Текст книги "Хлеб по водам"

Глава 4

Его разбудил телефонный звонок. После разговора с миссис Шиллер он прилег вздремнуть. Ненадолго, даже не снимая одежды. Но, проснувшись, он вдруг увидел, что на улице уже стемнело. Он проспал весь день, и снились ему какие-то запутанные и жутковатые сны. Пошарив в темноте, он снял телефонную трубку. Звонила Лесли.

– Как поживаешь, милый? – спросила она. – И как вообще все? – Голос ее звучал совершенно спокойно.

– Все как и следовало ожидать, не хуже и не лучше, – ответил Стрэнд. – А как ты? Я пытался дозвониться все утро.

– А нас не было. В последний момент побежали покупать все, что необходимо к отъезду. Нас не было весь день. Завтра улетаем, из аэропорта Кеннеди. – Лесли сделала паузу, и Стрэнд услышал, как она глубоко вздохнула. – В том случае, конечно, если я не нужна тебе там, в школе.

– Нет, дорогая, – сказал он. – Ты вернешься, когда здесь все утрясется.

– Что, настолько плохо?

– Ну, не то чтобы… Но сложно.

– А Ромеро там? В доме, я имею в виду?

– Он в тюрьме.

– Это хорошо. Пускай посидит немного, это пойдет ему на пользу. Не хочу показаться мстительной, но мне бы вовсе не хотелось, чтобы он болтался по дому в таком состоянии.

– Судья назначил сумму залога. Десять тысяч долларов.

– Так много? Ужас!..

– Да, если у тебя нет таких денег. Я обо всем подробно напишу. Где ты остановишься в Париже?

– В «Плаза Атене». Галерея уже заказала нам номера. Линда решила, что мы должны путешествовать стильно. – Она засмеялась, смех звучал немного нервно. Затем снова перешла на серьезный тон. – С Хейзеном ты говорил?

– Никак не получается его застать.

– Думаешь, он согласится выложить такие деньги?

– Вполне возможно. Наверняка посчитает, что часть ответственности лежит на нем.

– Надеюсь, ты не чувствуешь ответственным себя?..

– Я ничего не чувствую, – ответил Стрэнд. – Кстати, который теперь час? Заснул как мертвый, сразу после полудня. Ночь выдалась просто жуткая. Возможно, так и проспал бы до следующего утра, если бы ты не позвонила.

– Начало седьмого. Прости, что разбудила. Послушай, милый, ты совершенно уверен, что не хочешь, чтобы я сейчас же взяла такси и вернулась?

– Уверен, – ответил Стрэнд. – Сомневаюсь, чтобы на протяжении ближайших нескольких недель из меня получился бы веселый компаньон. Так что оставайся в Европе сколько сочтешь нужным.

– Я бы хотела как-то помочь…

– Мне достаточно уже одного сознания того, что ты в стороне от всего этого. Отдыхаешь и развлекаешься.

– Боюсь, что если будешь продолжать в том же духе, я не выдержу и просто разревусь, – сказала Лесли. – Ты самый добрый в мире человек, Аллен. И все норовят этим воспользоваться. В том числе и я. В основном я…

– Не говори глупостей, – поспешил вставить Стрэнд. – Как там Линда поживает?

– В хлопотах и волнениях. Вся так и дрожит от возбуждения. Ну, ты знаешь, какой она становится, когда речь заходит о Франции. Я даже стала подозревать, что у нее там любовник.

– Передай ей привет. И постарайся как можно лучше провести время.

– Что ты хочешь, чтобы я привезла тебе из Парижа?

– Себя.

Лесли засмеялась. Такой знакомый, низкий и теплый смех, он доносился до него за сотни миль.

– Я так и знала, что ты это скажешь. Поэтому и спросила. Je t’embrasse[39]39
  Обнимаю (фр.).


[Закрыть]. Видишь, работаю над своим французским.

– Я люблю тебя. Пожалуйста, не забывай, на каком бы это ни звучало языке.

– Не забуду, – шепнула в ответ Лесли. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, моя дорогая, – сказал Стрэнд и повесил трубку, немного успокоенный тем, что хотя бы с Лесли все хорошо. Затем включил свет, снова подошел к телефону и долго и задумчиво смотрел на него. Может, позвонить Хейзену прямо сейчас? Он даже снял трубку, но затем опустил ее. Он слишком устал, чтобы отвечать на вопросы, которые непременно будет задавать Хейзен. Стрэнд понимал, что ему следует пойти в общую комнату, посмотреть, не собрались ли там мальчики, и ответить на их вопросы. Но потом решил, что с этим можно подождать до утра. Если сегодня он снова увидит Хитца, то ударит его, он это чувствовал.

Стрэнд услышал, как прозвенел колокольчик, сзывающий на обед, и только тут вспомнил, что весь день ничего не ел.

Пошел на кухню и заглянул в холодильник. Ничего, кроме яиц, бекона и полпакета молока. Но ему хватит, сойдет и это. Обедать в столовой, среди мальчиков, – нет, это выше его сил, пусть даже он ляжет спать голодным. И выходить в город тоже не хотелось. Ведь там его могут узнать – те люди, что были сегодня в зале суда.

Стрэнд начал поджаривать бекон, но тут снова зазвонил телефон. Он снял сковородку с огня и поспешил в гостиную.

– Аллен? – Это был Хейзен.

– Да, Рассел. Как поживаете?

– Только что вернулся из Вашингтона. И мне сказали, что вы утром звонили.

– Вы стоите, Рассел?

– Да, в данный момент стою. А почему вы спрашиваете?

– Потому что это долгая и очень запутанная история, и я советовал бы вам присесть.

– А что случилось? – Теперь голос Хейзена звучал встревоженно. – С Лесли все в порядке?

– Да, все замечательно. Она у Линды. Все-таки решилась в конце концов поехать с ней в Париж, – сказал Стрэнд. – Нет, речь идет о Ромеро. Вы уже сидите?

– Да, сижу.

– Мы с Лесли как раз вернулись из Нью-Йорка, машина остановилась возле дома, и тут из дверей выбежали двое мальчиков, – начал рассказывать Стрэнд. – Один преследовал другого. Преследующим был Ромеро. И в руках он держал нож…

– Вот идиот! – воскликнул Хейзен. – Да ведь его за это вышибут из школы.

– А мальчиком, которого он преследовал, был юный Хитц…

– Господи… – пробормотал Хейзен. – А я уж было надеялся, что не услышу этого имени до конца своей жизни.

– Услышите, Рассел. К сожалению, придется…

– Его старик подкинул Судебному департаменту несколько довольно мерзких деталей и подробностей, поэтому мне пришлось ехать в Вашингтон. Однако расскажите мне все, до конца. Во всех подробностях.

Когда Стрэнд сообщил, что из шкатулки в комнате Ромеро было похищено триста семьдесят пять долларов, Хейзен взорвался:

– Где, черт побери, он раздобыл триста семьдесят пять долларов?!

– Хитц утверждает, что вечерами в комнате Ромеро собирались ребята и играли в азартные игры.

– А вы об этом ничего не знали? – с удивлением спросил Хейзен.

– Нет.

– Что за порядки в этой хваленой школе!

– Полагаю, самые обычные. Как и везде.

– Продолжайте, – ледяным тоном произнес Хейзен. И вскоре снова перебил его, когда Стрэнд сказал, что, по словам Ромеро, есть основания полагать, будто именно Хитц украл у него деньги. – Какие такие основания? – спросил он.

– Ромеро не говорит. Сказал только, что это конфиденциальная информация.

– Конфиденциальная! – фыркнул Хейзен. – Уверяю, если б я оказался там, ни о какой конфиденциальности не могло бы быть и речи! Он бы у меня и пяти минут не продержался. Но у вас есть по крайней мере хоть какие-то догадки?

Стрэнду вспомнился слезливый, умоляющий голос миссис Шиллер.

– Никаких, – ответил он. О письмах он решил вообще не упоминать. И если даже Хейзен решит приехать в школу и расколоть миссис Шиллер или Ромеро, то у него все равно ничего не получится. – Хотите дослушать историю до конца?

– Извините, – сказал Хейзен. – Постараюсь больше не перебивать вас.

Минут через пятнадцать Стрэнд подошел к финальной сцене в зале суда и рассказал Хейзену о том, что Ромеро отказался давать свидетельские показания в свою пользу.

– Школьный юрист, некий мистер Холлинзби, просто с ним измучился. Но мальчишка уперся как бык и стоял на своем. Мало того, еще заявил судье, что не признает правомочности этого суда.

– Этот ваш Холлинзби… тот еще адвокат! – с иронией заметил Хейзен. – Не смог уговорить восемнадцатилетнего щенка прекратить валять дурака!.. Неудивительно, что он торчит в затхлом маленьком городке. А где сейчас Ромеро?

– В тюрьме, – ответил Стрэнд. – Сумма залога – десять тысяч долларов. – Он слышал, как на том конце линии тихо ахнул Хейзен.

– Чертовски круто, я бы сказал, – заметил Хейзен. – Но на месте судьи я бы назначил еще более высокую сумму. Тысяч двадцать. Этот щенок заслуживает тюрьмы, хотя бы за свою черную неблагодарность. Мне не слишком приятно говорить это, Аллен, но, боюсь, вы несколько распустили этого мальчишку. Могли проследить хотя бы за тем, чтобы у него не было холодного оружия.

– Вы совершенно правы, – сказал Стрэнд. И не стал говорить о том, насколько оскорбительным показался ему этот упрек, а также тон, которым говорил с ним Хейзен. – Я многое упустил и, вполне возможно, упущу в будущем. Но речь сейчас не об этом. И еще, мне кажется, не стоит преувеличивать, называя обычный карманный нож холодным оружием. Но что случилось, то случилось. Теперь мальчик, которого мы выдернули из трущоб и поместили в эту школу…

– С самыми лучшими намерениями, – вставил Хейзен.

– Да, с самыми лучшими намерениями, – согласился Стрэнд. – Так вот, теперь он за решеткой, и помощи ему ждать совершенно не от кого, даже от семьи. Ну, разве что от человека, настроенного милосердно. – Он знал, что Хейзену это не понравится, однако все же продолжил: – От человека, способного собрать десять тысяч долларов. И если эта сумма не будет внесена, парню придется торчать за решеткой до суда, а состояться он может и через несколько месяцев, так что…

– Вы предлагаете, Аллен, чтобы я внес эти деньги? – Теперь Хейзен рассердился не на шутку.

– Я не вправе предлагать вам что-либо.

– А вот это мудро, – заметил Хейзен. – Поскольку если я внесу эти деньги, то окажусь самым настоящим идиотом. Скажите, будь у вас такие деньги, вы бы внесли?

– Да. – Стрэнд сам удивился, что сказал это. И еще в глубине его души начал закипать гнев, он видел сейчас перед собой ужасную сцену: Ромеро, такого маленького, хрупкого и беззащитного, ведет по проходу через зал суда полицейский.

– Тогда очень хорошо, что вы бедны. Потому как в противном случае вас бы ободрали как липку, вы не успели бы и глазом моргнуть. Я в мире бизнеса с двадцати трех лет. И давным-давно усвоил одну истину: любой, кто бросается честно заработанными деньгами, тратя их на людей недостойных, есть не кто иной, как самый настоящий дурак!

– Рассел, – сказал Стрэнд, – я почти ненавижу себя за это, но скажите, не могли бы вы одолжить мне эти деньги? Я понимаю, почему вам самому не хочется вносить залог. Если б не я, вы бы никогда не узнали о Ромеро. Это мой крест, вовсе не ваш. Я тоже в бешенстве, как и вы, но до сих пор чувствую себя ответственным. Я обязательно верну вам деньги, тем или иным способом. Теперь мы можем откладывать немного, попробуем занять у родителей Лесли, у Джимми хорошая работа…

– Как другу, Аллен, – перебил его Хейзен, – я вынужден вам отказать. Ведь вы прекрасно понимаете, что произойдет с маленькой жалкой помоечной крысой, стоит только этому зверьку оказаться на свободе. Он пропадет, окончательно пропадет. Вы никогда больше не увидите ни его самого, ни ваших денег. И от полиции он тоже скроется. Исчезнет, растворится в своем гетто, как призрак, а все его дружки и соплеменники будут клясться и божиться, что в жизни не знали такого.

– И все же я хочу попробовать, – тихо сказал Стрэнд.

– Но не за мой счет. И надеюсь, не за ваш тоже. Полагаю, беседа наша несколько затянулась.

– Вы правы, Рассел. Спокойной ночи.

Он почти физически почувствовал, как Хейзен злобно грохнул трубку о рычаг.

«Одно я знаю наверняка, – думал Стрэнд, идя обратно в кухню, – никакого Рождества в Хэмптоне теперь не предвидится». Он поставил сковородку с беконом на огонь, разбил и выпустил туда два яйца. Завтра он попросит миссис Шиллер пойти и купить ему что-нибудь в городе. Он не знал, когда Бэбкок призовет его к исполнению рутинных обязанностей, в число которых входили и обеды в столовой с мальчиками, приписанными к его столу. Стрэнд не спешил возвращаться к ним, знал, что пока не потребуют, сам он и пальцем для этого не пошевелит. Но что бы там ни происходило, а есть-то надо…

Покончив с омлетом и беконом, он почувствовал, что все еще голоден. И секунду-другую даже подумывал: а не совершить ли ему набег на комнату Ромеро и Роллинза и не позаимствовать ли там упаковку печенья? Но тут же мрачно отверг эту мысль. И без того криминогенный уровень в школе достаточно высок.

Он сидел в гостиной и читал, как вдруг в дверь робко постучали. Он отпер и увидел на пороге Роллинза. На нем были пиджак и галстук – согласно школьным правилам, именно в таком виде было предписано являться на ужин. Надо сказать, что Стрэнд, которого вечно раздражал небрежный вид Джимми, был обеими руками «за». Темно-коричневое, с тонкими чертами лицо Роллинза, казавшееся непропорционально маленьким в сравнении с широченными плечами и мощной колонной шеи, было мрачным.

– Не хотелось беспокоить вас, мистер Стрэнд, – тихо начал он, – но не могли бы вы уделить мне хотя бы минутку?

– Входи, конечно, входи.

В гостиной Роллинз уселся в кресло напротив и аккуратно подобрал длинные крепкие ноги.

– Я насчет Ромеро… – Казалось, этому огромному парню было больно и трудно подбирать нужные слова. – Он вел себя как последний дурак. Да стоило только разбудить меня, уж я бы обо всем позаботился и никакой поножовщины просто не было. Уж кому, как не мне, знать этого Хитца! Сказал бы ему пару ласковых, предупредил бы по-хорошему, и все уладилось бы и обошлись без ножей… Ну может, врезал бы ему пару раз. Но ведь ребят не сажают за драку в тюрьму и не исключают из школы. Я знаю Ромеро. Он хороший человек, мистер Стрэнд. И что бы он там ни натворил, а тюрьмы никак не заслуживает. Я ходил в город, хотел с ним повидаться, но какой-то коп сказал, что можно только членам семьи. А мы с ним и были как одна семья, честное слово, мистер Стрэнд, особенно если учесть, какие истории рассказывал он о своей мамаше. А также о папаше, братьях и сестрах… Да эти выродки даже телефонного звонка не стоят, уж они-то с радостью бы оставили его гнить в тюрьме до конца дней. Вы же умный человек, мистер Стрэнд, должны понимать, что тюрьма сделает с таким парнем, как наш Ромеро. Да когда он выйдет оттуда, окажется на улице, уж тогда ножа ему покажется мало. Где бы он там ни ошивался, повсюду будет носить за поясом пистолет и бог знает сколько всякой другой дряни в карманах, в том числе и дурь, мистер Стрэнд. И уж все легавые будут знать его лучше, чем мать родную… Уж кому, как не нам с вами, известно, что тюрьмы человека не исправляют. Оттуда выходят только законченные преступники. Разве это справедливо – держать такого парня в тюрьме, чтобы потом из него получился настоящий преступник?.. Вы как считаете, а, мистер Стрэнд?.. – Говорил он медленно и мрачно, и в его голосе явственно чувствовалось отчаяние.

– Я согласен с тобой, Роллинз, – сказал Стрэнд. – Вначале, когда все это случилось, я был зол на него, страшно зол…

– Он знает, как много вы для него сделали, мистер Стрэнд, – вставил Роллинз. – Он много-много раз мне об этом говорил. Но, как понимаю, лично вам ничего не сказал. Он не какой-нибудь там неблагодарный. Это не в его характере. Думаю, вы уже догадались…

– Догадался, – сухо ответил Стрэнд.

– Но он все равно благодарен. Очень благодарен.

– Однако выбрал несколько странный способ демонстрировать это.

– Хитц первым на него напал. А он, заметьте, весит больше двухсот фунтов. Я не говорю, что нож – это хорошо. Но Ромеро… он вырос в такой обстановке… был воспитан не так, как все. Ему приходилось держать ухо востро, иначе бы скинули с крыши или утопили в реке, и все дела… Ну, короче, совсем другой образ жизни, не тот, что у остальных здешних джентльменов. Уверен, вы в глубине души уже простили его, да, мистер Стрэнд?

– Не мне его прощать, Роллинз, – осторожно заметил Стрэнд. – Это дело директора, всей школы, а также мистера Хитца-старшего и самого Хитца. Ну и, наконец, совета попечителей.

– О Господи!.. – застонал Роллинз. – Да они наверняка подключат всю свою тяжелую артиллерию. Так обычно бывает, когда тип, подобный Хитцу, нарывается на неприятности.

– Боюсь, именно этого и следует ожидать, – сказал Стрэнд. – И в данной ситуации я мало чем могу помочь.

– Я слышал, назначили сумму залога. Десять тысяч долларов.

Стрэнд кивнул.

– Там, в суде, вообще соображают, что делают? Он же беден как церковная крыса! – Роллинз удрученно покачал головой.

– Судья – человек старый… – Стрэнд и сам не понимал, почему сказал это.

– Одно стоит зарубить на носу: не попадаться белым судьям. – Впервые за все это время в голосе Роллинза звучала горечь.

– Не думаю, что в данном случае это имеет значение.

– Это вам так кажется. – Губы Роллинза искривились в злобной усмешке. – Он и я… мы с ним читаем совсем другие книжки, чем вы, белые. – Стрэнд заметил, что речь Роллинза становится все более неграмотной и грубой. Словно стресс, в котором он сейчас находился, стер поверхностный и тонкий слой образованности и обнажил нечто глубинное – примитивное и дикарское, – что таилось под ним.

– Я ведь уже говорил: очень хотел бы помочь, но… – Стрэнд пожал плечами.

– Понимаю, – тут же откликнулся Роллинз. – Вы хотите сказать, что у вас нет свободных десяти тысяч.

Стрэнд едва сдержал улыбку – у Роллинза было явно преувеличенное представление об учительской зарплате.

– Представь себе, нет.

– Я тут вот что подумал… Мистер Хейзен… – начал Роллинз и покосился на Стрэнда, словно желая проверить, какой будет его реакция на это имя. – Он вроде бы славный человек, так мне показалось, хоть я и недолго его видел. Да и Ромеро тоже говорил… Ну и, сразу видать, не бедный. Здоровенный «мерседес» с шофером…

– Роллинз… – начал Стрэнд и вдруг подумал, что если б ему пришлось как-то охарактеризовать Хейзена, то он вряд ли употребил это слово, «славный», – если Ромеро намекал, что в этом плане на Хейзена можно рассчитывать, можешь забыть, раз и навсегда.

Роллинз озабоченно нахмурился, мелкие морщинки избороздили лоб.

– Вы хотите сказать, что говорили с мистером Хейзеном и он отказал, да?

– Можно считать и так.

– Что ж, ладно… – Роллинз поднялся. – Вижу, пользы от разговоров никакой. Попытаем счастья в другом месте. – И он начал расхаживать взад-вперед по комнате; под тяжелыми шагами жалобно заскрипели старые широкие половицы. – Ничего, если я завтра возьму выходной? Смотаюсь в одно место на денек. Во вторник все равно мало занятий. Нет, конечно, если б сейчас был футбольный сезон, то и речи не было бы. И тренер ни за что бы не отпустил, будь у меня хоть воспаление легких и температура высокая. А уроки… это совсем другое дело. – Он усмехнулся и сразу стал выглядеть лет на пять моложе. – Не думаю, что мое присутствие в классе сильно необходимо.

– Могу я спросить, для чего тебе нужен этот день?

Тут выражение лица юноши сразу изменилось. Он весь словно закрылся.

– Просто подумал, не съездить ли мне в свой родной городок, Уотербери. Маленько поболтаться, посмотреть, что к чему. Знаю там кое-каких людишек с опытом в таких делах.

– Не хотелось, чтобы ты нажил себе неприятности, – сказал Стрэнд. – У тебя они и так будут, с учетом того, что вы устроили в вашей комнате игорный притон.

– Вы такой наивный, мистер Стрэнд, будто только сегодня на свет родились, – усмехнулся Роллинз. – Да в этой школе с самого дня ее основания ребята играют в азартные игры. Ну, накажут меня, может, пошлют на неделю на кухню мыть посуду. А может, вообще замнут это дело. Так можно мне отлучиться на денек?

– Хорошо, скажу директору, что я тебе разрешил.

Роллинз протянул руку, Стрэнд пожал ее.

– Побольше бы таких людей, как вы, мистер Стрэнд, это уж точно, – сказал он. – Отроду не говорил ничего подобного учителям. Но мне нравится у вас на занятиях. И я соврал бы, сказав, что не нахожу в них лично для себя ничего важного. Причем это куда важней, чем блокирование противника и беготня по полю. Можете так и передать тренеру, моими же словами.

– Я лучше скажу это на совете попечителей. В следующий раз, когда меня вызовут на предмет выяснения соответствия должности.

– Да, так и скажите, – вставил Роллинз. – И еще можете передать, что это Роллинз так считает. А если вдруг увидите Ромеро, передайте, что у него есть друзья. А теперь не буду вас больше мучить. И без того отнял уйму времени. Не беспокойтесь, никаких азартных игр в доме больше не будет. Пока вы живете в нем.

Стрэнд проводил его до двери. Ему хотелось как-то приободрить этого паренька, сказать, как он восхищается его прямодушием и верностью, но чувствовал, что только смутит тем самым Роллинза. А потому Стрэнд промолчал и лишь плотно притворил за гостем дверь.

Утром миссис Шиллер, выглядевшая еще более удрученной, чем вчера, приготовила ему завтрак. Едва покончив с едой, Стрэнд услышал телефонный звонок.

Это был Бэбкок.

– Газеты еще не читали? – спросил он.

– Нет.

– Ну и хорошо. И не читайте.

– Настолько плохо?

– Сама история подана там в довольно невыгодном для нас свете. А редакторский комментарий и того хуже. – Бэбкок вдруг заговорил с гнусавым местным акцентом: – Праздные отпрыски богатых семей, собранные в этом анахроничном анклаве, что, пользуясь льготным налогом, только попусту занимает драгоценные земли местной общины, не желают считаться с интересами общества. Здесь поощряются порочные выходки группы избалованных детей, презирающих закон. Эти люди плюют в лицо честным налогоплательщикам, работающим гражданам, составляющим большинство населения нашего города. Это очень опасный пример для самого института школы как такового, ну и так далее и тому подобное… – Он вновь заговорил своим нормальным голосом: – А на первой полосе помещен снимок Ромеро рядом с адвокатом. И не преминули указать в подзаголовке, что юрист этот у нас на зарплате. Есть и еще одно фото: полицейский усаживает мальчишку в патрульную машину, уже после слушаний. На нем Ромеро выглядит прямо как член мафии или по крайней мере как эти мафиози выглядят в кино. А на третьем снимке мы с вами, выходим из здания суда. И вроде бы улыбаемся. Вы помните, мы тогда улыбались?

– Нет.

– А камер на выходе из здания суда не заметили?

– Нет.

– Тогда это фотомонтаж. Чудеса современной фотографии. – Бэбкок усмехнулся. – Я позвонил в газету и сказал редактору, что Ромеро уже исключен из школы. Но это было равносильно тому, что бросить льву кость. В статье они пообещали, что будут пристально следить за ходом процесса. А за завтраком у каждого учителя и ученика оказалась на столе эта газета. Собрали о Ромеро все сведения, какие только смогли. Репортер брал интервью у Хитца. Пронюхали, что Ромеро получил стипендию. Зеленый свет преступникам разных мастей – так они откомментировали этот факт. И винят во всем богатых ньюйоркцев, чье сострадание направлено совсем не по адресу; они, мол, экспортируют свои проблемы в девственно-чистую, старомодную провинцию, тем самым развращая ее. О Хейзене не упоминали, но ваше имя фигурирует. И чтобы нанести окончательный удар по вашей репутации, вспомнили о том, что вы провели лето в Ист-Хэмптоне, в этом гнезде богатеев и развратников. Очевидно, редактор получил диплом журналиста в каком-нибудь из голливудских колледжей. И в утренних теленовостях об этом тоже упомянули. Правда, там тон был несколько мягче, но не было сказано ничего такого, что заставило бы родителей поспешить отдать своих детишек учиться в Данбери. Должен признаться, что порой прогресс в системе средств массовой информации вызывает у меня глубокое сожаление.

Стрэнд представил, как Бэбкок сидит за столом, глубоко затягиваясь и не замечая, что забыл разжечь трубку, то поднимает очки, то вновь рассеянно спускает их на кончик носа.

– Да, кстати, – спросил Бэбкок, – вы с Хейзеном говорили?

– Вчера вечером.

– Ну и что он сказал?

– Что больше не желает заниматься Ромеро.

– И никаких залоговых сумм?

– Ни пенни.

Бэбкок вздохнул:

– Бедный парень, никому он не нужен… Да, и вот еще что. Сегодня мне позвонили из отделения ФБР в Нью-Хейвене. Хотят о чем-то побеседовать с вами, именно так они выразились. Вряд ли это как-то связано с Ромеро. Что бы он там ни натворил, это дело федеральной полиции. Вы имеете какое-то представление, что им могло от вас понадобиться?

– Нет. Надеюсь, все услышу от них самих.

На противоположном конце провода повисло настороженное молчание. Затем Бэбкок сказал:

– Что ж, придется пройти через все это. И лично мой вам совет, Аллен: если найдете в себе силы, постарайтесь все же провести занятия и поприсутствовать в столовой. Потому как, если вы и дальше будете прятаться, люди могут подумать, вам есть что скрывать.

– Понимаю.

– И позвольте еще один совет: постарайтесь отвечать на вопросы как можно короче и четче. Придерживайтесь следующей линии: вы считаете большой удачей, что вам удалось подоспеть вовремя и предотвратить худшее. Дело свелось лишь к незначительному инциденту. Чем меньше вы будете распространяться о том, кто прав, кто виноват, тем лучше. Лучше для всех нас. На вашем месте я бы вообще не стал рассуждать на тему того, украл деньги Хитц или нет.

– Да, конечно. Тем более что я все равно этого не знаю. Постараюсь быть сегодня на ленче и выйти на занятия во второй половине дня.

– Вот и замечательно. – В голосе мистера Бэбкока звучало неподдельное облегчение. – Я всегда знал, что могу положиться на вас. А если вдруг вам позвонят газетчики и начнут задавать вопросы, то лучшим ответом будет: «Без комментариев».

– Я и не собирался произносить речей.

– Простите, что так надоедаю, – сказал Бэбкок. – Но у меня от всего этого просто голова идет кругом. Да, кстати, одна приятная новость все же есть: вы не увидите Хитца ни в столовой, ни на занятиях. Вчера вечером звонил его папаша и заявил, что желает, чтобы его сын вылетел первым же самолетом в Вашингтон. Сказал, что хочет показать его настоящему врачу. Он именно так и выразился – настоящему. Ну, мы и отправили его, еще перед завтраком.

– Смилостивился Господь.

– Так, значит, увидимся за ленчем?

– Увидимся, – ответил Стрэнд.

В середине последнего урока в класс вошла секретарша мистера Бэбкока и передала Стрэнду записку. Тот сообщал, что в его кабинете Стрэнда дожидаются два джентльмена. Не будет ли он столь любезен заглянуть к нему в кабинет сразу после занятий? Стрэнд сунул записку в карман и продолжил рассказывать ученикам об экспансионистской политике президента Теодора Рузвельта.

Ни во время ленча, ни на занятиях ничего страшного вопреки его опасениям не произошло. Мальчики поглядывали на него с любопытством, а преподаватели, с которыми довелось столкнуться, невнятно выражали свои сожаления о случившемся. Стрэнд был уверен: их предупредили, чтобы не докучали ему и не обсуждали произошедшее. Стрэнд даже уловил в их бормотании нечто вроде симпатии и сочувствия. Пусть определенная группа учеников и преподавателей косо смотрела на Ромеро, но уж Хитца, насколько он знал, дружно ненавидели все. Тренер по футболу Джонсон, встретившись с ним на дорожке, шепотом заметил:

– Жаль, что Ромеро не пырнул его глубже.

В четыре занятия кончились, и Стрэнд медленно побрел по пожелтевшей лужайке. Промозглый ноябрьский ветер сдувал с деревьев последние листья. Два джентльмена, думал он. ФБР, должно быть, просто огромная организация, раз посылают двоих вооруженных сотрудников допросить пятидесятилетнего учителя истории, который в жизни своей даже ни разу не был оштрафован за неправильную парковку.

– Они в кабинете, с мистером Бэбкоком, – сказала секретарша, когда он вошел в приемную. – Так что входите, мистер Стрэнд.

Он переступил порог, и все трое мужчин поднялись ему навстречу. Джентльмены из ФБР оказались довольно молодыми людьми. Один блондин, другой темноволосый, оба аккуратно подстрижены и выбриты и одеты в темные неброские костюмы. Наверное, подумал Стрэнд, у обоих у них юридическое образование, в частной практике они не преуспели. И само собой, оба принадлежат к разряду мужчин, которые любят носить при себе револьверы. Бэбкок пробормотал их имена, которых Стрэнд, разумеется, не запомнил, затем фэбээровцы обменялись с ним сдержанными рукопожатиями.

– Эти джентльмены, – начал Бэбкок, когда все уселись, – только что обсуждали со мной рост правонарушений в молодежной среде. – Голос его звучал нервно. – Получается, что в последние годы, по мнению ФБР, преступность, фигурально выражаясь, изрядно помолодела. Иными словами, юноши в возрасте до восемнадцати лет совершают самые разнообразные правонарушения и преступления. И эта волна преступности катится по всем штатам, не считаясь с границами, а потому правонарушители подпадают под их юрисдикцию.

– Сегодня утром мы читали газеты, – заметил блондинистый молодой человек с улыбкой, которую Стрэнд расценил как успокаивающую, – и знаем о деле Ромеро. Разумеется, – снова ледяная вежливая улыбочка, – этот… э-э… проступок вряд ли можно расценивать как серьезное преступление. Или происшествие, способное повлечь за собой угрозу национальной безопасности. Ожидая, пока вы освободитесь, мы отвечали на вопросы господина директора. Но должен заявить сразу: мы здесь совсем по другому вопросу. – Оба агента одновременно взглянули на Бэбкока, и Стрэнд подумал, что они напоминают двух марионеток, которых одновременно дернули за веревочки.

Бэбкок поднялся из-за стола.

– Надеюсь, вы извините меня, джентльмены, – сказал он и взглянул на часы, – но у меня конференция в научном департаменте, и я уже опаздываю. Скажу секретарше, чтобы вас никто не беспокоил.

– Спасибо, сэр, – сказал блондин.

Бэбкок вышел, и темноволосый агент извлек из кармана пачку сигарет и предложил Стрэнду. Стрэнд покачал головой:

– Благодарю, но я не курю.

– Не возражаете, если я закурю?

– Ничуть.

Темноволосый щелкнул зажигалкой.

– Прежде всего хотел бы сказать, чтобы вы не волновались, – начал блондин. – Нам нужна кое-какая информация, которую вы можете нам дать, а может, и нет. Насколько нам известно, вы знакомы с мистером Расселом Хейзеном…

– Да, он мой друг.

– И время от времени вы гостите у него в доме, в Ист-Хэмптоне, а также видитесь иногда в Нью-Йорке, так?

– Верно.

– И в третью субботу сентября он приезжал к вам, в Данбери, вместе с вашей женой, дочерью и одним из своих секретарей?

– Он приезжал посмотреть футбольный матч.

– А потом вы все вместе отправились в школьную столовую на ленч, так?

– Я сидел за столом со своими мальчиками. Он сидел за столом для гостей.

– С миссис Стрэнд и вашей дочерью?

– Да.

– И дамы сидели по обе стороны от него?

– Я не помню.

– Но на футбольном матче вы сидели рядом с ним, и еще с вами была дочь, так?

– Да. – Должно быть, первое, чему учат агентов ФБР, – это задавать бессмысленные вопросы, подумал Стрэнд. Он постарался не обнаружить перед молодыми людьми своего раздражения.