Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Красс чувствовал, что начинает сходить с ума. Его провели самым наглым и бесстыжим образом! Использовали, как мальчишку! И кто? Весталка, которую за близость с мужчиной должны были живьём закопать у ворот! Он уже хотел пригрозить ей разоблачением, но они вышли из дома и она опередила его:

– Следующая неделя – начало праздника Венеры. Мне надо будет уехать. Прости, Марк. Я действительно не могу продать этот старый дом и землю. Они напоминают мне о родителях, – Лициния шла, держа перед собой корзинку, а он спускался за ней следом. Табер, который не ожидал увидеть её в белоснежной палле, так и застыл с открытым ртом. «Богиня!» – прошептал он одними губами, наблюдая, как у ворот к ней присоединились две сестры-весталки.

Марк Красс опёрся рукой о стену. Он невыносимо страдал. И жалел, что не купил этот дом тогда, когда это было можно сделать за бесценок. Хотя в то время этому помешали Сулла и жрецы… Теперь судьба, жестоко посмеявшись, окончательно отвернулась от него. Он стоял и с огорчением смотрел вслед весталке, не замечая, что рядом с таким же грустным видом стоит его раб.

Однако события последующих трёх дней доказали, что богини судьбы Парки вьют свои нити не всегда так, как этого хочется людям.

Глава 62

На следующее утро после визита юной Лицинии в дом Марка Красса пришёл городской претор с охраной. Он передал ему требование явиться на следующий день в Сенат. На табличке было написано, что там ему будет предъявлено обвинение. Красс опешил и растерялся. Пока он приходил в себя, претор допросил его слуг, Табера и Атиллу, которые несколько раз видели здесь весталку, а потом забрал их с собой от имени Рима и римского народа. Ничего хорошего это не сулило. Красс немедленно послал к Лицинии старого раба Феофана. Пока того не было, он волновался всё больше и больше. Претор напугал его до смерти, потому что подобные разбирательства ничего хорошего не сулили. Красс метался по атриуму из угла в угол, не веря, что ещё вчера так беззаботно общался с весталкой. В этот момент домой вернулась жена. Она была очень удивлена, застав его в таком состоянии. Ей не терпелось рассказать, каких рабов купила её подруга-соседка, но он не стал её слушать.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да. Мне надо встретиться с весталкой Лицинией, чтобы убедить её продать мне дом.

– Ну, и что же в этом страшного? – скривила губы Тертулла.

– Мне бы не хотелось ради этого продавать нашу виллу, – соврал на ходу Красс.

– Она так много запросила? – удивилась она.

– Пять миллионов сестерциев! – выпалил он с яростью, и это чувство было искренним. Тертулла, как все опытные женщины, заметила это сразу и ещё раз удивилась, какую власть имеют деньги над мужчинами.

– О! – она округлила глаза и надула обиженно губы, как бы сочувствуя мужу. Но тот этого не заметил. Тогда она вздохнула и отвела взгляд. – Не волнуйся, всё обойдётся, – ей хотелось его успокоить, но получилось не очень искренне. – Кстати, ты завтра пойдёшь со мной к Валерии? Она поедет к жене Гая Юлия. Ты как?

– Нет, завтра у меня дело в Сенате. Надо будет подготовиться.

– Что, опять пристают эти старые скряги? – усмехнулась Тертулла.

– Да.

– Кстати, а где Табер? Что-то его не видно.

– Он тоже готовится к завтрашнему заседанию! – резко бросил Красс и вышел из комнаты, чтобы не наговорить ей грубостей. Тертулла восприняла это с пониманием и молча удалилась на свою половину.

Лето было очень жарким. Красс нервничал и сильно потел. Он уже два раза обливался холодной водой. Это на какое-то время помогало, но потом жара снова превращала его разум в скисшее молоко и он терял способность думать. Время таяло, как песок. Надо было срочно подготовиться к выступлению в Сенате. Старые враги явно готовились предъявить ему серьёзные обвинения. Тем более, если они станут пытать Табера и Атиллу… те могут не выдержать…

– Что случилось, Марк Красс? – раздался голос Лицинии. Его даже не успели предупредить о её прибытии – она ворвалась прямо в комнату, не дожидаясь приглашения. В волнении и тревоге она была ещё обворожительнее.

– У нас, кажется, серьёзные неприятности, – опустив взгляд, произнёс Красс.

– Говори. Что случилось? – повторила она.

– Завтра мне следует явиться в Сенат. Меня собираются обвинить в связях с весталкой. То есть, с тобой. Вчера приходил претор и забрал двух моих рабов. Они могут выбить из них любые признания. Но я буду защищаться.

Однако Лициния оказалась не просто красивой женщиной, но ещё и очень умной. Она мужественно выслушала истерические комментарии Красса. Когда тот успокоился, она предложила ему купить у неё дом за ничтожно малую сумму в двести пятьдесят тысяч сестерциев. Для всех остальных это выглядело бы довольно смешно, но она предложила аргумент, против которого не мог поспорить ни один истинный гражданин Рима: дом простаивал и медленно разрушался, принося одни убытки, в то время как под управлением Красса его земля могла начать приносить городу прибыль в виде налогов. Сама Лициния могла бы в будущем выкупить дом обратно уже в нормальном состоянии за такую же сумму, если пожелала бы. Все выигрывали: Красс минимум на десять лет приобретал стабильный доход, она – нормальный дом и землю, а Рим – налоги. Он вынужден был склонить голову перед мудростью молодой весталки.

– Скоро сюда должен подъехать адвокат Фабий Травеус, – сказала она. – Он заверит подписи свидетелей и поставит печать. Я на всякий случай попросила его помочь в этом деле. Как видишь, оказалось, очень кстати.

– Фабий Корнелий Травеус? – переспросил с удивлением Красс, который недолюбливал старого принципиального адвоката.

– Да, – ответила Лициния. – Он тебе не нравится?

– Ну, что ты! Но разве у тебя какие-то дела в суде? – нахмурившись, спросил он.

– Нет. Просто он старый друг отца, – Лициния явно не желала продолжать разговор на эту тему, но Красс не заметил этого. Его любопытство требовало удовлетворения.

– Тогда зачем он тебе? Ты ищешь выгодную сделку? Или интересуешься будущими?

– Иногда необходимо изучить прошлые сделки, чтобы не ошибиться в будущих, – резко ответила Лициния, и Крассу ничего не оставалось, как приступить к составлению договора.

Когда на папирус были нанесены последние слова, он передал договор Лицинии. Вскоре раб доложил о прибытии Фабия Корнелия Травеуса. Старый адвокат немного задержался у входа, но справился с эмоциями и шагнул внутрь. Приветствуя всех собравшихся, он старался не смотреть на Марка Красса.

– Как хорошо, что ты приехал, Корнелий, – попытался улыбнуться тот. – Нам необходима будет твоя помощь. В ответ адвокат только кивнул головой, не выразив взаимного радушия. Он недолюбливал Красса. Несколько раз они сталкивались в судебных тяжбах, в которых тот вёл себя недостойно, пользовался подкупом и прикрывался своим положением. Вместо ответа он обратился к Лицинии:

– Мне бы хотелось сказать тебе кое-что по интересующему тебя вопросу.

– Прямо сейчас? – удивилась она.

– Да, – коротко ответил адвокат. – Это не займёт много времени.

Поведение старого Травеуса оказалось неожиданным даже для неё, и манера, с которой он произнёс своё требование поговорить наедине, не предполагала отказа. Всем это бросилось в глаза, поэтому Лициния, привыкшая сглаживать напряжение, пребывала в замешательстве.

– Разве великий Фабий Корнелий оставляет нам хоть какой-то выбор своим красноречием? – попытался уколоть старика Красс, но тот даже не повернул голову в его сторону, что только подчеркнуло важность сообщения, которые он собирался передать Лицинии. Когда они вышли из комнаты, оставив Красса и свидетелей внутри, Фабий огляделся по сторонам и, понизив голос, сказал:

– Слушай внимательно, Лициния, – начал он. – Помнишь, ты написала мне письмо о неком Луции Голконии Приске?

– Да, – тихо ответила она.

– Так вот, этот Приск был наместником в Галлии и Этрурии вместе с твоим отцом несколько лет назад. Именно он внёс имя твоего отца в списки проскрипций Суллы два года назад по просьбе Марка Лициния Красса, – старый Фабий видел, как побледнела после этих слов девушка, но всё же продолжил: – После смерти твоего отца ваш дом должен был купить Марк Красс… всего за пятьдесят тысяч сестерциев, чтобы затем перепродать его Гнею Помпею за десять миллионов. Деньги с Луцием Приском они договорились поделить пополам. Твой отец погиб у ворот дома Суллы, и сделка уже была одобрена всеми, когда вмешались жрецы-авгуры и даже великий понтифик, потому что ты была весталкой. Если бы не это, то… прости за эти слова, ты бы тоже уже погибла. Сулла отменил продажу дома и передал его жрецам. Те, ничего не говоря ему, оставили дом за тобой. После этого Луция Приска нашли мёртвым на вилле. Его задушили во сне. Вот и всё. Не спрашивай меня, откуда я всё это узнал. Марк Красс точно добьётся моей смерти, если узнает, что это рассказал тебе я. Сулла ещё жив, хотя и отказался от власти. Он покровительствует Крассу. Поэтому подумай ещё раз, точно ли ты хочешь иметь дело с этим человеком?

– Значит, он убийца моего отца… Спасибо, старый друг, – одними губами прошептала Лициния, и Фабий поразился, как стойко она перенесла эту новость, не расплакавшись и не выплеснув внезапно нахлынувшие эмоции наружу. Старый адвокат печально опустил взгляд голову и вздохнул. – Благодарю тебя, – ещё раз повторила она. – Ты действительно помог мне. Да, бог честного слова и богиня удачи столкнулись с богом торговли144144
  Бог честного слова (deus fidius), богиня случайности и удачи (fors fortuna) и бог торговли (mercurius) повсеместно употреблялись в речи римлян.


[Закрыть]… – задумчиво произнесла она. – Но добрые души145145
  Души усопших – «добрые» – по представлениям римлян не переставали жить в виде теней среди живых.


[Закрыть] всё видят. Они среди нас, – Лициния на мгновение замолчала, потом, посмотрела на старого Фабия грустным взглядом и сказала: – Прости меня, не обращай внимания. Я только что почувствовала дыхание богов. Твои слова совпали с видениями старой Виргинии. Она была права. Так что, всё идёт своим чередом. Надо только подождать. Время для бессмертных богов значит слишком мало. Для них наши жизни – всего лишь мгновения. Спасибо, Фабий. Спасибо!

Старый оратор нахмурился, потому что слова Лицинии показались ему странными и загадочными. Он хотел переспросить её о Виргинии и видениях, и о том, почему она вдруг заговорила о помощи богов. Но девушка уже развернулась и направилась в комнату. На её лице не было видно даже намёка на только что пережитое потрясение. Они молча вошли в комнату. Все взоры устремились на Лицинию. Она улыбнулась мягкой улыбкой и сказала:

– Ну, что ж, давайте побыстрее закончим с этим договором! Простите, что я заставила вас ждать. Надеюсь, недолго. Что у нас там осталось? – она обратилась к Крассу. Тот сразу же протянул ей два папируса.

– Приготовь двести пятьдесят тысяч сестерций, Марк Красс, – недовольным голосом произнёс Фабий Корнелий после окончания всех формальностей. Красс усмехнулся – пусть теперь этот старик бесится, сколько угодно! Дом и земля Лицинии были у него в руках. Он принёс мешочек с деньгами и вежливо передал его весталке. Когда они прощались, он так и не посмотрел ей в глаза. Если бы он осмелился это сделать, то мог бы прочитать в них своё будущее. Но в тот момент он менее всего был склонен к философским рассуждениям, потому что его больше волновала предстоящая «битва» в Сенате.

Глава 63

Защищаться от выдвинутых обвинений оказалось сложно. Марк Красс не знал, что случилось с его слугами и выдержали ли они пытки, поэтому потратил почти всю ночь, продумывая разные варианты ответов. Однако уже в Сенате, во время ответов на обвинения, ему стало ясно, что Атилла и Табер ничего не сказали, потому что в таком случае их показания должны были огласить в самом начале, как самое главное обвинение. Но этого не произошло. Также обвинители ничего не сказали о понтифике и сёстрах-весталках, которые сопровождали Лицинию. Значит, у тех тоже не было ничего против него. В конце Красс зачитал Сенату свой договор с весталкой, и откровенный смех, который сопровождал первые строчки текста, сменился удивлённым гудением в конце. В итоге, его противники вынуждены были смириться со своим поражением.

– Марк Лициний Красс, ты молод и должен быть осторожней в делах и поступках, – сказал Квинт Аврелий, один из обвинителей. – В такое сложное время, которое сейчас переживает Рим, все наши силы направлены на поддержание порядка и моральных устоев, завещанных нам богами и предками. Поэтому такие люди, как ты, должны быть примером, а не объектом для подозрений. Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что таких домов, как у этой весталки, предостаточно по всей Италике. И необязательно затевать ненужные деловые споры там, где не надо, – снисходительно заметил он, и сенаторы одобрительно зашумели.

– Ты прав, Аврелий. Поэтому я пока и не купил твоё знаменитое альбанское имение, – согласился с ним Красс.

– Всё продаётся и покупается, Марк Красс, – с иронией ответил тот. – Назови цену, и, может, мы сойдёмся!

– Не думаю, что тебя устроит моя цена, – спокойно ответил Красс.

– Но ты всё же скажи. В этом же нет ничего страшного, – настаивал Квинт Аврелий. Красс на минуту задумался и сказал:

– Наверное, двести… или двести пятьдесят тысяч сестерциев. Как и за дом весталки. Не больше.

После этих слов сенаторы рассмеялись так громко, что Марк Красс не удержался и тоже улыбнулся. Если бы они знали, какую злую шутку сыграет судьба с Квинтом Аврелием чуть позже, то вряд ли смеялись бы так громко. А пока все улыбались и махали руками в сторону Красса. Остальные слова были уже не так важны. Важно было, что Сенат оправдал его и отпустил рабов, которые были преданы ему до последнего.

Одним из них был Табер, тот несчастный Табер, который лучше других знал, что происходило в комнате Красса, хотя и не видел этого. Претор забрал его с собой, не дав сообщить Крассу одну очень важную новость. Вернувшись домой из тюрьмы, бедняга целый месяц лежал в тени на заднем дворике, и темнокожие африканские рабыни отхаживали его, как могли. Когда он всё-таки смог встать на ноги, то сразу направился к Крассу.

– Что тебе? – нервно спросил тот, явно недовольный тем, что его оторвали от подсчётов процентов по распискам.

– Господин, – тихим голосом произнёс Табер, – я убирал эту комнату от фруктов и цветов… тогда… в тот день… – попытался начать он, но сбился.

– И что? – Красс посмотрел на него исподлобья.

– Я нашёл тут одну такую белую ленту и заколку от женской накидки. В тот день я не успел передать их тебе, потому что меня забрали люди претора… – Табер волновался.

– Ты?.. – запнулся Красс. Его победа в Сенате вместе с договором о продаже дома предстали теперь в другом свете. – Ты… хороший слуга, Табер, – выдохнул, наконец, он, чувствуя, как бешено стучит и не может успокоиться внезапно разволновавшееся сердце. – Я подумаю о твоём будущем. Ты заслуживаешь быть свободным. Я обещаю тебе. В скором будущем. Или, может, у тебя есть какая-то другая просьба? – Красс растрогался, но старался не показывать это рабу.

– Благодарю тебя, господин, – Табер склонился в низком поклоне и не разгибался. Он не рассчитывал на такую благодарность и даже опешил. – Могу ли я попросить тебя… отправить меня работать помощником управляющего в твой новый дом? Который ты купил у весталки Лицинии? – он затаил дыхание, боясь услышать отказ или приказ о наказании.

– Помощником? – Красс задумался, следуя принципу осторожности. Но интуиция подсказывала ему, что это будет правильное решение, поэтому он спокойно согласился: – Не помощником, а управляющим. Найдёшь себе жену, и будете управлять домом как положено. Читать и писать ты умеешь. Старый Атилла будет тебе помогать. Думаю, он не против присоединиться к тебе.

– Благодарю тебя, благодарю, мой господин, – пробормотал Табер, упав на колени.

– Не благодари. Просто хорошо работай и исполняй всё, что я тебе говорю, – Красс уже был прежним хозяином – строгим и суровым. – Ну, что тебе ещё? – нервно спросил он, заметив, что Табер стоит в выжидательной позе и не уходит.

– А что делать с брошкой и лентой? – глупо улыбнувшись, спросил он.

– Принеси их мне. Я позабочусь о них сам, – самым милым тоном произнёс он и расплылся в слащавой улыбке. Однако к нему вот-вот должна была зайти Тертулла, и Красс изменил решение. – Нет, не надо, – остановил он Табера уже в дверях. – Выбрось их сам. Как можно скорее. Хорошо?

– Да, господин, – ещё раз поклонился Табер и направился в свой угол на заднем дворе. Так случилось, что туда он так и не дошёл. Его отвлекли другие работы. А когда ему, наконец, удалось добраться до своей подстилки, на дворе уже была ночь. Поэтому белоснежный пояс и скромная брошка в виде виноградного листа так и остались лежать под тростниковым матрасом и потом ещё долго грели его сердце, напоминая о неземной красоте этой сказочной женщины. Боги оставили его в покое на некоторое время, чтобы в один прекрасный день полностью изменить его судьбу. Но для этого нужны были эти брошка и пояс.

Глава 64

Тогда, почти двадцать лет назад, в страшные времена правления диктатора Суллы, Марк Красс чудом избежал наказания в Сенате, но его не избежали те, кто обвинял Красса. Жизнь в Риме была полна слухов и страха. Все боялись выходить на улицу вечером и старались успеть сделать все свои дела до захода солнца, чтобы потом крепко закрыть двери и ворота и замереть до наступления утра. Напуганные проскрипциями патриции и все остальные богатые горожане давно покинули пределы города. Бедный плебс продолжал жить ожиданием очередных развлечений и грабежей, которые происходили почти каждый день. Приближалась осень, и каждое утро становилось прохладнее предыдущего. Сенатор Квинт Аврелий, обычно далёкий от вопросов политики, но строгий и принципиальный в вопросах морали, уже успел позабыть о том случае в Сенате, когда он, послушавшись уговоров своих соседей, Веспасиана Квенутллы и Апрона Сцеволы, принял участие в осуждении Марка Красса за его возможную связь с весталкой. Тем более не помнил он и ту цену, которую Марк Красс назвал в Сенате, оценивая его знаменитую альбанскую виллу. Дела торговые, как всегда, вышли на первый план, и Квинт Аврелий продолжал вести размеренный образ жизни, лишь изредка морщась, когда узнавал о гибели купцов и патрициев, с которыми когда-то был знаком. Но римляне не зря считали, что боги иногда любят подшутить над людьми, причём у них на небесах не было злых или добрых шуток. Чего нельзя было сказать о простых людях.

Один из таких дней начался для сенатора Квинта Аврелия с приятных водных процедур и визита парикмахера. Накануне сенатор рано лёг спать и, проснувшись, чувствовал себя бодро и уверенно. Солнце радостно заглядывало в окна его дома, служанки весело щебетали во внутреннем дворе, услужливые рабы аккуратно расправляли складки тоги, плавными линиями укладывая ткань на плече и левой руке. Когда всё было готово, довольный своим внешним видом, он вышел из дома и направился на Форум вместе с номенклатором и двумя десятками ждущих милости клиентов. Брадобрей в это утро был безупречен – на лице у Квинта Аврелия не было ни одной царапины. В нынешнее время такие опытные люди считались редкостью. За это сенатор и платил ему в два раза больше, чем всем остальным. Квинт Аврелий всегда ценил хорошее качество работы.

Когда он подошёл к углу храма Весты, в глаза бросилась огромная толпа у столба глашатаев. Там опять развешивали списки проскрипций. Квинт Аврелий поморщился. Ему не нравилась наглая и беспринципная политика силы, которую проводил Сулла на мечах своих легионеров. Но он, как и весь Сенат, ничего не мог поделать с этим диктатором, пока того поддерживала армия.

Тем не менее, праздное любопытство взяло верх, и Квинт Аврелий решил подойти поближе, чтобы прочитать в списках имена знакомых ему людей, которые успели за эту ночь стать врагами Суллы, а, следовательно, и римского народа. Пролетарии что-то кричали и повторяли имена вслух. Его рабы растолкали зевак, стоявших у него на пути. Наконец, Квинт приблизился настолько, что уже мог разобрать слова, наскоро написанные охрой на тёмной доске. Он поднял глаза и замер. Потом моргнул несколько раз, и медленно оглянулся вокруг. Все почему-то молчали.

– Нет, этого не может быть, – прошептал он одними губами, чувствуя, как земля медленно уходит из-под ног. Рабы и вольноотпущенники неожиданно зашумели, обмениваясь шутками, и стали предлагать друг другу пойти на поиски новых врагов Рима. За каждого полагалась награда. И немалая. Раб или гладиатор мог получить свободу! Квинт Аврелий снова повернул голову направо, потом налево. Его слуги подошли к столбу и тоже прочитали его имя. Да, там, было его имя! Пространство вокруг Квинта стало расширяться, рабы и слуги постепенно отступали назад и в какой-то момент он не выдержал и побежал. «Меня преследует моё альбанское имение!» – пробормотал он и дико закричал от ужаса. Плебс рассмеялся, увидев патриция в панике. А Квинт Аврелий, не видя ничего на своём пути, бежал и кричал что-то странное и несуразное. Простые люди не реагировали, они наблюдали такие сцены не раз. Для некоторых это даже превратилось в своего рода развлечение. Поэтому, когда какой-то рослый раб пустился за ним вдогонку, никто его не остановил. В конце улицы ему без труда удалось нагнать несчастного сенатора, проявившего в этой ситуации немалую прыть. Одним движением ножа раб перерезал ему горло, затем отделил голову от туловища и гордо направился с ней искать городского претора в надежде сразу получить свободу за уничтожение врага Рима. А через неделю после этого события знаменитая альбанская вилла Квинта Аврелия была продана за двести пятьдесят тысяч сестерциев. Покупателем был Марк Лициний Красс. Боги весело смеялись, а самые влиятельные патриции Рима после этого стали бояться Красса ещё больше. С тех пор его состояние увеличилось во много раз, и через двадцать лет, к моменту выборов в консулы, оно составляло уже более пятидесяти миллионов сестерциев только одним золотом. Именно это имела в виду Лициния, когда говорила о том, что он был беспощаден…

Красс с ужасом подумал, как быстро пролетели двадцать лет. Но ему так и не удалось победить хитрую весталку! И это его раздражало. Он сидел у окна и думал, как ему поступить с нежданными посетителями. Теперь, когда, спустя столько лет, он, наконец, стал консулом, когда перед ним открылись такие перспективы и покорение Азии стало реальностью, эта старая дура вдруг вспомнила об условиях договора и решила забрать свой дом обратно! Ради этого она ушла из храма и теперь решила воспользоваться его трудами. Нет, это было несправедливо, но сейчас не было времени для эмоций. Раньше он старался использовать все свои связи, чтобы избежать встречи с ней и её адвокатом. Однако сегодня, когда решалась судьба его похода в Сирию, он не мог отказать ей во встрече в присутствии такого количества важных людей. Более того, находясь в его доме, она могла выйти к ним на террасу и устроить скандал прямо там!

Красс не знал, что когда Лициния услышала о его планах отправиться в Азию, то сразу пошла в храм и принесла жертву богам. После этого ей приснился сон, что Красс войдёт в золотую реку, из которой Орк утащит его в своё царство мёртвых. Утром она проснулась в холодном поту и поняла, что если Марк Красс не вернётся из далёкой Азии, она никогда уже не увидит свой дом. Поэтому она решилась на отчаянный шаг.