Текст книги "Петушки обетованные. В трех книгах"

Однако такое церковное единение стало раздражать власть. Только полтора года прослужил здесь батюшка. Его отчислили за штат и определили на жительство в Егорьевск Рязанской области. Здесь он снимал угол, где не позволяли даже повесить свои иконы. Слава Богу, не ограничивали в передвижении. Отец Исидор смог навещать своего духовника – о. Митрофана, бывать у себя на родине. К тому времени уже закончили свой земной путь многие зосимовские старцы. Не стало о. Агафона, о. Никиты. В 1938 году умер о. Зосима. С последними батюшка вместе служил на приходе в Волоколамске. У о. Зосимы оказалось много духовных детей. Перед смертью о. Агафон некоторых своих благословил перейти к о. Исидору, его он хорошо знал и уважал. Однако в это время батюшка находился в ссылке на Севере. Поэтому чада определились к о. Зосиме. Теперь вот и его не стало. Что делать? Где живет отец Исидор, никто не знал. Однако все по воле Божией. Во время заупокойной всенощной неожиданно появилась одна инокиня, от которой узнали, что о. Исидор живет в Егорьевске. Срочно послали за ним человека, и о. Исидор успел на отпевание. Он перекрестился на икону, лежащую на аналое, опустился на колени перед гробом и поклонился. Лицо его было задумчивым и серьезным. О чем он думал? Может быть, о том, что все меньше оставалось старцев Зосимовой, все больше они должны были нести бремя за ушедших из мира сего. Еще до службы старшая из духовных детей о. Агафона от имени остальных попросилась под духовное руководство о. Исидора. «А благословение на это было?» – «Было от о. Агафона». Однако батюшка, верный заветам старцев, в таком деле не спешил с ответом. В монашеской жизни все ведь надо делать по благословению. Он поехал к своему духовнику. Отец Митрофан благословил взять только духовных детей о. Агафона. Среди них и была монахиня Гавриила. Так матушка оказалась под духовным руководством батюшки и вскоре стала его надежной помощницей.

В конце марта 1939 года архимандрит Исидор был назначен штатным священником в Знаменскую церковь села Ивановское Волоколамского района Московской области, в которой прослужил почти до самой войны. К приходу были причислено несколько деревень. Совершать требы становилось все труднее. Здоровье уже не позволяло много ходить пешком. В 1940 году был назначен второй священник, что было очень кстати. В начале 1941 года развилась гипертония. Иногда о. Исидор не мог даже встать с постели. Пришлось временно оставить службу в храме. Служил теперь только по праздникам.

В последние предвоенные годы много потрудился о. Исидор на ниве духовного окормления. Наверное, даром старчества Господь оделил многих насельников Зосимовой. Всех своих чад батюшка принимал радушно, по-отечески, на исповеди требовал сокрушения покаянного и твердого намерения воздерживаться от грехов. Являл детям своим милость, иногда строгость, но жалел их, сокрушался вместе и прощал все. Редко кого по доброте своей наказывал поклонами и тем более епитимиями и всем разрешал приступать к Святым Таинам. Хотя о. Исидор был без образования, к нему тянулись и люди ученые. Он не отказывал им в совете, что знал, то и говорил. А чего не знал, не лукавил, отвечал: «Не знаю». Простыми ответами удовлетворялись все. Один большой человек даже приходил для разрешения научного вопроса. У него потом спрашивали, доволен ли он ответом: «Вполне. Батюшка все понял, дал исчерпывающий совет, и большое мое сомнение разрешено им так удивительно просто и ясно для меня». Своей простотой, искренностью, легкостью характера и душевностью старец привносил в жизнь своих чад мир и душевное спокойствие. Одна из его духовных детей однажды очень точно дала определение о. Исидору: «У него на душе всегда Пасха».

Кроткий и смиренный от природы, батюшка искренне считал себя ниже всех монахов Зосимовой пустыни, на всех смотрел как на святых отцов, а на себя – как на грешного мирянина. Хорошо он помнил слова своего старца о. Алексия, который говорил ему еще в монастыре: «Смотри, брат Иоанн, не протуши свое иночество, как бы простая баба в сарафане не предварила бы нас в Царствии Небесном». Отец Исидор сам, будучи уже старцем, продолжал, если позволяли возможности, ездить каждые две недели в Каширу к о. Митрофану исповедоваться.

22 июня 1941 года грянула Великая Отечественная. Военные сводки утешения не приносили, фронт быстро приближался к Волоколамску. Духовные дети были очень обеспокоены за батюшку. Они решили за послушание направить м. Гавриилу в помощь к архимандриту. Матушка несколько раз приезжала к о. Исидору, привозила продукты, помогала по хозяйству и уговаривала его перебраться в Москву. Когда батюшка согласился, было уже поздно. Немцы быстро наступали. Железнодорожное сообщение прервалось. По Волоколамскому шоссе еще шли редкие машины, но до него надо было идти около трех километров, а батюшка ходить быстро не мог. Тут еще начались страшные бомбежки. Десятки немецких самолетов утюжили мирный город. В страшном грохоте тонули крики метавшихся в ужасе людей. Отец Исидор оставался спокойным и сосредоточенным. Он как мог помогал, утешал несчастных, подбадривал. Почивших отпевал тут же. В остальном непрестанно молился. Призывал это делать и остальных.

С середины октября и до конца декабря 1941 года Волоколамск был в зоне боевых действий, так же как и деревня Горки, которая находилась в трех километрах от него. Она не раз переходила из рук в руки. Жителям приходилось по неделям сидеть в наспех вырытых окопах. Многие видели в батюшке свое спасение и усиленно приглашали в свои, по их мнению, более комфортабельные ямы. Однако батюшка не бросал своих близких. В одно время у него образовался лазарет. Он организовал вынос наших раненых с поля боя и потом ухаживал за ними в избе, пока не прибыли санитары. В это страшное время у батюшки при себе всегда были Святые Таины. Он причащался сам и причащал других. Кроме правила ко причастию читали акафисты Спасителю, Божией Матери «Скоропослушнице». Все время усиленно молился. Однажды начался сильный артобстрел. Все бросились к своим окопам. Батюшка ковылял последним. Вдруг он услышал стон. Рядом с крыльцом лежал раненый сосед. Он взывал: «Помогите мне, батюшка, и простите за все». Отец Исидор вернулся в дом, нашел чистую простынь, разорвал ее на полосы и вышел опять на крыльцо. Канонада усиливалась. Близкие кричали ему, махали из окопа, умоляли бросить все и укрыться. Однако о. Исидор неторопливо перевязал все раны, успокоил и подбодрил стонущего в предсмертной агонии человека, и только потом, пригибаясь, пошел к окопу. Вскоре раненый затих. Кто-то сказал, что этот человек только вчера, сидя в окопе, утверждал, что никакого Бога нет, и жалеть его нечего. Батюшка строго посмотрел на рассуждавшего и веско заметил: «Неисповедимы пути Господни. Может быть, он своими последними словами “простите за все” получил прощение за свое сомнение». Батюшка помолился о душе новопреставленного и в ту же ночь отпел его.

За два с половиной месяца боев пришлось сменить несколько мест. Война сеяла смерть, разрушения и горе, уныние и отчаяние. Кругом разливалось людское страдание. Батюшка не скрывал своих слез, когда узнал, что на площади Волоколамска повесили восемь партизан, когда своими глазами видел, как горел дом с пленными нашими солдатами, а немцы стреляли по окнам и дверям, не давая выйти. Сам он несколько раз был на грани гибели. Только, видимо, заступничество Пресвятой Богородицы и Николая Чудотворца, скорого помощника в бедах, спасало монаха. Ничтоже сумняшеся он по просьбе прихожан пришел в Волоколамск совершить праздничную службу святителю в храме Рождества Пресвятой Богородицы в самый разгар боев за город.

19 декабря батюшка со своими близкими появился в храме рано утром. Надо было должным образом подготовить церковь, поскольку она служила убежищем для местного населения и, конечно, имела неприглядный вид. После приборки и наведения полной чистоты о. Исидор начал службу. Певчих не было. Пели вместе с м. Гавриилой. Вначале народу было много, потом люди постепенно стали уходить. Рядом по московскому шоссе спешно отступали немцы. Шли танки, машины тянули орудия, везли боеприпасы, награбленное добро. Несколько немецких солдат забежали в церковь. Они оглядели стены и, видимо, не найдя ничего заслуживающего внимания, быстро удалились.

Батюшка служил истово, не торопясь, не замечая ничего, что творилось вокруг. Он не обращал внимания на артобстрел и спокойно совершал литургию. Окончив обедню, о. Исидор стал служить молебен святителю Николаю. Лицо его источало свет. Он, казалось, не слышал м. Гавриилу, которая при каждом разрыве снаряда вжимала голову в плечи и торопила батюшку поскорее закончить.

После молебна о. Исидор не спеша убрал все принадлежности, снял ризу, епитрахиль и поручи, закрыл алтарь и пошел попить кипяточку в сторожку, где его уже ждали. Матушка тряслась от страха при каждом содрогании земли и заставила-таки батюшку покинуть это опасное место. Так под обстрелом они и пошли в родную деревню Горки. Видя невозмутимую уверенность батюшки, попутчики успокоились, свято веря, что с ними ничего не случится.

Через несколько дней все стихло. Пришли наши. Началась проверка, кто где был, что делал при немцах, как вел себя. За батюшку стояли все горой, но время-то было безбожное. Вскоре о. Исидора как «социально опасный элемент» снова взяли. Опять от него долго не было известий. Да и какие известия ждать в прифронтовой зоне. Матушка Гавриила уехала в Москву и там по Божией милости случайно встретила батюшку в одном из московских храмов. Он без тени роптания поведал о своих мытарствах, как жил без крова, в голоде и холоде. Ведь у него не было ни продовольственных карточек, ни денег. Когда казалось, что наступает конец, пришло чудо. Отец Исидор внезапно встретил на улице духовную дочь, и она отдала ему свою дневную пайку хлеба.

Весной 1942 года архимандрит Исидор был назначен настоятелем храма Рождества Богородицы в селе Никольское-Трубецкое Балашихинского района Московской области. Здесь опять надо было все начинать сначала. Храм оказался невероятно запущен. Более 50 лет в нем не проводился ремонт. Под слоем копоти на стенах не видно росписи. Иконы пятиярусного иконостаса облупились. С резных колонн и царских врат позолота стерта. На половине пола отсутствовала плитка. Окна без стекол, а в алтаре они вообще были заложены кирпичом. Отопление нарушено. Подвал завален щебнем и мусором. Церковная ограда разобрана, сохранились только железные ворота, которые чудом держались на оставшихся столбах. Ни сторожки, ни церковного дома. Староста и та оказалась нечиста на руку. Но об этом стало известно позже, и все равно батюшка, по мягкости своего характера, долго не мог решиться уволить ее. Потом с помощью духовных чад и по благословению благочинного он это сделал.

Средств на ремонт не было, помощи ждать неоткуда, и о. Исидор начал наводить порядок сам. Несколько дней батюшка убирал алтарь, вытаскивал кирпич, потом занялся окнами. Разумеется, рядом была монахиня Гавриила. Она помогала, как могла. В конце концов подготовили церковь для службы. И так затеплилась в храме жизнь.

Материал для ремонта доставать было очень трудно, а с учетом военного времени практически невозможно. Однако с помощью прихожан, духовных чад, которые в большинстве своем проживали в Москве, а некоторые из них занимали и приличные посты, удалось начать настоящий ремонт.

Вначале подключили храм к электросети, потом занялись отоплением. Печи были старинного образца, и восстановить их полностью оказалось не под силу даже специалистам. В холода стены потели, по ним струилась вода, а сердце батюшки истекало кровью, болело за храм. У него стали развиваться гипертония и водянка.

Одновременно с ремонтом потихоньку строился и церковный дом. Наконец в 1947 году он был готов, и батюшка смог съехать с квартиры. У него снова появилась крошечная, с очень скромной обстановкой, но своя келия. До этого квартировал батюшка у хороших людей. Хозяин был на фронте, и от него два года не было известий. Жена очень горевала, просила о. Исидора помолиться, чтобы он вернулся домой, пусть даже тяжело раненный. И действительно, в конце 1943 года Иван объявился. Написал, что лежит в госпитале и собирается после выздоровления домой насовсем. Потом хозяин объяснял все произошедшее с ним каким-то чудом.

В первое время народу в храме было немного, со временем число прихожан увеличилось, а в праздничные дни храм был полон. Батюшка служил не торопясь. Голос у него был звучный. Служил без пафосного надрыва, спокойно, слова выговаривал очень четко. Все движения во время богослужения были степенные и уверенные.

Службу о. Исидор вел великолепно. Все ектении, возгласы, многие молитвы из Божественной литургии знал наизусть, так же как тропари и кондаки. Хорошо знал устав и почти никогда не пользовался Типиконом. Особенно он следил за гласами, чтобы их не путали певчие. Если все же такое случалось, ведь опытных псаломщика и певчих не было, батюшка запевал сам.

На главный ремонт – реставрацию икон и росписи – батюшка потихоньку собирал деньги. Отказывал себе в самом необходимом. Матушку Гавриилу благочинный благословил ввести в штат, поскольку она была истопником, вела всю канцелярскую работу, весь бухгалтерский учет. Положили ей скромную зарплату, но когда наступила пора ее выдавать, о. Исидор сказал: «А зачем тебе деньги? Кормишься ты при храме, крыша над головой есть, не разута, не раздета. Буду твои деньги откладывать на ремонт».

Так и экономил на всем.

После Пасхи 1948 года наконец начали капитальный ремонт храма. Были наняты опытные реставраторы из Москвы. Сначала отремонтировали правый придел во имя первоверховных апостолов Петра и Павла, а потом главный и левый. Все 86 икон пятиярусного иконостаса были вынуты и отреставрированы, промыты потолок и стены, подновлена роспись. Отчищены паникадила, подсвечники, оклады. К престольному празднику ремонт был закончен. Церковь стала неузнаваемой, светлой и праздничной. Торжественно смотрели на прихожан лики с иконостаса и, казалось, тоже радовались.

В самый праздник Божественную литургию совершали архиепископ Можайский Макарий, благочинный о. Владимир, о. Исидор и два диакона. Храм был полон. После службы прихожане вручили батюшке очень теплый адрес, где отмечали его усердие в службе и бескорыстие. Через неделю о. Исидор получил Патриаршую грамоту.

Недолго продолжалось это счастливое время. Недруги потихоньку писали на батюшку доносы во всевозможные инстанции, и 10 мая 1949 года о. Исидор вынужден был оставить храм и выехать за 101-й километр.

За неделю до отъезда близким к батюшке людям стали сниться удивительные сны, что будто бы он от них уходит. Да и в храме происходили странные вещи. Упал запрестольный крест в главном приделе. Стоял он в сваренном металлическом коробе, и короб вдруг развернулся цветочным лепестком. В боковом приделе упала икона преподобного Сергия. Сам о. Исидор был задумчив и мыслями пребывал где-то далеко. Он только говорил близким: «Уйду скоро от вас в затвор». Ну как он может уйти? Думали, что шутка. Через неделю действительно батюшка стал для многих недосягаем.

Опять высылка. Поначалу в Завидово. Опять как отрезанный ломоть. Ни близких рядом, ни храма. Молился дома, причащался запасными Дарами, которые были всегда при себе. Послаблений себе никаких не делал, всегда железный порядок – утренние молитвы с полунощницей, утреня с часами и изобразительными и Псалтирь, чтение своего довольно пухлого синодика.

Эта резкая ломка жизни не прошла даром для сердца. Опять появилась одышка, стали развиваться гипертония, водяная болезнь. Отец Исидор не поддавался, надеялся, что еще сможет послужить в храме, что еще будет полезным людям. Очень радовали приезды прихожан, которые со временем смогли разыскать своего батюшку. Вместе вспоминали, как жили в горе и радости. Прихожане ждали возвращения о. Исидора в их храм. В Патриархии не возражали против возвращения батюшки, но нужно было получить разрешение властей. Для подготовки необходимых документов о. Исидор благословил м. Гавриилу начать собирать справки. Пришлось матушке изъездить несколько областей. Это была чистая мука. Батюшка все это видел и усердно молился. Матушка Гавриила проделала свою огромную работу сравнительно быстро и относительно легко. Чувствовала, что шла явная поддержка сверху. Потом она спрашивала батюшку, как он молился и что читал. Отец Исидор с детской непосредственностью перечислял, какие акафисты он прочитал и кому конкретно молился. Власти, однако, не разрешили, и более того – велели снова переехать, на сей раз в Петушки Владимирской области. Здесь хоть было к кому обратиться. В Петушках проживал еще один монах Зосимовой – игумен Платон.

Вспоминает Валентина Ивановна Золотова: «Отец Платон служил тогда в Ильинском, а Надежда Мушкина, в доме которой он проживал, уехала ему помогать. Дело было на Лазареву субботу. Дом, кур и козу оставили на меня, тогда еще девчонку. Вот в пятницу только принялась я доить, входит женщина, уже в годах, ласковая такая. Сказала, что звать ее Елизавета, к о. Платону приехала издалека. Помогла подержать козу, чтоб не вертелась при дойке. Потом спрашивает, ну, чем, мол, угощать будешь. Я говорю: только курячья картошка, больше ничего. Рассмеялась. На следующий день после службы угостила меня икрой. В Лазареву ведь разрешается ее вкушение. Так я впервые попробовала это лакомство. В воскресенье приехала Надежда, и они с Елизаветой пошли искать квартиру. Нашли в Борщевне у старосты леоновского храма».

Накануне Пасхи 1950 года м. Гавриила привезла о. Исидора в Петушки. Несколько дней они прожили в доме о. Платона, который пока служил на дальнем приходе.

В Светлую утреню и обедню батюшка стоял в алтаре Свято-Успенской церкви в Петушках в одном из боковых приделов и в службе не участвовал. Так решил настоятель. Он только позволил о. Исидору во время крестного хода открыть царские врата в двух боковых приделах.

Разговлялись с духовными детьми о. Платона, которые приехали на праздник. Хоть и видел батюшка этих людей впервые в жизни, он быстро нашел с ними общий язык. Детская непосредственность, чистота, простота и доброта всегда ведь востребуются любой душой. Приезжие льнули к о. Исидору.

В пятницу Светлой седмицы, в день иконы Божией Матери «Живоносный Источник», батюшка водосвятный молебен служил в доме о. Платона. Пела м. Гавриила. Рядом стояла Анна Ивановна Золотова, тогда еще молодая девушка. Больше в доме никого не было. После молебна о. Исидор взглянул на Анну: «Ты что морщишься?» – «Да, батюшка, уши болят, с детства маюсь. Простуды не выносят, временами плохо слышу». Монах замер. Он весь ушел в молитву. Потом опустил в чашу со святой водой свои четки и окропил уши Анны, просто облил их. С тех пор она про уши забыла. Не беспокоят до сих пор.

Через несколько дней батюшка поселился на окраине Петушков в так называемой Борщевне у старосты леоновского храма, которая не очень жаловала архимандрита в быту своим вниманием, с трудом его воспринимала. Отец Исидор все видел, старался ей помочь, но напрямую ничего не говорил, все переводил в плоскость шутки, за что снискал прозвище «дитё». Жилось тут ему непросто, но батюшка все терпел. В это время хорошо помогала по хозяйству Анна Ивановна Золотова, особенно когда м. Гавриила уезжала по делам в Москву. Она стирала, убирала в доме, пилила и колола дрова, топила печку. Часто забегала просто так, на минутку. Она тогда работала рассыльной в райздравотделе. Бывала там и ее сестра Валентина: «В Борщевне я впервые и увидела о. Исидора. За чем-то пошла, не помню. Он только увидел меня, протягивает конфетку. Я сразу ее в рот. Он по-детски громко и искренне рассмеялся. Потом часто бегала к нему. Тянуло к батюшке, как будто пуховым одеялом, покрывал он добротой».

Несмотря на помощь хороших людей, на ответную от них доброту и ласку, атмосфера в чужом доме оставалась гнетущей. Очень хотел батюшка на исходе своих дней пожить в своем домике, ведь большую часть жизни провел он «в людях». И вот в 1951 году появилась возможность приобрести маленький и ветхий домик, но который имел большое преимущество тем, что находился не так далеко от церкви и почти рядом с о. Платоном. Однако оформление затянулось, так что и вторую Пасху пришлось встречать у о. Платона.

Сделали большой ремонт. Домик и двор были очищены от грязи, мусора, навоза. Поставлены новые перегородки, рамы и двери, выложены печи. В покраске максимально преобладал белый цвет, на стенах светлые обои, и домик заиграл. 1 мая 1951 года о. Исидор уже переехал в новый дом и на другой день отслужил водосвятный молебен. Мебель в доме была самая необходимая и простая, но он казался дворцом. Очень украшали иконы. От них шел свет. Батюшкина келия занимала левую часть горницы. В переднем ее углу иконы – складень из пятнадцати икон, представлявших миниатюру иконостаса Успенского собора Кремля, который достался от о. Агафона, и распятие из кипарисового дерева. Этот крест когда-то принадлежал старцу Алексию. Под божницей на столике – Владимирская икона Божией Матери в серебряной ризе, дарохранительница со Святыми Таинами, несколько Евангелий и крест. На стене много других редких икон. Все это потом перешло к духовным детям о. Исидора в Москве.

Окно келии выходило на восток в палисадник. Здесь росла большая ветвистая рябина. Рядом, разумеется, была кормушка для птиц. Можно было посидеть у окна и полюбоваться такой доступной красотой мира.

У окна небольшой рабочий столик. На нем лежали духовные и служебные книги, свернутая епитрахиль, скуфейка, письменные принадлежности. Сбоку от стола подсвечник. Против окна у печки кровать и около нее плетеное кресло. В нем сидел батюшка почти все время, поскольку последние три года своей жизни он самостоятельно передвигаться по дому уже не мог.

Архимандрит Исидор. Доброта и любовь

Почему я так подробно пишу об убранстве келии? Да потому, что она почти в неизменном виде, за исключением икон, перешла к другому старцу, ныне прославленному в лике всероссийских святых, – владыке Афанасию. О нем мы поговорим позднее.

Последний раз в храме за Светлой утреней о. Исидор был на Пасху 1953 года, а после едва дошел до дому. Часто присаживался на лавочки у домов. Разговлялся в своей горнице. Радовался, что никому не мешает, что может пригласить к себе невозбранно кого пожелает, что может много духовных детей сразу приехать к нему.

В этот год на 9 мая батюшка получил «чистый» паспорт, по которому он мог ехать куда угодно, только вот ехать опять было нельзя. Ни на родину, ни в Балашиху к своей пастве. Теперь уже не позволяло здоровье. Он мог понемногу ходить только в огороде да палисаднике. Часто сидел на терраске и смотрел на лесные дали, любовался закатом.

К нему приходили соседи за благословением на начало каких-либо важных дел. Особенно на посадку и копку картошки. Батюшка истово крестился и благословлял: «Господь благословит, помоги Господи». В последний раз в храме о. Исидор был на праздник Смоленской иконы Божией Матери 10 августа 1953 года. Потом с огромным трудом он добрался до дому и надолго слег. После этого шесть лет он не слышал сладостного для него богослужения. Каждый праздник отдавался в его душе скорбью о том, что он не может в полной мере разделить со всеми общую радость. Теперь все службы, кроме литургии, совершались дома.

Духовные дети часто ездили к нему, а в Великий пост все считали своим долгом поисповедоваться у батюшки. Отец Исидор сам всю жизнь окормлялся у великих старцев и видел многое. Все, кто приходил к нему, покидали келию с чувством великого облегчения. Батюшка сразу видел, кто нуждался в утешении, а кто в обличении. Однако, хотя о. Исидор и укорял некоторых и даже сердился на них, но все равно это растворялось в чувстве его огромной доброты и любви к людям. Так, по слову апостола Павла, он с радующимися радовался, с плачущими плакал. Всех принимал с открытым сердцем, брал грехи и сомнения приходящих на себя, всех оделял своим внутренним светом. Этот свет он изливал и тем, кто заочно призывал его на помощь. По его молитвам люди получали облегчение в болезнях, помощь при проведении серьезных операций, некоторые исцелялись раз и навсегда.

Свою прозорливость о. Исидор как бы скрывал. Не говорил напрямую, все иносказательно. Кто мог догадываться, делал выводы. Кто не мог тогда, узнавал со временем. Валентина Ивановна Золотова в начале 50-х была еще отроковицей, голенастой и головастой девчонкой. Батюшка относился к ней с большой любовью, даже, можно сказать, с нежностью. Все приговаривал: «А Валюшка не работник. Что у нее – голова да позвоночник». Все думали, что это о внешности подростка. А он указал на причины инвалидности, которая подступила через пятнадцать лет. На это же указал и о. Платон, только по-своему.

Архимандрит Исидор на крылечке своего дома

Конец 1950-х годов

Батюшка был очень терпелив. Когда было плохо, он никогда не стонал и не охал, не жаловался. Часто его беспокоили сердечные приступы, перебои сердца. Приходившие к старцу люди, особенно мало его знавшие, не догадывались, что перед ними лежит великий страдалец. Отец Исидор всегда был весел и светел лицом. Когда уж очень сильно прижимало, он просил м. Гавриилу сходить за о. Платоном, чтобы тот причастил его. Если приступ случался ночью, терпел до утра. Не хотел беспокоить людей. В эти трудные ночи все в доме молились. Близкие читали акафисты и молитвы Пресвятой Богородице, святым угодникам, святителю Николаю, целителю Пантелеимону, преподобному Серафиму.

У могилы отца Исидора

30 июля 2000 года

Были случаи, когда батюшка ослабевал и не мог самостоятельно встать и сесть в кресло. Иногда м. Гавриила, которая сама была инвалидом, не могла справиться с пересадкой и роняла о. Исидора на пол. При этом нервничала и плакала от бессилия, когда больной лежал на холодном полу. Батюшка же оставался невозмутим. Просил только подложить под голову что-нибудь, накинуть «пальтушку» сверху и сходить к соседке за помощью. Мария Сергеевна Виноградова и сейчас в свои 95 лет вспоминает то далекое время с особой теплотой. Даже вот такие нежданные ночные моменты давали радость общения со старцем.

В последнее время, несмотря на постоянное недомогание, о. Исидор никому не отказывал в помощи. Принимал всех, кто приходил к нему. Некоторые из духовных детей, которые окормлялись у о. Исидора более двадцати лет, бывало, не перечисляли свои грехи, говоря, что, мол, батюшка и так все знает, мол, все у них одно и то же. Действительно, старец помнил, перечислял и вдруг, к изумлению кающегося, начинал говорить о грехах, которые таились в душе чада и не всплывали наверх. И все это без укора, с любовью. Правда, были и те, которых он укорял и обличал, даже не хотел принимать, но это были единицы. Они приходили не за облегчением или утешением. Несли дурные помыслы, батюшка все видел.

Отошел ко Господу архимандрит Исидор 30 июля 1959 года. Одели батюшку в постригальную монашескую одежду. В руки вложили постригальную свечу, четки и крест. На грудь положили темно-зеленое бархатное Евангелие и епитрахиль. Во Владимир правящему архиерею была послана телеграмма. Архиепископ Онисим сразу ответил: «Очень опечален кончиной архим. Исидора, мир его душе и вечный покой, это был плод, созревший для вечной жизни».

Одну ночь батюшка лежал в гробу в своем доме. Над ним все время читались Святое Евангелие и Псалтирь. Несмотря на жару, никакого намека на тление не было, цвет лица не менялся, ткани рук оставались мягкими. Вторую ночь гроб стоял в храме. Вечером отслужили заупокойную всенощную, а утром – праздничную литургию в честь преподобного Серафима Саровского, потом отпевание по монашескому чину.

Могила была выкопана в ограде храма напротив алтаря. Отец Исидор в свое время говорил своим близким, что на похоронах ему было всегда неприятно слышать, как комья земли с грохотом бьют по крышке гроба так, что трещат доски, поэтому духовные чада архимандрита решили выложить могилу кирпичом, а сверху закрыть плитой.

Служили настоятель храма иерей Геннадий, о. Платон, о. Василий и о. Александр – духовный сын архимандрита Исидора. Приехали чада из Москвы и других городов. Они подпевали хору. Панихида прошла очень торжественно.

Гроб опустили в могилу, закрыли ее плитой. Сверху могилы обычный холмик. И лежит теперь один из последних монахов Зосимовой как бы в склепе.

На 40-й день поставили ограду и крест. У подножия его появилась табличка с надписью: «Во Царствии Твоем Господи помяни раба Твоего. Архимандрит Исидор (Скачков). 14.X.1883–30.VII.1959». Монахиня Гавриила в эти дни посадила в углу могильной и церковной ограды любимое о. Исидором дерево – рябину. Теперь она разрослась и своими ветвями бережно закрывает от непогоды нашего старца.

Сестры Золотовы у могилы старца

По смерти о. Исидора многие вдруг ощутили, какое особое место он занимал в душе каждого, знавшего его. Как легко, незаметно и просто снимал он великую тяжесть с души, какую огромную давал духовную радость! Это мог делать только избранный Богом.

Неудивительна была и дата смерти. 30 июля – третий день великого праздника Всех святых, в земле Российской просиявших, для которого службу составил святитель Афанасий (Сахаров). В этот день поминаются все еще не прославленные к церковному чествованию, но великие подвижники благочестия, исповедники и праведники.

30 июля 2000 года настоятель петушинского храма Успения Пресвятой Богородицы о. Андрей, как обычно в этот день, служил у могилы о. Исидора полную панихиду. Выглянуло редкое для этого лета солнце и осветило сосредоточенные лица предстоящих. Немногие из них лично знали архимандрита. Остальные ведать этого человека могли только сердцем. К концу панихиды стал накрапывать дождик, но это уже были небесные слезы радости за нас, пытающихся осознать великую тайну.

Отче Исидоре, моли Бога о нас! Помоги нам, грешным, устоять на пути, направь и дай силы. Мы верим в твое великое сострадание к людям и великую любовь к нам. А ты, читатель, помолись о душе архимандрита Исидора, чтоб не прерывались нити нашей взаимной любви.

2000–2006 годы