эльфрида.

– Навредить может даже вошь, – спокойно заметил он. – И не только та вошь, которая переносит сыпной тиф. Обычная вошь может остановить часы.

Эльфрида рассказала Крафту все, что с нею произошло.

– Что мне делать? – спрашивала она. – Может быть, в следующий раз дать ему пощечину?

– Не слушай его, делай вид, что ты его не замечаешь, что он для тебя не существует. Впрочем, ты ведь теперь так называемая дама, Эльфрида, невеста офицера, и ты должна вести себя соответствующим образом.

– Легко у меня это не получится, Карл! Это я могу тебе прямо сказать!

– Ты к этому уже привыкла, – сказал он. – Ты же женщина умная и сможешь примениться к обстановке.

– Это так, – промолвила Эльфрида под влиянием его спокойного, уверенного рассуждения. Она вплотную подошла к нему и обняла за шею. – К тебе, Карл, во всяком случае, – сказала она, – я приноравливаюсь с большой охотой.

Он нежно освободился от ее объятий.

– Ты будешь сейчас иметь возможность потренироваться в роли офицерской дамы. Мы приглашены.

– И мы что, не сможем побыть здесь одни? – разочарованно произнесла она.

– Вначале мы должны пойти к капитану Федерсу и его жене. Оба они хотят с тобою познакомиться. Тебя что, это ни в какой степени не радует? Это же, так сказать, официальное приглашение.

– Первое в моей жизни, – задумчиво произнесла она.

– Нужно же однажды начать что-то совсем новое в жизни.

– И обязательно с визита к капитану Федерсу?

– Ты его знаешь?

– Лично нет, знаю лишь, что говорят о нем. О нем и его жене.

– Забудь это, Эльфрида. Говорят всегда много, в том числе и о нас.

– Тебе нравится этот капитан Федерс, не правда ли? Это чувствуется даже по тому, как ты о нем говоришь. А может быть, тебе нравится его жена?

– Они оба интересуют меня. Это необыкновенная пара. В капитане Федерсе и его жене ты увидишь людей, которых волнуют иные проблемы, чем нас. Пойдем!

Дружно шагали они по казарменному городку. Выпал свежий снежок. Его слепящая белизна настраивала на идиллический рождественский лад, хотелось прокатиться на санках. Они шли, взявшись за руки, и чувствовали, как приятная внутренняя теплота согревает их. Помолвленные начали привыкать к своей помолвке.

– Для любимцев Вильдлингена двери всегда открыты! – воскликнул при виде их капитан Федерс.

– Вы что, пригласили нас, чтобы показывать как редких зверей? – спросил с улыбкой Крафт.

– Вы угадали, – ответил Федерс и подвел вошедшую пару к своей жене. – Мы просто не верили, что увидим реально существующую пару возлюбленных. Не правда ли, Марион?

Марион Федерс приветствовала вошедших сдержанно, даже застенчиво. Она, очевидно, стеснялась видеть перед собою людей, которые могли бы смотреть на нее свысока, с чувством собственного достоинства.

– Мы вам очень благодарны за любезное приглашение, – сказала Эльфрида, обращаясь к Марион Федерс, и откровенно добавила: – Для меня это первое приглашение в жизни.

– Бедное дитя! – воскликнул Федерс с деланным сочувствием. – И надо же вам было попасть именно к нам!

– Тяжелое начало не всегда бывает плохим, – дружески заметила Марион.

– Спасибо, – ответила Эльфрида. – У меня как камень свалился с плеч.

Марион Федерс улыбнулась Эльфриде и пододвинула ей стул. Ее предположения не оправдались. Девушка ей понравилась. Простая, не жеманная, красавица в расцвете лет.

Они присели к маленькому низкому столику, на котором уже стояла бутылка вермута.

– Собственно, – заметил Федерс, – нам бы нужно было сейчас пить шампанское. Но мы не крезы и не катеры. Кроме того, любой напиток хорош, если его пьешь среди друзей.

Они выпили первую рюмку молча.

– Слухи о нашей помолвке распространились с невероятной быстротой, – заметил Крафт.

– Система оповещения с помощью барабанов, принятая у бушменов, у нас сейчас заменена телефонами. И если дикари все делают с варварской откровенностью, то техника сделала из нас шептунов и наушников. Добрейший капитан Ратсхельм – наша героическая болтунья в штанах – как только услышал о вашей помолвке, так и повис на телефоне. И, конечно, в первую очередь он сообщил эту сенсационную новость майорше.

– Ну, это избавит нас от необходимости рассылки объявления о помолвке, – заметил Крафт.

– Но не оградит вас от любопытства нашей командирши, – заметил Федерс и вновь налил рюмки. – Госпожа майорша, несомненно, станет рассматривать невесту сквозь лупу. Будьте готовы ответить ей на ряд немыслимых вопросов, фрейлейн Радемахер. Происходите вы, например, из видной или по крайней мере благонамеренной фамилии?

– Мой отец был смотрителем зданий на вагоностроительном заводе, кроме того, он пел в церковном хоре, – заявила не задумываясь Эльфрида Радемахер.

– «В высшей степени достойное занятие», – скажет майорша. – И Федерс, которому понравилась эта игра, продолжал, повернувшись к Эльфриде, допрос, имитируя голос командирши: – «А какой у вас образовательный ценз – пансион или что-либо иное?»

– Начальная школа, и ничего больше.

– «Ну да, – произнесет госпожа майорша. – Надеемся на ваше самообразование и на внутреннюю одаренность. А как обстоит дело с вашим драгоценным здоровьем, я имею в виду будущее материнство?»

– Это нужно проверять на практике.

Капитан Федерс звонко рассмеялся.

– Превосходно, – промолвил он. – Если вы скажете все это нашей командирше, вы будете, вероятно, освобождены от дальнейшего допроса. Фрейлейн Радемахер, еще раз всего хорошего. – Он поднял свой стакан. – Я пью за ваше здоровье.

– А как обстоят дела с материнством у самой госпожи майорши? – поинтересовалась Эльфрида. – Это может быть вопросом с моей стороны, если она заговорит на эту тему.

– Уважаемая фрейлейн Радемахер, – весело сказал капитан Федерс, – разрешите обратить ваше внимание на важнейшее правило, по которому в армии выдвигаются, образуются государства и успешно ведутся войны. Это правило звучит примерно так: зерно королю добывают ослы, что можно понять следующим образом: войне нужны жертвы – их приносят солдаты. Для благополучия власть имущих требуются деньги – их платят маленькие люди. Государствам нужны граждане – их дает народ. Генералы погибают редко. Государственные деятели никогда не бывают бедными. У дам общества цифры рождаемости значительно ниже, чем у женщин из простого народа. И поэтому ничего нет удивительного, что некоторые женские существа только проповедуют материнство, а сами его избегают.

– Может быть, ты не прав в отношении госпожи Фрей? – заметила Марион Федерс. – Иногда мне кажется, что у нее развиты материнские чувства.

– Ты думаешь? – спросил Федерс. – Когда она выходила замуж, она, несомненно, не думала о детях, а лишь об одной карьере. Она вышла замуж лишь тогда, когда ее избранник был уже многократно награжден и имел явные шансы стать штаб-офицером. Мнение, что она имеет ярко выраженные материнские чувства, по моему мнению, слишком смелое. Как ты полагаешь, Марион?

– Ты же знаешь, что я не особенно долюбливаю госпожу Фрей.

– Я всегда высоко ценил твой отличный вкус.

– Но когда она недавно на ее скучном приеме жен офицеров говорила о молодых фенрихах, то в ее словах было так много теплоты, что это бросилось в глаза и удивило присутствующих.

– Что знают эти дамы о наших фенрихах? – промолвил Федерс. – Они же не выходят за рамки офицерского круга. Дело же пока не доходит до того, чтобы они инспектировали наши учебные отделения.

– Мне кажется, ты ошибаешься, – промолвила Марион Федерс, которая не сдавалась и продолжала защищать свою точку зрения, заметив при этом, что обер-лейтенант Крафт следит за ее выводами. – По меньшей мере одного из фенрихов госпожа Фрей, безусловно, знает.

– А именно? – промолвил осторожно Крафт. – Речь идет случайно не о фенрихе, который ей приносит книги, не правда ли?

– Да, – подтвердила Марион Федерс с живостью. – Это так! Откуда вы это знаете?

– Очень просто, – пояснил Крафт с готовностью. – Каждый фенрих, покидающий казарму по служебным или по личным делам, должен получить у своего офицера-воспитателя разрешение. Особое распоряжение № 39.

– И кто же избранник? – с любопытством спросил Федерс.

– Это как раз тот, о ком и вы думаете.

– Смотри-ка! – воскликнул Федерс. – Это может стать водою, которая будет литься на вашу мельницу, при условии, что у вас будет достаточно зерна для помола. И если я захочу также сделать ей удовольствие, то тоже смогу нашей почтенной майорше в благоприятное время, тем же способом, с тем же человеком послать несколько книг.

– Они будут с благодарностью приняты, – пояснил Крафт.

– Могу я узнать, – заинтересовалась Эльфрида, – о ком мы сейчас говорим?

– Моя дорогая фрейлейн Радемахер, – весело заметил Федерс, – мы беседуем здесь о преимуществах нашей контрольной системы, с помощью которой можно установить бракованный товар и принять меры к лучшему использованию нашей аппаратуры.

Они выпили еще и почувствовали себя так, будто бы они уже давно знают друг друга. Марион непринужденно улыбалась, а Эльфрида чувствовала себя как дома. Капитан Федерс, показавший себя в беседе необыкновенно веселым партнером, просто доставлял ей удовольствие.