Текст книги "Свет Неутешенных"

Плач из туннеля

Единственный заключённый

Не сказать, чтобы в подземельях Королевского Дома было совсем плохо находиться, но обычно придворные предпочитали спальни, в которых есть окна. Спустившись по винтовой лестнице, Эрисард оказался в узком коридоре. По левую руку шли маленькие комнатки для непривередливых гостей, ещё дальше – для прислуги и стражи. На противоположной стене тлели факелы.

Коридор завернул направо с небольшим уклоном. В поступи Представителя слышалось беспокойство, сегодня он не позавтракал, даже чая не выпил. Увиденное в покоях Аренглава неизгладимо повлияло на его сон, и без того тревожный.

Лысоватый тюремщик Орон в расстёгнутой курточке, из которой вываливалось прикрытое рубахой брюшко, коротал время за бутылкой шнапса. Он сидел за дубовым столом в углу Тюремного Холла и пялился на свечу в фонаре.

Ключ щёлкнул в замочной скважине. Орон добрал то, что осталось в кружке, и только тогда обернулся.

– Господин Представитель… – почтительно откашлялся он, утерев губы.

– Подожди снаружи, – потребовал Эрисард задумчиво. Несвойственно низкий потолок нависал над ним, заставлял голову непроизвольно вжиматься в плечи. Когда тюремщик удалился, он подхватил светильник за кольцо и подошёл к одной из решетчатых камер, скрытых в тени.

– Ваше… – Представитель осёкся. – Господин Гемцек…

Единственный заключённый Тюремного Холла, сидящий на влажных плитах у противоположной стены, еле заметно шевельнул плечами. Кандалы на его запястьях звякнули. Представителю стало не по себе.

– Здравствуй, Эрисард, – голос Гемцека прозвучал устало и неохотно. – Вряд ли кузен одобрит…

– Вас отправят в Дервар, – Представитель поставил фонарь у решётки. – Наряду с мелкими преступниками. Возможно, это последний наш разговор. Мне жаль… что так, и всё-таки вам придётся мне рассказать. Я не уверен… Что он сделает? Ваш кузен. Вы-то должны догадываться.

Гемцек молчал какое-то время.

– Мы не были близки. В день моей коронации от него ушла жена, он, и правда, слишком растолстел к тому моменту. Потом по каким-то причинам он перестал внятно говорить да и передвигался по большему счёту с помощью бедняжки Деллики. Не очень ей пришлось, конечно. В нём не было ничего необычного. Простой обрюзгший окорок, завёрнутый в шёлк. Поначалу… Его маленькие пристрастия казались скорее забавными. Я приставил к нему прислужницу, которая вертелась под ногами. Королевская Толкующая… – Гемцек неприятно усмехнулся. – Какое громкое названьице он ей подобрал…

– Аренглав запретил проповеди, объявил врагами тех, кто бежал из Коггвота, спасаясь от Корневого Мора. Что дальше? Он бормочет – совет слушает… У нас нет иного выхода, кроме как слушать.

– Нет?.. – Гемцек с трудом поднялся, подковылял к решётке и затем уселся опять, прислонившись к ней боком. – Долго же меня продержали в бочке…

Эрисард опустился на пол рядом с ним.

– Выглядит так, будто мы подчиняемся не королю, а Толкующей… – теперь он говорил шёпотом. – Кто знает, как Элликот трактует клокотания этого раздутого тела.

– Я рад, что… этого не застану, – Гемцек отбросил назад седеющие пряди. – Дервар, говоришь? Пора бы и самому посмотреть. Да… Может, я это и заслужил, кто знает. Сбежавший Король… Скоро всё это будет неважно. Ты не обязан слушать бормотания кузена. Он не король… мне кажется, даже уже не человек.

Зато никто не тревожит

Густая темень окутывала вместительную шахту пепельно-чёрным туманом. Неспешно тухнущая фонарная свеча слабенько освещала неровные своды, обтёсанные подпорки у стен, на которых поблескивали коричневатые жилы Коггвотского камня.

– Не выношу эти копи, – с неприкрытой ненавистью проговорил Оррен, отбросив кайло, и уселся на жёсткую подстилку. Его запылённая простоватая рожа, покрытая плешивой щетиной, выглядела плачевнее обычного. – Я уже забыл, когда вдыхал полной грудью. Духота меня доконает… На кой я вообще устроился на нижний ярус? Идиот… идиот… Какая разница, сколько платят, если я всё равно задохнусь здесь? Родорик… Ты хоть слышал, что я сказал? Родорик…

Пожилой низинник, работающий в том же туннеле, перестал стучать киркой и повернул к нему голову. Оррен нашёл на сероватом увенчанном мясистым носом лице лишь подавленную опаску.

– Ты всегда можешь уйти, – Родорик размахнулся и ударил по стене остриём кирки. С глухим звуком на землю посыпались бурые осколки коггвотского камня. Низинник стал бросать их в плотный мешок. – Работа как работа. Зато никто не тревожит и…

– Ты просто сросся с ней, – Оррен взял бурдючок, покоящийся возле фонаря, и отхлебнул шнапса, которым обзавёлся прошлой ночью в «Пивной шахте». – Сколько ты уже здесь? Хотя и так понятно, что давненько. Все эти смерти тебя не волнуют? Ты как-то слишком спокоен. Или не слышал, что говорят?

– Копи – не место для прогулки, – побросав в мешок раскрошенный камень, Родорик со скрежетом оттащил его в сторону. – Тут темно, во мраке можно пропасть…

– Неужели? – Оррен скептически покривил потрескавшиеся губы. – Пропасть… Пропадают-то не все. Вчера в «Пивной шахте» судачили, что на нижнем ярусе нашли труп.

Родорик снова взялся за кирку.

– Очередной слепец, это не новость. С подземной тропки легко ухнуть в провал.

– В том-то и дело… – Оррен осёкся и в сомнении прислушался, сведя брови. В глубине туннеля раздались и тут же стихли странные прерывистые звуки. – Что это?

– Кашляет кто-то, – Родорик даже не обернулся.

– Тот шахтёр… – с остывающим недоверием Оррен ещё разок всмотрелся в дымчатую темноту. – Его нашли в туннеле. Он не разбился, его убили и… изуродовали. И впрямь не слышал?

Низинник покачал грязными поседевшими лохмами волос.

– Моя жёнушка… – Оррен подвинул к себе фонарь, вынул дотлевающую свечу и поджёг от неё новую. Света прибавилось, но легче от этого не стало. Душная тьма давила на него со всех сторон, что до Родорика, тот будто не замечал её. Помутнённые старостью глаза уставились в стену, истощавшие руки раз от раза взмахивали кайлом. – Долго уговаривала… Может, она и права была. Если так дальше пойдёт, я здесь не останусь. Себе дороже.

– Думаю, это несчастный случай, – у ног старого низинника скопилась небольшая груда коггвотского камня. – Скорее всего, сорвался или… может, сам так захотел, кто знает. Я и такое помню. Видать, просто отнесли его поглубже под землю, чтоб снять с себя подозрения.

Вновь этот звук, теперь он послышался ближе. Оррен настороженно нахмурился.

– Что за хрень?..

«Тук… тук…» – ответило кайло Родорика. Звук не повторялся. В этот раз Оррен расслышал его поотчётливее, уловил в нём что-то наподобие хныканья. Ему сделалось боязно.

– Твоя жена… – Родорик положил кирку на землю, затем подволок мешок обратно. – На твоём месте я бы вернулся к ней. Здесь и правда происходит что-то… что-то… дурное. Я в это не лезу, работаю себе и всё. Но мне-то всё одно. Не всем – так.

– Ты что, до конца жизни собрался колоть киркой? – Оррен надел неприязненную мину и бросил во мрак кусок камня, валяющийся у него в ногах. По шахте разнёсся гул. – Всё время темно… тебя это не угнетает?

– Я привык к темноте, она скрывает лишнее. Здесь спокойно…

Низкий удручённый вздох прозвучал так явственно и внезапно, что Оррен подскочил на ноги. Даже Родорик замер на секунду, но затем незамедлительно вернулся к работе.

– Слышал? – взволнованно спросил Оррен, подняв фонарь. – Вот только что. Кто-то ещё работает в нашем туннеле? Или это… в соседнем?

Родорик опасливо повертел головой.

– Забудь про это. Это тебя не касается. Главное оставаться здесь… Здесь спокойно, – стук кайла прекратился. Оррен наградил низинника долгим взглядом и двинулся вглубь тоннеля. – Оррен…

– Я посмотрю и всё. В любом случае, никого, кроме шахтёров, здесь нет.

Поначалу ход никуда не сворачивал. В какой-то момент показалась неявная развилка. Налево – выход, освещённый светом факелов. Оррен повернул направо.

Подземная дорога уходила под уклон. Темнота нехотя рассеивалась перед ним, и всё-таки сильно ограничивала поле зрения. Вскоре потолок стал исчезать, по ощущениям, туннель расширялся.

Неожиданно слух пронзил хныкающий плач, заставивший Оррена дёрнуться и замереть. В неполном мраке возник силуэт.

– Эй… – еле слышно позвал Оррен. Фигура сгорбилась, закачалась, прижимая ладони к лицу, скуля и причитая что-то неразборчивое. Вдруг он издал страшный урчащий вопль и рванулся вперёд.

В свете фонаря промелькнули черты неестественно вытянутого лица. Оррен отскочил, не успев толком ничего рассмотреть, лишь перепугаться до смерти.

В панике он стал пятиться назад. Силуэт заколыхался и снова бросился на него. Не найдя ничего лучшего, Оррен ударил фонарём по отвратительной голове. Свеча потухла, шахта погрузилась во мрак.

Родорик с хриплым вздохом взял фонарь и пошагал вглубь тоннеля. Старчески неторопливая поступь заглушала мысли, хотя он, в общем-то, ни о чём и не размышлял, уже давно. В этой темноте сложно было думать, возможно, это ему и нравилось.

На развилке низинник повернул направо в знакомый боковой ход, ведущий в восточный чертог. Упавшее зрение долго утаивало от него слабый тёмный след, тянущийся под ногами. Когда Родорик всё же заметил его, он не остановился, лишь печально прикрыл глаза.

След завернул направо в тупик. Оррен полулежал прислонённый к стене, кровь всё ещё сочилась из ран на лице и груди. Родорик укрыл фонарь полой куртки – ему не хотелось смотреть.

Джайлт, надсмотрщик нижнего яруса, рослый и крепкий, безмолвно наблюдал, как двое шахтёров оттаскивают окровавленный труп Оррена вверх по тропе.

– Ещё один, – сдавленно проговорил он, когда те исчезли из вида. – Что же тут творится?..

Родорик, куривший трубку, смотрел в бездну, зияющую за оградой, это успокаивало его.

– Что там случилось? – Джайлт повернулся к низиннику. – Старик, чтоб тебя… говори уже. Мои работники умирают. Если ничего не предпринять…

– Я этого не видел, – отозвался Родорик. – Мы были в шахте, как всегда. Потом… он услышал звуки из глубины.

– Звуки? – Джайлт прищурил глаза. – Что ещё за звуки?

– Плач… как будто… кто-то плакал. Я говорил, чтобы он… остался. Очевидно же, что это плохо кончится. Он не прислушался.

– Его лицо разодрано… Люди не убивают так, – Джайлт поджал губы и прислонился плечом к стене. – Вы же работали вместе. Почему тебя это не насторожило?

– Я часто слышу этот плач, – невозмутимость Родорика казалась неестественной.

– В копях что-то завелось… Надо обсудить это с главой Оглоном. Пока можешь перебраться на верхний ярус, я распоряжусь. Так будет безопаснее. Забери инструменты и…

– Ничего, – Родорик вытряхнул прогоревший табак и спрятал трубку в карман. – Ничего не нужно. Я просто пойду работать.

Над самым ухом

Синтию разбудил кошмар. Ей снились мухи. Отвратные, толстые, они вились над ней, садились на лицо, заползали под одежду, щекоча кожу. Сквозь жужжание пробивался мужской голос, такой надрывный, жалобный, плачущий. «Нет!.. Оставьте меня! – всхлипывал он. – Дайте мне поспать!..»

Синтия встала с кровати, ещё не вполне проснувшись. Она боялась опять провалиться в сон, услышать эти крики, которые до сих пор звучали у неё в голове пугающими отголосками.

В левой стене кухонного зала с низким потолком потрескивал очаг, мягко освещая подопухшее личико служанки. Дженнет стряпала и появления хозяйки не заметила.

– Доброе утро, – огласила свой приход Синтия, усевшись за протёртый стол. Служанка нервно дёрнулась и повернула голову.

– Госпожа… как вы спали?.. – неожиданно поинтересовалась она.

– Так себе, – Синтия потёрла глаза и взглянула в глубоко посаженное окошко, выходящее в сад. Пепельное небо, как и всегда, предвещало дождь. – Какой-то неприятный у меня был сон, вспоминать не хочу.

– Мне тоже… неважно спалось, – слова Дженнет прозвучали непривычно подавленно. Она сходила в кладовку и принесла пучок душистых трав, они захрустели в её тонких пальцах, посыпались на стол.

Вылетевшая из кладовой встревоженная муха стала медленно виться с громким жужжанием. Дженнет замерла и опасливо следила за ней, пока та не переместилась в гостиную.

– Ты боишься мух? – уточнила Синтия.

– Это всё сон, госпожа… – Дженнет виновато поникла. – Мне приснились мухи. Точнее их жужжание приснилось. Как будто над самым ухом… Я отмахивалась, ворочалась, но они не прекращали.

– Странно… – Синтия замолчала, услышав шлёпанье. К ним плёлся уродец, оставляя на плитке обрывки слезающей кожи. В один момент кривые ножки подогнулись, голова безжизненно повисла на шее, и он брякнулся на пол.

– Ну вот, ещё один… – Дженнет трагично отряхнула руки о передник. – Теперь убирать.

Синтия не хотела смотреть на это. Смрадыши вызывали в ней жгучее раздражение. «Ему плевать на меня, плевать на брата. Проклятый фанатик…»

Она поднялась на четвёртый этаж, служивший её отцу рабочими апартаментами, и погремела кулачком о дверь, которая, на её памяти, всегда стояла запертой.

– Ты ничтожество, ясно тебе? – невысокий голос Синтии нарушил тишину жёстко и ненавистно. – Ты разрушил нашу семью!.. Ты прогнал маму, вынудил уйти своего сына, а теперь заполонил дом выродками! Ты такая же тварь, как и они…

Изнутри донеслись всхлипывания, знакомые, как показалось. Синтия их точно уже слышала. Но они принадлежали не отцу. Плач усиливался, теперь стали различимы бессвязные слова:

– Спать… не мешайте спать… Прочь… Не жужжите…

Остролист под землёй

– Ну, то есть закрыть нижний ярус, проще говоря, – Гёльни недовольственно посмотрел на досточтимого папашу.

Этим вечером они, как всегда, прохаживались в родовом саду, слегка пустынном и увядшем. Превосходная каменная изгородь, поросшая покрасневшими виноградными плетьми, скрывала их от обитателей пригорода, оберегала покой гнезда Остролистов. Только их негромкий разговор раздавался из-за неё, и то слаборазличимо.

– Если шахтёры так и будут пропадать – придётся, – подтвердил Джош, укутавший шею и плечи в огромный шарф винного цвета. – Эти странные самоубийства – не единственная причина. На нижнем ярусе нашли несколько тел. Что произошло, непонятно.

Гёльни нахмурился сильнее обычного.

– В копях теперь небезопасно?.. Хотя когда там было безопасно, тоже так не скажешь. Придётся порадовать карлика новостями. Чёрт, опять под землю…

– Будь с ним потрепетнее. Оглон и так персона довольно ранимая… Может, чая сначала выпьем?

– Не хочу с этим затягивать.

Они не спеша свернули на садовую тропку, ведущую к фамильному особняку, над дверьми которого красовался герб в виде листа падуба. Прямо перед домом находился громоздкий подъёмник. Гёльни попрощался с отцом в суховатой, не очень-то вежливой манере и отодвинул застарелую железную решётку.

«Старикашка взбесится», – подумал он, потянув за рычаг, торчащий из пола. Подъёмник громыхнул, лязгнул и двинулся вниз по шахте. На несколько минут наступила темнота, Гёльни к ней привык. Становилось душно.

Наконец, подъёмник, дёрнувшись, остановился на небольшом дощатом помосте. В полумраке верхнего яруса гулко стучали кирки, изредка слышалась неразборчивая брань. Остролист без замедления отворил решётку и побрёл по уходящей в глубину подземной тропе, освещённой настенными факелами.

Брюзга Оглон вот уже семьдесят лет жил и работал в личном ответвлении нижнего яруса среди каменной крошки, скрежещущей под ногами, и всевозможных инструментов. На низинников он особенно не походил, разве что обладал такой же – если не более – неприветливой наружностью.

Свернув с тропы, Гёльни оказался в тесном, подёрнутом тенью помещении и, как обычно, не обнаружил в нём никаких зримых удобств. До него донеслось лёгкое постукивание молотка. «Опять работает», – зрачки Остролиста дёрнулись вверх и обратно. Его нервировала подобная одержимость.

– Опять ты, Остролист? – заглушил стук молоточка твёрдый говор. Гёльни успел попривыкнуть к некоторому нерадушию к своей персоне. Он прошёл дальше, в соседнее помещение, из которого доносился тёплый неяркий свет.

Карлик в грубой шахтёрской одёжке стоял у низкой подставки, прибитой к бугристой стене, и рассматривал бурые обломки коггвотского камня.

– Что надо? – осведомился он, заметив гостя. – Хозяева копей снова чем-то недовольны?

Гёльни проигнорировал неучтивость.

– Твои люди мрут на нижнем ярусе, старик, – бросил он. – Что ты об этом знаешь?

Оглон поскрёб зубилом отколотый кусок породы, поднёс к свету.

– Люди всегда умирали в ваших шахтах, Остролист. От духоты, мрака или чего-то другого. Ничего нового ты мне не сообщил.

– А ты не в духе, да? – Гёльни опёрся плечом о стену. – Они не умерли, старик. Их убили, как говорят. Смертей ещё не так много, и их удаётся замять, но сомневаюсь, что это надолго. Пока не выяснится, кто убивает шахтёров, работу на нижнем ярусе придётся остановить.

На лицо Оглона наползла неприязненная мина, он потупил глаза, а потом и вовсе закрыл их.

– Остановить поставку коггвотского камня из-за несчастного случая? Вы хоть представляете, что значат эти душные копи для королевства?

– Кажется, ты давно не осматривал собственные угодья… Это не обычные смерти, – Гёльни встревоженно потемнел. – На нижнем ярусе небезопасно.

Оглон скептически наморщил вспотевший покрытый пылью лоб.

– Вот сейчас и поглядим. Я не могу закрыть целый ярус просто из-за ваших опасений.

Чертог, в который они спустились по той же спиральной тропке, оказался несколько пустынным. Редкие шахтёры, обросшие каменной пылью, неприветливо покосились на короткую фигуру главы копей и вернулись к работе.

– Всё – как обычно, – заявил Оглон, осматриваясь. Гёльни Остролист в который раз закатил зрачки. Прежде чем он успел высказаться, к ним подошёл высокорослый надсмотрщик низинного яруса, Джайлт.

– Как идут дела? – карлик окинул его долгим многозначительным взглядом.

– Сложно сказать, господин глава, – Джайлт неуверенно оглянулся. – Работа идёт, если вы об этом…

– Те несчастные случаи… что с ними?

Надсмотрщик нахмурился.

– Не вполне ясно. В шахте, проходящей в западные копи, нашли поглоданный труп. Потом ещё три тела, в боковых ходах. Уж не знаю, кто мог это сделать, да ещё под землёй… Зверей тут нет. Шахтёры напуганы, – Джайлт с опаской посмотрел на широкий проём, зияющий в левой стене зала. – Родорик говорит… Это, конечно, попахивает старческим бредом, но… Он, вроде бы, слышал плач, когда работал в тоннелях. Он и сейчас там. Если хотите, отведу вас.

Гёльни согласно покивал, чем вызвал безмолвное неодобрение карлика. Надсмотрщик подцепил фонарь, стоявший на ограде помоста, и жестом показал идти за ним.

Они шли по пыльной шахте, вслушиваясь в собственную приглушённую поступь. На первой развилке, которую Гёльни точно проглядел бы, Джайлт свернул направо в незаметный узкий тоннельчик.

– Он работает здесь, – сказал надсмотрщик, войдя под невысокие корявые своды. Подстилка у стены выглядела сомнительно, вряд ли на ней кто-нибудь спал. Фонарь валялся на полу, разбитый и погасший.

– Родорик… – позвал надсмотрщик негромко, двинувшись дальше, во мрак тоннеля. – К тебе пришли. Родорик…

– Фонарь разбит, – нахмурился Гёльни, остановившись возле осколков мутного стекла. Оглон прислушался, казалось, и он насторожился. – Джайлт, подожди.

Надсмотрщик скрылся из вида. Гёльни пошёл следом, держа фонарь перед собой.

– Джайлт… – наконец, он различил-таки впереди высокую фигуру и со спокойной душой замедлился. – Ты сказал, этот Родорик слышал…

Его прервал внезапный испуганный вскрик. Маячащую фигуру Джайлта снесло в сторону и повалило на разбитый пол. Странное зловещее урчание вынудило Гёльни попятиться.

Услышав отголоски страшного вопля надсмотрщика, долетевшего до чертога, шахтёры сгрудились у входа в туннель, побросав работу, и стали опасливо всматриваться. Спустя недолгое время раздался другой крик, внятный и столь же пугающий.

– Завалить вход! – приближающийся голос Гёльни Остролиста было почти не узнать. – Завалить вход!..

Неблагоприятный эффект

Благодаря тебе

Когда завечерело, Оддо уселся на незаметную скамеечку у внутренней стороны забора и отпустил взгляд. Он чувствовал смертельную ноющую немощь во всём теле. Мыслей не было.

Слева нависал внушительный трёхэтажный особняк. Высокие окна закрытой веранды заслоняли неприветливые ветки облепихи, поросшие тёмно-жёлтым лишайником. Внутренний двор поместья Далроп выглядел заброшенно: садовые дорожки растрескались, на прогалинах валялись прогнившие обломки бочек, покрытые белой плесенью.

Услышав приближающееся постукивание копыт, Слай поковылял к кованым воротам, повозился минутку с замком и раздвинул створки, впустив повозку с плоской крышей, покрытой влажной тканью. Серая кобылка зафыркала и криво остановилась – Хезер, раздражённая затянувшейся работой, натянула вожжи с необязательной резкостью.

– Вытаскивай! – крикнула она, постучав по остову повозки, и откинула ткань с задней дверки. Из неё вылезли двое Коричневых, тоже не так чтобы довольных, – коренастая женщина с мужиковатыми ладонями и плешивый мужчина, низкий, как пенёк. – Давайте живей, пока они не передохли.

После непродолжительной перебранки они стали вытягивать наружу обмякших Сыростных. Те не противились, не проявляли никакого интереса к происходящему. Тем временем Хезер распрягла лошадь и повела её на конюшню.

– Это слишком много, – сказал Оддо, подошедший к стойлу. – Зачем вы их привезли?

– Приказ Венвесатте, – Хезер хлопнула кобылу по боку. – Ты как-то совсем плохенько выглядишь. Мы больше не будем использовать тебя.

– Вы нашли добровольцев?

Хезер помолчала.

– Отдохни, Папаша. Не думай об этом. Ты и так сделал достаточно. Мы… связаны. Теперь. Но Венвесатте сказал, нам нужны ещё люди.

– Трупы, ты имеешь в виду? Без крови они все умрут в течение недели.

– Джасли об этом позаботился.

– Я, кажется, запретил принуждать их, – кровавые колечки Оддовых глаз тускло блеснули. – Если выродки разбегутся, они все – не жильцы.

Он развернулся и быстро пошагал к дому.

Иттери, прислонившийся к груде ящиков, которыми был завален склад, держал нож остриём вниз. По виду, он не собирался им пользоваться без необходимости, но и не хотел, чтобы про него забывали. Перед ним на дощатом полу сидели трое выродков – толстый мужичок и две девушки лет двадцати, со связанными за спиной руками. Увидев приближающегося сородича, они в страхе переглянулись.

– Какого чёрта, Иттери? – спросил Оддо негодующе и вырвал нож из руки Коричневого. Тот состроил покорную многозначительную мину. – Где Джасли, мать его так?

– Извиняйте, Папаша, – Джасли Ройге стоял у него за спиной. Двое подчинённых вынесли из боковой комнатки мёртвого полураздетого выродка и подтащили к откупоренной бочке. – Если будем церемониться, ничего не выйдет. Сыростные… будут умирать.

– Как будто дело в этом, – Оддо развернулся и было уже двинулся к пленникам, когда пальцы Джасли Ройге с чудовищной быстротой впились ему в горло и рванули назад. В тщетных попытках разжать их, Оддо начал задыхаться, его лицо побелело и вздулось.

– Не в этот раз, – Джасли склонился у него над ухом и перешёл на тяжёлый шёпот. – Если не хотите кончить, как они, прислушайтесь. Мне ваша смерть ни к чему. Во мне ваша кровь. Лишь из-за неё я жив. Но я больше не буду спасать вас, – он отбросил Оддо в сторону. – Взгляните, чего мы добились благодаря вам.

Близилась ночь. В хозяйских покоях почти не наблюдалось света, разве что от догорающего камина. Тепло выдувало через щели в полу. Остывший воздух пропитывало одиночество. Оддо не любил бывать здесь.

Хозяин поместья Далроп молился, опустившись на колени. Он был одет в многослойный халат цветов осенней травы, имел угольно-серые чуть курчавые волосы.

– Что ты… творишь? – передавленное горло опухло, каждое слово причиняло Оддо боль. – Я не за этим тебе помог…

– Жаль, что ты не видишь, – Венвесатте поднял голову. – Твоя жертва куда более значима, чем ты предполагал, когда приносил её.

– Я хотел спасти их… а не превратить в монстров. Они не люди. Больше нет. Что человеческого в них сохранилось? Только внешность, и та подпорченная…

– Белая кровь лишила их печали, – Венвесатте встал и отряхнул колени. – Они переродились. Это великий дар Сырости. Заражённые не успевают насладиться им в должной мере, его омрачают телесные страдания и скорая смерть. Но Коричневые…

– Коричневые не лишены чувств. Они возвращаются к ним… искажёнными. Исцеление делает их бесчеловечными настолько, насколько возможно. Поэтому их тела и выглядят гнилыми…

Венвесатте приблизился, запахнув халат. Оддо давно не видел этого лица, некогда располагающего, хоть и тоскливого. Сейчас оно вызвало в нём неприязненную опаску. Белки серо-зелёных глаз пожелтели, ресницы выпали, кожа обрела блекло-коричневый оттенок.

– Я всегда буду тебе благодарен за то, что ты сделал, – черноватые губы Венвесатте сложились в отрывистую улыбку. – Если бы не твоя кровь, Сырость убила бы меня. Я бы ушёл, так и не разгадав её тайну. Это всё… благодаря тебе. Мы излечим их… их всех…

Оддо отшатнулся.

– Нет!.. Я не останусь здесь. Ни за что… Ты спятил, если видишь в этом спасение.

День выдался таким же безликим, как и предыдущие. Обычно, в Дерваре было пасмурно, и сегодня ничего не изменилось.

Оддо остановился у влажной насыпи золы, из которой торчали недогоревшие обломки, и задумался. «Дэйда работала на него… В чём заключалась эта работа, интересно? Одобряла она его фанатизм?» Резкий запах табачного дыма и неровная поступь отвлекли от мыслей.

– Габинс… – угадал Оддо не без радости. Потягивая трубочку, пьянчужка подковылял к месту былого пожара.

– Давно ты не показывался, приятель. Почему сейчас надумал?

– Я ухожу. Надеюсь, в «Закрытом кошельке» для меня найдётся комнатка.

Габинс чуть прищурил глаза.

– То есть ты не слышал…

– О чём? – Оддо поглядел на него, сведя брови.

– «Закрытого кошелька» больше нет. Говорят, это дело рук Ворья.

Оддо помрачнел, расставаясь с надеждой на выпивку и мягкую кровать.

– Бернадетта?..

– Непонятно. Тело не нашли. Может, она сгорела вместе со всеми, а может, и нет.

– Дерьмо… – кровавые колечки уставились в рыхлый пепел. – Я думал пожить там. Больше нет проверенных мест.

– Ты здесь освоился, да? – Габинс хрипловато одобрительно похмыкал. – В Бескоролевстве нельзя бродить вслепую. Сдаётся, в Рентмаре ты пристанища не найдёшь. Но – если хочешь – есть одно местечко. Мне почему-то кажется, что там тебя приютят. Но оно не близко, прямо скажем.

Оддо с усталостью помотал головой.

– Всё одно. Остаться снаружи – значит умереть. Если даже в «Закрытом кошельке» не было безопасно…

Габинс в сомнении покривился.

– Не думаю, что дело в этом. Как раз-таки постоянная безопасность и притупила осмотрительность Бернадетты. Она чересчур полагалась на свою маленькую власть.

– Кто… хозяин этого местечка?

– Тот, кто вряд ли забудет о Ночи, – Габинс ухмыльнулся. – Вы знакомы… хоть и мельком. Прогуляюсь с тобой, пока светло, заодно поболтаем.

Оддо согласно покивал.

– Где это?

– На востоке. В Деллоате.