Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Глава 46

Термы сенатора Марка Валерия Мессалы Руфа находились на живописном берегу Тибра на окраине Рима. Ещё десять лет назад личные термы были только у самых богатых патрициев, но за это время количество состоятельных людей значительно увеличилось и теперь многие могли позволить себе такую роскошь. Хотя это строение, наверное, было одним из самых роскошных. Лаций оценил удобное расположение и удивился, что трубы, по которым поступала вода, и сливные клоаки были полностью спрятаны под землёй. Обычно их частично располагали сверху, а сам дом стоял на высоком фундаменте, за счёт чего обеспечивался естественный сток. Но в этих термах всё было по-другому.

У входа стояли два больших льва из полупрозрачного белого камня. Когда лучи заходящего солнца падали на них, казалось, что они светятся изнутри. Он даже задержался на несколько мгновений, чтобы полюбоваться необыкновенной красотой этих фигур.

– Лаций Корнелий Сципион? – раздался вкрадчивый голос номенклатора104104
  Номенклатор – раб, в обязанности которого входило знать имена граждан города, клиентов, рабов и называть их своему господину. Также он объявлял названия блюд на обеде.


[Закрыть].

– Да, – с удивлением на лице ответил он.

– Термы нашего господина ждут тебя, – поклонился раб. Лаций ещё раз посмотрел на львов и последовал за ним. Зал для массажа располагался в большой комнате с полом из тёмно-красного мрамора и греческой блестящей плиткой. Здесь уже лежали около двадцати человек, над телами которых трудились специально обученные рабы-массажисты. Высокие стены заканчивались вверху скульптурами мускулистых атлетов, поддерживавших потолок. Сам потолок был разделён на квадраты из прозрачного и жёлтого стекла, благодаря чему свет в массажной комнате смешивался и воздух переливался разными красками. Лаций покачал головой, прикинув, во сколько сенатору обошлась доставка этого стекла из Греции. Он не ожидал увидеть такой роскоши в частном доме одного человека, потому что это могли себе позволить только невероятно богатые люди. Обычно простые римляне и даже сенаторы ходили в небольшие бани, построенные в разных районах города на небольших площадях. Они состояли из бассейнов с тёплой водой, массажных лавок, комнат с горячим воздухом и залов для мытья. Здесь же всё было настолько богато украшено и удобно устроено, что вызывало невольное удивление.

– А, вот и Лаций Корнелий! – раздалось кряхтенье сенатора Валерия Мессалы Руфа. Он лежал на третьей лавке и улыбался ему, как будто они были давно знакомы. – Проходи, проходи. Ты как моешься? Маслом сначала натираешься или потом? Мы предпочитаем натираться до горячей кальдарии105105
  Кальдарий – парильное помещение.


[Закрыть], а после – только массаж и совсем чуть-чуть масла, – прокряхтел сенатор. Красс предупреждал его, что тот любит термы и может говорить о них часами. Лаций тоже любил водные процедуры и даже участвовал со своим легионом в постройке терм в двух городах возле Традента и Немоута.

– Я люблю натираться маслом перед кальдарией. Чтобы потом оно вышло из кожи, – сказал он.

– О, ты знаешь толк! Ну, тогда ложись вон там, прямо передо мной, тут у нас свободно, – он кивнул на лавку напротив. – Кстати, скажи нам, как человек знающий, за сколько ты добрался бы от Меотийского болота106106
  Меотийское болото – Азовское море.


[Закрыть] до Рима?

– За десять дней. Но это давно было. Сейчас, может, и за семь доскакать можно. Зависит от лошадей на перегонах.

– Вот видишь, Ората! – обратился к своему соседу Валерий Мессала. А ты ехал целый месяц! Наверное, тебе мешали не устрицы, а твоя любимая Менея, – рассмеялся он и повернулся к Лацию. – Кстати, ты, может, слышал о Гае Сергие Орате107107
  Гай Сергий Сил Ората – первая половина I в. до н. э. Отличался роскошью в быту и придумал много различных бытовых приспособлений.


[Закрыть]? Это его внук – Квинт, – кивнул он на неподвижное тело неподалёку, которое изредка постанывало от удовольствия. Лаций отрицательно покачал головой. Сенатор пояснил: – Это он первый у себя дома сделал термы над подвалом с горячим воздухом. Представляешь?

– Да, мне кто-то говорил. Это невероятно. Я видел такие же у Красса. Очень полезно. Я слышал, что теперь многие под бассейнами глиняные трубы проводят, – ответил Лаций.

– Да… – неопределённо протянул старый сенатор и замолчал. Некоторое время слышалось только кряхтенье довольных тел. – Ну, что, ты готов идти жариться? – раздался вдруг над ухом его голос. Лаций поднял голову. Некоторые гости уже встали и заворачивались в простыни, другие шли в направлении дальних дверей, где, судя по всему, располагались горячие кальдарии.

– Наверное, да, – бодро ответил он. – Очень хороший массаж, – Лаций кивнул в сторону мускулистого раба. Тот довольно улыбнулся и поклонился. – У меня кожа, как у жертвенного ягнёнка, – он провёл по рукам и груди.

– Мои рабы одни из лучших в Риме, – с довольным видом сказал Мессала Руф. Было видно, что ему тоже приятно слышать эти слова. – Ты в греческом кальдарии когда-нибудь был? – спросил он.

– Нет. Только в римском, с водой и паром.

– Не то! Сейчас они уже не обливаются водой, как раньше. Придумали получше, – подмигнул ему сенатор. – Мало пара, мало толку. Пойдём, покажу! – он взял его за локоть. – Вот и Асклепиад с нами пойдёт, – он кивнул на соседа Лация. – Пойдёшь, старый лекарь? – со снисходительной усмешкой спросил он. – Покажешь нам, как правильно выгонять пот из тела?

– С удовольствием, – подобострастно кивнул головой бородатый толстяк и направился вслед за ними. По имени, кучерявой бороде и мягкой речи Лаций понял, что это был грек.

– Какой ты мускулистый и сильный! – удивился Мессала Руф, как будто видел Лация впервые. Он похлопал его по плечу и покачал головой.

– Настоящий Геркулес, – добавил кто-то сбоку. Лаций повернул голову и увидел высокого юношу с развитой мускулатурой, рыжими, непривычно коротко подстриженными кучерявыми волосами и странной светлой бородкой. У него были светло-голубые глаза и неприятная игривая улыбка, так похожая на улыбку того молодого грека, которого они спасали в Галлии…

– Это мой друг, Александр, – дрогнувшим голосом представил его Валерий Мессала.

– Приветствую тебя, Александр. Я – Лаций Корнелий Сципион, – не зная ещё, как себя вести, представился он.

– Да, я тебя знаю. Мы уже знакомы, – кокетливо наклонив голову, сказал он. – Очень приятно видеть такого красавца в этом кругу, – улыбка Александра превратилась в полное намёков обещание. – Увидимся в бассейне, – многозначительно добавил он.

– Всегда ведёт себя так с новыми людьми, – сенатор скривил губы и недовольно вздохнул.

– Да, я уже знаю. Мы вытащили его из реки, когда он чуть не стал добычей варваров, – напомнил ему Лаций.

– Ах, да! Точно! Я и забыл совсем! Благодарю тебя. Надо будет напомнить ему при случае, чтобы не зазнавался, – Мессала Руф позвал лекаря-грека, и они все вместе вошли в длинное узкое помещение, за которым находились кальдарии.

– Наш греческий друг Асклепиад, – громко сказал сенатор, – рекомендует на какое-то время останавливаться в этом промежуточном тепидарии108108
  Тепидарий – тёплое помещение перед парилкой.


[Закрыть], чтобы немного согреться перед горячим воздухом. Говорит, что в кальдарии слишком жарко и тело должно привыкнуть.

– Сердце и грудь должны привыкнуть к тёплому воздуху, – подтвердил старый грек с большим животом.

Наконец, он подал знак, и они вошли в ближнюю кальдарию. Лаций краем глаза успел заметить, что таких комнат было четыре. В каждую заходили по несколько человек. В дальней, как ему показалось, он заметил женскую фигуру, но горячий воздух из открытой двери с такой силой ударил ему в лицо, что он сразу зажмурился и шагнул вперёд. Рядом с печкой их уже ждал раб. В руках у него была толстая простыня из грубой ткани, которая быстро впитывала воду, и небольшая глубокая чаша. У печки стояла красивая лавка из тёмно-коричневого дерева, с резными подлокотниками и ножками в виде копыт Фавна. Раб положил на неё длинную толстую простыню. Все сели, и после этого он открыл в печке большую заслонку. В лицо ударил жар открытого пламени. Лаций невольно откинулся назад.

– Не бойся, – успокоил его сенатор. Горячий воздух выгонит из тебя лишнюю воду. Потерпи! – и вдруг, не меняя тона, добавил: – Ну, что там у тебя за нужда?

– Э-э… – замялся Лаций. Он не ожидал этого вопроса в таком неудобном месте. – Мне нужны новобранцы. К лету.

– Хм-м… Объяви набор в Риме. Арделионов много. Сразу прибегут на Марсово поле.

– Нужны не арделионы, а крепкие крестьяне. Выносливые и сильные.

– Понятно. Зачем? Дороги строить? – хмыкнул сенатор.

– И дороги тоже, – кивнул он, потому что половину службы легионеры занимались строительными работами.

– Для кого? – сенатор бросал вопросы, как копья, быстро и точно.

– Для Гая Юлия Цезаря.

– Не хватает, что ли? Там же галлов полно.

– Хватает. Но не везде. Пошире надо закрыть границу. Варвары с разных сторон могут напасть.

– Слышал… Говорят, ты уже с ними несколько раз сталкивался.

– Да, – кивнул Лаций, обливаясь потом. Жар был нестерпимый.

– Тысячи полторы найду. Не больше. Но цена будет высокая. Сразу предупреждаю.

– О цене можно договориться, – пробормотал Лаций. – Но надо тысячи четыре—пять, – пот тёк не только по лицу, но уже по всему телу, причём, так, как будто внутри него была целая амфора с водой. Сенатор посмотрел на него, но ничего не сказал. – Очень нужно, – добавил Лаций и открыл рот, дыша, как выброшенная на берег рыба.

– Закрывай! – крикнул Мессала Руф и махнул рукой. Раб закрыл заслонку, и жар сразу же исчез. Лаций чувствовал, что кожа на лице и плечах ещё продолжала гореть и в висках глухо стучало. Сенатор встал. Раб услужливо обернул его толстой простынёй. Грек последовал за ним. – Что сидишь? – бросил Мессала на ходу. – Пошли!

Лаций вышел и вместе с ними прыгнул в чашу с ледяной водой. Ему показалось, что с него начинают срывать кожу, а волосы на голове зашевелились и отошли от черепа. Но потом стало приятно. Сенатор, как большой слон, пофыркал, вылез из маленькой мраморной чаши, и они направились в большой бассейн. Голова приятно кружилась, тело было лёгким, и ноздри с жадностью вдыхали прохладный воздух.

– Лаций Корнелий, – кто-то позвал его у самого спуска в воду. Он обернулся. Сенатор только взглянул краем глаза и кивнул ему:

– Тащи этого лентяя в бассейн, не забалтывайся с ним на портике.

– Я скоро сам спущусь, – улыбнулся подошедший к ним Квинт Ората. Он повернулся к Лацию и отвёл его в сторону. – Говорят, что ты скоро будешь покупать дом, – вкрадчивым и доверительным тоном начал он. – Так вот, я бы взял на себя смелость предложить тебе купить роскошный участок. Ты уже встречался с монетариями, я слышал. Тут проценты будут в два раза меньше, поверь. Я помогу! И ещё я могу сделать тебе более дешёвые термы, обогрев всего дома и даже пристроек, – Ората заговорщицки прищурился и кивнул головой. – Я знаю, как это сделать. Мой дед первым придумал это.

– Я пока не могу купить дом… – начал, было, Лаций, но молодой торговец сразу же перебил его:

– Понимаю! Я всё понимаю, тебе трудно, но я же говорю, как друг. Ты же видишь? Когда такая возможность появится, а она появится, я в это верю, ты просто дай мне знать, – он опять кивнул с видом знающего человека, и у Лация вдруг возникло ощущение, что этому человеку действительно можно верить. Лицо Квинта Ораты светилось изнутри искренним вдохновением. Было видно, что он говорит о том, что знает и любит делать. – Лаций Корнелий, запомни, я всегда буду рад тебе помочь. Ведь проложить глиняные трубы под уже построенным домом – это целая проблема! А если ещё плиты в основании лопнули, то вообще невозможно. Сейчас в Риме зимний дом без подогрева уже никак нельзя иметь. Я недавно придумал новые трубы, из туфа. Ты не поверишь, но дров надо в десять раз меньше, чем в глиняных трубах, и обжигать их не надо. По секрету скажу тебе: Марк Мессала для своего любимчика Александра делает сейчас дом на горе Пинцио, возле парка Лукулла… – заметив, как округлились его глаза, Ората закусил губу и отвёл взгляд в сторону. – Ну, об этом пока никому говорить не надо, а вот сами трубы в подвале мы делаем из этого туфа. Внутри обкладываем стеклянной плиткой. Это тоже я придумал. Такие трубы по два дня держат тепло! Таких ещё ни у кого нет! Сверху, на трубы, надо класть уже не битую глину, чтобы пол не раскалялся, а тот же колотый туф или лёгкий камень. А плиты на пол уже ставятся на небольшие столбики, а раньше – на цельный камень. Чувствуешь разницу? Я тебе всё покажу и расскажу! Ты же умный человек. Ты ведь сразу понял, что постройки вокруг дома тоже можно сделать с такими подвалами и трубами? Тогда комнаты всегда будут тёплыми. А тёплые комнаты зимой – это очень ценится! Ведь тёплые комнаты можно сдавать подороже. И заработать на этом. Понимаешь? Ещё можно провести такие же трубы под бассейном для рыб или устриц. Всё зависит от твоего желания. Но в готовом доме это сделать будет намного дороже. А зачем тебе в твоём положении тратить лишние деньги?

– Нет, мне вообще пока нечего тратить, – опять попытался возразить Лаций.

– И я об этом же говорю, – не унимался Ората. – Например, ты знаешь, как сделать такие водопады в стенах? – он подвёл его к стене, где в отверстиях были видны несколько небольших дырочек. Ората повернул небольшой золотой рычажок, и из них полилась вода. Лаций с удивлением покачал головой. – Ну, согласись, ведь удобно мыться, когда вода течёт сама, тем более тёплая, а? – с гордостью произнёс он. Вот поэтому я и говорю: ты посмотри, повыбирай, но помни, что у меня для тебя уже есть кое-что очень ценное. Очень хорошее! – он взял Лация за кисть и с силой сжал, как бы стараясь убедить его крепким рукопожатием.

– Вот ты где! – послышался вдруг у них за спиной нежный женский голос, и Квинт Ората сразу же переменился: он расплылся в сладкой улыбке, осанка приобрела вальяжность и небрежность, он поднял руку в приветствии и почти пропел:

– Менея, мы заняты деловым разговором.

– Тебе не хватает разговоров со своим отцом? И ты ради этого взял меня с собой в термы? Ведь за этим и ходят в термы, да? За разговорами? Я хочу с тобой порезвиться, – притворно выпятив нижнюю губу, обиженно протянула девушка и, опустив голову, посмотрела на него из-под длинных ресниц. Она не была полной, но невероятно узкая талия делала её бёдра намного шире, чем они были на самом деле. Ноги слегка сходились у колен, из-за чего высокие полные ягодицы при ходьбе зазывающее перекатывались из стороны в сторону. Менея подтянула вверх промокшую в некоторых местах простыню. Та прилипла к телу и почти не скрывала форм.

– Пойду немного поплаваю, – вздохнул Квинт Ората и с извиняющейся улыбкой развёл руки в стороны. – Вино и еда, кстати, тоже подогреваются в отдельной комнате на гранитной плите… – попытался добавить он.

– Ну, идём уже… – обиженно перебила его девушка и потянула за руку к бассейну.

– Да, да. Иду. Ну, ладно, всё, – он исчез. Лаций посмотрел на бассейн, в который по лестнице медленно спускались пожилые патриции. В стену были встроены фонтаны в виде трёх женских голов, сделанных, судя по чёрным теням, из серебра. Из них лилась вода, которая, как по зеркалу, равномерно растекалась по наклонной мраморной плите и затем падала в бассейн. Молодые девушки, приглашённые специально для развлечения богатых гостей, с визгом и весёлыми криками съезжали по ней вниз. Лаций стоял спиной и не видел, как из соседней комнаты вышли сенатор Валерий Мессала Руф и красивая женщина с родинкой над ключицей. В руках у них были золотые чаши с горячим вином. Они обменялись улыбками и разошлись в разные стороны. Женщина подошла к молодым девушками и что-то сказала одной из них, показав в сторону Лация. Та поднялась и сразу направилась к нему.

Маленькие, но сильные руки легли ему на плечи, и он от неожиданности вздрогнул.

– О, как ты испугался! – рассмеялась светловолосая девушка. – Мне это нравится. Я хочу предложить тебе горячее вино и немного тёплой еды, – она протянула руку к подносу, который держал чёрный, как ночное небо, раб, и взяла оттуда две чаши.

– Благодарю тебя… – сказал Лаций, беря вино.

– Пассия Фелица, – произнесла девушка.

– Ты рабыня сенатора?

– Нет. У меня другой господин. Но разве это важно? Я счастлива у него.

– Я вижу это по имени109109
  Второе имя «Фелица», счастливая, обычно давалось рабыням, у которых были хорошие хозяева и относительно лёгкая работа.


[Закрыть], – улыбнулся Лаций.

– Мы могли бы пройтись, – предложила девушка. – Здесь есть несколько уединённых мест. Мы можем полежать в тёплой ванне или постоять под дождём Ораты, – она взяла его за руку и увлекла в сторону. Раб последовал за ними. Они дошли до угла фригидария. Там находился красивый круглый бассейн с круглыми ступенями по периметру. Пол был сделан из дорогого мрамора с вкраплениями ярких камней, которые в лучах льющегося с потолка света переливались красным и голубым цветом. Они опустились в воду. Раб поставил поднос на край бассейна и отошёл. Девушка забралась Лацию на колени и обняла за шею.

– Ты мой Феб, – проворковала она ему на ухо и прижалась к груди. – Ты такой сильный…

– Правда? – Лаций запустил ей руку в волосы и посмотрел в глаза. Они были чистыми и спокойными – ни тени желания или даже притворной поволоки сладострастия.

– Да, – бесчувственно ответили её губы.

– Ты похожа на Сирену. Но я не люблю приносить жертву Амуру во владеньях Посейдона. Вода разбавляет чувства, – он говорил серьёзно, только в уголках глаз притаилась искорка смеха. Рабыня была молодой и привлекательной, но он ценил в женщинах не столько спелость, сколько зрелость. В этой девушке, привыкшей дарить любовь всем подряд, ему не хватало игры и интриги, разговора и тайны, пусть притворной и несуществующей, но искусно разыгранной. Пассия Фелица этим не отличалась.

– Как ты странно говоришь, – она попыталась откинуться назад, чтобы посмотреть ему в глаза, но Лаций крепко держал её за волосы.

– Почему странно?

– Я тебе не нравлюсь? – с лёгкой обидой спросила она.

– Нравишься, – честно ответил Лаций.

– Тогда почему Амур не толкает тебя ко мне?

– Не знаю, – улыбнулся Лаций. – Наверное, много воды. И мрамор очень скользкий. Просто неудобно, – он отпустил её волосы и обвёл бассейн взглядом.

– Хочешь, я разолью вино у тебя на груди и буду пить прямо с тела? – спросила девушка и стала поливать Лация из чаши. Он улыбался и не мешал. Она несколько раз припала губами к его телу и опустила руки под воду. – Ты, что, любишь юношей? – удивилась Фелица, думая, что нашла причину его безразличия.

– Нет, я очень люблю женщин. Таких, как ты, – не переставал улыбаться Лаций, но Пассия восприняла его улыбку как насмешку.

– Тогда где твоя сила? Коснись моего тела, разбуди в себе силу страсти, – она схватила его руку и прижала к своей груди. Что-то просвистело в воздухе и шлёпнулось девушке на грудь. Лаций опешил.

– Вот тебе! – раздался за спиной громкий голос, и второй кусок паштета упал в воду рядом с её локтём. Лаций повернул голову и увидел рыжего грека Александра, любимца сенатора Мессалы Руфа. – Иди отсюда, негодная нимфа! – с притворным кокетством воскликнул он и кинул в неё куском хлеба с оливой. Хлеб не долетел до цели, а олива попала девушке прямо в щёку. Она вспыхнула и, наклонившись к Лацию, прошептала:

– Вот и пришёл тот, кто тебе нравится. Но будь осторожен, он принадлежит другому. Лучше не купаться с ним вместе. Сенатор всё равно узнает, – Фелица, как ни в чём не бывало, вышла из воды и направилась к большому бассейну, где по-прежнему с шумом катались на водной горке её весёлые подруги.

– Ты, как Нептун, попираешь стены этой чаши, грозя всем нимфам скорою расправой! – Александр соскользнул в бассейн, но Лаций брезгливо отмахнулся от плававшего в воде хлеба, не обращая внимания на его слова. Тот сразу же воспринял это, как знак. – Ах, да. Грязное море не место для таких людей. Давай пойдём в триклинию, там много места.

– Я не хочу есть, Александр, – сохраняя спокойствие, ответил Лаций. Но проходивший мимо гость услышал слова грека и присоединился к ним:

– Вы идёте в триклинию? Я тоже пойду с вами. Говорят, сегодня там будет что-то особенное. Я ужасно проголодался.

Лаций с сожалением вздохнул и вылез из воды. Раб сразу же подал простыню. Он завернулся и пошёл за Александром. Большие ложи у столов ещё были пустыми, но полукруглые углубления в стенах манили мягкими кушетками и креслами. Там можно было присесть и отдохнуть. По кругу стояли бюсты политиков и полководцев, греческие статуи и цветы. С потолка свешивались медные светильники, полные масла. Александр скромно присел в кресло, и возле него сразу же поставили фрукты и вино. Их случайный спутник отошёл к широкой лавке, и Лаций снова остался один на один с молодым греком.

– Неужели ты не видишь, как сильно стучит моё сердце при виде твоего мужественного лица? – спросил Александр.

– Послушай, – резко прервал его он. – Ты прекрасно выглядишь, но боги дали мне счастье любить женщин.

– Не-ет, не верю, – хитро прищурившись, ответил Александр. – Я наблюдал за тобой. Ты был холоден, как жертвенный камень зимой в храме Юпитера.

– В бассейне была холодная вода, – скривился Лаций.

– Нет, меня не обманешь! Ты смотрел на неё, как на мраморную статую. Я знаю, так смотрят только те, кто ценит настоящую, мужскую любовь. Только она, как солнце на небе, может подняться над животными чувствами к женщине. Эта любовь благороднее и честнее. Она скрепляет сердца мужчин на всю жизнь, и никто не в силах её разрушить.

– Стой! – снова перебил Лаций и даже вытянул вперёд руку, чтобы привлечь его внимание. – Ты либо глухой, либо не понял. Мне не нравятся мужчины, слышишь? – с нарастающим раздражением произнёс Лаций и, заметив, что его слова не произвели на Александра никакого впечатления, добавил: – Хорошо, скажу тебе прямо: мне скучно с такими простыми рабынями, которые падают на тебя, как листья оливы на землю после сбора урожая. В них нет опыта, желания, страсти, борьбы, чтобы доставить мужчине настоящее удовольствие.

– Вот истинные слова настоящего мужчины и воина, достойного славы богов! Как красиво ты говоришь, – воспрянул молодой грек. – Твои слова, как музыка, вливаются в мои уши, и я уже чувствую, что у нас есть много общего. А хочешь, пойдём в гимнасий и там покидаем мячи? Сбросим эти ненужные простыни и предстанем перед богами в том виде, в котором они сами проводят большую часть своего времени? Я бы показал тебе такие интересные упражнения!

– Мне не нужны твои упражнения! – резко отрубил Лаций.

– Ты не любишь ласку и заботу? Ты предпочитаешь борьбу и страдание? – вдруг воскликнул он. – Я понял тебя! – Александр вдруг подскочил и, схватив небольшой бюст, метнул прямо в него. Лаций едва успел убрать руку, как мраморная голова учёного мужа ударилась о край кресла. От неё что-то откололось, и она с грохотом упала на пол. Лаций вскочил, но в него уже летел другой бюст, чуть больше и тяжелее. Он снова увернулся. Осколков на полу прибавилось. В этот момент в комнате, как по команде, появились почти все гости, к Александру кинулись рабы, которые сразу же увели его в другое место. Сенатор Марк Мессала перевёл всё в шутку и пригласил гостей прилечь за столами. Но пока он говорил, Лаций не спускал глаз с вошедшей следом за ним женщины. Это была Эмилия. Она прошла к своему месту и ни разу даже не посмотрела в его сторону, продолжая разговаривать с толстым врачом-греком, который был явно польщён таким вниманием. Тот подобострастно кивал головой, не отрывая от неё взгляда, и всё время поддакивал. Однако Лацию показалось, что улыбка на её лице была слишком напряжённой и за ней скрывалось внутреннее раздражение. Все мужчины и сопровождавшие их рабыни тоже смотрели на Эмилию. На этот раз её роскошные длинные волосы были заплетены в несколько кос и уложены высоко на затылке. Всех поражала стройность её ног и крепкие, полукруглые ягодицы, которые чем-то напоминали круп лошади – они так же упруго вздымались под простынёю, без намёка на жир или дряблость, притягивая к себе взгляды и вызывая желания. Вокруг было много красивых девушек, но Эмилия выделалась среди них не только своей природной красотой, но и умением её показать. Прямая спина слегка прогибалась назад, и лопатки, которые у многих девушек торчали под простынями, как крылья Гефеста, были у неё незаметны. Верхняя часть оголённой до копчика спины находилась прямо над ягодицами, благодаря чему грудь выдавалась с другой стороны вперёд, как два самнитских щита, и казалась больше, чем была на самом деле. Эти две полусферы с острыми наконечниками напряглись под взглядами такого количества людей и напоминали большие гранатовые зёрна. На коленях у Марка Мессалы Руфа сидела рабыня, грудь которой напоминала две больших спелых дыни, но ни у одной из гетер она не была такой высокой и красивой, как у Эмилии. Вздрагивая при каждом шаге, эти два магических шара раскачивались в разные стороны, чертя своими упругими вершинами тонкие короткие линии на почти невесомой ткани – розовое на белом. Когда она остановилась, чтобы сесть прямо в центре триклинии, мужчины засуетились и отвели взгляды, девушки заулыбались, и всё пришло в движение. Лаций ещё раз посмотрел в её сторону и наткнулся на её взгляд. Глаза Эмилии были в этот момент полуприкрыты, подбородок гордо приподнят вверх, полные, выступающие вперёд губы сжаты в ровную полоску – этот образ врезался ему в память и остался там на целых полгода, до их следующей встречи. Через мгновение Эмилия уже повернулась к греку, и на её лице появилась прежняя вежливая улыбка, от которой кучерявый шарообразный старик сразу же потерял дар речи.

Обед, как всегда, был невероятно обильным и сытным, но Лаций старался теперь пробовать только каждое третье блюдо, показывая на самые маленькие куски, поэтому к концу мероприятия его живот не мучили страшные колики, как это бывало раньше. Обильное поглощение вина закончилось откровенными сценами с рабынями, причём гости не стеснялись своих жён, которые уединялись с молодыми рабами позади колонн. Перед десертом Мессала Руф хлопнул в ладоши и махнул Эмилии. Та подошла к жене одного из сенаторов, и они вышли на середину. Окружившие их девушки стали танцевать, взявшись за руки, и их движения напоминали танец плавно летящих птиц. Венки на головах постепенно растрепались и упали под ноги, но они продолжали танцевать. Наконец, девушки сняли накидки с глубокими разрезами, которые носили только гетеры, и стали махать ими над головой. Из-за этих вращений казалось, что они заполнили всю триклинию своими взмахами и прыжками и что их больше, чем на самом деле. Но все гости старались смотреть не на них, а в центр, туда, где происходило главное действие. Там, взявшись за руки, танцевали Эмилия и молодая жена одного из сенаторов. Лаций повернул голову в сторону пожилого соседа – тот, не отрывая взгляда от своей жены, гладил грудь лежавшей рядом с ним рабыни. На плечи Лацию легли две маленьких, сильных ладошки, которые стали приятно сжимать и разжимать мышцы шеи, гладить его по груди и плечам – это очередная рабыня приступила к выполнению своих обязанностей. Но он продолжал смотреть на Эмилию. Опустившись на колени, две женщины в круге начали гладить друг друга по плечам и бёдрам, потом прижались телами и обнялись. Жене сенатора это явно нравилось: она томно закатывала глаза и откидывала голову назад, наслаждаясь красотой Эмилии. Гости с удовольствием шутили и сами обнимались с рабынями, пока вид лесбийской любви и вино не затмили им рассудок. Чревоугодие превратилось в оргию. Лаций заметил, что подошедшие рабыни заменили Эмилию и теперь жену сенатора уже ублажали они. Он проследил за ней взглядом до дальнего конца триклинии и там потерял из виду.

Всё закончилось далеко за полночь. Тех, кто ещё мог стоять на ногах, выводили под руки слуги. Остальных выносили на небольших носилках. Прощаясь с Лацием уже на лестнице, сенатор Валерий Мессала Руф потрепал его по плечу и сказал:

– Надеюсь, Александр не сильно тебя расстроил?

– Ну, что ты! Это всё детские шалости. Ему надо попасть на год в армию в Галлии, и эта болезнь сразу пройдёт, – улыбнулся Лаций.

– Да, ты прав. Сегодня ты меня не разочаровал. Благодарю тебя за стойкость! Ты доказал ему… Ну, ладно. О деле: я подумаю над твоими словами. Ничего пока не обещаю, но через две или три недели дам знать насчёт людей. Повторяю: я ничего не обещаю! – он поднял указательный палец вверх. – Да хранят тебя боги! Удачи тебе. Ну, ладно, мне надо проводить других сенаторов, – запахнув красный халат110110
  Богатые патриции уезжали из терм в красных халатах.


[Закрыть], он устало повернулся в сторону рабов, которые помогали другим гостям передвигаться к своим носилкам. Эмилии нигде не было видно. Лаций запахнул полы своего халата, который был ему явно мал, поёжился и полез в носилки. Через какое-то время они остановились у дома Красса. Он добрался до гостевой комнаты, где сон окончательно овладел им, и проспал там в таком виде до самого утра.