Текст книги "Хлеб по водам"

– Спасибо за приглашение, Линда. Но вряд ли получится. Желаю хорошо провести время.

– Буду вам звонить, – пообещала она. – Если увидите Рассела до отъезда в Саудовскую Аравию, передайте, где я, пусть не беспокоится. Я успею вернуться в Париж, и мы все вместе полетим в Штаты.

Стрэнд повесил трубку и вдруг пожалел, что изобрели аэропланы. Поскольку к концу их путешествия начали происходить разные неприятности, он ничуть не удивился бы, если б оно закончилось где-нибудь прямо посреди Атлантики.

Лекарства, которые прописал врач, похоже, помогали, приступы кашля становились все слабее и реже, примерно через сутки температура у Лесли упала. Хейзен не звонил, он даже не попрощался перед отлетом в Саудовскую Аравию. Стрэнд пытался дозвониться Джимми в Нью-Йорк и Кэролайн на Лонг-Айленд, но в обеих квартирах к телефону никто не подходил, и это при том, что, учитывая разницу во времени, он звонил Джимми в семь утра по нью-йоркскому. В загородном доме Хейзена к телефону подошел мистер Кетли и сообщил, что Кэролайн не будет весь день, ее пригласили к кому-то на обед. Если мистер Кетли и знал о замужестве Элеонор, то никак это не прокомментировал.

Большую часть времени Стрэнд проводил в номере рядом с Лесли, много читал, слушал новости и музыку по портативному радиоприемнику, который купил ему Хейзен. По каналу «Франс мюзик» транслировали замечательные концерты – произведения Бетховена, Баха и Шуберта. За долгие века человечеству не удалось изобрести лучшего лекарства, чем такая музыка, и она очень скрашивала их с Лесли времяпрепровождение. Как-то Лесли спросила: не считает ли он, что им следует связаться с мадам Аркур? Стрэнд ответил, что бедняжке надо дать время прийти в себя, залечить раны, а как-нибудь потом, позже, написать ей коротенькое письмецо с выражением дружеских чувств и наилучшими пожеланиями. Но он понимал, что сделать это будет непросто. Он почему-то испытывал чувство вины за то, что оказался за одним столом с мадам Аркур в тот момент, когда на нее напала эта ужасная женщина. Однако он все же написал его и отослал на адрес парижского офиса Хейзена, хотя, вполне возможно, мадам Аркур уже там не было.

На третий день Лесли стало настолько лучше, что она даже смогла выйти и они немного прогулялись, а потом зашли перекусить в ресторане «Максим» – он находился неподалеку от их отеля, прямо за углом. А после отправились в музей, где вдоволь налюбовались солнечной живописью импрессионистов. Потом вдруг Лесли сказала, что неплохо было бы привезти молодоженам подарок из Франции. Они обошли несколько магазинов, но цены везде были просто бешеные. И решили, что по прибытии в Нью-Йорк заглянут в «Блумингдейл»[30]30
  Один из крупнейших универсальных магазинов Нью-Йорка, основан в 1872 г.


[Закрыть] и купят подарок там.

Вернувшись в отель, они обнаружили записку от Хейзена. Оказывается, Рассел звонил, но не застал их в номере и просил позвонить ему в офис.

Стрэнд позвонил из номера. Голос Хейзена звучал отрывисто и сухо. Тон делового человека, подумал Стрэнд.

– Я вернулся несколько раньше, чем предполагал, Аллен, – сообщил Хейзен. – И хотел бы улететь в Нью-Йорк не позднее завтрашнего дня. Сегодня придется задержаться на работе допоздна, но если вы, Лесли и Линда не возражаете, мы могли бы пообедать сегодня вечером в отеле.

– Мы с удовольствием, – ответил Стрэнд. – Но Линда в Мужене.

– Ох уж эта непоседа!.. – раздраженно заметил Хейзен. – Просто не в состоянии усидеть на одном месте. Ладно, позвоню ей сам и скажу – пусть поднимает задницу и мчится сюда, если хочет завтра улететь в Америку бесплатно. – Стрэнд не преминул отметить, как изменился лексикон Хейзена – оставалось лишь надеяться, что не бесповоротно, – со времени той памятной ночи в Туре. – И еще позвоню Конрою – попрошу сообщить вашим детям предположительное время нашего возвращения, чтобы они могли вас встретить.

– Вы очень внимательны, – поблагодарил Стрэнд. – Но передайте Конрою: пусть не пытается застать Элеонор. Несколько дней назад она вышла замуж, в Лас-Вегасе. Сейчас у них медовый месяц, и она не оставила нам никакого адреса.

– Лас-Вегас, Боже ты мой! – пробормотал Хейзен. – Нынешняя молодежь любит откалывать подобные шутки. Ну и как вы это восприняли?

– С трудом.

Хейзен засмеялся:

– Можно понять. Надеюсь, она счастлива?

– Просто в экстазе. Так, во всяком случае, написано в телеграмме. Пока что.

Хейзен снова засмеялся.

– Что ж, в любом случае передайте мои поздравления матери новобрачной. Постараюсь подъехать около девяти вечера. Вас устраивает?

– Будем ждать, – ответил Стрэнд.

– Ну как он? – спросила Лесли, когда Стрэнд повесил трубку.

– Хозяин вернулся, – пробурчал Стрэнд. – И снова взял в руки бразды правления.

* * *

Хейзен опоздал минут на пятнадцать. Когда адвокат вошел в обеденный зал, Стрэнды увидели, что вид у него измученный, под глазами темные круги. Костюм плохо отглажен – можно подумать, он прилетел в нем из Малой Азии и времени переодеться у него не было. Он как будто и побриться не успел, и на щеках и подбородке серебрилась неровная щетина, отчего от былой респектабельности не осталось и следа. И вообще Хейзен напоминал семейный портрет какого-нибудь выдающегося предка, над которым поработали ребятишки-вандалы. Интересно, подумал Стрэнд, поднимаясь ему навстречу, сколько же лет подобной сверхнапряженной жизни может выдержать обычный человек? Но Хейзен тепло и радостно улыбнулся им, обнажив ровные крепкие зубы. Пожал руку Стрэнду и наклонился – поцеловать Лесли в щеку. И только после этого тяжело опустился в кресло.

– Что мне необходимо – так это срочно выпить.

– Вы говорили с Линдой?

– Встречаемся в аэропорту завтра днем. Она, конечно, поворчала, но будет там, никуда не денется. Мартини, пожалуйста, – сказал он подошедшему к их столику официанту.

– Ну, как Саудовская Аравия? – спросил Стрэнд.

– Напрасная трата времени, – поморщился Хейзен. – Иметь с ними дело еще тяжелее, чем с французами. И часы вроде бы у всех есть, а вот сколько времени, похоже, никогда не знают. К тому же у каждого там дюжины родственников, каких-то принцев, проживающих в пустыне. И чтобы добиться хоть самого мизерного результата, приходится посещать каждого и при этом раздавать деньги направо и налево. Лучше бы я действительно поехал на юг с Линдой. Ну а как вы? Как восприняли новость о замужестве Элеонор?

– Со сдержанным оптимизмом.

Хейзен рассмеялся:

– Вообще он довольно славный молодой человек.

– Да, мне тоже так показалось, – заметила Лесли. – Но Лас-Вегас!

– Не важно, как начинается брак, – нравоучительно произнес Хейзен. – Важно, чем и как он заканчивается. – Тут он поморщился, словно подумав о своем собственном браке. И начал потягивать мартини из бокала, который поставил перед ним официант. – То что надо… Знаете, в этой Саудовской Аравии за один несчастный выпитый коктейль вас могут кинуть за решетку или запросто отсечь руку. Как вести дела с такими людьми?.. А многие выходцы из так называемых цивилизованных стран – американцы, англичане, французы, японцы – просто из кожи лезут вон, чтобы угодить им и извлечь выгоду из сотрудничества с этими дикарями. И дело обычно кончается тем, чем кончилось в Иране, – государственным переворотом на религиозной почве. Запомните мои слова. – Он снова с жадностью отпил глоток. – Я уже предупредил всех своих клиентов: пусть инвестируют деньги во что-то более надежное, ну, к примеру, в разработки вечного двигателя. – Адвокат рассмеялся собственной шутке. – Ладно, довольно о моих делах. Вы имеете хоть малейшее представление о том, чем планируют заняться ваши молодожены, где собираются жить, ну и так далее и тому подобное?

– Единственное, что мы узнали из телеграммы, – Элеонор ушла с работы.

Хейзен мрачно кивнул:

– Я так и думал, что это случится. Когда послал этого мальчика в Джорджию.

– В Джорджию? – удивился Стрэнд. – При чем тут Джорджия?..

– Но он, по-моему, и вам говорил, что собирается оставить бизнес отца. И что мечтает издавать газету в каком-нибудь небольшом городке. И что его братья только и ищут предлога, чтобы вывести его из бизнеса…

– Да, припоминаю, – кивнул Стрэнд.

– Так вот, в штате Джорджия есть городок под названием Грэм, маленький, тихий. Но там имеются два довольно крупных предприятия. Одно – электронная компания, а второе – завод по изготовлению упаковочной тары. Оба переехали в Грэм с Севера, после чего город начал стремительно расти и развиваться. А моя фирма защищала там интересы редактора и издателя маленькой ежедневной газеты, которых привлекли к суду за какие-то мелкие нарушения. Короче, я съездил туда сам и выиграл процесс, мотивируя тем, что газета эта по сути своей независима, подчеркнул важность подобных изданий, что мы победим, ну и тому подобное. И еще подружился с редактором – он сам родом из Джорджии, учился в колледже в Афинах… Но вообще-то он тертый калач, крепкий орешек и мне понравился. Так вот, ему кажется, что он стареет и теряет хватку, эта ежедневная рутина начала сказываться на его здоровье. И тут вдруг он сваливается на меня словно снег на голову и спрашивает, не знаю ли я какого-нибудь способного и амбициозного молодого человека, который мог бы взять на себя всю ответственность, тянуть лямку и делить с ним доход. Ну и чтобы у него имелась для начала хотя бы небольшая толика денег. Так получилось, что буквально за пару дней до этого я случайно встретился с Джанелли и Элеонор в баре, сидел и выпивал с ними, и Джанелли рассказал мне о своей мечте. Элеонор тогда говорила, что ни за что не расстанется с Нью-Йорком, но, как известно, любовь побеждает все, так утверждали древние римляне. И насколько я понимаю, именно поэтому она оставила свою работу. Полагаю, что на моих друзей из Грэма ваш зять должен произвести самое благоприятное впечатление.

– Джорджия! – воскликнула Лесли примерно тем же тоном, каким совсем недавно, получив телеграмму, произнесла «Лас-Вегас!».

– Очень славный, чистенький, маленький городок, – заметил Хейзен. – Вам бы он понравился. – Он улыбнулся. – По крайней мере с неделю там вполне можно протянуть.

– Сомневаюсь, чтобы Элеонор хватило так надолго. – Лицо Лесли помрачнело. – Просто не представляю ее блуждающей по сосновым рощам… И это после Нью-Йорка.

– Нам, северянам, пора привыкать к мысли, что цивилизация не кончается за пределами города Вашингтон, округ Колумбия, – возразил Хейзен. – И не стоит смотреть на случившееся так мрачно, Лесли. Это еще не конец света. Даже если там не сложится, оба они молоды и сильны и вполне могут попробовать себя в чем-то другом. По крайней мере они не будут терзаться потом мыслью: «У нас был шанс, а мы оказались трусами и его упустили». Кстати, о шансах… Примерно месяц назад или около того мадам Аркур предложили работу: преподавать международное право в Университете Джорджа Вашингтона. И вот сейчас она решила принять это предложение. – Хейзен произнес это вскользь, как бы между прочим, словно речь шла о малознакомом человеке.

– Уверена, она будет пользоваться бешеным успехом на правительственных приемах, – заметила Лесли.

Хейзен подозрительно покосился на нее, не без основания полагая, что тут кроется некий ехидный намек. Но Лесли лишь мило улыбнулась ему.

Официант, стоявший возле стола в ожидании, когда беседа наконец прервется и можно будет предложить гостям меню, воспользовался паузой. Хейзен раскрыл свое, секунду смотрел, затем бросил на стол и поднялся.

– Прошу меня извинить, – сказал он. – Я слишком устал, чтобы есть. А если выпью еще бокал, меня придется выносить отсюда. Так что пойду прилягу. День выдался такой долгий и трудный. Думаю, завтра вам надо быть готовыми примерно к половине одиннадцатого. Надвигается какой-то неблагоприятный погодный фронт, так мне сказали, и вполне возможно, что в середине дня аэропорт будет закрыт. Рад, что вы выглядите так замечательно, Лесли. Спокойной ночи и приятных вам снов. – И с этими словами Хейзен направился к двери. Плечи чуть сгорблены, голова опущена. Он казался много старше своих лет.

Стрэнды заказали обед и съели его в полном молчании.

С Линдой они встретились в аэропорту. Выглядела она хорошо, загорела и посвежела, но казалась взволнованной.

– Терпеть не могу спешки и перемен в расписании, – пожаловалась она. – Уверена, что упаковала совсем не те вещи, что нужно. И знаете, мне не понравился Рассел. Обычно он надежен, как швейцарские железные дороги. – Торопливо поцеловав ее и бросив: «Рад видеть, что ты успела», – Хейзен тут же исчез – пошел звонить в свой офис.

День выдался серенький, то и дело принимался моросить мелкий дождь, и на летное поле обрушивались резкие порывы ветра. Они шли к самолету, и Стрэнд с сомнением поглядывал на затянутое тучами небо. Погода соответствовала его настроению. Надвигается какой-то неблагоприятный погодный фронт, вчера предупредил Хейзен. Вполне возможно, что перелет окажется сложным. Солнышко отказалось отметить последний день их каникул. Они забрались в маленький, сверкающий чистотой самолет, и Стрэнд вдруг напрягся: а что, если Лесли сейчас объявит, что у нее появилось дурное предчувствие? Но Лесли весело болтала с Линдой, и не было ни малейшего признака того, что тысячи миль хмурого неба, которые им предстоит преодолеть, пугают ее.

В полете была всего лишь небольшая болтанка. Лесли с Линдой дремали, Стрэнд читал, а Хейзен пил. Когда они приземлились в Шенноне на дозаправку, Хейзен не стал предлагать им купить подарки без пошлины, Лесли все же приобрела розовую шерстяную шаль для Кэролайн, хотя Стрэнд сомневался, что она пригодится дочери в жаркой Аризоне.

В Нью-Йорк прилетели по расписанию, и Хейзен быстро провел их через таможню. Инспектор, работавший там, взмахом руки пропустил их компанию, не попросив даже открыть сумки. Встречали их Конрой, Джимми и Кэролайн. Увидев дочь, Лесли тихо ахнула. На носу девочки красовалась повязка, лицо отекло, глаза заплыли, а под ними виднелись черно-синие синяки.

– Господи, Кэролайн!.. – воскликнула Лесли, обнимая дочь. – Что с тобой случилось?

– Да ничего особенного, мама, – отмахнулась Кэролайн. – Это только с виду страшно, а на самом деле всего лишь несколько царапин. Вечером на днях Джордж вез меня домой, и какой-то идиот врезался в нас сзади, когда мы остановились на красный свет. Ну, я ударилась о панель управления.

– Так и знала, что тебя нельзя отпускать с этим парнем, – проворочала Лесли. – Водит машину, как полный придурок.

– Но он совсем не виноват, мамочка, – возразила Кэролайн. – Мы же стояли.

– Все равно, – сказала Лесли.

– Не принимай близко к сердцу, мам, – вмешался Джимми. – Подумаешь, делов-то, какой-то синяк под глазом!

– Это далеко не пустяк, молодой человек! – наставительно проговорила Лесли. – Она могла изуродоваться на всю жизнь!

– Но ведь не изуродовалась же, – сказал Джимми. – Ну, как поездка?

– Замечательно, – поспешил ответить Стрэнд. Ему хотелось избежать семейной ссоры в присутствии других людей.

– Вы были у врача? – спросил Хейзен.

– Не нужен мне никакой врач, – ответила Кэролайн и надулась, точно ее несправедливо выбранили за что-то.

– Конрой, – сказал Хейзен, – на остров мы сейчас не поедем. Отправимся в Нью-Йорк, покажем эту юную леди хорошему врачу. Фамилия его Леард, он спец как раз по такого рода травмам.

– Почему бы еще не вызвать «скорую», с сиреной и реанимационным оборудованием? – саркастически заметила Кэролайн. – И не отвезти изуродованную до полной неузнаваемости молодую и прекрасную жертву катастрофы в больницу, где ее уже поджидает целая команда экспертов по вправлению костей и операциям на открытом сердце?

– Не умничай, Кэролайн, – сказала Лесли. – Мистер Хейзен абсолютно прав.

– Вы все просто с ума посходили, – тоном капризной маленькой девочки протянула Кэролайн. – Столько шума из ничего. И потом, это случилось больше суток назад и я, как видите, все еще жива.

– Довольно, – строго сказала Лесли. – Помалкивай и делай то, что тебе говорят.

Кэролайн скроила жалобную гримаску.

– Но я просто ненавижу врачей, – канючила она. Тут Лесли крепко взяла ее под руку, Хейзен подхватил под другую, и вдвоем они потащили девочку к выходу. Стрэнд, Джимми и Линда замыкали шествие.

– Знаешь какие-нибудь подробности? – спросил Стрэнд Джимми.

– Никаких. И вообще я узнал об этом всего минут пятнадцать назад, когда мы встретились здесь. Я приехал из Нью-Йорка, а Конрой привез ее с острова. Мать вечно раздувает истории из-за всяких пустяков. А Хейзен просто хочет лишний раз показать, насколько он значимая и незаменимая персона, и, как всегда, контролировать ситуацию.

– Что ж, – заметила Линда, – слава Богу, что зубы не потеряла. У нее такие красивенькие зубки.

– Попрошу Конроя подбросить меня до офиса, – сказал Джимми. – Я обещал вернуться через пару часов.

– Ты не считаешь, что должен остаться с сестрой в такой момент? – поинтересовался Стрэнд.

– Да брось ты, папашка, – отмахнулся Джимми. – Из-за какого-то синяка под глазом?..

– Ну а как дела на работе? – осведомился Стрэнд, решив сменить тему, поскольку ссориться с сыном ему вовсе не хотелось. Ему ни разу не удавалось выиграть ни одного спора с ним, с тех пор как Джимми исполнилось двенадцать.

– Да пока только осматриваюсь, – ответил Джимми. – Спроси лучше Соломона, ему виднее. Но что бы он там себе ни думал, лично мне нравится моя работа.

Стрэнд хотел было сделать сыну замечание. Ему не нравилось, что тот опускает слово «мистер» перед фамилиями Соломон и Хейзен. Но тут он вспомнил о телеграмме Элеонор. Он совершенно забыл о ней в суете и спорах о ранении Кэролайн.

– Ты Элеонор видел? – спросил он.

– Нет. – Джимми помотал головой. – На прошлой неделе говорили по телефону.

– И что она сказала?

– Да ничего особенного. – Мальчик передернул плечами. – Все как обычно. Ей почему-то показалось, что я плохо выспался, какой-то не такой, видишь ли, у меня был голос. Знаешь, иногда мне кажется, она воображает себя моей матерью, а не сестрой.

– А о свадьбе своей она ничего не говорила?

– С чего бы? – искренне удивился Джимми.

– Да с того, что четыре дня назад она вышла замуж. В Лас-Вегасе.

Джимми резко остановился.

– Господи Боже! Да она, должно быть, напилась! А она сообщила, как, что и почему?

– О таких вещах люди обычно не сообщают в телеграммах, – сказал Стрэнд. – Похоже, неделя у членов нашей семьи выдалась напряженная.

– Дела… – протянул Джимми и удрученно покачал головой.

Они вышли на улицу. Конрой укладывал сумки и чемоданы в машину.

– И где же они сейчас? Надо бы позвонить, сказать, что любящий братец желает ей счастья.

– В том-то и дело, что звонить некуда. Она не оставила ни телефона, ни адреса.

Джимми снова затряс головой.

– А она, оказывается, не проста, наша девочка. Ох, не проста… – Он нежно дотронулся до руки отца. – Я бы на твоем месте не очень переживал, папашка. С ней все будет в порядке. И он тоже вполне ничего, этот парень, Джузеппе. Должно быть, им видней. Скоро будешь нянчить на коленках целый выводок эдаких ангелочков-бамбини.

– Жду не дождусь, – буркнул Стрэнд, забираясь в большой «мерседес», где уже сидели все остальные.

Кэролайн сжалась в комок, упрямо и злобно поджав губки, и вид у нее при этом был карикатурный – повязка на носу и заплывшие глазки. Стрэнд перегнулся через спинку сиденья и поцеловал ее.

– Милая моя малышка, – нежно произнес он.

– Да оставьте вы меня в покое! – нервно отшатнулась от него дочь.

И не слишком веселая компания тронулась в огромном автомобиле в сторону города.

Когда машина пересекла мост и оказалась в Манхэттене, Стрэнд вдруг осознал, что со времени, когда Хейзен впервые ввалился к ним в квартиру, избитый и весь в крови, ему приходилось обращаться к врачам чаще, чем когда-либо в жизни.

Глава 3

Естественно, подумал Стрэнд, слушая, что в торопливой и несколько небрежной манере, свойственной лучшим специалистам в своей области, говорит ему врач, вполне естественно, что дело обстоит куда хуже, чем кажется. Ибо в жизни его, похоже, настал период, когда решительно все обстояло хуже, чем казалось на первый взгляд.

– Кость расщеплена на мелкие фрагменты, левая носовая перегородка блокирована, – объяснил врач Стрэнду и Лесли в своем большом элегантном кабинете на Парк-авеню, куда он пригласил их, взглянув на рентгеновские снимки и осмотрев Кэролайн, которая осталась в соседней комнате с ассистентом. В данный момент ей накладывали свежую повязку и брали анализ крови. – Боюсь, что это означает одно: необходима операция, – заключил доктор. Его это, похоже, ничуть не пугало. Сформулировано безупречно, отметил Стрэнд, со всеми положенными вежливыми и безликими оборотами. – Правда, придется подождать несколько дней, пока не спадет опухоль. Я зарезервирую операционную. В том случае, разумеется, если вы согласны.

– Конечно, – сказала Лесли.

Стрэнд молча кивнул.

– Накануне ей придется остаться в больнице на ночь, – добавил врач. – Вам совершенно не о чем беспокоиться, миссис Стрэнд.

– Мистер Хейзен уверил нас, что она попала в самые надежные в этом смысле руки, – сказала Лесли.

– Добрый старина Рассел… – Доктор Леард улыбнулся. – Тем временем я бы рекомендовал уложить нашу юную леди в кровать и проследить за тем, чтобы она соблюдала постельный режим. Вы сами собираетесь остаться в Нью-Йорке или отправитесь на остров к Расселу?

– Мы будем в Нью-Йорке, – поспешно ответила Лесли.

– Очень хорошо. Чем меньше она будет двигаться, тем лучше. – Доктор поднялся, дав понять, что разговор окончен. У него не было времени на пустую болтовню. – Позвоню вам, как только договорюсь с больницей Леннокс-Хилл – это здесь рядом, прямо за углом, на Семьдесят седьмой, – и скажу, когда вы должны привезти нашу юную леди. – Он проводил супругов в приемную, где ждали Линда и Хейзен. Миссис Робертс нервно листала журнал, адвокат с окаменевшим лицом смотрел в окно.

– Рассел, – сказал врач, – я могу перемолвиться с вами словечком у меня в кабинете?

Хейзен последовал за ним. Линда отложила журнал и вопросительно уставилась на Стрэндов.

– Кое-какие осложнения, – сказал Стрэнд. – Нужна операция.

– О Господи! – воскликнула Линда. – Бедная девочка!..

– Беспокоиться не о чем, так, во всяком случае, уверяет врач, – сказала Лесли. – А он, похоже, знает свое дело.

– Он сообщил это Кэролайн?

– Еще нет.

– Надеюсь, она не слишком огорчится?

– Думаю, нет. Когда узнает, что сможет нормально дышать только после операции. Она разумная девочка и все поймет правильно, – спокойно заметила Лесли.

Они все еще ждали Кэролайн, когда в приемной появился Хейзен. По выражению его лица невозможно было понять, что являлось темой приватной беседы с врачом.

– Доктор Леард сказал вам нечто такое, чего не мог обсудить с нами? – прямо спросил Стрэнд.

– Ничего сколько-нибудь существенного, – ответил Хейзен. – И потом он слишком занятой человек, чтобы лгать. Нет… Просто он считает, что в случаях, подобных этому, когда речь идет о молоденькой девушке и операция все равно неизбежна, есть шанс сделать параллельно и еще одну, небольшую косметическую, операцию. Если, конечно, пациент не против.

– Что это значит? – подозрительно спросил Стрэнд.

– Ну, усовершенствовать ее носик, сделать его более приятным взгляду с чисто эстетической точки зрения, именно так он выразился. Он делает много косметических операций, и, насколько мне известно, клиенты всегда были им довольны.

– Но почему он не предложил это нам? – спросил Стрэнд.

– Порой, сказал он, родители воспринимают такие вещи слишком болезненно. Это затрагивает их тщеславие. И он счел, что в отличие от вас я не буду возмущаться.

Стрэнд покосился на жену. Та смотрела на Линду, которая энергично кивала головой.

– Разумеется, – добавил Хейзен, – надо прежде всего выяснить, хочет ли этого Кэролайн.

– Я знаю, чего хочет Кэролайн, – вмешалась Линда. – Девочка будет просто в восторге.

– Откуда вы знаете? – совершенно потрясенный, спросил Стрэнд.

– Мы обсуждали это, еще задолго до нашей поездки во Францию, – с вызовом ответила Лесли. – Ну, еще когда Линда впервые заговорила об этом.

– Почему же вы ничего не сказали мне? – удивился Стрэнд.

– Ждали подходящего момента, – ответила Лесли.

– И теперь, значит, считаете, что подходящий момент настал? – Он едва сдержался, чтобы не повысить голос.

– Это сама судьба, – спокойно заметила Лесли. – Возможно, нам следует поблагодарить Джорджа за то, что он так неосторожно водит машину.

– Чушь, – буркнул Стрэнд, без особой, впрочем, уверенности в голосе.

– Аллен, – вмешалась Линда, – что за средневековые предрассудки!

– Одно я знаю наверняка. – Стрэнд почувствовал, что побежден. – Прежде всего я должен поговорить с девочкой сам.

– О, Аллен! – нетерпеливо воскликнула Лесли. – Ты из всего готов раздувать трагедию. Таких операций делается миллион в год.

– Но в моей семье ничего подобного не было ни разу. – И он обернулся к двери одного из кабинетов, откуда в сопровождении ассистента появилась Кэролайн. На носу и над заплывшим глазом были лихо налеплены новенькие нарядные пластыри.

– Как чувствуешь себя, детка? – спросил Стрэнд.

– На последнем издыхании, – криво усмехнулась Кэролайн.

– Не юродствуй. Мы забираем тебя домой. Пошли. – Стрэнд распахнул дверь. Кэролайн, держа мать под руку, вышла, за ними последовала Линда. Хейзен замешкался. – Вы идете? – спросил Стрэнд.

– Да, да, конечно. – Похоже, Хейзен был чем-то смущен.

– Врач сказал вам что-то еще, верно? – спросил его Стрэнд, чувствуя, что окружен заговорщиками.

– О, ничего особенного, – ответил Хейзен. – Расскажу как-нибудь в другой раз.

«Что за день выдался, черт бы его побрал! – думал Стрэнд, пока они с Хейзеном шли к машине, где уже ждали все остальные. – Миллионы людей во всем мире умирают с голоду, убивают друг друга, а мы озабочены лишь одним: стоит ли сделать нос какой-то девчонки на четверть дюйма короче».

В течение нескольких следующих дней в доме Стрэндов творилась невообразимая суета. Лесли начала собирать вещи для переезда в Данбери, и все комнаты были завалены чемоданами, свертками и коробками, а также хрустящей оберточной бумагой для посуды и картин. Почти все время между Лесли и Кэролайн, которая напрочь отказалась выходить на улицу с повязкой на лице, шли долгие споры на тему того, что следует взять с собой, а что выбросить. Они прожили в этой квартире двадцать четыре года, и Стрэнд с удивлением и даже оттенком ужаса отметил, какое несметное количество хлама скопилось в доме за это время. Лесли не разрешала мужу помогать в сборах, мотивируя это тем, что ему нельзя переутомляться, и он часами искал и не мог найти нужную вещь. На Нью-Йорк навалилась удушающая жара, от Элеонор ни слова, помощи от Джимми – никакой. Сын забегал ненадолго время от времени и тут же садился за телефон. И часто, даже толком не поспав, бросался утром бриться и одеваться, а потом убегал на работу. Стрэнда раздражало подобное поведение, но, помня советы врача не расстраиваться и не возбуждаться, он не говорил Джимми ни слова. Заняться ему было нечем, и он часами бродил по улицам Нью-Йорка, посиживал в кафетериях за чашкой кофе и газетами и чувствовал себя одиноким, потерянным и никому не нужным. Позвонил доктору Леарду, узнать, во что обойдется операция Кэролайн. Но самого доктора не застал, секретарша же, которая говорила с ним так, точно ее оторвали от важной операции, сообщила, что этот вопрос «уже закрыт». Стрэнд позвонил Хейзену в офис, чтобы выразить протест, но ему ответили, что адвоката нет на месте. Он был вне пределов досягаемости, где-то за городом.

Стрэнд пересмотрел множество кинофильмов, сидя в прохладной тьме зрительного зала, что позволяло хоть ненадолго передохнуть от уличной духоты, но ни один ему не понравился. В пребывании в Нью-Йорке в августе был один-единственный плюс – перспектива убраться отсюда казалась необыкновенно притягательной. Будь он лет на двадцать моложе, то поехал бы на окраину, остановил бы первую попавшуюся машину и уехал бы куда глаза глядят – так иногда думал Стрэнд…

Как-то днем, гуляя по городу, он вдруг понял, что забрел на улицу, где жила Джудит Квинлен. Он едва поборол искушение войти в ее дом и нажать кнопку звонка. Среди фильмов, которые он смотрел, было немало из разряда «крутого порно». Снятые по последнему слову техники, они лишь усугубляли ощущение дискомфорта и растерянности, который он испытывал последние дни, добавляя к ним совершенно дикие эротические видения. Едва коснувшись кнопки, Стрэнд тут же отдернул руку, представив заголовки в газетах: «ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ НАЙДЕН МЕРТВЫМ В ПОСТЕЛИ СВОЕЙ ЛЮБОВНИЦЫ». Нет, не ту он жизнь прожил, чтобы закончить ее вот так. И он опустил руку, направился в парк и долго сидел на скамейке, наблюдая за голубями, на которых, похоже, жара не влияла вовсе.

За день до операции Кэролайн Джимми съехал с квартиры. Нацарапал на клочке бумаги свой новый адрес: пансион «Лэнгмен» на Восточной Пятьдесят третьей. Там ему будет удобнее, объяснил Джимми, это место находится неподалеку от офиса Соломона. Он не стал вдаваться в подробности, даже не сказал, кому именно принадлежит пансион – мисс Лэнгмен, миссис Лэнгмен или мистеру Лэнгмену, а Стрэнд с Лесли так растерялись, что не спросили. И еще Джимми заявил, что пора избавляться от старой квартиры. Жить здесь – это все равно что тащить на своей спине 1890 год, как он выразился. Стрэнду вспомнились все радости и печали, которые довелось пережить в этих просторных обветшавших комнатах, – крики детей, звуки пианино, тихие дни за чтением книг, аппетитные запахи с кухни, – и велел сыну заткнуться.

Они с Лесли отвезли младшую дочь в больницу на такси. В тот день шел дождь. Кэролайн была весела и беспечна, как будто собралась на танцы. «Интересно, – подумал Стрэнд, – узнаю ли я свою дочь после операции?..» И тут вдруг вспомнил, что так и не проконсультировался с лучшим специалистом в своей области относительно формы ее нового носа. Каким он будет? Римским, курносым, лопаточкой, как у Гарбо, как у Элизабет Тейлор, у герцогини Альба, у мадам Аркур?..

И вообще, как девочка будет выглядеть с этим своим новым носом? Ведь лицо, что бы там ни говорили, отражает характер человека. Отец любил Кэролайн такой, какая она есть, считал ее красавицей и знал, что и она тоже его любит.

Разве не отказалась она от единственной страсти в своей жизни, тенниса, в детском порыве спасти ему жизнь, принеся жертву неким неведомым богам? Сможет ли она в новом своем обличье сделать нечто подобное?..

Лесли, так и излучавшая спокойствие, сидела по другую сторону от дочери, время от времени ободряюще похлопывая Кэролайн по руке. Неужели он прожил целых двадцать пять лет с женщиной, у которой напрочь отсутствует воображение? Ему страшно хотелось, чтобы Элеонор была здесь. Она обязательно болтала бы о разных пустяках, острила и тем самым успокоила бы его. Он расценивал ее отсутствие как предательство. Оказывается, любовь способна разрушить всякое чувство ответственности. Ничего, когда она наконец появится, он скажет ей пару ласковых. Стрэнд проклинал день, когда полез купаться в этот чертов океан. Теперь, с оттенком жалости к себе подумал Стрэнд, он отброшен на обочину жизни.