Текст книги "Илион. Город и страна троянцев. Том 1"

Глава III
История Трои

Как справедливо замечает м-р Гладстон[759]759
  Gladston. Op. cit. P. 122.


[Закрыть], имя дарданов в «Илиаде» древнейшее из всех тех имен, которые мы находим в поэмах Гомера и которые связаны определенной генеалогией с эпохой Троянской войны. Как уже упоминалось, Дардана назвала сыном Зевса Электра, дочь Атласа, и далее упоминалось, что он пришел с Самофракии, или из Аркадии, или из Италии[760]760
  Hellanicus. Fragm. 129. Ed. Didot; Dionys. Hal. I. 50–61; Аполлодор. III. 12. 1; Schol. ad Il. XVIII. 486; Varro. ap. Servium ad Virgil. Aeneid. III. 167; Cephalon. Gergithius ap. Steph. Byzant., s. v. Ἀρίσβη.


[Закрыть]; однако у Гомера ничего из этого не упоминается. Дардан основал Дарданию на возвышенном месте, на склоне горы Ида, поскольку он не был еще достаточно могущественен, чтобы основать поселение на долине. Он женился на Батии, идейской нимфе[761]761
Нашего предка Дардана Зевс породил громовержец;Он основатель Дардании; сей Илион знаменитыйВ поле еще не стоял, ясноречных народов обитель;Жили еще на погориях Иды, водами обильной.  (Il. XX. 215–218)
  «Дардан же, опечаленный смертью своего брата, покинул Самофраку и переправился на противоположный материк. Царем этой страны был Тевкр, сын реки Скамандра и нимфы Идеи: по его имени и жители этой страны назывались тевкрами. Радушно принятый царем, Дардан получил от него часть его страны и дочь Батию в жены. Он основал там город Дардан, а после смерти Тевкра всю страну назвал Дарданией»
(Аполлодор. III. 12. 1).

[Закрыть], дочери Тевкра, сына реки Скамандр, и зачал Ила и Эрихтония, который стал богатейшим из всех смертных людей. На его пастбищах паслось три тысячи кобылиц, и среди потомства некоторых из них, рожденного от Борея, было двенадцать жеребят сверхъестественной быстроты[762]762
Славный Дардан Эрихфония сына родил, скиптроносца,Мужа, который меж смертных властителей был богатейший:Здесь у него по долинам три тысячи коней паслося,Тучных, младых кобылиц, жеребятами резвыми гордых.К ним не раз и Борей разгорался любовью на паствах;Многих из них посещал, набегая конем черногривым;Все понесли, и двенадцать коней от Борея родили.Бурные, если они по полям хлебородным скакали,Выше земли, сверх колосьев носилися, стебля не смявши;Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря,Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летали.  (Il. XX. 219–229)


[Закрыть]. Он женился на Астиохе, дочери реки Симоента, и у него родился сын по имени Трой[763]763
  «У него (Дардана) родились сыновья Ил и Эрихтоний. Ил умер бездетным, и царская власть перешла к Эрихтонию. Женившись на Астиохе, дочери Симоента, он породил Троя»
(Аполлодор. III. 12. 2).

[Закрыть]. Этот последний, ставший эпонимом троянцев, от своей супруги Каллирои, дочери Скамандра, имел троих сыновей, которых звали Ил, Ассарак и Ганимед, и дочь по имени Клеопатра[764]764
Царь Эрихфоний родил властелина могучего Троса.  (Il. XX. 230)
  «Трой унаследовал царскую власть и назвал всю страну по своему имени Троей. Он женился на Каллирое, дочери Скамандра, и у него родились дочь Клеопатра и сыновья Ил, Ассарак и Ганимед»
(Аполлодор. III. 12. 2).Тросом дарованы свету три знаменитые сына:Ил, Ассарак и младой Ганимед, небожителям равный.  (Il. XX. 231, 232)


[Закрыть]. Поскольку Ганимед стал самым прекрасным из всех людей на свете, боги похитили его и сделали виночерпием Зевса[765]765
Истинно, был на земле он прекраснейший сын человеков!Он-то богами и взят в небеса виночерпцем Зевесу,Отрок прекрасный, дабы обитал среди сонма бессмертных.  (Il. XX. 233–235)
  «Последнего за его красоту похитил Зевс с помощью орла и сделал на небе виночерпием богов»
(Аполлодор. III. 12. 2).  Сначала Ганимед упоминается как виночерпий богов, и прежде всего Зевса вместо Гебы (см.: Вергилий. Энеида. I. 28); затем, в особенности после Пиндара, стали говорить, что он был возлюбленным Зевса, κάλλ εοςεἵνεκα [из-за его красоты]. Точно так же в Od. V. 121, Орион, в Od. XV. 251, Клит и у Аполлодора III. 2, 4 (см.: Il. XI. 1) Тифон был похищен Эос из-за его красоты.


[Закрыть], который дал Трою, как плату за его молодость, упряжку бессмертных коней[766]766
  Hellanicus. Fragm. 146. «Геракл, увидев девушку выставленной на съедение, заявил, что спасет ее, если Лаомедонт отдаст ему коней, полученных от Зевса в качестве выкупа за похищенного Ганимеда»
(Аполлодор. II. 5, 9).Кони сии от породы, из коей Кронид ГромовержецТросу ценою за сына, за юного дал Ганимеда;Кони сии превосходнее всех под авророй и солнцем.  (Il. V. 265—267)


[Закрыть]. От Ила и Ассарака троянская и дарданская линии расходятся; первая идет через Ила к Лаомедону до Приама и Гектора; вторая – от Ассарака к Капию, Анхизу и Энею[767]767
Илом почтенным рожден непорочный душой Лаомедон;Царь Лаомедон родил знаменитых: Тифона, Приама,Клития, Лампа и отрасль Арееву, Гикетаона.Капис, ветвь Ассарака, родил властелина Анхиза;Я от Анхиза рожден, от Приама – божественный Гектор.  (Il. XX. 236–240)


[Закрыть].

Ил отправился в Фригию, куда он прибыл во время игр, учрежденные царем, в которых он принял участие, и, победив в кулачной борьбе, он получил от царя в качестве награды за свою победу пятьдесят юношей и пятьдесят дев. Царь также дал ему, в соответствии с пророчеством, многоцветную корову, приказав ему построить город там, где ляжет животное. Итак, Ил последовал за коровой, которая легла на холме фригийской Аты, где он и построил Илион. Помолившись Зевсу с просьбой о благоприятном знамении, на следующий день он увидел, что перед его палаткой лежит Палладий, который упал с неба (διϊπετές). Он был три локтя (4¹/₂ фута) длиной; ноги фигурки были сомкнуты; в правой руке она держала поднятое копье, в левой – прялку и веретено[768]768
  «Ил же, придя во Фригию, застал там учрежденные царем состязания; приняв в них участие, он вышел победителем в борьбе и получил в качестве награды пятьдесят юношей и пятьдесят девушек. Царь также дал ему, следуя указанию оракула, пеструю корову, сказав, чтобы Ил основал город в том месте, где эта корова приляжет отдохнуть. Ил последовал за этой коровой, и та, придя к тому холму Фригии, который называется Ата, прилегла. Ил основал здесь город, и, назвав его Илионом, взмолился Зевсу, чтобы тот явил ему некое знамение. На следующий день он увидел лежащий перед палаткой Палладий, который упал с неба. Этот Палладий, величиной с три локтя, представлял собой фигуру, стоящую на сомкнутых ногах. В правой руке фигура держала копье, а в левой – прялку и веретено»
(Аполлодор. III. 12, 3).

[Закрыть].

У Гомера Ата (Обида) изображена как олицетворение одержимости и обольщения, как зловредная старшая дочь Зевса[769]769
Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет,Страшная; нежны стопы у нее: не касается имиПраха земного; она по главам человеческим ходит…  (Il. XIX. 91–93)


[Закрыть]. Она сильна и быстра[770]770
Но Обида могуча, ногами быстра; перед нимиМчится далеко вперед, и, по всей их земле упреждая,Смертных язвит…  (Il. IX. 505–507)


[Закрыть]; Гесиод упоминает ее среди детей Эриды[771]771
И Ослепленье души с Беззаконьем, родные друг другу.  (Гесиод. Теогония. 230; перевод В. Вересаева)


[Закрыть]; она ходит своими легкими нежными ногами по головам людей[772]772
  Il. XIX. 91–93 (процитировано выше). См. также: Rhianus. ap. Stob. Mor. IV. P. 54.


[Закрыть]. При рождении Геракла она заставила даже своего собственного отца Зевса произнести слишком поспешную клятву, вследствие которой он в гневе схватил ее за волосы и сбросил с Олимпа, дав страшную клятву, что она сюда больше не вернется; и она быстро занялась делами человеческими[773]773
…Схватил он Обиду за пышноблестящие кудри,Страшным пылающий гневом, и клялся великою клятвой,Что за холмистый Олимп и звездами венчанное небоВвек не взыдет Обида, которая всех ослепляет.Так произнес он, и махом десницы от звездного небаРинул ее, – и упала она на дела человека.  (Il. XIX. 126–131)


[Закрыть].

Процитированную выше традицию Аполлодора подтверждают Ликофрон, а также Евстафий, Гесихий и Стефан Византийский. Из всех этих источников мой друг профессор Отто Келлер с уверенностью делает вывод о «существовании фригийской богини Аты, почитании ее на холме Гиссарлык, а также на втором холме на реке Риндак и ее идола, который упал с неба». Илионская Афина, которая произошла от этой Аты, фигурирует на медали как специфически фригийская богиня, одетая во фригийский колпак. Она отличается от обычной греческой Аты, или Обиды, которая является чистой абстракцией, своим эпитетом – ἡΦρυγία. Возможно, она была связана с фригийским богом Атисом (Аттисом или Атием). Из-за сходства в звучании их имен после завоевания страны греками Ата и Афина слились в одно божество, и так появилась необычная Афина Илионская со своим фригийским колпаком, копьем, факелом и совой. Неэллинский факел был заменен прялкой и веретеном. В Артемиде Эфесской мы видим перед собой совершенно не эллинскую, но подлинно азиатскую богиню, смешанную с эллинской; богиню, в изобилии одаренную символами материнства, объединили с богиней-девой. У нас есть примеры переделки имен азиатских богинь на греческий лад; среди них Эйлейтия-Йоледет, Моледет, Милитта; или Аполлон Исмений – на самом деле финикийский Эшмун (так как общепринятая этимология от индоевропейского ish («желание») является неудовлетворительной). Даже Зевс Мелихий с его нежным именем – всего лишь греческая маска страшного Молоха, жадного до человеческих жертв.

«Что же касается многоцветной коровы, то в традиции об основании храма Афины Илионской она вполне на своем месте. А именно эта деталь может служить фактическим доказательством подлинности и древности легенды, рассказанной Аполлодором, и, конечно, она не была изобретена им. Легенда, о которой мы говорим, – общее наследие индоевропейцев[774]774
  См.: Schindler H.B. Aberglaube des Mittelalters. S. 265.


[Закрыть]. Лошади, олени, медведи и быки показывают место, где должны быть построены церкви и монастыри; эти животные направляют постройку замков, городов и колоний. Зверь, посланный божеством, охотно показывает бродячей армии место для поселения. Священные коровы, останавливаясь, дают знать, где построить церковь[775]775
  Vernaleken. Apensagen. 316.


[Закрыть]. Подобные же легенды мы находим у Фридриха[776]776
  Friedreich. Symbolik und Mythologie der Natur. S. 498.


[Закрыть]. К той же разновидности относятся и легенды об опиках, которых вел бык, и об особом обряде, когда при основании римских городов проводили борозды плугом, освящая их. Кроме того, корова показала Кадму, когда он прибыл из Азии, то место, где ему предстояло построить Фивы: на каждом ее боку была белая отметина в форме полной луны[777]777
  «У них передается и следующее сказание, будто бы когда Кадм возвращался из Дельф по фокейской дороге, то проводником его на пути была корова, а эта корова была куплена у пастуха стад Пелагонта. На каждом боку этой коровы был белый знак наподобие полного круга луны. Ведь по божьему вещанию Кадму и сопровождавшему его войску надлежало основать себе город там, где корова, устав, захочет лечь. Фивяне указывают и это место»
(Павсаний. IX. 12. § 1; цитаты из Павсания здесь и далее приводятся в переводе С.П. Кондратьева).

[Закрыть]. Корова, возможно также символ богини луны, была изображена на монетах киликийских городов – Тарса, Малла и Сол, а также и Сидены[778]778
  Brandis. Münzweisen in Vorderasien. S. 354.


[Закрыть]. Корову мы видим и на медалях соседнего Кизика[779]779
  Mionnet. Nos. 168, 308, 410; см. также: Sestini. Descr. d. Stateri Ant. P. 54.


[Закрыть]. Маркардт[780]780
  Marquardt. Cyzicus und sein Gebiet. S. 134.


[Закрыть] относит это к Персефоне. Можно полагать, что мы не ошибаемся, понимая многоцветную корову, которая указала место для основания Трои, как священный символ Афины или Аты, богини ночи или луны. Пятьдесят юношей и пятьдесят дев, которые следуют за коровой-луной, – это не что иное, как пятьдесят недель года[781]781
  См.: Gerhard E. Prodromus. S. 167.


[Закрыть]. По монетам Илиона, где изображено жертвоприношение коровы перед статуей Афины Илионской, можно сделать вывод, что корова была изобрана жертвенным животным этой богини[782]782
  Müller. Wiesler and Oesterley. D. A. K. ii. 21, 222; Sestini. Op. cit. vii. 3. S. 396; Pellerin. R. et V. ii. 31. 3.


[Закрыть], что, как кажется, следует и из слов Гомера[783]783
Пусть ей двенадцать крав, однолетних, ярма не познавших,В храме заклать обрекается, если, молитвы услыша,Град богиня помилует…  (Il. VI. 93, 94)


[Закрыть]. Таким образом, любому, кто не хочет намеренно закрывать на это глаза, мы дали доказательство, что легенда об основании Илиона ни в коей мере не является легкомысленным или детским изобретением Аполлодора, но древней легендой, появившейся в незапамятные времена, наполненной прекрасным символизмом и связанной с почитанием Афины Илионской. Кроме того, эта легенда содержит весьма любопытное топографическое указание, касающееся холма Аты, замечание, которое не было понято ни самими рассказчиками, ни – до сего дня – комментаторами. Сотни параллелей этому мы находим в средневековых житиях святых, которые немецкая наука лишь недавно начала понимать в том смысле, в котором, как я уже показал, следует понимать легенду о холме Аты».

Так, согласно традиции, священный Илион был построен Илом, который женился на Эвридике, дочери Адраста. Его сын Лаомедонт женился, как некоторые говорят, на Стримо, дочери Скамандра, согласно другим – на Плакии, дочери Атрея или Левкиппа; его сыновьями были Тифон, Ламп, Клитий, Гикетаон, Подарк; его дочерями – Гесиона, Килла и Астиоха[784]784
  «Ил женился на Эвридике, дочери Адраста, и породил Лаомедонта, который женился на Стримо, дочери Скамандра, или, по сообщению некоторых, на Плакии, дочери Атрея, или, как говорят еще другие, на Левкиппе, и породил сыновей Тифона, Лампа, Клития, Гикетаона и Подарка и дочерей Гесиону, Киллу и Астиоху»
(Аполлодор. III. 12, 3).

[Закрыть]. Как уже говорилось, именно при Лаомедоне Посейдон в одиночку[785]785
Сколько трудов мы и бед претерпели вокруг Илиона,Мы от бессмертных одни? Повинуяся воле Кронида,Здесь Лаомедону гордому мы, за условную плату,Целый работали год, и сурово он властвовал нами.Я обитателям Трои высокие стены воздвигнул,Крепкую, славную твердь, нерушимую града защиту.Ты, Аполлон, у него, как наемник, волов круторогихПас по долинам холмистой, дубравами венчанной Иды…  (Il. XXI. 442–449)


[Закрыть] (или вместе с Аполлоном)[786]786
…Создали стену своим кораблям и пред нею глубокийВывели ров, а бессмертным от них возданы ль гекатомбы?Слава о ней распрострется, где только Денница сияет;Но забудут об оной, которую я с АполлономОколо града царю Лаомедону создал, томяся!  (Il. VII. 449–453)


[Закрыть] построил стены Трои и именно при нем город был атакован и взят Гераклом, который убил царя и всех его сыновей, кроме Подарка. Геракл позволил Гесионе выбрать среди них любого, которого она хотела, и она выбрала Подарка; однако Геракл потребовал, чтобы сначала его продали как раба, позволив ей купить его потом за то, что она пожелает. Итак, он был продан, и Гесиона приобрела его обратно в обмен на свое покрывало, почему юношу и назвали Приамом (Πρίαμος от πρίασθαι («приобретать»), причастие πριάμενος)[787]787
  «Гесионе Геракл разрешил взять с собой кого она захочет из пленников. Когда же она выбрала себе брата Подарка, Геракл сказал ей, что прежде Подарк должен стать рабом и только после этого, если она что-либо даст взамен, она сможет его взять. Тогда Гесиона сняла с головы покрывало и отдала его в уплату. По этой причине Подарк и был назван Приамом»
(Аполлодор. II. 6. 4).

[Закрыть].

Грот[788]788
  Grot G. Op. cit. I. P. 265.


[Закрыть] пишет: «Поскольку Дардан, Трой и Ил были соответственно эпонимами Дардании, Трои и Илиона, так и Приам является эпонимом акрополя-Пергама. Πρίαμος на эолийском диалекте – это Πέῤῥαμος (Гесихий); по этому поводу Аренс замечает, что «из этой эолийской формы со всей очевидностью следует, что Приам не в меньшей степени является эпонимом акрополя-Пергама (Περγάμων), чем Ил – самого города, а Трой – народа; название Пергама возникло из Пери-ама: ι изменилось в γ»[789]789
  Ahrens. De Dialecto Aeolica. 8. 7. P. 56; 28. 8. P. 150, πεῤῥ᾽ ἁπάλω.


[Закрыть].

Здесь я могу напомнить читателю, что существовало множество городов с похожими именами; во-первых, знаменитый Пергам в мисийской провинции Тевтрания и, затем, Пергам на Крите, который Крамер[790]790
  Cramer. Desc. of Anc. Greece. iii. P. 383.


[Закрыть] отождествляет с современной Перамой на северной стороне города. Согласно Вергилию[791]791
  Вергилий. Энеида. III. 133.


[Закрыть], последний город был основан Энеем.

Приам женился на фригийской царевне Гекабе (по-латыни Гекуба), дочери Киссея, которая является весьма заметным персонажем в «Илиаде». От нее и других женщин у Приама было пятьдесят сыновей и двенадцать дочерей[792]792
Но когда подошел он к прекрасному дому Приама,К зданию с гладкими вдоль переходами (в нем заключалосьВкруг пятьдесят почивален, из гладко отесанных камней,Близко одна от другой устроенных, в коих ПриамаВсе почивали сыны у цветущих супруг их законных;Дщерей его на другой стороне, на дворе, почивальниБыли двенадцать, под кровлей одною, из тесаных камней,Близко одна от другой устроенных, в коих ПриамаВсе почивали зятья у цветущих супруг их стыдливых)…  (Il. VI. 242–250)


[Закрыть]. Среди сыновей выделялись Гектор[793]793
  Грот замечает: «Как Стесихор, так и Ивик считали Гектора сыном Аполлона (Steisichorus. ap. Schol. Ven. ad Il. XXIV. 259; Ibyci. Fragm. XIV. Ed. Schneidewin); того же мнения придерживались Евфорион (Fragm. 125, Meincke) и Александр Этол. Далее, Стесихор утверждал, что после осады Трои Аполлон унес Гекубу в Ликию, чтобы спасти ее от рабства (Павсаний. X. 27. § 1). Согласно Еврипиду, Аполлон обещал, что она умрет в Трое (Троянки. 427). Сапфо одарила Гектора прозвищем Зевс – Ζεὺς Ἕκτωρ (Гесихий, s. v. Ἕκτορες). Царевич с таким именем, принадлежавший к царской семье Хиоса еще до ионийского поселения, упоминается у хиосского поэта Иона (Павсаний. VII. 3. 3)» (Grote G. Op. cit. I. P. 265).


[Закрыть], Парис, Деифоб, Гелен, Троил, Полит, Полидор; среди дочерей – Лаодика, Креуса, Поликсена и Кассандра. Рождению Париса предшествовали страшные предзнаменования: ибо Гекубе снился сон, что она родила горящий факел, и Приам, посоветовавшись с предсказателями, узнал, что его будущий сын станет причиной уничтожения Трои. Поэтому ребенок был брошен на горе Ида, воспитан пастухами, и в конце концов родители узнали и вновь приняли его[794]794
  Аполлодор. III. 11. 5; Гигин. Мифы. 91; Овидий. Героиды. XVI. 45, 359; Гомер. Il. III. 325, XII. 93; Serv. ad Virg. Aen. V. 370.


[Закрыть]. Парис отличался красотой и силой и был отважным защитником стад и пастухов: поэтому его прозвали Александром – «защитником мужей»[795]795
  Аполлодор. III. 12. 5; Schol. ad Hom. Il. III. 325.


[Закрыть]. От жены Эноны, дочери реки Кебрен, у него был сын Корит[796]796
  Tzetz. ad Lycophr. 57; Conon. Narr. 22; Parthen. Erot. 34.


[Закрыть]. К Парису пришли три богини – Гера, Афродита и Афина, чтобы он мог решить спор, который возник между ними на свадьбе Фетиды и Пелея: кто из них самая прекрасная? Парис отдал пальму первенства Афродите, которая обещала ему прекраснейшую из женщин в жены; именно поэтому Гера и Афина стали злейшими врагами Трои[797]797
  Serv. ad Virg. Aen. I. 27; Il. XXIV. 25; Tzetz. ad Lycophr. 93.


[Закрыть]. Затем Парис построил корабли и отправился в Спарту, где он был гостеприимно принят Менелаем, чью жену Елену он увез (вместе с большими сокровищами), пользуясь защитой Афродиты[798]798
  Il. III. 46–49, 144; VII. 350–363; Аполлодор. III. 12. 6. См. также: Павсаний. III. 22. 2, а также аргумент к поэме «Киприи» (ср.: Эсхил. Агамемнон. 534).


[Закрыть]; через Египет и Финикию он вернулся в Трою[799]799
  Od. IV. 228; Il. 291; Herod. II. 113.


[Закрыть]. Менелай нашел всеобщее сочувствие среди греческих вождей. Десять лет было потрачено на то, чтобы собрать экспедицию, долженствовавшую отомстить за нанесенное оскорбление. Объединенными усилиями всех греческих вождей войско наконец собралось в Авлиде в Беотии: оно состояло из 1186 кораблей и более 100 тысяч человек под командованием «повелителя мужей» Агамемнона, царя Микен. Эта сила более чем в десять раз превышала любую, которую троянцы могли противопоставить ей, и превосходила защитников Трои, даже считая всех союзников троян[800]800
  Il. II. 128. Как замечает Грот, по подсчетам Ушолда, их общее число составляло до 135 тысяч человек (Uschold. Geschichte des Troianischen Krieges. Stuttgart, 1836. S. 9).


[Закрыть].

После множества помех флот наконец достиг побережья Троянской долины. Троянцы собрали войска со всех областей своей собственной страны между Эсепом и Каиком, а также союзников из различных областей Малой Азии и Фракии: карийцев, мисийцев, ликийцев под предводительством Сарпедона, меонийцев, фригийцев, фракийцев, пеонийцев и алисонийцев[801]801
  См.: Каталог троянцев в Il. II. 815–877.


[Закрыть]. Однако троянцы тщетно пытались помешать высадке; их обратили в бегство и загнали внутрь собственных стен. После этого война продолжалась без особого энтузиазма в течение девяти лет, в ходе которых греки занимались в основном нападениями на соседние города. Так, Ахиллес атаковал Фивы, Лирнесс, Педас, Лесбос и другие места – двенадцать городов на берегу и одиннадцать в глубине страны. «Десять лет, – замечает Грот[802]802
  Grot G. Op. cit. I. P. 274.


[Закрыть], – были фиксированной в эпосе длительностью осады Трои, точно так же, как считалось, что пять лет осаждало Камик критское войско, пришедшее, чтобы отомстить за смерть Миноса[803]803
  Геродот. VII. 170. Десять лет – вполне обычный мифический период длительности великой войны. Война между олимпийскими богами и богами-титанами длилась десять лет (Гесиод. Теогония. 636). Ср.: Od. XVI. 17: «Через двадцать лет по разлуке». (В оригинале «через десять»: δεκάτσ ἑνιαυτῳ. – Пер.)


[Закрыть]. Десять лет подготовки, десять лет осады и десять лет странствий Одиссея были периодами, подходящими для грубых хронологических схем древнего эпоса, и, безусловно, не вызывали никаких сомнений или трудностей у первоначальных слушателей. Но дело обернулось по-другому, когда греки, занимаясь историей, начали рассматривать те же события: они не могли остановиться, пока не нашли или не изобрели удовлетворительные связи между отдельными событиями. Фукидид говорит нам, что греков было меньше, чем рассказывают поэты, и, более того, поскольку у них было так мало средств, они не могли обеспечить достаточные и постоянные поставки провизии: поэтому они были вынуждены распустить армию и занять часть ее обработкой полей на Херсонесе, а часть – мародерскими экспедициями по окрестностям. Если бы вся армия одновременно выступила против Трои (говорит Фукидид), то осаду можно было бы завершить гораздо быстрее и легче[804]804
  «Причиной этого был не столько недостаток в людях, сколько скудость денежных средств. Ведь из-за трудностей снабжения ахейцы выступили в поход с меньшими силами, именно с такими, какие они надеялись прокормить войной из местных средств. Когда же по прибытии ахейцы одержали победу в сражении (это ясно: ведь иначе они не смогли бы построить стену около стана), то даже и тогда они, очевидно, не использовали для войны все свое войско, но трудности добывать пищу заставили их заняться обработкой земли на Херсонесе и грабежом. По этой именно причине, вследствие раздробленности боевых сил ахейцев, троянцы легко оказывали им сопротивление в открытом поле в течение десяти лет и всегда были в состоянии помериться силами с остающимся на месте врагом. Напротив, если бы ахейцы прибыли с большим запасом продовольствия и вместо обработки земли и грабежа вели бы войну упорно и всеми силами, то легко взяли бы Трою; даже действуя не все вместе, а каждый раз лишь частью сил, имеющихся в наличии, они успешно сопротивлялись; начав осаду, они взяли бы Трою гораздо скорее и без больших усилий. Так что не только прежние походы были по скудости средств незначительными, но и этот, знаменитейший из всех них, – Троянский, на деле представляется не столь замечательным, как это теперь утверждает предание, сохраненное поэтами» (Фукидид. I. 11; здесь и далее цитаты из Фукидида приводятся в переводе Г.А. Стратановского).


[Закрыть]. Если великий историк мог позволить себе подправить легенду по столь многим пунктам, то мы могли бы считать, что гораздо проще было бы считать продолжительность осады одним из поэтических преувеличений и утверждать, что настоящая осада длилась всего один год, а не десять. Однако представляется, что десятилетняя продолжительность была столь существенной чертой в древнем предании, что ни один критик не осмелился поправлять ее».

В «Илиаде» описываются события десятого года воды в течение пятидесяти одного дня. Она начинается с гнева Ахилла, причиною которому был Аполлон, желавший отомстить за оскорбление, нанесенное его жрецу Хрису Агамемноном. Под влиянием своего гнева Ахилл отказывается брать в руки оружие и приказывает своим мирмидонянам оставаться в лагере. Другие вожди греков тщетно пытаются возместить отсутствие героя. Им пришлось перенести тяжкие унижения: они много раз были разбиты Гектором и троянцами и загнаны на свои корабли. Наконец страшная беда, в которой оказались греки, побудила встревоженного и сочувствовавшего им Патрокла вырвать у Ахилла неохотное согласие позволить ему и мирмидонянам предотвратить последнее и окончательное поражение. Патрокл был убит Гектором, и тогда Ахилл, забыв о своем гневе, убив множество троянцев, загнал их за стены Трои и убил Гектора, чьим погребением и завершается «Илиада».

Затем – если мы последуем за нашей историей по намекам Гомера и по указаниям позднейших эпических поэтов и мифологов – из Фракии на помощь троянцам пришла прекрасная и воинственная царица амазонок Пентесилея с отрядом своих соратниц; однако вскоре и она была убита рукою непобедимого Ахилла.

Опечаленные троянцы вскоре снова воодушевились надеждой после прибытия Мемнона[805]805
После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.  (Od. XI. 522)
  См. также: Od. IV. 187; Pindar. Pyth. VI. 31. Эсхил (ap. Strab. XV. P. 728) считает Мемнона персом, который прибыл из Сузы.
  Согласно Ктесию, экспедиция под предводительством Мемнона была послана царем Ассирии на помощь своему вассалу, Приаму Троянскому. Ктесий якобы получил эту информацию из царских архивов. Согласно Диодору (II. 22; IV. 77), египтяне уверяли, что Мемнон пришел из Египта.


[Закрыть], сына Тифона и Эос, прекраснейшего из живущих, с его отрядом эфиопов, который первоначально произвел великое смятение среди греков и даже убил героя Антилоха, сына Нестора; но под конец и сам Мемнон был убит в поединке Ахиллом. Доказав рядом остроумнейших доводов, что, по всей вероятности, Мемнон был предводителем кетейцев, или хеттов, м-р Гладстон[806]806
  Gladston. Op. cit. P. 178.


[Закрыть] добавляет: «Итак, если Мемнон был предводителем кетейцев, то в первую очередь следует заметить, что эта страна лежала далеко на востоке, на той же широте, что и Южная Греция; и поэтому вполне логично, что поэт назвал Мемнона сыном Зари. Совершенно очевидно, что утверждение Гомера, что Мемнон был прославленным сыном Зари, оказывается в полном соответствии с географическими представлениями поэта о Востоке и восходе (которые в «Одиссее» помещены гораздо дальше к югу) и со славой, которой вполне могли пользоваться хетты (кетейцы), как решительные и порою удачливые противники великой египетской державы». Гробницу Мемнона показывали на холме близ устья Эсепа на Пропонтиде[807]807
  «Над устьем Эсепа, на расстоянии около [пробел в рукописи] стадий, возвышается холм, где показывают гробницу Мемнона, сына Тифона» (Страбон. XIII. С. 587).


[Закрыть].

Вскоре после гибели Мемнона сам Ахилл был убит близ Скейских ворот стрелою из лука Париса[808]808
  Il. XXII. 360; Soph. Philoct. 334; Вергилий. Энеида. VI. 56.


[Закрыть]. Согласно Диктису Критскому (III. 29), убийство произошло в храме Аполлона в Фимбре, куда Ахилл отправился, чтобы жениться на Поликсене[809]809
  См.: Филострат. Her. 19. 11; Гигин. Мифы. 107, 110; Q. Smyrnaeus. III. 50; Tzetzes. ad. Lycophr. 307.


[Закрыть].

Греки узнали от Гелена, сына Приама, которого захватил Одиссей из засады[810]810
  Софокл. Филоктет. 604.


[Закрыть], что Трою нельзя будет взять, пока Филоктет и Неоптолем, сын Ахилла, не присоединятся к осаждающим. Первого бросили на Лемносе в самом начале похода: его укусила в ногу змея, и греки не могли выносить его присутствия из-за зловония от раны. Однако у него все еще были несравненные стрелы и лук Геракла, которые, как говорили, были необходимы для взятия Трои. Диомед привез его в греческий лагерь, и здесь Махаон исцелил его[811]811
  Софокл (Филоктет, 1437, 1438) заставляет Геракла послать Асклепия в лагерь греков, чтобы исцелить рану.


[Закрыть]; он храбро сражался с троянцами и убил Париса в поединке одной из стрел Геракла. Одиссей привез Неоптолема со Скироса, в то время как к троянцам прибыло подкрепление в лице Еврипила, царя кетейцев на Каике, который был сыном Телефа и Астиохи, дочери Приама. Он пришел с большим отрядом и убил Махаона, но сам был убит Неоптолемом[812]812
  Павсаний. III. 26. § 7.


[Закрыть]. Тогда сын Ахилла загнал троянцев, убивая их, внутрь городских стен, откуда они уже никогда не вышли для битвы в открытом поле[813]813
  Od. XI. 510–520; Quint. Smyrn. VII. 533–544; VIII. 201.


[Закрыть].

Тем не менее Трое было суждено оставаться неприступной, пока в ней хранился Палладий, который – как мы уже говорили – дал Зевс основателю города, Илу. Однако Одиссей, переодевшись в жалкую одежду и нанеся себе раны, пробрался в город и нашел способ хитростью унести Палладий. Его узнала только Елена, которая обговорила с ним способы взятия города[814]814
  Arctinus. ap. Dionys. Halic. I. 69; Od. IV. 244–264; Вергилий. Энеида. II. 161–167; Quint. Smyrn. X. 351–360. С легендой о Палладии можно сравнить (как предполагает Грот) римскую легенду об Ancilla (щитах Марса). См.: Овидий. Фасты. III. 381.


[Закрыть]. Наконец прибегли к последней хитрости: по предложению Афины Эпей и Панопей соорудили пустую деревянную лошадь, достаточно вместительную, чтобы в ней поместилось сто человек. В этой лошади спрятались самые выдающиеся из греческих героев, в то время как вся греческая армия, предав огню свои палатки и якобы отказавшись от осады, отплыла на своих кораблях, которые греки поставили на якоре близ Тенедоса. Ликующие троянцы, радуясь тому, что они наконец спасены, вышли из города и дивились поразительному коню, на котором было начертано, что он посвящен Афине отплывшими греками. Долго не знали они, что делать с конем; встревоженные герои внутри статуи слышали их переговоры, а также голос Елены, которая называла каждого героя по имени, подражая голосу и выговору его жены[815]815
  Od. IV. 275–289; Вергилий. Энеида. II. 13–20. Стесихор, как говорит Грот, в своем «Разрушении Илиона» указывал число героев в деревянном коне как 100 (Steisichor. Fragm. 26. Ed. Kleine; ср.: Афиней. XII. P. 610).


[Закрыть]. Некоторые хотели ввезти коня в город и посвятить его богам; иные советовали отнестись с осторожностью к тому, что оставил враг. Жрец Посейдона Лаокоон пришел со своими двумя сыновьями и, придя в негодование, бросил в коня копье. По звуку было слышно, что конь пуст внутри; однако в тот же самый момент Лаокоон и один из его сыновей печальным образом погибли: Гера выслала из моря двух чудовищных змей, чтобы уничтожить их. Троянцы пришли в ужас от этого зрелища и, убежденные вероломными советами предателя Синона (которого греки нарочно оставили здесь, чтобы давать врагу ложные сведения), решили внести в город роковую статую; и, поскольку ворота были недостаточно широкими, чтобы провезти ее, они даже сломали свою собственную стену. Так коня ввезли в акрополь и поставили на агоре перед дворцом Приама. Однако и в этот момент мнения троянцев разделились: многие требовали порубить коня на куски, другие советовали втащить его на самую высокую точку акрополя и сбросить оттуда на скалы. Однако наиболее сильной оказалась та партия, которая советовала посвятить его богам как знак признательности за избавление[816]816
  Od. VIII. 492, XI. 523; также в содержании «Разрушения Илиона» Арктина (с. 21); Вакхилид и Евфорион (ap. Servium, ad Aen. II. 201).
  Грот (Grot G. Op. cit. I. 280) пишет:
  «Как Синон, так и Лаокоон первоначально пришли из древней эпической поэмы Арктина, хотя Вергилий, возможно, мог непосредственно заимствовать их и другие темы в своей второй книге из поэмы, которая ходила под именем Писандра (Macrob. Saturn. V. 2; Heyne. Excurs. 1. ad Aen. ii.; Welcker. Der epische Cyclus. S. 97). У Квинта Смирнского (XII. 366) троянцы пытают и калечат Синона, чтобы вырвать у него правду; его выносливость, поддержанная и вдохновленная Герой, не поколебалась перед лицом ужасных страданий, и он продолжал держаться за свою лживую историю. Возможно, это эпизод из древнего эпоса, хотя тонкий вкус Вергилия и его сочувствие к троянцам заставили поэта умолчать о нем. Евфорион приписывает все деяния Синона Одиссею; он также дает другую причину гибели Лаокоона (Euphorion. Fragm. 35, 36. P. 55 // Fragments of Epic Poets after Alexander the Great. Ed. Düntz). Синон у Павсания (X. 27. 1) назван «товарищем Одиссея».


[Закрыть].

После заката греческий флот вернулся на побережье Троянской долины и ждал условного сигнала. Когда троянцы с головой ушли в бурные празднования, Синон зажег сигнальный огонь и помог спрятавшимся героям открыть потайную дверь в брюхе коня, из которой они спустились. Теперь на город нападали изнутри и снаружи, и он был полностью захвачен и разрушен; почти все жители были убиты. Приам, тщетно искавший убежища у алтаря Зевса Геркея, был убит Неоптолемом. Его сына Деифоба, который после смерти своего брата Париса стал мужем Елены, атаковали Одиссей и Менелай; он отчаянно защищал свой дом, но его все же одолели и убили. Таким образом Менелай наконец получил обратно свою жену[817]817
…Теперь о коне деревянном,Чудном Эпеоса с помощью девы Паллады созданье,Спой нам, как в город он был хитроумным введен Одиссеем,Полный вождей, напоследок святой Илион сокрушивших.Если об этом поистине все нам, как было, споешь ты,Буду тогда перед всеми людьми повторять повсеместноЯ, что божественным пением боги тебя одарили.Так он сказал, и запел Демодок, преисполненный бога:Начал с того он, как все на своих кораблях крепкозданныхВ море отплыли данаи, предавши на жертву пожаруБрошенный стан свой, как первые мужи из них с ОдиссеемБыли оставлены в Трое, замкнутые в конской утробе,Как напоследок коню Илион отворили трояне.В граде стоял он; кругом, нерешимые в мыслях, сиделиЛюди троянские, было меж ними троякое мненье:Или губительной медью громаду пронзить и разрушить,Или, ее докативши до замка, с утеса низвергнуть,Или оставить среди Илиона мирительной жертвойВечным богам: на последнее все согласились, понежеБыло судьбой решено, что падет Илион, отворившиСтены коню, где ахейцы избранные будут скрываться,Черную участь и смерть приготовив троянам враждебным.После воспел он, как мужи ахейские в град ворвалися,Чрево коня отворив и из темного выбежав склепа;Как, разъяренные, каждый по-своему град разоряли,Как Одиссей к Деифобову дому, подобный Арею,Бросился вместе с божественно-грозным в бою Менелаем.Там истребительный бой (продолжал песнопевец)Возжегши, он, наконец, победил, подкрепленный великой Палладой.  (Od. VIII. 492—520)
  Однако историю о Елене и Троянской войне жрецы в Мемфисе рассказывали Геродоту совсем по-другому. Геродот рассказывает об этом следующим образом (II. 113–121 [Шлиман цитирует перевод Ролинсона, на некоторые комментарии которого он далее ссылается]): «В ответ на мои расспросы о Елене жрецы рассказали вот что [здесь Ролинсон (p. 184) справедливо замечает, что тот факт, что и Гомер полагал, что Елена была в Египте, только доказывает, что история эта была изобретена не во времена Геродота, но имела хождение намного раньше]. После того как Александр похитил Елену из Спарты, он поплыл с нею на свою родину. И вот, когда он был уже в Эгейском море, противные ветры отнесли его в Египетское море. Отсюда же, так как ветры не унимались, он прибыл к египетским берегам, а именно в устье Нила, которое ныне называется Канобским, в Тарихеи. На берегу стоял (да и поныне еще стоит) храм Геракла – убежище для всех рабов, которые бежали от своих господ. Если раб, чей бы то ни было, убежит сюда и посвятит себя богу наложением священных знаков, то становится неприкосновенным. Обычай этот существует издревле до нашего времени. Так вот, несколько слуг Александра, услышав об обычае в этом храме, бежали туда. Сидя там как молящие бога о защите, они стали обвинять Александра. Чтобы его погубить, они рассказали всю историю о похищении Елены и об обиде, нанесенной Менелаю. Обвиняли же они его в этом перед жрецами и перед стражем этого нильского устья по имени Фонис. Услышав это, Фонис поспешно отправил в Мемфис к Протею вот какую весть: «Прибыл чужеземец, родом тевкр, совершивший нечестивое деяние в Элладе. Он соблазнил жену своего гостеприимца и вместе с нею и богатыми сокровищами находится здесь, потому что буря занесла его к нашей земле. Отпустить ли его безнаказанно или же отнять все добро, привезенное им?» На это Протей послал вот какой ответ: «Этого человека, совершившего нечестивое деяние против своего гостеприимца, схватите и приведите ко мне: я послушаю, что-то он скажет». Услышав это, Фонис велел схватить Александра и задержать его корабли. А его самого вместе с Еленой и сокровищами, а также и умоляющих о защите (слуг Александра) отправил вверх (по реке) в Мемфис. Когда все они предстали перед царем, Протей спросил Александра, кто он и откуда плывет. А тот перечислил ему своих предков и назвал имя родной страны, а также рассказал, откуда теперь плывет. Тогда Протей спросил, откуда он взял Елену.
  Так как Александр старался уклониться от ответа и, очевидно, говорил неправду, то (слуги), умоляющие о защите, стали его уличать и рассказали подробно о его постыдном деянии. Наконец Протей вынес приговор в таких словах: «Если бы я раз и навсегда не установил не казнить никого из чужеземцев, занесенных бурей в мою страну, то я отомстил бы тебе за эллина, негодный человек! Ты был его гостем и оскорбил его самым нечестивым поступком: ты прокрался к жене твоего гостеприимца – и этого тебе было еще мало! Ты соблазнил ее бежать с тобой и похитил. И даже этим ты не удовольствовался: ты еще и ограбил дом своего гостеприимца. Но, так как я ни в коем случае не желаю казнить чужеземца, ты можешь уехать. Женщину же и сокровища я все же не позволю тебе увезти, но сохраню их для твоего эллинского гостеприимца, если он сам пожелает приехать ко мне и увезти их. Тебе же и твоим спутникам я повелеваю в течение трех дней покинуть мою страну и уехать куда угодно. В противном случае я поступлю с вами как с врагами».
  Так-то Елена, говорили мне жрецы, прибыла к Протею. По-видимому, и Гомеру эта история была хорошо известна. Но так как она не так хорошо подходила к его эпосу, как то другое, принятое им сказание об Елене, то Гомер нарочно отбросил эту историю. Но все же Гомер ясно дал понять, что это сказание ему известно. Это очевидно из того, как поэт рассказывает в «Илиаде» о скитаниях Александра (и нигде не противоречит этому сказанию), а именно как Александр вместе с Еленой, отнесенный ветрами, сбился с пути и как он, блуждая по разным местам, прибыл также в Финикийский Сидон. Об этом Гомер упоминает в песни о подвигах Диомеда (Il. VI. 289–292). Стихи же эти гласят так:
Там у нее сохранилися пышноузорные ризы,Жен сидонских работы, которых Парис боговидныйСам из Сидона привез, преплывая пространное море.Сим он путем увозил знаменитую родом Елену.  Упоминает Гомер об этом и в «Одиссее» в таких стихах:
Диева светлая дочь обладала тем соком чудесным;Щедро в Египте ее Полидамна, супруга Фоона,Им наделила; земля там богатообильная многоЗлаков рождает и добрых, целебных, и злых, ядовитых.  (Od. IV. 227–230)
  А вот что в другом месте говорит Телемаху Менелай:
Все еще боги в отечество милое мне из ЕгиптаПуть заграждали: обещанной я не свершил гекатомбы.  (Od. IV. 351, 352)
  Из этих слов явствует, что Гомер знал о скитаниях Александра в Египте. Ведь Сирия граничила с Египтом, а финикияне, которым принадлежит Сидон, живут в Сирии.
  Из этих стихов совершенно ясно, что эпос «Киприи» не принадлежит Гомеру, а какому-то другому поэту. Ведь в «Киприях» рассказывается о том, как Александр на третий день прибыл с Еленой из Спарты в Илион:
С ветра попутным дыханьем по глади спокойного моря,  Тогда как в «Илиаде» Гомер говорит о его скитаниях с Еленой. Впрочем, довольно о Гомере и «Киприях».
  Когда я спросил жрецов, верно ли сказание эллинов об осаде Илиона, они ответили, что знают об этом из расспросов самого Менелая вот что. После похищения Елены в землю тевкров на помощь Менелаю прибыло большое эллинское войско. Эллины высадились на берег и разбили стан, а затем отправили в Илион послов, среди которых был и сам Менелай. Когда послы прибыли в город, то потребовали возвращения Елены и сокровищ, тайно похищенных Александром, и, сверх того, удовлетворения за нанесенные обиды. Однако тевкры и тогда, и впоследствии клятвенно и без клятв утверждали, что нет у них ни Елены, ни требуемых сокровищ, но все это – в Египте. Поэтому было бы несправедливо им понести наказание за то, чем владеет Протей, египетский царь. Эллины же, думая, что над ними издеваются, принялись осаждать город и наконец взяли его. А когда взяли город и Елены там действительно не оказалось и им повторили опять то же самое (о ее местопребывании), что и раньше, то эллины в конце концов убедились, что тевкры с самого начала говорили правду. Тогда они отправили Менелая в Египет к Протею.
  По прибытии в Египет Менелай поднялся вверх по реке в Мемфис. Он рассказал правду о своих делах и был весьма радушно принят (царем). Затем он получил назад не только Елену здравой и невредимой, но и все свои сокровища. При этом Менелай, несмотря на то что египтяне сделали ему много добра, отплатил им за это бесчестным поступком. Противные ветры задерживали его отплытие, и так как это промедление тянулось долго, то Менелай задумал нечестивое дело. Он схватил двух египетских мальчиков и принес в жертву, чтобы умилостивить (ветры). Когда это злодеяние обнаружилось, то возмущенные египтяне погнались за ним и он бежал с кораблями в Ливию. Куда он затем направился дальше, египтяне не могли мне сказать. Однако они утверждали, что знают об этом частично, правда по слухам, а частью могут ручаться за достоверность, так как события происходили в их стране.
  Это мне рассказывали египетские жрецы, и я сам считаю их сказание об Елене правдивым, так как я представляю себе это дело так. Если бы Елена была в Илионе, то ее выдали бы эллинам с согласия ли или даже против воли Александра. Конечно, ведь ни Приам, ни остальные его родственники не были столь безумны, чтобы подвергать опасности свою жизнь, своих детей и родной город для того лишь, чтобы Александр мог сожительствовать с Еленой. Если бы они даже и решились на это в первое время войны, то после гибели множества троянцев в битвах с эллинами, когда, если верить эпическим поэтам, в каждой битве погибало по одному или по нескольку сыновей самого Приама, – после подобных происшествий, я уверен, что живи даже сам Приам с Еленой, то и он выдал бы ее ахейцам, чтобы только избежать столь тяжких бедствий. Притом царская власть переходила не к Александру (так что он не мог править за старого Приама). Но после кончины Приама на престол должен был вступить Гектор, который был и старшим, и более мужественным. Без сомнения, он не стал бы потворствовать своему преступному брату, тем более что тот навлек такие страшные бедствия и на него самого, и на всех остальных троянцев. Но ведь троянцы не могли выдать Елену, потому что ее не было там, и эллины не верили им, хотя троянцы и говорили правду. Все это, по-моему, было заранее уготовано божеством, чтобы их полная гибель показала людям, что за великими преступлениями следуют и великие кары богов. Вот что я сам думаю об этом».


[Закрыть].

Итак, Троя была разрушена, как говорит Эсхил: алтари, храмы и народ погибли. Антенор, поскольку он с негодованием отверг предложение некоторых троянцев убить Одиссея и Менелая, когда еще до войны они прибыли в Трою в качестве посланников и были его гостями, и, более того, публично защищал их – всегда был в чести у греков; и ему, как и Энею, позволили уйти вместе с их семьями. Однако есть и версия, согласно которой именно они предали город грекам и шкура пантеры, вывешенная над дверью Антенора, была сигналом для атакующих щадить этот дом[818]818
  Грот (Grot G. Op. cit. I. P. 281) замечает, что этот символ предательства фигурировал также на картине Полигнота, но что совсем другая история фигурирует в схолиях к «Илиаде» (III. 206).


[Закрыть]. Сына Гектора, Астианакта, сбросили с вершины стены и убили. Неоптолем принес в жертву дочь Приама Поликсену над могилой Ахилла. Согласно традиции, Ахилл любил ее; троянцы обещали отдать ему девушку при условии, что он заключит мир, однако именно тогда, когда Ахилл явился для переговоров, Парис смертельно ранил его. Поэтому, умирая, он попросил, чтобы после захвата Трои Поликсена была принесена в жертву на его могиле, что и сделал его сын[819]819
  Сервий, комментарии к «Энеиде» Вергилия (III. 322).


[Закрыть]. По другой версии, Поликсена бежала в греческий лагерь после смерти Ахилла и сама принесла себя в жертву, пронзив себя мечом на могиле возлюбленного[820]820
  Philostr. Her. XIX. 11; см. также: Жизнь Аполлония. IV. 16; Tzetz. ad Lycophr. 323.


[Закрыть]. Ее сестра Кассандра пыталась найти убежище в храме и у алтаря Афины Илионской, чью статую она обнимала. Здесь Аякс, сын Оилея, попытался обесчестить ее и схватил ее так, что статуя упала. Это кощунство вызвало всеобщее негодование среди греков, которые едва не побили Аякса камнями; он спасся, только сам прибегнув к алтарю богини[821]821
  Арктин. Гибель Илиона; Arctinus // Proclos Excerpta; см.: Welcker. Ep. Cycl. II. P. 185, 522. См. также изображение ларца Кипсела у Павсания (V. 19. 1); Еврипид. Троянки. 69.


[Закрыть]. Однако он навлек как на себя, так и на свою страну ужасающий гнев Афины. Когда он жалким образом погиб по дороге домой, в Локриде разразилась страшная чума. Обратились к оракулу Аполлона, и бог сказал, что гнев Афины можно усмирить, только если локрийцы будут ежегодно посылать двух благородных дев в Илион, чтобы они занимались всякой грязной работой в храме Афины. Локрийцы скрупулезно выполняли это требование вплоть до эпохи незадолго до Плутарха[822]822
  Timaeus Siculus. ap. Tzetz.; Lycophr. 1145; Callimachus. ap. Schol. ad Il. XIII. 66; Welcker. Griech. Fragm. I. P. 164; Euphorion Callimachus // Plutarch. Ser. Numin. Vindict. P. 557, с цитатой из Евфориона или Каллимаха; Düntzer. Epicc. Vett. P. 118.


[Закрыть].

Неоптолем получил в награду Андромаху и Гелена. После его смерти Гелен стал царем Хаонии и женился на Андромахе, которую молосские цари считали своей героической прародительницей[823]823
  Вергилий. Энеида. III. 294–490; Павсаний. I. 11; II. 23. 6; Lesches. Fragm. 7. Ed. Düntzer; ap. Schol. Lycophr. 1263; см. также: Schol. ad. 1232.


[Закрыть]. Антенор отправился по морю с отрядом энетов, или венетов, из Пафлагонии, которые были союзниками Трои, во внутреннюю часть Адриатического залива, где он победил соседних варваров и основал Патавий – современную Падую. Венеты (основатели Венеции) были, как говорят, обязаны своим происхождением этому переселению[824]824
  Страбон. V. 212; Овидий. Фасты. IV. 75; Ливий. I. 1; XXXIX. 22; Serv. ad Aen. I. 242.


[Закрыть].

Предания о судьбе Энея были самыми различными. Как замечает Грот[825]825
  Grot G. Op. cit. I. P. 292.


[Закрыть], мы слышим об Энее «в Эне во Фракии, в Паллене, в Энее на Фермаикском заливе, на Делосе, в Орхомене и Мантинее в Аркадии; на островах Кифера и Закинф; в Левкаде и Амбракии, в Бутроте в Эпире, на Солентинском полуострове и различных других областях в южных регионах Италии; в Дрепане и Сегесте в Сицилии, в Карфагене, на мысе Палинур, в Кумах, Мисене, Кайете и, наконец, в Лации, где он заложил первые скромные основания могучего Рима и его империи[826]826
  Дионисий Галикарнасский. Римские древности. I. 48–54; Heyne. Excurs. 1 ad Aeneid. III. De Aeneae Erroribus; Excurs. 1 ad Aen. V; Conon. Narr. 46; Ливий. XI. 4; Steph. Byzant., s. v. Αἵνεια. Обитатели Энеи в Фермаикском заливе почитали Энея весьма торжественно как своего героя-основателя (Павсаний. III. 22. 4; VIII. 12. 4). На границе аркадского Орхомена и Мантинеи (ср.: Steph. Byzant., s. v. Κάφυαι) под горой под названием Анхисия, близ храма Афродиты. Относительно различных версий по поводу смерти Анхиза см.: Heyne. Excurs. 17 ad Aen. III. Утверждали, что Сегеста в Сицилии была основана Энеем (Цицерон. Против Верреса. IV. 33).


[Закрыть]. Однако Энея, как и Гектора, почитали, как бога, в Новом Илионе[827]827
  Ликофрон (Lycophran). 1208 и схолии; Афинагор (Athenagoras). Legat. 1; «Илионцы отцовскому божеству Энею» (Clarke. Travels. Vol. ii. P. 86). Лукиан. Совет богов. C. 12. I. 111. P. 534. Ed. Hemst.


[Закрыть]; и у нас есть примечательное утверждение лесбийца Менекрата, что Эней, «которого Парис оскорбил и лишил принадлежавших ему священных привилегий, отомстил за себя, предав город, и затем стал одним из греков»[828]828
  «Тоска взяла ахейцев (после похорон Париса [примечание Г. Шлимана; на самом деле – после похорон Ахилла. – Пер. ]), и им показалось, что войско лишилось головы. Однако после погребального костра они стали воевать в полную силу, пока не был пленен ими Илион, отданный Энеем. Ведь, будучи отлученным от святых даров из-за Александра, Эней отверг Приама. Совершив же это, он превратился в одного из ахейцев» (Menecrat. ap. Dionys. Hal. I. 48; перевод Н.Г. Майоровой).


[Закрыть]. Одно из многих преданий, касавшихся Энея, и притом самое древнее из них и, таким образом, сохранившееся среди уроженцев Троады, состояло в том, что после захвата Трои Эней остался в этой стране как царь оставшихся троянцев, будучи в дружеских отношениях с греками».

Это предание, по-видимому, полностью подтверждает Гомер, который сообщает нам, что, во-первых, Эней всегда имел зуб на Приама, поскольку тот не относился к нему с уважением, хотя Эней и был одним из «отважнейших его воинов[829]829
…гнев он [Эней] всегдашний питал на Приама,Ибо, храбрейшему, старец ему не оказывал чести.  (Il. XIII. 460, 461)


[Закрыть]; во-вторых, что Энею и его потомкам суждено было царствовать над троянцами. Далее, поэт сообщает нам в пророческих словах, которые он вкладывает в уста Посейдона, бога, который всегда благосклонно относился к грекам и даже сражался за них, но который здесь спасает троянца или, скорее, дарданца Энея от верной гибели; с этим планом соглашается даже Гера, неизменно ненавидевшая троянцев:

 
Боги, решимся и сами его из-под смерти исторгнем.
Может, и Зевс раздражится, когда Ахиллес у Энея
Жизнь пресечет: предназначено роком – Энею спастися,
Чтобы бесчадный, пресекшийся род не погибнул Дардана,
Смертного, Зевсу любезного более всех человеков,
Коих от крови его породили смертные жены;
Род бо Приама владыки давно ненавидит Кронион.
Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться[830]830
  Il. XX. 300–308.


[Закрыть].
 

Опять-таки, Посейдон говорит Энею, что он не должен бояться никого из греков, за исключением Ахилла[831]831
Ибо другой из ахеян с тебя не похитит корыстей.  (Il. XX. 339)


[Закрыть]. Я обращаю здесь особое внимание на другой пассаж в «Илиаде»[832]832
Что ты, Эней, на такое пространство отшедши от рати,Стал? Не душа ли тебя сразиться со мной увлекает?В гордой надежде, что ты над троянами царствовать будешь,Чести Приама наследник?  (Il. XX. 178–181.)


[Закрыть], где Ахилл говорит Энею разные колкости по поводу того, что он является кандидатом на троянский престол после смерти Приама.

Страбон, который отвергает все другие традиции относительно Энея, предполагает из ясного утверждения Гомера, что Эней остался в Трое, что он правил здесь после уничтожения династии Приама и что его сыновья и их потомки царствовали после него[833]833
  «Однако Гомер, по-видимому, расходится с обеими этими версиями, а также и с упомянутым выше преданием об основателях Скепсиса. Поэт ясно указывает, что Эней остался в Трое и после гибели рода Приама наследовал царскую власть, передав ее в наследство сыновьям своих сыновей»
(Страбон. XIII. С. 608).

[Закрыть]. Если, таким образом, мы примем как историческую правду то, что Троя была заново построена после ее разрушения и что Эней и его потомки правили здесь, мы не найдем ничего необычного в том факте, что локрийских дев периодически посылали в Илион и что этот обычай существовал так много веков. Г-н Гладстон полагает[834]834
  Gladston. Homeric Synchronisms. P. 34.


[Закрыть], что «пророчество Посейдона со всей очевидностью было основано на том, что фактически происходило непосредственно после Троянской войны; и именно поэтому менее всего вероятно, что эта традиция была придумана. Роль, которую сыграл в войне Эней, была не самой выдающейся; и характер его, холодный и робкий, был далек от того, чтобы вызывать симпатии самого Гомера и его соотечественников; он показан как представитель дарданской ветви династии, который искоса, завистливым взором смотрит на господствующий Илионский дом Приама. Такая позиция ни в коей мере не соответствует общему духу поэмы, которая после Ахилла прославляет ахейцев, а после ахейцев – дом Приама. Однако, с другой стороны, ничего не могло быть более возможно или более естественно, чем то, что после ухода греков в Троаде воцарился какой-то общественный или политический порядок и что после крушения дома Приама это установление должно было осуществляться под руководством оставшегося в живых представителя семьи, который, видимо, представлял старшую ветвь и который, наверное, стоял непосредственно после Приама по власти и влиянию. Нам нигде не говорят, что Дардания была, подобно столь многим городам, разрушена войной. Дружба Посейдона, возможно, говорит о том, что Дардания была связана с какими-то иноземцами союзом или дружбой, коими не пользовались сами троянцы, которых ненавидел Посейдон; и если мне ответят, что такое царство, скорее всего, должно было находиться в Дардании, чем в перестроенном Илионе, то я скажу, что это именно то, что, судя по всему, предполагается в тексте, ибо там говорится, что мощь Энея будет господствовать не в Трое, но над троянцами (Troessin anaxei), а троянцы – это жители Троады (ср., например: Il. II. 824–826)».

Грот говорит[835]835
  Grot G. Op. cit. I. P. 291.


[Закрыть], что эти «пассажи, касающиеся Энея, различные остроумные критики трактовали как относящиеся к семье филоэллинских или полуэллинских Энеадов, которые были известны даже в эпоху ранних певцов «Илиады» в качестве хозяев какой-то территории в самой Троаде или вблизи нее и которые считали себя потомками Энея и почитали его». Критик Деметрий из Скепсиса, современник Кратеса и Аристарха (ок. 180 до н. э.)[836]836
  Страбон. XIII. С. 609.


[Закрыть], написавший «Комментарий» в тридцати книгах к гомеровскому каталогу троянцев[837]837
  Там же. С. 603.


[Закрыть], доводы которого почти полностью приняты Страбоном (сам географ не посещал Троаду), – этот самый Деметрий сообщает там, что Скамандрий, сын Гектора, и Асканий, сын Энея, были основателями одного города, который первоначально был расположен над городом Кебрена, на самых высоких отрогах Иды, близ Полихны, и затем был перенесен ими на 60 стадиев ниже, к тому месту, где он стоял в его время; Деметрий утверждал, что эти два рода долго царствовали там. Деметрий полагал, что древний город (Палескепсис) был царской резиденцией Энея и был расположен на полпути между его владениями и Лирнессом, куда он бежал, когда его преследовал Ахилл[838]838
  Там же. С. 607; Il. XX. 188–191; Nicolaus ap. Steph. Byzant., s. v. Ἀσκανία.


[Закрыть]. Однако, как уже было сказано, это предположение Деметрия не было принято Страбоном, который полагал, что Эней и его потомки царствовали в Трое. Согласно одному пассажу у Страбона[839]839
  Страбон. XIII. С. 601.


[Закрыть], Новый Илион и храм Афины были построены в период господства лидийских царей и вследствие этого – несколько позже 720 года до н. э.; однако согласно другому пассажу у того же автора[840]840
  Там же. С. 593; согласно чтению κατὰ Κροισον восстановленному Крамером (по двум рукописям) вместо κατἀ χρησιμόν в остальных рукописях.


[Закрыть] он был построен только при Крезе (560–546 до н. э.). Однако на следующих страницах мы сможем показать, что эта хронология полностью ошибочна, поскольку керамика, обнаруженная в моих траншеях в Гиссарлыке, доказывает, что это место продолжало быть обитаемым.

Новый Илион был расположен на невысоком холме на долине, то есть почти в ее центре, поскольку горный хребет, западный отрог которого он занимает, простирается почти до середины долины. Этот западный отрог с трех сторон окружен равниной, в которую он постепенно спускается с западной и южной стороны, в то время как на севере и северо-востоке он обрывается под углом 45°; согласно измерениям месье Бюрнуфа, это в 49,43 метра = 162 футах над уровнем моря.

Расстояние от Нового Илиона по прямой линии до Геллеспонта составляет, согласно Скилаксу[841]841
  «Отсюда начинается Троада, и эллинские города в ней такие: Дардан, Ретий, Илион (этот отстоит от моря на двадцать пять стадиев), и в ней же река Скамандр»
(Scylax. § 95).

[Закрыть], 25 стадиев, однако в действительности оно чуть более 3 миль, а до мыса Сигей – 4 мили.

Там обитали эолийские греки, и он оставался довольно незначительным городом вплоть до эпохи Александра Великого и даже до времени римского господства, как мы видим из того факта, что Ретий, Сигей и Ахиллей, хотя и расположенные на расстоянии от 3 до 4 миль до него, все были независимы от Илиона[842]842
  Геродот. V. 94, 95. См. его рассказ о войне между афинянами и митиленцами по поводу Сигея и Ахиллея.


[Закрыть]. Однако тем не менее он приобрел важность из-за связанного с ним легендарного благоговения, поскольку это было единственное место, когда-либо носившее священное имя, которое обессмертил Гомер. У Афины был свой храм в Пергаме Нового Илиона, и ее почитали как богиню-покровительницу города, точно так же, как почиталась она и в Пергаме гомеровского Илиона. Илионцы считали, что, когда их город был захвачен войсками ахейцев, он не был полностью разрушен, но всегда оставался обитаемым и никогда не прекращал существовать[843]843
  «Современные илионцы утверждают даже, что город при взятии его ахейцами не был целиком уничтожен, и никогда даже не был покинут жителями»
(Страбон. XIII. С. 600).

[Закрыть]. Доказательства, которые приводили сами илионцы для отождествления их города с древним, были, как замечает Грот[844]844
  Grot G. Op. cit. I. P. 298.


[Закрыть], такими свидетельствами, которые мало кто в то время собирался оспаривать, и, в сочетании с единством названия и общего месторасположения, видимо, никто их и не оспаривал – за исключением Деметрия из Скепсиса и Гестиеи из Александрии-Троады, которые из простой ревности и зависти начали оспаривать всеми признанное отождествление и о которых у меня сейчас будет случай поговорить.