Текст книги "Практика предательства и другие истории девяностых"

10. Я хочу, чтобы ты от меня забеременел

Это было восьмое марта. День был морозным, но солнечным. Мы отмечали международный женский день вместе с моим парнем у него на квартире. Были там и другие гости. На столе стояла бутылка водки и пара пакетов с соком. Ещё мы наделали бутербродов с паштетом из банки. На подоконнике стоял букет нежно-розовых тюльпанов с красной серединкой. Это был мой букет, мне его подарил мой парень. Я сидела у него на коленях. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, а другой он меня обнимал. Его армейский дружок играл на гитаре, а остальные пели. Гражданскую Оборону, Цоя и ДДТ. Я не пела, потому что не знала этих песен. Я положила голову на плечо моего парня и мне было так хорошо с ним, что петь уже было не обязательно. Я прижалась щекой к его шее, вдыхала его знакомый запах, от водки с соком было тепло и весело. У нас был замечательный праздник и замечательные гости, но мне хотелось, чтобы они поскорее ушли, и мы бы остались с ним одни.

Мне тогда было семнадцать, я ходила в последний класс школы. Была уже весна, значит скоро школа кончится – и наступит, наконец, свобода! Будет лето, солнце, тепло, мы будем загорать и купаться, валяться на пляже, ездить к друзьям на дачу. И этой дурацкой школы больше не будет, никакого первого сентября. Pаз и навсегда с этим покончено! Я уже большая и делаю, что хочу. Живу, как хочу, с кем хочу и где хочу. Моя жизнь – только моя, и я сама решаю, как мне жить. Мои проблемы – только мои, и я сама с ними разбираюсь. И я больше не спрашиваю разрешения у мамы с папой. А если мне понадобится помощь, то вот они, мои друзья, мы всегда поможем друг другу. Они – как моя вторая семья. Лучше, чем семья! Это люди, которые понимают меня без слов. Они мне ближе, чем родные сёстры и братья. Которых у меня и так нет. У меня вообще никого нет, кроме этих вот ребят, но они все – замечательные! Мы все разные, но друг за друга готовы жизнь отдать! Мне было так хорошо с ними. И впереди было ещё так много замечательных дней вместе, и ещё целое нераспечатанное лето, которое обещало быть потрясающим!

Мой парень был меня на шесть лет старше, он был уже взрослый. В мыслях я называла его «Хулиган». Потому что он выглядел, как бандит, но был очень весёлым, рисковым парнем, с таким диковатым блеском в глазах. Ну, типичный уличный хулиган, только добрый. И очень симпатичный. У него была такая славная улыбка и такие белые хорошие зубы. Рыжая щетина, всегда в одном и том же состоянии трёхдневной небритости. Короткие волосы, торчащие вверх, как щётка. У него были лучистые серые глаза, которые делались ласковыми, стоило ему посмотреть на меня. Обычно же они были озорными, как будто он задумал какую-то шутку. Он легко начинал смеяться, иногда в ситуациях, когда этого совсем не ждёшь. Например, думаешь, что он обиделся, а он вдруг засмеётся, и сразу понимаешь, что он только притворялся обиженным. На самом деле он никогда на меня не обижался и не сердился. Он говорил: «Как на тебя можно сердиться? Ты такая ужасно миленькая!»

Он красиво одевался. У него была толстая кожаная куртка с меховым воротником, бежевая водолазка, варёные джинсы, и кроссовки Адидас. На шее он носил тяжёлую блестящую цепь, а на запястье – несколько браслетов. Рукава всегда были закатаны по локоть, потому что ему было жарко, и можно было видеть его загорелые, сильные руки. Поросшие рыжим густым мехом, все в рельефных венах, украшенные татуировками.

Он вообще любил всякие украшения, у него было несколько колец, цепочек, золотой крестик. Никто не знал, что вокруг талии у него тоже была золотая цепочка, под одеждой было не видно. О существовании цепочки знали только он и я. Он купил её вскоре после того, как мы познакомились. Это была длинная цепочка, её длины как раз хватило, чтобы обхватить его талию. Он попросил меня застегнуть цепочку и сказал, что это будет наш общий секрет, и он никогда её не снимет, чтобы мы никогда не расстались.

Днём он работал на огромном вещевом рынке, продавал футболки и кенгурушки с портретами знаменитостей. У него там было несколько торговых точек, которые он курировал. На точках работали мелкие девчонки из приезжих, а он только ходил от одной лавки к другой, собирал заработанные деньги и следил за порядком. На работе он был очень грозный. Я много раз была у него на рынке, и слышала как он орал на этих девчонок. Но они все были воровками. Если на них не орать, в миг хозяина обсчитают.

После работы мой Хулиган любил посидеть с ребятами в шалмане, выпить водки, дунуть, расслабиться после тяжёлого дня. Часто ему приходилось работать и вечером и ночью. Разгружать товар, перевозить его со склада на рынок. Или встречаться с партнёрами по бизнесу, вести с ними переговоры, выпивать, конечно. А без бутылки ничего не делается, это все знают. Иногда переговоры проводились даже в бане, и было принято заказывать туда девушек. Но только он с этими девушками никогда ничего не делал, они ему были не нужны, потому что он любил только меня. Так он сказал.

Когда Хулиган не был занят, он звонил мне, а потом заезжал на своей машине, забирал меня из дому, и мы ехали кататься. Это так здорово, включить магнитолу погромче, открыть в машине окно, и мчаться по ночному городу, и чтобы волосы развевались от ветра! Иногда он водил меня в бар и угощал Mартини с пирожными. Мы любили заехать куда-нибудь за город, к Финскому заливу, и посидеть там в прибрежном ресторанчике, посмотреть на закат и послушать музыку. Иногда мы ездили на дачу к его друзьям на шашлыки. Но чаще всего я просто приходила к нему домой и оставалась на ночь. Он жил на соседней улице, мне было близко к нему бегать.

Мы познакомились полгода назад на дне рождения у одной моей одноклассницы. Он был чей-то старший брат, который завёз сестру к подружке и собирался уже уйти, когда мы увидели друг друга. Между нами сразу возникла любовь. Не было никаких сомнений, что мы созданы друг для друга. Эта встреча была предрешена задолго до того вечера, так было записано в книге судеб, так сложились звёзды. С ним всё с самого начала было просто и понятно. Он был человеком лёгким в общении, с ним не надо было ничего выдумывать. Мы были как будто на одной волне и понимали друг друга без слов. Я взяла его за руку и повела в спальню родителей именинницы, он не сопротивлялся, ни о чём не спрашивал. На его лице блуждала улыбка, он умел улыбаться сразу всеми чёрточками лица, а глаза выражали разве что радостное ожидание, ничего больше. Он сказал, как будто в шутку: «Вот ты какая! А не боишься – со взрослым дяденькой?» Нет, я его ни капельки не боялась! Bзрослый дяденька не может сделать мне плохо, он может сделать только хорошо. Нам тогда было так здорово! И ему, и мне. Это было самое настоящее, чистое, беспримесное счастье. Мы любили друг друга, мы хотели быть вдвоём.

А теперь мы сидели на его кухне и отмечали восьмое марта. Я – у него на коленях, уткнувшись лицом в его шею. В одной руке он держал сигарету, а другой рукой он меня обнимал. Хулиган сказал, что летом мы поедем на море, в Анапу. У него там армейский дружок живёт. У него вообще везде имелись друзья, он всегда был душoй компании, обладал даром общения. Дружок всё время зовёт в Анапу. Приезжайте, говорит, дом у нас большой, а двор ещё больше. Маманя его будет рада-радёшенька! Мы будем целыми днями валяться на диком пляже, где никого нет. Будем лежать на горячем песке, загорать голышом, жариться на солнце. Там на одном пляже песок такой белый-белый, мелкий, как мука, мягкий, шелковистый. Армейский друг нам этот пляж покажет. Не все знают, где это. Там нужно перелезть через забор заброшенного пансионата, пройти через миндальную рощу, спуститься с горы по узкой крутой тропинке, и тогда попадёшь на пляж. Там редко кто-нибудь бывает, это будет наше тайное место, где никто не будет мешать. А вода там прозрачная, светло-зелёная и тёплая-претёплая. Мы будем купаться, сколько хотим, вообще не вылезать из воды, будем как две русалки. Или три, если его друг тоже пойдёт с нами.

Там в Анапе всё дёшево, если не ходить по туристическим улицам. Хулиган хорошо зарабатывал, но это неважно, мне ничего не нужно. Жить мы будем бесплатно, ехать мы собирались автостопом, нас будут кормить и поить, как на убой, сказала маманя его друга. У них всё своё: куры, козы, кролики, а фруктов и овощей там растёт так много, что их вообще никто не считает. Персики на корм скоту кидают, можете себе представить? Получается, что деньги нам нужны только на выпивку. Там на базаре продаётся молодое домашнее вино, такое вкусное, и стоит копейки, и похмелья от него не бывает! В каждой семье свой виноградник и своё вино.

Я ещё никогда не ездила автостопом, но Хулиган сказал, он часто так делал. Это так классно, едешь далеко-далеко, свободный от всех обязательств, никто не знает, где ты. Меняешь машины, меняешь попутчиков, встречаешь новых людей, слушаешь их рассказы о жизни. Иногда, бывает, услышишь что-то действительно мудрое! Он сказал, иногда дальнобойщик и читать-то едва умеет, а говорит, как Омар Хайам. Скорей бы пролетели эти несколько месяцев, скорей бы мы поехали в Анапу.

Я любила у него ночевать. Утром мы просыпались рано, я ещё лежала в постели, а он шёл в душ, потом готовил нам завтрак, варил кофе и жарил огромную яичницу. Мы завтракали, и он уходил на работу, а я ещё лежала часик, и было пора идти в школу. Он говорил, что самое прикольное во мне то, что я такая очень хорошенькая по утрам. Что все бабы с утра похожи на крокодилов, пока не намажутся, а я – как пушистый котёночек, так и хочется поцеловать. Он говорил:

– Когда звонит будильник и я просыпаюсь, то первым делом смотрю на тебя. Ты улыбаешься во сне. Тебе, наверное, снится что-то очень приятное, что снится только детям. А потом ты открываешь глазки, и в комнате как будто становится светло.

– Это потому, что я вижу тебя.

В тот день, а это было воскресенье после отмечания Восьмого Марта, всё было немножко по-другому. Я уже несколько дней беспокоилась. Что-то всё время кололо меня изнутри, не давало успокоиться. Неприятный такой сквозняк, вроде и не сильный, но пронизывающий. Вроде, и беспокоиться не о чем, но всё же возвращаешься мыслями снова и снова. В общем, говорить пока что было нечего. И я не говорила об этом за завтраком. А когда мы уже вышли на улицу, тут я решилась сказать. Мне не хотелось расставаться на несколько дней, не сказав ему. Поэтому я собралась с духом и – как в холодную воду прыгнула – сказала, что это ещё не точно, но, может быть, у нас будет ребёнок. Я не уверена, но вот уже несколько дней задержка, и я как-то странно себя чувствую.

Он пaру секунд помолчал, собираясь с мыслями, улыбнулся и сказал следующее:

– Так. Очень интересно. Ну, а я здесь причём? Ты только меня в это не впутывай. Ребёнок не от меня. Остальное – не моё дело. Зная тебя… зная, какая ты… Этот ребёнок может быть от кого угодно.

– А какая я?

– А такая! Ты что не помнишь, как мы с тобой познакомились? Прошло пять минут, и ты меня сама потащила в койку и ножки раздвинула. Ты мне нафиг не сдалась, сама захотела и сама юбку задрала. Так ты, наверное, и с другими парнями кувыркалась, а теперь говоришь, что я тебе ребёнка сделал? Нет уж, со мной этот номер не пройдёт, это ты другим расскажи.

– Но это не правда, я с другими так не делала!

– Ну конечно, с другими не делала, кто ж тебе поверит. Ещё и врёшь в глаза. Я не вчера на свет родился. Порядочная баба никогда мужику не даст. Я до тебя таких потаскух не встречал. Ты ж ещё школьница, а замашки у тебя как у бесплатной шлюхи. Да после тебя надо руки с марганцовкой мыть. С порядочными девушками знаешь, как знакомятся? Мы с моим армейским дружком пойдём на дискотеку, наметим там одну, чтоб сиськи побольше, я потанцую с ней, лимонадом угощу, плесну туда водки грамм 200, а потом домой провожаю. А дружок мой следом пойдёт. Я её затащу куда-нибудь в кусты по дороге, собью с ног, на землю повалю, дружок мой её держит, а я трахаю. Потом поменяемся. Пригрожу ей, что будешь орать, все зубы выбью. А в ментовку заявишь, удавлю. Вот как это делается, если ты не знала. Потому что девушка порядочная сама на такую гадость никогда не согласится, только если пригрозить как следует, пару раз по роже врезать и держать её вдвоём. А тебя уговаривать не пришлось! Я уж не знаю, с кем ты там под забором обжималась, но уж точно не со мной. И на меня не сваливай!

– Я ни с кем не обжималась, я только тебя люблю.

– Меня любишь? Приятно слышать. Я должен быть польщён? Что из всех кобелей ты выбрала меня на роль главного придурка? Большая честь! Тебе нужен какой-нибудь лох, который на тебе женится и будет считать себя отцом? Скажи, чтобы я ещё тебя в свою квартиру прописал, не стесняйся. Тебе же это надо, да? Ну ладно, что ты на меня так уставилась? Что тебе не нравится?

– Ты говорил, что детей не будет…

– Я говорил? Слушай, красавица, я одного не пойму. Ты, вроде, считаешь себя достаточно взрослой, чтобы жить, как ты хочешь, да? Могла бы дома сидеть, уроки делать. А не путаться, с кем попало. Но маму с папой мы слушать не хотим! Мы уже большие и сами всё знаем и умеем. Ты считаешь себя достаточно взрослой, чтобы встречаться с мужчиной. Заметь, с нормальным, здоровым мужчиной. А знаешь, что бывает, когда женщина ложится под мужчину? Нет? У неё начинает расти живот. Такое бывает. И что ты теперь от меня хочешь? Ты, оказывается, не предохранялась! Ну и дура, что я могу ещё сказать. Ты сама виновата. Сама кашу заварила – сама и расхлёбывай. Я-то здесь при чём?

Послушай, ну чего ты ожидала? Какой ответ ты думала от меня услышать? Что мы поженимся и будем жить долго и счастливо? Зачем мне этот ребёнок? Мне двадцать три года, я ещё не собираюсь жениться, а тем более заводить детей. Я хочу пожить в своё удовольствие! У меня ещё вся жизнь впереди. Я не хочу, чтобы меня посадили на цепь до самой старости. Ну посмотри на меня, какой из меня отец? Что я этому ребёнку могу дать? Какой я ему подам пример? Кто я такой? Торгаш, рыночный бандюган, я людей обсчитываю, продаю им бракованный товар, обмaнываю государство, обманываю покупателей, обманываю своих продавщиц и своих партнёров. Ты хочешь такого отца своему ребёнку? Чему я его научу? Воровать? Да зачем я тебе нужен? Тебе нужен такой муж, чтобы мог тебя обеспечить. Ты девушка с претензиями, тебе нужно одеваться, наряжаться, ездить на курорты, ходить по ресторанам, по театрам. Сама не знаешь, чего хочешь! Ты со мной будешь, как на вулкане. Будешь меня ждать и думать, приду я домой, или меня сегодня подстрелят. Или посадят. Или я сам тебя брошу. Нафига тебе это надо? Я не гожусь на роль отца и мужа. Прости, но таким уж я уродился! И если ты об этом не знала, то это уже твои проблемы. Не мои! И что ты будешь теперь делать, тоже не моя забота. Я тебя не просил беременеть, ты сама этого хотела, и сама это сделала! И, что бы вы там с твоей мамашей не напридумывали, ничего у вас не получится. Ребёнок не мой. Всё?

Я стояла, слушала всё это и думала: не буду при нём плакать, не буду, не буду, не буду. И какое-то время, действительно, не плакала. Но потом слёзы сами начали течь из глаз, как бы я ни старалась сдержать их. Он раньше никогда так со мной не разговаривал, со мной вообще никто и никогда вот так – не разговаривал. Он никогда не повышал на меня голос, никогда не ругал, не обзывал, не отчитывал, не упрекал и не стыдил. Я вообще не догадывалась, что он знает такие слова. Что он может говорить такие слова – мне. Как у него язык повернулся назвать меня шлюхой и всем остальным? Раньше он называл меня только котёнком, птенчиком, воробушком, зайкой, лапочкой. Ещё сегодня утром. А теперь я стала вдруг для него потаскухой.

Мне бы так хотелось, чтобы он обнял меня, чтобы я могла спрятаться у него на груди под курткой и плакать вслух долго-долго, не пытаясь сдерживаться. Но это было нельзя сделать. Как ужасно – плакать при человеке, который меня не любит, которому меня не жалко. Даже и смысла нет плакать, если всё равно не жалеют. Мне было очень стыдно, я знала, что ему противно смотреть на меня.

Я почувствовала, что ноги не держат, мне нужно сесть, но рядом не было ни скамеек, ни автобусных остановок. Я села на корточки и зaкрыла лицо руками, чтобы он не видел, какая я некрасивая, когда плачу. Он сказал: «Встань немедленно, чего ты, как срать на улице уселась? Сопли подбери! Ты меня позоришь!» Но я продолжала сидеть, пока не услышала голос какой-то женщины у меня над головой: «Господи, откуда они берутся? Наркоманка какая-то.» Я открыла глаза, надо мной стояла грузная пожилая женщина с сумками, а Хулигана нигде не было. Он ушёл, когда я закрыла глаза, оставил меня одну.

.

Как-то странно получалось. Мы встретились, мы понравились друг другу, мы захотели быть вместе. Всё по любви, по дружбе, по обоюдному согласию. Никто никого не заставлял, не упрашивал, не угрожал, не подкупал и не обманывал. Он спал со мной, а я спала с ним. Ему было со мной хорошо, и мне тоже было с ним хорошо. Я не предохранялась, это правда. Но и он тоже этого не делал. Он не хотел пока что ребёнка, но и я не хотела. Он не хотел сейчас жeниться, и я не хотела замуж, я ведь ещё маленькая. Он говорит, что ещё не готов стать отцом, а я не готова ещё стать матерью. Пока что всё у нас одинаково, всё поровну, мы с ним вместе в одной лодке. Потом у нас получился ребёнок, у нас двоих, как результат наших встреч. Но вот здесь почему-то начались различия. Наш союз тут же распался. Мы были вместе, а теперь – каждый сам по себе. Ребёнок, получается, только мой. Это моя проблема. И я не могу просто сказать: «Я ещё не готова стать матерью, я не хочу, не сваливай это на меня». Я не могу развернуться и уйти, и надеяться что этот ребёнок как-то рассосётся сам по себе, без моего участия. Я не могу просто самоудалиться, тихо слинять, пока никто не видит, и оставить кого-то другого разбираться вместо меня.

А почему тaк получается? Потому что природа создала нас такими. Ребёнок зарождается в женском теле, а не в мужском, вот и всё. Если бы это было какое-нибудь яйцо, как у птиц, то можно было бы просто это яйцо бросить, если оно тебе не нужно. Но так уж устроено, что человеческий ребёнок находится не снаружи, а внутри тела, и бросить его по собственному желанию нельзя. Я не могу от него сбежать. Хочу я этого или нет, а ребёнок находится в моём теле, он там растёт, и из него появляется на свет, не спрашивая меня, хочу я, или нет. Мне не оставляют выбора.

Я знала, что можно сделать аборт. Но, опять-таки, его нужно делать. Он сам по себе не сделается. Это моё решение, моя ответственность, мои действия. Это моё тело будут резать. Это я сама решу погубить моего ребёнка, отнять у него жизнь. Да, это можно сделать, но это не будет ни просто, ни быстро, ни приятно. И даже если мне вколят лошадиную дозу обезболивающего, и я вообще ничего не почувствую, всё равно сперва я должна буду принять решение, мне не удастся просто уйти от проблемы. Ни за какие деньги мира мне не удастся отмотать кассету назад, чтобы стало, как раньше. Чтобы произошло чудо, и как будто ничего не было. Нажать на кнопку и – раз! – ребёнка нет, и мы снова сидим у Хулигана на кухне и играем на гитаре. Не придумали ещё такого способа, чтобы проблемы просто растворялись в воздухе.

Ни за какие деньги мира… кстати, денег у меня не было. Аборт, наверное, стоит денег, если делать в частной клинике. Значит, надо будет обращаться в нашу бесплатную районную поликлинику. Я не знала, куда надо обращаться. Может быть, в женскую консультацию? Что бы это ни значило. Я никогда там не была. У нас на соседней улице была дверь в полуподвальное помещение, выкрашенная бурой краской, на которой было написано «женская консультация номер 21». Наверное, там работают злобные раздражённые тётки, которые будут меня стыдить, ругать, делать мне внушения. Скажут, что стыдно девушке так себя вести, вот и результат, допрыгалась, в твои-то годы, а так тебе и надо, будешь знать, скромнее надо быть, где твоя девичья гордость, теперь замуж никто не возьмёт, а вот мы в школу-то сообщим. Наверное, это будет очень больно, я не знаю. И что, прямо скальпелем – вот туда? Или как это делается?

Тоже странно, ребёнок наш общий, но мне придётся делать аборт, а Хулигану – нет. Мне придётся войти в эту мерзкую дверь, в эту страшную полуподвальную женскую консультацию номер 21, а ему – нет. Мне придётся выслушать про себя все эти стыдные и жестокие слова, а ему – нет. То, что он занимается любовью с девушками, воспринимается, скорее, как победа, как показатель его силы, привлекательности, здоровья, ловкости. Но то, что я занимаюсь любовью с мужчинами, это свидетельствует только о моей распущенности. Это стыдно, грязно, недостойно, это меня порочит, выставляет в плохом свете. Hельзя, чтобы другие об этом узнали.

Проблема была ещё и в том, что я не могла просто прийти и сказать, что мне нужно сделать аборт. Я же несовершеннолетняя! Нужно прийти с родителями, нужно согласие мамы. Хочешь – не хочешь, а маме придётся рассказать. Она должна разрешить мне избавиться от ребёнка. Моя мама будет решать, что мне делать с моим телом, можно ли мне избавиться от ребёнка, или я всё-таки должна его родить. А если она решит, что должна? Это ведь не только мой ребёнок, но и её внук.

Кажется, все – абсолютно все – за меня решают. Одна я ничего не решаю. Я не могу решать самые важные вещи в моей жизни, то, что напрямую касается меня, и только меня. Mной командуют другие. Но в итоге виновата всё равно оказываюсь я. И я сама за всё отвечаю, сама расхлёбываю ту горькую кашу, которую заварила, а не моя мама. Странно получается, у меня нет возможности принимать решения, но есть обязанность отвечать за последствия.

С мамой были сложности, она мне уже давно сказала: «Если залетишь от какого-нибудь мальчишки, домой не приходи, я тебя на порог не пущу. Выходи замуж за отца ребёнка, переезжай к нему, и живите долго и счастливо. А позориться здесь перед соседями я тебе не дам. Сразу спущу с лестницы, и не думай, что мне тебя будет жалко. Всё, я тебя предупредила, а теперь делай, как хочешь.» И если вы думаете, что она это сказала просто, чтобы припугнуть, то вы не знаете мою маму. Она всегда делает то, что говорит.

Вот до чего я докатилась! Ребёнок без мужа. Ну, а Хулиган разве не докатился до того же самого? У него ребёнок – без жены. Нет, это не то же самое, потому что он мужчина, а я женщина. У нас совершенно разные права и обязанности. То есть, у него права, а у меня обязанности. Он может вести себя, как хочет, а я должна вести себя хорошо. Я же мать! И, конечно, я не должна делать аборт. Не смогу же я погубить собственного ребёнка! Буду горе мыкать, мать-одиночка, без собственного жилья, без дохода, без работы, без образования.

Совсем скоро я сама стану матерью, я стану взрослой, но при этом останусь ребёнком, полностью зависимая материально от моих родителей. И когда я избавлюсь от этой зависимости? Откуда у меня возьмутся средства, силы и время, чтобы начать зарабатывать самой, найти квартиру и переехать туда с ребёнком? Сколько ещё лет пройдёт, пока я смогу это сделать? Уж не раньше, чем ребёнок вырастет, и у меня появится время получить хоть какое-то образование. И все эти годы я буду жить дома с мамой и папой, как в детстве, и мне надо будет спрашивать у них разрешения даже на то, чтобы посмотреть телевизор или взять с полки книгу. И, конечно, я в их глазах всегда буду виновата.

Кстати, образование. Я вдруг поняла, что школу я закончить не смогу. Какая школа? Мне скоро пелёнки стирать, по ночам вставать кормить, и всё такое, что там ещё делают мамы. И что тогда? Я не поступлю в ВУЗ. Все поступят и будут учиться на первом курсе, а я нет. У всех будет молодёжная студенческая жизнь, лекции, сессии, экзамены, практика, каникулы. Будут новые друзья, новые влюблённости, приключения, поездки на каpтошку, ночёвки в палатке, песни у костра под гитару. Будут всякие интересные ситуации, встречи, дискотеки, кружок самодеятельности, спортивные соревнования, переживания, любовные истории, сердечные дела. Будут вечеринки, тусовки, прогулки по городу, чьи-то дни рождения, поездки за город. В Универе будут всякие занятия, обсуждения научных открытий, выбор будущей профессии, защита диплома. Это всё будет – у них. А я буду в это время сидеть с ребёнком. Буду бояться выйти во двор с коляской, чтобы не встретить бывших одноклассников, чтобы не начали расспрашивать, как я живу. Буду старательно избегать соседей, чтобы не совали нос не в своё дело.

И никто – никто! – мне не посочувствует. Скажут, ты сама этого хотела, ты сделала свой выбор, тебя никто не заставлял. Но никто не скажет этого Хулигану. Он будет жить, как раньше. Заниматься бизнесом, зарабатывать деньги, расширять своё дело, открывать новые торговые точки. Найдёт себе, конечно, другую девушку вместо меня. И, да, эти девки, которых они заказывают по телефону, когда проводят деловые встречи в бане… Конечно, он их трахает, что бы он ни говорил, я ему не поверила. Ну, а я буду сидеть дома, прочно прикованная к детской кроватке, пустышкам, распашонкам и ночным горшкам, и меня уже точно никто не захочет. Потому что кому нужна брошенная мать-одиночка с маленьким ребёнком? А Хулигана будут любить и хотеть, потому что у него такая обаятельная улыбка и такие лучистые озорные глаза. И то, что он отец-одиночка, отец, который не хочет ничего знать о своём ребёнке – это не убавит ему шарма в глазах у девушек, скорее наоборот.

.

Надо что-то делать. Бабушка однажды рассказывала, что у них в деревне девки прыгали с крыши, чтобы вызвать выкидыш. Интересно, сколько там было метров до земли? В деревнях же не было высоких домов. Ну максимум два этажа, не больше. Два этажа – маловато, вряд ли поможет. Я бы спрыгнула откуда угодно, хоть со второго этажа, хоть с десятого, лишь бы получилось. Второй этаж – мало, надо бы повыше, ну ладно, начнём со второго. Я поднялась по лестнице на второй этаж нашего дома и подошла к окну, открыла его. На лестнице то и дело слышались шаги, соседи ходили туда-сюда, мешали мне. Я посмотрела из окна наружу. Мамочки, как высоко! Я не ошиблась этажом? Это действительно второй? У меня закружилась голова. Нe знала, что я так боюсь высоты. Нет, я никогда не смогу отсюда спрыгнуть.

Я слышала, что противозачаточную спираль делают из медной проволоки. Не знаю, почему из медной, что-то она там окисляет. У нас дома я видела моток толстой медной проволоки. А что, если попробoвать? Да, я так и сделаю. Больно или нет – не важно, никто не мог бы сделать мне больнее, чем Хулиган. Я потерплю, лишь бы эта история скорее закончилась.

Я пришла домой и начала рыться на антресолях, встав на стул. Ага, вот эта проволока. Убрала стул, чтобы было не заметно, что я что-то искала. Перешла к себе в комнату. Что теперь делать? Как и куда это вставлять, чтобы получился выкидыш? Взяла Большую Советскую Энциклопедию. Так, ну примерно понятно, где что расположено. Значит, берём проволоку, отрезаем от неё кусачками полуметровый кусок, ложимся на спину, ноги согнуть в коленях и прижать к груди… Вдруг я почувствовала, что задыхаюсь. Я стояла у письменного стола с мотком толстой медной проволоки в руках и тряслась так, что зубы лязгали друг о друга. Не могу! Не могу!

На следующее утро я решила сказать маме, что бы ни случилось. Откладывать дольше было невыносимо. Что-то нужно было делать. И я сказала:

– Мам, так получается, что… ну… y нас будет ребёнок. Это ещё не точно, но мне кажется, вроде бы, что это так и есть…

Я не решилась сказать «у меня будет ребёнок», сказала «у нас». Хотя Хулиган был уже не со мной, всё равно я пряталась за его спину, держалась за его руку, пусть даже выдуманную, чтобы не так страшно. Я ждала грандиозного скандала с изгнанием меня из дома, но всё получилось по-другому. Мама, кажется, совсем не удивилась.

– Да? Ну, так я и знала! Что тут сказать? Поздравляю! Совет да любовь! Когда свадьба?

– Мы ещё не решили.

– Ну, как решите, не забудь маму с папой пригласить. Так, мне пора бежать, сегодня очень ответственный день, будет художественный совет, надо всё подготовить. Приедет Гиацинт Веницианович, у него семь пятниц на неделе, всегда всем недоволен, он сумасшедший, ты же его знаешь!

Мама перешла из кухни в коридор и стояла перед зеркалом, завязывая шарф, крася губы, поправляя причёску. Я наблюдала за ней от противоположной стенки, не решаясь подойти ближе. Мама продолжала, с помадой в руках:

– Не хочу лезть не в своё дело, но вы лучше со свадьбой не затягивайте. А то люди болтать начнут. Собственно, почему бы и нет, парень он хороший, работящий, хорошо зарабатывает. У вас с ним, вроде бы, всё отлично, вы не ссоритесь. Ну ладно, побежала, буду поздно! Не забудь пообедать!

Дверь закрылась, я осталась стоять. У меня ничего не получилось. Может, сказать папе? Но он не будет слушать. Он в лучшем случае пожмёт плечами и уйдёт в свою комнату. Он всегда так делает. Но сейчас он должен выслушать меня! Это важно! Такое случается не каждый день. Эта такая ситуация, когда он должен будет выслушать и принять меры. Он просто не может, не имеет права на этот раз остаться в стороне. Сейчас произошло что-то особенное, я – его единственная дочь – оказалась в беде, мне нужна помощь. Он поймёт, не может не понять. Мы редко с ним разговаривали, он был очень замкнутым человеком, который почти никогда ни в чём не принимал участия, но сейчас настал такой день, такой миг, когда нужно действовать. Он просто не сможет пожать плечами и уйти! Да, я скажу ему.

Я пошла на кухню, где он сидел и читал. Я окликнула его несколько раз, прежде чем он, наконец, оторвался от газеты и посмотрел на меня. Не совсем на меня, скорее на стенку за моим плечом. Он издал какой-то вопросительный звук: «Мммм?». Я ответила: «Нет, ничего». Мне стало понятно, что просить папу о помощи было бессмысленно. Это была глупая идея.

Мои родители обладали совершенно разным темпераментом, мама была шумной и эмоциональной, папа был тихим и необщительным, но в одном они были абсолютно похожи: они не собирались мне помогать.

Что же делать? К кому мне бежать? Кому рассказать? У кого попросить помощи? Я, как Алёнушка из сказки «Гуси-лебеди». Яблонька, спрячь меня! Реченька, спрячь меня! Только это в сказках так бывает. А в жизни? Отец ребёнка помогать мне не будет, это я уже выяснила. Родители тоже мне не помогут. Друзья? А есть ли у меня друзья? Его друзья, с которыми мы отмечали восьмое марта, все на его стороне. Собственно, я их и не знаю. Некоторых не знаю даже по именам, только клички. Они все меня старше. С Хулиганом их связывают какие-то истории из школьной, институтской или армейской жизни. А со мной их ничего не связывает. У меня даже и телефонов их нет. Мы просто тусовались вместе, больше ничего. Мы дружили только в присутствии Хулигана и никогда не встречались без него. Я для них ничего не значу, они не будут мне помогать. Ещё и посмеются, скажут, наш-то ещё одну дуру обрюхатил, ну и кобель!