Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Носилки медленно растворились в темноте вместе с жёлтыми пятнышками факелов. Вскоре весь дом погрузился в темноту. Легионеры пытались разжечь несколько костров, но те быстро прогорели. Дрожа, они сидели на ступенях и возле забора, стараясь согреться и уснуть. Шум и брожение продолжались почти до самого рассвета, пока всё не утихло.

Лаций нашёл плечо Варгонта и наклонился к самому уху.

– Пошли, – прошептал он, задыхаясь от смрадного запаха. Они так долго просидели в сточной клоаке, что, казалось, сами уже превратились в испражнения и отходы. В тот момент, когда на ступеньках дома послышались шаги наместника и Виргиния стремительно влетела к себе в комнату, они сразу же нырнули в дырку, которая вела в клоаку. Лаций ещё протискивался вниз, а вверху уже гремели шаги легионеров. Подумав, что те могут посветить в клоаку факелом, они согнулись и как можно тише отошли на несколько шагов, прижимая к груди мечи. Но, как назло, легионеры Фабия Кантона ходили в этот момент возле дома и забора, и выбраться незамеченными тем же путём, каким они пришли, было невозможно. Оставалось только ждать.

И вот теперь, когда наверху всё стихло, Лаций решил рискнуть. Осторожно приподнявшись над плитой, он зажал нос, чтобы не чихнуть. На голове у него высилась куча листьев, щепок и земли. Он сжал губы и задержал дыхание, потом медленно отодвинул листья в сторону. Здесь он сделал глубокий вдох чистого, прохладно воздуха. Всё пространство до дома было похоже на огромную кучу мусора. Он подождал, пока глаза привыкнут к бледному свету и осмотрелся. Прямо в двух шагах от него на земле спали четыре легионера. Дальше – ещё трое, и так до самых ворот. Несколько человек сидели на ступеньках у входа. Лаций опустился вниз и снова чуть не чихнул.

– Они везде. Не пройдём. Надо возвращаться в дом.

Варгонт взял его за руку и сжал. Лаций остановился.

– Лучше в другую сторону, – услышал он шёпот друга. Тот говорил о сливе с другой стороны. Они не знали, куда ведёт клоака, но она не могла быть длинной. Поэтому стоило рискнуть. Лишь бы она не заканчивалась решёткой, как это обычно делали в Риме. Лаций вздрогнул, почувствовав под пальцами скользкую поверхность полукруглой стены, передёрнулся от отвращения и медленно двинулся вперёд. Гниль и тошнотворный сладковатый смрад окружали их уже так долго, что, казалось, проникли даже внутрь желудка, вызывая слабые рвотные позывы. Привыкнуть к этому было невозможно.

Решётки в конце пути не было. Зато внизу был крутой обрыв, на дне которого виднелась большая длинная лужа. Её поверхность, как зеркало, отражала лунный свет. Прыгать в это зловонное болото было самоубийством. Оставалось попробовать с разбегу допрыгнуть до дальнего края, чтобы там уже вкарабкаться вверх по земле. Но тут Лаций заметил сбоку от отверстия узкий выступ. Это был декоративный бордюр. Он взял Варгонта за руку и попросил поддержать его. Затем выглянул из клоаки. Бордюр был шириной в две стопы и шёл вдоль всей стены. Это было спасением! Они с трудом добрались до того места, где сточная канава внизу стала настолько узкой, что её можно было перепрыгнуть. Оттолкнувшись от бордюра, они спрыгнули вниз. Ноги по колено ушли в вонючую жижу.

– Всё, хватит, – выдохнул Лаций, с чавканьем вытаскивая сандалии и выбираясь на сухой склон. – Подожди, сейчас я сниму эту гадость. Пойду босиком.

– У меня тоже пропитались дерьмом, – хриплым голосом произнёс Варгонт и стал с брезгливостью стаскивать с себя обувь. Но если у Лация они были высокими и закрывали низ икры, то у его друга – полуоткрытые, с ремешками, и ничто не мешало жидкости попадать внутрь.

– Смотрите, кто к нам пришёл! – раздался вдруг рядом чей-то голос. В нём слышалось искреннее удивление. Лаций с Варгонтом вздрогнули от неожиданности и схватились за мечи. – Без сандалий будет тяжело! Поверьте, – теперь в этом голосе послышалась ирония.

– Корх, это ты? – Лаций не мог поверить своим глазам, но перед ними действительно стоял бывший боевой товарищ. – Что ты тут делаешь?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Я… мы… – замялся Лаций.

– Проверяли устройство клоаки, – с раздражением произнёс Варгонт.

– Я так и думал, – усмехнулся «благородный» разбойник и оглянулся. – Лаций, мне приказали тебя убить, – совсем просто и как-то даже безразлично произнёс он.

– Что? Ты… – ему сразу стало всё ясно. Но старый боевой товарищ не дал ему продолжить.

– Я здесь слежу за одним беглецом. Мне надо его поймать живым или… убить, – сообщил он.

– И что ты собираешься делать? – спросил Лаций.

– Мои люди сидят за камнями. Они вас не видят. Поэтому я могу выбрать… Я не вернул тебе долг, Лаций. Тогда, на Горке, с киритами, помнишь? Ты спас меня.

– Корх, ты…

– Подожди, у нас мало времени. Если вы не станете высовываться и пойдёте по этой канаве в другую сторону, то до рассвета сможете обогнуть холм и выйти на дорогу. Она ведёт к городу.

– По этой вони? – не сдержался Варгонт.

– На крыше дома сидят два моих человека. Если они вас увидят, то сразу дадут знак, и здесь уже мои люди найдут и догонят вас.

– Корх, ты… настоящий товарищ! – с признательностью произнёс Лаций и приложил руку к груди. Тот усмехнулся и покачал головой.

– Натяни сандалии, иначе останешься без ног, – порекомендовал он.

– Я тоже благодарю тебя, – насупившись, пробормотал Варгонт, спускаясь обратно вниз. Затем он обернулся и спросил: – Скажи, а что ты делал тут внизу?

– Справлял нужду… и заодно смотрел, где можно сделать новую клоаку, – с усмешкой бросил Корх на ходу и пошёл вверх. Через несколько шагов он обернулся и сказал Лацию: – Но больше я тебе ничего не должен. Теперь – ничего!

Лаций пожал плечами и толкнул Варгонта вниз. Он боялся только одного – что слуга на холме испугается и убежит обратно в город. Вместе с лошадьми. Поэтому они очень торопились. И когда, задыхаясь, выбежали из-за поворота и увидели перед собой лошадей, у него отлегло от сердца. Босой слуга трясся от холода и страха. Варгонт тихо выругался и снял сандалии. Лаций размахнулся и бросил дорогие кальцеи с обрыва вниз. Варгонт не стал подходить к обрыву и просто отшвырнул свои сандалии в сторону. Дав слуге ещё полсестерция, Лаций предупредил, что ему лучше молчать и никому не говорить о том, что он видел. Оставив без ответа его вопрос о странном запахе, они поспешили в сторону стоянки новобранцев, и всю дорогу Лаций лихорадочно думал о том, как ему избежать встречи с наместником Фабием до отплытия в Регий.

Глава 29

На следующий день их разбудил Оги Торчай. Он приехал в лагерь рано утром, но терпеливо ждал, пока они проснутся. К полудню его терпение кончилось. У него тоже были красные глаза, осунувшееся лицо, плечи странно торчали вперёд, делая его фигуру сутулой. На этот раз он был в тоге. Они отошли к невысокому забору и присели на старую деревянную лавку.

– Что молчишь? – постоянно моргая и протирая кулаком глаза, спросил Лаций. – Ты мне даже умыться не дал, – он провёл ладонью по щетине и недовольно поморщился.

– Не знаю с чего начать, – вздохнул Оги. – Хочется сказать, что от тебя плохо пахнет, но… это не то. Благодарю тебя за помощь!

– Ха! Благодарю за помощь. Ты скуп, как и твои друзья-менялы, – потянулся Лаций. Он зевнул и, заметив, как Оги брезгливо воротит нос, нахмурился. – Что, действительно чувствуется запах? – он понюхал руки, плечи и посмотрел на Торчая. Тот утвердительно кивнул головой. – Не может быть! Мы просидели в бочке с водой до восхода и ещё обтирались уксусом! – на лице Лация было написано искреннее разочарование.

– Надо пойти в термы. Там горячая вода. Кстати, я договорился встретиться там с некоторыми людьми. Вас бы отмыли, а я пока решил бы все вопросы с отплытием.

– Так мы же решили их… вроде бы? У нас есть разрешение местного царька, префекта города. Чудом удалось достать. Правда, я сказал, что ты потом зайдёшь и решишь с ним вопрос о дополнительной плате.

– Это разрешение только отпугнёт капитанов, потому что префект города никогда не платит за услуги. Половина кораблей сразу же выйдут в море и будут ждать там, а нам останется добираться до Регия вплавь.

– У тебя есть чувство юмора, Оги. Хотя и довольно странное. Ладно, пойдём в термы. Будешь решать по-своему. Но сначала скажи, почему ты оказался в доме у жены наместника?

– А ты?

– Ха! Это как раз несложно. Без тебя мы не уплывём и не прокормим всю эту армию новобранцев, – хмыкнул Лаций. – За тобой следили. Мы решили предупредить тебя. Разве это плохо?

– Значит, тебя привели туда деньги…

– Ну, да! А что ещё? Не женщины, это точно! Хотя эта Виргиния действительно прекрасна. У тебя отличный вкус! Ладно, я попытался пошутить, не делай такое лицо. Ты сам как там оказался?

– Это долгая история… – отвёл взгляд в сторону Оги.

– Думаю, в термах ещё не нагрели воду, – усмехнулся Лаций. – Время есть.

– Виргинии было пятнадцать, когда мы познакомились в доме её родителей.

– Ничего себе! – воскликнул Лаций.

– Публий Метелл был очень богатым человеком, но после смерти Суллы потерял много земель. Он хотел найти для своей дочери богатого мужа и держал её в очень строгих условиях. Он не позволял ей встречаться ни с кем, кроме сверстниц из других семей. Рядом с ней постоянно находились рабыни и служанки. Но она любила много читать в библиотеке отца и обсуждала это с приезжими греками и местными философами. Ей очень нравились скульптуры. Я был в Греции. Ещё в юности… с братом. Он тоже был скульптором. Потом занимался философией. Сейчас живёт в Риме…

– Ты – скульптор? Не может быть! – у Лация от удивления вытянулось лицо. Оги посмотрел на свои руки и с сожалением покачал головой.

– Да, было дело. Но потом всё изменилось. Её отец пригласил нас украсить ворота, лестницу, портики и бассейн новыми статуями. Ему понравились наши статуи. Хотя, думаю, у него просто не было денег, чтобы купить греческие. Мы часть фигур делали сами, часть покупали у других мастеров. Тогда, кстати, я и познакомился с менялами и чеканщиками монет. Я понял, что у них денег намного больше, чем у любого консула и сенатора. Из-за денег я бросил заниматься скульптурами. И брат тоже. Но это неважно… Мы работали на заднем дворе у Метелла. Виргиния часто приходила к нам со служанками, задавала вопросы, рассказывала о том, что прочитала. У её отца была огромная библиотека. Она узнавала богов и богинь в наших фигурах. Так, просто развлекалась. Мы работали, а она щебетала, рассказывая всякие истории. Я сначала из вежливости поддерживал с ней разговор. А потом, когда она стала задавать уже более сложные вопросы, пришлось отвечать… стало интересно. Как-то завязалась дружба, интерес какой-то. Брат предупреждал, чтобы я был осторожен, но всё случилось как-то само собой. Каждое утро она ждала, когда мы придём, и мне уже нравилось наблюдать за ней, не только разговаривать. Буквально на глазах она за полгода из тонкой девочки превратилась в настоящую женщину. Ты, наверное, знаешь, как это бывает.

– Нет, не знаю, – буркнул Лаций. – Я – евнух. И что дальше?

– Как-то она призналась мне, что хочет сбежать от отца. Он был очень строгим. Я тогда пошутил, что ворота открыты, иди куда хочешь. Она так удивилась, подошла к воротам, оглянулась, даже сделал несколько шагов по улице, но потом вернулась. Ребёнок, да и только. Наивная была.

– Наивная?

– Очень. Однажды утром все ушли на праздник на Марсово поле. Служанки были в порту, на рыбном рынке. Она пришла, как всегда, села и молча смотрела, как мы работаем. Потом предложила показать библиотеку отца. Мы с братом пошли. Огромная комната с бесконечными полками и свитками. Она спросила, сможем ли мы сделать фигуры для беседки на крыше. Брат с нами на крышу не пошёл. Она показала мне эту беседку… она оттуда наблюдала за звёздами. И вдруг сказала, что любит меня. Она просто обняла меня там…

– А-а, вот откуда у тебя любовь к беседкам! – с иронией заметил Лаций.

– Наверное, да, – Оги опустил голову. – Потом мы ещё несколько раз встречались… и решили, что когда я соберу побольше денег, убежим на Сицилию или в Азию. Тогда я не мог похвастаться таким богатством, как наместник Фабий Кантон. Но я уже стал зарабатывать на обмене монет. Ты, наверное, знаешь, что его брат чеканил монеты для Сената.

– Брат Фабия Кантона? Не знал! Он же из сословия всадников.

– Да, но с очень хорошей хваткой. Мой брат многому научился у него. Потом научил меня. Менялы зарабатывают гораздо больше и быстрей, чем торговцы.

– Это я уже понял! Золото – тоже товар. Только стоит дороже золота! – рассмеялся Лаций. – Божественная сила!

– Ну, можно и так сказать, – согласился Оги.

– А что дальше?

– Мы тайно встречались два года, а когда ей исполнилось семнадцать, её отец, Публий Метелл, познакомился с Фабием Кантоном. Метелл помог ему стать сенатором, а потом – наместником на Сицилии. За деньги его брата-монетария, естественно. Затем выдал за него дочь. Тоже за большие деньги. Вот… А этой зимой старый Метелл умер. Я не видел Виргинию больше года. Здесь она рассказала мне, что после его смерти осталась одна и теперь её уже ничего не сдерживает. Для неё Сицилия превратилась в темницу.

– Да, весь мир держится на любви, – задумчиво протянул Лаций. Оги только поджал губы и промолчал. – Так это она тогда из-за тебя так покраснела, в Сиракузах, когда мы первый раз были у наместника? – спросил он. Оги Торчай кивнул головой. Лаций рассмеялся. – Ну и ну! А я-то, дурак, подумал, что из-за меня…

– Кстати, наместник – тоже. В этом и проблема! Теперь он ненавидит тебя больше всех в мире.

– Да ладно! Пусть ненавидит! А что ты хотел сделать? Бежать? Куда? Ведь он везде найдёт.

– Мы хотели бежать в Египет. Но теперь не получится. Я приходил к ней всего несколько раз…

– Странно, а кого же этот старый болван ловил целый месяц?

– Откуда ты знаешь? – удивился Оги.

– Слышал, как он кричал это ей наверху. В клоаке, знаешь, хорошо всё слышно!

– Я каждый день посылал к нему в дом переодетого слугу. В тунике и с поясом легионера. Но всегда днём. Он приходил ненадолго и уходил до захода солнца. Люди Фабия следили за ним, но не за мной. Я приходил вечером, как сегодня.

– Вот это да! – искренне восхитился Лаций. – Значит, ты хотел пустить его по ложному следу! Но ведь этот легионер был похож на меня, да? Ты мог бы подставить меня, наместник приехал бы в лагерь и натворил здесь таких дел… Э-эх! А ты, значит, по ночам перелазил через стену и портил ему репутацию!

– Мы знакомы с Виргинией четыре года. И я…

– Ты её любишь. Это я понял. А ты знаешь, что нас там чуть не убили? За стеной, у слива клоаки. Хитрый Фабий оставил там двадцать разбойников, чтобы они поймали подлого римлянина и привели к нему живым или мёртвым.

– Нет, не знаю. Но Фабий мог. Он коварный. Я благодарен тебе и никогда этого не забуду. Но как вам удалось убежать?

– Они нас не заметили, – решил не говорить всей правды Лаций. – Там клоака выходит вбок, а не прямо, как у всех, поэтому они не увидели нас сверху. Прошли сквозь дерьмо, если тебе это интересно.

– Вы выбрались через клоаку?! – искренне удивился Оги и фыркнул, представив себе ужас зловония и грязи. – Теперь понятно, почему ты так воняешь… Фу!.. Да, вам повезло!

– Очень. Но скажи ещё одну вещь, – Лаций наклонился вперёд и посмотрел ему в глаза. – Дальше что?

– В смысле? – не понял тот.

– Дальше с твоей любовью что? Что Парис будет делать с Еленой? Где твоя Троя? Куда ты её увезёшь? Ведь, я так понял, ты не собираешься оставлять её здесь, чтобы уехать с нами в Рим? – он заметил, как загорелое лицо Торчая потемнело и на скулах вздулись желваки.

– Пока придётся оставить. А потом я за ней вернусь, – коротко ответил он и скривился, как будто у него внезапно заболел зуб. – Может, лучше поедем в термы? Пора уже. Солнце клонится к закату. Обычно они закрываются перед заходом солнца, – сменил тему Оги.

– Странно. В Риме люди могут мыться до рассвета. А потом приходят новые люди и моются уже до заката.

– Это Рим. Там много людей.

– Да, родной город, – мечтательно протянул Лаций. – Ну, ладно. Варгонт, пошли! – позвал он друга. – Надо кое с кем повидаться!

Стоявший неподалёку Варгонт радостно направился к лошадям и отвязал их от столба.

– Не смотри так, – усмехнулся Лаций, заметив его взгляд, когда они сели верхом. – Мы всё обсудили с Оги, но он говорит, что местным цветам, как и местным женщинам, на которые они так похожи, может не понравиться наш странный запах. Поэтому надо помыться в термах.

– Как ты красиво говоришь! Как будто влюбился. Это хорошо, – хмыкнул Варгонт. – А можно задать два вопроса этому доброму советнику? – он повернул голову к Оги и, не дожидаясь разрешения, спросил: – Скажи, как ты пробрался в дом, а потом – обратно? По воздуху?

– Нет, по дорожке вдоль перголы. Она ведёт прямо к двери. Вдоль барбарисов.

– Да, но эта пергола чуть выше колена! – воскликнул тот. – И барбарисы вот такие! Как же ты прошёл?

– На коленях, – пожал плечами Оги, потом улыбнулся и добавил: – Прополз на четвереньках. Тебе внизу, кажется, тоже пришлось немножко пригнуться? Наверху было бы удобней, поверь. Можно было даже ползком пролезть, не обязательно становиться на четвереньки. Зато не воняло бы, – последние слова возмутили Варгонта, но Лаций так искренне расхохотался, что тот сдержался и не стал больше приставать к Торчаю.

– Ты видишь, Оги, эта гадость проникла даже в наши души. Мы стали злые, – попытался пошутить он. – Но у меня есть к тебе ещё один вопрос. Где здесь находятся кожевенные ремесленники? Кажется, недалеко от терм?

– Да, а что? – настороженно спросил Торчай.

– Надо заехать. Кстати, Оги, а женщинам в эти термы вход разрешён, как в Риме?..

– Это Сицилия, Лаций, здесь разрешено даже больше, чем в Риме, – сокрушённо покачал головой тот и первым тронул лошадь. – Главное, не забудь оттуда выйти. А то может понравиться…

Большие, вместительные склады с высокими крышами встретили их раскрытыми воротами и тяжёлым запахом гниющих и невыделанных шкур. На длинных шестах под солнцем висели сотни овечьих, коровьих, собачьих, лисьих и буйволиных шкур. В широких бочках, высотой по пояс, вымачивались десятки разных кож. Оттуда воняло чем-то кислым и едким.

– Здесь мы можем чувствовать себя своими. Пахнет так же, – пошутил Лаций и стукнул Варгонта по плечу. Но тот всё ещё был обижен замечанием Оги и в ответ только скривил лицо.

Небольшая лавка, похожая больше на высокие носилки, чем на мастерскую, располагалась в самом конце широкой пыльной улицы. Добротный дом позади неё говорил о том, что дела у этого торговца шли хорошо. Сам он уже сидел внутри и резал ремни из кожи.

– Приветствую тебя, друг Вулкана7474
  Вулкан – бог огня и кузнечного ремесла (римск.).


[Закрыть] и Меркурия! Нам нужны сандалии, – сразу по-деловому начал Лаций.

– И тебе всего самого доброго пусть принесёт прекрасная Венера, – с хитрой улыбкой ответил мастер. Дальше они стали обсуждать, какие сандалии надо сшить, с каким пятками, ремнями и как они должны крепиться к подошве, так что со стороны могло показаться, будто Лаций сам до этого всю жизнь только и делал, что шил обувь. Варгонт заказал себе обувь попроще, но тоже из очень дорогой выделанной кожи.

– Хорошо, завтра заходите, – довольно произнёс мастер, а деньги – половину вперёд.

– Насчёт денег – вот, наш друг сейчас всё оплатит, – Лаций повернулся к Оги, который от изумления даже открыл рот. – Ты ведь не против оказать нам такую услугу, наш щедрый друг?

– Но зачем было заказывать такие дорогие сандалии? – недовольно пробубнил тот. – И ему тоже… – он кивнул в сторону Варгонта, который сделал вид, что не слышит этих слов, и отвернулся.

– Как измерить благодарность богов, которые послали тебе такое чудо любви, Оги? – прищурив глаза, произнёс Лаций. – Любовь такой женщины, а также маленькая помощь двух друзей – что может быть ценнее? Неужели тебе жалко для нас нескольких сестерциев?

– Нескольких сестерциев?! Но тут не несколько, а целых… – хотел возмутиться Торчай, однако Лаций крепко сжал его за предплечье и коротко сказал: – Плати!

Глава 30

Носилки Фабия Кантона появились на вершине холма на следующий день после посещения терм. Лаций с Варгонтом пробыли там до полуночи, не в силах отказаться от общения с двумя местными молодыми «рыбачками», как те назвали себя, за что, естественно, снова пришлось заплатить Оги Торчаю. Поэтому утром они спали дольше, чем обычно. Новобранцы уже были готовы к погрузке на корабли и заканчивали грузить свои нехитрые пожитки на повозки. Тяжёлый храп десятка лошадей, яркие плащи свиты и пурпурный цвет самих носилок привлекли к себе внимание ещё не привыкших к дисциплине оборванцев, и всадникам наместника пришлось немало потрудиться, чтобы отогнать их на приличное расстояние.

Лаций, Варгонт и ещё два гастата из его восьмёрки вышли встретить наместника прямо к воротам виллы.

– Да, мне говорили, что это осиное гнездо, а не лагерь легионеров, – вместо слов приветствия небрежно произнёс Фабий Кантон. Лаций сразу заметил в его голосе нескрываемое пренебрежение. Ещё он обратил внимание на то, что все новобранцы стояли молча и не просили бросить им несколько монет, как это обычно бывало, когда важный патриций приезжал в бедный район города. Видимо, Корх был прав – Сицилия сильно отличалась от Рима. В воздухе повисла напряжённая тишина.

– Мы приветствуем тебя в нашем скромном лагере, – с трудом выдавил из себя Лаций. – Прости, в доме негде присесть… Варгонт, принеси наместнику лавку! – приказал он центуриону.

– Да, я вижу, – снисходительно произнёс Фабий. – Эй! – он сделал знак чиновникам позади. Один из них позвал слугу, и на твёрдую землю упал завязанный мешок. Лаций уже пришёл в себя, и к нему вернулось самообладание. Хотя позади всадников было человек двадцать пехотинцев, в общем, охраны было человек сорок. Даже если наместник и задумал что-то недоброе, ему пришлось бы сильно напрячься, чтобы взять их силой. И ещё Лаций очень не любил, когда с ним начинали играть в странные игры, пытаясь выставить в роли дурака.

– Твой визит настолько растрогал меня, что я не могу даже описать те чувства, которые сейчас испытываю, – с натянутой улыбкой произнёс он, стараясь подавить в себе раздражение. – Да будут боги всегда благосклонны к тебе, великий наместник Рима на Сицилии! Позволь мне вспомнить бессмертные строчки, – с наигранной вежливостью добавил он, бросив взгляд на странный мешок:

«Там голова безобразной Горгоны видна, —

Символ всесильного Зевса, смотрящего грозно! —

Шлем золотой многогранный надела она,

Сто городов этим шлемом накрыть было можно.

На колесницу, объятую пламенем, гордо взошла,

Достала копьё из глубин золотого чертога,

Древко его угрожающе вверх подняла,

Чтобы врагов сокрушать, прогневивших всесильного бога!»

Я не сомневаюсь, Фабий Кантон, что ты совершил великий подвиг, и, подобно Персею из этого стиха, боги помогли тебе победить страшного врага. Такого, как Медуза Горгона. Надеюсь, в этом мешке не её голова? Ведь если ты похож на Персея, – при этих словах Лаций попытался сохранить серьёзное выражение лица, – то я – не царь Полидект и у меня нет никакой Данаи.

Надо было оценить выдержку наместника, который всё же понял, что Лаций издевается над ним, намекая и на его возраст, и на его молодую жену, но он не спешил выпускать свой гнев на волю, хотя во всех его движениях и речи чувствовалось большое напряжение.

– Прекрасно! – медленно и протяжно хлопая в ладоши, сказал он, растянув круглое лицо в хищной улыбке. – Тебе надо было стать актёром, а не воином, Лаций Корнелий Сципион, – это уже был ответный удар, но Лаций не спешил отвечать. – Ты прекрасно знаешь поэзию, но сегодня, я думаю, тебе пригодилось бы знание римских законов, – наигранное сожаление на его лице превратилось в неприятный оскал.

– Я знаю Законы Двенадцати Таблиц7575
  Законы Двенадцати таблиц были выгравированы на двенадцати бронзовых табличках и законодательно закрепляли отношения плебеев и патрициев в Риме. Описывали основные нормы и правила жизни и поведения на протяжении нескольких столетий.


[Закрыть] наизусть, как и ты, надеюсь… – дерзко парировал Лаций.

– Да, да. Не сомневайся! А если я что-то подзабыл, то мои ораторы и адвокаты напомнят, – наместник медленно показал на кучку угодливо толпящихся позади него магистратов в тогах. Те подобострастно заулыбались.

– Что же привело тебя к нам? Ты мог бы позвать нас к себе, и я бы счёл за честь прийти в твой дом, помня, как гостеприимно ты принял нас в Сиракузах.

Фабий Кантон покраснел, ему было трудно сдерживаться дальше, но он, видимо, хотел сыграть свою роль до конца. А также насладиться полным унижением врага. Поэтому если бы он сразу обрушился на этого дерзкого любимчика Марка Красса, как ему отрекомендовали Лация, то путей к отступлению у него уже не было бы, как не было бы и удовольствия от публичного унижения этого дерзкого трибуна, опозорившего честь его жены.

– Четыре дня назад в дом одного из патрициев залез вор, – медленно растягивая слова, начал он. – Вора поймать не удалось. К сожалению… – он покачал головой. – Но это временно. Благородный хозяин дома не подозревал, что для таких людей, как этот вор, нет ничего святого и они готовы на всё. Вор спрятался в клоаке и по ней убежал за стены дома.

– Да, это ужасно, – с отвращением передёрнулся Лаций. Он сделал это непроизвольно, но очень искренне, вспомнив, как ужасно воняла сточная канава в доме наместника. – Как это мерзко! Даже не представляю, как можно находиться там хотя бы одно мгновение! – стоявшие неподалёку Варгонт и Оги Торчай опустили головы, чтобы скрыть невольно появившуюся на лицах усмешку. Варгонт только сокрушённо покачал головой, как бы поддерживая негодование наместника. Однако тот следил только за Лацием и был немало удивлён его ответом. – Фабий Кантон, поверь мне, тебе трудно будет найти этого человека среди рыбаков и нищих в порту, потому что у них нет клоак и они живут в нечистотах каждый день, – с искренним сочувствием добавил он.

– Не думаю, – прищурившись, ответил наместник, и Лаций насторожился. Но на его лице это никак не отразилось, оно по-прежнему выражало сочувствие и грусть. Наместник продолжил: – Так вот, как и любой вор на его месте, этот подлец, оказавшись за забором, обрадовался счастливому побегу и потерял бдительность. Дело в том, что он оставил после себя свою обувь, – наслаждаясь своим доказательством, наместник сделал паузу и расплылся в улыбке. – Ему явно не хотелось возвращаться в домой в вонючих сандалиях. Значит, это был не простой пролетарий, рыбак или нищий, ты согласен? – как бы приглашая Лация принять участие в рассуждении, спросил он. Лаций знал об этом ораторском приёме, но сейчас он ничего не мог противопоставить и ему пришлось следовать за логикой рассуждений наместника до конца.

– Да, это логично, – кивнул он.

– Как ты думаешь, если бы у тебя украли что-то очень ценное из дома и ты бы нашёл обувь вора, ты бы посмотрел на неё?

– Да, конечно.

– А если бы ты увидел, что обувь принадлежит грузчику, ты бы попробовал найти грузчика или хотя бы расспросить людей, не знают ли они человека, который потерял сандалии?

Лаций нахмурился, изображая задумчивость. Если Фабий Кантон был у кожевенного мастера, то это конец. Но почему он не привёл его с собой? За спиной наместника не было видно ни одного простолюдина. Значит, мастер либо уже мёртв, либо Фабий его не нашёл. Значит, не нашёл. Тогда он обманывает.

– Ты рассуждаешь, как настоящий греческий философ, – начал Лаций, – но у нас в лагере нет грузчиков, а остальные люди находятся здесь уже целый месяц. Хотя до гавани тут недалеко, – как бы рассуждая вместе с ним, заключил он.

– Лаций Корнелий, эти сандалии принадлежат не грузчику, – многозначительно повысил голос наместник и сделал паузу, предвкушая удовольствие. – Они принадлежат легионеру. Это самые обыкновенные калиги с гвоздями! – после этих слов все, кто слышал их, замерли и устремили свои взгляды на Лация. Тот удивленно поднял вверх брови и открыто улыбнулся. Фабий Кантон чуть не бросился на него с кулаками.

– Слава богам, я ношу кальцеусы7676
  Кальцеусы – высокая обувь типа башмаков, завязывающаяся на икрах (римск.).


[Закрыть], – развёл руки в стороны Лаций, как бы приглашая всех убедиться, что никогда не носил обуви простых легионеров. Варгонт не сдержался и несколько раз хмыкнул, с трудом сдерживая смех. Оги открыто улыбался, и даже чиновники за спиной наместника одобрительно зашептались. Лаций с сожалением вздохнул и спросил: – Надеюсь, ты не хочешь сказать, что эти калиги принадлежат кому-то из живущих здесь людей?

– Да, хочу! – грубо произнёс Фабий и сделал знак слуге. Тот кинулся вперёд, развязал мешок и вытряхнул из него два комка грязи. Вокруг сразу же разнеслась ужасная вонь, и магистраты за спиной наместника прикрыли носы руками. Лаций поморщился, а Варгонт застыл, как каменная статуя. Это были его калиги с дополнительными накладками на пятках и на носках. Но Фабий, к счастью, смотрел только на Лация. И тому ничего не оставалось, как принять вызов. К счастью, теперь защищаться было легче.

– И что ты хочешь этим сказать? – глаза Лация сузились, и в голосе появилась жёсткость. – Если у тебя есть какие-то обвинения, ты должен представить свидетеля народному трибуну и судье.

– Народный трибун и судья здесь, не волнуйся. У меня есть свидетель, который видел, как… – наместник остановился, подбирая выражение, – как человек высокого роста, широкоплечий, в тунике легионера и сандалиях два раза в неделю посещал этот дом. Так? – он повернулся к какому-то полулысому молодому слуге с бледным лицом.

– Да, наместник. Этот человек очень похож на него, – не поднимая головы, произнёс тот. Лаций молчал, хитро прищурив глаза. Фабий Кантон снова заметил эту насмешку и больше не смог сдерживаться.

– По решению трибуна и судьи ты будешь взят под стражу и предстанешь перед судом! – закричал он. – Все обвинения говорят против тебя!

– Подожди, наместник, – Лаций поднял руку, перестав улыбаться, но пребывая, к удивлению своего оппонента, в хорошем настроении. – Где эти люди? – он вопросительно посмотрел в сторону магистратов. Из толпы робко вышли вперёд два человека.

– Трибун Аврелий, – пролепетал один.

– Судья Торквилл, – более уверенно произнёс второй.

– Прошу вас от имени народа Рима и по его законам, которые вы, клянусь богами, знаете лучше всех остальных, ответить мне на несколько вопросов. Ведь я могу задать им несколько вопросов? – спросил он наместника таким покорным и наивным тоном, что тот не мог отказать.

– Задавай! – снисходительно, но с явным нетерпением бросил тот.

– Этот свидетель говорит, что видел человека, похожего на меня, много раз. Пусть так. Но у нас есть ещё второе свидетельство – эти калиги. Правильно?

– Да, ты прав, – ответил судья, опустив второй подбородок на грудь и сосредоточенно нахмурив брови.

– Наместник считает, что я переоделся в простого пехотинца и ходил в какой-то дом, чтобы обокрасть его. Давайте согласимся и с этим, – предложил он, и оба чиновника кивнули головами в знак согласия. – Значит, – продолжил Лаций, – если этот человек, похожий на меня со стороны, совершил воровство и убежал, а потом бросил эти калиги, то они должны быть моими. Вы согласны?