Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Глава 59

Сразу после успешных выборов Помпей, как и обещал, освятил театр на Марсовом поле. Здание построили в честь одного из его триумфов, который был семь лет назад. Это был первый каменный театр в Риме, и, говорили, что там могут разместиться более сорока тысяч человек. На первых представлениях Лаций не был и поначалу вообще не хотел туда идти, хотя Оливия и её мать с восторгом пересказывали впечатления других зрителей о первых постановках и музыкальных выступлениях, называя театр «божественным». Поэтому, когда Варгонт с Атиллой упомянули о предстоящем «весёлом» представлении в честь Бахуса, Оливия сразу же встрепенулась и сказала, что тоже с удовольствием посмотрела бы новоримскую сатиру о сельской любви какого-то молодого и популярного Флавия Назона. При этом она добавила, что на представлении будет ненавистная ей Эмилия Цецилия, за которой в последнее время постоянно увивается красавчик Клод. Мать осторожно заметила, что постановки в честь Бахуса могут закончиться дракой, поэтому ей лучше туда не ходить. Лацию пришлось невольно взять на себя ответственность за её безопасность и пообещать, что с Оливией ничего не случится. Чувствуя на себе благодарный взгляд девушки, он согласился потратить полдня на так называемое «нудное блеяние в сопровождении большого количества певцов и артистов». Атилла с Варгонтом удивились, что он покидает «лагерь мудрых философов», как они между собой называли Лация с Икадионом, и были рады, то смогут к ним присоединиться.

Огромное здание на Марсовом поле поразило его своим величием и большим количеством высоких колонн, которые вблизиказались ещё выше и уходили в самое небо. Небольшой портик был выложен бледно-красным мрамором, колонны сделаны из белого мрамора, а стены отделаны жёлтоватыми плитами с блестящими вкраплениями камня, похожего на золото. Солнце тысячами искр отражалось в них, вызывая приятный внутренний восторг. Внутри воображение поражали уходящие вдаль длинные ряды каменных лавок. Они образовывали огромный полукруг овальной формы. Театр действительно был большим.

Заняв места поближе к сцене, Варгонт и Атилла сразу стали жаловаться, что сидеть на камнях жестковато и надо бы найти мягкие подстилки. Потом они отвлеклись, разглядывая входящих зрителей, и стали обсуждать тех, кто был интересен. Лаций с Оливией сидели на ряд выше. В этот день здесь было не меньше сотни сенаторов. Лаций видел даже Катона Младшего и Мессалу Руфа с Александром, но старался не смотреть в их сторону, чтобы избежать неприятного разговора с любовником сенатора. Глядя в другую сторону от входа, он, наверняка, пропустил бы и Эмилию, если бы не Оливия, которая в последнее время стала проявлять женскую стервозность.

– Вон, смотри! Гетера для богатых трупов появилась.

– Что? – не понял Лаций.

– Пусть Фурии испортят тебе лицо… – прошипела она сквозь зубы, уже не обращая на него внимания и полностью поглощённая тем, что происходило у входа. Там, в сопровождении пяти высоких, сильных телохранителей появился Клод Пульхер. Рядом с ним шла Эмилия Цецилия, которая то и дело гладила его по голове и нежно трепала за щёку. За ними следовали стройные, красивые девушки в коротких паллах с разрезами на груди, что сразу говорило об их профессии. Девушек сопровождали мускулистые чернокожие рабы, призванные защищать их от пролетариев во время представления. При этом более состоятельных граждан допускали к их телам, разрешая забирать по одной к себе домой или пользоваться прямо в театре за отдельную плату.

Лицо Оливии пошло красными пятнами, и она, прищурившись, снова что-то злобно прошептала. Лаций улыбнулся и повернулся к друзьям, но, к его удивлению, их там уже не было. Внизу сидели другие люди. Ему показалось, что где-то сбоку мелькнула широкая спина Варгонта и раздался грубый смех Атиллы Крония, но в этот момент затрубили рожки и глашатаи объявили о начале представления.

Мучения пастушка и его нелюбовь к мачехе, тяжёлый труд отца-хлебопашца и веселье уродливых неродных сестёр – всё это заняло половину представления, большую часть которого хор пел о любви пташек, мягкости овечьей шерсти и тёплом ветре, который был единственным другом подрастающего юноши. В это время юркие лоточники быстро разносили по рядам пирожки и лепёшки, вино и воду, сладости и сушёные фрукты. Зрители постепенно разогревались и уже начинали громко обсуждать актёров, не стесняясь соседей. Лаций то и дело поглядывал по сторонам, стараясь найти друзей, но всё было тщетно. Ему стало неспокойно, и он перестал следить за представлением, поэтому пропустил тот момент, когда нелюбовь пастушка к своей мачехе неожиданно сменилась пламенной страстью. Нарастающий шум на сцене привлёк его внимание только тогда, когда Оливия вцепилась ему в руку и уставилась полным ненависти взглядом в другую сторону. Лаций посмотрел туда и увидел Клода Пульхера, обнимающего темнокожую рабыню, причём обнажённую. На сцене, тем временем, действие подошло к интимной близости между пасынком и мачехой. Актёры в нерешительности замерли, глядя в зал, где сидел Катон Младший, блюститель нравов и благочестия. Чувствуя, что его присутствие мешает всем присутствующим, Катон встал и, закрыв лицо плащом, чтобы не смотреть на голых людей на сцене, направился к выходу.

– Боюсь, что нам тоже лучше уйти, – прошептал Лаций на ухо Оливии, но та ничего не ответила, продолжая следить из-за его плеча за Пульхером. Тот уже, не стесняясь, гладил грудь и живот рабыне-куртизанке, а она целовала его в шею своими большими губами. Рука Лация онемела от впившихся в них пальцев – Оливия, ты слышишь?! – резко позвал её Лаций. Он не знал, что совсем недавно, во время короткой встречи, Клод обещал Оливии свою любовь и даже поцеловал её. Но просил пока немного подождать, чтобы этому не мешала его беременная жена. И Оливия ему снова поверила…

– Да, слышу, – со злостью ответила она. – Я готова его убить! – её громкий голос перешёл на визг, но вокруг уже стоял такой шум, что никто этого не услышал. Мужчины искали подходящих женщин, а те старались сбежать от них или нехотя отбивались на месте, делая вид, что сопротивляются. Вино и вид десятков обнаженных тел на сцене сделали своё дело: зрители сами превратились в актёров, при этом, мужья находили замену жёнам прямо на соседних рядах, пока те ублажали других мужчин и даже женщин.

– Оливия, нам лучше уйти, – быстро повторил Лаций, заметив, как кто-то показывает на неё с верхнего ряда. Ему показалось, что там были трое крепких незнакомых мужчин, похожих на гладиаторов-вольноотпущенников

– Нет, давай посмотрим, как он всем изменяет! – отдёрнула руку девушка. – Негодяй!.. – попыталась выкрикнуть она как можно громче, но в этот момент её схватила чья-то сильная рука и с силой потащила вверх. Оливия завизжала от ужаса и вцепилась в край каменного сиденья. Лаций успел оттолкнуть нападавшего и рванулся с ней к выходу. Ему пришлось буквально тащить Оливию по проходу. Но та вела себя так, как будто боги затуманили ей разум: она кричала на всех вокруг и обзывала людей самыми бранными словами. За это на неё несколько раз кидались, пытаясь ударить или повалить на землю. Её палла была уже порвана в нескольких местах, и Лаций понимал, что надо спешить, иначе всё кончится ещё хуже.

В самом конце ряда перед ними неожиданно выросли пять широкоплечих фигур. Лаций остановился и сделал шаг назад. Вокруг раздавались безумные крики и визги беснующейся толпы.

– Иди сюда! – приказал стоявший ближе всех к нему человек и сделал знак рукой. Лаций наклонил голову, как будто не расслышал, и отрицательно покачал головой. – Эй, ты! Я не шучу с тобой, сын собаки! – рявкнул этот похожий на мясника боец, увидев это. – Я тебе говорю! Иди сюда, иначе… – он не успел договорить, потому что раздался глухой удар, и он от неожиданности упал на колено, схватившись за ухо. По щеке текла кровь вперемешку с вонючей жижей. – Ах ты, грязная тварь! – зарычал он, повернувшись в ту сторону, откуда прилетел горшок с дерьмом. Лаций заметил про себя, что здесь горшка не могло быть, потому что рабы обычно носили их за богатыми гражданами в театрах.

– Кто грязный?! – раздался дерзкий голос Варгонта. – Я? А ты – чистый? Понюхай себя!

– Убить его! – бросил разозлённый верзила своим людям, показывая на Лация, а сам кинулся к Варгонту. Два крепких незнакомца сделали шаг вперёд, но им под ноги выкатился любвеобильный пролетарий в обнимку с крупной раскрасневшейся женщиной. Они свалились им под ноги прямо с лавки и радостно смеялись. Женщина была выше мужчины на голову, и, при этом, радостно повизгивала, когда он прижимал её к себе за широкий зад и зарывался лицом между двух необъятных грудей. Те волнами раскачивались из стороны в сторону, а толстуха тем временем тщетно пыталась стянуть с себя застрявшую на бёдрах паллу. Однако невысокий пролетарий не спешил приступить к таинству соития, заводя её всё больше и больше. Его затылок показался Лацию знакомым, особенно, когда этот крепыш щекотал повизгивавшую от удовольствия избранницу, чем мешал двум нападавшим подойти к нему ближе.

– Отойди! – рявкнул один из них и неосторожно повернулся к нему спиной: – Эй, обойдите его сверху… – приказал он остальным, показывая в сторону Лация. Затем он повернулся, чтобы убрать пролетария с дороги, но вместо этого получил удар такой силы, что подлетел вверх и упал на двух мужчин, которые на нижнем ряду ублажали юную девицу. Поливая его отборной бранью, те оттащили испуганную девушку в сторону и продолжили оргию.

– Подожди, малышка! – низким голосом попросил толстуху странный римлянин. – Я сейчас вернусь и прыгну на тебя, как молодой Фавн на Музу. Ты пока сними эту тряпку и покажи мне все свои прелести! – он обернулся, и Лаций узнал Атиллу. Но тот не стал ждать и сразу бросился на второго нападавшего в белоснежной тунике. Они сцепились и покатились по широкому каменному полу. Лаций отпустил Оливию и быстро оглянулся. До спасительных колонн оставалось не более десяти шагов.

– Беги туда и жди меня за колоннами! – приказал он, подтолкнув её в спину. Следить за ней уже не было времени, потому что с верхнего ряда перепрыгивая через копошащиеся тела, к нему спешили ещё два широкоплечих атлета в тогах. Один успел схватить его за локоть, а другой – за пояс, крепко прижав к себе. «Правил нет…» – мелькнула в голове поговорка старого гладиатора Зенона.

– А-а-а!.. – заорал первый нападавший Лацию прямо в ухо, получив удар сандалией между ног. После этого локоть оказался свободным. Второй крепыш продолжал прижимать его к себе спиной, как любовника. Он давил кулаками прямо под рёбра, и у Лация перехватило дыхание – хватка была невероятно сильной. Оставалось только схватить силача за волосы и дёрнуть изо всех сил к плечу. С трудом сделав это, Лаций услышал возле уха натужное сопение. Противник прикладывал невероятные усилия, чтобы не отпустить захват. Лаций с силой надавил ему пальцем в глазницу. Сзади послышалось громкое пыхтение, переходящее в хрип, но хватка не ослабла. Тогда он ударил в этот же глаз прямым пальцем. Потом ещё и ещё. Сильнее и сильнее! Пока, палец вдруг не провалился вглубь и не упёрся во что-то твёрдое и скользкое. Лаций отдёрнул руку, и через мгновение железная хватка ослабла. Задыхаясь, он дёрнулся вперёд и вырвался из страшных объятий. Дыхание сбилось, перед глазами плыли круги, и он чувствовал, что пока не может драться, но нападавший не спешил на него нападать: упав на плиты, он схватился руками за лицо и громко кричал. Надо было срочно бежать за Оливией. Однако когда Лаций перебрался через последний верхний ряд, её там не оказалось. Впереди мелькнула похожая розовая палла с жёлтым поясом, и он кинулся за ней вдогонку. Через десять шагов впереди показалась голова Оливии. Трое невысоких горожан, похожих на рыбаков с пристани, несли её на плечах. Лаций с разбегу врезался в них, сбив с ног, но не успел подхватить девушку. Оливия упала и разбила колено в кровь. Она закусила губу и вцепилась в него обеими руками. Теперь она уже не кричала на окружающих, и в глазах у неё застыл страх. Они поспешили к выходу, стараясь быстро переступать через ноги и тела веселящихся граждан.

У высоких колонн Лаций остановился. Варгонта и Атиллы нигде не было видно, зато впереди их ждал тот несчастный, которого он ударил между ног. Вытянув шею вперёд, он пристальным взглядом искал Лация по рядам и, к счастью, не смотрел в их сторону. Рядом с ним стояли около десяти похожих на него суровых громил. Вдалеке, у портика виднелась фигура Пульхера. Всё, дальше идти было некуда. Лаций сделал несколько шагов назад. В боковых нишах между статуями копошились какие-то люди. Это были, в основном, скромные матроны, которые ещё чего-то стеснялись в своей жизни и чересчур сильно отбивались от своих поклонников. Он рванулся к одной нише, потом к другой, но везде были люди. Вдруг из-за статуи Венеры показался толстый римлянин с шарообразным животом. Он, радостно хмыкал и что-то выкрикивал, ковыляя на тонких кривых ногах в сторону выхода. За статуей была видна обнажённая спина женщины. Она сидела, опершись на стену и безвольно опустив руки вдоль тела. Рядом стоял кувшин с вином и кожаный мешок с водой. Видимо, они уединились здесь ещё в самом начале представления и уже успели насладиться друг другом. Лаций дёрнул Оливию за руку, и они спрятались за широким мраморным плащом Венеры. Женщина повернула голову и посмотрела на него пьяным взглядом.

– Сиди и молчи! – прошептал он. Она охотно кивнула головой и обняла Лация за шею. Прижав её к себе, он выглянул в проход. Возле соседней ниши стояли трое людей Пульхера. Лаций посмотрел на Оливию, потом на пьяную женщину и подтянул к себе кувшин. Резко опрокинув его, он сделал несколько глотков неразбавленного дешёвого вина и обильно плеснул себе на тогу. Потом так же полил паллу Оливии. – Пей! – приказал он. Широко раскрыв глаза, она хотела воспротивиться, но, видимо, у него был такой грозный вид, что, испугавшись, девушка сделала несколько глотков и закашлялась. Пока она кашляла и хваталась за горло, он затащил повыше на колени пьяную женщину и обнял её. Та не сопротивлялась и была этому только рада. Второй рукой Лаций схватил тяжело дышавшую Оливию за шею и прижал к груди, спрятав её лицо в мокрой тоге. Она фыркнула и замерла. Когда к статуе Венеры подошли три широкоплечих мужчины с палками, они увидели пьяного римлянина в залитой вином тоге. Он целовал сидевшую у него на коленях голую матрону. Та с неистовством ёрзала сверху и пыталась забраться ему под тогу.

– Смотри, какой жадный, – хмыкнул один из громил. – Ему не много? Вторую даже не отпускает. Ух, ты, хорошенькая какая! Кажется, молоденькая ещё.

– Хочешь помочь? – спросил второй. – Давай, дойдём до десятой ниши и вернёмся. Мне тоже нравится.

– Сначала надо всех осмотреть, – насуплено буркнул третий, который был недоволен тем, что они не могли присоединиться к толпе, и тоже хотел побыстрее пристроиться к какой-нибудь парочке или найти свободную женщину, хотя это уже было невозможно. – Посмотри, этот, вроде похож на него. Снимите её! – приказал он своим товарищам, и те оттащили пьяную женщину в сторону. Она еле шевелила руками и ногами. Пьяный римлянин непонимающе смотрел на них, продолжая прижимать к себе второй рукой совсем юную девушку.

– Он или не он? – спросил один из них. Угрюмый крепыш отодвинул товарища, присел рядом со статуей и отодвинул Оливию в сторону. Пьяница продолжал тупо смотреть на него и икать. Девушка вдруг задёргалась, сжалась в комок и стала рыдать.

– Ух, какая… Недотрога! Я бы тебя… – пробормотал из-за спины второй бандит. Ему явно не терпелось побыстрее сжать её в объятиях.

– Нет, не он, – покачал головой главный. – Тот больше и сильнее! А этот пьяный… и без меча. Нет, не похож.

– Да, – кивнул головой тот, что был рядом.

– Пошли дальше, – он встал, постукивая по ладони палкой и с сожалением глядя на испуганную девушку у стены. Три широких спины направились к следующей нише, а рука пьяного римлянина тихо погладила голову рыдающей девушки.

– Вот ты где! – раздался вдруг громкий голос Варгонта, и Лаций вздрогнул, испугавшись, что это вернулись люди Пульхера. Он наклонился вперёд и выглянул из-за статуи. Три фигуры уже отошли шагов на двадцать. Варгонт сидел рядом и с удивлением переводил взгляд с Оливии на опрокинутый кувшин с вином и с кувшина – на Лация. Заметив голую женщину с другой стороны, он вообще потерял дар речи.

– Ну, ты даёшь! Силён! А я думал, ты только с аристократками, да с дорогими куртизанками общаешься, – попытался пошутить старый друг. Лаций скривился и показал ему на удалявшихся телохранителей Пульхера. Варгонт сразу всё понял. – Атилла стоит у выхода, – быстро сказал он. – Сможешь дойти?

– Смогу. Что ж, я с двух глотков упаду? Вот она, боюсь, не сможет.

– Да, выглядит плохо. Давай, вставай! – наклонился он к Оливии.

Однако та сама вскочила на ноги, услышав о Пульхере.

– Я смогу, смогу, только пошли быстрей отсюда! Ненавижу его! Домой, хочу домой…

Когда они подошли к выходу, там их уже ждал Атилла Кроний. Под глазом у него был большой синяк. Он хмыкнул и вопросительно посмотрел на Лация.

– Там Пульхер и ещё человек десять его гладиаторов. Что делать? – спросил он. Но у Варгонта уже был готов план:

– Сделаем так: я подойду к нему и ударю. И побегу. За колонны, потом к выходу. Они – за мной. Ты придержишь их у выхода и завалишь там ещё пяток. А Лаций с ней как раз успеет к носилкам. Ну, как? Пойдёт?

– Пойдёт, – кивнул Лаций, который не мог сейчас предложить ничего лучше. Они посмотрели, как Варгонт, поправляя тогу, прошёл мимо слуг и телохранителей Пульхера. Те стояли у одной части портика, чтобы не мешать остальным гражданам и не привлекать к себе внимание. Они проводили его взглядом, но не заметили, как тот вдруг остановился, как будто что-то вспомнил, и резко направился обратно. Но только не к ступеням, а прямо к Пульхеру. Один стражник успел сделать шаг навстречу, и это помешало Варгонту ударить Пульхера так, как он хотел. Но и этого было достаточно, потому что, если бы он попал, то мог бы и убить его. Пульхер охнул и упал, как подкошенный. Дальше всё произошло, как и сказал Варгонт: гладиаторы и часть слуг кинулись за ним в погоню, а Лаций с Оливией беспрепятственно прошли мимо остальных телохранителей, которые толпились у носилок Пульхера. Никто из них не знал, что ищут именно его, поэтому Лация никто не остановил. Атилле тоже повезло – слуги Пульхера не сообразили, куда бежать, поэтому драться ему не пришлось. Кроний дождался, пока носилки Оливии скроются за поворотом и спокойно отправился обратно в театр, к своей пышке, которой он перед этим уже второй раз обещал вернуться и больше не покидать до самого вечера. Бедному Варгонту пришлось немало побегать от таких же выносливых и сильных громил, как и он сам, пока за спиной не остался один, самый настойчивый и быстрый. Он упрямо не хотел отставать и всё-таки догнал его у Суббурского моста. Но здесь Варгонту был знакома каждая лачуга, где, в основном, жили недорогие женщины, которых они с Атиллой любили посещать во время своих приездов в Рим. Он нырнул в первую же открытую дверь, протянул руку вниз, нащупал край кувшина для помоев и быстро поднял его над головой, прислонившись спиной к стене и затаив дыхание. Через мгновение дверь распахнулась, и в проёме показалась голова его преследователя. Сделав первый шаг, он успел заметить Варгонта с поднятыми руками, но было уже поздно – глиняный кувшин со зловонным содержимым опустился ему на голову. Когда из клеток, где проститутки обычно принимали клиентов, показались испуганные лица, довольный Варгонт уже шагал обратно к Авентинскому холму, чтобы встретиться с Лацием и узнать, нужен ли он ему этим вечером.

Тем временем Лацию по пути домой удалось успокоить Оливию и добиться от неё обещания молчать и ничего не говорить родителям. Для её же блага. К счастью, она так и не поняла, что было нужно от неё этим людям, и искренне считала себя виновницей происшедшего. На следующий день она отправилась в храм Венеры и принесла храму большие дары, после чего жрецы принесли жертву богам, а Оливия полдня провела там, плача и благодаря их за чудесное спасение в театре. Лаций, который вынужден был находиться рядом, тоже поблагодарил богов, но уже за то, что у него были такие верные и преданные товарищи, а у его врага – не очень умные телохранители.