Текст книги "Свет Неутешенных"

Шуршание веток

Мюриэль предоставила им одну из свободных ниш в зале проповедей, в правой от входа стене, принесла свечи и рыбную похлёбку.

Креупци первым делом принялся за свой поздний ужин. Даже будучи работником шахт, он не голодал так подолгу.

– Что-нибудь ещё нужно? – спросила сестра напоследок.

– Благодарим за приём, – Бернек забрался вглубь ниши, освещённой тёплым светом, и устроился там, как в норе. – Я не рассчитывал на такую гостеприимность.

– Это то немногое, что я могу сделать в память об Эвелин. Мы были подругами… – губы Мюриэль скорбно исказились. – Мне никак не привыкнуть.

– Вы верите?.. Что это несчастный случай?

– Настало тёмное время. Я не хочу придумывать новых поводов для переживаний, их и так предостаточно.

– Да, весь этот Корневой Мор… – покивал Бернек.

– Дело даже не в нём, – Эвелин уселась на край ниши. – Отец Эйларп говорит, мы всегда жили во тьме, но Бледный Свет хранит нас в ней. Теперь я не уверена… Может, я слишком много работаю.

– О чём вы? – проповедник прищурил глаза.

– Бледный Свет не помог нам, не помог Эвелин… Неутешенным нет конца. Сколько я ни молилась – никакого ответа. Единственное, что питает во мне надежду, так это то, что вы видели Его. Отец Эйларп рассказывал нам о вас – о священнослужителе, у которого случился кризис веры. О том, что вы отчаялись, но Бледный Свет всё равно открылся вам. Хотела бы я узреть Его, все мы.

– Всё не так просто, – Бернек посмурнел, погрязнув в тяжёлых мыслях. – То, что я видел, не принесло мне облегчения. Разве что ненадолго.

– Что ж, у нас и этого нет, – пожала плечами Мюриэль. – Мейгретта, одна из наших давнишних постоялиц, всё толкует о какой-то Ясности, называет её даром Бледного Света. Я сомневаюсь, что он хоть чем-то нас одаривает. Я не хочу сомневаться… Но Мейгретта… похоже, её рассудок помутился. Она выразила одобрение, когда Эвелин нашли мёртвой. По её словам, та предала нас, нашу веру и своего деда. Так странно, я считала, что они близки.

Тут Бернек словно отрезвел.

– Как ни печально, зерно безумия может поселиться в ком угодно. Не вини её.

Мюриэль устало улыбнулась.

– Мне надо возвращаться к ним, – на прощание она поклонилась. – Спасибо, Бернек.

Её болезненно-худая фигура вскоре растаяла в полумраке.

Креупци, наконец, оторвался от чтения Садрадовых записей.

– Тут всё время упоминаются её сёстры, – негромко заговорил он. – По крайней мере, одна так точно, Лиарас обращалась к ней во время своих бдений. Думаю, ты прав насчёт других святилищ. Для проповедников Ясность – проявление Бледного Света, но Эйларп, он не показался мне таким же безумным, и, тем не менее, ты ему не доверяешь.

Бернек застыл, повисла долгая пауза.

– Эйларп стар. Если он не поверил мне, переубеждать его дело долгое и, сдаётся, бессмысленное. Этим мы ничего не добьёмся. К тому же, как видно, Ясность уже просочилась сюда, и кто-то помог этому случиться. Возможно, одна из Сестёр – в этих стенах. Надо присмотреться к этой Мейгретте.

– Ты ведь мог показать ему. Это своё мерцание. Неужели он не поверил бы после такого?

Бернек сгорбился.

– Боюсь, этим я бы вызвал ещё больше подозрений или вообще навёл бы ненужного страха. Я пообещал не использовать Её магию. Она ввергает во мрак всех, кого затрагивает. То, что произошло в святилище, – вынужденные меры.

– Что ж, спать мне расхотелось, – Креупци спрятал книжку в торбу и, отхлебнув вина из бурдюка, вылез из ниши, затем натянул обувку. – Мне всегда было интересно, какие эти Неутешенные из себя. Отец иногда рассказывал об этом месте, но я не думал, что когда-то сюда забреду. Глупо не воспользоваться.

Проповедник посмотрел на Креупци с неожиданной пристальностью.

– Как твои глаза?

– Глаза? – тот с непониманием улыбнулся. – Мы же об этом говорили. Кем бы ни была эта Лиарас, она их исцелила.

На секунду взгляд Бернека потемнел, а потом сделался таким же, как прежде.

Полночь наступила не так давно. Мюриэль без устали хлопотала то у одной кучки Неутешенных, то у другой. Одни дремали в отведённых им нишах, другие беседовали, рассевшись на полу.

Наконец, сестра улучила минутку для себя – постоять спокойно и выпить кофе перед грядущей ночной работой. В свете недавних событий ей всё реже выпадала такая возможность. Креупци не стал нарушать её покой, пока кружечка у неё в руке не опустела.

– Похоже, вы не высыпаетесь, – посочувствовал он, когда Мюриэль стала забирать неровно остриженные ломкие волосы в пучок.

– Брат Креупци, – обернувшись, вздохнула она. – Ничего не поделаешь, такое уж время. Я им нужна, и я не лишу их поддержки. Сплю, когда придётся.

– Мне вот тоже, чувствую, не уснуть. Ничего, если я к вам присоединюсь?

– Будет кстати, но приятного зрелища не ждите. Хотя вы-то наверняка привыкший.

Приют отца Эйларпа на первый взгляд казался почти не заселённым. Но, плутая по кромешным закоулкам, следуя за фонарём сестры Мюриэль, Креупци обнаружил, что снискать здесь одиночества – дело нелёгкое.

Отовсюду на них устремлялись взгляды, которых он ранее не замечал, от них делалось не по себе. Попадались и Сыростные, и полоумцы, чей разум изуродовал Корневой Мор. Очень скоро Креупци захотелось вернуться в холл проповедей.

– Аренглав забыл о нас, – объяснила Мюриэль, забирая с пола опустошённые миски, стоявшие у смрадных лежанок Неутешенных. – Больше мы не получаем помощи. Гемцек, может, и сбежал, но он всё-таки заботился о них. По его приказу нам присылали средства, одежду и пищу. Теперь приходится довольствоваться помощью редких благотворителей.

– Им нужно не утешение, а приличные условия, – поморщился Креупци, украдкой поглядывая на плачевные искорёженные лица. – Не можете же вы вместить всех.

– Я не собираюсь это выслушивать!.. – раздался пронзительный ненавистливый полушёпот. – Ты малодушное ничтожество, зря я за тебя вышла. Твои слова пропитаны страхом – не заботой, ты жалок, Косли.

Второй голос прозвучал неразборчиво.

Мюриэль как ни в чём ни бывало проследовала дальше, прижимая к груди нагромождённые миски.

– Подумать только, я вышла за трусливого безбожника.

– Дорогая…

– Что я, по-твоему, спятила? Нет… Отвергая меня, ты отвергаешь Его. Не хочу тебя видеть.

Из бокового помещения, в которое вёл пустой проём, появилась особа в замызганном платье, малорасполагающей наружности, с толстоватыми руками. Она испепелила Мюриэль взглядом и, не сказав ни слова, удалилась прочь.

– Мейгретта?.. – догадался Креупци.

– Она сама не своя, – вздохнула Мюриэль, наклонившись за грязной тарелкой с рыбьими костями. – Они с Косли всё время ссорятся. Она… то есть. Гуляет одна, – вдруг сестра оживилась. – Я вот что подумала… Вы же проповедник и священнослужитель. Может быть, вам поговорить с ней? Жалко смотреть, как она себя изводит. Ей кажется, что все от неё отвернулись. Со смертью Эвелин её состояние ухудшилось. Она не признает, что тоскует, но это так. Я не раз замечала её у оврага. Раньше мы считали его единственным местом в округе, где безопасно придаваться одиночеству.

– Если вы думаете, что это поможет…

Через задний ход Креупци попал на пустырь, застланный дымкой. Обычно он недолюбливал поздние прогулки, но холодный воздух подействовал успокаивающе, да и ночь выдалась не такая уж глухая.

За разросшимся пепельным кустарником у подножия холма виднелся глубокий каменистый овраг. Там же маячило и платье Мейгретты, она не двигалась.

Что-то заставило Креупци помедлить. Он остановился за ветками – от забродивших опавших плодов исходил специфический душок – и пригляделся. Мейгретта немного покачивалась, будто задремав, и вздрагивала.

– Почему ты не отвечаешь?.. – прозвучал её удручённый голос. «Она не одна?» – Они ко мне не прислушиваются. Но я не сумасшедшая, пусть думают, что хотят. Я рада, что прозрела.

Креупци подобрался поближе и вовремя пригнулся – Мейгретта повернула голову на шорох. Рядом с ней по-прежнему никого не наблюдалось.

– Где ты? – с надеждой спросила она, озираясь. – Бледный Свет!.. Мне нужно тебя увидеть, нужно, – казалось, тьма вокруг неё незаметно проясняется. Чем дольше Мейгретта звала и причитала, тем отчётливее становилась видна её фигура. У Креупци заныли глаза. – Я готова служить…

Над оврагом сгущалось призрачное мерцание.

– Они не могут видеть тебя, – простонала Мейгретта, воззрившись на него. – Но я вижу. Я больше не одинока.

Ей ответил шёпот, нечеловеческий, едва различимый из-за шуршания веток.

– Я пыталась убедить их. Они слепы, все они. Они молятся тебе, но не хотят признавать твою сущность. Даже мой жалкий муженёк мне не верит. Он смотрит на меня так же, как Эвелин смотрела, когда я привела её сюда, с жалостью… Мне не нужна их жалость! Я не сумасшедшая. Просто они не могут тебя увидеть…

Мерцание опять зашептало, и ненадолго Креупци показалось, будто в этом шёпоте прозвучал тонкий голосок.

Ещё и об этом

Неоценимое одолжение

Даже в собственных обжитых апартаментах Эрисард чувствовал себя некомфортно в её обществе, как, впрочем, и в обществе любого выходца этого неладного семейства. Сложно объяснить, каким образом им удавалось так на него воздействовать. Некогда удобное кресло казалось жёстким, скребло кожу через халат.

– Его величество попросил лично поблагодарить вас за помощь, – сказал Представитель. – Ваша семья оказала королевству неоценимое одолжение. Говоря откровенно, мне не до конца ясно, как вам это удалось. Не просветите меня?

– Разве это важно? – Эйлин Пелнери, сидящая напротив на скромном стульчике, сложила ноги одну на другую и по-деловому пошевелила пальцами.

– Учитывая, что дело касается беглого короля-предателя – да, важно. Аренглав пустил на поиски кузена все средства – и всё тщетно. Потом появились вы со своим предложением. Никогда бы не подумал, что помощь придёт из Клёкота. Городок не из приятных, вы уж простите.

– Моя семья многочисленна, мы поддерживаем постоянную и тесную связь. У нас есть доступ в закоулки, которые не видны никому, в том числе его величеству.

Эрисард нервно улыбнулся.

– В таком случае славно, что вы трудитесь на благо Коггвота.

– Полагаю, и я могу полюбопытствовать… Зачем его величеству понадобился его кузен? Насколько я знаю, Гемцек был вполне себе достойным правителем. Страх присущ каждому, многие сбежали…

– Мне это неизвестно, госпожа Пелнери, – Представителя кольнуло недоверие. – Может быть, владыка расскажет вам сегодня. Это как раз то, к чему я вёл. Его величество приглашает вас посетить следующее совещание. Если, конечно, вам это интересно.

– Величайшая милость, господин Представитель, – Эйлин глубоко склонила голову. – Я с почтением приму её. И ещё раз хочу сказать «спасибо» за то, что вы согласились дать работу моему Нудженту.

– Насчёт этого. Он вам внучатый племянник, да?

– Троюродный.

– Они с принцессой Делликой, кажется, сблизились. Не догадываюсь, как он снискал её расположение, но теперь Нуджент – кто-то вроде её личного слуги и по-совместительству приятеля, с которым она проводит время.

Эйлин Пелнери сделала удивлённое движение головой.

– Не подозревала в нём такой наглости. Прошу за него прощения. Надеюсь, вас это не сильно беспокоит? Я скажу ему, чтоб он к ней не приближался.

– Нет, нет, – Представитель отмахнулся пальцами, вглядевшись в покрытое старческими пятнами лицо. – Принцессе сейчас нелегко, всегда было. Ей не помешает друг.

Отцовские исследования

Кеалпес не пускал дочь в свои рабочие апартаменты с четырёх лет. Как ни странно, она не ревновала его к Эйенвату, несмотря на то, что тому доставалось как будто бы предназначенное ей когда-то внимание. Но любопытство никуда не делось.

– Мастер Недсэм вернётся под вечер, так что нам никто не помешает, – сказал Эйенват, на всякий случай оставив ключ торчать в замочной скважине изнутри.

Затем он стал зажигать фонари, небольшой зал наполнялся приятным светом. На полу стали заметны белёсые разводы. Вдоль стен, обитых некрашеными досками, тянулись узкие столы, испещрённые такими же пятнами, заваленные чем-то, что Синтии пока не удавалось разглядеть.

– Ждёшь признательности? – недружелюбно спросила она, остановившись у стеллажа с записями. Она развернула первую попавшуюся книжку. – «Ксоот есть не что иное, как живой материал. Живой ксоот по определению – мёртвый ксоот, поэтому следите за ними пристально, не упускайте из виду, слушайте шлепки. Жизненный цикл ксоота крайне короток – обычно не дольше двух-трёх недель. Они рождаются, чтобы умереть. На исходе жизни они перестают нести какую-либо ценность».

– Синтия… – Эйенват приблизился и коснулся её плеча.

– Препарировал?.. – отстранившись, Синтия отняла глаза от разворота. Следом её взгляд упал на ближайший к ней стол: кривые обрубки, покоящиеся на нём, показались смутно знакомыми. Её ноздри в отвращении дёрнулись. – Сырость… вот куда Дженнет их девает. Я была уверена, что она закапывает их в саду.

На других столах также обнаружились разделанные тельца. Иные превратились в бесформенные кучки гнили, из которых торчали неразложившиеся кости. Внутренности, по-видимому, представлявшие интерес, были распиханы по сосудам, те, что оказались бесполезными, – свалены в открытые ящики на полу.

– Зачем вы… – Синтия обескуражено сморщилась. – Отец настолько безумен? Они же и без того страдают…

– Эти исследования… Ксооты куда важнее, чем можно предположить, – Эйенват подошёл к столу и раздвинул пальцами надрез на одной из свежеотсечённых голов. Из него показался глаз с померкшей кровавой полоской, сковавшей мёртвый зрачок.

– У них есть глаза?.. Похожи на выродочьи.

– Не похожи – такие же.

– Как это? Выродки – люди, разве нет?

– Мастер Недсэм полагает, что они – плод слияния человека и ксоота, хотя и без того понятно, что они нелюди. Как это произошло, неизвестно. Известно лишь, что давно.

Из левой боковой комнаты донеслось приглушённое нытьё.

– Мы не одни? – Синтия направилась к дверке с окошком. Эйенват медлил. – Я и раньше слышала эти звуки, они мне даже снились.

– Это то, над чем мы работаем. Последствия Корневого Мора страшны… Уверена, что готова это увидеть?

Получив в качестве ответа согласный кивок, Эйенват открыл окошко. Синтия поспешно запустила взгляд внутрь. Поначалу она толком ничего не увидела. Но пока она всматривалась, её лицо принимало всё более скверное выражение.

Посреди пустой комнаты стояла низкая лежанка, на ней кто-то спал лицом кверху. Конечности завёрнутого в рубище незнакомца были привязаны к ножкам жёсткими путами.

– Кто это? – спросила Синтия, от удивления забыв понизить голос. Всполошённый незнакомец дёрнулся и уставился на неё, подняв голову.

Синтию пробрало безмолвным ужасом, она вздрогнула и отшатнулась назад. Эйенват тут же закрыл заслонку.

– Мы нашли его в пригороде, – объяснил он. – Ксоотская Немощь изуродовала его тело и помутила разум. Он не осознаёт, кто он. Он попытался напасть на нас, но в процессе потерял сознание.

– Почему… – плач прозвучал так близко, что Синтия невольно всхлипнула, но, скорее, от испуга. – Почему он такой? Что с ним?

– Из всех стонов и хлюпанья ясно только, что он сожалеет, что утратил свой облик. Он проклинает то, что сделало его таким. Всякий взгляд – для него смерти подобен, он не хочет, чтобы его таким видели, хочет исцелиться или… умереть, лишь бы не жить так. Почти всё время он спит, ему снятся кошмары.

– Мухи… да? – Синтия вспомнила свой собственный недавний сон. – Значит, его я слышала той ночью. И Дженнет тоже. И как к этому относится Корневой Мор?

– Ты не заметила?.. То, как он выглядит. Тебе ничего не напоминает?

Синтия впала в задумчивость, ей не очень хотелось вспоминать увиденное. Вдруг её губы скривились.

– Он что…

Её прервал стук в дверь.

– Господин Эйенват! – раздался голосок Дженнет. – Господин Эйенват, к вам важные гости. Правая рука главы городской стражи, господин Ривлик.

Служанка перестала стучать только, когда Эйенват отворил.

– Мастер Недсэм ещё не вернулся, – сообщил тот. – Насколько я знаю, он пробудет в Королевском Доме до заката.

– Так это он распорядился, – Дженнет перешла на шёпот. – Они… принесли какого-то мёртвого шахтёра, укрытого полотнищем, чтобы господин Недсэм позднее его осмотрел.

Всего двое

Тело покоилось на столе посередине зала.

– Мы нашли его в копях, – сказал Ривлик, сняв ткань с головы убитого. Нерори неприязненно отвернулся. – Он прикончил надсмотрщика.

Эйенват без удивления приблизился и осмотрел рану в обвисшей шее, потом раздвинул сомкнутые распухшие веки.

– Да, мы с таким сталкивались, – кивнул он. – Известно, кто это был?

– Шахтёры уверяют, что он похож на одного их собрата по цеху. Он работал в той же шахте. Возможно, каким-то образом заразился… этим. Только вот – от кого? Разве что, – взгляд Ривлика спокойно скользнул по следам отвратительных исследований, оставшихся на боковых столах, – будем надеяться, господин Недсэм скажет, в чём тут дело. Если это действительно какая-то хворь, её надо остановить. Этот – не первый, мы наткнулись на другого в городе.

– Посмотрим. Пока что ничего точного сказать не могу, – Эйенват прикрыл тканью обезображенное лицо. На миг он показался взволнованным. – Кто был тот другой?

– Плотник Рисден. Мы нашли его в таком же виде в его собственном подвале.

– Он мёртв, полагаю?

Ривлик уловил в голосе Эйенвата некоторую оживлённость. Поначалу тот не проявлял интереса к беседе, по крайней мере, с виду.

– Исчез. Не удивлюсь, если он покончил с собой, где-нибудь подальше от глаз. Ну, нам пора. Вы… аккуратней по ночам.

Недобрый поздний ветер посвистывал в щелях веранды, щекотал ухоженный кустарник. В саду стало совсем одиноко.

Нерори покинул дом с облегчением и сочувствием к Синтии с её служанкой, вынужденным жить в таком месте. Дженнет, учтиво следующая за ними по дорожке, выглядела подавленно.

– Господа стражники, – робко пролепетала она, остановившись у изгородки. Те обернулись, помедлив. – Не знаю, к кому мне с этим обратиться. Хозяйка рассказала… об одном случае… страшном. Меня это гложет. Надеюсь, вы убережёте нас.

– От чего убережём? – уточнил Ривлик.

– Может быть, ей примерещилось, – служанка отвела глаза и нервно хихикнула, унимая дрожь в теле. – Да скорее всего и примерещилось. Дело всё в тех Собаках. О которых судачат. Кажется, она натолкнулась на одну такую. Ночью, когда возвращалась из «Пчелы и плотника». Я не могу ей не верить, она – моя хозяйка. Конечно, это звучит слегка надуманно… Как-никак в Лекмерте нас оберегаете вы.

– Не буду вас успокаивать, – Ривлик надел капюшон, укрываясь от подбирающейся прохлады. – Эти собаки действительно представляют угрозу. Но пока неясно, как их отловить. Воочию я их не видел. По возможности, не выходите из дома, когда стемнеет. И хозяйке своей скажите.

Улицы опустели. Из окон сочился желтоватый свет, сегодня – какой-то не такой, как обычно. Патрульные брели неторопливо, ночь обещала быть длинной.

– Вы знали, что Недсэм их свежует?.. – осторожно спросил Нерори. – Уродцев. Я видел то, что от них осталось.

– Тебе не плевать? – отозвался Ривлик из-под капюшона. – У нас есть и другие проблемы. Ко всему прочему, не похоже, что они довольны своей жизнью. Выглядит так, будто они гниют заживо.

По левую руку показался крохотный трактирчик «Пёстрый карп», один из малоизвестных, а оттого наиболее комфортных. Нерори любил сюда захаживать – как раз рядом с домом.

Они повернули вправо и спустя минуту уселись на лавку у низкой изгороди. Ривлик покосился на светлеющее пятнышко дверного проёма, достал из кармана табачный кисет и трубку.

– Сколько же тут этих забегаловок, – усмехнулся он. – Всё-таки Лекмерт – один большой проходной двор… Хотя в каком-то смысле даже уютно.

– Теперь они предназначены только для одного, – Нерори вздохнул. – Чтобы скрыться в них и не видеть всего этого, – неподалёку покачивался один из Корней. Все наросты на нём лопнули. Уродливые малыши, выпавшие из них, так и не встали. – Я заметил… одну вещь. Этот заражённый… Родорик, да? Он мне их чем-то напомнил. Смрадышей. Похожие складки на животе, да и голова…

– Недсэм разберётся. Не хочу об этом думать – ещё и об этом.

Из трактирчика вышмыгнули две девушки, лет по тридцать, судя по голосам, захмелевшие и раззадоренные, и вскоре скрылись из вида.

– Приятно, что хоть кто-то радуется в такое время, – умяв табак в трубочной чаше, Правая рука наклонился, чтобы вынуть свечу из фонаря, стоящего под ногами, но тут же забыл о своём намерении, – Что это?.. – следы, оставленные на плитах, неявно насторожили его. – Вроде, похожи на детские…

Нерори похолодел и боязливо опустил взгляд. «Я – стражник».

– Это она… – при виде знакомого отпечатка он непроизвольно беззвучно всхлипнул. В эту секунду в голове Ривлика прозвучал леденящий кровь детский плач, который он уже слышал. – Агнес!..

Ничего не объясняя, – Ривлику это и не потребовалось – Нерори поспешил к своему дому, который находился дальше по улочке. Болезненный свет из окон по бокам незаметно подкреплял волнение.

Правая рука бережно вынул меч, уставившись на приотворённую входную дверь. Нерори медлил.

– Она всегда запирается, – шепнул он, со страхом вглядываясь в чёрную щель. – Если одна из них там… Мейнок еле управился с такой. Надо позвать патруль, они помогут. Нас всего двое…

– Надеюсь, этого будет достаточно, – мрачная непреклонность Правой руки придала Нерори уверенности. – Потому что времени у нас нет.

Второй меч с испуганным шуршанием покинул ножны.

Дом встретил их тишиной. Нерори помнил её. Такая же тишь стояла и тогда, в ту ночь, которую он хотел забыть.

– Агнес… – позвал он с надеждой. Ничего. Первый этаж выглядел нетронутым.

Лестница молчала, пока они поднимались наверх. Это, правда, не обнадёживало, – наоборот.

Второй этаж являл собой одну вместительную комнату. Первым делом Нерори посмотрел на кровать у левой стены, незастеленную, таящую в себе долгий ночной холод.

Ривлик коснулся его руки и кивком указал вперёд, на постель сестры, пока не остывшую: смятое одеяло, продавленная посередине подушка. Казалось, Агнес только-только покинула её. Но Нерори не ощутил облегчения.

Она стояла у кровати, стояла и смотрела, тощая и громадная. Бледная морда: без носа, ушей и шерсти, перекошенные зубы, торчащие из сомкнутой окровавленной пасти, – куда тоньше собачьих. Спокойно блуждал взгляд тлеющих глаз.

Стражник затрясся, сжав рукоять покрепче.

– Вот же дерьмо… – ошеломлённо пробормотал Ривлик себе под нос. Нарушать тишину нельзя. Кто знает, как она себя поведёт.

Существо двинулось к ним. Оно не скалилось, не выдавало желания напасть ни одним своим движением.

Внезапно закашлявшись, Собака сорвалась на страшный семенящий бег. Белёсый клинок Ривлика резко рубанул с правого бока по напрягшейся шее. Удар не произвёл эффекта. Существо выгнулось и с молчаливым клацаньем укусило воздух в дюйме от его ноги.

Оказавшийся у неё за спиной Нерори размахнулся и ударил лезвием по задней лапе. Не издав ни звука, Собака дёрнулась налево и сбила Ривлика с ног.

Пасть открылась, выпустив сипящий шёпот, призрачные глаза замерли на дрожмя дрожащем стражнике. Он догадывался, что она сделает. Ночь, когда погиб Мейнок, неизгладимо отпечаталась у него в памяти.

Не пытаясь уклониться, избежать нацеленной на неё назойливой булавки, Собака бросилась к нему. Нерори и не стал атаковать, лишь отступил в сторону, в последний момент. Прежде чем тварь опомнилась, он с неестественным криком навалился ей на спину, всадив остриё в шею.

Собака шарахнулась назад, её вырвало на пол, она пошатнулась, хотя и не упала. Рана была неглубокой.

Её движения замедлились. Следующий рывок к Ривлику, который уже стоял на ногах, обернулся для неё порезом на морде. Нерори, ополоумевший, перекошенный, опустил меч ей на хребет. Собака осела, завалилась на бок, отползла, скребя когтями половые доски.

С недоверием к происходящему Ривлик приблизился к телу, почти не дышащему, истекающему блеклой кровью. Что-то не позволило ему добить её.

Нерори понемногу успокаивался, но оружие прятать не спешил.

– Значит, это убило Мейнока, – заключил Ривлик, хмуря лоб. – Она забралась в дом… эти твари охотятся на спящих. Твоей сестре повезло. Нам всем повезло. Найди её, она не должна это увидеть. Об остальном я позабочусь.