Текст книги "Свет Неутешенных"

Свет из окон

Наедине

Нерори бежал, побрякивая мечом, глаза дёргались из стороны в сторону. Агнес, до смерти перепуганная, торопилась следом, подобрав полы платья. Отовсюду сочился разъедающий глаза желтоватый свет, как будто из каждого окна. Всё равно было темновато, как-никак, ночь.

Раздавались истошные крики, по-видимому, когда кто-то натыкался на свежие трупы. Глава Тод запретил укрываться в своих жилищах. Решётка Королевского Дома, последнего надёжного убежища, опустилась.

Боковым зрением Нерори заметил их немолодую соседку. Сжимая в руках торбу с имуществом, она семенила за ними. В ту же секунду из непроглядного переулка на неё бросилась Собака. Тварь перекусила ей шею – тело обмякло у неё в зубах – и замерла, глядя вслед убегающим. Погоня её не интересовала.

Те, кто находился в ночных трактирах, в них же и заперлись. После того, как одна из Собак пробралась в «Пёстрого карпа», прикончив почти всех посетителей, от этой идеи отказались.

Стражницкий Холл опустел, в нём тоже небезопасно. За ограждениями из кольев расположилось несколько одиноких арбалетчиков – всё это, конечно, выглядело невнушительно. Большая часть городской стражи патрулировала улицы, выводила из домов выживших хозяев, охраняла спасающийся народ. В этом, правда, не было особенного смысла.

Собаки нападали из тени, убивали быстро и бесшумно, затем пропадали в ночи. Предотвращать смерти не удавалось. Лекмерт охватила неразбериха. Мертвецов находили растерзанными, брошенными на виду, при этом звуков расправы никто не слышал.

Впереди, за ощетинившимся заграждением маячил свет факелов – Нерори увлекал сестру к Стражницкому Холлу. Уорорт, владелец «Пчелы и плотника», и кучка постоянных клиентов его заведения также догадались спрятаться там.

Сбоку мелькнули два тусклых глаза. Нерори, не останавливаясь, вытащил из ножен клинок. Заметив приближающиеся фигуры, караульные наложили болты.

За спиной у Агнес проскользнула острая морда. В следующий момент она упала – тварь стала подтаскивать её к себе, зажав в зубах край платья. Ринувшийся на помощь сестре Нерори воткнул остриё меча в складки кожи на тощей шее. Собака отпрянула, следом её лысое туловище пробил стальной болт.

– Беги! – потребовал Нерори. – Быстро!

Агнес поднялась, подхватила платье и, помешкав секунду, бросилась прочь.

Стражник остался с монстром наедине. Ему делалось дурно от мысли, что глава Мейнок погиб в схватке с одним из этих существ. К тому же всё, на что приходилось рассчитывать сейчас – выстрелы из темноты. Ещё неизвестно, в кого они прилетят.

Собака раздвинула пасть, издав холодящий кровь зов. Ей в грудь вонзился болт. Она рванулась вперёд, схватив зубами лезвие, которым Нерори заслонился, и прижала его к дорожным плитам. Челюсти сомкнулись, сломав сталь, подобно тростинке.

К лицу трясущегося стражника приблизилась немая морда. Поглощённый ужасом, он сжал пальцы на рукояти с обломком лезвия и с криком ударил – в горло. Из раны просочилась беловатая струйка кровяной жидкости.

Хныканье

– Видимо, она ещё на прогулке, – пролепетала Дженнет, вернувшись в гостиную. Правая рука бросил на неё не очень обнадёживающий взгляд.

– Глава Тод приказал мне лично забрать господина Недсэма и его дочь в безопасное место, – он выглядел угрюмым, как всегда. – Они – важные персоны. В Лекмерте переполох, членам совета надо немедленно отправляться в Королевский Дом.

– Милосердный Свет, – Дженнет боязливо посмотрела в окно, за которым слышался тревожный шум. – Вдруг с ней что-то случилось…

– Будем надеяться, что нет. Хотя бы господин Недсэм у себя?

– Да, да, – служанка судорожно покивала и поманила его за собой. – Он работает.

В доме было тихо, как и в апартаментах Кеалпеса. Дверь стояла незапертой.

– Господин Недсэм… – позвала Дженнет, оглядевшись внутри. На балке слабо светился один-единственный фонарь. – Объявлена тревога. Тут господин Правая рука стражи, это срочно, – никто ей не ответил. Служанка напряглась: обычно, Кеалпес не позволял к нему врываться. Дверь и ту не закрыл. – Господин Недсэм!

Один из длинных столов был перевёрнут. На полу, пропитанном мутно-белой водой, валялись разбитые сосуды и содержавшиеся в них внутренности ксоотов, которые превратились в гнилостные кучки.

Ривлик осторожно обнажил меч и приложил палец к губам, когда служанка с удивлением воззрилась на него. После этого он жестом попросил её держаться в стороне и двинулся дальше, в полумрак зала. Всё явнее становились следы погрома.

Слуха коснулось тихое хныканье. За сводчатым столбом виднелся сидящий на полу силуэт.

– Господин Недсэм?.. – Правая рука прищурился. – Всё в порядке?

Нытьё прекратилось, в него вперились два багровых пятнышка. Он видел раньше это лицо, тогда ещё не такое уродливое.

Пропавший плотник неказисто вскочил, у него из глотки вырвалось утробное урчание. Его губы, подбородок и рубашка были покрыты слоем запёкшейся крови. Возле искривлённых ног со сросшимися пальцами лежал хозяин дома в своём пёстром халате. В груди Кеалпеса Недсэма темнела выгрызенная дыра.

Рисден провёл удлинившимися пальцами по лицу, неразборчиво запричитал и резко дёрнулся вперёд. Ривлик нанёс режущий удар, заставивший плотника заверещать и повалиться навзничь, заливая кровью половые доски. Вскоре тот умолк.

– Дженнет… – Правая рука вытер запятнанное лезвие. Увидев труп своего работодателя, служанка застыла в оцепенении.

– Что?.. – пошевелила она губами. – Как же?.. Вам, наверно, нужен фонарь?

Ривлик кивнул и склонился над Рисденом. На запястьях и лодыжках плотника остались перерезанные путы. Одежда всё та же, в которой они с Нерори видели его в том подвале.

– Кеалпес не гнушался никакими методами… – сказал Ривлик, когда Дженнет поднесла ему светильник. – И поплатился.

– Он из тех заражённых? – служанка побоялась разглядывать Рисдена, несмотря на всё любопытство, играющее в ней.

– Да. Видимо, его держали тут. Но кто-то освободил его… Любопытно, зачем. Зачем кому-то смерть придворного учёного. Давно вы видели господина Эйенвата?

Преданные слуги

Синтия пила чай на веранде садового домика в компании Ротерби и Тнайта. Приятная прохлада избавила её от раздумий о семейном неблагополучии. Ей нравилась здешняя тишь, которой был лишён Королевский Трактир со всеми его ночными заведениями.

– Сад у них что надо, – вздохнул подмастерье, глядя на виднеющийся забор Остролистов. – Огородились себе ото всех, и, вроде, их это устраивает. Гёльни, конечно, тот ещё брюзга, ворчит, ворчит – по любому поводу.

– Он щедро оплачивает своё недовольство, так что оставим за ним это право, – сказал Ротерби. – Они выделили нам личное жильё с садом. Благодаря этим неприветливым господам мы нашли приют. Не всем беженцам так везёт.

– Если я отнеслась к вашему положению с пониманием, это не значит, что надо всех об этом ставить в известность, – снисходительно усмехнулась Синтия. – Многие не доверяют озёрщикам так же, как и выродкам.

– Не сказать, что незаслуженно, – садовник помрачнел. – Выродки жили под стенами наших домов, их дети умирали от голода. Их трупы гнили на глазах у сородичей до тех пор, пока вонь не вынуждала хоронить их. Люди боялись даже приближаться к ним, и всё из-за этих кровавых колечек у них в глазах… Они просто смотрели на нас и молчали… В конце концов, специалисты устроили над ними расправу как над нечистью. Убитых кидали в повозки и увозили с глаз долой. Я не могу винить выродков за Таргертскую Резню.

У пригородных жилищ замелькали огоньки фонарей. Тишину нарушили встревоженные голоса и плач. В загоне у пастбища заблеяли пробудившиеся овцы.

– Что там такое? – буркнул Тнайт. Из-за подлеска донёсся вопль и через секунду оборвался.

– Думаю, это они, – садовник тяжело посмотрел на Синтию. – Здесь есть надёжное место?

Пригородные жители сновали в поисках убежища, боясь приближаться к собственным домам. Трактирщик Говель закрыл «Пивную шахту» изнутри для сохранности посетителей-рабочих.

Жена пастуха Мерхсота, нашедшая супруга валяющимся на пастбище с прокушенной грудью, остановилась посреди дороги. Она не намеревалась убегать, не находила в этом необходимости после того, как овдовела. Немногим позже её труп обнаружили на обочине.

Одинокие ксооты слонялись по окрестностям с прежней незаинтересованностью, лишь изредка поворачивая слепые головы, когда кто-то проносился мимо. Все забыли о них.

– Это близко, – шепнула Синтия следующим за ней садовникам и свернула на дорогу, усыпанную каменной крошкой. – Думаю, в копях безопаснее всего.

Впереди замаячил северный вход в шахты: с виду – обшитая досками нора, уходящая в глубину. Подземный мрак успокоил Синтию. Остановившись у заслона, перегородившего тоннель, она постучалась в хлипкую потрескавшуюся дверку.

– Кто? – осведомился Койел изнутри.

– Впустите, – Синтия боязливо оглянулась. – Пожалуйста. В пригороде Собаки.

Привратник издал хриплый смешок.

– Те, что ли, о которых болтают? Шахтёры – народ, конечно, простой, но мы не идиоты, милочка. Думаете, я верю в эти байки? Не дозволено открывать, кому вздумается. Если вы не работаете здесь.

– Я Синтия Недсэм, дочь Кеалпеса Недсэма, придворного учёного. Я лично знакома с Джошем Остролистом.

Повисла пауза.

– Собаки, говорите?..

Судя по возне из-за двери, Койел отправился за ключом. Вдруг ни с того ни с сего он сдавленно вскрикнул, и наступила тишина.

– Вы здесь?

Ответом Синтии послужило шепчущее дыхание, вынудившее её в страхе попятиться.

Пригород обезлюдел – те, кто выжил, стягивались в Лекмерт, хотя и там дела обстояли не лучше. Двери домов – настежь распахнуты, некоторые так и не покинули своих спален. Стадо Мерхсота утихло.

– Бежать нет смысла, – Ротерби осмотрел пустую округу. – Их угодья везде, скрыться не удастся. Возможно, если мы не будем привлекать внимания…

Неожиданно послышался лай, на дороге показалась Райса. Учуяв запах соседей, она завиляла кривым хвостом и подбежала к ним.

– Кажется, я её где-то видела, – свела брови Синтия.

– В «Пчеле и плотнике», – Тнайт смотрел на собаку без особой приветливости. – Её хозяева – дельцы и ко всему прочему наши соседи, как выяснилось. Она постоянно меня будит по ночам. Наверно, потерялась. Может, и их убили?..

Заунывно заскулив, Райса сжалась и задрожала. Синтию окутал страх, когда она заметила, что из полутьмы на неё пялятся две желтеющие точки.

Собака двигалась мучительно медленно. Её сомкнутая пасть почернела от крови. Со стороны пастбища ковыляла другая, поменьше. Райса забилась Ротерби в ноги и потявкивала.

Ничего не происходило. Обе твари остановились поодаль.

– Вы нашли Райсу, – голос принадлежал Гарольду Ситлику. Он обнаружился сидящим на лавке у одноэтажной хибары, в окнах которой не горел свет. – Очень кстати, а то мы уже всполошились, – на него обратились недоумённые взгляды. – Не переживайте за меня. Мне ничего угрожает. Да и вам теперь тоже. Мы бы очень расстроились, если бы малютка Райса погибла. Кто знает, как бы повернулась её судьба, если бы она не унюхала вас?

– Их родство заканчивается на внешней схожести, – объяснил Лоссоди, возникший рядом с одной из тварей, которая была покрупнее. Та надсадно раскашлялась и проблевалась. – Они не тронут ни вас, ни нашу собачку. Мы запретили. На сегодня довольно жертв.

– Кто вы?.. – проговорила Синтия вполголоса. – Как вы ими управляете?

– Мы лишь преданные слуги, дорогая, – Гарольд Ситлик подозвал к себе Райсу движением пальцев. – Возвращайтесь домой безбоязненно. Но завтрашней ночью, к сожалению, мы ничем не сможем вам помочь.

Неисполненное предназначение

«Когда я наткнулся на Светлую Обитель, мне оставалось недолго. В ту ночь Лиарас избавила меня от Сырости. Я не был удивлён, что она разделась, из-за болезни мне было всё равно – я умирал. В конце нашего воссоединения от неё стал исходить свет, и он ужаснул меня. Такой же свет окутывает жрецов во время вечерних молитв. Он почти незримый, лишь тьма выявляет его. Кажется, я один это вижу. Должно быть, дело в моём скоропостижном исцелении.

Ясность – губительна. Жрецы, чьего рассудка она коснулась, питают к ней фанатично-религиозные чувства. Я убеждён, что Лиарас не вылечила меня, она лишь забрала то, из-за чего во мне укоренилась болезнь. Подозреваю, что Сырость связана с Ясностью, возможно, это последствие её влияния на человеческое тело».

Креупци спрятал книгу – вокруг сделалось излишне шумно. Ранним вечером в холле проповедей столпились Неутешенные, те из них, кто был в силах.

– Мейгретта с супругом тоже здесь, – Бернек, пристально наблюдавший за происходящим из ниши, протянул ему кисет с табаком. – Думаешь, она одна из Сестёр?

– Может быть, – сказал Креупци вполголоса. – Но я не уверен.

– Она говорит явно с Ней. Эвелин не поддержала её, сочтя безумной, и поплатилась жизнью за своё недоверие. Мейгретта убеждает здешних, что Ясность – благо, как делала Лиарас.

Из трубки Креупци поднялся дымок.

– Похоже, что она искренне в это верит. Ей одиноко, она злится – её муженёк и тот не воспринимает её слова всерьёз.

– Нельзя позволить ей сеять обман. Неутешенные готовы уцепиться за любую надежду.

Голоса мало-помалу стихли, когда отец Эйларп не без помощи правнучки уселся в каменное кресло, из которого обычно проповедовал. После бессонной ночи он выглядел прескверно. Паула, не пожелавшая покидать деда, отступила за спинку кресла – взгляды её смущали.

– Моё предназначение – поддерживать вас, – пробурчал Эйларп. – Но, по правде, у меня больше нет на это сил. Со смертью моей внучки беспросветность в моём сердце разрослась. Я чувствую её внутри. Мои мысли отвратительны, меня съедает ярость и отчаяние. Я утратил себя, когда Эвелин погибла, и вряд ли обрету снова. Но именно это и роднит нас. Все мы здесь похожи. Наши беды разнятся, но исход один – мы погрязли во тьме. Мы слоняемся в ней и упиваемся этой страшной прогулкой. Корневой Мор лишь выявил то, что всегда было среди нас. Бледный Свет… мы взываем к нему, но он не отвечает.

– Значит, наша вера бессмысленна? – спросил кто-то. – Мрак всегда сгущается обратно, мы по-прежнему в нём. Наш зов никто не слышит!..

Эйларп помолчал.

– Главное, что его слышите вы. Бледный Свет не развеет всех ваших болей, он указывает путь. К сожалению, это путь в темноте. Я был слеп, но этой ночью мне открылась правда. Я видел то, чему мы поклоняемся, – лица внемлющих на миг просветлели. – Не сказать, что это меня утешило, но я буду покорно следовать Его наставлению.

Факелы ещё не зажгли. В зал настойчиво закрадывались потёмки.

– Благословение Бледного Света… – всхлипнула Мюриэль и заплакала от напряжения. – Столько лет тишины…

– Что вы слышали?.. – усомнилась Мейгретта.

– Давайте помолимся, – взгляд Эйларпа на секунду обратился на неё. Он выставил перед собой руки ладонями вверх.

– Да, – прошептала Мюриэль, улыбаясь, и склонила голову вместе с паствой. На лица Неутешенных легло облегчение, между тем, Креупци вся эта картина показалась гнетущей.

Несмотря на то, что сумерки неуклонно сгущались, вечерняя тень избегала Эйларпа. В один момент Креупци заметил, что от старчески разжиревшей фигуры сочится слабо различимое мерцание.

– Ты это видишь? – шёпотом спросил он, посмотрев на Бернека.

– О чём ты? – тот сдвинул брови.

– Свет, – в глазах Креупци появилась резь. – С Эйларпом что-то не так…

Мерцание становилось отчётливее, призрачные струи поднимались к сводам, словно дым, заполняли стыки и трещины в кладке.

– Да хранит Бледный Свет всех нас… – пробормотал Эйларп. – Я знаю, что случилось с моей Эвелин.

С потолка бесшумно посыпалась извёстка. Креупци взглянул на Мейгретту: похоже, она, как и все, ни о чём не догадывалась. Эйларп делался всё мрачнее, в то время как свечение усиливалось.

– Вы виноваты в её смерти, – он смотрел на Неутешенных ненавидящим взором. – Десятилетиями я заботился о вас… Я не прощу вам этого. Не прощу…

Своды тихонько затрещали.

– Это несчастный случай, – возразила Мюриэль. – Мы любили Эвелин, как родную. Почему вы обвиняете нас?..

– Я потерял её… Кто-то из вас убил мою внучку.

– Неужели он всё-таки помешался? – печально наморщился проповедник. – Он видел не Бледный Свет, это Она явилась ему и сейчас воздействует на его разум. Он ведь и без того сомневался в том, что произошло из-за наивных опасений Паулы.

Тут в голове Креупци пронёсся шепоток, слышанный им вчера у оврага. Он посмотрел на правнучку Эйларпа, прячущуюся за креслом, и наткнулся на взгляд померкших глазок.

Личико Паулы застыло. Мерцание исходило от неё.

– Это она, – произнёс Креупци, сопротивляясь сковывающему страху. – Паула. Это она. Она – Светлая Сестра.

– Умрите, убийцы!.. – возгласил Эйларп. В следующую секунду клочья мерцания полыхнули, и пронизанный ими потолок начал обваливаться. Посыпалась пыль. Разрушенная кладка с грохотанием падала, придавливая недоумевающую толпу. Плач Мейгретты, склонившейся над погибшим супругом, подкрепил всеобщее смятение.

Бернек отдёрнул Креупци в нишу, прежде чем расколотые своды похоронили под собой большую часть пола. Немногие успели укрыться.

Эйларп сидел в пыльной мгле, повисшей над развалинами, и плакал.

– Паула… – позвал он. – Паула… ты в порядке? Паула!..

– Она не та, кто ты думаешь, – щурясь и кашляя от оседающей пыли, предупредил Креупци, остановившийся на шаткой насыпи. – Не верь ей!

– Паула… – ничто, кроме неё, не волновало престарелого пастыря. Наконец, правнучка показалась.

– В память об Эвелин, прислушайся! – потребовал проповедник, не сводя глаз с детского силуэта.

– Паула… – при виде последней ценности, которая у него сохранилась, на физиономии Эйларпа заиграло радостное выражение.

– Бедный слепец, – в голоске Паулы прозвучала жалость. – Больше у тебя ничего нет.

– Нет!.. – Эйларпа затрясло, он сжал её маленькую ручку в своих. – Не говори так. У меня есть ты. Всегда была. Ты же будешь со мной, будешь. Те, кто лишил тебя матери, мертвы. Я оберегаю тебя.

– Она не была мне матерью, Эйларп. Как и я не была тебе роднёй. Забавно, ты даже не заметил, что твоя правнучка однажды стала другой. Но Эвелин… она заметила. И довольно быстро. Она хотела нарушить мои намерения.

– Что ты имеешь в виду?..

– Паулы, за которую ты меня принимаешь, давно нет. Всё это время ты был один. Я надеялась обратить Неутешенных на благой путь… к сожалению, они отказались, – Светлая Сестра повернулась и уставилась на проповедника, доставшего фонарь. – Лиарас говорила мне о тебе, Бернек. Я удивлена, что ты не поддерживаешь нас. Ты такой же, как и мы – все мы служим Ей.

– Сомневаюсь, – ответил Бернек. – Ясность искажала суть того, во что я верил, но мои глаза открылись.

– И всё же ты молился об озарении, и Она благословила тебя. Ты можешь ненавидеть это или отрицать – суть не изменится. Скоро жители Квёлых Королевств возрадуются в её мерцании. Мы вызволим блуждающих из темноты.

– Сколькие из них перенесут это?.. – фонарь в руке проповедника наполнился мертвенно-блеклым светом. – Я не позволю тебе уйти.

Рванувшись в сторону, Паула затаилась в потёмках. Креупци почти ничего не видел, кроме неярко подсвеченной фигуры проповедника. Время от времени светильник вспыхивал, открывая происходящее: Паула крутилась вокруг Бернека и обдавала его серым мерцанием, прожигающим одежду и кожу.

Креупци поднял булыжник, улучив удобный момент, подскочил к Светлой Сестре и ударил её по голове. Пронзившее глаза холодящее жжение вынудило его отпрянуть назад.

– Я не так благосклонна, как Лиарас, – раздался голосок Паулы. – Не мешайся, или потеряешь зрение.

Внезапно ей в щиколотку впились пальцы Мейгретты, которая пришла в себя от вспышек. Фонарь задел Светлую Сестру, последовал беззвучный отблеск, и, вскрикнув, она упала навзничь.

– Ты предал свою веру. Во мраке не спрятаться… – холл проповедей на секунду прояснился, после чего провалился в темень. Паула исчезла.

Проповедник помог Мейгретте подняться на ноги. Не проронив ни слова, она принялась зажигать настенные лампы – всё, что ей оставалось. Хотя вряд ли она находила в этом большой смысл. Креупци уселся в сторонке и закурил трубку.

Сестра Мюриэль, как и большинство паствы, была погребена под слоем развалин.

– Какая я идиотка… – прошептала Мейгретта. – Косли… мой дорогой Косли…

– Таковы последствия Ясности, – утешил Бернек. – Ты не виновата. Ни ты, ни Эйларп. Жаль, это не отменяет всего этого кошмара.

– Кстати, где он? – полюбопытствовал Креупци, не обнаруживший никого в каменном кресле.

В одиноких покоях пастыря Дома Неутешенных всё ещё потрескивал камин. Клетка, поставленная у поднятой оконной створки, опустела.