Текст книги "Илион. Город и страна троянцев. Том 1"

Я далее должен повторить здесь, что расстояние между сорока источниками на Бунарбаши и Геллеспонтом по прямой линии составляет 8 миль и от маленького акрополя, который отождествляют с Пергамом Приама до Геллеспонта, – более 9 миль; в то время как все битвы и походы туда-сюда в «Илиаде» поддерживают предположение, что расстояние между городом и греческим лагерем не могло превышать 3 миль. Давайте представим себе, например, первое сражение, которое, согласно вычислениям Поупа, произошло на двадцать третий день «Илиады». Ночью Зевс приказывает богу сна отправиться к Агамемнону и заставить его вооружить греков, обещая, что теперь они возьмут Трою[940]940
Мчися, обманчивый Сон, к кораблям быстролетным ахеян;Вниди под сень и явись Агамемнону, сыну Атрея;Все ты ему возвести непременно, как я завещаю:В бой вести самому повели кудреглавых данаевВсе ополчения; ныне вещай, завоюет троянскийГрад многолюдный: уже на Олимпе имущие домыБоги не мнят разномысленно; всех наконец согласилаГера своею мольбой; и над Троею носится гибель.  (Il. II. 8—15)


[Закрыть]. При первых проблесках зари Агамемнон приказывает грекам собраться на агоре; он рассказывает свой сон другим вождям, и, желая выведать их намерения, он предлагает им возвратиться на родину[941]941
  Il. II. 48—140.


[Закрыть]; войска с громкими криками рассеиваются среди кораблей и уже готовятся к тому, чтобы спустить их на воду[942]942
  Il. II. 142–154.


[Закрыть]. Одиссей удерживает войска, убеждает людей остаться, и они вторично собираются на агоре[943]943
  Il. II. 182–210.


[Закрыть], где Одиссей, Нестор и Агамемнон произносят длинные речи[944]944
  Il. II. 284–393.


[Закрыть]. Наконец они решают остаться; воины снова расходятся по лагерю, чтобы приготовить завтрак, который затем съедают[945]945
  Il. II. 394–401.


[Закрыть]. Агамемнон приносит тучного тельца в жертву Зевсу и собирает для этой церемонии всех вождей[946]946
  Il. II. 402–433.


[Закрыть]. Нестор произносит еще одну речь, после которой Агамемнон повелевает глашатаям созвать войска и построить их на битву[947]947
  Il. II. 441–454.


[Закрыть]; армия строится перед лагерем на долине Скамандра[948]948
  Il. II. 464, 465.


[Закрыть].

Ирида передает эту новость троянцам, которые вооружаются, открывают все ворота города, выбегают наружу со страшным шумом[949]949
  Il. II. 786–810; III. 1–9.


[Закрыть], строят свою армию у кургана Батиеи[950]950
  Il. II. 811–815.


[Закрыть]. Два войска встречаются в долине[951]951
  Il. III. 15.


[Закрыть]; однако долина не могла быть большой, поскольку с башни Скейских ворот Елена узнает вождей греков и передает их имена Приаму[952]952
  Il. III. 166–235.


[Закрыть]. Греческая армия не могла быть дальше чем в полумиле, поскольку, чтобы узнать человека на таком расстоянии, нужно обладать чрезвычайно острым зрением.

Парис вызывает Менелая на поединок. Гектор произносит речь; другую речь произносит Менелай[953]953
  Il. III. 67–75, 86–94, 97—110.


[Закрыть]. Гектор отправляет в Трою глашатаев, чтобы те привели живых ягнят, в то время как Агамемнон посылает своего глашатая Талфибия в греческий лагерь за тем же самым[954]954
Гектор немедленно к граду глашатаев двух посылаетАгнцев поспешно принесть и вызвать владыку Приама.Царь Агамемнон равно повеление дал ТалфибиюК сеням ахейским идти и принесть на заклание агнца;Он поспешил, повинуясь державному сыну Атрея.  (Il. III. 116–120)


[Закрыть]. Поскольку греческая армия не могла находиться далее, чем самое большее в полумиле от Скейских ворот, то она должна была бы находиться по крайней мере в 7 с половиной милях от лагеря, если бы Троя действительно находилась на вершинах Бунарбаши и ее ворота – как предполагает Курциус – на месте этой деревни. В этом случае Талфибий не мог бы вернуться с живым ягненком ранее чем через шесть часов. Однако его отсутствие столь кратко, что поэт даже не упоминает о нем; поэтому очевидно, что расстояние, которое должен был пройти глашатай, было очень коротким.

Совершаются торжественные жертвоприношения, и произносятся клятвы[955]955
  Il. III. 268–301.


[Закрыть]; происходит поединок; Менелай побеждает Париса, и того уносит Афродита[956]956
  Il. III. 355–382.


[Закрыть]. Пандар пускает в Менелая стрелу и ранит его[957]957
  Il. IV. 104–140.


[Закрыть]; между Агамемноном и Менелаем происходит долгий разговор[958]958
  Il. IV. 155–191.


[Закрыть]; Махаон, искусный в науке исцеления, перевязывает рану[959]959
  Il. IV. 208–219.


[Закрыть].

Агамемнон произносит многочисленные речи, чтобы ободрить греческих вождей; и наконец сражение начинается. Афина уводит из битвы пылкого Ареса и заставляет его сесть на берегу Скамандра[960]960
  Il. V. 35, 36.


[Закрыть]. Троянцев загоняют обратно в стены Трои[961]961
Гордых троян отразили данаи; низверг брононосцаКаждый их вождь…  (Il. V. 37)


[Закрыть]. Аполлон и Арес побуждают их на битву[962]962
  Il. V. 460–470.


[Закрыть]. В ходе всей битвы раненых, а также добычу, снятую с врага, – оружие, колесницы, лошадей – постоянно уносят в Трою и в греческий лагерь[963]963
  Il. V. 325–663, 668, 669.


[Закрыть]. Греки отступают назад перед победоносными троянами[964]964
Рать аргивян, пред Ареем и Гектором меднодоспешнымТесно фаланги сомкнувши, как к черным судам не бежала,Так и вперед не бросалася в бой, но лицом непрестанноВся отступала…  (Il. V. 699–702)


[Закрыть]; их отгоняют к самой стоянке кораблей, поскольку говорится, что они сражаются близ кораблей[965]965
Ныне ж далеко от стен, пред судами, трояне воюют!  (Il. V. 791)


[Закрыть].

Греки должны были, в свою очередь, получить преимущество, поскольку мы снова видим страшную битву между ними и троянцами на долине между Скамандром и Симоентом. Греки отступают снова[966]966
Вспять подались ряды аргивян, укротили убийство…  (Il. VI. 107)


[Закрыть]; и Гектор отправляется в Трою, чтобы принести жертвы богам[967]967
  Il. VI. 111–115.


[Закрыть]. Видимо, он прибывает туда как раз в тот промежуток времени, который занят трогательной сценой и прекрасным диалогом между Главком и Диомедом[968]968
  Il. VI. 119–235.


[Закрыть]. Гектор долго беседует со своей матерью, с Парисом и Еленой; он ищет свою супругу Андромаху; встречается с нею, и между ними происходит длинный и волнующий разговор, после чего идет трогательная сцена с сыном Гектора[969]969
  Il. VI. 254–493.


[Закрыть]. Гектор возвращается в сражение в обществе Париса, и, судя по всему, они добираются до армии сразу после того, как вышли из Скейских ворот[970]970
Так говорящий, пронесся вратами блистательный Гектор;С ним устремился и брат Александр: и душой ПриамидыОба пылали воинствовать снова и храбро сражаться.Словно пловцам, долговременно жаждущим, бог посылаетВетер попутный, когда уже, множеством весел блестящихПонт рассекая, устали, все члены трудом изнуривши, —Так предводители их ожидавшим троянам явились.  (Il. VII. 1—7)


[Закрыть]. Действительно, войска должны были стоять перед Скейскими воротами, поскольку Афина и Аполлон, приняв форму двух ястребов, сидят на высоком буке (φηγός) и с радостью наблюдают за воинами: те восседают густыми рядами, ощетинясь шлемами, щитами и копьями[971]971
Тою порой Афина Паллада и Феб сребролукий,Оба вознесшися, словно как ястребы, хищные птицы,Сели на дубе высоком отца молненосного Зевса,Ратями вместе любуясь: ряды их сидели густые,Грозно щиты, и шеломы, и острые копья вздымая…  (Il. VII. 58–62)


[Закрыть]. Как мы уже видели, это дерево находилось близ Скейских ворот[972]972
Гектор меж тем приближился к Скейским воротам и к дубу.  (Il. VI. 237)


[Закрыть]. Гектор и Парис убивают множество врагов[973]973
Начали битву: Парис поразил Арейфоева сына,Жителя Арны Менесфия, коего палиценосныйЦарь породил Арейфой с черноокою Филомедузой.Гектор вождя Эионея острою пикой ударилВ выю, под круг крепкомедного шлема, и крепость разрушил.Главк, Гипполохова отрасль, ликийских мужей воевода,Дексия, сына Ифиноя, в бурном сражении пикойВ рамо пронзил, кобылиц на него напускавшего быстрых.  (Il. VII. 8—16)


[Закрыть]; затем Гектор вызывает храбрейшего из греков на поединок[974]974
  Il. VII. 67–91.


[Закрыть]. Сражение прерывается, поскольку никто не осмеливается противостоять Гектору; затем Менелай произносит речь, предлагая сразиться с ним; затем идут речи Агамемнона и Нестора[975]975
  Il. VII. 96—160.


[Закрыть]. Девять героев предлагают себя для сражения с Гектором; они тянут жребий; жребий падает на Аякса, сына Теламона, который ликует и надевает свои сверкающие доспехи[976]976
  Il. VII. 161–225.


[Закрыть]. Затем следуют речи двух противников[977]977
  Il. VII. 226–243.


[Закрыть]; они сражаются до заката и затем обмениваются подарками[978]978
  Il. VII. 244–312.


[Закрыть]. Греки возвращаются в свой лагерь; вожди собираются в палатке Агамемнона, где царь закалывает быка; с животного сдирают шкуру, разделывают и жарят; и после этого начинается ужин[979]979
  Il. VII. 313–336.


[Закрыть].

Давайте вновь взглянем на множество событий, которые произошли в один этот день: сначала, на заре, общее собрание в греческом лагере; длинная речь Агамемнона; затем войска рассеиваются, чтобы спустить корабли на воду; долгие речи трех героев; приготовление еды; Агамемнон приносит быка в жертву Зевсу; новая речь Нестора; наконец, Агамемнон велит армии надевать боевое вооружение. Однако все эти разнообразные действия и речи должны были занять по меньшей мере часа четыре; следовательно, когда войска выходят на долину Скамандра, должно быть уже около десяти часов утра. Они подходят так близко к Скейским воротам, что Елена узнает греческих вождей. Парис вызывает Менелая на поединок; затем идут речи Гектора и Менелая; посылают глашатаев в Трою и в греческий лагерь, чтобы привести живых ягнят; затем происходит торжественное жертвоприношение и поединок. Агамемнон произносит множество речей. Греки отгоняют троянцев обратно к стенам Трои и их тоже, в свою очередь, отбивают; однако они возвращаются назад, к своим кораблям. Греки должны были снова пойти в наступление, ибо на долине между Скамандром и Симоентом происходит страшная битва. Греки снова отступают. Гектор уходит в Трою; дальше идут длинные речи Гектора, Гекубы, Париса, Елены и Андромахи. Греки, видимо, снова пошли в наступление, поскольку Гектор и Парис встречаются с ними, выходя из Скейских ворот; затем произносят речи Гектор, Менелай и Нестор; поединок заканчивается уже к ночи, и наконец греки возвращаются в свой лагерь.

Таким образом, расстояние между городом и греческим лагерем пересекалось по меньшей мере шесть раз за время от десяти утра до семи вечера – дважды это делал глашатай, который привел ягненка, и не менее четырех раз армия, и даже один раз – в обратном направлении; и все эти марши и контрмарши могли осуществляться, несмотря на то какое огромное количество времени было потрачено на многочисленные речи, на жертвоприношения, на разные столкновения и два поединка. Таким образом, очевидно, что расстояние между греческим лагерем и Троей представлялось очень коротким и меньше 3 миль. Бунарбаши находится в 8 милях от берега Геллеспонта; если, таким образом, Троя находилась бы на высотах Бунарбаши, то с десяти утра до семи вечера пришлось бы преодолеть по меньшей мере 50 миль, не принимая во внимание всю ту трату времени, которая происходила от различных названных мною причин.

Лешевалье и его соратники находят все это возможным, полагаясь на тот принцип, что Гомер, будучи поэтом, что-то преувеличивает и что воины в героические времена могли – или же считалось, что они могли, – совершать сверхчеловеческие подвиги. Однако если мы отложим в сторону вмешательство богов, то окажется, что Гомер, как отмечает Уэбб[980]980
  Webb P.B. Op. cit. P. 170.


[Закрыть], весьма точен в фактах: «Когда он рассказывает нам, что Ахилл, если бы Посейдон даровал ему хорошее плавание, оказался бы во Фтии (на расстоянии 200 миль) за три дня[981]981
В третий я день, без сомнения, Фтии достигну холмистой.  (Il. IX. 363)


[Закрыть] и что корабли Нестора и Диомеда при постоянном попутном ветре проплыли от Трои до Аргоса (на расстояние 300 миль) за четыре дня[982]982
День совершился четвертый, когда, добежав до Аргоса,Все корабли Диомеда, коней обуздателя, сталиВ пристани.  (Od. III. 180–182)


[Закрыть], он говорит не о героическом подвиге, а о весьма обычном плавании, поскольку Геродот считает на день плавания 700 стадиев (70 географических миль) и на сутки – 1300 стадиев[983]983
  «Измерил я эти моря следующим образом: в летний день обычный корабль проходит до 70 000 оргий, а ночью – 60 000. Между тем от устья Понта до Фасиса (здесь длина Понта наибольшая) 9 дней морского пути и 8 ночей. Это составляет 1 110 000 оргий, или 11 100 стадиев»
(Геродот. IV. 86).

[Закрыть]. Телемах и Писистрат в колеснице, запряженной двумя быстрыми конями, добрались от Пилоса до Спарты за два дня на расстояние 50 миль[984]984
…Он ударилСильным бичом по коням, и помчалися быстрые кониПолем, и Пилос блистательный скоро исчез позади их.Целый день мчалися кони, тряся колесничное дышло.Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.Путники прибыли в Феру, где сын Ортилоха, АлфеемСветлым рожденного, дом свой имел Диоклес благородный;Дав у себя им ночлег, Диоклес угостил их радушно.Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.Путники, снова в свою колесницу блестящую ставши,Быстро на ней со двора через портик помчалися звонкий,Часто коней погоняя, и кони скакали охотно.Пышных равнин, изобильных пшеницей, достигнув, они тамКончили путь, совершенный конями могучими быстро;Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.В царственный град Лакедемон, холмами объятый, прибывши…  (Od. III. 484–497; IV. 1)


[Закрыть]. Несомненно, для Телемаха было бы легче добраться до Спарты за полдня, чем грекам и троянцам выполнить задачу, которую наложила на них теория Лешевалье»[985]985
  Через гору Тайгет нет дороги для повозок, по которой непременно должны были ехать Телемах и Писистрат; и нет никаких признаков того, что когда-то здесь была такая дорога. Так что проехать в колеснице из Феры (теперь Каламата) через эти горы во все времена было невозможно. Скорее всего Гомер просто не знал местности.


[Закрыть].

На следующий день после первой битвы «Илиады» троянцы посылают глашатая Идея в греческий лагерь, с предложением перемирия для того, чтобы похоронить мертвых[986]986
Рано утром Идей отошел к кораблям мореходным.  (Il. VII. 381)


[Закрыть]. Он заключает перемирие и приносит новость обратно в Трою; троянцы начинают собирать трупы и дерево, чтобы сжечь их, и тогда только восходит солнце[987]987
Солнце лучами новыми чуть поразило долины,Вышед из тихо катящихся волн Океана глубокихВ путь свой небесный, как оба народа встретились в поле.  (Il. VII. 421–423)


[Закрыть]. Но сколько времени могло пройти между первыми проблесками зари и восходом солнца? Разумеется, не более полутора часов. Это вполне понятно, если мы предположим, что Троя находится на Гиссарлыке, поскольку если бы она была на Бунарбаши, то глашатаю пришлось бы проделать пешком по меньшей мере 16 миль, и он не мог бы сделать это менее чем за пять часов, ибо – как замечает Экенбрехер[988]988
  Eckenbrecher G. Op. cit. S. 29.


[Закрыть] – любой, кто читал Гомера, даже поверхностно, конечно, не может предполагать, что глашатай мог ехать на лошади или на колеснице, поскольку если бы оно так и было, то поэт бы открыто сказал об этом; но, напротив, он ясно говорит:

 
Рано утром Идей отошел к кораблям мореходным[989]989
  Il. VII. 372.


[Закрыть].
 

А также:

 
Завтра же вестник Идей да пойдет к кораблям мореходным[990]990
  Il. VII. 381. См. выше.


[Закрыть].
 

И опять:

 
И обратно Идей отошел к Илиону святому[991]991
  Il. VII. 413.


[Закрыть].
 

Экенбрехер добавляет[992]992
  Eckenbrecher G. Op. cit. S. 29.


[Закрыть], что Велькер (Welcker)[993]993
  Welcker. Kleine Schriften. Band II. S. 18.


[Закрыть], самый горячий защитник теории «Троя—Бунарбаши», предполагает, что глашатай мог бежать; ведь в «Илиаде» столько раз упоминается бег, и поэт одаряет своих героев сверхчеловеческой силой: «Однако он делает это тогда, когда хочет показать их более героическими и возвышенными, а не сделать их смешными. Можно ли представить себе, что глашатай, который должен заключить перемирие с целью похоронить мертвых, будет бежать рысью четыре часа! Тогда все-таки мы должны предположить, что если бы Троя находилась на Бунарбаши, то на заключение перемирия, его провозглашение, подготовку армий к выходу и их длинный переход потребовалось бы по крайней мере три часа перед тем, как армии могли бы встретиться. Таким образом, понадобилось бы по меньшей мере семь часов, чтобы осуществить то, на что, как говорит сам Гомер, потребовалось бы самое большее полтора часа. Это доказывает, что расстояние, на котором, по мнению Гомера, находилась Троя от Геллеспонта, более чем в четыре раза меньше, чем расстояние от Бунарбаши до побережья в троянскую эпоху».

На третий день, после заката[994]994
Пал между тем в Океан лучезарный пламенник солнца,Черную ночь навлекая на многоплодящую землю.День сокрылся противу желаний троян; но ахейцамСладкая, всем вожделенная, мрачная ночь наступила.  (Il. VIII. 485–488)


[Закрыть], Гектор велит троянцам разбить лагерь на берегу Скамандра[995]995
В войске троянском совет сотворил блистательный Гектор,Вдаль от ахейских судов, к реке отошедши пучинной,В чистое поле, где место от трупов свободное было.  (Il. VIII. 489–491)


[Закрыть] и приказывает быстро привезти из города коров, овец и вино[996]996
Сами скорее из града волов и упитанных агницК вечере в стан пригоните; вина животворного, хлебов…  (Il. VIII. 505, 506)


[Закрыть]; животных и вино, а также хлеб немедленно доставляют из Трои[997]997
После из града и тучных волов, и упитанных агницК рати поспешно пригнали, вина животворного, хлебов…  (Il. VIII. 545, 546)


[Закрыть]. Коровы и овцы идут медленно, особенно ночью, но тем не менее они прибывают καρπαλίμος, поспешно. Троянцы забивают животных и приносят жертвы богам[998]998
И сожигали полные в жертву богам гекатомбы.Их благовоние ветры с земли до небес возносилиОблаком дыма…  (Il. VIII. 548–550)


[Закрыть]. Однако троянский лагерь находился вблизи кургана Ила[999]999
Гектор, когда уходил я, остался с мужами совета,С ними советуясь подле могилы почтенного Ила.  (Il. X. 414, 415)


[Закрыть], на левом берегу Скамандра, поскольку тысячи огней сторожевых костров троянцев были видны между греческим лагерем и рекой[1000]1000
Столько меж черных судов и глубокопучинного КсанфаЗрелось огней троянских, пылающих пред Илионом.Тысяча в поле горела огней, и пред каждым огнищемВкруг пятьдесят ратоборцев сидело при зареве ярком.  (Il. VIII. 560–563)


[Закрыть]; курган Ила был также близок к броду через Скамандр[1001]1001
Путники вскоре, проехав великую Ила могилу,Коней и месков своих удержали, чтобы напоить ихВ светлой реке…  (Il. XXIV. 349–351)
  Однако этот пассаж противоречит предыдущему, поскольку изображает гробницу Ила на правом берегу Скамандра.


[Закрыть]. Таким образом, троянский лагерь, находившийся близ кургана Ила на левом берегу Скамандра, около брода через него, был, как мы уже видели, рядом с Троей; доказательством этому служит, помимо всего прочего, утверждение поэта, что их сторожевые костры горели перед Илионом (Ἰλιόθι πρό). Близость этого троянского лагеря к греческим кораблям на берегу Геллеспонта нельзя было показать лучше, чем в том пассаже, где изображается, как Агамемнон смотрит из своей палатки на долину и как он тревожится, видя сторожевые огни троянского лагеря, которые горят перед Илионом, и слыша звуки флейт и свирелей троянцев и гул голосов воинов[1002]1002
Ибо когда озирал он троянский стан, удивлялсяИх огням неисчетным, пылающим пред Илионом,Звуку свирелей, цевниц и смятенному шуму народа.  (Il. X. 11–13)


[Закрыть].

Итак, если бы Троя находилась на Бунарбаши, то троянский лагерь, который, как описал поэт, находился очень близко к Илиону, должен был бы быть, как надо полагать, на расстоянии 7 миль от греческого лагеря. Но какое смертное ухо может услышать звуки музыки или голоса людей на таком расстоянии? То же самое можно сказать и о «селении илионцев», которое почти так же далеко отстоит от Геллеспонта, как и Бунарбаши, и которое, кроме того, имеет ту невыгоду, что его нельзя видеть с берега, поскольку между ним и берегом находятся возвышенности, закрывающие обзор.

В день, когда произошла третья великая битва (по вычислениям Поупа, это был двадцать восьмой день «Илиады»), упоминаются восход[1003]1003
Рано, едва лишь Денница Тифона прекрасного ложеБросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным…  (Il. XI. 1–2)


[Закрыть] и полдень[1004]1004
Долго, как длилося утро и день возрастал светоносный,Стрелы и тех и других поражали, и падали вои.В час же, как муж дровосек начинает обед свой готовить…  (Il. XI. 84–86)


[Закрыть]. Днем греки прогоняют троянцев к Скейским воротам[1005]1005
Толпища мимо кургана Дарданского древнего ИлаПолем, нестройные, мимо смоковницы дикой бежали,Сердцем летящие в град; неотступно преследовал с крикомЦарь Агамемнон и кровью багрил необорные руки.Но, приближася к дубу и к Скейским воротам, трояне…  (Il. XI. 166–170)


[Закрыть]; однако их снова отгоняют обратно к кораблям, где происходит страшная резня[1006]1006
  Il. XII. 35 – XIV. 439.


[Закрыть]. Троянцев снова отбивают[1007]1007
Быстро воздвигшись, он стал и увидел троян и данаев,Первый в расстройстве бегущих, а с тыла жестоко гонящихБодрых данаев, и между их воинств царя Посейдона…  (Il. XV. 6—8)


[Закрыть], но они вновь оттесняют греков к кораблям[1008]1008
…ДанаиВ ров и на колья его опрокинувшись, в страшном расстройствеПолем бежали везде и за вал укрывались неволей.Гектор же голосом звучным приказывал ратям троянским…  (Il. XV. 343–345)


[Закрыть], где происходит страшное избиение. Патрокл гонит троянцев к стенам Трои и три раза пытается штурмовать ее[1009]1009
Трижды Менетиев сын взбегал на высокую стену,Дерзко-отважный…  (Il. XVI. 702, 703)


[Закрыть]; греки сражаются до вечера перед Скейскими воротами[1010]1010
Билися целый день перед крепкою башнею Скейской.  (Il. XVIII. 453)


[Закрыть]. Так, в этой третьей битве, как и в первой, греки по меньшей мере четыре раза за день проходят пространство между своим лагерем и Троей – несмотря на все продолжительные сражения у кораблей, на долине и под стенами Трои.

Есть другой пассаж, доказывающий, что расстояние между Троей и греческим лагерем было коротким. Приам просит Ахилла заключить перемирие на одиннадцать дней для похорон Гектора, поскольку, по его словам, город прочно заключен в кольцо осады, а дерево нужно будет привозить издалека, с гор[1011]1011
Мы, как ты знаешь, в стенах заключенные; лес издалекаДолжно с гор добывать; а трояне повергнуты в ужас.  (Il. XXIV. 662, 663)


[Закрыть]. Старый царь, конечно, не стал бы жаловаться на это, если бы Троя находилась на Бунарбаши или у «селения илионцев», поскольку оба этих места – высоты первого и холм последнего – связаны с более высоким, поросшим лесом хребтом горы Ида, и троянцы могли бы спокойно привезти свое дерево, не боясь, что их побеспокоят греки.

Защитники теории «Троя—Бунарбаши» всячески выделяют тот пассаж, где, в битве у кораблей, Посейдон упрекает греков и говорит, что раньше, до того, как Ахилл удалился в свою палатку, троянцы ни на минуту не осмеливались встретиться с греками в открытом бою, в то время как теперь они сражаются далеко от стен, у кораблей[1012]1012
Так и трояне сии трепетали, бывало, ахеян,Противу мужества их ни на миг стоять не дерзали.Ныне ж, далеко от стен, корабли уже наши воюют!  (Il. XIII. 105–107)


[Закрыть]; кроме того, пассаж, где Полидамант советует троянцам, когда они отошли от греческого лагеря, вернуться в город и не проводить всю ночь на долине близ кораблей, поскольку «далеко мы стоим от твердыни»[1013]1013
Тщательно, други, размыслите; я вам советую ныне жВ град с ополченьем войти, а не ждать Авроры священнойВ поле, близ самых судов: далеко мы стоим от твердыни.  (Il. XVIII. 254–256)


[Закрыть], а также то место, где Одиссей, лежащий со своими спутниками в засаде в камышах и кустах перед стенами Трои, говорит им: «Слишком далеко от наших зашли кораблей»[1014]1014
  Od. XIV. 496.


[Закрыть]. Однако нам непонятно, как из этих пассажей можно сделать заключение, что между греческим лагерем и Троей должно было быть большое расстояние; поскольку в первом отрывке говорится, что троянцы сражаются у кораблей и, следовательно, в самой дальней возможной точке от Трои между Троей и греческим лагерем; во втором пассаже они находятся вблизи этой самой дальней точки; а в третьем пассаже Одиссей, сидящий в засаде под самыми стенами Трои, так далеко от лагеря, как это только возможно, говорит о пространстве между лагерем и Троей. Таким образом, наречие ἑκάς («вдали») во всех трех случаях используется только относительно, и оно никоим образом не обозначает действительно дальнее расстояние, в особенности потому, что вся «Илиада» доказывает, что пространство между Троей и греческим лагерем было очень небольшим. Я могу добавить к этому, что во время такой войны, что происходила между греками и троянцами, расстояние между Геллеспонтом и Гиссарлыком могло быть и должно было считаться относительно большим.

О коротком расстоянии между Илионом и греческим лагерем, судя по всему, говорит и краткая пробежка, которую должен был проделать Долон, чтобы достичь кораблей[1015]1015
  Il. X. 337–369.


[Закрыть]. Далее мы понимаем, что речь идет о коротком расстоянии, когда во время последней битвы троянцы строятся между греческим лагерем и Скамандром и Афина ободряет греков своими криками со стен лагеря и с берега, в то время как Арес ободряет троян своими воплями с высоты Акрополя[1016]1016
Страшно, как черная буря, завыл и Арей меднолатныйЗвучно троян убеждающий, то с высоты Илиона…  (Il. XX. 51, 52)


[Закрыть]. Следует помнить, что троянский лагерь находился в тот момент в непосредственной близости к кораблям.

Против Бунарбаши также свидетельствует пассаж в Πατρόκλεια[1017]1017
Сын же Менетиев быстрый, отрезав фаланги переднихСнова обратно погнал и к судам их данайским притиснул;Не дал пылающим в город войти; но в полях заключенныхМежду судами, рекой и стеною ахейской высокойБыстро гонял, убивал и взыскал возмездие с многих.  (Il. XVI. 394–398)
  («Патроклея», или «Описание гибели Патрокла» – традиционное название песни 16 «Илиады». В переводе Гнедича, очевидно, под «стеной» понимается не стена Трои, а стена лагеря ахейцев. – Пер.)


[Закрыть], где Патрокл, прогнав троян к кораблям, не позволяет им вернуться в город, но убивает их между кораблями, стеной (городской) и Скамандром. Это место свидетельствует о трех важных фактах: во-первых, расстояние между городом, Скамандром и греческим лагерем было очень небольшим; во-вторых, Скамандр находился между городом и греческим лагерем; и, в-третьих, из этого следует, что Троя не могла находиться на Бунарбаши, поскольку в этом случае Скамандр не мог бы протекать между нею и греческим лагерем.

Далее, сторонники теории «Троя—Бунарбаши» утверждают, что якобы во время Троянской войны Гиссарлык находился рядом с Геллеспонтом и вся нижняя долина сформировалась гораздо позднее; и что, следовательно, для битв, описанных в «Илиаде», здесь просто не было места. Они ссылаются на вышеупомянутую Гестиею, которая, согласно Страбону[1018]1018
  «Деметрий приводит свидетельство Гестиеи из Александрии, которая написала сочинение об «Илиаде» Гомера и исследовала вопрос о том, происходила ли война около современного города Илиона и Троянской долины, которую поэт помещает между городом и морем; ведь, по ее словам, долина, которая видна теперь перед современным городом, является позднейшим наносом рек»
(Страбон. XIII. С. 599).

[Закрыть], выдвигала то же самое возражение; а также на Геродота[1019]1019
  «У меня создалось впечатление, что низменность, лежащая между упомянутыми горами к югу от Мемфиса, некогда была морским заливом совершенно так же, как долины в Илионской области и в Тевтрании около Эфеса и долины Меандра (если вообще можно сравнивать эти маленькие долины с огромной египетской низменностью»
(Страбон. II. 10).  Это не очень удачная параллель для данной теории, поскольку геология Египта доказывает, что Геродот был абсолютно не прав в своем предположении (поскольку это не более чем предположение – и то же самое можно сказать и о Троянской долине), что долина Нила была образована в течение веков постепенным заполнением провала, как тот, что образует Красное море, посредством речных наносов.


[Закрыть], который говорит, что земля вокруг Илиона (то есть вокруг исторического Илиона) раньше была, как ему казалось, заливом, который заполнили речные наносы, как часть Нильской долины. Однако я уже привел многочисленные доводы, которые ведут к заключению, что долина Трои, возможно, даже старше самого Геллеспонта и что в эпоху Троянской войны она должна была простираться настолько же далеко к Геллеспонту, как и сейчас. Более того, Геродот не говорит, что, по его мнению, долина сформировалась уже после Троянской войны, и, как остроумно заметил Экенбрехер[1020]1020
  Eckenbrecher G. Op. cit. S. 57.


[Закрыть], «как же Геродот мог высказать такое мнение, если, с его точки зрения, исторический Илион был идентичен гомеровскому Илиону: ведь этот факт подразумевает предположение, что долина уже существовала в троянскую эпоху?».

Кроме того, защитники теории «Троя—Бунарбаши» цитируют свидетельство оратора Ликурга[1021]1021
  Lycurg // Leocratem. P. 62. Ed. Carol Scheibe.


[Закрыть], который говорит в своей речи против Леократа, которого обвиняли в предательстве после битвы при Херонее: «Кто же не слышал о Трое, как величайший из городов, повелевавший всей Азией, будучи однажды разрушен эллинами, остался необитаемым навсегда?» «Но как же, – спрашивает Экенбрехер[1022]1022
  Eckenbrecher G. Op. cit. S. 41.


[Закрыть], – Ликург мог предполагать, что это известно всем, поскольку все-таки должны были быть некоторые люди, которые об этом ничего не знали: например, его современники-илионцы, которые (вместе с Геллаником и остальными) придерживались твердого убеждения, что их город – это и есть гомеровская Троя? Вопрос можно решить только правильным толкованием слова «необитаемый» (ἀοίκητος); и, к счастью, сам Ликург помогает нам в объяснении его; поскольку он также говорит в своей речи, что из-за предательства Леократа Афины оказались в опасности стать «необитаемыми» (ἀοίκητον ἂν γενέσθαι). Имеет ли он в виду под этим опасность того, что буквально никто не будет жить в Афинах? Нет, он мог иметь в виду только опасность того, что они опустеют, станут заброшенными, мертвыми: эти выражения мы употребляем по отношению к городу, который находится в разрухе, точно так же, как современные венецианцы говорят «non v’è più Venezia». Итак, мы видим, что слово «необитаемый» использовалось в греческом в этом смысле; и то, что так же мы можем понять его и в пассаже, в котором Ликург применяет его к Трое. Таким образом, мы устраняем непоследовательность, которая возникает в этом пассаже из-за перевода слова «необитаемый», и устраняем доказательство того, что место, где находилась гомеровская Троя, никогда уже не было обитаемым после ее разрушения. Что же касается остального, то Страбон[1023]1023
  Страбон. XIII. С. 601.


[Закрыть] цитирует слова Ликурга, приведя свидетельство Гомера о полном разрушении города, чтобы показать, как он говорит, что это признавалось и в позднейшие времена. Подтверждение полного разрушения Трои (κατεσκάφη), заключающееся в словах Ликурга, послужило Страбону для его цели: поэтому он и не мог подчеркивать безусловно те слова, где говорится, что город илионцев (который он здесь именует Троей) остается «необитаемым» (ἀοίκητον οὐσαν); поскольку город, в котором нет буквально ни одного жителя, не нужно разрушать для этого: легко понять, что Страбон добавляет последние слова, чтобы закончить фразу Ликурга».

Далее Экенбрехер[1024]1024
  Eckenbrecher G. Op. cit. S. 42–46.


[Закрыть], защищая Гиссарлык против Бунарбаши, говорит:

«Пророчество Юноны в оде Горация Justum ac tenacem…[1025]1025
  Horat. Carm. III. 3. Перевод Н. Гинцбурга.


[Закрыть], цитировалось как решительно доказательство против Нового Илиона. Велькер заявляет[1026]1026
  Welcker. Kleine Schriften. Band IV. S. 19.


[Закрыть]: «Нельзя и желать более решительного доказательства того, что Илион не был вновь построен на старом месте, нежели угроза Юноны, что Капитолий будет существовать и Рим будет господствовать лишь при том условии, чтобы Приама, Париса пепел стада топтали, звери без страха там щенят скрывали б:

 
И лишь бы между Римом и Троею
Шумело море – пусть беглецы царят
Счастливые, в краю желанном!
Лишь бы Приама, Париса пепел
 
 
Стада топтали, звери без страха там
Щенят скрывали б, – пусть Капитолия
Не меркнет блеск, и пусть победный
Рим покоряет парфян законам!»
 

На это мы ответим следующее. Юнона обещает, что 1) римляне будут счастливо править, пока широкое море будет шуметь между Илионом и Римом и 2) что Капитолий будет славно стоять и Рим будет побеждать, пока на курганах Приама и Париса будут пастись стада и звери безнаказанно прятать своих детенышей. В первой части этого пророчества содержится обещание вечного существования Капитолия; ибо сказано, что счастливая власть Рима, которую нельзя представить себе без существования Капитолия, продлится, пока между Римом и Троей будет шуметь море, то есть вечно. Юнона совершила бы contradictio in adjecto, если бы сказала во второй части своего обещания, что вечное существование Капитолия не обеспечено; однако она сказала бы именно это, если бы попыталась обозначить длину периода существования Капитолия не тем, что должно длиться вечно, как шум моря, но чем-то таким, что, может быть, не продлится вечно. Таким образом, она должна была думать, что стада и дикие животные должны вечно продолжать попирать гробницу Приама и Париса; таким образом, предполагается, что эти могилы находятся на каком-то определенном месте, возможно в удаленных долинах на вершинах Иды, где, видимо, будут вечно пастись стада и бродить дикие звери. То, что сказано о последнем, таким образом, имеет тот же смысл, как если мы могли сказать: «Пока коровы будут пастись в Альпах и дикие козы карабкаться на их вершины»; таким образом, это обещание не означает ничего другого, как «эта победоносная держава будет вечной». Однако больше ничего в этом пассаже не содержится; нет никаких следов доказательств того, что Новый Илион – это не то же самое, что гомеровский Илион. Однако мы предполагали бы, что Гораций пишет абсурдные вещи, если бы считали, что во второй части обещания – которую, как и первую, он вводит союзом dum, «пока» – он ставит условие, которое не обязательно должно было быть выполнено, в отличие от условия, содержащегося в первой части; то есть условие, которое не должно быть выполнено в том случае, если римляне построят город на месте этих гробниц, и которое будет выполнено, если они этого не сделают. Следовательно, он должен был предполагать, что во втором случае по этим курганам будут вечно бродить стада и дикие звери. Таким образом, он должен был использовать образ пасущихся стад и диких животных как символ вечности. Те, кто полагают, что нашел во второй части обещания условие[1027]1027
  См. выше.


[Закрыть], что никакой город не должен никогда быть построен на месте древней Трои, не должны удивляться, что с нашим способом объяснения мы приписываем Горацию именно такой смысл.

Однако в нашей оде содержится нечто большее, чем обещание Юноны, которое мы уже обсудили. Далее говорится:

 
Но лишь один воинственным римлянам
Завет кладу я: предков не в меру чтя
И веря счастью, не пытайтесь
Дедовской Трои восстановить стены!
 

Относительно этого мы должны сказать: если действительно эти слова следует понимать как приказание никогда не строить Трою заново как условие победоносного величия Рима, то суждение Горация, безусловно, можно было бы выразить, сказав, что она никогда не перестраивалась, то есть что на месте гомеровской Трои никогда не было человеческого жилища; и что это место, таким образом, отличается от того, на котором во времена Горация стоял большой и процветающий город Илион. Однако слова Юноны не обязательно понимать так, что они содержат именно это условие. Их можно объяснить и так: это не запрет строить вообще на месте Трои Приама, но просто предписание не делать этого, предков не в меру чтя (ne nimium pii) и с преувеличенной уверенностью в прочности силы Рима. Действительно, я полагаю, что, учитывая обстоятельства, мы должны сказать, что Гораций хотел, чтобы его поняли так: поскольку если бы он считал, что условием величия Рима является именно то, чтобы на месте Трои Приама никогда больше ничего не строили, то любой мог бы сделать из этой оды вывод, что либо Юнона произнесла ложное пророчество, или что, перестраивая Трою, Рим уже веками работал на свою собственную погибель; ибо, согласно всеобщему убеждению, а также мнению наиболее выдающихся людей, на месте Трои Приама стоял город Троя, который римляне веками с изобильной щедростью старались поднять до самого цветущего состояния. Таким образом, мы можем объяснить слова Горация только так, что он хотел осудить неумеренное почтение к предкам и т. д., которое выражалось в восстановлении Трои, а не ее восстановление вообще. Светоний, возможно, дает нам объяснение того, почему поэт говорит это в столь выразительных словах. Он говорит нам, что незадолго до убийства Цезаря фактически ходили упорные и широко распространенные слухи, что он собирался перенести центр тяжести Римского государства в Илион[1028]1028
  «Более того, все чаще ходили слухи, будто он намерен переселиться в Александрию или в Илион и перевести туда все государственные средства, обескровив Италию воинскими наборами, а управление Римом поручив друзьям»
(Светоний. Юлий Цезарь. 79; перевод М.Л. Гаспарова).

[Закрыть]. Насколько это подходило римским вкусам (или, скорее, было излюбленной идеей некоторых императоров), мы видим из того факта, что позднее Константин Великий перед тем, как основать Константинополь в Византии, с полной серьезностью выбрал окрестности Илиона в качестве своей новой столицы[1029]1029
  Gibbon E. P. 17. Константин даже начал строить на выбранном месте большие и роскошные здания, которые потом развалились.


[Закрыть]. Такие планы могли носиться в воздухе и во время Августа и могли вынудить Горация, который считал их погибельными, выразить свое мнение в такой резкой форме[1030]1030
  См. также: Loebell. Ueber das Principat des Augustus // Raumer. Histor. Taschenbuch. 1834.


[Закрыть]. Что касается всего остального, то сторонники Бунарбаши совершенно упускают тот факт, что никто в Риме никогда, ни в какую эпоху не думал о постройке Трои вне Нового Илиона на каком-либо месте, которое считалось идентичным с Троей Приама в противоположность Новому Илиону. Таким образом, Горацию и на ум не могло прийти предупреждать против таких планов.

Как и Горация, Эсхила[1031]1031
  Welcker. Kleine Schriften. Band IV. S. 17.


[Закрыть] также совершенно несправедливо приводят в доказательство против Нового Илиона. Он не говорит ничего больше, как то, что Троя была разрушена и место, где она находилась, опустело[1032]1032
Встречайте славословьем, целованиемТого, кто плугом Зевса правосудногоС землей твердыню Трои, запахав, сровнял:Где были башни, храмы – поле ровное!И семя истребил он града вражьего.  (Эсхил. Агамемнон. 524–528; перевод Вяч. Иванова)


[Закрыть] и что Афина захватила троянскую землю во владение, как часть добычи (λάχος) для детей Тесея[1033]1033
Вняла я издалече зову, странствуя,Близ волн Скамандра. Землю озирала я,Что властодержцы воинства ахейского,Добычи полоненной часть богатую,В удел мне вечный дали, без остатка всю,Почтив отменно доблесть чад Фесеевых.  (Эсхил. Эвмениды. 397–402; перевод Вяч. Иванова)


[Закрыть]. Если мы предположим, что под этим имелась в виду только часть троянской земли, то из этого не следует, что надо считать эту землю, как полагает Велькер, исключенной из всякого мирского пользования (и поэтому на ней и не должны были строить дома). И какая это была часть троянской земли? Действительно, Велькеру весьма точно известно, что это была область Бунарбаши, но он не поясняет, как он об этом узнал.

Сторонники теории «Троя—Бунарбаши» мало что могут извлечь из Эсхила, и столь же мало могут они извлечь и из «Фарсалии» Лукана[1034]1034
  Lucan. Pharsal. IX. 961.


[Закрыть]. Вполне очевидно, что Лукан заставляет Цезаря посетить Илион его времени и считает его гомеровским городом. В этом едва ли оставляет какое-либо сомнение стих:

 
Бродит он также вокруг развалин прославленной Трои, —
 

поскольку на троянском побережье существовал только один город, именовавшийся Илионом или Троей, и никакого другого города с таким названием не было. Однако вполне очевидно, что Цезарь не мог найти здесь руины древнего Пергама и стену Феба-Аполлона, и это столь же мало имеет отношения к делу, как те деревья и кусты, которые росли на Пергаме, как и теперь растут на Акрокоринфе и многих других акрополях, в то время как город, относящийся к нему, живет и продолжает носить свое древнее имя. Вспомним также торжественный обет Цезаря, сделанный на священной земле[1035]1035
  Ibid. IX. 998, 999.


[Закрыть]:

 
Я вам народ возвращу! Благодарность Авзонии снова
Стены фригийцам вернет, и Пергам возвеличится римский!
Лукан об этом обещании говорит[1036]1036
  Ibid. IX. 989.


[Закрыть], что оно было исполнено:
Стал перед ним возносить не напрасные эти обеты.
 

Под этим могут иметься в виду только многочисленные благодеяния и милости, которыми – как мы прекрасно знаем из истории – Юлий Цезарь старался поднять Илион своего времени и привести его в цветущее состояние».

Здесь я могу добавить еще, что гипотеза о Бунарбаши противоречит гидрологическим данным нашей карты, и в силу этого все сторонники теории «Троя—Бунарбаши» должны пойти на радикальное переименование всех рек на долине.

Против отождествления Нового Илиона с гомеровской Троей выдвигался и такой довод: если последний находился так близко к кораблям, то троянцам и не понадобилось бы разбивать лагерь на долине. Однако Гектор намеревался напасть на греков в тот момент, когда они попытаются спустить свои корабли на воду и взойти на борт, поскольку полагал, что у них был такой план[1037]1037
…да целую ночь, до Зари светоносной,Окрест огни здесь пылают и зарево к небу восходит.Ради того, чтоб во тьме кудреглавые мужи ахейцыВ дом не решились бежать по широким хребтам Геллеспонта.  (Il. VIII. 508–511)


[Закрыть]. Разбив лагерь на кургане Ила, он избавил троян от перехода в полторы мили и держал свое войско вооруженным, а не рассеянным по городу.

Когда битва бушевала около Трои, Аякс боялся, что те греки, которые остались в лагере у кораблей, могут лишиться отваги, если увидят, как Гектор бьет их товарищей[1038]1038
Кои, взирая на нас, сокрушаются; более, мыслят,Гектора мужеубийцы ни силы, ни рук необорныхМы не снесем, но в суда мореходные бросимся к бегству.  (Il. XVII. 637–639)


[Закрыть]. Таким образом, представляется, что расстояние было настолько небольшим, что они могли видеть друг друга. Вергилий[1039]1039
С краю там башня была, до самых звезд поднималасьКровлей высокой она, с нее видна была Троя,Ряд привычный судов данайских и лагерь ахейский.  (Вергилий. Энеида. II. 460–462)


[Закрыть], который наиболее правдиво передает традиции, а также Квинт Смирнский[1040]1040
Только трояне заслышали крики и войско узрели —Остолбенели и замерло сердце в предчувствии тяжкомБлизкой напасти…  (Quintus Smyrnaeus. IX. 75; перевод О.В. Смыки)


[Закрыть] изображают, как троянские женщины смотрят на греческий флот со стен и слышат крики греков, когда те выбегают из лагеря. Это лишь примеры того, каких взглядов эти два поздних автора придерживались на расстояние и относительное расположение города и лагеря. Однако следует предполагать, что люди в лагере и в Илионе видели друг друга лишь смутно, иначе не могло бы быть причины для того, чтобы Полит (он, полагаясь на свою быстроту, засел, как разведчик, на кургане Эсиета, который, как мы можем предполагать, находился вблизи Кум-Кея) высматривал, как греки пойдут в атаку от своих кораблей[1041]1041
  Il. II. 791–794 (цитировалось выше).


[Закрыть].