Текст книги "Практика предательства и другие истории девяностых"

Нет, Илья, ты мне больше не нужен. Илья – готово. Минус Илья.

Теперь настал черёд Эли.

Мне в голову пришла идея получше, гораздо лучше. Набираю её номер и слышу знакомый нежный голос. После обычных слов приветствия, говорю ей:

– Это Илья попросил меня позвонить. Он хотел кое-что тебе передать. Это нелегко… Он должен был бы позвонить сам, но не смог. Понимаешь, Эля, он слабохарактерный, у него духу не хватило. Вот, ты сама смутилась, представь, каково сейчас мне. Ну, что ж поделать, надо – значит надо. Илья просил передать, чтобы ты ему больше не звонила, и не приходила в офис. Он считает… это трудно объяснить. Понимаешь, ему надоело отвозить тебя на дачу, платить за твои эльфийские платья, дарить тебе цветы, провожать тебя до дома, и вот это вот всё. Эля, он не такой человек, как ты себе представляешь. Он умеет казаться заботливым, внимательным, но он не такой. Я тебе это говорю как женщина женщине, хоть ты меня младше, но ты должна это понимать. Попробуй понять! Илье от женщин надо только одно. Он считает, что ты должна с ним спать, просто за то, что он заплатил за тебя в кафе. За то, что проводил до дому. Ты его не знаешь так, как знаю я. Это всё правда, он такой. Он трус и врун. Он не мужчина! Он должен был сам сказать тебе, но, как обычно, спрятался за мою спину. Он только одно может делать! Да и то – ничего не умеет.

Извини, что я так прямо говорю, тебе ещё рано такое, но ты должна это знать! Я хочу предостеречь тебя, уберечь от глупой ошибки. Я считаю, что это просто подло – так относиться к девушке! И требовать от тебя таких услуг – за что? За букет цветов и мороженое? Ты с ним спать не стала, и он решил больше не тратить на тебя время. Попросил меня, чтобы я с тобой поговорила. Чтобы ты ему больше не надоедала.

Вы оба – взрослые люди. Надеюсь, вы расстанетесь друзьями. Действительно, к чему эти африканские страсти? Эля, не расстраивайся, ты ещё встретишь свою любовь, а Илью лучше забудь, вычеркни его из своей жизни!

Эля слушала меня молча, не перебивала. Потом в телефонной трубке раздался её тихий голосок:

– Я… я конечно… я ему больше никогда не позвоню… Почему он сам мне не сказал? Зачем он меня обманывал? Спасибо вам, Катя. Я понимаю, как вам тяжело это говорить, он всё переложил на ваши плечи. Слабак! Я больше не буду… я никогда больше не буду… если бы я знала…

Я решила пустить в ход всё, имеющееся у меня, оружие. Кинуть ручную гранату прямо ей в голову:

– А вообще, Эля, забудь всё, о чём я сейчас говорила. Это всё ерунда. Нужно сказать тебе самое главное. Это – он меня не просил говорить, я сама случайно узнала. Слушай и запоминай. Теперь, когда вы с братом остались одни, в смысле, без мамы, Илья собирается предложить тебе свою помощь. Не сразу. Он хочет подождать, пока вам станет действительно нечего есть и нечем платить за квартиру. Тогда он предложит вам денег, но с условием, чтобы ты пошла жить с ним. Я знаю, ты – девочка добрая, хорошая, ты можешь на это согласиться просто ради своих родных. Ты можешь пожертвовать собой. Я тебя прошу, не делай этого. Это ошибка! Ты разрушишь своё будущее, это будет преступление против тебя самой. Ты не представляешь, какой он. Не представляешь, во что он превратит твою жизнь. Он жестокий, подлый, и обращается с женщинами, как с предметами. Он считает, что купить можно всё, были бы деньги. И его нездоровый интерес к твоему брату… Ты не знала? Эля, всё образуется, вот увидишь, не надо принимать от него помощь, это ловушка! Не разговаривай с ним. Он умеет уговаривать! Ты даже не заметишь, как он тебя уговорит на такое, в чём ты пока что не разбираешься. Он скажет, что постарается устроить так, чтобы ты доучилась и поступила в Театральную Академию. Это он специально так выдумал. И что он от тебя за это потребует – страшно представить! Не верь ему, иди работать в Макдональдс, по крайней мере всегда будут свои деньги. А театр выкини из головы. Не слушай его, не звони ему, и не приходи.

Я услышала, как она всхлипывает – там, у себя дома.

Хорошо, все прошло хорошо. Даже лучше, чем я ожидала. Разговор можно было заканчивать, с Элей я тоже разобралась. Эля – готово. Минус Эля.

Вот так, это было всё, больше я ничего не могла с ними сделать.

На часах половина одиннадцатого. К этому времени Предприниматель, конечно, уже побывал в офисе и увидел, что я наделала. Но он мне не позвонил. Думаю, в таком случае, уже и не позвонит.

Теперь, когда я всё испортила, мне было нечем заняться. Я постирала мою белую летнюю куртку, повесила сушиться на балконе. За окном была светлая летняя ночь. Солнце не село, и всё вокруг было залито оранжево-розовым светом. С моего четырнадцатого этажа было видно весь город, крыши и трубы, солнце отражалось от окон соседних домов. Блестела серебристая лента Невы, вечно несущей свои воды к Финскому заливу. Большую часть картины занимали облака и небо – почти белое с одной стороны, и бирюзовое с другой.

Справа налево летели воздушные шары. Это такое развлечение, можно заплатить, и тебя поднимут на шаре в воздух. Говорят, очень здорово, но я не пробoвала. Где-то во дворе разговаривали двое. Они не знали, что их голоса были слышны так отчётливо, даже на четырнадцатом этаже можно было разобрать каждое слово. Раздался внезапный шум крыльев, и по небу полетели целые полчища птиц – в одну сторону, потом, как по команде, развернулись и полетели в другую. Как они знают, в какую сторону сейчас лететь? У них есть свой птичий язык для таких вещей? Потом птицы пропали, и всё стихло. Глаза наполнялись слезами, я вытерла лицо рукой. Предметы начали расплываться, но я всё ещё видела их очертания.

# # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # #

Я стою на большом зелёном лугу. Этот луг спрятан между лесом и озером, о нём никто не знает. Луг порос травой и белыми июньскими цветами, трава мне по пояс. Мы все здесь. Мы – это те, кто знает о скором сошествии Повелительницы Небесных Тел. Мы все – я и мои призраки: люди, звери, сказочные и настоящие, персонажи из книг и фильмов, придуманные друзья, мятущиеся души, говорящие растения и бесплотные сущности. Все кошки, которые у меня когда-либо были, человечки из мультиков, нарисованные страшилы и оловянные солдатики. Мы приглашены на самый важный праздник в нашей жизни. Мы все собрались и ждём чуда.

От озера поднимается туман. Полуночное солнце не село, сегодня самая светлая ночь в году, самая волшебная, она такая единственная. Всё вокруг залито светом. На небе появляется золотистое облачко, оно приближается, растёт, начинает медленно опускаться на луг. В окружении белых ночных птиц, в окружении крылатых небесных посланников. Мы слышим неземную музыку, мы видим ослепительный свет, от него слезятся глаза. И там, в этом сиянии, мы видим Её – Повелительницу Небесных Тел, прекрасную и юную. В развевающихся лёгких одеждах, с длинными золотыми волосами, с цветами в руках. Мы поднимаем руки к небу, тянемся к ней, мы просим её милости. Прекрасная Дева, сойди к нам! Побудь с нами, не бросай нас одних, не оставляй без своего нежного лика! Защити нас! Не дай нам пропасть! Мы просим о милости, не дай нам увидеть твой гнев. Мы просим добра, мы просим любви. Прости нас, Прекрасная Дева! Прости нас всех, прости!

В этой главе используется стихотворение «Свежий ветер» авторства Кати Стенвалль, 2010.

14. В ментовке с госпожой Ангелиной

У меня была подруга, её звали Ангелина, но мы говорили Геля. Она вышла замуж и родила ребёнка. Я замутила с её мужем. Она мне за это дала по роже.

С этим парнем мы были знакомы и раньше, он вращался в наших кругах. Мы определённо нравились друг другу, и у нас почти получилось, но тут подвернулась Геля, она ему больше понравилась, чем я. Она была блондинка с большой грудью. Поэтому. Я не обиделась, такое бывает. В конце лета она была уже на пятом месяце, и они поженились. Потом на свет появился малыш. Парень этот на какое-то время исчез из нашей компании, был сильно занят. А теперь он снова начал к нам ходить, правда не часто. Маленький ребёнок, работа, жена, сами понимаете. Я мысленно называла его Гелин Муж.

Когда я впервые увидела его после полугодового перерыва, я сразу поняла, что он мне нужен. Между нами снова вспыхнул прежний интерес, мы начали опять с того момента, на котором остановились, когда нас прервали. Только теперь мне хотелось его вдвое больше, чем раньше, потому что его совершенно точно было нельзя. Ни за что и никогда! Это был самый запретный запрет, этот парень был для меня недосягаем. Он был, как будто, красным крестом перечёркнут справа налево и слева направо. На нём, будто, висел плакат: «Руками не трогать!» В моём воображении на него как будто бы надели пояс верности, закрыли замок на ключ, а сам ключ отдали на хранение его жене. Мне прямо виделся этот пояс верности – у него под одеждой. И этот воображаемый пояс влиял на всё! Даже лицо у Гелиного Мужа стало другим, взгляд стал другим. Мне чудилась в этом взгляде гордость от того, что у него теперь совсем другое социальное положение. Что он не такой, как мы, он взрослый. Этот запрет и добровольное соблюдение запрета делали его взрослым. С другой стороны, мне иногда казалось, что у него голодные глаза. Он просто пожирал меня глазами.

Он был для нас потерян, пропал навсегда. Его уже взяли, забрали у нас, надели на него ошейник и поводок, посадили на цепь. Он охранял дом, занимался важным делом, с ним больше нельзя было играть в игрушки. Он сразу стал таким большим! Мы были весёлыми и глупыми, а он был занятым человеком, ему было некогда.

Я должна была решить эту задачку, взломать этот замок. Я должна освободить его, выпустить на свободу. Просто должна! Ненавижу клетки. Пускай ключ от замка был у Гели, но я уж как-нибудь справлюсь, я что-нибудь придумаю. Я не переживу, если он не будет моим. Я – буду не я, если у меня не получится.

Я сходила по нему с ума. Из-за этой его неприступности, из-за того, что он стал таким хорошим и правильным. Из-за запрета, из-за того, что он уже был занят. Когда я закрывала глаза – я видела нас вместе. Мне даже казалось, от него пахнет как-то особенно, чем-то домашним, как свежевыглаженные пододеяльники. Я представляла, как он делает всякие дела по дому, готовит, убирает, моет посуду, кормит ребёнка кашей с ложечки, и мне просто сносило башню. Он принадлежит Геле, и больше никто и никогда, кроме неё, не узнает, какой он. Я не успела это выяснить до его женитьбы, неужели так и не выясню? Неужели я не смогу? Она никому его не даст. Чёрт! Почему всё ей?

На самом деле – это было несложно. Неприступная крепость сдалась без боя, как только он оказался у меня дома. А заманить его домой тоже оказалось очень просто, я попросила меня проводить. А когда он проводил, предложила зайти ко мне на кофе. Вот и вся стратегия, вот и весь мой хитроумный план. Думаю, он уже озверел от сидения дома взаперти. У него год никого не было. Я никогда не встречала таких страстных парней, как Муж Гели. Он приходил ко мне очень часто, правда ненадолго. Потому что дома ждала жена.

Это кем же надо быть, чтобы увести мужа у подруги, увести его из счастливой молодой семьи, где имеется новорожденный ребёнок? Так не делается. Так просто не делается, и всё! Но я ведь не увожу его, я только немножко. Я поиграю, и верну. Честное слово, я положу на место, где взяла. Некоторые говорили мне, что это ужасно.

Они говорили, что я обращаюсь с людьми, как с предметами. Что я пользуюсь им, как резиновой игрушкой на батарейках. Что так нельзя. Почему нельзя? Ерунда. Я же не прошу на мне жениться, я не хочу чтобы он развёлся. Я никому не делаю ничего плохого. Чем я навредила Геле? Чем я её обидела? Разве я у неё что-то отобрала? Я не понимаю, ей что, жалко? Это её муж, она его уже получила, разве будет хуже, если она немножко поделится с другими? Разве не говорили в школе и детском саду, что надо делиться? Нельзя загребать себе всё самое вкусное сразу. Может, слышала?

Мне говорили, что с людьми нельзя так играть, они живые. Почему нельзя? Можно! Я буду играть с ним, как захочу. Кто мне запретит? Может быть, его жена? Ой, не смешите меня! Эта домашняя курица способна только на то, чтобы пелёнки стирать. И потом, почему считается, что я одна делаю нечто нехрошее? Обычно в таких делах участвуют двое.

Дело было под Новый Год. Мы отмечали праздник в Доме Культуры. Сперва был концерт, а потом танцы. Геля не смогла прийти, не с кем было оставить ребёнка. А Муж Гели пришёл, сказал только, что ненадолго. Надо торопиться домой. Но вот прошёл час, два, три, а он всё не уходил. Нам было очень весело! Он выпил и расслабился, перестал всё время смотреть на часы. Мы с ним танцевали, потом перешли в бар.

Наша компания заняла самый длинный стол вдоль стены. Мы взяли по коктейлю, он усадил меня к себе на колени, мы сидели и болтали с нашими ребятами. Мы сидели спиной к входной двери, поэтому я не сразу заметила Гелю. Она налетела на нас, как разъярённая валькирия! Потом оказалось, что она специально сказала, что не придёт, а сама сдала ребёнка на руки бабушке и прибежала в Дом Культуры, чтобы посмотреть, что делает её муж.

А муж, оказывается, вот что делал. Геля влепила ему оглушительную затрещину. Как только у него башка не оторвалась? Я не успела спрыгнуть с его колен, как она схватила меня за волосы и несколько раз приложила лбом о поверхность стола. При этом она кричала: «Убью! Дрянь!» У меня потемнело в глазах. Сперва я оглохла, потом в ушах образовался какой-то звон. Я почувствовала, как из разбитой брови брызнула кровь, на столе расплывались крупные красные капли. Кто-то визжал, кто-то матерился, вокруг забегали люди, я ничего не видела. Выключили музыку, зажгли свет. Кто-то оттащил от меня Гелю, она продолжала кричать и махать руками.

Двое охранников поволокли нас в комнату милиции на втором этаже. То есть, волокли Гелю, я шла сама. Меня вёл охранник, я плохо видела из-за крови, заливающей мне глаза. Но боли я не чувствовала. Если меня напугать, я превращаюсь в бультерьера. Силой мысли я могу отключить свои чувства, и начинаю соображать чётко, как никогда. Геля отказывалась идти, пыталась улечься на пол, рыдала, как ненормальная.

Так мы дошли до милиции. В комнате за столом сидел какой-то пожилой серьёзный мужчина в форме, постукивая карандашом по раскрытому журналу. Нас поставили перед ним. От его строгого взгляда Геля вдруг совершенно успокоилась. Милиционер заговорил с нами таким голосом, что сразу стало понятно, шутки кончились.

– Так, девушки, что у вас произошло? Драка в общественном месте. Нарушение порядка. Сопротивление представителям власти при задержании.

Охранник подлил масла в огонь:

– Да, она меня пнула!

– Ну вот видите.

Я подумала, сейчас я тебе покажу, дрянь! Что я тебе сделала? Чего ты на меня накинулась? Я тебя била? Нет. Я тебя обокрала? Нет. Я про тебя гадости за глаза говорила? Тоже нет. Ну так и в чём же дело? Посмотри, как ты меня изукрасила. Я девушка, мне это лицо ещё нужно, мне с ним жить. И это я ещё себя в зеркало не видела, может у меня теперь шрам на лице останется – из-за тебя. Чего ты дерёшься? Я тебя сейчас навсегда отучу кулаками махать. Будешь впредь вежливой! Я сейчас такой театр разыграю, что тебя на пятнадцать суток посадят. Ты не знаешь, на что я способна! Не хотела мужем поделиться – посиди в СИЗО с уголовниками, там тебе самое место. А о ребёнке пусть пока муж позаботится, будет его сам грудью кормить. Я вот на пол завалюсь и изображу обморок, пусть скорую вызывают.

Милиционер просит у нас документы. Документов нет. Мы не взяли их с собой на празднование Нового Года. Милиционер говорит:

– Тааааак, всё понятно. Документов нет. Так и запишем. Нарушительница задержана на трое суток до выяснения личности.

Геля порывается уйти, но охранник встаёт у двери и загораживает собой выход. Я вижу, как Геля напугана:

– Товарищ милиционер, у меня дома ребёнок, мне надо домой, я не могу на трое суток.

Милиционер не впечатлён её словами::

– А это ещё надо выяснить. Посидите пока, отдохните, мы к вам отправим органы опеки, посмотрим, что там с ребёнком.

– Не надо опеку! У ребёнка есть отец и бабушка!

– Отец? Это тот, из-за которого произошла драка? Я не думаю, что он может позаботиться о ребёнке. Но вы не волнуйтесь, девушка, всё оформим, разберёмся.

Геля выглядит кошмарно! Она смотрит то на меня, то на охранника, то на милиционера, у неё бегают глаза. Так тебе и надо! Сейчас я что-нибудь придумаю, сейчас я что-нибудь такое сделаю. Сейчас я такую сцену разыграю, что нас не скоро забудут в этом отделении. Я мысленно говорю ей: «Геля, не бойся, возьми меня за руку, я сейчаc выведу тебя отсюда, только держись крепче!» Не знаю, слышит ли она мои мысли.

Милиционер указывает нам рукой на ряд стульев перед собой:

– Садитесь, девушки.

Геля садится, а я остаюсь стоять. Вот он, наш шанс! Сейчас! Бультерьер расставил пошире лапы для устойчивости, напряг каждый мускул. Сейчас он ринется в атаку, вопьётся клыками в горло своему обидчику.

Милиционер повторят:

– Присаживайтесь.

Я отвечаю:

– Я выполняю только приказы Госпожи Ангелины. Госпожа Ангелина, вы разрешите мне сесть?

А сама смотрю на неё и думаю: «Пойми меня, умоляю! Догадайся! Напряги свои пролактиновые мозги, или что там у тебя осталось в голове после года семейной жизни! Ну, давай! Просто кивни, не говори ничего!»

Геля посмотрела на меня, как на сумасшедшую, и вдруг случилось чудо. Кажется, она поняла! Есть контакт!

– Разрешаю.

Я села на пол около её стула. В комнате повисла тишина. Оба охранника и милиционер смотрели на меня во все глаза, как будто привидение увидели. Но на то милиционер и есть, чтобы быстро принимать решения. Он моргнул и продолжил что-то писать в своём журнале:

– Так, девушки, ещё раз. Драка в общественном месте, нарушение порядка.

Я прижимаю руки к груди, к моему новогоднему платью, залитому кровью. Говорю со всей горячностью, на какую способна:

– Не было драки! Госпожа Ангелина, разрешите мне объяснить? Спасибо! Драки не было! Не пишите туда ничего, вы сейчас всё поймёте. Госпожа Ангелина сделала мне новогодний подарок. Госпожа своей собственной ручкой поучила… была так добра… Она очень щедрая и добрая!

Милиционер склонил голову набок, как какая-нибудь птица, и даже рот раскрыл:

– Девочка, что ты несёшь? Что ты такое говоришь?

– Мы так играем. Нет, просите, Госпожа, виновата! Мы так живём! Понимаете? Ну, вы понимаете, да? Мы не дрались, она меня не била.

– Девочка, эта хулиганка тебе лицо изуродовала. Сейчас оформим происшествие и в медпункт тебя отправим. У тебя сотрясение, и бровь зашивать нужно.

– Нет у меня никакого сотрясения, товарищ милиционер. Мне совсем не больно, правда. Ни капли. Это просто царапина, сейчас пройдёт. Госпожа Ангелина никогда не сделала бы мне ничего плохого, вы не понимаете, у нас так положено. Не было драки!

– Да как же не было, когда была? Вот охранники всё видели.

– Ничего они не видели! Не надо было вмешиваться. У нас всё хорошо, это была игра, так было задумано заранее, вы нам помешали!

– Девочка, у тебя голова не кружится?

– Нет! Я не буду писать заявление, уберите все эти бумажки. Госпожа Ангелина, простите меня, я виновата, это из-за меня, я не смогла им объяснить. Накажите! Накажите меня!

– Слушайте, вы ненормальные?

– Нет, поверьте. Почему вы мне не верите? Попробуйте сами так поиграть, вы тогда поймёте.

– Кто – я?

Я вижу, как щёки милиционера заливаются багровым румянцем. Он смотрит на нас таким тяжёлым взглядом, по-моему, он всё понял. Он меня пропалил, рассекретил мой хитроумный план. На то он и милиционер. Но заявление я всё равно писать не буду. И в медпункт не пойду. Не потащат же меня силой! Это он тоже понял.

Нас отпускают, точнее выгоняют за дверь, покрутив напоследок пальцем у виска. Когда мы выходим, я на секунду встречаюсь взглядом с тем охранником, который помоложе. Он тоже краснеет.

Мы стоим с Гелей в коридоре. Она всё ещё зла на меня:

– Что за ерунду ты наговорила?

– Не нравится? Иди обратно и скажи, что это неправда, пусть тебя задержат до выяснения. За рукоприкладство и сопротивление при задержании. Скажи им, пусть к тебе домой социальную службу пришлют.

– Ты больная?

– Иди домой, тебе кормить пора. Не забудь мужа на замок запереть, чтоб не украли.

– Дрянь!

– Причеши волосы, а то новогодняя причёска растрепалась, пока ты меня мордой по столу возила.