Текст книги "Свет Неутешенных"

Предложение сотрудничества

В компании Ренвас Недсэм потребности не выказывал. Посидев немного у камина, Хэмри без смущения отправился на прогулку по дому со стаканчиком винца.

Ему прежде не доводилось гостить в столь неуютных жилищах: повсюду эти сумеречные коридорчики, переходы из гостиной в гостиную, коих тут оказалось в излишестве. Неясно только, для кого они все предназначались.

Здесь имелся даже подземный этаж с кухней, не менее нерадушный. Иннис раскладывала сушёные травы, собранные в окрестностях, по баночкам. Видок у неё был пропитан опаской. Ещё бы.

– Не помешаю? – Хэмри приложил усилие, чтобы не напугать бедную девушку, но ему это не удалось. Служанка содрогнулась и нервно похихикала при виде него.

– Господин Хэммарт, вы… не думала вас здесь увидеть, – тонкие пальчики стали запихивать пучок розмарина в вытянутый железный сосуд. – Почему вы не в гостевом холле?

– Захотел пройтись по дому. У вас тут легко заблудиться.

– Да… – Иннис погрузилась в раздумья. – Вы будете работать на тётушку Эйлин?

– Скорее, сотрудничать. Вы не могли бы?.. – он повертел опустевшим стаканом. Иннис спохватилась.

– Да-да, разумеется. Вам подогреть? Есть корица и имбирный корень, если вы такое любите.

– Не откажусь. Я… хотел поболтать с вами. О вашей семье. Если вы не против, конечно. Всё-таки вы тоже Пелнери… Вы мне очень помогли бы.

Пока вино грелось на плите, Иннис открыла дверку настенного шкафчика и достала две баночки – с корицей и тёртым имбирём.

– Боюсь, я вряд ли сообщу вам что-то новое. Тем более, если вы уже знакомы. Когда родня так многочисленна, как у нас, качество родственных связей незначительно. Я для тётушки – просто ещё одна дальняя родственница. Я и сама не помню, насколько дальняя. Наше семейство плодовито.

– Да, я слышал, у Эйлин восемь детей.

– Девять, вообще-то, – Иннис невольно усмехнулась. – И двенадцать сестёр и братьев. Считая сводных, конечно. В любом случае, все они – Пелнери. По крайней мере, так себя называют. Забавно, что некоторые, понаслушавшись россказней про нашу семью, пытаются выдавать себя за Пелнери, думая, что тётушка о них позаботится… Хотя в действительности тётушка не заботится ни о ком из нас. Все Пелнери об этом знают.

Хэмри взглянул на вскипающее вино.

– Не заботится?.. Разве? Один из её внучатых племянников работал в моём саду. Она так хлопотала о нём, просила приглядывать и всё в таком духе.

– Да, да… она всегда… хлопочет, – Иннис приняла задумчивый вид. – Но это говорит только о том, что ей это выгодно. Наша семья – её инструмент. Она использует нас в своих целях, потому что «родне можно доверять». Так она говорит. «Родственные связи – самые крепкие». Хотя я бы так не сказала. Что-то я лишнее говорю… извините.

Она суетливо сняла бурлящее вино и перелила в чистую кружку, в которую предварительно насыпала пряности. Хэмри с наслаждением принюхался к полученному напитку, ко всему прочему, приятно согревающему ладони.

– Спасибо, это то, чего мне не хватало в этом промозглом… гнезде. Вы меня удивили. Что насчёт Недсэмов? Мне они показались неоднозначными, если можно так выразиться. Ренвас не в восторге от работы на Эйлин.

– Да, у него и с братом сложные отношения по той же причине. Это заметно. Меррегот всецело предан тёте. Кстати, о нём… Вы… вы бы не доверяли ему, господин Хэммарт. Иногда мне кажется, что братские узы для него ничего не значат, не говоря уже об остальных.

Время перевалило за полночь, когда Хэмри отыскал, наконец, апартаменты Эйлин среди всех этих нескончаемых гостиных. Не без помощи Иннис.

Эйлин стояла на балконе, который выдавался над смоляной гладью Дымчатого озера. Внизу блестели гладкие мокрые валуны. Она двинула головой, едва Хэмри ступил на ковёр, но не сказала ни слова, пока тот не вышел в ночную темень, подсвеченную сзади слабым светом из дверного проёма.

– Ваша служанка готовит чудный глинтвейн, – аромат вина, которое Хэмри до сих пор попивал маленькими глоточками, не перебивал, впрочем, исходивший от воды гнилостный душок.

– Да, этого у неё не отнять, – Эйлин польщёно улыбнулась. – Как вам здесь?

– Слегка непривычно гостить в таком большом доме, но, я думаю, свыкнусь. Что с работой, о которой вы говорили? И почему вы хотели обсудить её приватно? Я думал, вы доверяете Недсэмам.

– Всё не так просто, Хэмри. Днём я уезжаю в Лекмерт, чтобы принять королевскую благодарность. Наша семья оказала Аренглаву одну услугу. Есть дела, которые требуют моего личного внимания. Но и оставить Клёкот на Недсэмов я не могу. Их взаимоотношения, мягко говоря, довольно натянуты. Это может дурно сказаться… Но вы, Хэмри, человек деловой и непредвзятый. Вам довелось управлять поместьем своего дяди, так что в вашей опытности я не сомневаюсь. К тому же и вы, и я – беженцы, как бы скверно это ни звучало. Нам следует поддерживать друг друга.

Подойдя к левому краю балкона, Хэмри поглядел на шуршащий сорняками кряж, по которому они с Ремартом пришли. Ему не нравилась мгла, окутавшая окрестности.

– Хотите, чтобы я пожил здесь, пока вас не будет?

– Вы получите прибыль, ясное дело. Её хватит, чтобы купить дом, где захотите, не обязательно в Клёкоте.

Возвращение во мрак

Нам нужен садовник

Гёльни Остролист, одетый в нежно-багряный халат, – они с отцом стояли на длинном балконе второго этажа – боязливо посмотрел на подъёмник и перевёл взгляд на неухоженные кусты падуба и шиповника, растущие вдоль изгороди. Из-за двух неровных порезов на челюсти этой ночью он спал некрепко, вздрагивая от кошмаров, то и дело просыпаясь.

– Ты, наконец, расскажешь внятно, что случилось? – спросил Джош с отцовским волнением.

– Садовника надо нанять, – отозвался Гёльни, поморщив нос и переносицу. – Скоро у нас тут всё зарастёт. Ты не видишь? Я вот вижу.

– Наймём садовника, – Джош снисходительно не давил. – Недсэм обмолвился, что доволен своим. Попросим его, когда освободится.

– У нас же есть пустой участок. Заросший, на который мы не заходим, потому что не получается. Чем он будет дальше простаивать, пусть этот садовод там поживёт, пока работает. Заодно и с ним разберётся.

Сесилия Остролист, мать Гёльни, который, к сожалению, не унаследовал от неё приветливый характер, поставила на столик поднос с чайником и двумя чашками. Она единственная не бранилась на всё подряд, чем и сдерживала общее фамильное недовольство, возникающее по поводу и без повода.

Гёльни не заметил её, она, и правда, появилась достаточно укромно, лишь слегка прошелестев складками винной домашней юбки. Джош незаметно качнул головой, когда супруга вопросительно взглянула на него. Затем она удалилась, так же ненавязчиво.

Джош поставил перед Гёльни чай на ограждение балкона.

– Там было темно, – нехотя сказал Гёльни, потрогав пальцами нагретую чашку. – Я видел, как Джайлта сбило с ног, он закричал и захлебнулся. Потом что-то ударило меня по лицу, разбило фонарь, но преследовать не стало. Оглон тоже спасся. Вход в шахту перекрыли подпорками. На нижнем ярусе – никого.

– Может, кто-то из рабочих держал собаку?.. – предположил Джош, пригубив чай.

– Не похоже это на собаку… – лицо Гёльни покрылось мраком. – Джайлт… Ты же его видел. Это случилось так быстро. И силуэт… больше напоминал человеческий, хотя… голова была странная, какая-то вытянутая.

– Собака или нет, стража разберётся. Это их работа.

Гёльни впервые за весь разговор посмотрел на отца.

– Ты, кажется, не понимаешь. Всё это… связано. Корневой Мор принёс с собой что-то… Смрадыши, слухи о гигантских собаках, рыщущих за городом. Слухи из воздуха не берутся. Глупо отмахиваться от них. Я – так точно не буду. Это была какая-то тварь… её породили Корни или что-то ещё, неважно. Мы все в смертельной опасности. Хочешь верь, хочешь нет, но это всё похоже на… магию.

– Пережитое напугало тебя, я вижу, – Джош успокоительно похлопал сына по плечу. – Но… магия? Гёльни, магии не существует.

– Ещё недавно ты думал, что не существует и этих… ксоотов. Ты когда-нибудь встречал такое? Это что-то неестественное. За ними придёт безумие… оно уже просачивается.

Тот, кто любит тишину

Нерори отгонял опаску, вцепившись пальцами в рукоять меча на поясе. Это не сильно помогало, правда. Тёплая полутемнота верхнего яруса – и та усугубляла его состояние.

Ривлик шагал впереди с фонарём, так спокойно, как будто шёл снимать выкипевший чайник. Раздобревший Дакс, приземистый, с близко посаженными глазками, держал наготове заряженный арбалет.

Правая рука остановился перед подземными воротами туннеля, запертыми на внушительную щеколду.

– Не знаю, с чем мы столкнёмся, – шепнул он. – Но оно убило надсмотрщика в темноте, поэтому первым делом зажжём настенные факелы. Дакс, держи палец на крючке. Увидишь движение – стреляй.

Щеколда приглушённо стукнула, и левая створка поползла назад, скрываясь во мраке, наполненном витающей каменной пылью. Пахнуло духотой.

Нерори не видел ничего, кроме подсвеченного фонарём силуэта своего предводителя. Картина вызывала не лучшие воспоминания. «Тогда всё могло обернуться не так».

Когда в держателе у входа в чертог загорелся свежий факел, Ривлик жестом приказал ему зажигать другие, по правой стене, и свернул влево. Они продвигались по помостам, тянущимся над уходящим под уклон залом. Внизу на настиле проявлялись оставленные впопыхах, покрытые слоем крошки шахтёрские инструменты.

Через несколько минут чертог окутался обыденным мглистым сумраком. По крайней мере, сейчас представлялось возможным хоть что-то разглядеть.

Ривлик спустился по дощатым ступеням и направился к перекрытому проходу в левой нише. Без видимой причины он стал замедляться, ступать осторожнее. Нерори посетило дурное предчувствие. Скоро и его глаза различили неровную дыру между необтёсанных балок, которыми заделали шахту. Внешне казалось, будто её проскребла громадная голодная крыса.

Нерори нетерпеливо выхватил меч и принялся озираться. Ривлик повернул голову и одарил его недолгим взглядом.

– Дакс… – нарушил он тишину. Лязг стали уже привлёк внимание, которого он избегал, так что без разницы. – Смотри в оба. Возможно, то, что убило надсмотрщика, прячется где-то тут.

Правая рука вытащил свой клинок, почти что беззвучно. Благородный белый металл засветлел в полутьме. На памяти Нерори, это случилось впервые. Ему прежде не встречалась такая изысканная сталь.

Тишина вернулась тревожной. Ривлик пристально вслушался в неё.

– Дакс! – громко предупредил он. – Рядом с тобой!

В следующий миг Дакс вскрикнул и рухнул набок, выпущенный с испугу арбалетный болт с каменным треском вошёл в стену. Скрюченная фигура, бросившаяся на него, исчезла за подпорками помоста.

Нерори крутился ближе к середине чертога, подёргиваясь, неумело разрезая мечом пустоту без всякой надобности.

– Поспокойнее, – с пониманием сказал Ривлик, подходя к нему. – Следи за ней. Наноси удар тогда, когда будешь в нём уверен.

– А если я не буду в нём уверен? – пролепетал Нерори.

– Тогда, полагаю, она убьёт тебя.

Ривлик приблизился к столбам, поддерживающим помост. Утробные звуки, доносившиеся из-за них, умолкли, и из тени выпрыгнуло омерзительное существо.

Ноги со сросшимися пальцами на ступнях были согнуты, спина сгорблена под тяжестью свисающих до колен брюшных складок. Руки заканчивались обрубками кистей. Вытянутая голова вросла в плечи, тёмные глаза прикрывали опухшие веки.

Ривлик рубанул мечом по раздувшейся бесформенной шее. Тварь даже не попыталась уклониться. Издав характерный жалобно-урчащий стон, она рванулась вперёд, неуклюже подскакивая. Дакс, поднявшийся на ноги, судорожно перезаряжал арбалет.

Нерори провалился в звенящую глухоту, не слыша ни предупреждений Ривлика, ни приближающегося урчания, лишь обеспокоенный голосок сестры. «Какой из тебя стражник, Нерори?..» Перед глазами встала ночная спальня, залитая кровью убитых супругов.

Он очнулся за секунду до того, как перекошенные зубы впились бы ему в грудь. Тело без его вмешательства отодвинулось в сторону, руки нанесли косой режущий удар. На доски брякнулась отсечённая рука.

По ноге заверещавшего чудовища заструилась мутно-белая кровяная жидкость. Оно повернулось к Нерори, открыло рот, но урчание так и не прозвучало. В уродливую шею вонзился арбалетный болт.

– Дакс, арбалет пока не убирай, – Правая рука опустился возле развалившегося тела, присмотрелся и подозвал Нерори движением пальцев. – Узнаёшь?

Стражник задумался – чудовище показалось ему знакомым.

– Оно… похоже на того… того плотника. Рисдена… Это он? Забрался в шахты?

– Не он. Этот – старый, – Ривлик повернул голову на бок. На сморщенном затылке росло несколько длинных волосков. – Но они выглядят одинаково. Разве что на этом нет одежды. Может, он один из шахтёров нижнего яруса? Он превратился в это… и прикончил надсмотрщика.

Нерори нахмурился. Дело было не только в Рисдене.

– Мне показалось или вы тоже заметили? Его глаза, они…

Ривлик раздвинул большим и указательным пальцем прикрывшиеся веки. В тёмно-бурых белках угадывались потухшие багровые колечки вокруг непроглядно-чёрных зрачков.

– Глаза, как у выродков.

– Сырость, – Нерори сжал рукоять испачканного в крови клинка. – Это что, один из них?

– Сомневаюсь. Но эти глаза… ни у кого другого я таких не видел. Надо отнести его Недсэму и послать сюда побольше людей. Этот явно не единственный.

Ночка темна

Гости

– О чём ты? Мне сидеть здесь, пока вы… – Килис возмущённо отвернулась от отца. Уорен с сожалением оглядел подвал, к слову, приличный, почти ничем не заставленный – хлама в доме не водилось. С потолочной балки тускло светил фонарь, особой нужды в нём, правда, не наблюдалось.

– Конечно нет, – сказала Мёррет Тепьюк. Неприятно худощавая, одного с дочерью роста, она обладала сохранившимся прелестным лицом с неострым мелким носиком. Чем-то они с супругом походили друг на друга. – Ты – Тепьюк, как и мы. Ты предназначена Ночи.

– Не начинай, Мёрт, – Уорен просительно поджал губы. – Килис, малютка… это не для тебя.

– Никакая я не малютка, папа, – отрезала Килис. – Я тренировалась с Клеренсом. Я могу драться. Да и сколько прошло дней? Три? Четыре? Никакого Ворья.

– Пока что я твой отец, и я запрещаю.

Килис резко хмыкнула и пошагала к дубовой лестнице.

– По крайней мере, сейчас я не обязана здесь торчать.

Когда супруги остались одни, Уорен нелепо уселся на шершавый ящик. Его ноги еле касались пола.

– Зачем ты это делаешь?.. – разочарованно посмотрел он на жену. – Она не такая, как мы. Разве не ясно?

– Не такая, – миловидность лица Мёррет придала её неуместной улыбочке пугающий оттенок. – Она лучше нас. У неё есть потенциал. Она может приблизиться к Ренсену. Это было понятно ещё при рождении. Я почувствовала.

– Нет!.. – Уорен завертел головой. – Они ничем не похожи. Ты же знаешь, какой он…

– Вот именно, поэтому и говорю. Я их мать и вижу это.

Ночь выдалась ветреная. С одиноких сосен, возвышающихся над родовым гнездом Тепьюков, неслышно сыпались иголки.

Расстроенная Килис забралась на один из столбов гладкого кирпичного забора и уставилась вперёд, на бледный бугристый пустырь, за которым пролегал тракт.

В Дерваре тень, в Дерваре мрак, – напела она тоскливо, уткнув нос в сложенные пальцы.

Ночка темна, как и должна,

Не слышал живец этой песни конец,

А концовка всегда одна.

Раньше Клеренс пел ей эту песню как колыбельную. Он с братом услышал её от отца, а тот от своего. Этакое семейное наследие.

Вдруг глаза Килис уловили странное движение: мрак окрестностей зашевелился. Она бегло осмотрелась. Одна за другой вдалеке появлялись фигуры, десятки безликих фигур. Они беззвучно ползли в дымке, пугающе неторопливо, оттягивая момент своего появления.

– Килис… – раздавшийся за спиной шёпот больше напомнил свист ветра, так что она не испугалась. Клеренс, стоящий у забора, движением пальцев поманил её за собой.

Затворив входную дверь, он вынул ключ, торчащий в замочной скважине. Килис посмотрела на брата с непониманием.

– Я не хочу, чтобы они испортили дверь, – невозмутимо объяснил тот, потом поснимал с крючков верхнюю одежду и сунул ей в руки. – Они в любом случае её выбьют, так хоть замок останется цел. Спрячься. Сможешь выйти, когда придёт рассвет. Не раньше.

– Нет, я… – Килис осеклась, наткнувшись на непреклонный взгляд, и покорно вздохнула. – Я буду в подвале. Постучите, как всё кончится. Береги себя и… скажи Ренсену, чтобы тоже… ладно?

– Ладно, ладно. Поспеши.

После того как в подвале стукнула щеколда, долгое время стояла тишь.

Восьмеро Ночных забрались в дом с чёрного хода, который тоже оказался не заперт. Не последовало ни звука, объясняющего их исчезновение.

Калеб, сжимающий в руке нож, не помнил, как оказался в прихожей. В голове мягко кипело, тело дрожало от страха, подкреплённого непонятно, чем вызванной яростью. Он и Красная Кочерга, чью рожу обильно покрывал лишай, свернули влево, в извилистый коридорчик. Ещё трое – вправо, на кухню. Двое – к лестнице на второй этаж. Скоро придут ещё.

По особняку разнеслись приглушённые ковром увесистые шаги. Никто не говорил.

О своём безмолвном спутнике Калеб толком и не вспоминал. Как будто он один пришёл сюда с известной лишь ему целью. Что-то непонятное случилось этой ночью. Что-то, что заставляло его искать обитателей особняка, хотя разум и твердил, что это скверно для него обернётся. Ужас перед этим местом, крепко засевший в мозгу, усиливался.

Ни с того, ни с сего Калеба затрясло, он застыл, силясь сдержать нахлынувшее чувство едкого напряжения. Он не хотел быть здесь, не хотел больше всего.

Слева в поле зрения возник силуэт. Калеб словно в судороге повернул голову. Ночной стоял, обмякнув, свесив голову на грудь, и глядел вниз замершими глазами. Снизу ему в горло был вогнан нож, пригвоздивший его к стене.

Красная Кочерга, остановившийся неподалёку, одобрительно посмеялся, чем отрезвил Калеба. Тот подошёл к нему. Смех вызвал сидящий у стены труп: руки раскинуты ладонями вверх, голова – на плече. Его прикончили трофейными лосиными рогами – они торчали из шеи сбоку.

– Что мы здесь делаем?.. – спросил Калеб в недоумении. – Мы же… все мы погибнем.

– Трусливая бестолочь, – пробурчал Красная Кочерга и счесал грязными ногтями омертвевшую кожу с розовеющей щетинистой щеки. – Они болтались поодиночке, вот их и подстерегли. Я бы сделал так же, будь я коротышкой. Кёртис сказал, они все коротышки, эти Тепьюки. Как их до сих пор не перебили…

Калеб вернулся к трупу, стоящему позади, и ткнул пальцем ему в грудь.

– Этого пригвоздили ножом к стене… – шаги в прихожей содрогнули его, но после придали уверенности. Ночные стягивались к дому с округи, как мухи на мертвечину. Все три двери – входная, на задний двор и боковая – были гостеприимно отперты.

– И что с того? Важно, что ли, как он подох? – за спиной Красной Кочерги появилась низкорослая тень. – Я всех бы здесь перерезал, если бы не Кёртис. Вот разделаемся с карликами и тогда повеселимся с вами. Тебя я прикончу первым, если выживешь. А потом вырежу твои неладные глазёнки. Или наоборот…

В следующую секунду ему в волосы на затылке вцепились короткие пальцы. Другая рука ухватила облезающий подбородок и рванула вбок с такой силой, что он без стона повалился на пол. От раздавшегося хруста Калебу поплохело.

Из прихожей послышались невнятные крики, какие-то испуганные, затем бешеный стук в дверь. Кажется, кто-то всё же её закрыл. У боковой и задней двери происходило то же, судя по взбудораженной возне в доме.

– Простите меня… – Калеб попятился, забыв про нож, он не верил, что железо поможет ему, после всего того, чего он наслушался. – Я не знаю, как я здесь… оказался.

Фигура приблизилась, переступив через остывающее тело Красной Кочерги. Стал различим изысканный плащ и толстоватое брюшко.

– Тогда зачем вы здесь? – поинтересовался учтивый голос. Калеб нашёл в себе силы торопливо попятиться в прихожую.

– Я… меня наняли… точнее, заставили. Я… мало что помню. Этот музыкант… черноволосый музыкант, он играл нам. Играл, да… и мы слушали, после этого я… не помню, как это случилось. Он сказал, что вы такие же, как мы. Что заслуживаете того же…

Фигура не двигалась. На какое-то недолгое время у него отлегло. Главное разобраться с дверью, а там он растворится в Ночи.

Вдруг его пятка упёрлась во что-то мягкое. Он пересилил страх и обернулся. Из открытой нараспашку входной двери сочился блеклый лунный свет. Два силуэта, один из которых был значительно ниже и полнее другого, стояли над грудой тел, заваливших прихожую, скрыв под собой ковёр.

– Нет… – захныкал Калеб, уронив нож. – Не надо… я не должен быть здесь…

Сзади послышалась укромная поступь. И вскоре он упал к остальным с перерезанной глоткой.