Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

– Вот самое тайное место, где можно хранить любые секреты, – с улыбкой произнесла она, погладив девушку по мягким длинным волосам. – Отсюда его никто не сможет снять. Разве что вместе с головой. Но тогда и меня уже не будет в живых, – печально добавила она и прижала рабыню к своему плечу. – Надень медальон и не снимай.

– Лучше не надо! – скривился Лаций. – Не надо его носить… Пусть положит куда-нибудь, но только не носит. Это плохо кончится. Поверь!

– Ну, ладно, – пожала плечами Эмилия и повернулась к рабыне. – Спрячь его! А теперь иди и приготовь мне постель. Я скоро приду спать.

Глава 72

Ещё до рассвета служанка принесла Лацию новую тунику. Он проснулся и стал одеваться. Затем попросил её провести его к госпоже. Эмилия слышала это, но сделала вид, что спит. Она чувствовала, что не сможет вести себя, как обычно. Сердце сжалось, и ей захотелось плакать от жалости к самой себе. Лаций немного постоял у её кровати и решился только прикоснуться к руке. Потом развернулся и вышел вслед за служанкой. Когда Аония вернулась в комнату госпожи, Эмилия стояла у бокового окна и смотрела ему вслед.

– Эмилия, ты не позвала меня к себе ночью, – став на колени и прижавшись щекой к её руке, произнесла Аония. – И прошлой – тоже. Ты никогда раньше не оставляла меня одну. Я стояла у входа. Ты всю ночь плакала. Ты была одна.

– Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня.

– Это твой враг? – спросила девушка и с силой сжала медальон на груди, как будто хотела задушить Лация. Она не послушалась его, и оставила на шее, наивно думая, что сможет забрать у него силу.

– Не мой… Это враг моего прошлого, – с глубоким вздохом ответила она. – Он заставил меня на время забыть о том, что я люблю тебя. Но это пройдёт, Аония. Уже сегодня пройдёт. И никогда не вернётся. Поверь мне. Я знаю, – она погладила рабыню по руке и снова вернулась в кровать. – Никого не принимай сегодня. Я хочу отдохнуть, – она закрыла глаза и отвернулась, чтобы та не видела её слёз. Ещё никогда Эмилии не было так жалко себя, хотя она прекрасно понимала, что жалеть надо было совсем другого человека.

Марк Красс уже готовился покинуть свой дом, когда ему доложили о приходе префекта, эдилов и стражников. Выслушав их требования, он широко развёл руки в стороны, как бы приглашая их пройти внутрь, и сказал:

– Дом консула Рима никогда не будет убежищем для преступника!

Заспанный Публий спустился по ступенькам к отцу и с недоумением смотрел на бегающих вокруг стражников.

– Кого они ищут? – спросил он, кутаясь в толстый плащ и стараясь натянуть его на голову.

– Лация Корнелия Сципиона, – тихо произнёс Марк Красс. – Его обвиняют в убийстве невинной роженицы.

– Лация? Что за чушь!

– Не кричи так громко. Это не Галлия. Здесь нет варваров.

– Но его тоже здесь нет.

– Это неважно. Главное, что теперь он будет в моей армии. А эти вытоптанные дорожки и кусты потом поправят рабы, – с этими словами он сел на коня и направился на Марсово поле в окружении ликторов и двух эдилов, которые собирались проверить его лагерь. Но в лагере тоже никого не оказалось. Красс усмехнулся. Он знал, что Лаций найдёт способ присоединиться к его армии во время долгой дороги до противоположного побережья, а сейчас у него были проблемы намного важнее, чем смерть какой-то роженицы. Граждане Рима и народный трибун Атей не хотели выпускать его армию из города. Когда городские помощники судей и стражники закончили поиски, он даже не выслушал их слова, сел на коня и крикнул горнистам:

– Передать команду: выходим через восточные ворота! Дорога на Брундизий.

Конные сопровождающие подняли облако пыли, люди и животные смешались в одно целое, и большая вереница людей двинулась к восточному выходу из Вечного города. Там, за стенами, уже стояло более тридцати тысяч легионеров из основного войска. Эти мелкие людишки из окружения префекта и так задержали его уже почти на полдня. Надо было спешить!

В это время Лаций скакал по этой же дороге, но далеко впереди. Он выехал ещё до рассвета и с трудом держался за поводья от усталости, однако это было лучше, чем держаться руками за решётку подземной тюрьмы на Форуме без малейшей надежды на оправдательный приговор. Рим остался далеко позади, и с каждым шагом это расстояние увеличивалось. Лаций не видел, как собралась в доме Пизонисов вся семья, чтобы попрощаться с Клавдией, как в результате долгих расспросов и разговоров было решено, что ребёнка всё-таки родила она, потому что никаких следов второго младенца не было. Единственное, что никто не мог понять, это почему у него была такая тёмная кожа. Пизонисы никогда не держали темнокожих рабов. А спросить у Клавдии об этом они уже не могли. Также семья приняла решение подать в суд и начать дело о смерти Клавдии с тем, чтобы обвинить Лация Корнелия Сципиона в убийстве. Но самым неприятным и страшным для рода Пизонис было другое – они вынуждены были принести извинения злорадно улыбавшейся Метелле Балеарике и её сыну, Клоду Публию Пульхеру, который, судя по всем обстоятельствам, не мог быть отцом этого ребёнка.

Не видел Лаций и того, что происходило в его бывшем доме: как на следующий день Фульвия, жена Клода Пульхера, с трудом открыв глаза после тяжёлого сна, увидела перед собой улыбавшегося и радовавшегося, как ребёнок, мужа. Не видел Лаций и того отчаяния, которое охватило её, когда она поняла, что это совсем другой младенец. Это была девочка с белой кожей. Поначалу Фульвии показалось, что она сошла с ума, или просто боги сыграли с ней злую шутку, но кода Пульхер стал на колени и попросил прощения, сказав, что в чертах новорожденной есть удалённое сходство с ним, она разрыдалась и снова потеряла сознание, думая, что боги действительно лишили её разума. Не видел он и то, как, снова придя в себя, Фульвия приняла от рабыни Аланты комок тихо сопящего счастья и долго всматривалась в лицо младенца. Девочка действительно была невероятно похожа на Клода. Не видел Лаций, как приехавшая позже приёмная мать Фульвии плакала от счастья и благодарила богов за это невероятное чудо, и как расчётливая мать Пульхера, Метелла Балеарика, отведя её в сторону, тихо шептала на ухо, что теперь об этом надо молчать и никому не говорить, только принести жертву богам, и всё. Она осторожно намекнула на странные способности повитухи Сальвии Нумы, невзначай упомянув о её способности общаться с древними богами и наводить порчу, поэтому испуганно-счастливая женщина охотно согласилась с ней, плача и постоянно кивая головой. Не видел Лаций и Икадиона, который никак не мог понять, что же на самом деле произошло с его бывшим товарищем, которого он так уважал и любил. Когда стало известно, что Лаций Корнелий, возможно, присоединился к войску Марка Красса и отправился в Азию, он почувствовал, что больше не в силах оставаться в полном горя доме Пизонисов и попросил мать погибшей Клавдии разрешить ему поехать вслед за армией алчного консула.

Глава 73

Однако армия Красса покидала Рим с большими проблемами. Консулу передали, что несколько групп горожан стоят у самых ворот и выкрикивают возмутительные слова в адрес консула и его легатов. Самым опасным был народный трибун Гай Атей Капитолин. Но его трогать было нельзя. Повсюду находились простые люди, они волновались и кричали, но легионеров было намного больше, и этот плебс вряд ли бы осмелился на них напасть. Красс приказал не трогать Атея. Он хотел избежать драк и потасовок. Лишиться в самый последний момент из-за несдержанности всего, чего он добивался столько лет, было глупо. Он отдал приказ не реагировать. Когда гонец удалился, в конце улицы появился Гней Помпей со своими ликторами.

– Приветствую тебя, консул Марк Красс! – громко и чересчур наигранно выкрикнул он. Его лицо буквально сияло от радости. Кому-нибудь другому могло показаться, что это было сказано искренне, но только не Крассу.

– Приветствую тебя, консул Гней Помпей, – не так радостно ответил он, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Мне сообщили, что народный трибун Атей старается поднять против тебя народ, – сказал Помпей. – Тебе лучше вывести своих людей побыстрее… пока он не собрал там большую толпу. Ведь большинство легионеров находятся на Марсовом поле, не так ли?

– Да, согласен, – хмуро бросил Красс и махнул рукой. Ему была неприятна радость Помпея. Ему вообще был неприятен любой человек, который хоть чему-то радовался в этот день. Теперь, когда, казалось бы, всё уже было решено, когда все сенаторы, наконец, согласились с кандидатурами легатов, когда расходы на армию были оплачены, кто-то смел утверждать, что он поступает незаконно! Красс постарался не думать об этом и тронул коня вперёд.

– Я провожу тебя до Фламиниевых ворот, так будет быстрее. Правда, потом придётся обойти город, чтобы выйти на Аппиеву дорогу, – вдруг неожиданно предложил Помпей. Красс не сдержался и, криво усмехнувшись, ответил:

– Хочешь лично убедиться, что я покинул Рим?

– Ха-ха-ха, – не меняя тона, радостно рассмеялся Гней Помпей. – Ты всё такой же! Нет, просто не хочу кормить завтра сорок тысяч голодных легионеров, – добавил он. Красс ничего не сказал и поскакал вперёд. Его сопровождение состояло из многочисленной свиты, поэтому всем им потребовалось некоторое время, чтобы начать равномерное движение. Как ни странно, по пути им никто не мешал. Они спокойно доехали до самых ворот. Однако там их уже ждали две толпы горожан. Часть стены была окутана странным дымом. Погода стояла безветренная, поэтому он стелился вдоль земли, не поднимаясь вверх, заполняя пустые пространства в стенах, ямах и рытвинах, попадая людям в глаза и заставляя их кашлять и плакать.

Неподалёку, на большом жертвенном камне стоял треножник. Возле него виднелась чья-то худая сутулая фигура. Рядом лежал связанный баран. Вокруг были разбросаны палки и ветки, в руках человек держал небольшой кожаный мешочек, из которого доставал какую-то пыль и бросал её в огонь. Именно она была причиной того чёрного дыма, который окутал всю площадь. Красс понял, что у костра стоял народный трибун Атей Капитолин. Он взывал к богам и читал древние заклинания против врагов. Красс хотел рвануться вперёд, но Помпей остановил его.

– Не надо! – коротко сказал он. – Лучше не связывайся с ним. Ты видишь, толпа сама боится, поэтому просто не обращай внимания. Красс от злости рванул удила, и лошадь встала на дыбы. Он чуть не упал и чудом удержался. От стены донёсся пронзительный голос Атея:

– …и земля на каждом шагу превратится в сухую глину. Пусть солнце высушит все травы и деревья! Пусть высохнут реки и озёра, и рыбы будут лежать на дне, погибая от жары и безводья! Тогда издохнут все звери и птицы, и нечего будет есть. И негде будет найти спасения. Будут трескаться даже камни под ногами, не давая ни воды, ни еды. Квирин149149
  Квирин – древнеримский бог, (копьеносный = Квиринус). После смерти Ромула и его обожествления появился бог Квирин, в которого обратился Ромул, став, таким образом, двойником Марса.


[Закрыть], опусти чёрное небо, закрой солнце, чтобы не было видно пути никому и нигде! Пошли страшные молнии на деревья и дома, пусть сожгут они всё, что может гореть! А когда сгорят они, пошли на пепелище воду! Разломи небеса, путь хлынет оттуда океан, чтобы навсегда смыть следы живших на земле! Напои своих слуг чёрною кровью из печени ворона, пусть они выпьют кровь из тел оставшихся в живых. Продли их муки, вот тебе сердце невинного животного! Прими эту жертву и пошли всем им смерть, смерть, смерть! Чёрная земля – на чёрное лицо, красная кровь – на красную траву, жирные черви – в тело врага, огонь всё сожжёт, пепел – на землю, кости – орлам. Чёрное небо – молнии в сердце. Нет погребения умершим! Нет им покоя без земли! Камни вокруг, одни камни и кости на них. Кровь на песке. Пыль в небе. Всё высушит солнце. Пусть они страдают вечно! Не собрать никому их костей для могилы, не найти их следов для потомков. Нет их имён в памяти нашей. На мне их кровь, я их горе, я не остановил их вчера, а завтра уже будет поздно. Возьми и меня, чтобы уравнять моей кровью их кровь и забыть всё, что было. Сотри всё то, что видел я на этой земле! Сотри всё в пыль! И врага моего, и меня. Пусть дожди и земля восстановят всё снова из ростка, как это было до этого с нами. Сотри всё…

Граждане в ужасе жались к стенам, напуганные этими страшными словами. Трибун призывал смерть. Это были древние заклинания, обращаясь к которым, просящий насылал беду на своего врага и на себя. Но, жертвуя собой, он, таким образом, добивался неминуемой смерти своего противника. Для Атея этим врагом был Марк Красс.

Легионеры покидали Рим с плохими предчувствиями. Один только консул не обращал на это никакого внимания. Главное – ему дали выйти из города, а все проклятия Атея были для него не более, чем слова. Марк Лициний Красс уже давно верил в силу только одного бога – золота. И этот бог ещё никогда его не предавал.