Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

– Благодарю тебя, Марс, – прошептал Лаций и добавил уже громко. – Ты прав, я не могу достать их.

– А где они? – снова с недоверчивостью спросил охранник и остановился перед дверью.

– Э-э… – мысли лихорадочно крутились в голове, но ни одна не казалась подходящей. Сердце снова бешено заколотилось, предчувствуя беду. И снова захотелось помочиться. Лаций сжал колени, и вдруг его осенило: – Мне неудобно тебе сказать. Понимаешь, я спрятал их между ног, – сказал он громким шёпотом, чтобы это прозвучало как можно стыдливее.

– Ха-ха-ха! – снова расхохотался разбойник. – Вот это да! Туда-то мы и не подумали заглянуть! Ну и хитрый ты, патриций!

– Я не хитрый.

– Молчи и отойди от двери, – приказал он, открывая засов. – Где там твои деньги?

– Понимаешь, я не мог сдержаться… и намочил их немного. Прости, – скривившись, с сожалением произнёс Лаций.

– Что? – не понял тот. – Ну-ка выйди сюда, на свет! – приказал он. Лаций сделал шаг к двери. Разбойник стоял в просвете и пристально смотрел на его тунику.

– Ты что, обмочился?

– Да… Прости, от страха. Не сдержался, – опустив голову, пробормотал он.

– Как же я теперь возьму твои деньги? – прорычал разбойник.

– Мне всё равно надо как-то есть мясо. Развяжи меня, и я брошу тебе деньги, а ты мне – еду, – предложил он.

– Что? Мясо тебе бросить? Нет, будешь жрать с земли. Вот! – кусок жареной баранины полетел в темноту открытой двери и шлёпнулся на землю. Лаций внимательно посмотрел в просвет дверей. У слабого огня возились два человека, остальные лежали вповалку по всему двору прямо на земле. Ещё один сидел на ступеньках дома и двое – у ворот. Отсюда не было видно, что они делали, но движений заметно не было.

– Благодарю тебя, – он наклонил голову и сделал шаг назад. – Я такой голодный. Ты прав, я съем мясо и так.

– Стой! – заревел разбойник, вытянув в его сторону нож. Он шагнул внутрь, и теперь их разделяли всего два шага. – Раздвинь ноги! – забыв об осторожности, рявкнул он и сделал ещё один шаг вперёд. Затем наклонился и быстро приподнял ножом край туники. Там, естественно, не было никаких денег. – Ах, ты… – в круглых, вытаращенных глазах бандита появилась злость, которая в следующее мгновение готова была смениться яростью, но ничего этого не произошло. Он не успел ещё выпрямиться, как резкая боль пронзила ему пах, и, тихо ойкнув, он схватился за промежность. Второй удар, уже по рукам, тоже был болезненным. Колени подогнулись, и, выронив нож, он опустился на землю. Два удара между ног подкосили разбойника, как стебель травы под копытом лошади. Третий раз он ударил сандалией в лицо. Большое тело, охнув, завалилось на бок. Лаций присел рядом и прислушался. Два человека у костра услышали шум и повернулись в сторону сарая, но из-за наступивших сумерек ничего не разглядели. Им лень было вставать, и они отвернулись. Охранники у ворот даже не пошевелились. Значит, спали, понял он. Больше никого видно не было. Он быстро опустился спиной на землю и с трудом вытащил из-под тела нож. Пальцы слушались с трудом, и он всё время выпадал. Но даже с ножом в руках Лаций не сразу смог придумать, как перерезать узкие кожаные ремни, которые впились ему в кисти и локти. Пока он пристраивал нож то в одном месте, то в другом, за воротами раздался шум. Это вернулся главарь с «грамотным» помощником. Лацию удалось стать на колени и зажать нож между пяток. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Не видя ножа, он всё время натыкался на остриё и царапал руки, подстраиваясь под лезвие. На какое-то время он даже потерял слух и подумал, что оглох от напряжения, но когда лопнул первый кожаный ремешок, он с облегчением вздохнул и стал дёргать кистями из стороны в сторону, чтобы растянуть остальные ремни. Когда это удалось, Лаций попытался сжать нож, но пальцы не слушались. Он выглянул из-за двери. Темнота, как это обычно бывает в горах, быстро опустилась на землю, и теперь слабый огонь костра освещал только дальнюю часть двора.

Он начал дёргать руками из стороны в сторону. Кисти, ладони и пальцы постепенно начали ныть и покалывать. Не сводя глаз со светлого пятна у дальней стены, он поблагодарил в душе своих богов-покровителей и стал растирать кисти, сжимая и разжимая пальцы, чтобы быстрее прийти в себя. Когда покалывания прошли и руки стали горячими, как будто их окунули в кипящую воду, Лаций снова взял нож и сделал несколько движений. Теперь пальцы слушались. Под ногами что-то зашевелилось. Думать было некогда. Он нанёс один удар в горло и один – в грудь. Тело неподвижно застыло на земле. Тени у костра снова повернулись в его сторону.

– Прапус, ты там не заснул? – это был голос главаря.

– Нет, – ответил за него Лаций и осторожно шагнул за дверь. В темноте на таком расстоянии его вряд ли можно было разглядеть. Под ногами громко храпели несколько пьяных разбойников.

– Сейчас мы идём. Подожди. Хорошее мясо сегодня. Сейчас!

– Иди, иди, – прошептал Лаций и стал лихорадочно обыскивать спящих в поисках оружия. Но ни копий, ни мечей не было. Зато прямо на камне, где бандиты играли в кости, лежали несколько ножей. Вздохнув с облегчением, он собрал их вместе и ощупал. Один оказался очень лёгким, его пришлось сразу отбросить. Остальные были потяжелее. Теперь можно было защищаться.

Его лошадь стояла чуть правее костра, поэтому, чтобы добраться до неё, надо было сначала пройти мимо тех, кто стоял у жарившейся на костре туши. Лаций ещё раз потёр кисти, покрутил плечами и взял первый нож за лезвие. Подойдя к костру на десять шагов, он понял, что сейчас его увидят и поспешил подойти поближе. Первым его заметил костровой, который жарил мясо. Он единственный стоял к нему лицом и сразу увидел, что из темноты появился чужой. Однако первый нож предназначался не ему, а главарю. Лезвие сделало два оборота и вошло ему под лопатку. Тот вскрикнул, но не упал. Пока он тщетно пытался закинуть руку за спину и достать до рукоятки, второй нож вонзился в спину его товарищу. Тот упал на колени и, не удержавшись, схватился руками за висевшую на вертеле тушу овцы. Жирное мясо проскользнуло под ладонями, и он рухнул лицом в огонь. Третий повернулся и закричал от страха. Но Лаций только моргнул перед броском и резко выдохнул. Нож вошёл точно в живот, и на грубой ткани стало расплываться тёмное пятно. Видевший всё это костровой стал пятиться от ужаса назад, наступил на тело упавшего в костёр товарища, поскользнулся и сам упал спиной на угли рядом с ним. Раздался дикий вопль, который прервался после четвёртого броска – нож попал ему прямо в открытый рот. «Грамотей», который стоял чуть поодаль, только теперь опомнился и кинулся бежать к воротам. Сначала Лаций подумал, что тот решил сбежать. Но сутулый писарь, который читал письмо Цезаря, оказался не робкого десятка. Он схватил одно копьё и бросил его в своего ужасного врага, затем – второе, третье… Если бы он умел держать его в руках, то Лация не спасли бы даже боги-хранители. Но неопытность и страх сделали своё дело, и все три копья пролетели мимо. Больше он бросить не успел. Нож попал ему рукояткой в лоб, но этого было достаточно, чтобы сбить «храбреца» с ног. Пока грамотей приходил в себя и пытался встать, Лаций подхватил упавшее рядом копьё и пригвоздил его к земле. Прислонившись спиной к воротам, он затаил дыхание, прислушиваясь к странной тишине. Никто не проснулся и не бежал на помощь, и это было странно. Боги снова помогли ему, и Лаций с облегчением выдохнул, отойдя от ворот.

Искать другое оружие было опасно. Из двух десятков людей кто-то всё равно мог проснуться и разбудить остальных. Оставалось сделать то, чему его научили старые легионеры во время одной из ночных вылазок во Фракии – тихо убрать всех по одному. Приставив нож к груди, он зажимал спящему нос и рот, после чего резко надавливал на нож. Так он не давал им закричать. Первыми были пьяные часовые у ворот. Взяв их ножи, он прошёл по двору и хладнокровно перерезал горло всем остальным разбойникам. Это был самый быстрый и тихий способ, хотя и «грязный» – руки и ноги были в крови, и ему постоянно приходилось вытирать пальцы и нож о накидки разбойников. В пристройке для слуг на заднем дворе он нашёл несколько факелов. Искать подвал, в котором должны были находиться трупы предыдущих жертв, Лаций не стал. К счастью, меч и пояс оказались рядом с лошадью – они висели прямо на пустом ящике для зерна. Постояв какое-то время посреди двора, он вдруг понял, что не знает, куда ехать. Скакать по ночной дороге в безлунную ночь было опасно. Лошадь легко могла попасть копытом в яму и сломать ногу. А быстрого слуги, который обычно бежал перед лошадью с факелом, у него не было. В этот момент Лаций, пожалуй, впервые пожалел, что не послушал проводника. Но теперь было уже поздно. Найдя у главаря своё письмо, он решил, что раз его писал Цезарь, то выкидывать его он не имеет права. Но и отдавать его он теперь тоже не собирался. Если там было написано только о деньгах, то он имел полное право от них отказаться. А раз так, то зачем унижаться?

Каменные чаши в лаватрине8585
  Лаватрина – комната для умывания (римск.).


[Закрыть] ещё были полны воды. Воткнув факел в руку мраморной богини, он с удовольствием смыл с себя грязь и кровь. Туника была в ужасном состоянии, но второй не было. Сняв и прополоскав, он оставил её сушиться на шесте возле лошади, а сам завернулся в плащ, который не успели унести бандиты. В триклинии валялись несколько кусков ткани. Лаций собрал их и ушёл на крышу, где продремал в беседке до рассвета, прислушиваясь сквозь сон к каждому шороху.

С первыми лучами солнца он с отвращением натянул на себя сырую холодную тунику и накинул на плечи единственную чистую вещь – плащ. Обведя последним взглядом разбросанные по земле тела, он вывел за ворота лошадь и поехал по дороге в направлении города.

Глава 35

У того места, где вчера вечером его захватили бандиты, дорога раздваивалась, и Лаций вспомнил, что узкая тропинка вела в обход вокруг города. Он ударил пятками в бока лошади, и та сразу перешла на бодрую рысь, изредка всхрапывая от новых запахов и быстрого движения.

Солнце уже достигло зенита, когда он выехал на небольшой участок дороги, который волной нависал над спуском, образуя полукруглую площадку. Отсюда открывался прекрасный вид на море и плоскую прибрежную полосу, утопающую в зелени растений и цветов. Ровное, спокойное море выглядело как серебряная тарелка. Возле берега ветер поднял мелкую рябь, и солнце отражалось в ней тысячами бликов, напоминая рыбью чешую. Отовсюду веяло тишиной и благополучием. «Здесь, должно быть, живут боги», – вспомнилась ему строчка из какого-то греческого стиха. Со стороны моря изредка долетали лёгкие порывы ветра, которые неприятно обдували тело, заставляя его дрожать. Казалось, что здесь даже холоднее, чем на вилле разбойников. И только теперь Лаций почувствовал, что очень устал. Напряжение спало, и тело стало вялым и уставшим, как будто лишилось крови.

– Скоро уже, старина, – похлопал он по холке лошадь. Вдали были видны тёмные тучи. – Скоро… Наверное, будет дождь.

Облака были ещё далеко, но в прибрежных провинциях дождь мог начаться в считанные мгновения. Или не начаться вообще. Море всегда было непредсказуемым. Дорога кружилась, как змея в траве, и, казалось, никогда не закончится. Боги явно испытывали его на прочность: голова стала тяжёлой, глаза то и дело останавливались в одной точке, и он пару раз чуть не свалился с обрыва, тупо глядя в пустоту и не видя, куда идёт лошадь. Вилла папирусов, как её называли в Риме, находилась совсем близко. Но, опасаясь очередной засады, Лаций остановился на одном из поворотов над обрывом, чтобы осмотреться. Вилла была видна, как на ладони: она вытянулась в длину ровным прямоугольником, и, судя по голубой полосе посередине, там был большой бассейн. Вокруг него двигались несколько маленьких точек – это были слуги. В конюшне стояли две лошади. Похоже, там царили мир и покой. Он мечтательно вздохнул, тронул лошадь и стал медленно спускаться вниз.

Ворота со статуями Венеры и Минервы появились так неожиданно, что он даже не обратил на них внимания, продолжая качаться на лошади и тупо смотреть вперёд. Придя в себя через несколько шагов, Лаций остановил лошадь и спешился. На стук в ворота из крошечного окошка с решёткой донёсся осторожный голос:

– Кто там?

– Лаций Корнелий Сципион, – постарался громко произнести он. К его удивлению, ворота, надсадно заскрипев, открылись, и перед ним появился смуглый раб, который, придерживая одну половину створа, склонил голову в знак уважения. Затем он сделал шаг в сторону, пропуская его внутрь. Лаций сразу заметил сильные мышцы плеч и рук, которые не скрывала короткая накидка без рукавов.

– Что с тобой? – с нескрываемым удивлением воскликнул раб, увидев его тунику.

– Немного испачкался в дороге, – краем рта усмехнулся Лаций.

– Давай, мы поможем тебе, – пробормотал тот и добавил: – Госпожа Кальпурния уже давно тебя ждёт, Лаций Корнелий Сципион.

– Благодарю тебя. Как твоё имя? – спросил он.

– Икадион, – ответил тот.

– Ты быстр, Икадион. У Цезаря хорошие рабы, – похвалил он.

– Цезарь великий человек. А его жена – величайшая из женщин. Она подарила мне свободу.

– О! – удивился Лаций. – Так ты либертус, вольноотпущенник?

– Да, господин. Меня зовут Кальпурний Пизоний Икадион, по имени великой женщины, даровавшей мне это счастье.

– Как хорошо ты говоришь. Ты, наверное, умеешь читать и писать?

– Да, я смотритель библиотеки на этой вилле.

– Воистину, здесь живут боги, – повторил он пришедшую ему на возвышенности мысль и устало провёл ладонью по лбу.

– Здесь проживают боги и богини всех небес, – поправил его по-гречески Икадион. – Проходи и насладись покоем!

– Ух, ты! – уже в который раз удивился Лаций. – Откуда ты это знаешь?

– После того, как я сломал руку в гимнасие, госпожа назначила меня смотрителем библиотеки. Поэтому у меня появилось много времени, чтобы прочитать величайшие строки многих поэтов.

– Так ты ещё и в гимнасие занимался? – удивлению Лация не было предела.

– Не совсем. Только на мечах и с копьём, – с внутренним благородством ответил Икадион и добавил: – Я плохо учился, неважно бегал, но хорошо боролся. И скакал на лошади. У нас здесь много хороших лошадей.

– Ладно, пойдём. Потом расскажешь, как будет время. Сейчас нехорошо задерживать твою благородную хозяйку. Наверняка, она уже ждёт.

– Да. Мы заметили тебя ещё на спуске. Она сразу сказала, что это ты. Поэтому я стоял у ворот.

– Вот это да! Чувствую себя консулом! – широко улыбнулся Лаций. – Надеюсь, сначала в лаватрину? Идти к такой женщине в таком виде… – он обвёл взглядом свои пыльные ноги и руки. На предплечьях и кистях были видны ссадины и синяки. Щека тоже саднила, значит, там тоже была царапина. Калиги вообще потеряли свой цвет и были сплошь прокрыты толстым слоем пыли.

– Конечно! Прости, я не ожидал, что с тобой что-то произойдёт! Справа находятся термы. Софокл тебя проводит. Рабыни уже ждут тебя, чтобы омыть тебе ноги. Я только поставлю коня и присоединюсь к тебе.

– Благодарю тебя, Кальпурний Пизоний Икадион, – уважительно произнёс Лаций. Он не старался изображать из себя зазнавшегося патриция, вершителя судеб и владельца жизней своих и чужих рабов. И не только потому, что устал. Он прекрасно помнил, как бывший раб Ферех спас его от смерти в горах, промыв рану и напоив каким-то настоем из местных трав. Загноившаяся рана затянулась через неделю. А когда их окружили галлы, вольноотпущенник Никанор прикрыл его со спины, хотя мог бы убежать и спрятаться за деревянной стеной лагеря. Проданный в рабство и сбежавший оттуда пехотинец Кратий тащил его на себе в Киликии до самой реки, хотя тоже мог бы оставить на поле боя. Лаций тогда был без сознания, и Кратий даже не знал, живой он или мёртвый. Все они до службы в армии были людьми «странного» происхождения. Но он никогда не напоминал им об этом, предпочитая помнить только то, что видел сам. У Лация была хорошая память, а шрамы не давали забыть о помощи бывших товарищей.

Вилла оказалось большой и красивой. Повсюду стояли скульптуры богов и философов, на перголах цвели красивые душистые цветы. В самом начале бассейна красовалась статуя дельфина с Посейдоном на спине. Изо рта дельфина била струя воды. Лаций поймал себя на мысли, что с удовольствием прыгнул бы туда прямо сейчас. Когда они, наконец, дошли до терм, слуга открыл боковую дверь, и он оказался в большой и просторной лаватрине с многочисленными светильниками из бронзы. Почти все они горели. Это говорило об уважении, которое ему оказывала хозяйка дома. Рабыни помогли ему умыться и переодеться. Усталость немного отступила, и Лаций поспешил в дом, чувствуя бодрость во всём теле.

Кальпурния Пизонис встретила его в атриуме. Это была невысокая, стройная и, скорее привлекательная, чем красивая женщина. Хотя она была ещё молода, внешняя суровость немного старила её. Жёсткие складки вдоль губ делали её улыбку строгой, выдавая властный характер, однако внимательный и спокойный взгляд красивых глаз смягчал это впечатление. Тонкий нос с еле заметной горбинкой посередине заканчивался такими же тонкими и немного вздёрнутыми ноздрями. Бледная кожа лица и рук говорила о том, что она не любит проводить время на солнце. Это была женщина среднего роста, она едва доставала Лацию до плеча. Угловатые плечи скрывала белоснежная палла, но жена Цезаря не казалась худой и хрупкой. У неё была утончённая талия и стройные ноги, движения которых легко угадывались под мягкой тканью накидки. Открытые руки плавно изгибались в локтях внутрь, повторяя изгиб талии, и переходили в изящные, похожие на цветки лотоса кисти. Лаций обратил внимание на это, потому что красивые ладони и пальцы были у женщин редкостью. Но удивительней всего были волосы – золотистые и вьющиеся. Служанка умело уложила их на голове в виде широкого круга, закрепив на затылке заколкой в виде виноградной лозы. Благодаря этому, её стройная шея оставалась открытой, подчёркивая плавный изгиб подбородка. Можно было бы сказать, что скулы у Кальпурнии Пизонис были немного продолговатые, но Лаций решил, что это было бы уже придиркой. Они ещё не произнесли ни слова, но он уже чувствовал, что эта женщина видит его насквозь. От неё веяло благородством римских матрон, перед которыми хотелось стать на колено и склонить голову. Она сразу поняла, кто перед ней, и ей было приятно, что она произвела на этого воина ожидаемое впечатление. У Лация промелькнула мысль, что с такими женщинами, наверное, нет смысла разговаривать. Они понимают всё без слов. Он замешкался, подбирая слова, но жена Цезаря, привыкшая к такому поведению, снисходительно улыбнулась и начала разговор первой:

– Лаций Корнелий, Кальпурния Пизонис приветствует тебя в своём доме. Надеюсь, тебе здесь понравится.

– Благодарю тебя, Кальпурния, – слегка закашлявшись, ответил он. – Гай Юлий Цезарь просил передать тебе, что он сражается с варварами на благо народа Рима и всегда помнит о твоей любви и поддержке.

– Прямо так и просил передать? – с усмешкой спросила Кальпурния, и в её голосе послышались весёлые нотки.

– Да, а что? – смутился он. От её серьёзности и важности не осталось и следа. Лаций опешил. Ему казалось, что она сейчас рассмеётся.

– Обычно Юлий так не говорит, – снисходительно улыбнулась Кальпурния. – Но это неважно. Всё меняется. Мы – тоже. Значит, меняются и наши слова. Проходи, мы давно тебя ждали. Расскажи, что ты делал на Сицилии? Мне интересно послушать тебя.

– Меня? – снова удивился Лаций. – Я же здесь совсем недавно. Ты знаешь намного больше. И Юлий сказал, что у тебя ко мне дело.

Только теперь она заметила на его руках ссадины и синяки.

– Что с тобой? Ты упал с лошади или на тебя напали? – тонкие чёрные брови сошлись на переносице. Лаций вздохнул и вкратце рассказал ей о странных разбойниках, о которых никто не знал в близлежащих городах и которые жили неподалёку на вилле богатого римлянина.

– Ах, вот оно что! – воскликнула жена Цезаря. – Я слышала, что несколько раз пропадали люди с той стороны Геркуланума, но не более… Вот, оказывается, кто это делал. Интересно, чья же это вилла? Надо сообщить в город, консулу и преторам.

– Да, но может, это сделает кто-то другой? Я бы хотел отдохнуть, – вяло усмехнулся Лаций.

– Конечно! Не думаю, что тебе это стоит делать прямо сейчас. Но я отправлю слугу. Прямо сейчас. А ты можешь побыть с гостями. Они хотели бы послушать твои рассказы о Сицилии и вообще, о твоих приключениях. А потом мы могли бы поговорить отдельно. Тебе надо отдохнуть и поспать хотя бы до вечера. Потом ты можешь присоединиться к нам в триклинии.

– Благодарю тебя. Я согласен. Но только не надо рассказывать им об этих разбойниках. С меня хватит и Сицилии, – кивнул он. Либертус Икадион провёл его в одну из комнат в дальней части здания, где Лаций сразу же упал и заснул.

Ближе к вечеру всё тот же Икадион разбудил его, и они прошли в триклинию, где уже собралось много людей. В середине, как всегда, ходили рабы с подносами, подавая еду полулежащим на невысоких кушетках гостям. Здесь не было артистов и полуголых рабынь, из развлечений были только девушки-музыканты, которые играли на арфах. Но после еды они не должны были присоединяться к гостям для услады тела, как это обычно происходило в Риме. Кальпурния познакомила Лация с соседями, которые приехали к ней в этот вечер, и ему пришлось долго отвечать на их вопросы о Сицилии.

– Самое странное, что в Риме ничего не знают об этом, – сокрушённо покачал головой какой-то патриций, узнав о ценах на хлеб. Он протянул руку с чашей рабу, который с готовностью налил в неё разбавленное вино из кувшина.

– Да, это наши жадность и праздность! – покачал головой другой, не замечая, что ему на тогу капает жир с плавника рыбы. – В этом весь Рим!

– И, как ни странно, это притягивает и завлекает, – покачал головой Лаций. – В армии всё подчинено работе. С утра до самого вечера. А во время войны – сражению. Там тоже есть зависимость друг от друга, потому что твой товарищ спасает тебя в бою, а ты – его. Здесь же всё наоборот… – его перебили и стали сразу поучать и давать советы, потому что все вокруг считали себя опытными и мудрыми советчиками, имеющими полное право помочь в жизни молодому воину. Перед десертом гости вышли немного погулять. Лаций и Кальпурния поднялись на второй этаж в беседку для наблюдений. Он невольно улыбнулся, вспомнив беседку на крыше дома Виргинии Метеллы в Мессане. Эта была намного шире и просторней, в ней не было дверей и ставень, одни только колонны и лавки из мрамора. Отсюда открывался великолепный вид на море.

– Я нигде не видел таких вилл, – сказал он. – Прекрасное место. А бассейн! Такой длинный. Там пол-Рима, наверное, может поместиться. Ещё твой либертус Икадион сказал, что здесь есть большая площадка с отдельными малыми бассейнами. И конюшня! Просто божественное место, а не дом! Теперь я понимаю, почему такую красоту прячут так далеко от праздной суеты Рима.

– Ты говоришь слишком красиво даже для старшего трибуна, – усмехнулась Кальпурния.

– Просто я нахожусь под впечатлением твоей красоты, которую невозможно встретить в далёких краях Азии и Галлии. В римских женщинах воплощена настоящая женская красота. Это красота богинь, и ты – тому подтверждение.

– Тебе надо выступать на Форуме, а не воевать с варварами, – со вздохом удовольствия ответила она, отвернувшись и скрыв улыбку польщённого самолюбия. – Но всё равно, благодарю тебя за такие прекрасные слова.

– Не благодари, это я должен благодарить тебя и Цезаря.

– Ладно, будем считать, что твоё красноречие было воспитано хорошими педагогами и они, помимо этого, также ещё научили тебя, как надо вести себя с замужними женщинами, – Кальпурния подняла на него взгляд, и в её глазах вместе с искоркой смеха промелькнула тень предупреждения.

– О, да, – Лаций прижал руку к груди и склонил голову. – Но я не мог не выразить своего восхищения твоей красотой, – со вздохом сожаления добавил он и улыбнулся. Кальпурния не выдержала и рассмеялась чистым, искренним смехом, махнув на него рукой.

Лаций понял: расстояние между ним и этой женщиной настолько велико, что преодолеть его просто невозможно.

– Ты – хитрый льстец, Лаций Корнелий Сципион, и я не знаю в твоём роду ещё таких красивых и привлекательных молодых людей, как ты. Разве что Сципион Африканский, но он смотрит на нас с небес сейчас вместе с Марсом.

– Благодарю тебя! Твоя речь тоже впечатляет, – заметил он.

– Ты должен нравиться девушкам, и я уверена, что они нравятся тебе. Но, чтобы мы прекрасно понимали друг друга, я скажу тебе одно правило, которое ты должен принять. Я не люблю повторять эту фразу, но она объяснит тебе всё. Жена Цезаря вне подозрений. Ты меня понимаешь? – она вопросительно подняла брови. Увидев, что он кивнул головой, она продолжила: – Вот и прекрасно. Страсть – это первая ступенька в храме любви, а вторая – это взаимопонимание. Некоторым удаётся достичь его, и они, взявшись за руки, вместе идут по дороге своей судьбы, свитой небесными Парками. Но на третью ступеньку поднимаются единицы. Это уже дарованное богами единство души и тела, когда ты понимаешь, что готова делать всё, что делает твой муж, и знаешь, что он, оказавшись на твоём месте, сделал бы то же самое для тебя. В бою я возьму его меч и буду сражаться рядом с ним и вместо него. Но есть сражения более опасные, чем эти. И в них побеждает не меч, а безграничная вера друг в друга. И тут мужчина с женщиной превращаются в непобедимого бога Януса с двумя лицами, которые видят всё вокруг.

– Как прекрасно ты говоришь! – восхищённо произнёс Лаций. – Благодарю тебя за мудрый совет!

– Это не мои слова. Новых слов вообще нет. Мы всегда повторяем чужие. Это сказала великая женщина из твоего рода – Корнелия Африканская, мать братьев Гракхов, дочь победителя Карфагена.

– Мне следовало бы знать, – опустил глаза он.

– Ничего страшного. Но я говорю тебе это только лишь потому, что вижу в тебе молодого и искреннего воина, который ещё не нашёл свою вторую половину, и поэтому ты будешь оценивать всех женщин по внешнему виду.

– Наверное, ты права.

– А я, наверное, уже старею и начинаю поучать всех вокруг, – рассмеялась она.

– Нет, нет, что ты! Венера должна завидовать твоей молодости и красоте! – с таким воодушевлением возмутился Лаций, что Кальпурния покраснела и погрозила ему пальцем.

– Ты специально льстишь мне. Но надолго тебя не хватит.

– Почему? Я разве должен остаться здесь надолго? Скажи, а от Помпея не было второго гонца? Он должен был ждать меня здесь, – спросил Лаций, уже вспомнив о Крассе и Помпее.

– Насколько я поняла, у него всё хорошо, – очаровательно улыбнулась Кальпурния. – Но он спешил. Было много дел. Он сейчас в портовом Брундизии8686
  Брундизий – порт на востоке для отправки в Сирию.


[Закрыть]. Не стал ждать тебя и решил договориться с капитанами сам. Поэтому у тебя будет время отдохнуть до следующих ид.

– Почти четырнадцать дней?! – не сдержавшись, воскликнул Лаций.

– Да, а что? – удивилась Кальпурния. – Надеюсь, что за это время ты сможешь набраться мудрости и подумать о том, как найти свою избранницу.

– Это очень много, – расстроено произнёс он. – Просто… я бы хотел побыстрее вернуться в Рим. Подожди, ты сказала, избранницу?

– Да. Разве Юлий тебе не сказал? Дело в том, что та девушка, о которой я хотела с тобой поговорить, приедет через несколько дней. Поэтому тебе придётся погостить здесь до её приезда.

– Я понимаю. Но кто это?

– Очаровательное создание шестнадцати лет. Её зовут Оливия. У неё есть старшая сестра Клавдия. Они – дочери моей сводной сестры Валерии. Её муж, Антоний Кальпурний, дальний родственник моего отца, тоже из рода Пизонисов. Они хотят заехать к нам на виллу и провести здесь вечер.

– Я должен дать какой-то ответ сразу? – осторожно спросил Лаций.

– Нет, что ты! Это просто знакомство. Они знали твоих родителей, но тесно не общались. Возможно, тебе понравится характер Оливии и ты сможешь подумать о своём будущем с этой семьёй, – Кальпурния перевела взгляд на море и замолчала.

– Ты хочешь ещё что-то сказать? – помолчав немного, спросил он.

– Да, – вздохнула она. – Давай присядем. Мне придётся объяснить тебе то, что должен объяснять родственник или другой человек, но так уж сложилось…

– Что-то не так? С Корнелией? Или с её мужем? – Лаций напрягся, почувствовав, как изменился тон Кальпурнии.

– Нет, с твоей сестрой сейчас всё в порядке. И было всё хорошо. Её муж, Тит Марий тоже, наверное, уже чувствует себя хорошо.

– Что случилось? – коротко спросил Лаций.

– Скажем, так… Тит взял большую сумму в долг у одного человека и не смог вовремя вернуть.

– И что?

– Он решил оспорить этот договор в суде и выступил на Форуме против своего кредитора…

– Ну, говори быстрее! Что дальше?

– Он проиграл. Поэтому весь дом по суду перешёл в руки кредитора.

– Как это? Кому? Сколько он занял? – Лаций сразу задавал все вопросы, которые возникали у него в голове, и с нетерпением ждал ответа.

– Тит занял миллион сестерциев.

– У кого?

– У Клода Публия Пульхера.

– У кого?! У Клода?!

– Да, – коротко ответила Кальпурния и поджала губы. Оба некоторое время молчали, думая каждый о своём.

– Но зачем ему было столько денег? – прошептал Лаций.

– Торговые дела. Мечтал разбогатеть. Он хотел получить разрешение на торговлю хлебом и виноградом в одном из районов Самнии, недалеко от Рима. Надо было заплатить много денег, чтобы стать клиентом у одного сенатора.

– И что?

– Скажем так, у более могущественного сенатора там уже был свой клиент… и он помог ему остаться на своём месте. А муж твоей сестры впустую потратил большую часть денег, и его сенатор ему не помог.

– Но почему он пошёл в суд?

– Не знаю. Важно, что он проиграл. А потом его встретили ночью у своего дома и сильно избили. Он чудом остался жив. Поэтому твоя сестра предпочла продать оставшиеся пристройки и уехать в Самнию, на вашу старую виллу.

– Когда это произошло?

– Весной.

– Но почему мне никто не сказал? – он схватился за голову.

– Не знаю. Прости, я действительно не знаю. В Риме некоторые слухи разносятся со скоростью ветра, а некоторые – не узнаешь и до конца жизни.

– Я, кажется, помню этого Клода Пульхера. Он так ни разу и не смог пройти отбор во всадники на Марсовом поле. На полголовы ниже, но весь, как оливковая ветка, гибкий и вёрткий. Два раза с лошади упал. Потом в армии Лукулла пытался служить всадником, но его выгнали.

– Это, наверное, было давно, – уклончиво заметила Кальпурния. – Он теперь сын простого малоимущего гражданина Рима, пролетария. Так что старайся не вспоминать эти события на улице, среди простых граждан.

– Ты что, серьёзно? Что за глупость?