Текст книги "Хлеб по водам"

– Как говорит пословица, – заметил Стрэнд, – умен не по годам. Точнее, не по возрасту порочен.

– Он сказал, что эти две книги сформировали основу современной литературы. И что игнорировать их – значит оскорблять интеллектуальные способности учащихся и отрицать значение секса в жизни современного общества. Где только он набрался этих идей?

– В публичных библиотеках, где же еще…

– Жаль, что у нас нет курса для более продвинутых учащихся, – сказала мисс Коллинз. – Я бы с удовольствием рекомендовала его. Возможно, он даже своего рода гений. Но мне никогда прежде не доводилось сталкиваться с гениями. И если честно, предпочитаю обходиться без них.

– Не принимайте близко к сердцу, – попытался успокоить ее Стрэнд. – С его темпераментом он наверняка вляпается в какой-нибудь скандал, и его исключат.

– Жду не дождусь, – ответила мисс Коллинз, и впервые за все время разговора в голосе ее прорезались решительные нотки. Она печально поплелась на следующий урок, а Стрэнд с облегчением мысленно отметил, что по крайней мере в этом семестре Ромеро заниматься у него не будет.

В обязанности Стрэнда входила проверка комнат мальчиков два раза в неделю. Он предпочитал делать это в их отсутствие. Комнаты разительно отличались. Одни содержались в безупречном порядке – можно было подумать, что тут проживает какая-нибудь старая дева. В других же, напротив, царил сущий бедлам. Комната на верхнем этаже, где обитали Ромеро с Роллинзом, была достаточно чисто прибрана, но различия между двумя ее половинами настолько бросались в глаза, что, казалось, между уголком Роллинза и уголком Ромеро возвышается некая невидимая стена. Постель Роллинза была застлана ярким покрывалом с индейским рисунком. В изголовье лежала темно-бордовая подушка с вышитой посередине желтыми нитками крупной буквой «W» – знак почета, которого он удостоился за игры в прежней школьной команде[36]36
  От слова «winner» (англ.) – «победитель».


[Закрыть]. На столе в толстой серебряной рамочке красовалась цветная фотография пожилой чернокожей пары, угрюмо уставившейся в объектив. Стояли они у крыльца белого деревянного дома, в верхнем углу виднелась надпись: «От мамы и папы, с любовью». Рядом стояла фотография хорошенькой и улыбающейся чернокожей девушки в купальнике. Наискось шла надпись, сделанная аккуратным девичьим почерком: «На добрую память, Клара». На стене висел снимок четырех огромных ухмыляющихся парней, самым мелким из них был Роллинз. На всех красовались спортивные футболки с какими-то буквами, все четверо, несомненно, были братьями. Роллинз держал в руках футбольный мяч, парень рядом – бейсбольную биту, двое других братьев – мячи для игры в баскетбол. Тем самым как бы подчеркивалось, что достижениями они блистали не в одном виде спорта. То были явно добродушные, но внушительного вида парни, и сразу становилось ясно, что даже самый задиристый сосед никогда не станет вступать с ними в спор.

Над кроватью к стене была приклеена афиша, анонсирующая концерт Эллы Фицджеральд; рядом на тумбочке высилась целая гора кассет и стоял магнитофон, который, как уже знал по опыту Стрэнд, гремел на полную катушку. На маленькой полочке внизу лежали журналы «Плейбой». И в других комнатах Стрэнд видел журналы с голенькими девочками, но там их прятали – обычно под кроватью. Роллинз же, видимо, искренне считал, что прятать тут особенно нечего.

На полке его шкафчика, дверцу которого он беззаботно оставлял открытой и где довольно беспорядочно была развешена одежда, Стрэнд обнаружил с полдюжины упаковок шоколадного печенья. Находка заставила его улыбнуться – он представил себе, как ночью, побуждаемый голодом, этот мальчик-гигант встает с постели и, нашаривая путь в темноте, крадется к шкафу, с тем чтобы детские сладости помогли ему продержаться до завтрака.

Половина же Ромеро являла собой полный контраст – здесь обстановка была спартанской. Постель застлана шерстяным одеялом тускло-оливкового оттенка – такие раздавались всем мальчикам – и была заправлена с солдатской аккуратностью. Ни фотографий, ни журналов, а на письменном столе абсолютно ничего, кроме блокнота и стройного ряда остро отточенных карандашей. Точно Ромеро вознамерился не оставлять никаких следов, не давать никому ни малейшего повода приписать ему какую-либо слабость. Одежда в шкафчике развешена невероятно аккуратно; на полке – знаменитое издание 1909 года в семи томах под редакцией Дж. Б. Бьюри «Истории упадка и разрушения Римской империи», стоившее, как знал Стрэнд, немало и очень ценившееся у коллекционеров.

С учетом разницы во вкусах этих двух молодых людей оставалось лишь удивляться, как им удавалось столь гармонично сосуществовать в одной маленькой комнатушке, да еще с удовольствием общаться, что они делали почти все время.

Поражаясь тому, как Ромеро удалось раздобыть столь ценное и редкое издание Гиббона, Стрэнд оставил мальчику записку с просьбой зайти к нему после тренировки. Согласно школьным правилам, Стрэнд должен был выставлять оценку за состояние каждой комнаты в доме и вывешивать этот список внизу, на доске объявлений. Оценку полагалось производить по десятибалльной системе, и он поставил Ролинзу с Ромеро десятку, несмотря на то что в существовании незримой стены, отделявшей одну кровать от другой, было нечто тревожное.

Ромеро вошел в гостиную Стрэнда – свежий после только что принятого душа, как обычно, аккуратно одетый и сдержанный. Стрэнд попросил его присесть и, перед тем как заговорить о книгах, расспросил о том, как идут дела на занятиях и в команде, которая должна сыграть в эту субботу свой первый матч. Ромеро ответил, что на занятиях ему нравится и что он достаточно хорошо успевает. И еще добавил, что вряд ли будет участвовать в первом матче, но тренер ему тоже нравится, пусть даже у того и напрочь отсутствует воображение. А затем с подкупающей искренностью заявил Стрэнду, что уже переговорил с тренером и дал ему понять: если тот не будет выпускать его на поле хотя бы на десять минут, он потерпит еще неделю, а потом просто выйдет из команды и целиком посвятит себя занятиям.

Стрэнд как бы между прочим спросил, нет ли на него жалоб и нареканий, на что мальчишка ответил, что нет. И еще сказал, что получил письмо от мистера Хейзена. Оказывается, тот открыл на его имя счет в школьном банке, с которого он, Ромеро, может еженедельно снимать по десять долларов на карманные расходы. Словом, все как и у других мальчиков. Ромеро написал мистеру Хейзену письмо, в котором благодарил за щедрость. В ответ Стрэнд заметил, что и сам непременно поблагодарит мистера Хейзена при личной встрече, поскольку тот приезжает вместе с его дочерью и женой навестить его в эту субботу.

– Боюсь, и мне придется выступить с небольшой благодарственной речью, – заметил мальчишка и улыбнулся – впрочем, на сей раз без ехидства.

Тут Стрэнд наконец заговорил о книгах.

– Знаешь, – сказал он, – а они действительно очень ценные.

– Разве? – невинно удивился мальчишка. – Что ж, это приятная новость.

– Каким это образом они попали к тебе? – спросил Стрэнд.

Ромеро взглянул на Стрэнда с таким видом, точно примерялся, как лучше ответить.

– Я их украл, – небрежным тоном ответил он. – Пришлось раз девять сходить в букинистический магазин на Четвертой авеню. Ведь брать можно было только по одной книге, иначе сразу бы заметили. – И он холодно и вызывающе уставился на Стрэнда в ожидании комментариев. Стрэнд молчал, и Ромеро добавил: – Эти продавцы в магазинах – им на улице и десяти минут не продержаться. Обчистят за милую душу. Догола разденут, а они и не заметят, пока не схватят пневмонию.

– Ты, очевидно, хочешь сказать, что то был не единственный магазин, который ты обокрал? – спросил Стрэнд.

– Да разве их все упомнишь, – пробормотал Ромеро и встал. – Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, пока ничего, – ответил Стрэнд.

Мальчишка вышел. Стрэнд остался сидеть за столом, глядя в окно, за которым сгущались сумерки. Перед ним встала проблема, которую не хотелось даже пытаться решить. «Мне не следует целиком сосредоточиваться на этом мальчишке, – подумал он. – Мне и без него есть чем заняться и о чем беспокоиться».

В субботу днем, как раз перед обедом, у входа в «Мэлсон-резиденс» остановился огромный «мерседес» с Конроем за рулем. Стрэнд сбежал по ступенькам навстречу Лесли, Кэролайн и Хейзену, которые выходили из машины. В руках у Кэролайн вертелся крошечный черный щенок лабрадора. Стрэнда переполняли чувства, однако он постарался не выказывать чрезмерной радости при виде жены и дочери в присутствии двух мальчиков, которые наблюдали за этой сценой со ступенек.

Какое-то время он избегал смотреть на Кэролайн.

– А где же Джимми? – спросил он. – Я думал, он приедет с вами.

– В последний момент мистер Соломон отправил его в Чикаго, послушать какую-то группу, которая там выступает, – ответила Лесли. – Это означает, что доверие к нему растет, так он, во всяком случае, объяснил мне. Обещал позвонить, как только вернется. Шлет тебе большой привет.

– Что ж, очень мило с его стороны, – суховато заметил Стрэнд. Затем, все еще избегая смотреть на Кэролайн, погладил щенка по спинке и ворчливо спросил: – Где ты его взяла?

– Мистер Хейзен подарил. Два дня назад. В тот день, когда доктор Леард снял повязки. – Она опустила собачку на землю. Затем нервно улыбнулась и, дотронувшись до кончика носа пальцем, спросила: – Ну, как тебе нравится его работа?

– Чудесно, замечательно, – ответил Стрэнд. И подумал, что дочь у него – настоящая красавица; впрочем, он всегда считал ее красавицей. – Выглядит прямо как настоящий…

Кэролайн расхохоталась.

– Ах, папа! Но он и есть настоящий!.. И потом, ты мог бы проявить больше восторга.

– Главное, чтобы тебе нравилось, – сказал Стрэнд. – Интересно знать, что ты сама думаешь по этому поводу.

– Думаю, что гадкий утенок превратился в лебедя, – весело сказала Кэролайн, и они двинулись к двери. – Отбоя от парней теперь просто не будет, вот в чем весь ужас!..

– Не стоит преувеличивать, – заметила Лесли и сурово взглянула на двух мальчишек, которые с неподдельным интересом разглядывали Кэролайн. – Да, операция прошла удачно, но ты пока у нас не кинозвезда. И следует побыстрей избавляться от привычки смотреться в зеркало по сто раз на дню. – Впрочем, говорила она все это с любовью, и Стрэнд заметил, что новая внешность дочери нравится ей не меньше, чем самой Кэролайн.

Однако Лесли не понравилось, в каком состоянии находилось жилье Стрэнда – и это несмотря на то, что миссис Шиллер расставила вазы с цветами во всех стратегических точках гостиной.

– Вот уж не думала, что дом будет выглядеть так уныло, – заметила она. – Хотя, наверное, он станет гораздо уютнее, когда мы перевезем мебель. Покрасить и побелить тоже не помешало бы.

– Поговорю с Бэбкоком об этом, – обещал Стрэнд. – Уверен, школа не разорится, если здесь пару дней поработают маляры.

– Не хотелось бы показаться капризулей, – сказала Лесли, – донимать просьбами с самого начала…

– Я скажу Бэбкоку, что это моя идея, – вмешался Хейзен. – Все покрасим в лучшем виде.

– Время ленча, – сказал Стрэнд. – Нам надо идти в столовую. Я предупредил о вашем приезде, и там накрыли специальный столик для гостей. И для других родителей тоже. Сегодня у нас открытие футбольного сезона, и народ приедет посмотреть на игру. Кстати, Рассел, наш протеже Ромеро – тоже член команды.

– И какую же роль он в ней исполняет? – усмехнулся Хейзен. – Игрока в бирюльки, что ли?

– Нет, я серьезно, – сказал Стрэнд, когда все они вышли на улицу и направились к главному зданию. – Правда, сегодня он, может, и не будет играть, но тренер сказал мне, что предполагает использовать его в критических ситуациях.

– Ну а как он вообще?

– Успевает, насколько мне известно, вполне прилично, – осторожно ответил Стрэнд. – Я стараюсь не вмешиваться, но, похоже, настроен он серьезно и занятий не прогуливает в отличие от других мальчиков.

– Вы должны дать мне список его преподавателей. Постараюсь побеседовать с ними, пока я здесь. Уверен, они не привыкли к таким неординарным мальчикам, как он. И мне бы не хотелось, чтобы они были с ним слишком строги – это зачастую происходит из-за недопонимания. Особенно в том, что касается его происхождения.

Стрэнд вспомнил мисс Коллинз и подумал, что было бы куда лучше, если б Хейзен поговорил с Ромеро и попросил его не слишком донимать учителей. Но затем решил, что не стоит говорить об этом Хейзену, а также упоминать о найденных в комнате Ромеро книгах Гиббона. Хейзен может впасть в ярость и настоять на том, чтобы мальчишку немедленно вышвырнули из школы. И тогда эксперимент, который они затеяли, прекратится, даже не успев толком начаться.

Немного отстав от остальных, он взял Лесли под руку, и дальше они пошли вместе. Она благодарно улыбнулась.

– Я так по тебе скучала… – шепнула она.

– А я, разумеется, вовсю пользовался своим холостяцким положением, – шутливо шепнул в ответ Стрэнд. – Ты не представляешь, какие оргии закатывали мы здесь во время чаепития в столовой!..

Лесли нежно сжала его руку.

– Выглядишь ты хорошо, – заметила она. – Стало быть, пребывание здесь действительно идет тебе на пользу.

– Да. Надеюсь, что и тебе тоже пойдет.

– Если ты здесь счастлив, – сказала Лесли, – то и я тоже буду счастлива.

Но в голосе ее Стрэнд уловил некую нотку, означавшую, как ему показалось, сомнение, неискренность, возможно, даже отголосок страха.

Войдя в столовую, они увидели, что все мальчики уже собрались. По тому, как они глазели на Кэролайн, рядом с которой трусил на поводке щенок, Стрэнд понял, что операция действительно прошла успешно. Он заметил также, что и ходить Кэролайн стала по-другому. В ее походке появилось – он с трудом подобрал нужное слово – некое высокомерие.

Во время ленча Хейзена ожидал сюрприз: он встретил человека, которого знал еще по Вашингтону – тот имел какое-то отношение к нефтяному лобби. Они долго очень оживленно и дружески беседовали о чем-то. Стрэнд же вернулся с Лесли в дом – ей захотелось вздремнуть. Хейзен же в сопровождении Кэролайн и Конроя отправился на футбол.

– Ты точно не хочешь, чтобы я остался с тобой? – спросил Стрэнд, наблюдая за тем, как Лесли, скинув туфли, ложится на узкую кровать.

– Позже. У нас еще полно времени, – ответила она. – К тому же я уверена: мальчики обидятся, если ты не посмотришь их игру. А я и без того видела сегодня слишком много людей.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и вышел. На открытых трибунах вокруг футбольного поля собралось не менее тысячи человек, но Хейзен занял ему место рядом с Кэролайн. Игра уже началась, однако, по словам Хейзена, ничего выдающегося пока не произошло.

– А где же наш Ромеро? – спросил он.

Стрэнд оглядел скамью запасных. На самом ее краю, в одиночестве и отодвинувшись как можно дальше от других игроков, сидел Ромеро. Сидел, сгорбившись и разглядывая свои руки, безвольно свисающие между колен, и не смотрел на поле, словно не имел никакого отношения к тому, что там происходило.

– Вон там, под номером 45, – сказал Стрэнд.

– О Боже, какой же он маленький! – заметил Хейзен. – Рядом с другими ребятами выглядит так, точно он из детского сада. А вы уверены, что это не шутка? Может, они нарочно хотят поиздеваться над ним?

– Да нет. Тренер воспринимает его вполне серьезно.

– Этот ваш тренер, должно быть, просто садист, – буркнул Хейзен. – Мне кажется, следует срочно оформить ему страховку. И в этой страховке должны быть предусмотрены расходы на лечение, врачей, а также на похороны.

– Пожалуй, это единственный способ вернуть вложенные в него деньги, – кивнул Стрэнд. И вспомнил о пятисотдолларовом счете в «Брукс бразерс» и десяти долларах на карманные расходы.

Хейзен, глядя на него через голову Кэролайн, усмехнулся. Видимо, он принял это за шутку.

Игра шла довольно бестолково, было много ненужной беготни, пропущенных пасов, промахов по воротам. Мужчина, сидевший позади них, чей сын играл и умудрился пропустить подряд два паса, не уставал твердить:

– А чего вы еще хотите? Это же первая игра в сезоне.

Несмотря на качество игры, сидеть на теплом осеннем солнышке и смотреть на шустрых молодых людей, бегающих по свежей зеленой травке, было все равно приятно. Здесь не было и признака дикой животной ярости и грубости, отличающей профессиональный футбол или игры между командами знаменитых университетов. И штрафные удары назначались только за офсайды или задержку мяча. И когда при случайном столкновении один мальчик из команды Данбери отлетел в сторону и рухнул на траву, его невольный обидчик встревоженно опустился рядом на колени и не поднимался до тех пор, пока получивший травму игрок не встал. Кэролайн со щенком, вертевшимся у нее на коленях, подбадривала криками команду Данбери и интригующе улыбалась мальчикам из другой школы, которые все время на нее оборачивались и добродушно подшучивали.

– Ты только оставь свой телефончик и скажи, как зовут, – крикнул один из них, – и мы с тобой точно сыграем вничью!

– Можете узнать у моего отца, – парировала Кэролайн и указала на Стрэнда. – Он здесь преподает.

Мальчик засмеялся.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он. – Чуть попозже подойду к вам с ручкой и бумагой.

После игры в павильоне рядом с полем должны были подавать чай для учеников обеих школ и их родителей. Стрэнд нимало не сомневался, что нахальный мальчишка действительно подойдет к нему с ручкой и листком бумаги. И с некоей долей злорадства представлял, как ответит, что дочь через три дня должна быть в колледже в Аризоне.

Голов было забито немало, и к концу игры команда приглашенной школы вела со счетом 26:20. Все болельщики встали и дружно подбадривали своих, Ромеро же продолжал сидеть в одиночестве и изучать свои руки. Когда просвистел свисток, означавший, что до окончания игры осталось всего две минуты, тренер подскочил к Ромеро и что-то ему сказал. Ромеро медленно, почти лениво, поднялся, надел шлем и затрусил на поле. Мяч находился у команды противника на сорокаярдовой линии.

Ромеро занял позицию на безопасном от них расстоянии, на двадцатиярдовой линии, и встал, небрежно уперев руки в бока. Как только пробили по мячу и игроки с его половины поля бросились к нему, он сделал обманное движение, поймал мяч, потом вдруг потерял его. С трибун донесся стон разочарования. Мяч заскакал к боковой линии, Ромеро помчался за ним следом, противники в красных футболках дружно бросились вдогонку. Он остановил мяч ногой, затем остановился сам. Двое мальчишек из команды противника промчались по инерции мимо. Легкой трусцой Ромеро добежал почти до линии ворот, потом, когда его почти уже догнали, вдруг резко изменил направление и зигзагом, точно заяц, метнулся к противоположной боковой линии. Ловко увернувшись еще от одного преследователя, он выбрал подходящий момент и вырвался на свободное пространство. И побежал невероятно быстро, держась вблизи боковой линии. Рядом никого не было, игроки в красных футболках безнадежно отстали. Он пересек линию вратарской площадки, на последних десяти ярдах даже нарочно замедлил бег, затем приостановился и небрежно пробил по мячу.

– Черт побери! – громко воскликнул Хейзен, стараясь перекрыть свист и рев трибун. – Я думал, что отправляю в Данбери ученика, а оказалось, прислал сюда хитрого кролика.

Товарищи по команде окружили Ромеро, хлопали его по спине, пожимали руку, но сам он, казалось, вовсе не радовался, а лишь снисходительно терпел эти знаки внимания. И только когда затрусил обратно, к скамейке запасных, и по пути его перехватил Роллинз, сгреб в объятия и высоко поднял, словно ребенка, Ромеро позволил себе улыбнуться.

И, уже уходя с поля, махнул один раз рукой, даже не глядя на трибуны, где болельщики, стоя, приветствовали его аплодисментами.

Он медленно приблизился к скамейке и снова уселся, на самый ее краешек, где просидел почти всю игру. Лицо его было невозмутимо. Снял шлем и снова уставился на руки, безвольно повисшие между коленями. Подошел тренер и одобрительно похлопал его по плечу, но Ромеро даже головы не поднял.

Соперники успели обменяться еще двумя ударами, и тут просвистел финальный свисток. Игра закончилась вничью, со счетом 26:26. Ромеро поднялся и побежал в раздевалку, принимать душ и переодеваться, стараясь опередить толпу болельщиков, которая бросилась следом за ним.

В павильоне были расставлены столы и стулья и организован буфет – длинная стойка, на которой выстроились тарелки с маленькими бутербродами и пирожными. Обслуживали и разливали чай жены преподавателей. Стрэнд с Хейзеном уселись за столик, а Кэролайн с Конроем пошли за чаем. Стрэнд улыбнулся, заметив, как мальчик, просивший у Кэролайн телефон, быстро поднялся и перехватил ее по пути к буфету.

В помещении стоял тихий гул голосов. Родители и ученики разбились на группки; похоже, все были довольны, как проходит этот день.

Наблюдая за родителями, вежливыми и цветущими мужчинами средних лет и их нарядно одетыми женами, Стрэнд вдруг почувствовал, что все они тем или иным образом связаны с Хейзеном, что между ними существует некое притяжение. То были банкиры, крупные торговцы и коммерсанты, председатели всяческих советов директоров, вершители судеб, судьи и толкователи законов, менеджеры крупнейших предприятий и состояний, архитекторы политических побед, люди, к которым прислушивались сенаторы и законодатели. И их дети являлись наследными принцами и принадлежали к классу, который вроде бы и не признавался в Америке как класс. Однако Ромеро непременно провел бы тут аналогию с Древним Римом, где одной из самых привилегированных групп населения считалось сословие всадников.

Что же касалось преподавателей, и мужчин, и женщин, то первые держались почтительно и сдержанно, старались ничем не выдать свое униженное положение. Женщины более открыто проявляли услужливость. Они напоминали Стрэнду ученых рабов, привезенных в столицу, с тем чтобы обучать привилегированных молодых людей, привить им понятия добродетелей и доблести, а также открывать секреты искусства править миром.

Ученики и гости проходили мимо столика Стрэнда, и он несколько раз слышал имя Ромеро. Оно произносилось с восторгом и одобрением. И Стрэнд никак не мог решить, было ли это искренней хвалой гладиатору, блеснувшему днем на арене, или же знаком внимания, которым время от времени удостаивали всадники выслужившегося перед ними варвара.

Он покачал головой, недовольный оборотом, который приняли его мысли, и поднялся поздороваться с Джонсоном, тренером футбольной команды, – тот, широко улыбаясь, приближался к их столику.

Стрэнд представил тренера Хейзену, адвокат тоже поднялся.

– Жаль, что ваши ребята так и не смогли вырваться вперед, – сказал Хейзен.

Тренер пожал плечами.

– Знаете, сэр, сегодня меня вполне устраивала и ничья. А этот мальчишка нечто, верно? Всякий раз, когда я уже готов вышвырнуть его из команды, дав пинка под зад, он вдруг встает и выкидывает такое коленце, что у противников просто руки опускаются. – Он рассмеялся. – Нет на свете более заразительной штуки, чем успех! Еще пара таких пробежек, как сегодня, и я боюсь, что придется переименовывать ваш дом из «Мэлсон-резиденс» в «Ромеро-гарденс».

– Честно говоря, мистер Джонсон, – заметил Хейзен, – нас с мистером Стрэндом больше волнует успеваемость мальчика, а не его подвиги на футбольном поле. Вам известно, что говорят о нем преподаватели?

– Вообще-то мы, тренеры, обязаны очень внимательно следить за успеваемостью ребят, – ответил Джонсон. – У нас тут другие правила. Не такие, как в школах, где спортсмену сходит с рук отставание по всем предметам. А потому рад доложить вам: в этом плане у Ромеро полный порядок. Учителя считают, что он очень умен и всегда хорошо подготовлен к занятиям. Правда, любит поспорить, как вы, наверное, знаете. – Джонсон улыбнулся. – Но всегда вежлив при этом и, еще раз повторяю, очень умно отстаивает свои взгляды. Ну конечно, его… э-э… происхождение – оно сильно отличается от происхождения других учеников Данбери. А потому учителя понимают, что на это следует делать некую скидку и что тут нужен особый подход. Но я бы сказал, что, если он продолжит, как начал, беспокоиться не о чем. Ну, разве только одно… Ему совершенно плевать, нравится ли он другим ученикам или членам команды. И похоже, что, кроме Роллинза, друзей у него нет.

– Придется с ним поговорить, – сказал Хейзен. – Знаете, Аллен, давайте возьмем его с нами на обед. В гостинице, где я остановился, есть очень уютный ресторанчик. Возможно, оказавшись в другой атмосфере, мальчик немного оттает. К тому же мне хотелось бы знать, какое впечатление Ромеро производит на Кэролайн. Ведь мы понятия не имеем, как он держится с девочками, которые… э-э… выросли и воспитывались в несколько иной обстановке, чем он. И уж совсем не похожи на девочек, которые окружали его прежде.

Интересно, подумал Стрэнд, что бы сказал Хейзен, узнав о стриптизерше в поезде и прогулке Ромеро по Нью-Хейвену?

– Что касается девочек, – сказал он, – то я никогда не видел Ромеро в женском обществе, ни здесь, ни в городе. Но миссис Шиллер, наша домоправительница, называет его своим любимчиком. Утверждает, что он обращается с ней как с настоящей леди, чего о других мальчиках не скажешь. И еще говорит, что он самый опрятный из мальчиков, которых ей доводилось видеть за все время работы в школе.

– Что ж, это добрый знак, – заметил Хейзен. – Вы согласны?

– Да, пожалуй. Очень добрый знак, – ответил Стрэнд.

Тут в павильоне появились члены обеих команд. Свежие, раскрасневшиеся после душа, они толпились вокруг буфета, с вожделением взирая на выставленное там угощение.

– Вы его видите? – спросил Хейзен. – Если он здесь, я сам его приглашу, лично.

– Не думаю, что он явится сюда, – сказал Джонсон. – Он первым вышел из раздевалки, и я слышал, как он сказал Роллинзу, что они встретятся позже, дома. Очевидно, чаепитие – не самое любимое его развлечение.

Тут Стрэнд заметил Роллинза – тот отходил от буфета с тарелкой, на которой высилась целая гора бутербродов. Он махнул ему рукой, и Роллинз приблизился к их столику. Он был смущен, точно его уличили в непомерном обжорстве. Затем Роллинз усмехнулся и прикрыл бутерброды широкой ладонью.

– Застигнут с поличным, сэр. Во всем виновата беготня на свежем воздухе. После нее разыгрывается зверский аппетит.

– Роллинз, – сказал Стрэнд, – это мистер Хейзен. Он помог твоему другу Ромеро устроиться в Данбери.

– Рад познакомиться, сэр. – Роллинз поставил тарелку на стол и пожал Хейзену руку. – Похоже, сегодня вы самый популярный в кампусе гость.

– Поздравляю вас с замечательной игрой, – сказал Хейзен.

– Спасибо, сэр. Мы не выиграли, но, с другой стороны, и не проиграли. Наверстаем свое позже.

– Надо сказать, ты сделал Ромеро отличную передачу, – заметил Джонсон. – Его бы точно блокировали, если б ты вовремя не вмешался.

– Что ж, мистер Джонсон, – ухмыльнулся во весь рот Роллинз, – у нас, игроков, одна задача. Делать вид перед всеми этими джентльменами, что помощь и взаимовыручка – наш девиз.

– Роллинз, – резко одернул его Джонсон, – настала самая пора тебе с твоим дружком Ромеро избавиться от этих ваших шуточек, которые всем изрядно поднадоели. Раз и навсегда.

– Извините, – тихо сказал Роллинз, – я ему обязательно передам. – И, захватив тарелку с бутербродами, он отошел к другим ребятам из команды. Ах, Роллинз, Роллинз, подумал Стрэнд. Смелый игрок, ночной пожиратель шоколадного печенья, еще один кандидат в сословие всадников…