Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

– Думал, не стоит. Поговорят на рассвете и уйдут.

– Ну, а почему не стал за ними наблюдать? Людей не выставил?

– Ты что? Если бы Корхеос заметил, убил бы сразу! – возмутился Агриппа.

– Эх, ты, дырявая голова! – с сожалением произнёс Лаций. – Страх тебя съест, поверь мне. Боишься ты Корха больше, чем моря.

– Это тебе легко, – зло огрызнулся капитан. – У тебя на берегу никого нет. А у меня жена, дети, внуки, родни полгорода. Ты знаешь, что он в том году в Сиракузах сделал?

– Что?

– Вырезал всех детей у одного купца, который отказался ему платить. Никто, правда, доказать не смог. Но люди знают. Это точно. Потому что они перед этим поссорились. Вот! А ты говоришь, страх. Тут не страх, а осторожность. Сам бы я хоть на дно морское к Нептуну7878
  Нептун – бог морей и землетрясений (римск.).


[Закрыть] нырнул. Ну, а как меня дома нет, что делать? Я тебе уже говорил, что старый наместник совсем за порядком не следил. Одни поборы устроил. А новый с Корхеосом договорился. И теперь тот везде на берегу заправляет. Думаю, бывший наместник прознал про то, что мы жаловаться собрались. Борхеос должен был в Риме жалобу на него подать в суд и в Сенат тоже.

– Понятно… – Лаций задумчиво посмотрел вдаль. – С ним ещё мальчик был. Где он?

– Вот тебе на! – хлопнул себя по бокам Агриппа. – Про Павла я и забыл! А где же он, правда?

– Пойдём сейчас лучше к старику, как его, Борхеосу? Мне кажется, он сам спрятал сына. Там и поговорим.

– Да, пойдём. Ты как? Нормально? – с тревогой спросил капитан, поливая себе на руки воду.

– Пока ничего. Потом надо будет масло достать, смазать рану, – скривился Лаций.

– Масло точно надо, – согласился Агриппа. Он засеменил своей ковыляющей походкой к каюте, и вскоре они сидели рядом со стариком. Тот уже пришёл в себя и мог говорить.

Глава 33

– Благодарю тебя, спаситель мой… – слабым голосом прошептал старик и протянул дрожащие руки к Лацию. – Они хотели убить меня и сына. Им нужны были жалобы в Сенат… с подписями. Там свидетельства против старого наместника. Я отдал их сыну. Я знал, что его люди не дадут мне отплыть просто так. Я знал. Они остались после него везде!

Вскоре вернулся матрос, отправленный за сыном старика. Скрипнули двери, и в каюту вошёл худой сутулый юноша. Он смотрел исподлобья и не очень обрадовался встрече с отцом.

– Садись! – коротко сказал Агриппа.

– А вот и он! – воскликнул отец. – Поблагодари моего спасителя, сынок! Этот воин спас нам жизнь. Проклятый Корхеос и его убийцы чуть не отправили меня в царство мёртвых. Мужественный легионер убил двоих, а Корхеос уплыл на берег.

– Благодарю, – произнёс, насупившись, юноша, не поднимая головы.

– Не слишком разговорчивый он у тебя, – заметил Лаций.

– Э-э… ты прав… бывает. Дай мне свитки, Павел, – попросил старик. Юноша протянул небольшой мешок. Старый Борхеос открыл его и пересчитал таблички. – Здесь все! – выдохнул он с облегчением.

– Что-то длинный у тебя список, как я погляжу, – хотел посочувствовать Лаций, но вскоре понял, что сделал это зря. Старика как будто прорвало:

– Большой список? Да здесь нет и десятой части всех его преступлений. В первый же месяц прежний наместник Юлий Флавий Назон заявил, что магистраты в городах были назначены неправильно и незаконно. Тем пришлось откупаться. Кто не захотел, оказались в тюрьме. Вот, смотри, Варрон заплатил миллион сто тысяч сестерциев, Бавий – девятьсот тысяч сестерциев, Марнил – миллион сестерциев… И тут ещё пятьдесят человек. Потом каждый год он заставлял всех префектов в городах платить ему за назначение на должность. Все шестьдесят пять человек платили.

– Не может быть! – искренне удивился Лаций, вспомнив Оги Торчая и его рассказы про менял и долги.

– Да! На суде по спорному имуществу Аврелия Сигмы он выгнал судью, отменил его решение и забрал наследство Аврелия себе. Сына Аврелия он обвинил виновным в смерти отца! Представляешь? Видите ли, тот не заботился о больном отце так, как сын должен заботиться о престарелом родителе. Он не приехал вовремя, чтобы быть рядом, когда тот умирал. Как будто это помешало бы Аврелию Сигме умереть! Я знал старого Аврелия, он был тяжело болен. Однако наследство-то составляло семь миллионов сестерциев! Судью наместник выгнал из города и запретил заседать в сенате любого города. Вот, ещё, смотри: жители города Агирия пожаловались на двойные подати. Юлий Флавий за это целых три дня порол их депутатов розгами. Город выплатил ему штраф четыреста тысяч мер хлеба и шестьдесят тысяч сестерциев. Вот, посмотри: его сборщики забрали для казны в Этне в шесть раз больше хлеба, в Леонтинах – в семь раз больше, в Гербите – в пять раз больше. И так по всем городам!

– Успокойся, старик, может, он просто любил эти цифры больше других? И добавлял их везде? Не горячись! – попытался свести всё к шутке Лаций, но его улыбка не нашла места в сердце разгневанного сицилийца.

– Это не всё! Он дарил своим друзьям целые города… направо и налево: город Липари – своему другу Феликсу, город Сегесту – своей любовнице из театра – Юнии Дайрии, её здесь все знают; город Гербиту – Понтию Антонию за хорошее вино из Италики. В наших городах уже нет половины людей! Вот, у меня тут есть списки городов с жителями… – старик засуетился, стараясь дрожащими руками развернуть пергамент шире.

– Верю, верю тебе! – попытался остановить его Лаций, представив себе, что тот сейчас начнёт зачитывать население городов Сицилии по именам. Но всё было тщетно…

– Ничего, у меня есть на него управа! Он в прошлом году получил из Рима пятьдесят пять миллионов сестерциев на закупки хлеба, а в позапрошлом – шестьдесят миллионов. Представляешь, он оставил все эти деньги себе, а хлеб поставил в Рим с наших складов. Он просто забрал его у наших крестьян! Хлеб на Сицилии уже три года подряд стоит два-три сестерция за штуку. А вот в своих письмах в Рим Юлий Флавий требовал выделить ему на каждый круг хлеба целых двенадцать сестерциев! Это же в пять раз больше! И Рим платил ему эту цену! Золотом! Где оно, это золото? У него в кармане. А вот посмотри на списки кораблей, которые он за последние два года отправил себе домой, в Рим, с награбленным имуществом. Сорок четыре корабля! Золотые украшения, статуи, посуда, серебро, колонны, кувшины, картины, бюсты, книги, вазы, чаши – там на сотни миллионов сестерциев будет. Из храма в городе Мессина он перевёз себе в сад статую Амура работы Праксителя, из города Агригента – редкий серебряный кувшин мастера Боэта. Но терпение людей лопнуло, когда он забрал статую Дианы из города Сегесты, а из города Гонна – статую Цереры. Ведь их знали не только здесь и приезжали поклониться и принести жертву даже из Рима! Служители храмов направили жалобу в Рим, но корабль с их посланцами затонул посреди пролива…

– Да услышат твои справедливые слова боги, – ладонь Лация легла на острое плечо старика. – Ты прекрасно умеешь говорить, и твои слова будут услышаны судьями и народом Рима.

– Там матросы приготовили кое-что поесть, – раздался в дверях низкий голос Агриппы. Лаций с облегчением вздохнул, потому что Борхеос не видел двести тысяч гельветов, в основном, женщин и детей, которых Гай Юлий Цезарь продал в рабство два года назад. Тогда они целый месяц потратили только на то, что связывали их, считали и отправляли партиями на юг. Перед этим ещё сто тысяч гельветов-мужчин погибли в сражениях. Причём, тридцать тысяч сдались в плен, и их пришлось убивать, как скот, одного за одним… И всё из-за того, что не захотели освободить свою землю и уйти к морю, как предложил им сделать Сенат Рима. Но гельветы были варварами, в отличие от многих сицилийцев, среди которых было немало римских граждан.

– Слушай, а ты не возьмёшь с собой этого юного помощника? Похоже, ему здесь скучно, – предложил он Агриппе, кивнув на сына старика. Тот с пониманием кивнул головой.

– Пойдём, – коротко произнёс капитан и освободил юноше проход. Когда они вышли, Лаций повернулся к старику и хотел тоже попрощаться, но тот протянул к нему руку.

– Воды, – попросил он. Лаций посмотрел в бочонок. Вода была на вид свежая. Он зачерпнул немного деревянным ковшом и протянул старику. – Да хранит тебя Венера! – прошептал тот.

– Тебя тоже, – терпеливо ответил Лаций и взял из его рук ковш. – Ещё?

– Нет, не надо, – тот отдышался и продолжил: – Но я хотел тебе ещё кое-что сказать… У меня есть несколько виноградников и полей с пшеницей за Энной7979
  Энна – город в центре Сицилии.


[Закрыть].

Дверь заскрипела, и в неё просунулся Агриппа с большой миской. За ним стоял матрос. В руках у него были два мешка – с водой и вином.

– Вот, что есть, то и едим, – пробасил капитан. Он разложил на небольшом столе несколько кусков сыра и брынзы, свежий, но уже помятый лук, варёные луковицы, тонкие длинные куски сушёного мяса, вяленую рыбу, ржаной хлеб, сало и оливы.

– Для моря – это настоящий пир, – усмехнулся Лаций. У него закружилась голова, и он прислонился к стене.

– Я тут ещё вина подогрел ему, – Агриппа кивнул в сторону старого Борхеоса. – Но и тебе глоток не помешает. Он открыл глиняную бутылку с чёрным от копоти дном, достал две старые деревянные кружки с рассохшимися краями без ручек, дунул пару раз внутрь, избавляясь от пыли, и поставил на стол с чувством выполненного долга. – Ну, вот. Держи. Теперь всё чисто!

– Ты его даже не разбавил, – скривился Лаций, поднеся кружку ко рту. – Что это такое?

– Это вино с мёдом. Такое, особое. Хорошо помогает. Поверь мне. Сам не раз пил. Вам обоим сейчас надо чуть-чуть отдохнуть. Так что – раз, одним махом глотай, и всё!

– Агриппа, ты убийца! – выдохнул Лаций, выпив полкружки одним глотком. – Если я не умру от твоего напитка, то только благодаря моим богам-покровителям, – прохрипел он осипшим голосом и поставил кружку на стол. Старый Борхеос ничего не говорил. Он пил горячий напиток маленькими глотками и постоянно поджимал губы, закатывая глаза.

– Ладно, мы пойдём. С парнем всё в порядке. Ест пока, – сказал капитан и вышел.

Лаций хотел закрыть глаза и отдохнуть, но расчувствовавшийся сицилиец решил излить ему душу до конца. Глядя ему в лицо, но видя только своё прошлое, старик с болью и чувством рассказывал о своей нелёгкой жизни. Его слова с трудом доходили до ушей Лация, и он запомнил только, что тот женился не по любви на богатой наследнице. Она родила ему сына. А потом он купил в Греции много рабынь для работы на удалённых виноградниках возле Энны. Одна из них оказалась такой умной и хозяйственной, что он без памяти в неё влюбился. И вскоре гречанка тайно родила ему дочь. Борхеос забрал девочку к себе в поместье, чтобы никто о ней не узнал. Но когда сын вырос, он, как будто в наказание за грехи отца, влюбился в дочь рабыни. Отец не мог рассказать ему, что это была его сестра и им нельзя быть вместе. Поэтому он очень нервничал. Законная жена по глупости заподозрила его в любви к этой юной рабыне и насильно отдала девочку сыну для опыта взросления. На Сицилии, как и в Риме, обычно отдавали молодых рабынь юношам богатых семей для обучения их ночным ласкам и подготовке к взрослой жизни. Когда старый Борхес узнал о решении жены, то сразу забрал юную рабыню у сына и отправил её в Рим, к своему двоюродному брату. Это только усилило подозрения жены, и она, увидев однажды в саду двух змей, подумала, что боги посылают ей знак. В её роду увидеть двух змей в саду означало близкую смерть. А она очень сильно верила в приметы! Поэтому, проведя ночь в храме в молитвах, несчастная женщина решила не ждать, когда Парки разрежут нить её судьбы, и сама приняла яд. Но хуже всего было то, что перед смертью она сказала юному Павлу, что во всём виноват его отец. Так старый Борхеос сразу лишился и жены, и доверия сына, который не смог ему простить расставание с юной рабыней-гречанкой по имени Валерия.

– Плохо, что сын знает не всё. И тем более, не от тебя. Мой тебе совет: поговори с ним. Будет легче. Долго так не продержишься. А ему полезно будет всё услышать от отца. Ведь мать ему сказала, что ты любишь эту рабыню. И он видит в тебе угрозу. Как мужчина. Скажи ему, что она – его сестра и ты её не любишь! Сын всегда должен доверять отцу. Всегда!

– Ты думаешь? – пробормотал старик.

– Да. Я доверял своему отцу, – уверенно ответил Лаций, хотя в душе сомневался, что тот одобрил бы его отношения со взрослой рабыней Миолой, с которой он познал первую радость любви.

– Может, ты и прав, – глядя остекленевшим взглядом в стену, прошептал старик. – Я подумаю. Сейчас не могу. Мне бы полежать, – он откинулся к стене, и Лаций помог ему выпрямиться. Вскоре тот, тяжело дыша, провалился в беспамятство. Пол-лица посинело, все пальцы были в ссадинах и кровоподтёках. Лаций взял тряпку со стола, намочил водой и положил ему на лоб. Потом вышел из каюты и отправился искать Агриппу. Тот стоял у мачты с одним из матросов. Увидев его, он с удивлением спросил:

– Ты ещё не спишь? Парня, это… там накормили… Так что всё нормально. Нелюдимый он какой-то.

– Вспомни себя в таком возрасте, – сказал Лаций, подумав, что Агриппа не говорил бы так, узнав его историю. – Хотя вряд ли. Ты же не помнишь, что было вчера, не то что в прошлые иды8080
  Середина месяца – 13 или 15 число


[Закрыть], – слабо улыбнулся он, а капитан, спрятав ухмылку, почесал затылок.

– Ну, не то, что бы не помню… Но просто не запоминаю.

– Да тебе и не надо запоминать, – всё ещё злился на него Лаций за то, что тот не сообщил ему о Корхе. – Кстати, проблем с кровью не будет? – он кивнул в сторону матроса, отмывавшего палубу. Ради этого он и вышел на палубу, чтобы убедиться в том, что люди ведут себя спокойно. – Бунтовать не будут?

– Не будут, – буркнул Агриппа. – У меня люди с севера. У них там в это не верят.

– А ты? – осторожно спросил Лаций.

– Я переживу. Не такое видел. Море тут спокойное. Пролив небольшой. Боги простят нас за это. Надеюсь, шторма не будет. Тут плыть-то – за два дня доберёмся. Даже без ветра. Что ж, из-за этих бандитов теперь корабль разворачивать? Пока жрецы соберутся, пройдёт неделя. Потом ещё пока жертву принесут – на это тоже время надо. Да и зачем с Корхеосом ещё раз встречаться? – он обвёл взглядом сидящих невдалеке новобранцев.

– Согласен. Ведь на другом берегу тоже можно принести жертву? Через два дня? Там быстрее будет, – предложил Лаций.

– В принципе, можно, – задумался капитан. – Какой ты хитрый! – он уже не хмурился, и на его широком лице заиграла довольная улыбка. – Хорошо придумал! Матросам скажу, что жертву принесём на берегу! Ладно, пойду передам парню, чтобы следил за отцом. У меня у самого людей мало. Да хранят тебя Кастор и Полидевк8181
  Кастор и Полидевк – боги мореплавателей.


[Закрыть]!

– Давай-давай! Меня хранят другие боги, – покачал Лаций головой. – Что-то я устал, – медленно произнёс он, чувствуя, как внезапно закружилась голова.

– О, да ты совсем плох! – воскликнул Агриппа. – Да, не доглядел я. Иди, полежи! Сейчас воды принесу. Нет, с такой раной лучше вина, – он быстро заковылял в сторону своей каюты и вскоре уже стоял рядом с небольшим кувшином. Лаций безвольно сидел на канатах.

– На, вот, выпей! – капитан протянул ему кувшин с характерными тёмными разводами на глиняной поверхности.

– Это что? Опять сладкий огонь? – спросил Лаций и, сделав глоток, снова чуть не задохнулся. Он сидел и хватал ртом воздух. Горло жгло огнём, на глаза навернулись слёзы. Кашель рвал грудь, как будто там был огонь, но вскоре стало лучше, жжение опустилось в глубину желудка, и тёплые волны слабости ударили в ноги и руки. – Это что? – еле слышно переспросил он. Агриппа ничего не ответил, только загадочно улыбнулся и присел, чтобы размотать ему руку. – Неразбавленное вино? – спросил Лаций и сам ответил: – Нет, не может быть. Вино так не обжигает.

– Это из старых запасов. Когда в море холодно, иногда надо согреться.

– Так можно и умереть. Даже согреться не успеешь, – выдавил из себя он. Ему стало невероятно тепло и хорошо. Всё тело расслабилось, но Лаций чувствовал, что не может пошевелиться, не то, что встать и идти.

– Поэтому глоточек, два, и достаточно! Иначе не встать. Где глотнул, там и остался. До утра. Если волной не смоет! – расхохотался капитан и только покачал головой, увидев его лицо. – Потерпи немного.

– А что ты… – хотел спросить его Лаций, но не успел. Пронзительная боль ударила в рану, и он отдёрнул руку к груди. Но было поздно. Агриппа с довольным видом уже закупоривал горлышко, из которого только что плеснул ему туда странную жидкость.

– Немного поболит, а потом пройдёт, – со знающим видом кивнул он. – Но гнить уже точно не будет. На себе пробовал, – он надорвал зубами край тряпки, разорвал её на несколько полос и стал заново заматывать руку.

– Благодарю тебя, – прошептал Лаций. Внезапно нахлынувшая усталость придавила его к канатам с такой силой, что теперь он не мог пошевелить даже пальцем. Кожа на руке вздрагивала, но по опыту он знал, что так болит нормальная рана и опасности в этом нет.

– Ну, вот и всё, – радостно сказал капитан и встал, подхватив кувшин. – Посиди здесь немного. Скоро придёшь в себя.

Но Лаций сразу провалился в сон и пришёл в себя только к вечеру.

Город Мессана на краю Сицилии давно исчез позади. От него до Регия через пролив было рукой подать. Но предусмотрительный Оги Торчай предложил высадиться чуть выше на побережье, чтобы легче было организовать лагерь и не мешать людям в городе. Тем более что как раз оттуда начиналась дорога, которая вела вдоль побережья прямо до Капуи8282
  Капуя – город недалеко от Рима


[Закрыть].

Короткое плавание, несмотря на его опасения по поводу осенней непогоды, оказалось спокойным. Лаций был благодарен Нептуну, что тот взял столь малую плату за пролитую кровь. В душе он тоже верил в эту примету.

После того, как Агриппа совершил торжественное жертвоприношение Плутону и Прозерпине8383
  Плутон – у римлян бог царства мёртвых. Прозерпина – жена Плутона, царица преисподней, грозная повелительница теней умерших.


[Закрыть], Варгонт со своими легионерами приступил к обучению новобранцев. Здесь же, на берегу, Лаций попрощался со старым Борхеосом и его сыном.

– Помни, сын всегда должен доверять отцу! – сказал он напоследок юноше, когда старик в очередной раз поблагодарил его за спасение.

– Да, я знаю, – по-взрослому ответил тот.

– Я ему всё рассказал, – опустив взгляд, со вздохом сказал Борхеос. Но лицо его выражало радость.

Через неделю настал день, когда будущие легионеры выдвинулись в сторону Капуи. Недалеко от этого города они должны были разбить лагерь и ждать новых указаний Красса. Туда им уже привезли снаряжение и тренировочное оружие. Лаций радовался, что скоро отправится в Рим. Однако письмо Красса заставило его изменить планы. Тот писал, что сначала ему надо отправиться на виллу Папирусов к жене Гая Юлия Цезаря, а новобранцев оставить на Варгонта. И только после этого можно было ехать в Рим.

Глава 34

Путь до города Геркуланума занял несколько дней. Здесь Лаций свернул в сторону моря. На узкой дороге людей стало сразу значительно меньше. Изредка встречались подводы с хлебом, вином и другими товарами, два или три раза мимо прошли несколько крестьян, но теперь его, в основном, окружали гористые склоны с невысокими кустарниками, длинные зелёные кипарисы, небольшие стада овец и тишина. Проводника он отправил назад ещё до поворота у большой дороги, хотя тот настойчиво убеждал его не ехать в направлении моря одному. Но Лацию хотелось проехать оставшиеся несколько десятков миль8484
  Римская миля равнялась 1478,8 м.


[Закрыть] в тишине и не слышать бесконечные рассказы о прошлогоднем голоде, многочисленных родственниках, беременной сестре и девяти племянниках. Даже лошадь, казалось, устала от медлительности этого пустомели и с радостью восприняла удар пятками.

Лаций знал, что иногда в голодные годы на дорогах встречались банды разбойников из беглых рабов и крестьян, но в тех городах, которые они проехали, ни на рынках, ни в домах аристократов, где обычно жёны и дочери состоятельных римлян любили обсуждать последние слухи, никто об этом не говорил. Поэтому он без страха отпустил проводника и поехал дальше один.

До Геркуланума оставалось не больше двадцати миль, а оттуда до самой виллы Папирусов было рукой подать. Он надеялся добраться туда до заката. Лошадь не спеша скакала рысью вдоль неширокой петляющей дороги, вокруг не было ни души, только изредка налетал порыв ветра, и деревья шумели, как будто перешёптывались между собой об осенних тайнах, да ещё иногда со склона срывался одинокий камень, тихо шурша осыпавшейся вслед за ним сухой глиной. Лаций бывал в этих местах в детстве с приёмным отцом и надеялся, что легко вспомнит направление к городу. Скоро тот должен был показаться справа. Неожиданно прямо перед ним посреди дороги вырос человек с длинной палкой в руке. Лошадь фыркнула и остановилась.

– Ты кто? – резко спросил Лаций.

– Слазь, сейчас узнаешь! – совсем беззлобно и даже как-то лениво произнёс незнакомец. На нём была длинная рубаха до колен, из-под которой виднелись оборванные штаны. Однако на ногах были самые настоящие сандалии. Они были все в пыли, но очень напоминали сандалии легионеров. Нестриженные волосы, коротко обрезанная борода и многочисленные браслеты на грязных руках не позволяли отнести его к высшему сословию римской аристократии. Но, судя по обуви, он точно принадлежал к аристократии разбойников. В этом у Лация уже не осталось никаких сомнений. – Давай, не слышишь, что ли? – повторил оборванец. – Мне нравится твой гребешок! Давно не видел такого яркого цвета, – разбойник явно был уверен в том, что Лаций послушается, и без страха спокойно подошёл к его лошади. – Не делай глупостей, ты не герой. Не надо, – покачал он головой, как будто читая его мысли. – Не убежишь! – он повёл палкой вокруг, и только теперь Лаций увидел, что за камнями сидят около десятка таких же оборванцев с короткими самодельными копьями, а впереди, за поворотом виднеются тени ещё двух спрятавшихся за камнями бандитов. Наверное, у них тоже были копья или луки. Но слезть с лошади было самоубийством – пешим убежать от них было невозможно. Поэтому он резко дёрнул лошадь за уздцы и, развернувшись, ударил пятками, чтобы попробовать ускакать обратно. Но она не успела сделать и несколько шагов, как под копытами у животного натянулась верёвка. Разбойники ждали этого. Лаций еле успел остановить лошадь. В этот момент что-то тяжёлое ударило его в плечо, и он упал на землю.

В бок упёрлась острая палка. Потом ещё одна. Это были самодельные копья. В голове всё кружилось. Слышался шум голосов и топот босых ног. Приоткрыв глаза, Лаций увидел, что у ног лежит небольшая бочка из-под оливок – это она сбила его на землю. Хорошо, что она была пустая. Налетевшие бандиты связали его, забрали оружие, ремень и, перебросив через лошадь, повезли в сторону от дороги. А главарь в сандалиях шёл позади и громко смеялся, радуясь новому шлему с большим гребнем.

Когда лошадь остановилась, стали видны ворота богатой виллы. Слуг и охраны не было. Но, скорее всего, их уже убили. Другого объяснения не было. Лация бросили в небольшой сарай для скотины на заднем дворе, заново связав кисти рук и локти. Ноги оставили свободными. На дверях был тяжёлый засов, поэтому он всё равно не смог бы выбраться оттуда без посторонней помощи. Судя по громким и радостным крикам снаружи, разбойники нашли в его вещах деньги и стали их делить. Когда всё закончилось, почти все оборванцы сразу же сели неподалёку играть в кости. По отрывочным фразам Лаций понял, что они готовились поужинать, но овца слишком долго жарилась, и поэтому они, не дожидаясь еды, стали пить вино, заедая его луком и хлебом. Судя по этому, слуги здесь когда-то были, дом и строения вокруг ещё не выглядели заброшенными. Вдруг чей-то громкий голос возвысился над остальными, и бандиты замолчали. Слышно было, как один человек что-то спрашивает, а другой мямлит, не зная, что ответить. Потом оба замолчали, и рядом с сараем послышались тяжёлые шаги. Вдали снова загалдели игроки, а перед Лацием в проёме открытой створки показались три человека. Первым зашёл главарь в сандалиях. На вид ему было лет пятьдесят, в бороде виднелась проседь, а под длинной рубашкой покачивался небольшой живот. Но широкие плечи не оставляли сомнений в том, что он ещё сохранил силу в руках и может за себя постоять.

– Эй, ты, хочешь жить? – предельно просто спросил он. Лаций кивнул и сел поудобней. Теперь ему были видны все трое, и он мог оценить свои шансы на побег. – Только не спеши умереть, ладно? – опять сказал главный бандит. – По глазам вижу, сбежать хочешь. Но лучше не надо. Поверь мне, ты не первый уже. Скоро увидишь. Вон, полный подвал таких, как ты, смелых. Только мёртвых.

– Тогда зачем спрашиваешь? – спросил Лаций.

– Что спрашиваю? А-а, это другое дело, – хмыкнул громила. – Если хочешь жить, прочитай нам, что написано в твоём письме. Там, кажется, что-то про большие деньги.

– Каком письме? – удивился Лаций. Он догадался, что это было письмо Цезаря, но тянул время.

– Не притворяйся. Вот письмо! – главарь ткнул в сторону маленького оборванца, у которого на голых плечах был наброшен длинный шерстяной плащ явно с чужого плеча. – Ты – Лаций Корнелий Сципион? – спросил он.

– Да, я.

– Что там дальше! – широкая волосатая рука нетерпеливо протянулась к человеку с письмом. – Прочитай!

– Дорогая… ты знаешь, сколько трудностей…

– Да не это. Потом всё это читать будешь! Про деньги читай!

– Ах, да! Конечно, – с готовностью кивнул головой «грамотный» разбойник. – Вот: передай Лацию сто тысяч сестерциев и пусть в Риме твоя сестра тоже выдаст ему пятьдесят тысяч сестерциев серебром. А дальше… дальше непонятно. Не понимаю, что написано.

– Где деньги, Лаций? – хмыкнул главарь.

– У меня их нет, – как можно спокойней ответил он. – Там была печать. Ты её сломал?

– Да, сломал! А что?

– Письмо было запечатано, я вёз его другому человеку, поэтому я не знал, что там написано.

– Он не знал! Ты шутишь? Тебе тут тысячи сестерциев с неба падают, а ты не знал! Ты видел? – бандит толкнул локтём своего напарника, который до этого молчал.

– Может, это? – тот показал на нож в руке и сделал колющее движение, фыркнув носом.

– Успеем, – остановил его главарь. – Эй, патриций, скажи, куда ты вёз это письмо? Мы знаем всех владельцев вилл вокруг города. У кого же сколько золота и серебра? Ну, говори.

– Мне должны были сказать об этом в Геркулануме, – соврал он. – Я не доехал. Человек, которому я вёз письмо, должен был мне сказать, куда ехать дальше, – продолжил он. – Наверное, там всё написано. Прочитай сам, – делая вид, что не понял предыдущих слов бандита, сказал Лаций.

– Ты, что, заболел? Или обманываешь меня? Тут непонятно написано!

– Я письмо не читал, поэтому не знаю, что там написано, – твёрдо произнёс Лаций. – Я тебе уже говорил.

– Хитрец, – сквозь зубы процедил громила в сандалиях. – Ну, посмотрим, как ты будешь просить о пощаде, когда мы тебя к воротам прибьём и подвесим вверх ногами!

– Ты зря так говоришь, – покачав головой, сказал Лаций. – Я обыкновенный легионер. Я не герой и не гладиатор. Мне не нужны те деньги, которые ты забрал. Отпусти меня. Я никому не расскажу о вас.

Вместо ответа все трое разбойников расхохотались так громко, как будто он сказал невероятно смешную шутку.

– Я же говорил тебе, что и этот будет говорить то же самое! Йо-хо-хо, – хватался за живот главарь. Второй бандит тоже смеялся, широко открыв рот. Лишь худой, сутулый «грамотей» тихо подхихикивал, угодливо глядя на них. – Ладно, скоро мы вернёмся с писарем, который все языки знает! – пообещал громила. – А этого не трогай! Закрой его и не выводи никуда, – приказал он второму своему товарищу и кивнул помощнику с письмом: – Пошли к писарю Заруте! Быстрей!

Дверь скрипнула, и солнце исчезло. Остались только тонкие лучики, которые пробивались сквозь щели между досок. Тысячи пылинок, поднятые в воздух хлопнувшей дверью, плавно заскользили внутри этих светлых полосок, как крошечные птицы, и стали опускаться вниз. Лаций тупо смотрел на тонкие полоски света и думал, как развязать руки. Сдаваться он не собирался, но умирать с завязанными руками не хотелось. Прошло довольно много времени, разбойники затихли, заснув прямо там, где играли. Несколько человек ещё толпились у огня в дальнем углу двора. Но они тоже еле держались на ногах. Друг главаря сидел неподалёку от дверей и аппетитно ел кусок мяса. Лаций отодвинулся от щели и закрыл глаза. Ему тоже хотелось есть. Запах жареной баранины заставлял его глотать слюну и мешал думать. Кисти уже начинали ныть и покалывать. По опыту он знал, что скоро они онемеют и перестанут слушаться. Тогда будет ещё хуже. Всё тело станет вялым и тяжёлым, и ноги не смогут бежать. Вскоре захотелось помочиться. С трудом встав, Лаций наклонился и упёрся лбом в стену. Аккуратно сделать это не получилось. Он попал себе на тунику и сандалии. Сделав шаг назад, он за что-то зацепился и упал. Звук услышал охранник. Он перестал есть и повернул голову.

– Эй, ты что там? – буркнул он.

– Ты не дашь мне кусок мяса? – как можно жалобней попросил Лаций. Сейчас нужна была хитрость. Тех, кто сопротивлялся и спорил, обычно сразу убивали. А ему надо было, чтобы разбойник не видел в нём угрозу. Он добавил: – Я не ел с утра.

– А тебе и не надо! – прозвучал издевательский ответ.

– Ну, хоть чуть-чуть. Я буду просить за тебя Марса и Аврору, – искренне пообещал он.

– Не надо просить. Орка попросишь. Он всем богам потом передаст.

– Ну, что тебе стоит? – протянул Лаций, лихорадочно думая, что ещё сказать, чтобы разбойник подошёл к нему. Он подполз к щели и прильнул к ней глазом.

– Мне ничего не стоит. А тебе это может стоить очень дорого. Но денег у тебя уже нет. Ха-ха-ха! – расхохотался он.

– Почему нет? – не думая, выпалил он, вспомнив, что главарь хотел найти деньги. Услышав его ответ, бандит замер и повернулся к сараю лицом.

– У тебя есть деньги? – даже в наступающих сумерках было видно, как хищно оскалилось в улыбке его лицо и в глазах заблестел огонёк разгорающейся жадности.

– Конечно, есть! – приободрённый таким поведением охранника, обрадовался Лаций. Он уже хотел сказать, что надо только отъехать немного, а там он отдаст ему все деньги… Но разбойник сказал раньше:

– Не врёшь? Ну, тогда покажи! – он злорадно усмехнулся, и в его голосе послышалось недоверие. Лаций понял, что обещание сделать это позже не пройдёт. Он снова задел что-то внизу. Раздался тихий звенящий звук. Бандит замер с открытым ртом, потом медленно поднялся и протянул недоеденный кусок мяса перед собой. – Эй, ты! – позвал он негромко. – Это что? Деньги?

– Да, – так же тихо ответил Лаций, припав губами к щели.

– Эй, ты!.. Я тебе брошу мясо, а ты бросишь мне деньги. Сюда! Понял?

– Не могу. Руки связаны.

– Ну и что? Всё равно кидай! – не подумав, сказал разбойник. Губы и щёки у него блестели от жира, а взгляд горел от мысли о лёгкой наживе. Наконец, до него дошло, что так он ничего не дождётся, и, достав нож, бандит усмехнулся: – Да, как же ты бросишь? Ногами?