Текст книги "Петушки обетованные. В трех книгах"

Как-то в одном письме своему чаду отец Иоанн (Крестьянкин) заметил, что «…настало время, когда надо каждой скорби в ножки поклониться и руку ее облобызать. Ведь только скорби и ходатайствуют о нашем спасении. Да думаю я, что и во все времена спасение наше на кресте соделывается. Так что, слава Богу, скорби извествуют, что идем мы путем спасения. А бегать от скорбей с места на место – гибельно…» Как же точно, глубоко и верно сказано! Неси свой крест, не ропщи, очищайся скорбями, и Господь воздаст. Так, по милости Божией происходит возвышение человека, открываются ему новые горизонты, новые цели и пути их достижения.

С 1986 года, когда я случайно попал под один из языков чернобыльского дракона, который с самого начала трагедии невидимо и смертоносно лизал ничего не подозревающую землю окрест, для меня открылась некая закономерность стояния на лезвии между жизнью и смертью, четко определенная во времени. Острые моменты, когда, как говорят, жизнь висела на волоске, случались и раньше, но здесь было нечто другое. От меня требовалось осознание этого стояния, когда оставались секунды, чтобы заглянуть вниз по ту и по другую сторону. В этот момент качания на лезвии приходила уверенность, некая убежденность, что я остаюсь жить, но не просто так, а для чего-то, хотя это «чего-то» я определить еще не мог. Мне предоставлялась как бы расчищенная площадка для деяний, сумма оценок которых через определенное время позволяла сделать наверху заключение о целесообразности моего пребывания на этой площадке – ступени.

Известно, что каждому человеку Господь дает, если возможно такое сравнение, кредит доверия и, что важно, свободную волю в его использовании. У меня было много друзей, товарищей и просто знакомых, которые погибли, не дожив до 50, а некоторые и до 40 лет. Почему? Да просто они бездумно растратили доверие и не оставили надежды на возврат. Дар жизни расточают земная слава, просто известность, неуемные страсти, большие и малые пороки. Я не берусь судить о каждом конкретном случае, ибо не судите, да не судимы будете, однако общая закономерность все же проявляется. Я имею в виду нравственную сторону нашего бытия и ее главную составляющую – духовность. Надо успеть, расточая дар Божий, особенно в молодости, осознать необходимость его скорейшего возвращения в виде создания в себе нового человека. На возврат уходят годы труда, страданий своих и людей близких во искупление прежних грехов, отступлений от заповедей Божиих. Только потом начинается стяжание Духа Святаго – главной цели пребывания человека на Земле. Я видел примеры страданий и нравственно чистых людей, жизнь свою посвятивших Богу, однако это примеры стяжания Духа Святаго уже из области аскетических подвигов.

О стоянии на лезвии в 1994 году я уже писал и здесь повторяться не буду. Результатом деяний на предоставленной тогда площадке явились две работы – «На рассвете души» (1999) и «Петушки обетованные» (2002). После них оставались грандиозные планы, по которым я в свое время получил высокое благословение, открывались хорошие источники информации, однако работа не шла. Подсознательно я чувствовал, что опять должны произойти какие-то важные очистительные перемены, но внешних признаков пока не находил. Они появились неожиданно, когда мы с женой поздней осенью переехали с дачи в Москву. Столичный, хотя и более чистый окраинный воздух оказался лакмусовой бумажкой. Признаки стенокардии стали проявляться даже в состоянии покоя, и развязка не заставила себя долго ждать. В конце декабря на «Скорой» меня увезли в кардиологию городской больницы. Там я окончательно уразумел, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Представители Кавказа и других бывших братских республик чувствовали себя как дома, коренные же москвичи лежали в коридорах. Один еще днем, приподнявшись на локте, беседовал с дочерью, а вечером его уже накрыли простыней. Мне повезло, поскольку доставили ночью, а посему и определили сразу в палату. И с соседями ладилось. С одной стороны интеллигентный запойный пьяница, с другой – квалифицированный рабочий, отец двух милиционеров-начальников. Они потом навещали папашу и сочились достатком. Интеллигент понимал, откуда на него вдруг навалились болезни. Он пропил старинные иконы, продать которые подбил его оборотливый сосед. Я пытался направить его усилия ко спасению на душепопечительный центр на Крутицах. Бедолага соглашался, но после выписки, как стало потом известно, он не смог выбраться из вражьего водоворота. Рабочий же так и не понял, откуда пришла стенокардия, и продолжал тайно принимать принесенное ему родственниками зелье, да в таких количествах, что, бывало, в срочных поисках туалета он угрожающе двигался в сторону моего трезвеющего соседа, который, правда, успевал мгновенно реагировать и деликатно направлял охальника совсем в другую сторону.

Через несколько дней пребывания в больнице врачи заговорили о моем грядущем улучшении состояния и необходимости выписки домой. Жена не смогла убедить их в обратном. С большим трудом ей удалось перевезти меня в другой стационар, где после осмотра в приемном покое сразу поместили в реанимацию.

Новогоднюю ночь 2003 года я провел в абсолютной тишине, опутанный проводами и трубками. Потом пошло серьезное обследование, результатом которого был безжалостный приговор – необходимо аортокоронарное шунтирование. Сознание отказывалось верить, что другого пути нет. Страшно было представить себя лежащим на операционном столе с раскрытой грудной клеткой, вынутым сердцем и искусственной прокачкой организма. Правда, предлагались и другие варианты. В бессонные ночи трусливые мысли, как суслики, высматривали горизонт, пытаясь оправдать вердикт врачей Института трансплантологии и искусственных органов. Они решили не проводить операции в виду ее особой сложности в моем случае, а ограничиться ангиопластикой. Однако трезвение, слава Богу, не оставляло. Я понимал, что здесь самый лучший все-таки радикальный путь.

В конце концов Господь привел меня в одно солидное учреждение. Там известный всему миру кардиохирург долго изучал результаты коронарографии и наконец решился на операцию. Понадобились большие деньги, которых у меня не было. Друзья-пилоты собрали необходимую сумму, но я принимать ее медлил. Понимал, ребята отдавали далеко не лишние для себя средства. Вскоре смутные надежды оправдались. Неожиданно я получил через моих хороших знакомых от неизвестного лица требуемую сумму, которая точно покрывала расходы. Так я до сих пор и не знаю, кто это сделал. Господь ведает кто. За него я и молюсь Богу.

Все закрутилось с невероятной быстротой. Через день я уже был в палате. Через два – объявили о дне операции. Тут и пришло время особого звонка. Еще когда было принято принципиальное решение об операции, я обратился к наместнику Сретенского монастыря архимандриту Тихону. Он четко объяснил, что я должен сделать в оставшееся время. Суть сказанного – максимальное очищение через покаяние и соборование. Кроме того, батюшка благословил выполнять все указания и рекомендации врачей. Еще мне надлежало сообщить день и час начала операции. Отец наместник обещал помолиться с братией в алтаре. Этот нежданный подарок приподнял душу, окрылил. Шутка ли, какая помощь! И эта помощь, как оказалось, приспела весьма кстати.

Известно, что и у великих хирургов бывает полоса невезения. Хотя все вроде бы хорошо, и рука еще тверда, имеется прекрасное оборудование, спаянная бригада первоклассных помощников, а неудачи нет-нет, да и бывают. Вот и тогда на профессора что-то навалилось. Со мной в палате лежали два человека. Их оперировали дважды, то есть после операции в реанимацию, а вскоре опять на стол. Обнаруживалось внутреннее кровотечение. Не каждый организм выдержит двойной общий наркоз, новое вскрытие, длительное искусственное дыхание и т. д. Однако эту информацию как пищу для размышлений я имел уже после операции.

Поздним вечером накануне важного для меня события врач-анестезиолог, готовя катетер для укола в спинной мозг, одновременно подбадривал меня. Между делом спросил, говорил ли я с врачом, который будет делать операцию. Я изумленно поднял на него глаза: «Каким врачом?» – «А вы разве не знаете, что профессор N не сможет делать операцию в силу некоторых обстоятельств? Его заменит ассистент». В душе поднялась буря – как, не профессора, а какого-то мальчишку приставят! Симпатяга врач и великий психолог потихоньку уменьшал высоту моих волн, утешал и вливал новые силы. Вскоре я пришел в себя и все понял. В палате соседи заявили, что имею полное право отказаться от операции и подождать, пока профессор сможет занести надо мною свой нож. Однако ответ уже был готов: «Такое случается по воле Божией, а против нее я не пойду. Будь что будет».

Операция вместе с подготовкой длилась около семи часов. Все прошло великолепно. Самым тяжелым оказалось время в реанимации, но и оно пролетело. Через двадцать часов меня уже перевезли в палату. Счастливый ассистент летал по коридорам как птица. Но впереди было еще длительное восстановление, в котором тяжести и скорби потихоньку совершали великое очищение души.

Пищи для размышлений оказалось предостаточно. Что же здесь проявилось? Несомненно, помощь Божия. Через очищение опять был выдан кредит не только на жизнь и на деяния, но и на прикосновение к святости. И, как я понимаю, это надо особо ценить, поскольку прикоснуться к святости теперь уже можно было с другой ступени. Она позволила по-иному взглянуть на события и людей, которые живут на страницах новой книги, хотя новая работа имела прежнее название «Петушки обетованные». Книга увидела свет в 2005 году. Через два года появилось ее третье издание, дополненное и переработанное. И там появилась новая глава – «Святыни», а в ней – размышления о прикосновении к святости. В этой главе, я полагаю, находится часть того, что мы зовем «долги наши», хотя понятие сие, конечно, значительно шире.

«Когда свободное произволение будет испытано скорбями, тогда благодать дается верному только после долговременного борения, после испытаний и искушений» (прп. Макарий Великий).

Мое недавнее произволение, то есть посещение Святой Земли в ноябре – декабре 2008 года, тоже было испытано скорбями. По возвращении я отдал свою, может быть пока малую, жертву из большей, которую должен отдать. Здесь я осознал все мое человеческое ничтожество перед величием и милостью Божией.

Через несколько дней после возвращения ночью меня увезли на «Скорой» в больницу. Там в реанимации было время шаг за шагом прокручивать в памяти свои прикосновения к святости на земле, где исполнял Свою миссию Христос, осознавать свою личную ответственность за подготовленность делать это.

Результаты обследования оказались неутешительными. Вердикт врачей указывал на возможность резкого ухудшения состояния и на необходимость срочной коронарографии. Однако быстро этот вопрос разрешить было нельзя. Впереди чередой шли новогодние праздники и рождественские каникулы. Тем не менее через месяц после выписки вопрос о новой госпитализации решился.

Я был доволен всем – и статусом учреждения, и качеством персонала, отношением к пациентам. Наконец был определен день операции. Ее должен был проводить мой лечащий врач. Излишне говорить о том, что я молился и как. Ведь от результата ее зависела вся жизнь, по крайней мере ближайшая.

Привезли меня на каталке в «предбанник». Там уже находился другой очередник. Он, похоже, обрадовался соседству и пытался оживить беседу. Внешний вид выдавал в нем уроженца Северного Кавказа. Я не уточнял, кто он – мусульманин, православный или атеист, был сдержан и сосредоточен. Узнав, что коронарография у меня уже вторая, сосед выразил уверенность, что в этом случае пациенту намного легче. Я возразил, сказав, что операция есть операция и к ней надо подходить как к первой. Вскоре его увезли.

Я задремал. Проснулся от шума. Все бегали, что-то таскали, носили, выносили. Потом все затихло. Обо мне словно забыли. Я понял: что-то случилось. Похоже, спасают больного. Через день окольными путями узнал, что мой сосед умер на столе. У него случился инсульт.

Пролежал я на каталке более трех часов, прежде чем меня положили на стол. Под местным наркозом оперировал уже другой врач. Я видел его четкие уверенные движения, слышал короткие фразы, иногда обращенные ко мне, реакцию на ответы. Видел я на мониторе и свое бьющееся сердце в сетке сосудов, и как по ним движется подкрашенная контрастной жидкостью кровь.

В конце концов врач по результатам обследования заявил, что из предполагаемых ранее трех возможных вариантов дальнейших действий оптимальным в данный момент является самый щадящий. Я понял, что за скорбями была явлена и милость Божия и показано, в чьих руках находится вся наша жизнь.

«Помяни, Господи, всех призывающих имя Твое во истине: помяни всех, блага или сопротивныя нам хотящих, вси бо человецы есмы, и всуе всяк человек. Темже молимся Тебе, Господи: подаждь нам Твоего благоутробия велию милость» (Псалтирь. Молитва по 6-й кафизме).

Слава Богу за все!

Октябрь 2005 – февраль 2009 года

Святыни

Для любого человека есть много мест на земле, где бы он хотел побывать. Кого-то манит роскошь природы, завораживающая красота, кого-то острые ощущения. Но есть одно место на земле, внешне очень скромное, однако оно вызывает необыкновенный трепет души. Это Святая Земля. Попасть туда непросто тому, кто готовит себя. Конечно, теперь любой турист может быстро добраться до Иерусалима, прошлепать в сандалиях на босу ногу, шортах, майке, с темными очками, воткнутыми в волосы, ко Гробу Господню. Только он увидит немного, не ощутит, не почувствует того, что там есть. Для тех же, кто готовит себя к встрече с Богом, Господь открывает широкое море, но не сразу. Я встречал людей вполне достойных, которые годами не могли попасть на Святую Землю. И не потому, что они не хотели. Обстоятельства складывались так. Видимо, надо хорошо потрудиться, отдать долги, чтобы потом что-то получить для души и сердца полнотой в своей мере.

Наша группа паломников прилетела в Израиль в конце ноября 2008 года в аэропорт Огда на самом юге страны возле курорта Эйлат на Красном море. Мы прибыли с большим опозданием. Был уже вечер. После промозглой погоды Москвы теплый бриз угасающего жаркого дня манил расслабить свое тело, погодить думать о душе, но не смог даже поколебать стремления на север.

Гид, из наших бывших, быстро собрал паломников, и мы тронулись в путь. Впереди четырехчасовой путь по Иудейской пустыне до Иерихона. Гид напомнил нам, что «Восток – дело тонкое», а посему предложил непременно торговаться и покупать только в тех лавках, на которые он укажет, где цены и качество товаров лучше. Однако, как потом оказалось, цены и качество были везде одинаковы. Разница состояла лишь в том, что в этих лавках нашего гида встречали с ликованием и совсем не чувствовался арабо-израильский антагонизм.

Непривычно быстро для нас стало темнеть. Справа показалось Мертвое море. Где-то здесь под землей скрыты нечестивые города Содом и Гоморра. Вот автобус замедлил ход. В лучах прожектора – соляной столб, похожий на фигуру женщины. По преданию, это жена Лота, которая, покидая город, нарушила запрет, в сожалении обернулась и осталась здесь навечно.

Почти до самого конца нас сопровождали мерцавшие за морем огоньки Иордании да иногда колючая проволока, которая напоминала, что граница недалеко. Зона Иерихона – это уже Палестинская автономия. При въезде – застава израильских солдат, через двадцать метров – палестинская. Группе из России препятствий не чинилось.

Отель нас ошеломил своей красотой и удобствами, которые никак не могли быть трехзвездными. Наши молодые пилигримы даже освежились в открытом бассейне под пальмами. Конечно, отель был предназначен для более или менее состоятельных туристов, а не паломников, но поскольку для туризма сезон был уже мертвый (или полумертвый), то нас, наверное, осчастливили в надежде, что отель будет фигурировать в наших сочных рассказах об этой благословенной земле. Интересно, что именно арабы сделали нам такой подарок. Потом, в других отелях, мы такой роскоши и теплоты уже не чувствовали.

Вечером, после шикарного шведского стола, из которого надо было выуживать постную пищу, поскольку настал Рождественский пост, наш гид, бывший советский военный врач, а ныне православный покровитель наших паломников, настоятельно советовал посетить утром монастырь святого Георгия Хозевита, который наши «некомпетентные» составители маршрутов в «Радонеже» конечно же не включили в программу. Мы, разумеется, согласились познакомиться с этой известной всему миру святыней, тем более что предполагаемая наличная плата в руки гида ненамного облегчала наши пока еще не отощавшие пилигримские кошельки.

В пять утра мы вскочили как по военной тревоге. С минаретов гремел усиленный через могучие динамики призыв к утренней молитве. Слава Богу, это не к нам. Только прикорнули, в шесть утра опять какая-то орда под угрожающие выкрики, гремя цепями, неуклонно приближалась к нашему тихому оазису. Я выглянул с балкона. По соседней дороге беспорядочно бежала на зарядку рота палестинских солдат, подбадривая себя боевыми кличами. Эти встряски зарядили и нас. В восемь утра мы уже сидели в микроавтобусах и были готовы впитывать в себя таинственную благодать этих мест.

Предоставленные средства передвижения с большой натяжкой можно было причислить к туристическому реквизиту. У многих сиденья продавлены до пола, тут же катались масляные бачки… Только широченые улыбки арабов скрашивали внутреннюю печаль и тревогу да внушали надежду на благополучный исход нашего спонтанного предприятия, заглушая вину, что мы оторвали весьма занятых людей от какого-то важного дела.

Ехать было недалеко, всего несколько километров, но они шприцами вкачали в нас арабский адреналин. Как водители разъезжались на горных дорогах, когда одно какое-нибудь колесо секунду висело над пропастью, для меня так и осталось загадкой. Один из них снимал руку с рулевого колеса, посылал какой-то таинственный знак своему визави, и машины с миллиметровым зазором пролетали мимо. Стало понятно, почему на южных дорогах так много катастроф и почему так спокойно идут на смерть шахиды. Просто они стараются побыстрее попасть в объятия Аллаха, а до других жизней за их спиной им дела нет.

Наконец мы на горе у входа в ущелье. Далее вниз пешком. В лучах утреннего солнца нетронутые временем скалы старались нам подать красоту этих неприступных мест из самой глубины истории. Каждый поворот спуска открывал свою особенность. Почему люди тянутся сюда прикоснуться к великой, еще дохристианской тайне? Да потому, что здесь сконцентрированы богооткровения, которые касаются каждого из нас. Здесь жили подолгу Богоотец Иоаким и Анна, ветхозаветный пророк Илия и многие известные подвижники благочестия. Вот почему красота здесь проступает отовсюду, и это место считается многими одним из самым красивых и впечатляющих на всей Святой Земле.

Внизу ущелья протекал известный по Библии ручей Порат, который оживлял эти места обилием пресной воды. Недаром дорога от Иерусалима до Иерихона и Иордана проходила вблизи этих мест, и район в древности утопал в зелени.

Монастырь прилепился к скале на небольшой полочке северной стороны ущелья на совершенно отвесной стене. Вокруг него заметны входы в пещеры, где обитали монахи, и добраться туда можно только по веревочным лестницам. Это место известно еще с дохристианских времен и всегда почиталось святым. Как пишет наш первый паломник игумен Даниил, посетивший эти места в самом начале XII веке: «И есть от Иерусалима до Иордана 26 верст великих, 15 верст до Кузивы (монастырь Хозевит. – Прим. авт.), идеже постился Иоаким неплодства ради своего; и есть место то в потоце глубоко у пути близ на левой руце тамо идуче. А от Кюзивы до Иерихона 5 верст, а от Иерихона до Иордана 6 верст…»

Сам монастырь образован в конце V века. Как говорит предание, первые постройки монастыря были сооружены сирийскими монахами и сразу были соединены с пещерой, где скрывался от нечестивого царя Ахава пророк Илия. Как мы знаем из Ветхого Завета, Илия пришел к Ахаву, который поклонялся идолу Ваалу, и от имени Божия объявил ему, что за его нечестие в ближайшие годы не будет ни дождя, ни росы, разве только по молитве пророка. Так и случилось. Настал голод. Илия по воле Божией поселился в указанном ему месте. Вороны приносили ему хлеб и мясо, а воду он пил из ручья. Когда же высох и ручей, Бог повелел пророку идти в языческий город Сарепту Сидонскую к одной бедной вдове и жить у нее. Через три с половиной года, когда народ дошел до последней черты, пророк Илия совершил по воле Божией то, что мы все прекрасно знаем, он прилюдно открыл глаза народу.

Кузивы (монастырь Георгия Хозевита)

Эта обитель была особо почитаема, и неудивительно, что сюда стекалось много паломников. Святой Иоанн Хозевит в конце V века значительно расширил монастырь. Он скончался в глубокой старости, еще при жизни был прославлен многими чудесами. Святой исцелял тяжелые недуги, изгонял бесов, открывал водные источники, сводил с неба дождь.

Однако наибольший расцвет монастыря пришелся на конец VI – начало VII века при настоятеле, известном не меньшей святостью, святом Георгии Хозевите, имя которого монастырь носит и поныне. Персидское нашествие 614 года нанесло страшный удар. Монастырь был разрушен и разграблен. Он так и не смог подняться до своего прежнего величия, хотя попытки восстановления его ведутся до сих пор.

В монастырь можно попасть через двое ворот. После внешних попадаешь во внутренний дворик, как бы таможенную зону. Декларацию теперь заполнять не надо, но раньше все-таки существовали какие-то способы проверки – кто ты да откуда. Вдоль стены наверх к колокольне ведет крутая лестница, она упирается во вторые ворота. Здесь всегда обретается привратник, следящий за порядком доступа. Раньше, например, женщин дальше вторых ворот не допускали.

Вот мы по каменным ступеням поднимаемся в монастырь и попадаем как бы в приемную, где путник может перевести дух, выпить прохладной воды, посидеть немного на лавочке, а потом, прежде чем пройти в храмы, выйти на балкон, который висит над бездонной пропастью, и с него обозреть всю красоту, которая в каждое свое тысячелетие проступала наружу.

Вратарник монастыря

Весь комплекс монастыря располагается на трех уровнях. На нижнем – складские помещения и древние захоронения, на втором – храм Рождества Пресвятой Богородицы и церкви святых основателей и радетелей обители Иоанна и Георгия Хозевитов. На третьем уровне – пещера пророка Илии.

Более поздняя роспись стен и сводов главного храма монастыря Рождества Пресвятой Богородицы выполнена русским монахом отцом Дионисием. Иконостас относительно новый (сооружен в 1942 году), все его иконы современного письма, за исключением царских врат. Их створки расписаны иконами Благовещения, святых Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Николая Угодника. Они относятся ко времени византийского императора Алексея II Комнина (1167–1183).

С северо-восточной стороны храма Рождества Пресвятой Богородицы находится частично высеченная в скале небольшая церковка Иоанна и Георгия Хозевитов (иногда ее называют часовней святого Стефана). У северной стороны ее находится реликварий с черепами сорока насельников, претерпевших мученическую смерть во времена персидского нашествия. Эта маленькая церковь является древнейшей частью монастыря. В ее полу сохранилась мозаика VI–VII веков. На стенах есть следы росписи XII века.

Ущелье потока Порат

Выше всех святынь находится самая древняя святыня – в самой пещере церковь святого Илии Фесвитянина. Туда можно попасть, поднявшись на крышу храма Рождества Пресвятой Богородицы. Там есть престол для совершения литургии. Здесь, по преданию, молился будущий Богоотец Иоаким о даровании ему чада и получил от Ангела известие о скором рождении у его жены Анны девочки, Которой в свою очередь надлежало стать Матерью Бога. Предание также говорит, что сама Анна прожила здесь отшельницей остаток своей жизни после того, как отвела свою трехлетнюю дочь Марию в храм. После смерти святой Анны в монастыре особо почиталась ее стопа, которую впоследствии увезли на Афон. Здесь она стала главной реликвией скита святой Анны. Милостью Божией пожалована была мне возможность в 2005 году приложиться к левой стопе этой великой святой.

Под грузом необыкновенных впечатлений и благодатных ощущений, переполнявших душу, картин тысячелетней истории мы встали на тяжелейший подъем по горной тропе – неизбежное и тяжелое возвращение в мир во искупление своих грехов. Видя нашу немощь, особенно у пожилых, арабы-погонщики тут же со своими ослами окружили нашу группу. «Мама, садись, мама, поедем!» Они знали множество русских слов. О числительных уже и речи не было. Десять долларов, и ты будешь вознесен на вершину горы. Такая липкая настойчивость, даже с учетом Востока, была неприятна. Двое согласились. Конечно, деньги, как в случае стульев, вперед. Эту истину арабы знали не хуже нетрезвого театрального электрика, которого не смог переубедить даже Остап Бендер. Не довезя метров сто, они ссаживали пожилых женщин и требовали доплаты. Возмущенные таким вероломством, наши наездницы, разумеется, отказывались и, хватаясь за сердце, сами добирались до вершины. Что ж, это тоже была жертва.