Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

Глава 38

Последние дорожные столбы-миллиарии8787
  Миллиарии – каменные столбы, ставившиеся римлянами на дорогах на расстоянии миллиария один от другого.


[Закрыть] вдоль Аппиевой дороги8888
  А́ппиева дорога была проложена при цензоре Аппии Клавдии Цеке в 312 г. до н.э. из Рима в Капую. Считалась самой главной дорогой Рима.


[Закрыть] закончились перед самым въездом в Капенские ворота Рима. Был яркий солнечный день, люди, лошади, всадники и повозки постоянно двигались как в город, так и из города. Повсюду стоял шум, в голосах людей было больше радости, восторга и даже бахвальства, чем в других городах республики. И хотя это могло быть поверхностным впечатлением, потому что они долго не видели Рим, Лаций и Марк Флавий не могли сдерживать свои чувства и тоже радовались, обмениваясь восторженными фразами и весёлыми замечаниями. Даже потемневшие грязные камни в высокой стене казались им родными.

– Слушай, я не помню этого портика! – воскликнул Лаций, не проехав ещё и двух сотен шагов.

– Я тоже… – удивлённо оглядываясь по сторонам, ответил Марк.

– Смотри, какие колонны! Какой мрамор! Как будто прозрачный! Такой только в храмах Киликии был.

– Точно, – соглашался его товарищ. – А это что такое? – он показал в сторону Авентинского холма.

– Похоже на новый цирк, – пробормотал Лаций, вглядываясь вдаль. На Форуме виднелись несколько новых статуй, но над всем этим по-прежнему высились храмы Юпитера и Венеры.

– Сколько новых вилл на той стороне Тибра. Рим богатеет, – почему-то с недовольной интонацией произнёс Марк.

– Да ладно тебе дуться! Что, завидуешь, что ли? – Лаций был рад возвращению и не видел повода для плохого настроения. – Или боишься, что места не хватит? – пошутил он.

– Может и не хватить, – не разделяя его радости, пробурчал Марк.

– Построишь тогда дом на Суббуре! Там всегда весело, – сказал Лаций.

– Вряд ли. Ты видел, что там творится? Места свободного нет, чтобы пройти, – не согласился с ним Марк.

– Да, ты прав. Я не думал, что инсулы будут уже в четыре этажа. Как только держатся! – сказал Лаций, глядя на новую крытую клоаку для домов на Авентине. Так же, как и раньше, был слышен лай собак оставшегося позади Суббура, на мостах теперь шумели торговые ряды, и везде на улицах были люди в тогах – отличительной одежде настоящих римлян. Лаций не мог поверить, что в этом городе происходят те события, о которых рассказала ему Кальпурния Пизонис. Эти воспоминания заставили его нахмуриться, но всё же он был в Риме, а для каждого римлянина этот город был частичкой дома.

В доме Пизонисов его ждало сообщение от Красса. Тот находился на своей вилле далеко за городом и ждал его у себя, как только они приедут в столицу. Марк Флавий попрощался с ним и отправился к дому своего отца. В доме Пизонисов царила радостная суета, которую не разделяла только Клавдия, сестра Оливии. Она так и не покинула женскую половину, сославшись на сильную усталость и головную боль. Оливия поймала на себе вопросительный взгляд Лация и в ответ только пожала плечами, как бы отвечая: «Я же тебе говорила…»

На следующий день на рассвете, не дожидаясь слуг, Лаций проверил коня и собрался в дорогу. Хотя рабы приготовили вещи ещё с вечера, он предпочитал всё проверять сам. На этот раз лошадь хорошо почистили и накормили, кожаные удила были не слишком старые и хорошо вымочены в воде, копыта – без сколов и трещин, а накидка чистой и гладкой. Лаций стал на колено раба и запрыгнул на лошадь.

– Ну, поехали, – потрепал он её по гриве и стукнул пятками в бока. Лошадь тронулась с места и перешла на рысь.

Вилла Красса находилась на полпути к Остии. От Рима это было не очень далеко, но дороги всегда были забиты повозками с солью и разными товарами. Он добрался туда уже после захода солнца, почти в полной темноте.

– Марк Красс попросил тебя подождать его здесь, – сообщил слуга, проводив его в отдельную комнату. – Воды, вина, что ты хочешь? – спросил он.

– О, благодарю тебя! Давай немного воды! Как тут у вас тепло, – он сразу упал на стул и выпрямил ноги.

– Ты прав. Квинт Ората в прошлом году проложил под полом тёплые воздушные трубы.

– Боги любят твоего господина! – потянувшись, сказал Лаций, подумав, каких денег должна была стоить замена полов в этом огромном доме. Он закинул руки за голову и незаметно для себя заснул. Когда Красс вошёл, он уже спал глубоким сном.

– Не трогайте его, – приказал он слугам. – Приготовьте для него комнату рядом с библиотекой и еду. Пусть ждёт там, – после этого он поспешил вернуться к двум сенаторам, с которыми обсуждал вопросы их вознаграждения за помощь в избрании его консулом.

Лаций проспал всю ночь и проснулся от того, что у него сильно затекла рука. Голова была тяжёлой. Он долго заставлял слугу поливать его холодной водой, чтобы прошла неприятная тяжесть в висках. Наконец, по телу пробежали мурашки, и он с удовольствием завернулся в большую простыню. Ткань была настолько тонкой, что Лаций не удержался и несколько раз провёл по ней ладонью. Огрубевшая кожа пальцев, казалось, касалась воздуха. Он попробовал помять её пальцами.

– Что это, шёлк? – с удивлением спросил он слугу, лысого упитанного подхалима с бегающим взглядом и короткими ручонками, которые он всё время смешно складывал на круглом животе, как на подставке. Услышав вопрос, тот с самодовольным видом улыбнулся, как будто эта ткань была предметом его персональной гордости, и с нотками снисхождения, но всё же вежливо ответил:

– Это подарок проконсула из Азии.

– Хм, и из чего она сделана? – он приблизил ткань к глазам, но поверхность была настолько ровной и гладкой, что не было видно ни одной нити.

– Из очень тонкой паутины, которую делают специальные круглые черви далеко на востоке.

– Черви? На востоке? – Лаций удивлённо посмотрел на этого странного лысого человека и сделал вид, что не замечает его снисходительной улыбки.

– Да, на востоке. Такую ткань привозят в Сирию на верблюдах из очень далёкой страны. Её называют Серика8989
  Серес – греческое название Китая, которое использовали греки и римляне древнего мира. Оно обозначает «шёлковый» или «страна шёлка».


[Закрыть].

– Серика? Это по-гречески Серес? Из страны шёлка? Да, я слышал об этой стране от одного грека. Она находится на краю земли, и люди живут там вместе с богами в одном доме. Они помогают им делать такие вещи. Но такого тонкого шёлка я ещё не видел, – он открыто улыбнулся, вспомнив уроки со старым педагогом. – А ещё там делают очень тонкие и лёгкие чаши. Они легче воздуха. И в таких кувшинах можно долго держать холодную воду, – добавил Лаций, уже окончательно поняв, о чём идёт речь.

– Да, ты прав, – со вздохом ответил слуга, потому что ему не дали до конца продемонстрировать свои познания. Лаций надел тунику. Выполняя приказ Марка Красса, его проводили в столовую и предложили поесть. Это было весьма кстати. Он сразу забыл о головной боли и накинулся на рыбу с овощами.

Глава 39

Марк Красс вернулся поздно вечером и сразу же позвал его к себе.

– Приветствую тебя, мой друг! – радостно воскликнул он, разведя руки в стороны и крепко обняв его. – Не перестаю удивляться, какой ты большой и сильный! – добавил он.

– Благодарю тебя, Марк Красс. Но это не главное, ты же знаешь, – усмехнулся Лаций.

– Да, твой отец всегда любил повторять, что сильный человек без ума похож на огромный дуб, а умный человек без силы – на ивовую ветвь. А ты кто, Лаций Корнелий? – Красс хлопнул его по плечу, и Лаций, усмехнувшись, ответил:

– Я подстраиваюсь под обстоятельства. Если надо сражаться, я превращаюсь в дуб, если надо думать, то я становлюсь ивовой ветвью.

– Ладно, ладно, научился красноречию. Вижу. Но давай поговорим о наших делах. Садись! – Красс показал ему на деревянный стул возле небольшого стола с фруктами.

– Благодарю тебя, – кивнул Лаций.

– Что у тебя с новобранцами? – сразу же перешёл к делу тот.

– Около пяти тысяч, – сдвинув брови, ответил он. – Думаю, четыре тысячи останутся. Полный легион. Я пока разбил их на центурии и манипулы, чтобы потом добавить к легионерам и ветеранам. Сейчас тренируются под руководством Варгонта около Капуи.

– А, помню, помню. «Варгунтей-кол-забей», кажется, его звали? Всегда выигрывал у других. Забивал кол камнем глубже всех в землю. Силач. Но, по-моему, не очень смышлёный.

– Настоящий воин и верный товарищ, – уклончиво ответил Лаций.

– Ну, конечно. Цезарь рассказывал мне, что ты спас его во время отступления.

– Он бы поступил точно так же.

– Не в этом дело. Легатов назначает Сенат. Ты же знаешь, это закон. А у нас проблема с трибунами и центурионами. Они должны участвовать в пяти кампаниях, чтобы получить это звание. Где мне взять таких, кто прошёл бы по пять кампаний? Да ещё по шесть человек на легион! Таких сейчас почти нет. Ну, что ты так нахмурился?

– В Риме много опытных легионеров. И по провинциям вокруг я могу собрать людей. У нас ещё есть время.

– Это хорошо. Времени у тебя много. Почти год. Я уже договорился с некоторыми людьми о встречах. Нам нужны те влиятельные патриции, у кого есть клиенты в Лигурии, Циспадане, Этрурии и Умбрии. У них сильные крестьяне. Из крестьян получаются самые лучшие легионеры.

– Но это не трибуны и не центурионы. Крестьянами надо командовать.

– Да. Поэтому тебе надо будет сходить к некоторым сенаторам на утренние приёмы, познакомиться с ними, так сказать. У них можно будет купить много вольноотпущенников и крестьян.

– Понятно.

– У меня есть разрешение Цезаря предложить всем вам должности в новых легионах, – неожиданно сменил тему Красс и внимательно посмотрел ему в глаза.

– В каких легионах? – осторожно спросил Лаций.

– В этих, – с широкой улыбкой ответил Красс. – Которые ты собираешь, друг мой.

– Но ведь я должен вернуться обратно… в Галлию?

– Лаций, что с тобой? Ты ведёшь себя как осторожная лиса, а не воин.

– Я пока не понимаю, с кем сражаюсь, – настороженно ответил он.

– Да, ты достойный сын своего отца! – польстил ему Красс. – Я предлагаю тебе возглавить легион гастатов и гоплитов в новой армии или стать префектом конницы. Ты уже был квестором, поэтому, честно говоря, я был бы очень рад видеть тебя префектом конницы. Или легатом, – Красс замолчал и вопросительно посмотрел на Лация. Тот не спешил с ответом.

– Но я не был сенатором, – уклончиво ответил он. – Это необходимое условие.

– Помпей тоже не был, однако триумф ему всё-таки разрешили. Помнишь? – Красс усмехнулся, и у него в голосе прозвучала зависть.

– Да, помню, – ответил Лаций. Он прекрасно помнил это безумное трёхдневное шествие нагруженных золотом и оружием лошадей, верблюдов и повозок, которое Гней Помпей устроил по возвращении из Азии.

– Ну, что, какое твое решение?

– Я не могу принять его так быстро. Тем более, я не разговаривал с Цезарем. Я бы хотел сначала поговорить с ним…

– У меня есть его разрешение. Там твоё имя. Если ты откажешься, можешь вернуться. Если согласишься, Цезарь будет не против.

– Странно, – Лаций не знал, что сказать, и пытался осознать эту новость. Предложение было слишком неожиданным и слишком странным.

– Подумай, подумай. Это всегда отличает умного человека от глупого. Хоть ты и не сенатор, но ты умный человек, – такие слова от Красса редко кто мог услышать, и они были приятны, однако он чувствовал, что за этим скрывается что-то другое. – В любом случае, ты всегда можешь присоединиться ко мне. Даже в походе. А теперь давай поговорим о легионах. Все списки ветеранов и отпускников находятся у Сцинны, моего слуги. Он передаст их тебе сегодня же. Надо объехать все эти города вокруг Рима, чтобы собрать людей и оттуда. Сцинна просто не успел этого сделать.

– Хорошо.

– Он указал там центурионов, горнистов-корниценов9090
  Корницены передавали команды офицеров в бою.


[Закрыть], знаменосцев-сигниферов9191
  Сигниферы несли знамя легиона, вокруг которого осуществлялось построение легиона. С военной точки зрении были важны для определения воинами своего места на поле боя и быстрого перестроения. Потеря знамени и знака легиона считалась позором, легион обычно подлежал в этом случае расформированию.


[Закрыть], опционов9292
  Опцион – заместитель центуриона


[Закрыть], тессерариусов9393
  Тессариус – офицер караульной службы. Обычно вместе с опционом в бою загонял легионеров обратно в строй длинным посохом.


[Закрыть]. Молодец, хорошо поработал. Тебе надо будет только собрать их. Хотя если где-то будут отпускники, их надо брать тоже.

– Да, Цезарь мне всё это объяснил.

– Хорошо. Все денежные вопросы здесь будет решать Сцинна. Он будет сопровождать тебя повсюду.

– Как Оги Торчай? Ещё один денежный мешок? – усмехнулся Лаций.

– Нет, скорее плотина. Без него я бы погиб. Остался бы без последней тоги. Кстати, Оги – старший брат Сцинны.

– Да?! Не может быть! Вот это да! – Лаций не мог скрыть своего удивления. Теперь всё понятно, – с улыбкой добавил он.

– Да, да, посмейся. Эта предвыборная кампания может разорить кого угодно. Поэтому надо полагаться только на самых верных людей, – недовольно проворчал Красс, но глаза его блестели от внутреннего возбуждения и предвкушения великого будущего.

– Хорошо. Тогда лучше бы мне поговорить с этим Сцинной сегодня. Я всё равно хорошо выспался, – предложил он, заметив перемену в настроении Красса. Лацию не хотелось слушать долгие и пространные рассуждения о Сенате, друзьях и врагах, судьбах Республики и многом другом, о чём обычно тот начинал говорить в приподнятом настроении.

– Подожди, есть ещё один вопрос, который надо обсудить, – Красс отвёл взгляд в сторону и помолчал.

– Я слушаю, – Лаций снова сел.

– Предлагаю тебе пока расположиться в моём доме.

– Спасибо, Марк Красс, но у меня есть дом, – с благодарностью кивнул головой Лаций. – Я остановился у Валерии и Антония Пизонисов.

– Ты уже знаешь о своей сестре и её муже?

– Да, мне рассказала жена Цезаря.

– Я мог бы и догадаться…

– Значит, Клод Пульхер живёт теперь в моём доме? – с нескрываемой злобой спросил Лаций.

– Нет, он живёт во дворце, который отстроил на месте дома Цицерона. А в твоём доме живёт его мать, Цецилия Метелла Балеарика.

– Но как это возможно? – он сжал кулаки.

– В Риме всё возможно, – философски ответил Марк Красс.

– Я хочу подать в суд!

– Это можно. Но тогда велик шанс самому пойти в рабство или в гладиаторы… если проиграешь, – покачал седой головой Красс. – Платить-то тебе будет нечем. Договор был подписан твоей сестрой и её мужем в присутствии свидетелей.

– Ты дашь мне деньги, чтобы выиграть суд? – резко спросил Лаций.

– Давай говорить честно, – Красс повернулся к нему и посмотрел в глаза. – Это пустая трата времени и денег. А на проигрышные дела денег я не даю, – он помолчал и добавил: – Тем более что процент снова начинает подниматься. Уже не четыре, а шесть годовых. К весне будет восемь. Лучше дать эти деньги купцам. Так что, зачем тебе эти проблемы? – Лаций молчал, Красс ждал его ответа.

– Но почему сестра мне ничего не написала? – спросил он.

– А что бы ты сделал? – усмехнулся Красс. – Кинулся в Рим, чтобы восстановить справедливость, да?

– Да.

– И всё, больше бы тебя никто не увидел. В тот момент её мужу было очень плохо. Он, кажется, смог встать на ноги только через три месяца.

– И что же мне делать? – невольно вырвалось у него.

– Что делать? То, что и делал, – усмехнулся Красс. – Собирать новобранцев и искать бывших надёжных воинов. А жить можешь у Пизонисов. И, мне кажется, тебе всё-таки стоит серьёзно подумать над моим предложением. Из Азии ты можешь вернуться не просто богатым, а сказочно богатым человеком. У тебя будут деньги выкупить обратно свой дом. И ещё купить имение, – Красс посмотрел на Лация, но тот молчал и думал о чём-то своём. Тогда он встал и добавил: – Хорошо, подумай, время есть. Я пока пришлю к тебе Сцинну. Кстати, он умный человек и хороший управляющий. Рекомендую тебе найти с ним общий язык.

Глава 40

С самого раннего утра Рим приходил в движение, и люди с безумием начинались носиться по улицам, как будто это был последний день в их жизни. В городе и раньше было многолюдно и шумно, но в последнее время арделионов стало намного больше. От их суеты в голове начинало кружиться, и Лаций ловил себя на мысли, что ему тоже хочется сорваться с места и куда-то бежать, бежать, чтобы тоже чувствовать себя причастным к этому вечному неугомонному движению. Каждый раз, направляясь на встречу со знакомыми Марка Красса или возвращаясь обратно, он старался пройти мимо своего бывшего дома. Поначалу он мечтал поймать Пульхера в доме Пизонисов, потому что понял, что Клод приходил туда ради Клавдии. Но тот, как назло, совсем исчез, и вообще, затаился, как будто разгадал его планы. Ради встречи с ним Лаций даже отпускал носилки со слугами домой, а сам возвращался к дому Оливии пешком. Но всегда с оружием. Ему очень хотелось встретить кого-нибудь из старых рабов или знакомых, с которыми можно было бы поговорить. Однако ворота дома всегда были закрыты, стена увеличилась на два локтя вверх, на ней появились статуи новых богов и богинь, а в соседних домах уже давно жили другие владельцы. Из них выходили другие рабы и слуги. Даже те постройки, в которых раньше сдавали часть комнат в аренду приезжим, сильно изменились: они из одноэтажных стали двух– и трёхэтажными, разрослись вширь, в них жило, судя по крику из окон и вони из открытых сточных канав, гораздо больше людей, чем раньше. Почти все приезжие снимали в этих инсулах комнаты для ночлега, а днём работали либо на торговых рядах, либо в гавани, либо, если повезёт, на Суббурской улице. У многих из них были свои рабы, которые жили вместе с ними здесь же.

Днём, после обеда, Лаций несколько раз ездил с Марком Крассом на прогулки и встречи с сенаторами. Постепенно становилось ясно, кто из аристократов на его стороне, а с кем Крассу придётся встречаться позже, уже осенью. Они часто выезжали в открытых носилках на Аппиеву дорогу. Перед ними обычно бежали четыре чёрных раба, а носильщики были одеты в красные шёлковые туники. Каждый раз надо было пройти пять-шесть миль в одну сторону, а потом в другую, приветствуя таких же вальяжных патрициев и их жён, возлежащих в своих паланкинах.

– Смотри, – Красс кивнул Лацию на приближающиеся носилки, – это Септим Валерий Мессала Руф, влиятельный землевладелец. У него много земель на юге. И ещё у него есть брат – сенатор Марк Валерий Мессала Руф9494
  Марк Валерий Мессала Руф – 101—26 г. до н. э. Происходил из знатного рода Валериев. Консул 53 г. до н.э.


[Закрыть]. Для нас он очень и очень нужный человек! Кстати, тоже подумывает о том, чтобы стать консулом. Но его крестьяне сейчас для нас важнее.

Рабы остановились, и они спустились на землю. Красс представил Лация сенатору, его жене, сыну и дочери.

– Моей жене будет интересно услышать твой рассказ о нападении страшных морских разбойников, – сказал Септим и улыбнулся своей жене. – Вот он, тот герой, о котором рассказывал нам Марк Красс. Оставляю тебя с ним, Корнелия, разузнай всё получше. А ты, – он обратился к сыну, – слушай внимательно! Таких героев сейчас в Риме мало! Расскажешь нам потом, – Септим Валерий и Марк Красс отошли в сторону, оставив его общаться с двумя женщинами.

Лацию пришлось в очередной раз пересказывать историю нападения на корабле. Правда, на этот раз он последовал совету Красса и не старался отделаться двумя-тремя предложениями, как раньше, стараясь говорить много и красиво. В Риме любили развлечения и тех людей, которые могли рассказать что-то новое. Мальчику было лет десять, и он слушал его, раскрыв рот. Глаза ребёнка сияли от возбуждения, и он, казалось, переживал все приключения вместе с ним. Когда Лаций закончил, мимо них проплыли открытые розовые носилки с большим количеством подушек, на которых, как богиня, лежала роскошная женщина с длинными тёмными волосами. Лацию сначала даже показалась, что на ней ничего не было – настолько явно были видны линии её фигуры под прозрачной тканью воздушной накидки. Волосы красавицы струились по плечам и бёдрам, частично прикрывая грудь, и не обратить на неё внимания было просто невозможно. Она это знала и снисходительно переводила взгляд с одних гуляющих на других. Увидев Лация, женщина на мгновение задержалась на нём взглядом, в глазах у неё промелькнуло что-то отдалённо похожее на любопытство, но это изменение было таким мгновенным, что его никто не заметил. Полуголая богиня посмотрела на стоявших с ним двух женщин, снисходительно улыбнулась, как бы прощая им отсутствие даже намёка на ту красоту, которой обладала сама, и что-то сказала рабам. Те остановились. Жена сенатора и её дочь замерли в напряжении. Они чувствовали это превосходство и сильно переживали: их лица покрылись румянцем, ноздри затрепетали, дыхание стало частым и тяжёлым, а во взгляде читалась неприкрытая ненависть. Красавице на носилках это явно понравилось. По крайней мере, так показалось Лацию. Рядом с носилками шёл атлетично сложенный темнокожий раб с огромной чёрной собакой, и это только усиливало впечатление превосходства.

– Корнелия Мессалина! – низким бархатным голосом проворковала красавица, не меняя позы и даже не приподнявшись со своих подушек.

– О, как приятно тебя видеть здесь, Эмилия, – с натянутой улыбкой ответила жена сенатора. Её губы растянулись в тонкую полоску и стали похожи на тонкое лезвие ножа. Со стороны казалось, что они прилипли к её побледневшему лицу. Жена сенатора явно не питала особой любви к этой женщине. К тому же, ей точно не хотелось общаться с ней в присутствии Лация. – Расскажи, пожалуйста, гостю о нашем имении, – натянуто попросила она свою дочь. – Я сейчас подойду. Марк, побудь с сестрой, – ласково улыбнувшись сыну, добавила она, наклонившись к малышу и потрепав его по голове.

– Да, мама, – ответила девушка. Маленький Марк взял её за руку, но не сводил восхищённого взгляда с Лация. Когда их мать отошла к носилкам, её дочь вдруг резко выдохнула, как будто хотела нанести удар: – А я её знаю!

– Кого? Эту женщину? И кто же она? – спросил Лаций, удивлённый такой реакцией. Он увидел, как брат дёрнул её за руку, но она даже не посмотрела на него. Лаций перевёл взгляд на носилки. Разговор там носил далеко не милый характер. Полуобнажённая Эмилия, как её назвала жена сенатора, что-то назидательно рассказывала пунцовой матроне с насмешливым снисхождением во взгляде. При этом, увидев проезжавшего мимо аристократа в других носилках, она сделала такое сладострастное выражение лица, что тот чуть не выпал на дорогу, потянувшись к ней всем телом, и затем ещё долго смотрел назад, перегнувшись через край и вывернув шею. Обнажённая красавица, тем временем, накинула на плечи длинную накидку и приказала опустить носилки. Тонкий красный ремешок проходил у неё посередине прозрачного платья. На нём блестели разноцветные драгоценные камни. Эта тонкая красная полоска специально была поднята так высоко, что почти касалась высокой полной груди, очертания которой дерзко просвечивались сквозь шелковистую ткань. Два тёмно-коричневых соска бесстыже раскачивались из стороны в сторону при каждом шаге и, казалось, готовы были пронзить любого смотрящего на них человека. Эмилия, наверняка, знала об этом и специально держала накидку на плечах так, чтобы та прикрывала ей только плечи. Чуть удлинённое, открытое лицо улыбалось одновременно всем и никому. Губы и щёки были накрашены яркими красками, но это, как ни странно, совсем его не портило. Скорее, наоборот, только подчёркивало редкую красоту этой женщины. Брови были соединены над переносицей по-восточному в одну линию. Это было необычно и в то же время красиво. На затылке красовалась большая золотая брошь в виде раскинувшей крылья птицы. Слегка приоткрытая шея выглядела высокой и хрупкой. Над левой ключицей круглым пятнышком темнела небольшая родинка, которая, впрочем, не сильно бросалась в глаза. Кожа рук поражала нежной белизной и бархатистым оттенком.

– Это Эмилия Цецилия Секунда! Она – римская меретрикула9595
  Меретрикула – куртизанка (римск.).


[Закрыть]! – возбуждённым голосом, в котором зависти было не меньше, чем возмущения, произнесла юная дочь сенатора. Маленький брат снова возмущённо дёрнул её за руку, но она вырвала её и грозно посмотрела на него сверху вниз.

– Откуда ты знаешь? – удивился Лаций. – Кто тебе сказал?

– Это все знают! – горячо выпалила девушка.

– Ну, вот, я, например, не знаю, – соврал он, потому что вдруг вспомнил, что уже где-то слышал имя этой женщины. А когда в голове всплыли события в Галлии, он уже по-другому посмотрел на юную куртизанку. Ему не верилось, что это была та самая дерзкая девчонка, которая бесстрашно путешествовала с юными аристократами и чуть не погибла у деревни Тарога. Пожалуй, её самоуверенность была единственным, что связывало эту красавицу с той юной беззаботной девушкой. Всё остальное в ней казалось ему абсолютно другим.

– Ей помогает наш дядя. Он любит её и всё для неё делает. Даже папа с ней не спорит. Но она ведь не матрона! У неё полный дом гетер. Она держит их для богатых патрициев и даже сенаторов. Она была в гостях у Теренция Аврелия, нашего соседа. Она свела с ума его сына, Октавия. А он такой красивый!

– Свела с ума? Как это? – с наигранным удивлением Лаций. – Странно. Если она куртизанка, то он мог за деньги решить этот вопрос, – в его голосе прозвучала ирония, но дочь сенатора этого не заметила.

– Ну, нет! С Эмилией так нельзя! Совсем нельзя. Она не простая куртизанка, а очень знатная. Так вот, он влюбился в неё, а Эмилия уехала в Афины, в путешествие, с другим сенатором.

– И что? Этот, как его, Октавий, помчался за ней? – усмехнулся он.

– Ну да, но она его высмеяла. И он бедный, вернулся домой. Ему было очень плохо. Очень… Он страдал. Я знаю.

– Понятно, – Лацию ничего не оставалось, как поддакивать и сочувственно кивать головой. Он понимал, что это юное создание, видимо, было влюблено в соседа и поэтому так переживало его горе. Это было очень похоже на неразделённую любовь Оливии Пизонис к Клоду Пульхеру.

– А ещё она всего на три года старше меня! Это несправедливо… – еле слышно пробормотала девушка и закусила нижнюю губу. Лаций с удивлением поднял брови вверх, но в этот момент возле носилок произошло какое-то движение, и он отвлёкся. Жена сенатора отошла в сторону, и Лаций заметил, что её собеседница внимательно и беззастенчиво смотрит на него, как будто оценивает. На вид ей было не больше девятнадцати-двадцати лет, и если бы не этот опытный, пронзительный взгляд, можно было бы сказать, что она не сильно отличается от юной Оливии Пизонис. Но Эмилия смотрела так, как могут смотреть только женщины, познавшие в жизни немало трудностей и разочарований. Это был взгляд уверенной в себе женщины, знавшей цену себе и умевшей оценивать других. У Лация даже мелькнула мысль, что среди мужчин, наверное, не многие обладали таким взглядом и ещё меньше могли бы его выдержать. Разве что Цезарь и Марк Красс…

Куртизанка что-то говорила жене сенатора, но, при этом, продолжала смотреть на него, и её снисходительная улыбка надолго осталась у него в памяти. Лаций чувствовал себя так, как будто на него смотрит опытный игрок в кости, который, заметив денежного клиента, сразу же оценивает толщину его кошелька.

В это время к женщинам вернулись сенатор Септим Валерий Мессала и Марк Красс. Они поприветствовали Эмилию, и та, сказав им несколько фраз, грациозно распрощалась. При этом взгляды двух мужчин не отрывались от её точёной фигуры до тех пор, пока она не легла на подушки и не кивнула им на прощанье красивой улыбкой. На их лицах читалось одинаковое выражение восхищения и скрытой страсти. Эмилия обворожительно повела глазами из стороны в сторону и грациозно откинулась назад, слегка прогнувшись в спине. Сенатор, покачав головой, повернулся к своей жене.

– Неисправима, неисправима… – прошептал он, и после этого Красс сообщил ему, что Лаций на днях заедет к ним домой, чтобы рассказать о своих приключениях более подробно.

– Завтра утром поедешь к его брату, – сказал он, когда носилки сенатора Руфа, его жены, дочери и сына отъехали на достаточное расстояние.

– К брату? Ты же обещал ему совсем другое… – Лаций всё ещё находился под впечатлением от красоты знаменитой куртизанки.

– Это потом! Сейчас нам нужен его брат, сенатор Марк Валерий Мессала Руф. Запомни это имя. У него много крепких крестьян.

– О, нет… – с тоской в голосе вздохнул Лаций. – Опять потерянное время!

– Не потерянное! Не надо делать такое лицо! Я уже встречался с ним на прошлой неделе по поводу новобранцев. Сейчас вот поговорил ещё с братом, сказал… чтобы он напомнил ему о нашей просьбе. Он обещал поговорить с ним сегодня вечером. Не всё можно сделать так быстро и просто, как хочется. Терпи! Съездишь, посмотришь, как он живёт, похвалишь его дом. Руф это любит. Пусть люди привыкают к тебе. Обязательно возьми Оливию Пизонис! В этом нет ничего страшного. Её мать разрешит такой первый выход. Тебе самому придётся в будущем устраивать утренние приёмы. Так что, учись! Этот человек для нас очень важен. Он может помочь.

Лаций не хотел ехать утром к сенатору, но богиня судьбы Фортуна сделала так, что именно в тот день он случайно встретил своего старого друга, с которым расстался несколько лет назад после очередного похода.