Текст книги "Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки"

Не надо «медляков», даёшь ударный металл!

На работу я выскочил прямо с нижегородского поезда, очень надеясь, что утомительного чернушного бреда, коего в полном объёме я наслушался в безумном вагоне, больше не будет. И почему человек всё время ошибается и каждый раз так жестоко?

В отделе «хай-энда» уже сидел огромный старикан с неестественным неприятным румянцем. Он был в жутковатом овчинном тулупе и весь какой-то чересчур. Размахивал здоровенными ручищами, пальцы-сардельки которых временами сжимались в кулаки, размером в пивную кружку, и тогда он опасно задевал стеклянные полки, сшибал рукавами предметы и, главное, противногромко нудел, голосил и вещал. Было совершенно очевидно, что он давно на пенсии и никаких четырёхсот тысяч (цены самой дешёвенькой безделицы в отделе) у него нет и быть не может. Как и той малости, что позволяет обыкновенному тривиальному человеку мыться, чистить зубы, стирать бельё, курить не только махру и опохмеляться не с восьми утра.

Почему, почему, я вас спрашиваю, мои сердечные соседи уважительно беседуют с этим чучелом на предмет «недостаточно плавного перехода со средней «частотки» на высокую»? Дома у него, безусловно, музыкальный комплекс «Вега», состоящий из вечно ломающегося «кассетника», винилового проигрывателя, на головку которого приходится укладывать разновесные ластики, чтобы не было непредсказуемых скачков иглы, и пары колонок с отходящими контактами в проводах. Провода приходится нещадно гнуть в разных местах, чтобы экспериментально найти точку разрыва, и сомнительного качества звук вновь полился из «совдеповской» дрянной акустики. Элементарно запаять их не представляется возможным по причине массовости перебитых мест, а починить «кассетник» и «вертушку» не смог бы даже гениальный инженер и ученый Тесла, ибо это одна из великих загадок советской электроники и техники вообще.

Убеждён, что в богатейшей его коллекции мириады заезженных кассет с «личными подборками лучшего» из Поля Мориа, Фаусто Папетти, Сэма Тейлора, Джеймса Ласта и других «выдающихся джазменов». Так, кстати, он сам блестяще охарактеризовал этих более чем средних пошловатых «эстрадников», символов благополучия брежневской эпохи. Из винила, полагаю, в обязательном порядке имеется полный джентльменский набор из куцых пластинок фирмы «Мелодия». Словом, «меломанище» с большой буквы «Мэ» оккупировал помещение надолго, наполнив его ароматами отсутствия душа, личной гигиены и наследивший так, будто стадо шустрых поросят пару недель, весело прихрюкивая, резво возилось во время дождя.

Братцы, я, правда, очень устал… Я, беспрерывно «бухаючи», не спал ночь и всё утро трясся в душном вагоне с фантастического бодуна в компании трёх безумных старух. А теперь это чучело со вкусом пристает и ко мне, требуя показать ему японские оркестры, «джазовые стандарты в современной обработке» и недорогого Челентано. Я, мать его, нахожу ему всё, но каждый раз ловким манером им изыскивается какая-то мелочь, что напрочь рушит вероятность покупки: «Ох, тут в основном саксофон, уж очень много его у меня… А тут одни иероглифы, имён-то не различу. Вот! Челентано хорош, но тройник… Небось, сборник? Не, не пойдёт, что ж я сборники брать буду! Так, чего бы ещё спросить…». Как пройти в библиотеку, старый ты хрен!!!

Помучивши меня всласть, он возвращается к заскучавшим было по интереснейшему собеседнику специалистам по элитной аппаратуре. Но на этот раз беседа приобретает медико-эзотерическую направленность. Неизлечимые болезни и внезапные смерти, переломы костей и вывихи мозга, запоры, и, наоборот, седина в бороду и бес в ребро… Я срочно напяливаю наушники и врубаю новый отличный Soundgarden и погромче, хотя пять часов подряд до этого был вынужден на предельной громкости слушать «старую харду́», дабы доисторические причитания бабок-попутчиц не проникли в меня удушающим ядом. Какое-то время злобно пишу всё это, чтобы хоть как-то защититься от атаки вампирического безумца… Ненадолго музыка в ушах затихла, ведь должна же быть пауза между песнями, и этого, увы, не избежать, и я снова услышал унылое и занудное: «А значить на ночь другой стакан отвара, а на ноги одним стаканом не обойдёшься… Оборачиваешь бинтом…». Б…я, безумие!!! Когда провалишь, дядя?

Такие же три весьма опасные для психического здоровья старушенции ехали рядом со мной в утреннем поезде. Одна, самая старшая мегера, и две её здоровенные ведьмы-дочки. Если «дочуркам» на вид было от шестидесяти, то представьте, какова была «зрелая мамочка». Увлекательные беседы за онкологию, очистку кишечника, по подробностям ухода за умирающими звучали ровно ПЯТЬ часов, и я вынужденно слышал обрывки этих страшных рассказов во время «медляков». Все ужастики исполнялись бесстрастным тоном, без малейшей жалости к несчастным страждущим, и явно смакуя патологические детали.

Братцы-металлисты, зачем же вы грустите порою и нет-нет, да и «наваяете» душещипательный мотив, это же так тихо! Больше бодрых боевичков с оглушительными припевами, и мы не услышим больше этих некрофильских бабушек и стариканов-меломанов с целительским уклоном.

Великая группа Nazareth

1985-й год. Задали такую препротивную «домашку»…Нам выдали какой-то очень редкий хренов учебник, один на пятерых! Такая гадость… Нужно тащиться к скучной девчонке из класса, что живёт через подъезд. Кто-нибудь ещё застал восемьдесят пятый, эй, алё? Всё, что не касается книг и музыки, серого цвета, а на душе постоянное чувство тоски и потери. Уныло и обречённо бреду к зубрилке-однокласснице, надеясь на чудо – девчушка «заболела ушами» и из-за компресса не слышала звонка в дверь, взбесилась её любимая такса и выгрызла всю семью, проклятый учебник случайно был вложен в приготовленную стопку макулатуры и продолжил свою жизнь в реинкарнации томика Жюля Верна.

Но чуда, как всегда, не случилось… Плетусь к ненавистному подъезду, нога за ногу, словно на эшафот… Лифт не поедет, потому что неким малолетним вандалом старательно выжжена пластмассовая кнопка. Так и вижу гадкую ухмылку этого гопничка, что упорно тыкал сигареткой в податливый материал, жертвуя драгоценными затяжками ради благородных идей хулиганства. Мужественно начинаю восхождение на далёкий и нежеланный седьмой этаж и вдруг…

О, Небеса, как же щедро отблагодарили вы смешного пацана за чувство долга и похвальную тягу к знаниям! Уже на втором, запретном для советского лифта этаже, я услышал такой волшебной красоты мелодию, спетую волнующе хриплым певцом! Звук был таким «полноформатным», что я сразу авторитетно просёк, что это солидный катушечник классом не ниже «Олимпа», плюс легендарные коричневые колонки АС-90.

Волшебная группа словно была рядом со мной, за одной из сказочных дверей, нужно было только, как в старинной легенде, сделать правильный выбор, и будет тебе Волшебство. Ну а если ошибся, тебе крышка, дядька, извиняй, такие уж в мифах представления о справедливости. Я метался горемычным Иванушкой-дурачком по лестничной клетке, судорожно определяя, откуда доносится изумительной красоты песня, и таки определил.

Сидя на ступеньках лестницы, ведущей на «роковой» второй этаж, я бешено размышлял: «Если сейчас не позвоню в «таинственную дверцу», то навсегда теряю возможность найти эту гениальную банду, а ежели решусь робко поскрестись «в неизведанное пространство», то наверняка выйдет какой-то пузатый мужик и очень даже не поймет, чего хочет эта сопля и по какому праву она смеет вламываться и разевать рот».

Ступеньки были очень холодные, и я всерьёз задубел, решаясь на первый в своей жизни «неадекват». Его, «рокенрольного неадеквата» хватает теперь в моей дикой житухе, а тогда… В общем, я не решился. Прослушав эту потрясающую вещь до конца, я поднялся с колен поклонения перед Прекрасным, и единственное, чем я хоть немного могу оправдать моё салабонское малодушие, было то, что я не пошёл тогда за тем дурацким учебником. Какие тупые уроки, какие гадские учителя могут быть после такого Подарка!

Ещё долго я мучил потом всех знакомых седовласых меломанов красочными описаниями переливов мелодии, жалкими имитациями раскатов могучего сипатого вокала, но до поры всё было безуспешным. И вот, ровно год спустя, ко мне в жадные до новой музыки лапы попала «заветная кассетка», на которой, потрясая мир своими безумными людоедскими криками, я обнаружил Её! Её Величество «Please Don’t Judas Me». Так в мою жизнь навсегда пришли великие люди из «Nazareth».

Какая же дьявольская игра случая произошла с ними, кто должен быть на слуху даже у поклонника «полуавторитета» Звездинского, подобно именам Led Zeppelin и Nirvana! Я настаиваю, это ВЕЛИКАЯ группа, без всяких там скидок и натяжек! И наверное, самая недооценённая на свете… Такая в высшей степени необыкновенная модель хард-рока просто неповторима! Люди, неужели вы не осознаёте, как мало говорите спасибо этим Титанам и Гениям!

В одном из интервью, что жадно слушал я молодым пареньком, замечательный Гарик Сукачёв прокомментировал приезд Назарета в голодную тогда до артистов Россию примерно так: «Не пойду я на них. Вот Роллинги – великий бэнд, временем проверено! А вот «Nazareth»… Прошли годы, и я перестал их слушать, я понял вдруг – эту группу я великой не назову…». Я бесконечно уважаю и люблю Гарика, но за Nazareth буду отчаянно биться до конца!

Вынужденно трудясь на поприще неблагородного торгового ремесла, я не раз «неполиткорректно» срывался на откровенный яростный спор с покупателями. Это происходило в единственном случае. Догадались? Так точно, ежели кто-то из них неосторожно выражал ту же странную точку зрения. Со стороны это выглядело, думаю, «атас – гасите свет!». Я же должен по своему «лакейскому» положению угодливо соглашаться и лицемерно поддакивать любой прихоти Господина Покупателя, только бы «впарить», только бы свершилась Продажа! А тут, раскрасневшийся от несправедливости и обиды за любимого артиста, чокнутый продавец начинает голосить в поэтическом припадке: «Да вы же просто не понимаете, что вы сейчас говорите! Это великие люди, подарившие нам бесценные пластинки!».

И вот, хотя бы тут, в моей маленькой книжке будет восстановлена высшая справедливость. Эй, слушайте все! NAZARETH – ВЕЛИКАЯ ГРУППА!!!

Торговать не умею, возьмите в рок-звёзды

Когда открыл глаза безжалостным утром, то увидел на тумбочке «анорексично» надкусанное печенье и клочок бумаги с очередной странной темой для главы, так что выбирать не пришлось, за меня снова всё выбрали. Искалеченная печенька явственно намекала на то, что вчера снова пил и пил люто… До потери жёсткого внутреннего запрета не есть мучного.

Очаровательные девушки-фотографы изо всех сил стараются запечатлеть лидера Алкоголя «подтянутым секси» и безжалостным губителем женских сердец. Но на фотках я давно уже несколько иной. Как метко и, по обыкновению, без сантиментов заметил друг Валю́шка: «Раньше-то ты был на Мика Джаггера похож, как первый раз встретились, а теперь, скорее… Оззи Осборн!». Грустноватенько… Вот откуда эти унизительные для рокера диеты, которые к тому же соблюдаются, сами видите, как.

Я когда-то читал, что само воплощение мужского очарования Джим Моррисон к 1968-му году с ужасом обнаружил на себе несомненные признаки прибавки веса на округлившемся лице и пивном брюшке. Он в панике кинулся в спортзал, но спохватившись, понял, как недостойно это всё идеального прожигателя жизни. К тому же заставить себя, некрасиво обливаясь потом, трусить по тренажёрной дорожке он просто не смог. Джим, ты молодчик, совершенно сознательно ты превратился к 1971-му году в настоящего бородатого и пузатого берсерка, кубометрами глотающего пиво, вискарь и другие более серьёзные «искривители». А я, слабовольный, всё ещё жалко трепыхаюсь, трясясь над своим, бывшим когда тощим, тельцем.

Ладно, тряпка, сегодня денёк на кефире, так что соберись! Зарядочка тебя ждёт с утра суровая, не для девчонок, жрать будет хотеться потом так, что положенный кефир будет просто инквизиторским издевательством, имей это в виду, фигов физкультурник!

В голодном обмороке «рок-Игоряна» под руки экзальтированные поклонницы доводят до его «кочегарки» – Ветошная, 5/4, виниловый магазин. Там тренинг…

Б…я, вы вообще имеете представление о том, что такое тренинг для наших, «рассейских» торгашей? Дюже богато я навидался этих сатанинских спектаклей…

Существо, со вкусом проводящее всё это безумие, весьма подобно одержимым проповедникам Свидетелей Иеговы. Те же экстатические выкрики, закатывания глаз, повелительные пассы руками, артистическое упоение, наслаждение тиранским управлением безмозглой толпой и… Враньё, лицемерие и фальшь! Цель везде и всегда одна – «впарить» товарец любой ценой!

Как правило, ведущие тренингов по продажам также отвратительно высокоголосы, как и седовласые адвентистские священники. С определённого момента их убеждение в том, что они действительно профессионально знают, как заставить жертву что-то непременно купить, переваливает за все немыслимые пределы. Возомнивши себя отменными актерами оригинального жанра, они впадают в иллюзорное состояние вдохновения. С этой точки накала начинается залихватское подражание манере речи покупателей из различных социальных слоёв, появляются искромётные элементы пародирования. Становится страшно. И противно.

В «артистическом задоре» во время тренинга наш «властитель дум» случайно выдает перебор, которого явно сам от себя не ожидал: «Не делайте скидки! Не делайте! Как только они получат скидку, будут каждый раз требовать ещё, и ещё, и ещё! Лучше даже подарить что-нибудь…». Оторопевшие взоры обучаемых, уже было поверивших в его Дар, пристально впиваются в замешкавшуюся и обмякшую фигуру. «Ну, там, не знаю… Провода…» – робко и смущённо мямлит оступившийся гуру. Собравшиеся в шоке, они-то прекрасно знают, что потом, после такого вот «пацанского подгона», этими самыми проводами они, публично и до кровавых полос, буду отстёганы до патологии жадным хозяином.

Тренинг сорван. Жалко скомкав финал, не глядя в глаза доверчивому кворуму, новоявленный Распутин неловко протискивается между рядами остолбеневших от обмана прихожан. Да, мессианский «Акела промахнулся»! Ну что ж, бывает. Здесь вообще бывает всё что угодно, такое уж странное местечко.

Так и есть, подтверждая мои вещие слова, в зал пробирается ещё один «меломанствующий» паломник. Идёт издалека. Это видно по сбитой обувке, по которой не получится определить наверняка, что это – валенки, унты, сапоги или просто обмотанные полотенцами ноги. Нужно спрашивать… Через плечо обязательная торба из дерматина такого вида и качества, что даже в нашей нищей советской школе не было ни у кого. Ну и, конечно же, очки с диоптриями, где-то «минус тридцать», дужки которых заменяет грязноватая резинка, крепящаяся на затылке.

Вы поймите, братцы, я вовсе не какой-то глумливый мерзавец, взахлёб хохочущий в лицо смиренной бедности, нет! Но как же поразительно, что люди этого сорта так похожи! Долго-долго из хрустящей с мороза котомки выковыривается замызганная записная книжка, испещрённая кошмарным, не поддающимся расшифровке почерком, вдоль и поперёк от титула до форзаца.

Но это ещё не всё… Так же изматывающе медленно из книжки извлекается отдельный список. Вот он! Священный список! Нацелованный! Вожделенный! Эти списки страшно брать в руки, они, без сомнения, ночевали с хозяином неделями в глухой таёжной сторожке… Промаслены они так, будто хранились обычно на верстаке или хотя бы просто в токарном цехе.

Солидно прокашлявшись, он нудно, словно пономарь, с оттяжкой и всласть зачитывает список до конца, совершенно не слыша мои жалкие попытки вести диалог: «Этот есть, в английском издании, первопрессный… Понял, стало быть, не нужно… Ой, и этот тоже, правда японский, в стекле… Ага, стало быть, тоже не подойдёт…». Когда текст, будто великая молитва выговорен, старец снова не слышит меня, он оглушён этими вечными именами, что будет искать бесконечно по страдалице-земле… Какая разница, что добрая половина этих «старпёрских» воинов прог-рока лежит здесь, на пыльных полках! Главное, он сам, нескончаемый и захватывающий дух, поиск! Я, наивный, вновь открываю рот, надеясь донести до этого блаженного, почти святого дяди, что есть, мол, и то и это! Но невидящими глазами поводит он сквозь меня туда, в одному ему ведомое пространство, и печально, но не без торжества молвит: «Ну я ведь, собственно, прекрасно знал, что у вас этого нет… Да и откуда этому у вас взяться-то… Этот ширпотреб-то весь собран давно. Да-а-а… Признаться не знал, что всё так плохо-то у вас! Ну что ж делать, пойду дальше, есть же ведь где-то и приличные магазины, может встречу хоть парочку из раритетов моих…». Так же благолепно размеренно собирается разъезжающаяся на сгибах берестяная грамота, укладывается в столетнюю «записня́гу», которая исчезает затем в пахучей перемётной суме. Он обречённо разворачивается, давая понять мне, «молодому щенку», что осознать даже сотой доли того, что ищет он уж сорок лет, как Святой Грааль, не дано мне, убогому. И бредёт он, шаркая и задевая ногу за ногу до двери, отворяет её и, тяжко вздохнув и чуть задержавшись в проёме на прощанье, пропадает в холодном московском переулке…

Я не прошел торгашеский тренинг, вот вам и закономерный результат! Мне твёрдая двойка, я был беспомощен, как школьник-отличник с первой девицей… Я даже вчера, страшно сказать, жевал печенье на ночь! Безнадёжен, как же я безнадёжен. Джимми, Моррисон, братка, помоги, дай силы не давиться смехом по любому поводу, научи рыжего клоуна пафосу настоящей, прирождённой рок-звезды!

Я знаю всё про то, как создаются рок-группы

Я знаю всё про то, как создаются рок-группы. Вокалистом становится самый горластый и тощий. Гитаристом красавчик, что знает больше всех аккордов. Басистом наиболее упрямый и тщеславный. Барабанщиком – у кого есть ударная установка.

Я никогда не был достаточно тощ и горласт. Миловиден – пожалуй, знал больше двух с половиной аккордов – грешен и тут. Но четыре «мановаровские» октавы и «джаггеровские мощи» – тут я не обольщался никогда. Вот поэтому в беспокойном своём детстве я принял ответственное решение стать гитарным гением, вроде Пейджа, ну а потом, реально оценив свои скоростные данные – просто крутым чуваком, небрежно выдающим скупой лидер-аккорд, то есть минималистом Китом. Лишь несколько позднее, выяснив, что «глубинную суть» моих кривеньких песенок не может донести до народу ни один из дворовых кандидатов, я, скрепя сердце, принялся сам выводить людоедские рулады на пределе возможностей, вплоть до обмороков во время репетиций.

Как же я завидовал бесконечным вокалам Джона и Пола, что молодецки соревнуясь, волшебно перекрикивали друг друга. Но что же делать, ведь были же и другие примеры! Великие юродивые «козлетоны» Джаггера, Дилана, Болана, Роттена и Игги настраивали всё же на оптимистический лад, и я принялся насиловать связки нотами, что технически и элементарно по способностям взять не мог, но… почему-то брал! До сих пор с изумлением я слушаю записи той, боевой поры – как я это делал?!! Молодость, как ни крутите, братцы – превелика штука!

Но трезво понимать разницы между «стильным антивокалом» и шикарными тенорами Леннона и Маккартни я не переставал. Собирал я тогда жемчуга битловских песен по крохам, как одержимый коллекционер. Синглы, редкие сборники и прочие чудеса были тогда для меня, словно кокаин на вино-водочных просторах советской России. Почти все альбомы «самой важной четвёрки на свете» были в моих цепких лапках, и каждая раскопанная новая вещь «Beatles» становилась для меня, не то что праздником, а просто каким-то религиозным трансом.

И вот, чуткое к искусствам дитя, сидючи на полу перед перестроечным телеком, слышит незабываемое вступление к «Don’t Let Me Down»… А дальше эта фантастическая мелодия и беспредельные голосищи, и в первую очередь, конечно, бескомпромиссного Джона! То, что это Битлы, я, естественно, расчухал в секунду, но вот откуда, с какого небесного винила взялась эта роскошь?! И, верите-нет, но потом я плакал, просто истово рыдал от того, что я могу никогда не найти это великолепие и больше не услышать магические голоса богов никогда… Конечно, маленький упрямый мальчик вскорости нарыл чудесные райские кущи, но это чувство безвозвратной потери я не забуду никогда. И даже теперь, когда на фирмо́вом аналоговом виниле я слушаю мою любимицу, я как старый дурак (а он я и есть) плачу, стоя поднимая рюмочку за Гениев!

И ведь до сих пор, словно «фрейдистски» меряясь, сами знаете чем, я ревностно сравниваю голоса современных господ артистов с теми, что горлопанили на всю катушку в шестидесятые-семидесятые. Вот, к примеру, бывший «машинист» Подгородецкий по ящику неожиданно заявил, мол, «Поворот» сочинил я, вначале, правда, в «итальянской» манере, а уж потом «эти двое» в эстрадный шлягер всё и превратили». А потом небрежно запел высоко-высоко и… фальшиво. И после такого вот экспериментального вокального «Поворота» благоговейно зовём мы «выдающего пианиста современности» не иначе, как «московский Поваротти».

Да здравствуют великие вокалисты, вокалисты странные, тенора и баритоны, басы и фальцеты! Теперь-то я знаю точно, что любой из них может быть шедевром, но… Теперь я совершенно не знаю ничего про то, как собираются рок-группы…