Текст книги "Практика предательства и другие истории девяностых"

Я представляю это так: он сидит на стуле со связанными спереди руками и повязкой на глазах. Сперва его повозили часик по городу, чтобы он не понял, куда попал. Закрой глаза, а когда я разрешу открыть, ты окажешься в другом мире. Я увезу тебя далеко-далеко, туда, где ты ещё никогда не бывал. Я стою сзади за стулом, он не знает, где я. И он не знает, что я сейчас сделаю. Я уверена, что теперь всё его внимание принадлежит мне. Никогда он ещё так много обо мне не думал. Он внимательно слушает, что происходит в комнате, пытается угадать, где я и что собираюсь делать. Первый раз я вижу его таким тихим, таким неподвижным и сосредоточенным. Я сейчас занимаю все его мысли.

Он поднимает свои связанные руки к лицу, хочет поправить тугую повязку на глазах. Я несильно бью его по рукам:

– Разве я тебе разрешала трогать лицо? Положи руки на колени и держи прямо перед собой, чтобы я их видела.

Глажу его по губам, повторяю пальцами их контур. Сжимаю его лицо в ладонях. Наклоняюсь к его уху, прикрытому мягкими локонами, убираю волосы в сторону, осторожно дотрагиваюсь до его виска, до мочки уха. Говорю ему: «Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю.»

.

На этот раз Эриэли понадобилась фонограмма. Она собиралась петь на их эльфийском вечере. Сначала она думала петь под живой аккомпанемент. Двое мальчиков играли бы на гитарах, а она бы пела. Эти мальчики оба учились в музыкальной школе. Но всё получалось не совсем так, как надо. Как бы хорошо они ни играли, не было той возвышенной музыки, которую представляла себе Эриэль. Она сказала, что хочет достичь эффекта невесомости, светлой и прекрасной тайны. Ей хотелось сказочного звучания, как будто тихо поют ангелы, небесные посланники. Чего захотела! Мальчики из музыкальной школы обиженно пожали плечами и расползлись по домам зализывать раны. А Предприниматель взял у друга синтезатор и сел писать музыку.

Я не понимаю, как можно писать музыку, если он даже нот не знает? Никогда этим не занимался и не интересовался. Что он может написать? Если уж настоящие музыканты не справились. Но желание угодить Эле было сильнее, и Предприниматель пробoвал снова и снова, подбирал одним пальцем мотив, добавлял то звон колокольчиков, то шум волн, то пение птиц, то шёпот фей, постоянно спрашивая Элю, нравится ли ей и хочет ли она что-нибудь изменить. Он говорил, что здесь не обязательно быть музыкантом, не обязательно уметь писать музыку. Нужно только разобраться, как эта техника работает, на какие кнопки нажимать. И хорошо уяснить для себя, что хочет Эля, а потом постараться сделать так, как она сказала. Просто выполнять. Cлушать её – и выполнять! Через неделю мелодия была готова. Именно такая, как хотела Эриэль.

Предприниматель не пошёл с ней на эльфийский вечер, чтобы не смущать её своим присутствием. Вечер проходил в каком-то Центре Молодёжи. Он прождал пять часов в машине, у входа в этот Центр. Видел, как Эриэль вышла из дверей в окружении подружек, она смеялась, была оживлена, весела. Он не стал мешать и, убедившись, что девочки дошли до метро, уехал домой, не признавшись, что ждал её. На следующий день Эля сказала, что всё прошло отлично. Она прекрасно спела под фонограмму, и всем очень понравилось, она теперь всегда будет просить Предпринимателя писать музыку для неё.

В конце месяца было много работы, особенно в пятницу перед выходными. Последними выходными мая. Я сидела и спешно доделывала накопившиеся дела. Что-то я могла решить сама, а что-то мне нужно было спросить у Предпринимателя. Я выписывала на бумажку вопросы, которые потом собиралась ему задать. Куда он подевался? Давно уже должен был вернуться со встречи с клиентами. Без него мне было не закрыть месяц. Скоро конец рабочего дня, конец пятницы, а на выходных наступит лето. Хотелось бы уйти сегодня домой не слишком поздно. Я слышала, как расходились ребята из соседнего офиса. Они остановились во дворе поболтать и покурить, прежде чем пойти к метро, и дым их сигарет тянуло в наше окно. Я слышала их голоса. Где-то за стеной играло радио. Где же Предприниматель? Может быть, он зашёл к Татьяне Александровне? Пойду посмотрю.

Я вышла в коридор, звуки радио стали слышнее. Нет, это не радио, какой-то ритмичный повторяющийся звук. Я замерла у двери в соседнюю комнату. Не может быть! Это был очень знакомый звук, что-то из школьного времени, когда родители отправили меня заниматься в литературный кружок, где Генриетта Генриховна с подсинёнными волосами заставляла нас декламировать стихи… Так и есть, в комнате Татьяны Александровны кто-то читал стихи. Я приоткрыла дверь и застыла от удивления.

За массивным столом сидела Татьяна в своём бесформенном деловом костюме, как обычно, сняв туфли с опухших ног. Она считала деньги и перевязывала замусоленные пачки резинкой, вкладывая каждую в отдельный конверт. У холодильника стоял Дядя Женя, держа навесу пластиковый контейнер с едой и пихая в рот ложку за ложкой. Это был какой-то рис, сильно пахнущий чесноком. Рис сыпался на рубашку Дяди Жени, оставляя масляные пятна, но он этого не замечал. Посреди комнаты стояла Эриэль в воздушном белом платье с кружевами. Интересно, она ехала в автобусе в этом платье, или переоделась уже здесь? Эриэль читала стихи. Вот что это был за голос, который я слышала через стену и который я приняла за радио. У неё был какой-то потусторонний, монотонный голос, тихий, но чистый.

 
Свежий ветер льётся через форточку
Мир порой не так уж и жесток
Ты открыл окно июньской полночью
Дал мне ветра свежего глоток
Занaвеска медленно качается
Шелестит отчётливо в тиши
И от ветра тихо осыпаются
Синие цветы моей души
Дрогнули кусты, качнули листьями
Словно свет мелькнул издалека
Или кто-то, мне пока не видимый
Шёпотом зовёт меня туда…
 

Я сто лет не слышала, чтобы кто-то читал вслух стихи. Причём, кажется, собственного сочинения. (Её сочинения, или…?) Какой романтичный, сентиментальный текст! Mне понравилось, это было красиво. Всё портил только Элин братец. Он сидел за компьютером и играл, на этот раз в огромных наушниках, чтобы ему не мешали. Звуков игры было не слышно, но комментарии он всё равно отпускал с обычным остервенением. Нежный и мечтательный голос Эриэли то и дело перекрывался его возгласами: «Я тебя урою! На тебе, зараза! Так тебя, так! На, получай, и ещё, и ещё! Сейчас ты у меня кровью умоешься! Что, не нравится? Ещё хочешь? Получи по морде, урод! Стоять! Держи руки перед собой, чтобы я видел! Один раз дёрнешься, и сразу пулю в лоб!»

Так они и говорили хором, как будто аккомпанируя друг другу. Мне даже понравилось это сочетание, они так необычно дополняли друг друга. Как сливочный сыр со смородиновым вареньем. Что-то нежное и что-то резкое.

Предприниматель был, конечно, в Татьяниной комнате. Он сидел у окна напротив двери, и я видела его очень хорошо. Он снял пиджак, повесил на спинку стула, ослабил узел галстука. Его лицо раскраснелось, он во все глаза смотрел на Эриэль. Какой это был взгляд! Полный восторга, полный мольбы. Он как будто говорил: «Не останавливайся! Ещё! Ещё!» Как бы я хотела, чтобы он так смотрел – на меня.

Как бы я хотела ощутить на себе такой взгляд. Он никогда на меня так не смотрел. Может быть, иногда, в короткие и безумные секунды, но он обычно закрывал глаза, и я не знаю, какой у него тогда бывал взгляд.

Когда он был с Эриэлью, начинались чудеса. Она как будто нажимала на тайную кнопку в его душе. Фея махала перед его лицом цветком папоротника, подбрасывала в воздух щепотку звёздной пыли, произносила волшебное слово, и он превращался в кого-то другого. Он начинал вдруг писать стихи, сочинять музыку, слагать безумные тексты. Как по мановению волшебной палочки, появлялись музыкальные инструменты, театральные костюмы, венки из незабудок, книги и рисунки, кассеты и фонограммы. С ней он становился другим человеком: творческим, талантливым. Со мной он тоже был талантливым, но по-другому. Со мной он не производил материальные предметы, не было ничего такого, что можно было бы потом использовать. Не дарил мне букетов, не покупал подарков. Не писал ни песен, ни стихов. Но каждый раз – со мной – он сам становился волшебником. Происходило чудо, он делал меня счастливой – и хорошей.

.

Я вошла в офис в десять утра, Предприниматель сидел на своём рабочем месте, уткнувшись в компьютер. Он сегодня ночевал у меня, но утром я его не застала.

– Привет! Я не слышала, как ты ушёл.

– Я хожу бесшумно, как ягуар. Не хотел тебя будить. Слышала новость? Татьяна Александровна уехала в Новую Зеландию.

– Подожди, как это – уехала?

– Просто взяла и уехала! Вчера села на самолёт, сегодня уже там.

– А на кого же она оставила – всех их? Ну, дядю Женю, сыночка своего и… Эриэль?

– Так она же всего на недельку, поехала налаживать там контакты по работе. Говорит, встречусь с посредником, посмотрю своими глазами, как там и что. Скоро вернётся. Они уж как-нибудь эту неделю сами справятся, а за Эриэлью я присмотрю.

– И как ты собираешься за ней присматривать?

– У неё на этой неделе будет одна игра за городом, какая-то поляна в лесу, озеро, отвезу её туда и посмотрю, чтобы всё было окей. Заменишь меня в четверг? Нужно чтобы она нормально питалась и вовремя ложилась спать.

– Ты её по вечерам в кровать укладывать будешь, что ли? Сказки ей на ночь рассказывать?

– Катя! Я не понимаю твоих шуток. Она ещё ребёнок, ей шестнадцать лет! Отпускать девочку одну с какими-то чoкнутыми ролевиками?

– С ней мог бы поехать её брат.

– Брат! Ты знаешь, какой у неё брат, за ним самим присматривать надо. Такому дай в руки стеклянный член, он и член разобьёт, и руки порежет. Ничего, я сам съезжу.

Вот именно. Ей шестнадцать лет, и он собирается проследить за тем, чтобы она вовремя ложилась спать – там, в лесу, или где они играют. Едет пасти её, чтобы никому не досталась. Бедная Эриэль, не разгуляться ей на этих ролевых играх. И бедный Предприниматель.

Как он сказал про Бездельника? Дать в руки стеклянный член? Откуда у него такие мысли? Я пошла в соседнюю комнату, посмотреть ещё раз на сына начальницы другими глазами. После этого замечания Предпринимателя мое отношение к нему почему-то изменилось.

В комнате было очень пусто и сиротливо без Татьяны. Её место за столом никто не занял. Дядя Женя спал в кресле, свесив руки до пола. Рубашка расстегнулась на пузе, волосы прилипли ко лбу, на брюках было пятно от кетчупа. Бездельник остался, можно сказать, без присмотра. Беззащитный. Я остановилась в дверях и смотрела на него. Он играл в компьютерную игрушку, на экране дрались герои каких-то японских мультиков. Один герой был в женском обличии, красивая воительница с огромной грудью и детским личиком мочила здоровенного ягуара в офисном костюме. Она била его ногой по морде, а он размахивал огромной саблей, но ни разу не смог до неё достать. Они сходились опять и опять, сцеплялись в смертельном поединке, воительница визжала от ярости, а ягуар – от полученных ран, и снова разбегались по разные стороны ринга. Бездельник сосредоточенно смотрел на экран и жал правой рукой на компьютерную мышку. Его рот был слегка приоткрыт, светлые брови сдвинуты, щёки горели, плечи напряжены, он был весь во власти чувств.

Стеклянный, почему стеклянный? В смысле, такой же хрупкий? Или такой же твёрдый? Откуда такие мысли?

Он заметил, что я смотрю на него, и нажал на паузу.

– Что тебе надо? Что вам всем от меня надо?

– Просто смотрю.

– На что? Это не музей! Чего ты уставилась? Я тебе не развлечение!

– Нет?

– Оставьте все меня в покое! Поиграть не дают человеку! Что ты тут вообще делаешь? За что тебе деньги платят? Иди работай! Я поговорю с Ильёй! Уходи отсюда! Папа! Илья! Скажите ей! Какого чёрта? Дура ненормальная!

Я смотрела на него и думала: если бы у меня было много денег… Но тут за моей спиной вырос Предприниматель и взял меня за плечо.

– Я тебя просил, не трогай его.

А кто его трогает? Окей, окей, я ничего ему не сделала. Мы вышли в коридор вместе с Предпринимателем и закрыли дверь. Бездельник всё ещё кричал. Дядя Женя так и не проснулся. Предприниматель держал меня за руку, и не отпустил, пока мы не зашли в нашу комнату. Пришел спасать от меня Бездельника, прилетел на его зов.

Я представила высокую башню, а в ней – прекрасную царевну. Её похитил свирепый дракон и держит в заточении. Каждый день дракон приходит в светлицу к похищенной девушке, чтобы терзать, издеваться, пугать её. Он упивается своей властью, она полностью перед ним беззащитна. Бедная царевна так напугана, она в отчаянии заламывает руки, она мечется по комнате в поисках укрытия. Но нет, нигде ей не спрятаться от дракона, он везде её найдёт. Что же делать? Как спасаться? Как ей убежать, улететь, унестись по воздуху из этого заточения? Она открывает окно. Нет, слишком высоко, она разобьётся. Она не сможет улететь, она ведь не птица. Ах, отчего у неё нет крыльев? Она высовывается в окно и кричит: «Помогите! Кто-нибудь! Спасите меня!» И вот уже скачет отважный рыцарь на белом коне, мчится по берегу моря, через поля, через леса, минуя города и сёла. Спешит на её отчаянный зов о помощи. Её голос ведёт его, как путеводная звезда. Он всё ближе и ближе, его меч сверкает на солнце, как если бы он был стеклянным. Трепещи, злой дракон, не долго тебе осталось. Не для тебя расцветала юная царевна, не для твоей зубастой пасти, не для твоих когтистых лап, не для твоего ненасытного брюха. Сейчас полетит твоя огнедышащая голова с плеч, покатится по ступенькам башни…

.

Предприниматель. При полном отсутствии эмоций, у Предпринимателя имелось чувство юмора. Правда, необычное, но мне оно нравилось. Он иногда рассказывал детские анекдоты, на редкость простые и дурацкие, и громко ржал над ними. Несмотря на чёткий компьютерный ум, интеллектуалом его назвать было нельзя. Вкусы в одежде, еде, музыке у него были самыми примитивными.

Я никогда не видела его грустным, правда и особо весёлым не видела. У него было ровное, приятное расположение духа. Он никогда не капризничал, не волновался, не переживал, не торопился и не опаздывал. Он не сердился даже тогда, когда что-то не получалось по работе. Я не припомню, чтобы он, например, стукнул кулаком по столу или кинул на пол какой-нибудь предмет. Он никогда не повышал голоса, ни с кем не спорил, но никому и не уступал. Он мог работать по многу часов подряд и не уставать. Он продолжал работать, когда я вечером засыпала, и уходил утром, пока я ещё спала. Но усталым или вялым я его ни разу не видела. Может быть, он был роботом.

Я думаю, он вообще не мог испытывать какие-либо чувства. У него, наверное, не было той части души, которая отвечает за чувственность. Это значительно упрощало общение!

Тем более для меня было странно его увлечение Эриэлью. Я и не знала, что он мог понимать прекрасное. Такое неземное создание, эта Эриэль. Hеужели он замечал её красоту? Мне казалось, он вообще ничего вокруг себя не замечал. И на что он надеялся? Такие эльфийские девы, живущие иллюзорной жизнью, никогда никому не дают. Она будет водить его за нос несколько лет, а потом скажет, что они не созданы друг для друга. Знаю я таких! Зачем они вообще нужны? Чем с ними заниматься? Их можно только поставить на пьедестал, украсить цветами и любоваться – издалека. Им можно поклоняться, но только руками не трогать.

Эриэль – с длинными золотыми волосами, в полупрозрачных развевающихся одеждах, с цветами в руках, в веночке из фиалок. Несомненно, красивая, но в хозяйстве не пригодная. Её пальцем ткни – она развалится. Мне кажется, она боится мужчин, боится отношений. Я не представляю, чтобы она когда-нибудь кого-нибудь на самом деле полюбила. То грубое, горячее, резкое, что есть в физических отношениях, должно быть, отталкивало её. Это было слишком не похоже на хороводы нимф при лунном свете. Это было для неё, наверное, слишком по-людски…

Чего она к Илье-то прицепилась? Зачем он ей нужен? Шлейф за ней носить? Нашла себе мальчика-пажа! Только он не мальчик, ему через пару лет будет тридцать. Eму в ролевые игры играть не хочется, ему нужно кое-что другое. Но другое он от неё не получит, безo всякого сомнения. Он любит трахаться – часто, много и долго. А она, если что и любит, то только трахать людям мозг, устраивать сцены и тратить чужие деньги. Не думаю, что она вообще знает, что взрослые дяденьки и тётеньки делают друг с другом, когда не играют в ролевые игры. Она мужчину никогда в жизни не видела – чтобы совсем без одежды. А я видела Предпринимателя таким голым, каким ей даже во сне не приснится. Я видела его более голым, чем один человек может видеть другого. Он меня не стеснялся, он мне не врал, он ничего от меня не скрывал, между нами не было никаких секретов. Он выбрал меня! Тогда при чём же здесь она? При чём здесь чёртова Эриэль?

Я её ненавидела. Я хотела, чтобы она умерла.

.

Сегодня я пришла в офис и сразу почувствовала, что что-то произошло. Можно было подумать, что началась Третья Мировая Война, и по радио только что передали о том, что наше правительство капитулировало. Предприниматель так на меня посмотрел, что сразу всё стало ясно. Катастрофа.

– Ты слышала, что случилось? Татьяна не вернётся.

– То есть?

– Она там попросила убежища. Разорвала и выкинула свой паспорт, сдалась властям, делает вид, что не говорит ни на одном языке. Позвонила сегодня ночью, со всеми попрощалась. Домой звонить не решилась, позвонила мне. Когда у нас ночь – у них день. Последний раз звонила, нужно телефон тоже уничтожить, чтобы не смогли определить, откуда она приехала. Говорит, как устроюсь, дам вам знать, но это может занять время. Её собираются отправить в лагерь для беженцев, это в какой-то промзоне, там даже электричества нет. A потом неизвестно.

– Господи!

– Но это не всё. Она продала дачу, машину, заложила квартиру. Это же всё на неё зарегистрировано было. Своим ничего не сказала. Она набрала авансов у наших клиентов, работу не cделала, мне уже несколько раз сегодня звонили. Взяла все деньги, которые лежали у нас в сейфе. Она заняла у меня денег на эту поездку. Видимо, уже не вернёт. Но это ладно. Попросила прощения и сказала, что домашние её когда-нибудь поймут.

– Господи!

– Я не понимаю, как она могла? У неё же дети! Как она могла?

– Ну, у детей всё-таки есть папа.

– Папа? Ты что не видишь, что он больной? Ненормальный. Всегда таким был, ни дня в жизни не работал. Я не понимаю, зачем Татьяна с ним жила. Может, жалела его? Ну вот видишь, что получилось. Боюсь, что и дети в него пошли.

– Они не дети. Может быть, пришла пора им повзрослеть. Теперь, когда Татьяна над ними больше не кудахчет. Может, хватит играть в эльфов?

– Катя, как ты можешь?! Эля ещё несовершеннолетняя, ей шестнадцать лет, не забывай. Ты могла о себе позаботиться в шестнадцать лет?

– Ну, с голоду бы не умерла, наверное. Пошла бы в Макдональдс работать. А что касается тебя – ты в шестнадцать уже руководил собственной фирмой, пусть и не зарегистрированной официально, и сам себя обеспечивал. О тебе вообще никто никогда не заботился.

– Ты не понимаешь. Эриэль – девочка совершенно особенная, она не такая, как другие. Ей нельзя в Макдональдс. Она там погибнет. Это неземное создание, творческое, она такая, такая…!

– Какая?

– Как будто из сказки.

– А братец её тоже из сказки? Из какой? Про сестрицу Алёнушку и козлёнка Иванушку? Вот уж кому пойдёт на пользу отсутствие мамочки.

– Не говори о нём!

– Ах, о нём даже и говорить нельзя? Это ещё почему? Что у тебя с ним такое? Я чего-то не знаю?

– Он мой старый школьный друг.

– И что с ними теперь будет? Доходов у них нет, работы нет, квартира заложена, долги огромные. Папаша неработоспособный. Элин братец, как я понимаю, тоже. Сама Эля несовершеннолетняя.

– Я не знаю. Господи, какой кошмар. Я должен что-то для них сделать. Ну, Элин брат может оставаться работать у меня администратором.

– И ты будешь платить ему зарплату за то, что он сидит и играет в компьютерные игрушки? Хорошо придумано! Почему об этом чудаке на букву М всегда кто-то заботится? Почему никто не заботится oбо мне?

– Катя, я прошу тебя!

– А что делать с дядей Женей? Возьми его на работу помощником администратора и плати зарплату из своего кармана. Его ты тоже собираешься посадить себе на плечи? Или ты выбираешь из их семейки только тех, кто посимпатичнее? Дядя Женя для тебя староват. Личиком не вышел! Зато твой школьный товарищ выглядит как настоящий ангел!

– Я уже сказал, он мой друг, мы росли вместе. Я не могу оставить его вот так, совсем без средств. Я не такой человек!

– Я правильно поняла, что ты всё-таки решил купить его? А денег хватит? Знаешь, иметь собственного раба – удовольствие не из дешёвых! Этот придурок дорого стоит.

– Катя!

– Что?! Я не права?

– Но что делать с Элей? Ей нужно закончить школу. Она собиралась поступать в Театральную Академию. Очень важно, чтобы она поступила, ей нельзя идти работать. Это будет неправильно, это будет преступление. Она прирожденная актриса. И я не хочу, чтобы она оставалась в этом дурдоме – с их папой. Она может пару лет пожить у меня. Я заберу её оттуда.

– Пожить у тебя? Ты собираешься её удочерить, что ли? Или как ты себе это представляешь? Она слишком взрослая, чтобы её удочерять, и слишком маленькая, чтобы с ней… жить.

– Я знаю, но нужно же что-то делать. Нельзя её просто бросить. Я спрошу её, может она согласится. Я только боюсь, как бы она не подумала, что я… что я…

– Что ты пользуешься удобным моментом.

.

На следующий день я его побила. Не знаю, что на меня нашло. Я завелась уже с самого утра. Потому что, когда я завтракала, мне снова позвонила Эриэль. Сперва тишина в трубке, нежное дыхание, потом тихий мелодичный голос: «Доброе утро, Илья у вас? Можно его?» Нет, Предприниматель на этот раз ночевал у себя, так что я уж не знаю, можно его сегодня, или нет. Это ты у него лично выясни! Эриэль промурлыкала в трубку: «Вы его увидите? Передайте ему, пожалуйста, что у нас будет репетиция в семь часов, он обещал принести мне венок из незабудок.»

Он обещал ей венок из незабудок! Вы только подумайте! Мне он никогда ничего не обещал.

Я приехала в офис, включила компьютер и начала работать. Предприниматель задерживается, наверное, в лес поехал за незабудками, иначе чего так долго! Но вот он появился. Я просто не могла сдержать гнева:

– Звонила твоя Актимель.

– Эриэль.

– Ты не мог бы, на самом деле…?

Я не знаю, как это получилось, не могу сейчас объяснить. Но я вскочила с места, подлетела к нему и влепила ему два раза по лицу. Сначала по одной щеке, потом по другой. Он схватился за щёку, но не рассердился, а скорее удивился. Он продолжал на меня смотреть, ждал, что будет дальше.

– Илья, боже мой! Ты не мог бы…? Если тебе не трудно! Может, ты бы…? Ты не мог бы…? Во всяком случае! Да что ж это делается? Илья, ради бога!

– Кать, ты чего? Какая муха тебя укусила?

– Я тебя умоляю! Если ты ничего не имеешь против…! Не мог бы ты, хоть иногда…? Если у тебя осталась хоть капля…! Может быть, ты бы…? Хоть раз! Если тебе не трудно…?

– Кать, ты не с той ноги сегодня встала?

– Ты её любишь! А со мной ты только спишь, и всё. И мы с тобой просто коллеги. Мы просто трахаемся, когда работаем допоздна. Но не мог бы ты? Если тебе не сложно? Хоть раз! Если у тебя хоть грамм! Может быть, ты мог бы сделать так, чтобы она сюда не звонила? По крайней мере, чтобы она мне домой не звонила, на домашний телефон!

– Катя!

– Ты не мог бы, чтобы её не было?!

– Кать, я не знал, что ты это так воспринимаешь. Прости меня, пожалуйста, я не хотел тебя обижать. Я ничего не обещал тебе, я тебе никогда не врал.

– Нет? А почему я вижу перед собой рожу вруна?

– К чему эти африканские страсти? Мы взрослые люди. Давай расстанемся друзьями.

– Друзьями? Расстанемся – друзьями?

Я подумала, ну нет, только не это. Взрослые люди! Это, значит, чтобы я просто тихо испарилась из его жизни? Причинив как можно меньше неудобств. И чтобы он мог спокойно жить дальше, а меня чтобы просто не было, и всё. Чтобы без шума, без проблем, просто тихо уйти, вымыв за собой посуду. Дать им наслаждаться друг другом – без помех. Уйти и не мешать, не быть третьим лишним. Очень удобно! Выключить меня, как надоевшую компьютерную игру. Щёлк – и всё, меня нет.

Мне хотелось бы уйти с грохотом, со скандалом. Я хочу дать сдачи. Сломать и испортить всё, до чего дотянусь. Я хочу видеть масштаб разрушений, оставить после себя руины, выжженную пустыню. Я хочу причинить ему столько неприятностей, сколько получится. Если ничего уже не спасти, то я хочу удвоить и утроить катастрофу. Максимально. Со мной нельзя расстаться друзьями! Со мной никто – и никогда – так – не расставался.

Я хочу сделать ему больно. Я хочу видеть кровь. Я хочу причинить ему столько боли, сколько возможно. Хочу, чтобы он кричал от боли. Хочу, чтобы он схватился за своё сломанное сердце, как хватаются за сломанную руку. Если бы у меня была клюшка для гольфа, я бы ему разбила оба колена – с наслаждением! Но у меня в руках ничего нет. Я ничего не могу ему сделать. Хочу – но не могу.

Как мне ему отомстить?

Я выбежала в коридор, хлопнув дверью. Потом во двор. Там было по-летнему тепло, нагретый асфальт, нагретые жёлтые стены, кошка с котятами лежат у входа в подвал, голуби ходят вокруг лужи, сисадмин из соседнего офиса сидит на корточках и курит, разгружают ящики с товаром у двери кафе. Какая мирная картина! Я тоже закурила. Через минуту за мной спустился Предприниматель.

– Катя, что случилось? Ну, что ты? Не обижайся.

Сисадмин с интересом посмотрел в нашу сторону. Действительно, ну что я, в самом деле? Как маленькая, честное слово. Мне стало неудобно:

– Прости меня, я чего-то распсиховалась.

– Ты больше не будешь драться?

– Нет, прости меня, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Может быть, ПМС?

– Да, я уже подсчитал.

Он обнял меня одной рукой за плечи:

– Значит, мир?

– Мир.

– Ты посмотришь сегодня эту базу данных?

– Конечно, сейчас только докурю.

Я докурила, мы вместе поднялись в офис, и я в тот день просмотрела эту его базу данных.

# # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # # #

Закончилась ночь и наступило утро, я вышла из дома и поехала на трамвае к метро. В трамвае было пусто, но я не села, осталась стоять. Слишком громко билось сердце. Иногда я представляю себя в виде локомотива. Я – поезд, работающий на стероидах, и машинист ведёт этот поезд без остановок.

Я собираюсь сегодня кое-что сделать. Захожу в офис и включаю все три имеющихся компьютера. Мой, Ильи и запасной. Для начала я меняю пароли на всех компьютерах и телефонах. Так, чтобы никто и никогда не смог залогиниться. Это просто. Я придумала способ, как это сделать. Меняешь пароль на произвольную комбинацию цифр и букв, не несущую никакой смысловой нагрузки. Например, 76y/h/Lo7Vvj: vX2_1XnxNo. Записываешь на бумажку и пока что сохраняешь. Используешь этот пароль столько раз, сколько компьютер его запросит. Когда смена пароля завершена, выключаешь компьютер и сжигаешь эту бумажку. Можно не сжигать, а спустить в унитаз. Но не разрывать на кусочки и не выкидывать в мусорное ведро, потому что кусочки можно достать и склеить. Сжигаешь – и всё, пароль утерян, его никто не знает, даже ты сам. Из тебя его нельзя выпытать, ты забыл его навсегда.

Я нажимаю на кнопку «Форматировать disk С» и «Восстановить производственные настройки». Это означает, что всё, что было сохранено в компьютере, исчезнет, и он будет точно таким же, как в день, когда его купили и принесли из магазина. Пустой, и только с базовыми стандартными программами.

На полке стоят диски, на которых сохранена та же самая информация, которая была в компьютерах. Предприниматель всегда говорил, что нельзя полностью доверять стационарным компьютерам. Нужно всегда сохранять результаты своей работы на каких-то других носителях, чтобы в случае чего не остаться без этой информации. Он всегда копировал свою работу, сохранял на диске, и подписывал что это, когда сделано и для кого. Беру все эти запасные диски и кладу в полиэтиленовый пакет. Потом выброшу где-нибудь по дороге.

Что касается телефонов, то там я тоже удаляю всю информацию и возвращаю производственные настройки. Все номера телефонов, все смски, всё исчезло. Устанавливаю новый пароль и кладу телефоны на стол, где они обычно у нас лежат. Бумажку с паролем сжигаю над раковиной.

Выхожу из нашей комнаты и иду по коридору туда, где на полке установлен модем. Вытаскиваю шнур из розетки, перерезаю его ножницами, всё, у нас нет интернета. Слышу, как в комнате Татьяны Александровны её сыночек вскрикивает капризным голосом: «Папа, интернет пропал!»

Вниз по лестнице, во двор, на улицу, по дороге мне встречается мусорный бак, кидаю туда пакет с дисками. Думаю, не воспользоваться ли мне ключами от квартиры Предпринимателя. И не увеличить ли масштаб катастрофы. Но нет, не надо. Я ведь не знаю, где он сейчас, может быть и дома. Я не хочу столкнуться с ним лицом к лицу. Поэтому просто выбрасываю ключи вслед за дисками, они мне больше не понадобятся. Для Эриэли пускай заказывает новые, я не буду передавать ей ключи.

Всё. Больше ничего сделать пока что нельзя.

Совершив виртуальное самоубийство, и не зная, что ещё можно придумать, я поехала домой. У меня было в запасе ещё несколько часов до того момента, как Предприниматель вернётся в офис и поймёт, что я cделала.

По дороге я увидела, что довольно-таки сильно оцарапала руку и залила кровью мою летнюю белую куpточку. Даже не заметила, где я оцарапалась. Наверное, когда искала запасные диски в офисе, лазила по шкафам и полкам. Не помню этого, у меня как пелена была перед глазами. Надо же, так сильно разодрать руку и ничего не почувствовать. Еду в метро, вся залитая кровью. Царапина глубокая, и кровь никак не останавливается, течёт и течёт, капает на пол. Куртка с правого боку вся заляпана. Я стою, держа руку вверх, чтобы кровь поскорее остановилась, но на полу подо мной расплываются красные капли. Люди смотрят. Ну, чего вы уставились? Мне даже не больно! Может, выглядит так, как будто я себе вены резала. Но я ничего себе не резала. Оно само так получилось. Я облизываю руку, теперь кровь у меня и на лице тоже. Еду, страшная, как чучело.

Дома я не знаю, чем заняться. Чувство удовлетворения не наступает. Я не причинила Илье настоящего вреда. Он же компьютерщик, хакер, ну вот и пусть взломает свой собственный компьютер. А он это, наверное, сделает довольно быстро. И вся работа у него, конечно, сохранена на каком-нибудь внешнем независимом носителе, который я не нашла. Он всё это восстановит. Жаль! Но я, по крайней мере, попыталась.