Текст книги "Илион. Город и страна троянцев. Том 1"

Из этого пассажа у Плиния мы узнаем, что древние называли электром прежде всего естественный сплав, содержащий определенные пропорции, которые, согласно другому пассажу, находили с помощью пробирного камня[1241]1241
  Плиний. Естественная история. XXXIII. 43.


[Закрыть]: «Упоминая о золоте и серебре, следует сказать о камне, который называют пробирным и который некогда обнаруживали только в реке Тмол, о чем свидетельствует Теофраст; теперь его находят везде. Одни зовут его гераклием, другие – лидием. Камни эти небольшие, длиной не больше чем в четыре пальца, шириной в два. Та сторона, что была повернута к солнцу, у них лучше, чем та, что была в земле. Люди опытные в использовании этих пробирных камней, когда берут пробу руды, будто бы наждаком, сразу могут сказать, сколько в ней золота и сколько серебра, по разнице в один лишь скрупул и каким-то чудесным образом не ошибаются».

У Страбона, видимо, было лишь туманное представление об электре, поскольку, говоря об испанском золоте, он пишет: «Остаток от расплавленного и очищенного с помощью одного сорта квасцовой земли металла есть электр. После вторичной плавки этого электра, содержащего смесь серебра и золота, серебро отжигается, а золото остается». Павсаний упоминает два сорта электра, говоря о янтарной статуе Августа: «Тот янтарь-электрон, из которого сделана статуя Августа, поскольку он самородный, находится в песках реки Эридан; он очень редок и для человека ценен во многих отношениях; другой же электрон – это смесь серебра с золотом»[1242]1242
  Павсаний. V. 12. § 6.


[Закрыть]. Евстафий, который упоминает три сорта электрона, говорит, что сплав золота и серебра – это основной[1243]1243
  «По большей части это смесь золота и серебра»
(Eustathuis ad Od. IV. 73. P. 1483).

[Закрыть].

На глубине от 26 до 40 футов ниже поверхности я раскопал третий дом, разрушенный пожаром и относящийся ко второму городу, как раз впереди длинного мраморного блока, помеченного f на рис. 144. Он построен полностью из маленьких камней, скрепленных глиной; архитектура точно такая же, как мы видим в доисторических зданиях, найденных под тремя слоями пемзы и вулканическим пеплом на острове Фера (Санторин). Горизонтальный ряд больших отверстий на некоторой высоте вокруг всех четырех его стен отмечает те места, где находились балки, и доказывает, что дом был по меньшей мере двухэтажным. Стены все еще отчасти покрыты штукатуркой из желтой глины, которую побелили побелкой из белой глины. Каждый камень в его стенах, и даже каждый кусочек щебня между камнями несет на себе следы сильного жара, которому они подверглись и который настолько основательно уничтожил все, что было в комнатах, что мы лишь случайно находили кусочки керамики среди желтых и коричневатых древесных углей и щебня, которым были заполнены пустые места.

Копая ниже, у центра дома, ниже уровня фундаментов его стен, мы (что достаточно любопытно) нашли стены другого дома, который определенно должен был быть еще древнее; и этот дом также нес на себе признаки того, что подвергся воздействию страшного жара. Но из-за хрупкости верхних стен я смог раскопать только поверхность этих нижних стен. Таким образом, я должен был оставить нерешенным вопрос – то ли дом, которому принадлежали более древние стены, был уничтожен пожаром, или же те следы высокой температуры, которые ясно видны на его стенах, произошли от пожара в верхнем доме, что, конечно, вполне могло быть, если поверхность более древних стен выступала наружу непосредственно под деревянным полом верхнего дома. То, что этот нижний пол действительно был деревянным, очевидно из обугленных его остатков, которые лежат горизонтальной линией по всем четырем стенам верхнего дома. Однако эти обугленные остатки ясно показывают, что весь пол состоял из бревен, а не из досок. Этим людям должно было быть очень трудно рубить деревья своими каменными топорами и избавляться от веток. И им должно было быть еще труднее раскалывать их, поскольку ни одно дерево не может расколоться по прямой линии и нельзя заставить его расколоться на доски. Со своими кремневыми пилами длиной лишь 2 или 3 дюйма они могли пилить только кости или маленькие кусочки дерева, а не бревна. Бронзовых топоров у них не было; поскольку если бы они были, то я бы их нашел, особенно в третьем, сожженном городе, который, как убедительно показывают десять кладов, найденных в нем, был неожиданно и внезапно уничтожен огнем. У людей не было бронзовых пил для распилки дерева; ибо во всех пяти доисторических городах был найден лишь один фрагмент тонкой бронзовой пилы (8 ²/₃ дюйма длиной и почти 2 дюйма шириной), который я сначала принял за меч. Он находился в большом кладе, который я нашел в мае 1873 года, и это обстоятельство, как кажется, доказывает, что это была редкая вещь. Ее можно увидеть в моей троянской коллекции в музее Южного Кенсингтона.

Полы были покрыты глиной, которая заполнила все щели и отверстия между бревнами, так что получилась гладкая поверхность. Поскольку стены этого третьего сожженного дома были так испорчены пожаром, то они скоро распались бы, если бы оставались на воздухе. Поэтому я счел, что в интересах науки будет лучше снова засыпать раскоп, чтобы сохранить этот дом до будущих времен. Но любой, кто захочет его увидеть, сможет легко откопать его за один день с десятью рабочими. Повторяю, он находится в большой траншее, как раз под мраморным блоком, помеченным f на рис. 144.

Поскольку, говоря о предметах, найденных во втором городе, я начал с металлов, я могу сказать, что здесь я нашел тот же вид грубых брошей со сферической головкой или с головкой в форме медной спирали, а также ту же разновидность иголок из этого металла, что и в первом городе (см. рис. 104, 105, 107 и 108)[1244]1244
  Рис. 113–115, которые относятся к этому, второму городу, были награвированы с предметами, относящимися к первому городу.


[Закрыть]. Я не заметил во втором городе ни свинца, ни серебра; но, поскольку были найдены золото и электр, эти металлы, несомненно, были здесь известны и использовались.

Я также собрал здесь множество жерновов из трахита, а также сферические давилки для зерна и грубые молотки из гнейса, гранита, диорита и т. д.; топоры того же вида из синего змеевика, габбрового камня, диорита и т. д., а также два маленьких топора, которые, как обнаружил г-н Томас Дэвис, состоят из зеленого жада (нефрита). Здесь я могу добавить, что, согласно «Словарю геологии и минералогии» доктора Уильяма Хамбла (Humble W. Dictionary of Geology and Mineralogy. London, 1860), «Nephrite – это название минерала происходит от νεφρίτες (от νέφρος, «почка»), поскольку раньше его носили из-за абсурдного представления о том, что его присутствие отвращает болезни почек. Это подвид жада, обладающий твердостью кварца в сочетании с особой прочностью; поэтому его очень трудно разбивать, резать или полировать. На ощупь он маслянистый, на изломе острый и тусклый; прозрачный. Цвета: зеленый, серый и белый. Удельный вес – от 2,9 до 3,1. Состав: кремень 53,80, известь 12,75, сода 10,80, углекислый калий 8,50, глинозем 1,55, окись железа 5,0, окись марганца 2,0, вода 2,30».

Под словом «жад» доктор Хамбл сообщает: «У Вернера это нефрит (Nephrit), у Джеймсона – нефрит (Nephrite); его также называют нефритовым камнем и «топорным камнем» (axe-stone). Брошан говорит, что свежий излом нефрита более светлого зеленого цвета, чем поверхность. Под пламенем паяльной трубки он легко правится со слабым кипением, сплавляясь в бусину из белого полупрозрачного стекла. Из-за его прочности из этого минерала делают цепочки и другие вещи тонкой работы».

Каменные молотки с отверстиями в этом втором городе также идентичны молоткам первого города. Здесь я воспроизвожу один из них на рис. 152. Я не нашел здесь целых длинных каменных топоров; только две половинки, которые я воспроизвожу на рис. 153 и 154. На верхнем видно отверстие, которого нет и следа на нижнем; кроме того, верхний состоит из серого диорита; нижний – из габбрового камня; таким образом, эти два фрагмента относятся к разным топорам.

Рис. 152. Каменный топор с отверстием. (Половина натуральной величины. Найден на глубине около 35 футов)

Рис. 153—154. Каменные топоры. (Половина натуральной величины. Найдены на глубине 35 футов)

Кроме того, во втором городе был найден предмет 155 из серого гранита, который, как я считаю на основании его формы, изображает фаллос; это тем более вероятно, поскольку предметы аналогичной формы были найдены и в последующих городах; далее, поскольку, как говорили, бог Приап родился от Афродиты и Диониса в соседнем городе Лампсаке[1245]1245
  «Есть тут и группа: лань кормит своим молоком маленького Телефа, сына Геракла; рядом с ним – изображение быка и статуя Приапа, достойная осмотра. Этому богу воздается поклонение во многих местах, где имеются выгоны коз и овец и где роятся пчелы, но выше всех богов его почитают особенно жители Лампсака, говоря, что он сын Диониса и Афродиты»
(Павсаний. IX. 31. § 2).  «Древние рассказывали миф, согласно которому Приап был сыном Диониса и Афродиты, не без основания объясняя такое происхождение Приапа тем, что, напившись вина, естественно, испытывают влечение к любовным утехам. Некоторые говорят, что древние, желая упомянуть в мифах мужской член, произносили имя Приапа. Иные сообщают, что детородный член удостоен божественного почитания как причина рождения и продолжения на все времена рода человеческого»
(Диодор Сицилийский. IV. 6).

[Закрыть], где, как и в одноименном ему городе Приапе, в историческое время ему был посвящен знаменитый культ и где его почитали более, чем какого-либо другого бога. Однако заслуживает особого внимания то, что этот бог не упоминается ни у Гомера, ни у Гесиода, или у какого-либо другого поэта. Согласно Страбону, Приап был сыном Диониса и одной нимфы[1246]1246
  Tibull. 1, 4, 7; Schol. ad Apollon. Rhod. Argonaut. 1. 932.
  «Он [город] назван по имени Приапа, чтимого там; затем его культ был перенесен сюда из Орней вблизи Коринфа, или же жители пришли к почитанию бога оттого, что он считался сыном Диониса и нимфы; ведь как сама эта местность весьма богата виноградом, так и области, граничащие с ней, именно области парийцев и лампсакцев»
(Страбон. XIII. С. 587).

[Закрыть]. Афиней говорит, что «в Лампсаке почитается Приап (это то же самое божество, что и Дионис; Дионис же является его прозвищем наряду с другими именами – Триамбом или Дифирамбом)»[1247]1247
  Афиней. I. 54. Перевод Н.Т. Голинкевича.


[Закрыть].

Рис. 155. Каменный предмет: фаллос. (Половина натуральной величины. Найден на глубине 42 фута)

Согласно Эдуарду Мейеру[1248]1248
  Meyer E. Geschichte von Troas. Leipzig, 1877. S. 43.


[Закрыть], «Приап, главный бог Лампсака, был божеством бебриков. Это очевидно из того факта, что как местного бога мы все еще находим его (то есть в исторические времена Античности) в Вифинии. Первоначальными обитателями Вифинии были бебрики; вифинцы были позднейшими переселенцами из Фракии; таким образом, мы должны предполагать, что они заимствовали Приапа из религии первоначальных вифинцев. Лукиан рассказывает, что, согласно вифинской легенде, Приап был воинственным богом, которому Гера передала Ареса для обучения; и он научил его сначала танцевать, а потом уже сражаться. Арриан в своей истории Вифинии рассказывает, что Приап (которого он называет Πρίεπος) обозначает солнце из-за своей порождающей силы[1249]1249
  «…Воинственному божеству Приапу (по-видимому, один из титанов или один из идейских дактилей, которые как раз занимались этим делом, то есть обучением военной пляске…»
(Лукиан. О пляске. 21; перевод Н.П. Баранова).  «Приеп же, согласно Арриану в «Истории Вифинии», символизирует солнце из-за своей детородной силы»
(Arrian. Fragm. 32. ex Eustath. ad Il. VII. 459. Ed. Müller).

[Закрыть]. Это, несомненно, правильно. Приап по своему происхождению, безусловно, итифаллический солнечный бог, как Амон (Хем) и Гор-бык египтян. С другой стороны, бог Солнца легко становится воинственным божеством. Поэты рассказывают легенду, согласно которой на празднике Матери Богов, Приап лежал в засаде, ожидая Весту (кто она такая?); однако осел Силена выдал его своим криком[1250]1250
  Ovid. Fast. VI. 319–346; Lactant. De falsa Rel. I. 21; Ovid. Fast. I. 391–440. (У Овидия по-другому.)


[Закрыть]. Поэтому у лампсакийцев был обычай приносить в жертву Приапу осла. Греки объясняли почитание Приапа на побережье Геллеспонта изобилием вина в этой стране[1251]1251
  Страбон. XIII. С. 587. «Он [Фемистокл] ведь был правителем этой области, так как царь пожаловал ему Магнесию (приносившую 50 талантов дохода ежегодно) «на хлеб», Лампсак (знаменитый, как тогда считалось, своими виноградниками) – «на вино», а Миунт – «на приправу». (Фукидид. I. 138.)


[Закрыть]. Из-за его почитания в Лампсаке этот бог получил эпитет «геллеспонтский»[1252]1252
  Ovid. Fast. I. 440; VI. 341.


[Закрыть].

Он был защитником полей[1253]1253
  Voss. Myth. Briefe. II. P. 344 ff.


[Закрыть], дарителем плодородия, богом– покровителем пастухов и козопасов, покровителем пчеловодства, садоводства, виноградарства и рыболовства[1254]1254
  Paus. IX. 31. § 2; Ovid. Fast. I. 415; Anthol. Pal. X. 7, 8; Voss. ad Virg. Ecl. VII. 33; Georg. I. 110; Voss. Myth. Briefe II. P. 37; Pauly. Op. cit.


[Закрыть].

Здесь я могу добавить, что фаллос (φαλλός) был символом творческой силы природы, и почитание его распространялось, согласно Вицшелю, «на все естественные религии с самого грубейшего их начала до упадка язычества. В египетских скульптурах мы часто видим итифаллических богов. На праздниках Диониса-Осириса женщины носили по деревням похожие на куклы фигуры высотой в локоть, с лишь чуть менее коротким фаллосом, который они двигали с помощью веревочек[1255]1255
  «В остальном египтяне справляют праздник в честь Диониса почти совершенно так же, как и в Элладе (за исключением хоров). Только вместо фаллосов они придумали носить другой символ – куклы-статуэтки в локоть величиной, приводимые в движение с помощью шнурков. Эти куклы с опускающимся и поднимающимся членом женщины носят по селениям, причем этот член почти такой же величины, как и все тело куклы»
(Геродот. II. 48).

[Закрыть]. Геродот добавляет, что провидец Меламп, как говорили, перенес в Грецию[1256]1256
  Геродот. II. 49.


[Закрыть] почитание Диониса с фаллическими процессиями. Однако, согласно другому пассажу у того же автора[1257]1257
  «Эти и еще много других обычаев, о которых я также упомяну, эллины заимствовали у египтян. Напротив, обычай изображать Гермеса с напряженным членом эллины восприняли не от египтян, а от пеласгов. Первым эллинским племенем, перенявшим этот обычай, были афиняне, а от них переняли уже все остальные»
(Геродот. II. 51).

[Закрыть], почитание фаллоса практиковалось у пеласгов в отдаленнейшей древности, и от них афиняне научились изготовлять итифаллические гермы[1258]1258
  Gerhard. De Religione Hermarum. 1845. P. 3.


[Закрыть]. По этой причине фаллос обнаруживается не только на тех островах, где обитали пеласги[1259]1259
  Геродот. VI. 137; V. 26.


[Закрыть], – Лемносе и Имбросе[1260]1260
  Müller K.O. Etrusker. I. S. 77.


[Закрыть], но также и на циклопических стенах Алетрия и Терн[1261]1261
  Micali. Monum. per la Stor. de’ Ant. pop. XIIIa; Göttling. Geschichte d. Rom. Staatsverf. S. 28.


[Закрыть], на фундаменте дома в пеласгском (впоследствии самнитском) Сепине и в других местах. На гробнице Алиатта в Лидии стоял колоссальный фаллос, головка которого 40 футов в окружности и 12 футов в диаметре сохранилась до сего дня[1262]1262
  Müller K.O. Arch. d. Kunst. S. 304.


[Закрыть]. В Греции фаллические процессии (φαλλαγώγια, φαλληφόρια) были всеобщими[1263]1263
  Геродот. II. 49; Aristoph. Acharn.


[Закрыть]. Перед храмом Диониса в Сирии стояли, согласно Лукиану[1264]1264
  Lucian. De dea Syr. c. 16.


[Закрыть], два фаллоса с надписью: «Дионис посвящает их своей мачехе Гере». Их высота дается (гл. 28) в 300 фатомов[1265*]1265*
  Один фатом равен 6 футам (182 см).


[Закрыть]; это число Пальмерий исправил на 30. В дионисической процессии Птолемея Филадельфа в Александрии фигурировал фаллос в 120 (sic) локтей высотой, украшенный вышитой золотом короной и с золотой звездой наверху. В скульптурах и на картинах мы видим самые разные виды фаллосов – от подобных чудовищных творений до подвесных амулетов длиной 2–3 дюйма. В Лавинии в течение всего месяца, который был посвящен отцу Либеру, фаллос носили в процессиях по деревням, чтобы отвратить злые чары от полей[1266]1266
  Augustin. De Civit. Dei. VI. 9. 3.


[Закрыть]. На свадьбах новобрачная была обязана сесть на фаллос, чтобы должным образом подарить ему свою невинность[1267]1267
  Augustin. De Civit. Dei. I. 6; VII. 24. 2; Lactant. I. 20. 39; Arnob. IV. 7.


[Закрыть]. Таким образом, считая, что этот культ продолжался в ходе всей истории естественной религии с начала до конца, мы должны видеть в нем первоначально безобидное почитание порождающего принципа»[1268]1268
  Grimm J. Deutsche Mythol. II. S. 1209.


[Закрыть].

Профессор Сэйс любезно послал мне следующую интересную заметку: «В прошлом году на северной скале горы Сипил в Лидии, примерно в миле к востоку от доисторической фигуры Ниобы, я обнаружил изображение большого фаллоса с двумя искусственными нишами по обеим сторонам и двумя погребениями в ямах спереди. Очевидно, это было место паломничества, как и подобная же фигура, которая все еще почитается баскскими женщинами в лощине на вершине одной горы в Нижних Пиренеях близ Бидаррая, где я однажды побывал».

Говоря теперь о керамике второго каменного города, я повторяю, что как по материалу, так и по форме она совершенно отличается от керамики первого города. Таким образом, она дает нам самое достоверное доказательство того, что обитатели второго города были совершенно другим народом, отличным от первых поселенцев, как заметил мой друг г-н Джордж Деннис[1269]1269
  Dennis G. Op. cit.


[Закрыть]: «Различные стили искусства у одного и того же народа в различные периоды связаны друг с другом, как звенья одной цепи; невозможно, чтобы народ, выработав стиль керамики, который приобрел у него священный и ритуальный характер, внезапно оставил бы его и принял другой стиль, совершенно другого характера. Народы могут менять, развивать, совершенствовать, но никогда не могут полностью отбросить свои собственные искусства и промышленность, потому что в таком случае они полностью отвергли бы свою собственную индивидуальность. Итак, когда мы находим между двумя стилями искусства столь много таких ярких различий, что становится невозможным увидеть между ними даже самую отдаленнейшую аналогию, то недостаточно приписать такие различия разнице эпох или стадии культуры; мы можем отнести их только к различным народам».

Большие блестящие черные сосуды с длинными горизонтальными отверстиями-трубками для подвешивания по обеим сторонам горлышка, которых так много в первом городе, что я смог собрать тысячи их фрагментов, никогда не встречаются во втором городе; не встречаются и вазы с двойными вертикальными отверстиями-трубочками с каждой стороны, которые в первом городе также обнаружены в большом количестве. С другой стороны, во втором городе встречаются гигантские терракотовые кувшины – высотой в 5 или 6¹/₂ фута, диаметром от 3 до 5 футов и с толщиной стенок от 2 до 3 дюймов, которые совершенно отсутствуют в первом городе. Правда, я находил время от времени фрагменты грубой керамики; но они обычно толщиной меньше половины дюйма, и ни один из них не толще 1 дюйма, так что кувшины (пифосы), к которым они принадлежали, не могли быть большими.

Рис. 156. Фрагмент большого кувшина. (1:4 натуральной величины. Найден на глубине около 42 футов)

Конечно, большие кувшины (пифосы) второго города сделаны довольно грубо: там, где они разбиты, мы можем видеть огромные массы кусков кремня или слюды; многие из них достигают толщины четверть дюйма. Но тем не менее, как справедливо заметил мне его высочество князь Отто Бисмарк, канцлер Германской империи, в июле 1879 года в Киссингине, само изготовление этих больших кувшинов говорит о высоком уровне цивилизации, поскольку изготовить их столь же трудно, как и обжечь, и, следовательно, они могли быть сделаны только людьми, которые веками совершенствовались в гончарном искусстве. Князь полагает, что они должны были делаться следующим образом: «Сначала изготовляли форму пифоса из ивовых прутьев или камыша; ее постепенно обкладывали вокруг глиной, начиная с основания. Закончив, пифос наполняли деревом; вокруг него также складывали большую поленницу из дерева. Дерево поджигали одновременно снаружи и изнутри кувшина, и таким образом, с помощью двойного огня снаружи и изнутри создавался огромный жар. Эту операцию повторяли несколько раз, и наконец кувшин оказывался полностью обожженным». Я уверен, что мнение князя Бисмарка совершенно справедливо; поскольку, в то время как даже самые маленькие и тонкие глиняные сосуды обожжены в лучшем случае лишь наполовину, эти большие кувшины, хотя они и толщиной от 2 до 3 дюймов, всегда обожжены полностью; и поскольку у доисторических народов, как я уже объяснял, не было печей для обжига и им приходилось обжигать свою посуду на открытом огне, достаточно большой для этого жар, как я полагаю, можно было произвести таким двойным огнем, повторив это несколько раз. Я могу к этому добавить, что тщательный обжиг этих кувшинов был необходимостью; поскольку из-за их большого размера и тяжелого веса (иногда почти в тонну)[1270]1270
  Пифос такого рода, обнаруженный в третьем (сожженном) городе, который я подарил моему достойному сотруднику профессору Рудольфу Вирхову для королевского музея в Берлине, был настолько тяжелым, что четырнадцать самых сильных моих рабочих, которые поставили их на два бревна, трудились целый день, чтобы перетащить его на расстояние 150 ярдов.


[Закрыть] их нельзя было передвинуть, не разбив на куски, если бы они были обожжены так же плохо, как вся другая посуда. Именно из-за этого тщательного обжига эти большие пифосы всегда имеют красивый темно-красный цвет[1271]1271
  Профессор Вирхов заметил мне, что обжиг пифосов можно было произвести также с помощью навоза в закрытой яме. Но я не могу принять его теорию, поскольку полностью обожженная керамика всегда более плотна, красивая и ценна, чем лишь слегка обожженная. Если, следовательно, таким образом можно было обжечь гигантские пифосы, глина в которых достигает толщины от 2 до 3 дюймов, то же самое, безусловно, можно было сделать и с маленькими сосудами, глина в которых имеет толщину от 2 до 4 миллиметров (то есть от ¹/₈ до ¹/₆ дюйма). Однако факт тот, что, какой бы тонкой ни была глина в маленьких сосудах, она обожжена только на треть, изредка на половину своей толщины. Обжиг, следовательно, мог происходить только на открытом огне; фактически только такой теорией мы можем объяснить полный обжиг пифосов и частичный обжиг тонкой посуды.


[Закрыть].

На сопровождающей гравюре я воспроизвожу фрагмент пифоса второго города, терракота которого достигает 2¹/₂ фута в толщину. Он украшен двумя рельефными лентами, из которых верхняя состоит из орнамента в виде рыбьей кости или елочки и ряда кругов; нижний также из елочек, к которым, однако, первобытный художник добавил еще одну линию в другом направлении, чтобы сделать орнамент более разнообразным и привлекательным. Весь этот орнамент выглядит так, как если бы он был выдавлен; однако при ближайшем рассмотрении очевидно, что он был насечен до первого обжига кувшина. Профессор Сэйс заметил мне относительно этого фрагмента, что «ленту с кругами можно сравнить с ожерельем на доисторической голове из Буджи близ Смирны, теперь в Британском музее. Эта голова сделана в очень странном и варварском стиле и имеет весьма своеобразное выражение лица».

Большие кувшины-пифосы упоминаются у Гомера только однажды[1272]1272
Две глубокие урны лежат перед прагом Зевеса,Полны даров: счастливых одна и несчастных другая.Смертный, которому их посылает, смесивши, Кронион,В жизни своей переменно и горесть находит и радость;Тот же, кому он несчастных пошлет, – поношению предан;Нужда, грызущая сердце, везде по земле его гонит;Бродит несчастный, отринут бессмертными, смертными презрен.  (Il. XXIV. 527–533)


[Закрыть]. Точно так же, как мы находим их стоящими в кладовых на нижних этажах домов в четырех верхних доисторических городах Гиссарлыка, и поэт показывает нам два пифоса, стоящие на нижнем этаже в зале дворца Зевса. В этих двух кувшинах хранятся дары счастья и дары неудачи, горькие и сладкие, как яблоки или груши или, скорее, как два сорта вина, так что поэт считает судьбу каким-то веществом, которое Зевс может использовать и раздавать по своему усмотрению, – аллегорическая наивность, такая, как та, что мы находим в легенде о Пандоре[1273]1273
  Koch V.H. Homer’s Iliade. Hannover, 1873. II. S. 137.


[Закрыть]. Рассказывая эту легенду, Гесиод изображает кувшин, стоящий в доме Эпиметея и полный болезней и зла для человечества, которые вылетают, когда Пандора из-за любопытства открывает кувшин; одна лишь Надежда остается под ободком кувшина – поскольку до того, как она успела вылететь, Пандора снова закрыла крышку[1274]1274
  Гесиод. Труды и дни. 50 и след.


[Закрыть].

Я могу упомянуть также терракотовые тарелки толщиной от половины до двух третей дюйма, которые свойственны этому второму городу и не найдены больше нигде. Они изготовлены из того же сорта глины, смешанного с раздробленным гранитом, как и вазы; однако, поскольку они полностью обожжены и их, очевидно, несколько раз погружали в побелку из высококачественной чистой глины до обжига, они с обеих сторон совершенно гладкие и имеют блестящий темно-красный цвет. Поскольку они совершенно плоские и их толщина лишь почти незаметно возрастает к середине, они не могут быть фрагментами сосудов. Поскольку я никогда не находил таких тарелок целыми, я не могу судить об их первоначальном размере. Я затрудняюсь сказать, каково могло быть их назначение. Может быть, их использовали в качестве украшения внутренних стен домов? Я не могу считать, что их использовали для мощения полов в домах, поскольку в этом случае на них были бы отметины от такого использования. Я обращаю особое внимание посетителей на эти плоские терракоты, которые в слое второго города высовываются в моих траншеях отовсюду. Они бросаются в глаза своим ярким красным цветом с обеих сторон: этот цвет, разумеется, был произведен окисью железа, содержащейся в глине: они сплошь сверкают искрами слюды, которая, как кажется, содержится в них в большом количестве.

Самые интересные вазы второго города, а также трех следующих доисторических городов Гиссарлыка – несомненно, вазы с совиными головами и женскими признаками. Принимая во внимание большое сходство совиных «лиц» на вазах с лицами идолов (таких, как на рис. 205 и 212), мы можем с большой долей вероятности предположить, что эти вазы были священными и использовались в религиозных обрядах, тем более что сами вазы имеют форму идолов. Я обращаю особое внимание на тот факт, что единственная троянская статуя, упомянутая у Гомера, – статуя Афины, а также все идолы из мрамора, кости или терракоты и все вазы-совы – женского пола; поэтому они, очевидно, связаны с Афиной через ее любимую птицу, сову.

В январе 1874 года[1275]1275
  Schliemann H. Trojanische Alterthümer. Leipzig, 1874; Idem. Troy and its Remains.


[Закрыть] я осмелился заявить, что сотни женских идолов и ваз с совиными головами, обнаруженных в доисторических городах Гиссарлыка, могут изображать лишь одну богиню, и что эта богиня не может быть никем иным, кроме Афины, богини – покровительницы Трои; тем более что Гомер постоянно называет ее «совоокая» – γλαυκωπις (то есть в буквальном переводе «с совиным лицом») и не относит этот эпитет ни к одной другой богине или смертной женщине. На этот счет мне возразил мой достойный друг, профессор Макс Мюллер из Оксфорда[1276]1276
  Müller M. // Academy. January 10, 1874.


[Закрыть], который заявил, что готов принять мою интерпретацию при условии, что я докажу, что «волоокая» (βοωπις) Гера изображалась как чудище с коровьей головой. Я с энтузиазмом принял этот вызов и начал раскопки в Тиринфе и Микенах с полнейшей уверенностью в том, что здесь я могу решить эту проблему раз и навсегда, поскольку рядом с обоими этими древними городами находился знаменитый храм Геры, и даже само имя Микены, как мне казалось, происходит от мычания коровы (μυκασθαι, но у Гомера всегда μυκαν)[1277]1277
  Профессор Сэйс со мной не согласен. Он полагает, что если название Микены (Μυκηναι) вообще греческое, то оно происходит от μυχός. Но я полагаю, что не может быть сомнений в его происхождении от μυκαν, перфект – μέμυκα, μεμυκέναι; эта активная форма используется исключительно у Гомера и, несомненно, использовалась и еще в догомеровские времена. Профессор Макс Мюллер написал мне на этот счет следующее: «Я не осмелюсь высказывать определенное мнение о названии Μυκηναι. Слова, кончающиеся на ηνη, происходят как от существительных (как, например, ὑηνός, ψεφηνός), так и от глаголов (как τιθήνη). Таким образом, с филологической точки зрения происхождение Микен от μυκάω не невозможно. Однако названия городов – весьма деликатная тема для этимологии. Профессор Курциус из Лейпцига признает возможность этимологии названий Μυκηναι и Μυκάλη от μύσσω. Все, что я могу сказать на этот счет, – что Ваша этимология от μυκάω в равной степени возможна, но не более того».


[Закрыть]. Результаты моих изысканий, безусловно, далеко превзошли мои ожидания, ибо здесь я нашел тысячи терракотовых коров, а также 56 золотых коровьих голов, одну – серебряную с золотыми рогами, несколько коровьих голов, выгравированных на геммах, сотни женских идолов с двумя выступами наподобие коровьих рогов в форме полумесяца, выступающих из грудей, а также женских идолов с коровьими головами[1278]1278
  См.: Schliemann H. Mycenae. Pl. A, figs. a, b, d; Pl. B, figs. e, f; Pl. C, fig. K; Pl. D, fig. N, o, p; P. 216, 217, № 327, 328; P. 218, № 329, 330; P. 309, № 471; P. 360, № 531; P. 362, № 541.


[Закрыть]. Вследствие всех этих открытий было, как я полагаю, всеми признано, что первоначальное значение прилагательного βοωπις было «с коровьим лицом». На этот предмет г-н Гладстон говорит в своем предисловии к моим «Микенам»[1279]1279
  P. VI, VIII.


[Закрыть]:

«Он (Шлиман) представил нам эти грубые фигурки коров; и на кольце с печаткой (рис. 531), и в других местах коровьи головы не спутаешь ни с чем. Он указывает нам на традиционный, изначальный культ Геры в Арголиде; автор просит нас связать эти факты с использованием слова Boöpis в качестве постоянного эпитета этой богини в поэмах; и он мог бы добавить – и с ее особым покровительством Агамемнону в отношении его интересов и личной безопасности (Il. I. 194–222).

Это соображение кажется мне вполне разумным. Мы знаем, что на некоторых египетских памятниках богиня Исида, супруга Осириса, представлена в человеческом облике с коровьей головой. Таков был способ изображения божества, свойственный духу египетской[1280]1280
  Г-н Бюрнуф заметил мне: «Не только в Египте боги изображались с головами животных: в Ведах животные постоянно символизируют божества: лошадь – солнце, корова – мать-Землю и т. д. И разве десять воплощений Вишну не являются поразительным примером того же факта? Следовательно, это был обычай величайших человеческих рас древности».


[Закрыть] иммиграции[1281]1281
  «С того момента, как это предисловие было передано в печать, фрагменты страусиного яйца, которые первоначально приняли за алебастровую вазу, были проверены и было подтверждено, что они являются таковыми. Этот предмет, судя по всему, служит еще одним указанием на доисторические связи между Микенами и Египтом». Однако профессор Сэйс заметил на это, что «скорее это указывает на торговлю с финикийцами. Во всех остальных местах страусиные яйца, покрытые штукатуркой, были найдены среди финикийских предметов».


[Закрыть], такой, какая могла, в соответствии с текстом Гомера, произойти за несколько поколений до его троянских поэм. Но против этого способа восставал весь дух эллинизма – согласно тому подлинному типу этого духа, который проявлялся в гомеровских поэмах. Мы находим здесь Геру, одетую, так сказать, в мантию Исиды и, кроме того, заимствовавшую отдельные черты у одного или более персонажей, записанных в золотую книгу древних пеласгийских династий. Ничего не могло быть более естественного, чем обезглавливание египетской Исиды – не в наказание, но к чести богини. Следовательно, она могла изображаться с человеческой головой, но, чтобы не порывать резко с народными традициями, голова и даже фигура коровы могла тем не менее сохраняться, как религиозные символы. И великий Поэт, который постоянно держал эти символы, так сказать, на расстоянии вытянутой руки, чтобы они не дискредитировали ту веру, великим знатоком которой он был, тем не менее мог выбрать из коровьих черт ту одну, которая подходила его цели, и дать его Гере, которая была не самым умным божеством, большие и спокойные глаза коровы. Использование этого эпитета Геры у Гомера, таким образом, отнюдь не исключительно, и я признаю, что он мог его унаследовать. Однако, хотя он и не исключителен, он весьма специфичен; и этой специфичности довольно, чтобы убедительно подтвердить мнение нашего знаменитого исследователя».

Другой досточтимый друг и один из величайших авторитетов в древневосточной литературе, г-н Франсуа Ленорман, пишет[1282]1282
  Lenormant F. // Gazette des Beaux Arts. Februar 1, 1879. S. 108.


[Закрыть]: «Шлиман прав, настаивая на том факте, что большая часть грубых фигурок, обнаруженных им в Микенах, действительно изображают корову. Арголида – это та самая область, в которой в самой отдаленной древности преобладало почитание женского божества в виде коровы, которое впоследствии было низведено до уровня героини и превратилось в Ио в поэтическом мифе». Далее г-н Ленорман признает, что эпитет Геры «волоокая» может относиться только к изначальной коровьей голове этой богини.

Здесь я могу указать на принцип, явно свойственный языку Гомера, который немедленно отменяет самые внушительные возражения против моей точки зрения. Когда меня спрашивают, действительно ли сам Гомер считал Афину совооким страшилищем и представлял себе, что ее изображение в храме Пергама кивает совиной головой в ответ на молитвы троянских женщин, – я отвечу словами, которые я уже употребил в предисловии к «Трое и ее реликвиям»: «Одна из наиболее бросающихся в глаза черт его языка – это использование постоянных эпитетов», которые повторяются постоянно, без оглядки на их уместность в каждом случае их употребления. Так, как и все герои вообще, Эгисф в устах Зевса все еще «беспорочный» (ἀμύμων)[1283]1283
  Od. I. 29. Вне зависимости от того, является ли «беспорочный» точным значением этого слова, эпитет, во всяком случае, связан с понятиями достоинства и уважения.


[Закрыть] – даже в устах Зевса, объявляющего о его преступлениях как о вершине человеческого нечестия. Это касается не только людей, но и вещей: например, колоннада (αἴθουσα) вокруг переднего двора дворца, в которой имели обыкновение находиться люди, которые днем приходили служить царю, получила фиксированный эпитет ἑρίδουπος («звонко-пространная»), и, таким образом, ночью гостей размещали «в звонко-пространных сенях» (ὑπ᾿ αἰθούσῃ ἐριδούπῳ) – довольно негостеприимный прием, если принимать буквальный смысл этого эпитета![1284]1284
  Od. III. 399; VII. 345.


[Закрыть] Этот момент, который проглядели многие современные ученые, распознал поэтический инстинкт Александра Поупа. Говоря в своем предисловии к «Илиаде» о том, как важно встать на точку зрения поэта, столь отдаленную во всех отношениях от нашей собственной, он говорит: «Далее, это соображение может послужить объяснением постоянного использования одних и тех же эпитетов по отношению к богам и героям, таких как «сребролукий Феб», «синеокая Паллада», «быстроногий Ахилл» и т. д.; некоторые осуждали их за неуместность и утомительные повторы. Эпитеты богов… подразумевали весомость и почтение к обрядам и торжественному культу, в которых они использовались: это было нечто вроде атрибутов, которыми религия обязывала приветствовать их по любому случаю и которые было бы непочтительно пропускать».

Я думаю, что уместно будет повторить здесь то, что я уже написал по этому важному поводу[1285]1285
  См.: Schliemann H. Mycenae. P. 19–22.


[Закрыть]:

«Нетрудно доказать, что у Геры первоначально была морда коровы, от которой и произошел гомеровский эпитет «волоокая» (βοωπις). Когда в битве между богами и гигантами первые приняли облик животных, Гера приняла вид белой коровы – «nivea Saturnia vacca»[1286]1286
  «…Кошкой – Делийца сестра, Сатурния – белой коровой»
(Овидий. Метаморфозы. 330).  (Сатурния, то есть дочь Сатурна, – одно из римских имен Юноны (Геры). – Пер.)


[Закрыть]. Мы находим коровью голову на монетах острова Самоса, где находился древнейший храм Геры и который славился своим почитанием этой богини[1287]1287
  Mionnet. Descr. des Méd. Ant. Pl. lxi. 6.


[Закрыть]. Далее мы находим голову коровы на монетах Мессены, самосской колонии в Сицилии[1288]1288
  Millingen. Anc. Coins of Greek Cities. Tab. II. 12.


[Закрыть]. Связь Геры с коровой далее доказывает имя Евбея[1289]1289
  «Здесь так называют эту гору, рассказывая, что у реки Астериона были дочери – Эвбея, Просимна и Акрея, что они были кормилицами Геры»
(Павсаний. II. 17. § 2).

[Закрыть] – так звали одну из нянек богини[1290]1290
  «Согласно древнему преданию, у Зевса было две кормилицы – Ида и Адрастея, у Геры – одна – Евбея»
  (Плутарх. Застольные беседы. III. 9. § 2).
  Etym. Mag. 388. 56.


[Закрыть] и таково было название острова, на котором она выросла[1291]1291
  «Передают, что Гера, будучи еще девушкой, воспитывалась на Евбее и была похищена Зевсом»
(Plut. Frag. Daedal. 3).

[Закрыть], и название горы, у подножия которой находился ее самый прославленный храм (Герейон)[1292]1292
  Павсаний. II. 17. § 2.


[Закрыть]. Однако в слове «Евбея» (Εὔβοια) содержится слово «корова» (βους). В Коринфе у Геры был эпитет βουναία[1293]1293
  «Тут же находится и храм Геры-Бунаи»
(Павсаний. II. 4. § 7).

[Закрыть], где также может содержаться слово βους[1294]1294
  Профессор Сэйс полагает, что этимология слова βουναία происходит от βουνός, храма, который находился на холме по дороге на Акрокоринф.


[Закрыть]. Коров приносили в жертву Гере[1295]1295
  «Города и их уполномоченные – каждый за свой город – приносят в жертву Гере корову и быка Зевсу» и т. д.
(Павсаний. IX. 3. § 4).  Hesych., s. v. ἄγαν χαλκειος.


[Закрыть]. Жрица ехала в повозке, запряженной быками, к храму аргосской Геры[1296]1296
  «…У аргосцев есть празднество в честь Геры Аргосской. Их мать (жрицу богини. – Пер.) нужно было обязательно привезти на повозке в святилище богини. Однако быки их не успели вернуться с поля»
(Геродот. I. 31).

[Закрыть]. Ио, дочь Инаха, первого короля Аргоса, была превращена Герой в корову[1297]1297
  «Зевс: …Она больше не девушка, а телка… Превратила ее Гера из ревности»
(Лукиан. Разговоры богов. 3; перевод С. Сребрного).

[Закрыть]. Ио была жрицей Геры[1298]1298
Была, гласит преданье, Ио некогдаСмотрительницей храма Геры в Аргосе…  (Эсхил. Просительницы. 291, 292; перевод С. Апта)
  «Так как Гера застала его с девой, он превратил Ио, коснувшись рукой, в белую корову»
(Аполлодор. II. 1. 3).

[Закрыть], и она изображается как Гера – богиня-корова[1299]1299
  Creuzer. Symbolik. ii. 576.


[Закрыть]. Далее, коровий облик Ио подтверждает Эсхил[1300]1300
  Слышишь ли ты волорогой девушки речь?
(Эсхил. Прометей, 589; здесь и далее перевод С. Апта).

[Закрыть]. Египетская богиня Исида родилась в Аргосе, и ее отождествили с Ио в облике коровы[1301]1301
  «Говорят и что Персей родился в Египте, и рождение Исиды эллины переносят в Аргос, рассказывая, что она и есть Ио, превращенная в корову»
(Диодор Сицилийский. I. 24, 25).  «Она воздвигла статую Деметры, которую египтяне называли Исидой: точно так же они называли Исидой Ио»
(Аполлодор. II. 1, 3).  «[Юпитер] сделал ее египетской богиней по имени Исида»
(Гигин. 145; перевод Д. Торшилова).

[Закрыть]. Исиду изображали в Египте как женщину с коровьими рогами, как Ио в Греции[1302]1302
  «Ведь Исида изображается в виде женщины с коровьими рогами (подобно изображению Ио у эллинов)»
(Геродот. II. 41).

[Закрыть].

Ио в облике коровы охранял в священной роще Геры в Микене стоглазый Аргос, которого по приказу Зевса убил Гермес; и далее Гера стала преследовать Ио с помощью слепня, который заставил ее бродить с места на место[1303]1303
  «Так как Гера застала его с девой, он превратил Ио, коснувшись рукой, в белую корову… [Гера] приставила к ней в качестве стража всевидящего Аргоса… Когда Зевс приказал Гермесу украсть эту корову, Гиерак его выдал: тогда Гермес, не имея возможности украсть корову тайно, убил Аргоса камнем… Гера же наслала на корову слепня»
(Аполлодор. II. 1. 3).

[Закрыть]. Так, Прометей говорит: «Как не услышать дочери Инаховой, слепнем гонимой?»[1304]1304
  Эсхил. Прометей. 585.


[Закрыть] Однако странница Ио – это не что иное, как символ луны, которая беспрестанно движется по своей орбите. Это показывает также и само имя Ио (Ἰώ), которое происходит от корня Ya (в εἰμι, «я иду»). Даже в классической древности Ио все еще часто изображалась в виде коровы, как в Амиклах[1305]1305
  «В Амиклах есть следующие достопримечательности… Гера смотрит на Ио, дочь Инаха, уже обращенную в корову»
(Павсаний. III. 18. § 13).

[Закрыть]. Ио продолжала быть старым именем луны в религиозных мистериях в Аргосе[1306]1306
  «Ио же – луна в говоре аргивян»
(Eustath. ap. Dionys. Perieg. 92, 94).  По этому поводу Гейне (Heyne. ad Apollod. P. 100) говорит:
  «Можно думать, что это имя и голова женщины с рогами были древнейшим символом луны у аргивян».
  См. также: Jablonsky. Panth. ii. P. 4 ff.


[Закрыть]. Апис, царь Аргосской области, был сыном Форонея и, таким образом, внуком Инаха и племянником Ио. В честь Аписа Пелопоннес и Аргос назывались также Апией; после смерти его почитали под именем Сераписа[1307]1307
  «Апис превратил свое правление в тиранию и назвал по своему имени Пелопоннес Апией; будучи жестоким тираном, он пал от заговора Телксиона и Телхина и детей не оставил: причисленный к богам, он получил имя Сераписа»
(Аполлодор. II. 1. 1).  «Апис же, правивший как тиран, был убит Телксионом и Телхином, и по нему и страна на Пелопоннесе назвалась Апией»
(Schol. Lycophr. 177).  «Апиданей в Пелопоннессе – от Апия форонейца»
(Schol. Apoll. Rhod. IV. 263).  Steph. Byzant., s. v. Ἀπία.


[Закрыть]. Согласно другой традиции, Апис уступил власть над Грецией своему брату и стал царем Египта[1308]1308
  Euseb. Chron. pars I. P. 96, 127, 130. Ed. Aucher; Augustin. De Civit. Dei. XVIII. 5.


[Закрыть], где его почитали как Сераписа в облике быка. Эсхил заставляет странствия Ио закончиться в Египте, где Зевс возвращает ей первоначальный облик и она рождает Эпафа – еще одно имя бычьего бога Аписа. Коровьи рога пеласгийской лунной богини Ио, которая впоследствии стала Герой Аргосской и совершенно идентична ей, а также коровьи рога Исиды произошли от символических рогов-полумесяцев, изображавших луну[1309]1309
  «Они помещают на голове у Исиды рога – из-за ее серпообразного вида в определенное время»
(Diod. Sic. I. 11; перевод О.В. Васильевой);  «Они же доказывают, что Исида – не что иное, как луна. Поэтому-де изображения ее с рогами являются подобиями лунного серпа»
(Плутарх. О Исиде и Осирисе. 52, ср. с. 39; перевод Н.Н. Трухиной);  Macrob. Sat. I. 19.
  «И египтяне и рисуют, и изображают в скульптуре Исиду с коровьими рогами»
(Aelian. Hist. Anim. X. 27).

[Закрыть]. Несомненно, пеласгийская Ио и позднейшая Гера в древние времена имели, помимо коровьих рогов, и коровью морду. Гера под ее старым лунным именем Ио имела прославленный храм на месте Византия; говорили, что этот город основан ее дочерью Кероэссой – то есть «рогатой». Согласно Стефану Византийскому, город основал Биза, сын Кероэссы и Посейдона[1310]1310
  Müller O. Dorier. I. 121. «Он был основан Бизантом, сыном Кероэссы, дочери Ио, и Посейдона» (Steph. Byzant., s. v. Βυζάντιον).


[Закрыть]. Полумесяц, который в течение всей Античности и всего Средневековья был символом Византия, судя по всему, – прямое наследие мифической основательницы города, Кероэссы, дочери лунной богини Ио (Геры); поскольку точно известно, что не турки принесли его с собой из Азии, но что он уже был эмблемой Византии. Однако месье Бюрнуф замечает, что еще задолго до того, как была основана Византия, этот символ существовал в Вавилонии и Ассирии, где его очень часто находят; поэтому он предполагает, что его могли импортировать в Византию оттуда. Гера, Ио и Исида – в любом случае одно и то же – наряду с Деметрой Микалессией, которая получила свой эпитет «мычащая» от своего коровьего облика; ее храм находился в Микалессии в Беотии. Ее привратником был Геракл, чьей обязанностью было запирать святилище богини вечером и открывать его снова утром[1311]1311
  «…Что касается Микалесса, то все согласны с тем, что назван этот городок этим именем только потому, что тут замычала корова, которая вела Кадма и его войско в Фивы»
(Павсаний. IX. 19, § 4).  Профессор Сэйс заметил мне, что здесь упоминается «Астарта с рогами в виде полумесяца», богиня финикийцев-кадмейцев. Европа на быке – это еще одна ипостась Астарты, или Ашторет, ассирийской Иштар.


[Закрыть]. Эта обязанность тождественна службе Аргуса, который утром выпускал Ио в виде коровы и привязывал ее снова вечером к оливковому дереву[1312]1312
  Ovid. Metam. I. 630.


[Закрыть], которое находилось в священной роще Микен рядом с Герейоном[1313]1313
  «Аргос привязал ее к оливе, которая росла в роще Микен»
(Аполлодор. II. 1. 3).

[Закрыть]. Символом плодородия у аргосской Геры был гранат, который, как и цветы, которыми была украшена ее корона, придает богине теллурический характер[1314]1314
  Panofka. Argos Panoptes (1837). Tab. ii. 4; Cadalvène E. de. Recueil de Méd. Gr. Pl. III. 1; Müller. Denlmäler. XXX. 132; Duc de Luynes. Études Numismat. P. 22–25.


[Закрыть].