Текст книги "Римская сага. Город соблазнов"

– Да, согласны, – снова ответил судья за двоих. Трибун с подозрением поднял глаза и внимательно следил за ним.

– Ведь мы не можем верить только глазам всего одного человека, который всегда может болеть, плохо видеть или просто перепутать двух людей. Правда?

– Да…

– А вещи никогда не ошибаются. Поэтому я сейчас могу надеть эти сандалии, и, если этот свидетель прав, то они должны быть мне впору? – с весёлой наивностью заключил Лаций, показав на два комка грязи, которые держал на вытянутой руке раб наместника.

– Конечно, должны, – кивнул вторым подбородком тучный судья.

– Если ты не против, наместник, пусть все эти люди станут свидетелями моего позора, и если эти калиги сейчас налезут на меня, я прямо в них последую за тобой в тюрьму, – он протянул руку в сторону слуги, который стоял, отвернув голову и держа сандалии на вытянутой руке. Фабий Кантон заподозрил что-то неладное, но никак не мог понять, откуда исходит угроза. Он несколько мгновений стоял, тяжело дыша и раздувая ноздри в разные стороны. Судья повернул к нему голову, ожидая разрешения. На его лице тоже застыл немой вопрос. Без приказа наместника он не мог сейчас сказать ни «нет», ни «да». Каждое мгновение ожидания только ухудшало положение Фабия Кантона, и он видел, что по лицам окружающих начинают расползаться насмешливые улыбки.

– Это твои калиги, – вдруг не сдержался он. – И ты должен предстать перед судом за нарушение законов Рима!

– Я и не спорю. Я согласен. Ведь так? – Лаций снова обратился к двум магистратам. Те замялись и снова посмотрели на наместника. – Но люди должны знать, что законы Рима справедливы, как и исполняющие их граждане, – настойчиво и громко добавил он. После этой фразы у Фабия не оставалось выбора. Он кивнул головой, слуга поставил калиги перед Лацием. Наполовину засохшие, пропитанные вонючими отходами, они с трудом распрямились, ослабляя прилипшие ремешки и завязки. Стараясь не дышать, Лаций снял свои новые кальцеусы и с грустью положил рядом. Потом даже Оги Торчай говорил, что в жизни не видел более проникновенного и трогательного обращения римского гражданина с грязными сандалиями. Лаций натянул на половину стопы сначала одну, а затем другую сандалию. Они были широкими, но явно короткими. Намного короче, чем его стопа. В душе Лаций поблагодарил Варгонта, который сделал в своих сандалиях защитные носки. Его пальцы упёрлись в них, а пятки остались висеть далеко за краем подошвы, не доставая до задника – нога Лация была на три пальца длиннее, чем у Варгонта.

Сев на землю, он поманил рукой двух магистратов:

– Подойдите, уважаемые граждане Рима, и посмотрите, как сидят на моих ногах эти прекрасные сандалии, – в его голосе сквозила явная издёвка, но судья и трибун всё-таки подошли. – Подходят ли они мне? – спросил он. Оба покачали головами. – Но ведь это обувь вора, не так ли?

– Да, – нерешительно произнёс судья.

– Тогда скажите громко всем остальным гражданам Рима и тем, кто верит в справедливость его законов, что сандалии вора не подходят Лацию Корнелию Сципиону.

Судья беспомощно обернулся к наместнику, указывая рукой на Лация, который лёг на спину и поднял ноги вверх, чтобы всем были видны его стопы. Но Фабий Кантон уже сам видел, что сандалии не подходят ему, и лихорадочно прикидывал в уме, как выйти из этой ситуации.

В этот момент из-за спины Варгонта вышел Оги Торчай.

– Фабий Кантон, позволь мне сказать несколько слов, которые помогут разрешить этот трудный спор, – прижав руку к груди, обратился он. Наместник, кажется, был рад этому вмешательству со стороны Оги и коротко бросил:

– Говори!

– Дело в том, что неделю назад у всех наших легионеров ночью украли сандалии. В том числе и у Лация Сципиона. Это, конечно, вина того беспорядка, который царит в этом лагере, пока эти люди не покинули Сицилию. Наверняка, среди них есть много таких, кто промышлял и раньше воровством, или те, кто были сообщниками разбойников. Здесь слишком много людей, чтобы ручаться за каждого. Кто-то из них помог ворам украсть нашу обувь. Это точно. В связи с этим, мне пришлось три дня назад обратиться с письмом к помощнику судьи Павлу Эмилию. Он стоит позади тебя и может это подтвердить, – услышав это, наместник резко обернулся, и чья-то тога сложилась пополам в подтверждающем поклоне. – Ты уже знаешь, что я по приказу Марка Красса отвечаю за снабжение этой… этого… как бы это сказать… этих людей, – он провёл рукой перед собой, показывая, что отвечает за весь лагерь. – Поэтому я сразу обратился к поставщикам кожи, которые помогли мне сделать новые сандалии для всех легионеров. Зачем я всё это говорю? Дело в том, что человек, укравший калиги наших легионеров, и человек, ограбивший этот дом, скорей всего одно и то же лицо, – Оги Торчай сделал короткую паузу, и все вокруг одобрительно зашептались, удивлённо покачивая головами и отдавая должное его уму. Даже судья одобрительно выпятил вперёд толстую нижнюю губу и гладил себя рукой по животу, соглашаясь с его доводами. Оги продолжил: – Мне кажется, прости за смелость, что, возможно, твой наблюдатель не потрудился узнать, зачем приходил в злополучный дом этот большой и странный человек, переодетый, как легионер. Он ведь мог приносить письма хозяину дома или его жене. Кстати, если ты позволишь сказать, то вот этот огромный, как Голиаф, центурион за твоей спиной ничуть не меньше похож Лация Корнелия Сципиона, чем тот, кого он описал, и мог бы издалека тоже напоминать его фигуру, – заметив на лицах легионеров наместника и магистратов смятение, Оги сразу же поспешил добавить: – Но и на его ногу, поверь мне, тоже не налезут эти калиги, – он кивнул на два чёрных комка грязной кожи, лежавшие у ног Лация. Все рассмеялись. Напряжение спало. Но Фабий Кантон не разделял всеобщего восторга. Он не мог понять, почему все доказательства, которые ещё вчера были за него, сегодня вдруг стали против?

– У тебя есть пять дней, чтобы покинуть Сицилию со всем этим сбродом! – резко произнёс он, ткнув рукой в сторону новобранцев и непроизвольно дёргая левым глазом.

– Благодарю тебя, наместник, – Лаций приложил руку к груди. – Прошу тебя только разрешить помыться в термах бесплатно, потому что теперь даже собаки в порту будут шарахаться от запаха моих ног, – попросил он. Фабий Кантон ничего не ответил и, развернувшись, быстрым шагом направился обратно. Когда он садился в носилки, рот его был перекошен от злобы и было видно, что в этот момент лучше было не попадаться ему под горячую руку.

– А термы мог бы и оплатить, – со вздохом произнёс Лаций, когда носилки удалились на безопасное расстояние и его не было слышно.

– Благодари богов, что он не оплатил омовение твоего тела и последний сестерций7777
  Последний сестерций или любую монету клали в рот умершему.


[Закрыть] во рту, – в тон ему, не поворачивая головы, поцедил сквозь зубы Оги Торчай.

– Кстати, ты что, действительно купил всем легионерам новые калиги? Целых восемь пар? – спросил Лаций. – Откуда такая щедрость?

– Да. Ты не поверишь, но это случайное совпадение. Я предвидел, что ты потребуешь переобуть их перед отплытием и решил сделать это подешевле. Семь пар стоили ровно в два раза дешевле, чем одни твои кальцеусы, – скорбно ответил тот.

– И жалобу ты тоже написал? – не поверил Лаций.

– Да. За пять сестерциев.

– А что с ремесленником? Он жив? – поинтересовался Варгонт.

– Он согласился срочно съездить к своей сестре в Сиракузы на месяц, – у Оги Торчая на всё были готовы ответы.

– И это тоже стоило в два раза дешевле, чем мои кальцеи? – усмехнулся Лаций.

– Приблизительно, да. Но сейчас главное поторопиться и начать погрузку. Не хотелось бы оказаться здесь на шестой день утром, – вздохнул Оги и пошёл вместе с Варгонтом к повозкам, которые уже наполовину были загружены вещами и продуктами.

Лаций посмотрел на стоявших рядом легионеров из восьмёрки Варгонта. На них действительно были новые калиги. Заметив его взгляд, они сказали, что кожа отличная, и пошли помогать Оги Торчаю и Варгонту.

Глава 31

Первые партии новобранцев прибыли в порт. Со всех сторон раздавались разноголосые крики капитанов и матросов, скрип дерева и ругательства тех, кто с трудом поднимался по шатающимся трапам; тяжело скрипели сами корабли, покачиваясь из стороны в сторону верхушками мачт – всё было, как обычно. Новобранцев сопровождали Варгонт и Оги Торчай.

Подходя к последнему кораблю, Лаций неожиданно заметил знакомый силуэт.

– Корх, ты? – удивлённо спросил он, подойдя ближе.

– А, Лаций, – с кислым выражением лица, ответил разбойник и с досадой посмотрел на корабль.

– Что ты тут делаешь? Надо в Регий?

– Да, дело там есть. Срочное.

– И в чём проблема?

– Ты забрал все корабли.

– Неужели для одного человека не найдётся место?

– Я не один.

– Что, так много людей? Тоже собираешь новобранцев? – в голосе Лация прозвучала ирония.

– Что-то типа этого.

– Какой ты неразговорчивый. Ну, ладно. Кстати, благодарю тебя ещё раз за помощь.

– О чём ты? – Корх наигранно удивился.

– Ну, о том, что ты…

– Лаций, мне надо идти, – неожиданно прервал его старый товарищ. – Люди ждут. Знаешь, важное дело.

– Ну, иди, конечно. Но если надо помочь, дай знать… – последние слова уже прозвучали Корху в спину, и тот, не оборачиваясь, поднял руку вверх, давая знать, что услышал его.

На следующий день Лаций увидел, как от пристани отходит большой корабль.

– Кто это? – спросил он Агриппу, капитана своего судна.

– Один очень нехороший человек, – ответил тот.

– Тут много нехороших людей, как я посмотрю.

– Да. Чтоб его рыбы съели! Сборщик податей бывшего наместника. Увозит награбленное, – вздохнул широкоплечий капитан с белёсыми глазами и светлой кучерявой бородой. Широкие ладони с короткими, одинаковыми пальцами, напоминали небольшие лопаты, а торчащие вены и жилы говорили о тяжёлом труде.

– Были проблемы? – сочувственно спросил Лаций. Раньше капитан не отличался разговорчивостью, поэтому Лаций немного опешил, когда в ответ на свой вопрос услышал отборную ругань и длинный список претензий к бывшему наместнику. – Но ведь вы можете подать жалобу в суд и Сенат Рима, – посоветовал он, но не очень напористо, потому что хорошо помнил разговор с Корхом и то неловкое положение, в которое попал со своими неуместными замечаниями по поводу соблюдения законов Рима на Сицилии.

– Подадим, подадим. Пусть не думает, что всё так с рук сойдёт. Ты же понимаешь, хитрец какой! Теперь я ещё должен следующему наместнику платить по его долгам. Долг в долг, понимаете ли!

– Фабию Кантону? За долги прежнего наместника? – переспросил Лаций с удивлением.

– Да! Получается, он приехал на готовые долги и будет жить себе, как бог, а я буду горбатиться на своём судне ещё лет пять, чтобы выплатить всё. А там, глядишь, они и следующему наместнику перейдут. И новые накопятся. Но и долг-то выдуманный! В прошлом году они придумали налог на заход в порт и простой без выхода в море. А к нему ещё налог на каждый груз! Но даже если груз у тебя всего один, всё равно плати столько, сколько вместилось бы на весь корабль! Это же грабёж! Нет, ты послушай: старый наместник потребовал у нас прошлой весной собрать все корабли, чтобы бороться с пиратами. Все города прислали ему корабли, не мы одни. Он брал в матросы всех подряд, даже хромых и глухих. А кормить – не кормил. Сами должны были искать еду. Но ведь мы ещё платили за оружие и еду! Сын моей тётки чудом вернулся оттуда. Говорил, что они от голода ели даже пальмовые корни и пили дождевую воду. Ты можешь себе это представить? Что ж это за флот такой? Хвала богам, я тогда сильно болел и не успел на место сбора. Пираты всех их разбили. В первой же битве. Старый наместник, Юлий Назон, приказал казнить тогда всех капитанов! Но не сразу, а через месяц. Чтобы его ликторы успели собрать родственников. Знаешь, зачем?

– Зачем? – уже не зная, что думать, спросил Лаций.

– Чтобы те принесли по десять тысяч сестерциев! Ха, догадайся, за что?

– Выкупить?

– Наивный! Нет! За то, что пообещали отрубить головы с одного удара. Ведь казнят у нас здесь ликторы. А деньги за это передают наместнику. И что ты думаешь? Почти все родственники заплатили. Кому же хочется думать, что родного человека из-за него будут рубить по шее пять-шесть раз тупым топором. Да и то, с перерывами! Они это умеют!

– Платить за казнь? – переспросил Лаций, нахмурившись. Такое он слышал впервые.

– Да! – капитан схватил его за локоть и с жаром продолжил: – А потом ещё по сто тысяч за выдачу тела! Как тебе? Это же надо, а! За мёртвое тело сто тысяч…

– Ты шутишь, клянусь Марсом!

– Не-ет! Вот, Корхеос, с которым ты тут говорил, кстати, тоже среди этих бедолаг был. Он подтвердить может! Люди потом взбунтовались. Так наместник взял их посланника, Токия Мария, арестовал и посадил в тюрьму. Тот сбежал, потому что у него были свои люди среди стражников, и хотел уплыть в Рим, чтобы подать жалобу в Сенате. Он сам был из бывших рыбаков, но знал законы. Наместник поймал его здесь, в Мессане, прямо перед посадкой на корабль и приказал целый день бить железными розгами, а потом привязал к кресту и оставил умирать на солнце. Я сам слышал, как он кричал: «Смотри на Италику, смотри! Ты – римский гражданин! Ты хотел пожаловаться на меня в Сенат? Жалуйся! Как тебе? Видно сверху Рим? Видно Сенат?». Вот так… а ты говоришь – справедливость! Что же ты после этого хочешь?

– Всё равно надо подавать жалобу в Сенат и в суд, – решительно повторил Лаций.

– Старый Борхеос с сыном поедет, – оглянувшись по сторонам, чуть тише произнёс бородач. – Он знает законы. Их местная община снарядила. С нами на корабле будут. Недавно приходил, мы с ним это дело обсуждали. Так что есть надежда. Он в городе был старшим по сбору зерна. Много чего знает. Уже все жалобы собрал и таблички написал!

– Это хорошо, – согласился Лаций, стараясь не продолжать беседу дальше, потому что жалобы на стяжательство и произвол местных магистратов были самой любимой темой в любом городе римских провинций и, слушая их, можно было потратить остаток жизни.

На следующий день пошёл дождь. Лаций не любил сырую погоду. Хотя дождь был мелким, как пыль, для него это всегда был знак богов, и внутренне он был готов к внезапным проблемам. И интуиция его не обманула.

Накануне вечером перед самым отплытием, когда все люди уже были на борту и луна прошла по небу почти полную дугу, он стоял у трапа и ждал сигнала о готовности каждого корабля. Гонцы приходили, чётко произносили заученные фразы и уходили обратно. Когда последний из них растаял в ночной полутьме, он поднялся на борт и хлопнул капитана Агриппу по плечу:

– Всё, поднимай трап! Больше ждать некого. Мы последние. Говорят, до утра надо стоять с поднятым трапом, так?

– Подождём немного, – как-то странно произнёс капитан. Почувствовав, что Лаций насторожился, он поспешно добавил: – Примета есть такая – не поднимать трап до соседей. Они должны первые… Нехорошо это. Нельзя дразнить море. Смотри, никто не поднимает, – кивнул он в сторону других кораблей. Лаций оглянулся. Несколько ближайших судов действительно не поднимали трапы. Он посмотрел в другую сторону. Там два или три корабля в зоне видимости тоже стояли с опущенными трапами. Только потом, гораздо позже ему пришло в голову, что если каждый капитан будет ждать соседнего судна, то никто не выйдет в море, и Агриппа специально обманул его. Но это было потом.

Становилось прохладно. Сырой воздух вместе с мелкой морской пылью проникал под плащ и тунику, и по коже то и дело пробегали мурашки. Лаций поёжился и приказал выставить охрану: по два человека у трапа и два – на носу. Ещё по одному – с каждого борта в середине. Корабль для него был маленьким лагерем. Маленьким и ещё не вооружённым, но всё же лагерем. И вести себя надо было в нём по всем правилам.

Глава 32

Лаций сидел в трюме у вёсельных отверстий, когда на верхней палубе раздались чьи-то голоса. По звукам шагов можно было сказать, что там находились четыре или пять человек. До него донеслись приглушённые голоса. Один из них принадлежал капитану Агриппе. Голос у него, правда, был какой-то странный – мягкий и даже робкий. Но Лаций не придал этому значения. До рассвета он проспал на канатах, укрывшись овечьей шкурой. Все новобранцы спали тоже. На восходе его разбудил часовой, который стоял у трапа.

– Лаций Корнелий… – он осторожно потряс его за плечо. – Мы отходим. Капитан приказал разбудить тебя.

– Да, я уже встал! Что, отплываем? – он уже был на ногах и сразу направился к шестерым караульным, спящим у мачты. Они должны были сменить предыдущую смену.

Наверху, казалось, стало ещё прохладней – сырые канаты и поручни оставляли на руках влажные следы. Вся смена ушла, но двое не спешили спуститься в трюм и стояли у борта, ожидая, пока Лаций отдаст последние указания и повернётся к ним. Один новичок ещё не до конца пришёл в себя после сна и решил присесть на канаты. Лаций заметил это, остановился, медленно вернулся назад, набрал в ковш воды и вылил ему на голову. Тот испуганно вскочил и захлебнулся криком на вздохе.

– Не спать, не спать, – мягко произнёс он, как будто разговаривал с ребёнком. – Второй раз замечу, полетишь за борт, прямо в воду. Там сразу проснёшься. Понял?

– Да, понял. Прости! Заснул, – новобранец смешно раздувал щёки и тёр глаза ладонями, как будто это могло помочь.

– Вижу, что заснул. Один раз любой может ошибиться. А второго уже не будет. Просто вместо воды мог быть и меч, – Лаций сделал характерное движение рукой, и испуганный новобранец вжал голову в плечи. – Как зовут? – спросил он.

– Феокл, – тихо ответил юноша. Его неказистая фигура съёжилась, он вжал голову в плечи и стал на две головы меньше. «Не воин», – с сожалением подумал про себя Лаций.

– Береги голову, Феокл, – бросил он напоследок и повернулся к двум сменившимся часовым. Те нетерпеливо переминались с ноги на ногу. – Что вы тут топчетесь? Вам спать пора.

– Э-э… – протянул один из них и с опаской посмотрел на второго. Тот поджал губы и оттолкнул его рукой. Потом шагнул навстречу Лацию и заговорил громким шёпотом:

– Ты сказал докладывать обо всём, что увидим. Мы тут стояли. Сразу после твоего обхода ночью пришли несколько людей. Капитан их приказал пропустить. Сказал, купцы с ним едут.

– И что? – Лаций пока не видел повода для беспокойства. Да, Агриппа не предупредил его о новых людях на корабле, но была ночь, и у кого-то могла возникнуть срочная необходимость отплыть в Регий. Тем более, что купцы часто так поступали, особенно во времена засухи или отсутствия продовольствия. Это было нормально. Но почему Агриппа позже не пришёл к нему и не сказал об этом? Этот вопрос уже был неприятным. В этот момент новобранец продолжил:

– Мы видели этих людей. Они пошли к нему, туда, – он махнул в сторону носа судна. – Но капитан как-то странно с ними говорил. И денег они ему не дали. Говорили всё время на своём языке. Мы поняли только «хорошо, хорошо». Мы это слово знаем. Это они ему говорили. Но люди очень плохие. Они все в чёрном, и штаны у них чёрные.

– И всё?

– Ещё они часто ночью на палубу выходили. Но не только они. И мы тоже отходили… за борт. Нужде ведь не прикажешь, – смутились часовые.

– Я не об этом говорю, – усмехнулся Лаций. – Хвалю вас за то, что почувствовали что-то неладное. Значит, чутьё у вас есть. Понятно? Так вот об этом и надо было мне рассказать сразу. А не о том, как все за борт ночью ходят. Дошло?

– Да уж. Дошло, – закивали они. Один из них протянул руку и добавил:

– Только вот мне кажется, видел я где-то одного из этих людей. Видел точно. Только не припомню, где. Невысокого. Он ночью не выходил. Другие выходили. Спал, наверно. Но я его точно где-то видел. Плохое чувство у меня. Не хороший он человек, не хороший. Нос острый, как клюв, глаза маленькие. Сам весь, как щепка, сухой, но ходит – не услышишь. Тихо-тихо. И люди эти всё время ходили к задней части, туда, где спуск вниз идёт, – новобранец показал на ведущую в трюм небольшую лестницу.

Лацию уже не терпелось проверить свои подозрения, тем более что с носа корабля раздался зычный голос Агриппы. Его команду повторили матросы на корме. Лёгкий, приятный ветер стал надувать большой раскрывшийся парус. Матросы ругались, крича на гребцов, друг на друга и просто так. Высыпавшие на палубу новобранцы тоже смеялись и кричали, хватаясь за канаты и борта, падая и ударяясь друг о друга от лёгкого покачивания судна. Лация волновало пока одно: что могло находиться в задней части судна? Обычно там были несколько довольно больших отсеков для хранения канатов, запасных парусов и всякой другой рухляди, которая скапливалась на корабле месяцами до очередного шторма, который всегда добросовестно смывал всё это за борт. На этом судне таких помещений было два. Он подошёл к ближнему и потянул дверь на себя. На него пахнуло запахом слежавшейся парусины, вонючих канатов и ещё какой-то давно прокисшей гадости. Он сразу закрыл дверь. У второй двери Лаций приостановился, потому что изнутри раздавались странные звуки. Шум на палубе мешал ему расслышать, что говорили внутри. Он не хотел пока привлекать внимание и сделал вид, что наблюдает за удаляющимся берегом вместе со всеми остальными. Но тут из-за узкой наклонной двери донёсся приглушённый голос:

– Где он? Говори, где? Сейчас выпущу тебе кишки, старая сволочь! – Лаций напрягся, улыбка застыла на губах, и рука привычно легла на рукоятку меча. Внутри раздался глухой стук по доскам палубы, потом несколько тихих ударов, как будто бросали мешок с бобами и после этого послышались чьи-то глухие стоны. Лаций знал этот звук. Так стонали жертвы с закрытым ртом. Дальше ждать не было смысла. Он рванул дверь на себя и увидел на палубе связанного человека. Тот лежал прямо у его ног. На досках виднелись пятна крови. Ярко-красный цвет сразу бросился в глаза из-за ворвавшегося внутрь солнца. Над телом склонились два человека в странных одеждах: на них были чёрные штаны и чёрные короткие рубашки с длинными рукавами. Один стоял на коленях и держал жертву за волосы. В руках у него был нож. Второй просто наклонился рядом. Оба подняли головы и на мгновение замерли. Они не ожидали увидеть перед собой римского легионера. Лезвия ножей вспыхнули у них в руках солнечными бликами, и Лаций, не думая, ударил ближнего ногой прямо в голову. Там что-то хрустнуло, скорей всего нос, и тело в чёрной рубашке безвольно повалилось прямо на жертву. Второй мучитель не стал ждать своей очереди и прыгнул вперёд. Ему удалось сбить Лация с ног. Удар пришёлся головой в живот, и на мгновение у него перехватило дыхание. Но сознание он не потерял. Лёжа спиной на палубе, Лаций успел заметить, как нападавший, приподнявшись на коленях, занёс над ним нож. Руки сами поднялись вверх, защищаясь от удара, и это спасло ему жизнь. Бандит оказался неопытным и спешил убить его как можно быстрее. Поэтому он не смог остановиться даже когда увидел перед собой вытянутые руки. Он обрушил на Лация удар такой силы, что, не подставь тот руки, нож пригвоздил бы его к палубе, как кусок овечьей шкуры, легко и быстро. Однако направление немного изменилось, и лезвие, разрезав кожу от локтя до плеча, звонко вонзилось в палубу. Жгучая боль пронзила плечо, Лаций дёрнулся изо всех сил, и сидевший на нём бандит отлетел в сторону, прямо к телу своего неудачливого товарища. Нож так и остался торчать в доске, войдя в неё почти наполовину. В пылу борьбы Лаций не обратил внимания на рану. Противник привстал и начал вытаскивать из-за пояса второй нож. Лаций среагировал мгновенно – меч вошёл нападавшему в спину ещё до того, как тот успел выпрямиться и напасть на него. Вокруг сразу же столпились новобранцы.

– Назад! – резко приказал Лаций. – Ты и ты, – он ткнул мечом в сторону тех, кто стоял ближе всех, – поднимите его. Осторожно, он ещё жив. А ты, – он кивнул ещё одному новобранцу, – бегом неси воды. Побольше. Будешь поливать на голову старику. Второго свяжите!

Все кинулись выполнять команды. Новобранцы прислонили живого разбойника к стене, а Лаций в это время наклонился и разрезал верёвки на руках и ногах жертвы. Это был тот старик, которого он видел накануне с мальчиком у трапа. Подтащив к стене, новобранцы усадили его рядом со связанным бандитом. В это время прибежал человек с водой. Он стал поливать старика, но тот никак не мог открыть глаза, хоть и пытался что-то сказать.

– Подожди! – сказал Лаций. – Займись пока этим, – он кивнул на разбойника. Тот послушно перенёс струю воды на другую голову. Убийца сразу же пришёл в себя. Он дёрнулся, чтобы встать, но верёвки не дали ему этого сделать.

– Ну, и кто ты такой? – раздражённо спросил Лаций. Разбойник бросил взгляд в сторону и увидел тело своего товарища. Большая лужа крови расползалась под ним по палубе во все стороны. Он перевёл взгляд на окровавленный меч Лация, и в его маленьких, немного косящих глазах застыл страх. – Говорить будешь? – Лаций тоже заметил этот страх и положил меч ему на плечо. Красные волнообразные линии на лезвии стали медленно стекаться к острию, где плавно перекидывались на одежду бандита, впитываясь в грубую шерстяную ткань на плече. Он задрожал, сделал судорожное движение горлом и кивнул. Вдруг глаза его расширись, он открыл рот, чтобы что-то крикнуть, но не успел. Его взгляд указывал куда-то за спину Лация. Раздался глухой звук удара, и глаза разбойника, застыв, стали покрываться серой дымкой. Голова упала на грудь и ткань на груди начала темнеть. «Стрела?!» – мелькнуло в голове у Лация. Нет, из груди торчало небольшое лезвие, почти без рукоятки. Он вскочил на ноги и обернулся. Толпа новобранцев испуганно расступилась, пропуская какого-то невысокого человека в темной одежде. Его лица почти не было видно, но Лаций готов был поклясться, что знает его. В руках у незнакомца блеснуло лезвие, и второй нож со свистом врезался в то место, где только что сидел избитый до полусмерти старик. Лаций обернулся. Старик был без сознания, и когда его перестали поддерживать под руки, его тело наклонилось вперёд и, не встретив препятствия, завалилось на палубу. Нож торчал как раз у него над плечом. Это его спасло. Было видно, что лезвие вошло глубоко в стену. Как будто его всадили туда молотом. Но у убийцы могло быть много ножей. Теперь Лаций знал это точно. Он бросился к старику и оттащил его в сторону. Как раз, когда ноги старика спрятались за канатами, в стык между стеной и полом вонзился огромный нож с двусторонним лезвием. Таким можно было перерезать человека пополам, или отрубить руку.

– Хватайте его! – заорал Лаций, видя, что новобранцы всё ещё пребывают в шоке. Неожиданное нападение застало их врасплох. – Что вы смотрите, хватайте его!

Люди заволновались, заметались из стороны в сторону, но никто не осмелился даже приблизиться к незнакомцу. Лаций выбежал на палубу и увидел, что тот стоит спиной к борту, держа в каждой руке по ножу.

– Ну, кто хочет проглотить яркую рыбку? – с издёвкой спросил он. Зловещая улыбка перекосила его лицо, и маленькие чёрные глаза быстро пробежали по передним рядам, ожидая любого неудачного выпада с их стороны. Горбатый нос дёргался из-за раздувающихся ноздрей, губы брезгливо кривились в непонятной улыбке и на шее торчали вздувшиеся вены.

– Корх, брось ножи! – громко крикнул Лаций и вышел вперёд.

– А-а, это ты, – уголки губ опустились вниз, и две глубокие линии пролегли вдоль щёк от глаз к подбородку. – Не надо, Лаций! Ты же знаешь, нож летит быстрее меча. И дальше. Тем более что теперь я тебе ничего не должен.

– Брось ножи, Корх! – жёстко повторил он.

– Зачем? – весело ответил бывший товарищ. Его спина коснулась борта, и он краем глаза покосился на воду. – Они мне ещё пригодятся, – добавил он. – Рыбку половить. Или, вдруг, если от дураков придётся отбиваться, – с этими словами он спокойно засунул их за пазуху и с лёгкостью перепрыгнул через борт. Толпа ахнула, Лаций кинулся к борту, но Корха уже нигде не было видно. Лука и стрел на корабле не было. Копья – тоже. Он стукнул ладонью о борт и зло выругался.

– Пусть Парки вырвут у тебя печень и скормят её голодным собакам! – Лаций знал, что кровь на корабле в день отплытия считалась на Сицилии недобрым знаком, и поэтому предполагал, что многие новобранцы могут выразить своё недовольство. В любом виде. Надо было срочно поговорить с капитаном.

– Вон он! – крикнул кто-то из-за спины. Лаций посмотрел в ту сторону и увидел над водой голову. Корх плыл к берегу. От кормы до него было десять—пятнадцать шагов. Он не торопился, зная, что погони не будет.

– Сволочь! – раздался за спиной голос капитана. Лаций резко повернулся, готовый наброситься на того с самыми неприятными словами, но у Агриппы и без того был вид побитой собаки. К тому же, он был сильно расстроен. – Обе лодки пробиты, – добавил он сквозь зубы, глядя в сторону, как будто не хотел смотреть Лацию в глаза. – Дырки в пол-локтя. Ночью продолбили! – он поджал губы и хотел что-то добавить, но только покачал головой. Лаций держался за плечо – нож оставил глубокий след. Кровь просачивалась сквозь пальцы и капала на палубу. Он пока ещё не чувствовал боли и слабости. – Не спешит. Знает, что не поплывём, – сказал капитан. – Лодки ночью пробили.

– А из твоих, что, никто плавать не умеет? – с раздражением спросил Лаций.

– Шутишь? – с удивлением покачал головой капитан. – За этим человеком никто не поплывёт. Неохота кишки сардинам скармливать.

– Понятно. А что ж тогда этот старик сделал, что его чуть не скормили сардинам? – он повернулся к Агриппе и вопросительно поднял брови вверх.

– Смотри, у тебя кровь, – не ответил тот. – Надо руку замотать!

– Что? Проклятые Фурии, да. Немного щиплет. Давай, – согласился Лаций.

– За борт их! – резко рявкнул Агриппа двум матросам, которые тупо глазели на трупы. – Палубу вымыть, старика несите ко мне в каюту. Живее! Я сейчас буду.

Матросы бросились выполнять приказ. Агриппа не любил шутить. Мог и высадить, если человек не понравится. В любом месте. Даже посреди моря. Это знали все.

Они отошли на нос и сели. Лаций вопросительно посмотрел капитану в лицо. Тот скривился и неуютно покрутил головой, как бы стараясь почесать ухо плечом. Ему принесли куски парусины и какие-то другие тряпки. Другой матрос незаметно подсунул под руку мешок с водой. Агриппа молча стал промывать Лацию рану и стягивать её тканью.

– Они ночью пришли, – наконец произнёс он. – Дали денег. Я отказался. Сказали, что утром надо будет поговорить с Борхеосом. Я сразу понял, зачем. Но они просили не говорить, что пришли. И ещё Корхеос дал слово, что никого трогать не будет. Вот и всё.

– А что ж ты мне тогда не сказал, а? – с нескрываемой досадой спросил Лаций.