Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Глава 52

Библиотека находилась за гимнасием, и Лаций немного задержался, наблюдая за борьбой двух атлетов, пытавшихся повалить друг друга на землю. Их шумно поддерживали зрители. Многие в пылу даже побросали на землю свои простыни и, обнажённые, продолжали кричать и махать руками, обращаясь то к атлетам, то друг к другу. Он дождался развязки, тоже крикнул несколько слов в поддержку победителя и пошёл дальше.

В библиотеке в это время никого не было. В конце длинных рядов с бамбуковыми чехлами виднелся поворот к комнатам для чтения. У входа в одну из них стояли два чёрных раба в набедренных повязках и один маленький финикиец в белой накидке. Они повернулись к нему. Финикиец с лицом цвета спелой сливы поклонился и открыл дверь. Лаций вошёл и остановился. Сначала ему показалось, что внутри никого нет, потому что он искал взглядом крупное тело Валерия Мессалы Руфа. Того просто нельзя было не заметить в такой небольшой комнате. Спрятаться здесь было негде: три стола, шесть кушеток с матрасами и коврами, колонны и бюсты – всё это стояло вдоль стен, чтобы собеседники могли хорошо видеть и слышать друг друга. Но, присмотревшись, он заметил, что на последней кушетке, в дальнем конце комнаты, где читатели обычно оставляли папирусы, кто-то сидел, поджав под себя ноги. Это была женщина. Теперь Лаций понял, почему не сразу заметил её – на ней была розовая шёлковая простыня, которая сливалась с цветом ковра на кушетке. Удлинённые краской глаза, сведённые в одну линию брови, высокая шея, собранные на затылке волосы, голые плечи, открытые ключицы и небольшая родинка с левой стороны – он сразу узнал её. Это была Эмилия Цецилия.

– Проходи, Лаций Корнелий Сципион Фиделий. Кажется, так тебя зовут? – она сделала движение рукой, показывая на диван. Он на мгновение замер, вслушиваясь в приятный звук её бархатистого голоса. Эмилия восприняла это как нерешительность и покровительственно улыбнулась. – Ну же?

– Я ожидал увидеть здесь другого человека.

– Присядь, – она положила руку на подушку рядом с собой. Перед ней стоял круглый стол с финиками, абрикосами, яблоками, сушёной тыквой, виноградом, сыром и мёдом. В двух чашах темнел какой-то тёмный напиток, похожий на вино. Лаций почувствовал его терпкий аромат ещё у входа. В руке Эмилия держала свиток из библиотеки, но, скорей всего, просто так, чтобы произвести впечатление.

– Ты пришла вместо сенатора Марка Валерия, чтобы обсудить со мной вопрос цены?

– Сенатор не смог прийти. Он попросил меня передать тебе эти слова. Но почему ты так удивлён? – она слегка приподняла брови. – Сюда ходят многие матроны и жёны сенаторов. Хотя там, – она кивнула головой в сторону бассейнов и хитро улыбнулась, – все моются вместе, да? – несмотря на улыбку, глаза у неё не улыбались, продолжая внимательно наблюдать за его лицом, и Лаций это видел.

– Да, – кивнул он, вспомнив весёлые игры простолюдинов в бассейне и даже в большом водном кальдарии, где из-за мокрого и тёплого воздуха, порой, ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки.

– Это всё естественно. Но ведь ты же меня не боишься? – спросила она таким тоном, что Лаций удивлённо поднял брови.

– Боишься? Я не боюсь. Однажды ты уже была рядом без одежды. Даже ближе, чем сейчас, – намекнул он на носилки ночью. Но Эмилия сделал вид, что не поняла его. Она назидательно, как педагог, продолжила:

– В термах всегда так было. Ещё во времена Помпилия Нумы124124
  Помпилий Нума – по легенде, второй царь Древнего Рима. Правил с 715 по 673/672 годы до н. э.


[Закрыть] и позже. Мужчины и женщины равны и моются здесь вместе. Я обожаю эти термы. Только почему-то женщины никогда не были гражданами Рима. Тебе не кажется это странным? Почему вы, мужчины, граждане Рима, а мы – нет? Ведь в Законах Двенадцати таблиц нет никаких запретов.

– Спасибо за урок! Ты любишь разговаривать о политике? – он присел рядом с ней на кушетку.

– А о чём любишь разговаривать ты? О любви к юношам? – не замечая его иронии, спросила она.

– К юношам? Я не люблю юношей. Мне это кажется слишком неестественным, – не скрывая удивления, возразил он.

– Значит, тебе не нравится молодое и сильное тело? – коварно посмотрела на него из-под чёрных ресниц Эмилия.

– Ну, почему ты это спрашиваешь? Мне очень нравится бороться и видеть, как на сильном теле напрягаются мышцы. Особенно в трудные моменты.

– И тогда тебя тянет к этому телу? – уточнила она. Лаций с удивлением посмотрел на неё и покачал головой.

– Нет, это другое… Что ты хочешь сказать? – спросил он. – Тебя волнует, люблю ли я красивых юношей? Нет, не люблю и никогда не любил. Но почему тебя это интересует?

– Значит, тебе не понравился тогда Александр? – прищурила глаза она.

– И ради этого ты пришла сюда? Это же было полгода назад! – в его голосе прозвучала насмешка.

– Да, давно. Но меня интересует не только это, – уклончиво ответила Эмилия. – Скажи, почему ты отказался тогда от моей рабыни Пассии Фелицы? Она была некрасивой?

– О, боги! Что за вопросы волнуют тебя! – воскликнул он.

– Но ты можешь ответить? – она протянула ему чашу с вином, а сама взяла другую. Лаций остановил её руку и поменял чаши. От неожиданности Эмилия даже не нашлась, что сказать, с искренним удивлением переводя взгляд с Лация на чашу и обратно. Но он поспешил успокоить её:

– Я хочу почувствовать здесь тепло твоих рук, тепло, которое оставила твоя ладонь, – хитро прищурившись, произнёс он, чтобы не рассказывать ей о том, как его ещё в юности научил этому старый гладиатор Зенон, который не раз видел, как отравляли неугодных слуг и рабов, протягивая им чашу с ядом.

– Чтобы почувствовать тепло моих рук, не надо менять чашу, – с усмешкой ответила она и положила ладонь ему на плечо. Указательный палец коснулся ключицы и стал медленно гладить её, смещаясь к шее. – Значит, Пассия тебе не понравилась?

– Понравилась, – честно ответил Лаций.

– Но тогда почему ты отказался от неё?

– Потому что она совсем этого не хотела. И ещё она была слишком юная и скучная. Как красивое яблоко – большое, но не спелое. Тебя такой ответ устраивает? – он смотрел ей прямо в глаза, делая вид, что совсем не обращает внимания на её руку.

– А-а, значит, тебе нравятся опытные женщины.

– Мне нравятся женщины, которые горят желанием изнутри, а не ищут источник его вдохновения снаружи.

– Красиво говоришь. Значит, ты любишь сильных женщин… – пальцы Эмилии уже гладили его шею.

– Всё зависит от того, что ты называешь силой.

– Не играй словами, Лаций. Сила – это власть. Но ты не всё сказал мне об Александре. У вас ничего с ним не было?

– Ни-че-го, – по слогам громко произнёс Лаций, – абсолютно ничего! – он протянул руку к Эмилии, чтобы обнять её, но она отвела её в сторону и откинулась на спинку.

– Значит, ты любишь властных женщин, не так ли? – ещё раз спросила она. Лаций удивлённо поднял на неё взгляд.

– Да. А ты, как я вижу, больше любишь разговоры, чем дела. Власть и сила – это поступок. Словами власть не завоюешь. Надо что-то делать, даже если ты женщина! – в его глазах уже была не ирония, а издёвка. Он явно насмехался над ней.

– В чаше ещё много вина, – кивнула Эмилия, опустив взгляд, и сделала глоток. – Выпей немного, и я отвечу на все твои вопросы.

Лаций сделал небольшой глоток. Вино было густым, как у Атиллы на корабле, но не таким жгучим. Душистый аромат винограда приятно обволакивал рот, и на языке оставалось ощущение сладости, а не терпкости, как от обычного вина. «Наверное, его настаивали в свинцовых кувшинах», – подумал он.

– Хорошее вино… Это амброзия богов? – спросил он и поставил чашу на стол.

– Это подарок человека, который умеет делать вино, – ответила Эмилия.

– Ты оказала ему поистине божественную услугу, раз он подарил тебе такое вино.

– Да. Но я могу оказать такую услугу и тебе! – она протянула руку и дёрнула за край его простыни. Лаций не успел опомниться, как ткань упала на кушетку, а Эмилия оказалась у него на коленях.

– Посмотри на меня: я сильная и властная, – прошептала она и обняла его за шею. – Я сама докажу тебе это! – её простыня тоже соскользнула на пол, она толкнула его на спину, медленно опустившись всем телом на грудь. – Люблю укрощать сильных мужчин, – проворковала она, и маленькие, нежные ладони стали гладить его грудь.

– А я – сильных женщин, – он хотел взять её за локти и перевернуть, но Эмилия выскользнула из его объятий и отстранилась назад. Лаций отчаянно попытался прижать её за плечи, однако она не давалась, выскальзывая с поразительной лёгкостью. Тогда он схватил её за бёдра, но она снова с лёгкостью избавилась от его рук. Он посмотрел на свои ладони – они блестели. Её тело было намазано каким-то маслом. Ему стало ясно, что Эмилия сделала это специально. Он лежал на спине, и их лица были так близко друг к другу, что он чувствовал у себя на лице её горячее дыхание. Наконец, ему удалось сжать её бёдра коленями и быстро обнять за талию сзади. Теперь их тела соприкасались животами, но больше он ничего не мог сделать. Она в любой момент могла выскользнуть, стоило ему только ослабить хватку. Хитрые глаза Эмилии смотрели на него сверху вниз и ждали, что он будет делать дальше.

– О-о, бог любви Амур уже готовит свою стрелу, – тяжело дыша, прошептала она, упёршись ему руками в грудь. – Пора вставать.

– Вставать?! Сейчас Амур докажет дерзкой Волупии125125
  Волупия – богиня наслаждения, удовольствия и веселья (римск.).


[Закрыть], что он сильней, – прорычал Лаций.

– Мне больше нравятся Либурна и Любентина126126
  Богини любовного удовлетворения.


[Закрыть]! – прошептала на ухо она, стараясь выкрутиться. Не разжимая рук, он лихорадочно думал, как перевернуть это гибкое тело на спину и придавить к кушетке. Тогда можно было бы разжать руки и…

– Ты доиграешься! Амур сейчас превратится в Марса и поразит тебя своей молнией! – уже с нотками нетерпения процедил он сквозь зубы.

– Правда? Как интересно! Меня ещё никто не поражал без моего желания. Даже молнией, – проворковала она и, вдруг, полностью расслабившись, прижалась к его груди. Нежная щека коснулась лица, и Лаций услышал тихий шёпот: – Но мне от тебя ничего не надо. Я получила всё, что хотела. Ты не был с Александром, ты не любишь мужчин и тебя возбуждают женщины. Это самое важное. Вот и всё, что мне надо было узнать. Тебе я тоже всё сказала, – Эмилия убрала его руки со своих бёдер и встала. У неё на лице не было заметно ни тени страсти или желания, только спокойствие и неприступность. Лаций опешил от такого признания.

– Как это? – растерянно спросил он. Куртизанка ничего не ответила, подняла с пола простыню и повернулась, чтобы уйти. Он схватил её за руку, но она снова с лёгкостью выскользнула. – Зачем ты намазалась этим маслом?..

– Это придаёт мне силы. А тебя делает слабым. Ведь так? Я же говорила, что я – сильная женщина, а ты требовал подтверждения. Вот оно! – Эмилия посмотрела на него свысока, но лучше бы она этого не делала. Волна внутренней ярости и гнева захлестнула Лация, и он потерял над собой контроль. Через мгновение она снова оказалась у него в руках. Он схватил её под руки и поднял вверх. Маленькие ноги отчаянно задёргались в воздухе, ладони ожесточённо упёрлись ему в лицо, но было уже поздно. Перевернувшись в воздухе, Эмилия оказалась на спине на том самом месте, где только что лежал он. Она била его руками и ногами, как могла. Но он видел перед собой только её глаза! Полные смеха и желания, они не врали, хотя она изо всех сил старалась доказать ему обратное. Однако победить эту женщину было очень трудно – скользкое тело извивалось под ним, как змея, и проклятое масло помогало ей с каждым движением всё больше и больше. И чем сильнее он пытался придавить её к кушетке, тем больше она освобождалась. Если он хватал её за плечи, но она сразу же выскальзывала у него под локтём. Почувствовав, что свобода близка, Эмилия рванулась изо всех сил, и они оба упали на пол, задев столик с вином и фруктами. Он с шумом упал, фрукты рассыпались по полу, две чаши, вращаясь, со звоном покатились к стене. Лаций замер, прислушиваясь к звукам за дверью. Эмилия воспользовалась этим, чтобы встать. Всё тело у неё было в красных полосах, как будто охвачено пламенем. Красивая грудь поднималась и опускалась, дыхание было тяжёлым, но на лице играла радостная улыбка амазонки. Подняв с пола свиток в бамбуковом чехле, она сказала:

– Тебе надо больше тренироваться, юный атлет! В тебе мало желания. И я тоже не горю страстью к тебе. Ты испортил мне кожу. Теперь мне придётся целую неделю провести под паллой, – она явно издевалась над ним. – Но это того стоило. Я победила. Валерий Мессала Руф обманул меня. Он сказал, что у тебя с Александром была любовь, а я ему поверила.

– Что? О чём ты говоришь? При чём тут он?

– Я поспорила с ним, что ты любишь женщин. А он сказал, что его любовник Александр соблазнит тебя быстрее, чем любая женщина. Позже он сказал, что всё так и было. К тому же ты отказал моей рабыне. И я поверила. Значит, он обманул меня. Я отдала ему сто тысяч сестерциев.

– Не может быть… – в голове у Лация всё смешалось. Он был поражён такой откровенной наглостью и чувствовал себя униженным и оскорблённым. С ним играли, как с вещью, на него спорили, его проигрывали и выигрывали, и после этого она ещё смела об этом говорить! И кто? Куртизанка! Пусть дорогая и из рода патрициев, но всё же куртизанка. Она говорила ему это прямо в лицо и теперь собиралась уйти, растоптав его гордость. Лаций смотрел на её блестящее стройное тело, усыпанное капельками пота, и чувствовал, что расстояние между ними увеличивается. Она уходила… Этого он допустить не мог!

Если бы под рукой оказался нож, он, не задумываясь, бросил бы его в спину. Но под рукой оказалась простыня. Он схватил её, чувствуя с нарастающим отчаянием, что от него ускользает что-то большее, чем просто красивое тело Эмилии, и это чувство ничем не отличалось от того, что он ощущал в бою с врагом: возбуждение, азарт, внимание, ловкость, сила и даже страх – в такие минуты всё сливалось воедино, превращая его скорее в животное, неосознанно сражающееся за свою жизнь, чем в человека. И победить его тогда было почти невозможно.

Тяжело дыша, Лаций сжал простынь в руках и вдруг понял, что делать! Эмилия, видимо, тоже ощутила угрозу и обернулась. Увидев у него в руках простыню, она, не стесняясь своей наготы, дерзко упёрла руки в бёдра и с издёвкой спросила:

– Нравится моя простыня? Можешь оставить её себе. На память. Будешь заворачиваться в неё по ночам.

Но лучше бы она этого не говорила! Лаций понял, что, раз слуги не вбежали на звук упавшего столика, значит, она заранее приказала им не входить, что бы ни случилось. Поэтому они не войдут и на крик. Если, она, кончено, будет кричать…

Взмах – и простыня оказалась у неё за спиной. Эмилия от неожиданности даже не пошевелилась. Её большие, красивые глаза замерли и стали ещё больше – в них он увидел растерянность. Но потом она опомнилась и рванулась назад изо всех сил. Однако простыня, в отличие от рук, не скользила по её телу. Она, наоборот, с каждым рывком только плотнее облегала его. Лаций еле сдерживался, чтобы не схватить и не раздавить её в своих руках. Тяжело дыша и чувствуя, как напряжены мышцы, он медленно стал подтягивать её к себе. Его хищный взгляд испугал Эмилию, и она забилась, как оливковое дерево во время урагана, отчаянно дёргая руками и ногами. Наступал час расплаты. Наконец, живот Эмилии коснулся его тела, и Лаций ощутил бешеный стук её сердца. И ещё – напряжённое ожидание в глазах. Оно было еле заметно из-за кричащего возмущения и ярости, но он его видел и чувствовал, что она ждала его победы. Простыня закончилась, и красивая грудь Эмилии упёрлась в него, выпятившись вверх двумя упругими куполами вверх. Закусив нижнюю губу, она продолжала давить ему в подбородок ладонями, но силы были неравными.

– Я буду для тебя… и Марсом… и Волупией. Вместе… – прохрипел он и потянул её назад. В глазах Эмилии кипела ярость. Но недолго. Она вдруг расслабилась, как бы показывая, что сдаётся, и опустила голову вниз. Однако он знал эту уловку и ещё сильнее прижал её к себе.

– Отпусти меня, – задыхаясь, произнесла она, и Лацию показалось, что он слышит в её голосе слёзы.

– Ты же сильная женщина, – с иронией напомнил он. – Вот и докажи мне это. Постарайся победить настоящего мужчину, а не тех, у кого силы остались лишь на то, чтобы заплатить тебе сестерций за услуги, – он рассмеялся с таким наглым превосходством, что Эмилия не сдержалась и, подняв голову, попыталась укусить его за подбородок. Лаций успел откинуться назад, но именно этого она и ждала. Между ними образовалось небольшое пространство, куда она сразу протиснула руки. Упёршись в грудь, хитрая женщина смогла немного отодвинуться назад, после чего резко согнула ногу и попыталась ударить его коленом в пах. К счастью, колено попало в надкостницу и соскользнуло в сторону.

– Я разорву тебя на части, – прошипела она, корчась от боли в ноге.

– Приступай! – предложил Лаций и, не отпуская простыни, опустился с ней на кушетку. – Если сможешь, конечно, – добавил он шёпотом, думая о том, как перехватить руки и связать свою жертву. Придавленная большим телом, страдая от боли, Эмилия не могла сопротивляться. Она покраснела, ей стало тяжело дышать. Рот раскрылся, красивые полные губы задёргались и стали жадно хватать воздух. Он хотел поцеловать её, но коварная куртизанка рванулась из последних сил и снова попыталась укусить его. Подождав, когда у неё собьётся дыхание, Лаций подтянул её колени вверх и зажал руками. Эмилия слабо дёрнулась ещё раз, но его живот безнадёжно прижимал её бёдра к кушетке, грудь не могла дышать, он придавил её, как мраморная плита, и сил совсем не осталось. – Не спеши, не всё сразу, – с издёвкой прошептал Лаций. – Прибереги свою силу, когда Амур вонзит в тебя свою стрелу, – он вздрогнул, почувствовав удар в левый бок и болезненные, царапающие удары на левой лопатке. Оказывается, она как-то сумела дотянуться до бамбукового чехла от папируса! Он схватил её за кисти и развёл руки в стороны. Теперь Эмилия не могла даже пошевелиться.

– И что дальше? – хрипло произнесла она.

– Если бросишь этот чёртов свиток, я тебя отпущу, – пообещал он.

– Хорошо, – поверила она и разжала пальцы, однако, увидев на его лице самодовольную улыбку, нахмурилась и приподняла голову. – Что ты делаешь?! – прошипела она. Ей показалось, что он встаёт, однако Лаций быстро вытащил простыню и связал ей кисти. Эмилия опешила и несколько мгновений смотрела на него широко открытыми глазами. Когда пришло понимание, было уже поздно – её руки оказались намертво связаны узлом. – Ты меня обманул! – возмутилась она.

– Вовсе нет, – спокойно ответил Лаций, протянув руку за своей простынёй. – Я же не обещал отпустить сразу? Отпущу, значит, когда-то отпущу… но не сейчас. Перед этим надо кое-что сделать, – с серьёзным видом, выпятив для важности нижнюю губу, сказал он и привязал её локти к коленям. Эмилия дёрнулась и замерла. – Ты, что, хочешь меня всю связать? – огромные глаза превратились в две узких полоски ненависти.

– Уже связал. Не заметила? Кстати, ты прекрасно выглядишь! – изображая искреннее восхищение, с издёвкой произнёс он. Она собралась с последними силами и рванулась в сторону. Из горла раздался странный звук, похожий на рычание и хрип одновременно. – О, как страшно! Прямо львица с чёрными бровями! – он похлопал её по коленям ладонью и с выражением отеческой заботы на лице добавил: – Осторожней, ладно? А-то на руках могут остаться следы. Будет больно. Твоя нежная кожа не выдержит таких рывков, – он ещё раз сокрушённо покачал головой и положил руку ей на живот.

– Не смей! – Эмилия слабо дёрнулась, но всё было бесполезно.

– Ты похожа на лягушку, – обведя её бесцеремонным взглядом, заметил он.

– Что? Как ты смеешь!.. Я сейчас закричу, – с угрозой в голосе сказала она.

– Не закричишь. Я заткну тебе рот. Вот так, – Лаций поднёс к её лицу ладонь и аккуратно прижал к губам. Она сразу же впилась в неё зубами. Он хмыкнул, терпеливо прищурил глаза и навалился всем телом сверху. Наклонившись к её лицу, он прошептал: – Это всё? Теперь моя очередь! – Эмилия ещё какое-то время пыталась царапать его скрюченными пальцами и кусать ладонь, но вскоре всё закончилось так, как и должно было: богиню соблазнения Любию сменила богиня наслаждения Волупия, после чего им на смену пришла богиня удовлетворения Либурна.

Лаций откинулся на кушетке и поискал глазами кувшин с водой.

– Может, ты освободишь меня? – раздался голос Эмилии. Она нежно посмотрела на него, и он даже замер, удивившись такой сильной перемене. Горячие губы были слегка приоткрыты, обнажая край ровных красивых зубов, глаза не скрывали усталости и удовлетворения и были подёрнуты томной поволокой сладострастного удовольствия, но больше всего его удивил голос. В нём была нежность. Этого чувства Лаций от неё не ожидал. Он наклонился, чтобы поцеловать её, но Эмилия отвернулась в сторону.

– Да, конечно, прости, – вздохнул он. Простыня медленно сползла на пол. – Забыл тебя развязать. Ух, какая ты вся красная!.. Скажи, почему ты спасла меня тогда ночью?

– Не знаю, – её круглые плечи поднялись вверх и в нерешительности замерли. – Наверное, это Венера играла с моей душой.

– Но ведь ты же видела Пульхера и могла выдать меня? Его люди хотели меня убить.

– Убить? Зачем? Странный ты. Может, я просто не хочу твоей смерти… Пульхер до сих пор бегает за моими носилками. Он меня боится. Ведь я точно знаю, что он был любовником Помпеи, первой жены Цезаря. Но время от времени он пытается завоевать моё сердце дорогими подарками. Хотя, у него вряд ли это получится.

– Тогда, ночью, ты специально пришла на эту улицу?

– Не совсем. Я собиралась на встречу к одному патрицию, когда вернулись мои рабыни. Они были у одного обувного мастера в гавани и там увидели тебя.

– Ах, вот откуда я помню эту птицу на твоих застёжках! – воскликнул Лаций. – Я видел её там, на кальцеях. Эти девушки у кожемяки были… Теперь всё ясно!

– Это орёл, – кивнула она головой. – Они сказали, что видели тебя там, и ты собирался уходить. К тому же, до этого тебя несколько раз видели около твоего старого дома, – добавила она, заметив, как изменилось его лицо. – Я решила на всякий случай проехать мимо… Потом просто всё совпало.

– Я твой должник, – пробормотал Лаций. – Но почему меня не объявили убийцей и не стали искать?

– Не знаю. Я даже не интересовалась этим. А ты – убийца? – она игриво протянула руку. – Это так волнует меня…

– Тогда, ночью… Мне пришлось защищаться. И несколько человек…

– Иди сюда, – она потянула его за локоть и прижала к себе. Какое-то время они так и лежали, наслаждаясь новым, ранее неизвестным им чувством. Оно возникло уже после того, как их тела соединил бог страсти Амур, и теперь пытались запомнить волшебное ощущение приятной и тихой радости, чтобы потом вспоминать о нём снова и снова.

– Странно, мне не хочется от тебя уходить.

– Мне тоже, – она погладила его по руке.

– Ты сегодня была просто Фурией! Наверное, из-за этого? – пробормотал он. Они выпили воды и некоторое время молча смотрели друг другу в глаза. Эмилия была невероятно привлекательна. С размазанной на щеке чёрной краской, покрасневшими губами, пунцовыми щеками и подбородком она была похожа на жрицу Вакха после священных жертвенных танцев. Длинные ресницы смешно торчали в разные стороны и на щеках виднелись тёмные потёки краски. Но глаза были полны чувства.

– Нет, я не Фурия, – покачала она головой. – Ты, кажется, позабыл, как выглядят настоящие богини. Сейчас я тебе покажу это! Только сними свой амулет, он мне сильно давит на грудь, – она протянула руку и обняла его за шею. Лаций послушно снял с себя медальон, и теперь уже Эмилия бросилась на него сверху. Ему это очень понравилось. После чего всё повторилось снова.

Когда в Риме наступил вечер, и солнце медленно опустилось за горизонт, она подняла свиток и, кое-как завернувшись в мятую простыню, сказала:

– Мне пора. Надо ехать к Валерию Мессале, – и в её голосе прозвучало торжество.

– Зачем? Ты поедешь к сенатору? – удивлённо спросил Лаций.

– Да, поеду. Не хочешь со мной?

– Нет, нет! – махнул рукой он. – Вдвоём с Александром вы будете сильнее меня, – его смех вызвал у неё ироничную улыбку. Эмилия присела рядом.

– Напиши на этом пергаменте, что у тебя ничего с ним не было, – попросила она, принеся со стола чернильницу и стиль. – Ведь ты же мне не соврал? – последняя фраза сыграла свою роль, и Лаций написал: «У меня ничего не было с Александром. Лаций Корнелий Сципион Фиделий». Эмилия довольная спрятала папирус в бамбук и спросила:

– Ну, что, тебе понравилась Фурия? Праздник сатурналий удался? – она прищурила глаза и погладила его ладонью по щеке.

– Ты не Фурия, ты – сама Клоасина127127
  Клоасина – богиня грубых, разнузданных страстей.


[Закрыть]! – искренне ответил он.

– Не совсем, – предупредила она. – Я не продаюсь за деньги и не устраиваю оргии. Это делают мои рабыни. Поэтому у меня всё-таки другая репутация в Риме, – бархатный голос проник ему в самое сердце, и Лаций был готов поклясться, что она близка к тому, чтобы пробудить в его душе настоящее чувство.

– Подожди, но Марк Валерий должен был передать тебе кое-что ещё, – удержал её он.

– Что? Ах, да. Он сказал, что пока не готов сказать точную цену. Сейчас цена на рабов поднимается, и один раб стоит 500 динариев128128
  Динарий – название римской серебряной монеты времён Республики, равнялась 10 медным ассам.


[Закрыть]. Это мало за крепкого, сильного крестьянина. Он готов отдать их тебе за 900 динариев, если ты согласен.

– Три тысячи человек по 900 динариев?! – воскликнул Лаций, но сразу же осёкся, вспомнив Сцинну и его советы. – Мне надо подумать. Я не могу сразу дать ответ. Но почему сенатор доверил тебе говорить со мной? – спросил в конце он. – Какие у тебя с ним отношения? Он тебя тоже любит? Или только хочет, как Клод Пульхер?

– А ты, что, ревнуешь? Успокойся! Никогда не знаешь, где могут быть твои друзья, – странно ответила Эмилия. – Итак, я передам Валерию Мессале, что ты пока подумаешь насчёт цены. Так?

– Да, – кивнул он, и она вышла из комнаты, оставив его в глубоком раздумье. Образ куртизанки и доверенного лица сенатора никак не укладывался у него в голове, порождая новые и новые вопросы. Лаций не знал, что через несколько месяцев узнает всё, но будет это уже совсем в другом месте и при других обстоятельствах.