Текст книги "Хроники Нарнии. Вся история Нарнии в 7 повестях"
![](/books_files/covers/thumbs_150/hroniki-narnii-vsya-istoriya-narnii-v-7-povestyah-213652.jpg)
Автор книги: Клайв Льюис
Жанр: Героическая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +6
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Конь и его мальчик
ПОСВЯЩАЕТСЯ ДЭВИДУ И ДУГЛАСУ ГРЭШЕМАМ
![](i_097.png)
![](i_098.png)
Глава первая. Побег
![](i_099.png)
Это повесть о событиях, случившихся в Нарнии и к югу от неё тогда, когда ею правили король Питер и его брат и две сестры. В те дни далеко на юге, у моря, жил бедный рыбак по имени Аршиш, а с ним мальчик по имени Шаста, звавший его отцом. Утром Аршиш выходил в море ловить рыбу, а днём запрягал осла, клал рыбу в повозку и ехал в ближайшую деревню торговать. Если он выручал много, то возвращался в добром духе и Шасту не трогал; если выручал мало, придирался, как только мог, и даже бил мальчика. Придраться было не трудно, потому что Шаста делал всё по дому: стряпал и убирал, а также стирал и чинил сети.
Шаста никогда не думал о том, что лежит от них к югу. С Аршишем в деревне бывал, и ему там не нравилось. Он видел точно таких людей, как его отец, – в неопрятных длинных одеждах, сандалиях и тюрбанах, с грязными длинными бородами, медленно толковавших об очень скучных делах. Зато его живо занимало всё, что лежит к северу, но туда его не пускали. Сидя на пороге и занимаясь починкой сети, мальчик с тоской глядел на север, но видел только склон холма, небо и редких птиц.
Когда Аршиш бывал дома, Шаста спрашивал: «Отец, что там, за холмом?» Если Аршиш сердился, то драл его за уши, если же был спокоен, отвечал: «Сын мой, не думай о пустом. Как сказал мудрец, прилежание – корень успеха, а те, кто задаёт пустые вопросы, ведут корабль глупости на рифы неудачи».
Шасте казалось, что за холмом – какая-то дивная тайна, которую отец до поры скрывает от него. На самом же деле рыбак говорил так, ибо не знал, да и знать не хотел, какие земли лежат к северу. У него был практический ум.
Однажды с юга прибыл незнакомец, совсем иной, чем те, кого видел Шаста до сих пор. Он сидел на прекрасном коне, и седло его сверкало серебром. Сверкали и кольчуга, и острие шлема, торчащее над тюрбаном. На боку его висел ятаган, спину прикрывал медный щит, в руке было копьё. Незнакомец был тёмен лицом, но Шаста привык к темнолицым, а удивило его иное: борода, выкрашенная в алый цвет, вилась кольцами и лоснилась от благовоний. Аршиш понял, что это тархан, то есть вельможа, и склонился до земли, незаметно показывая Шасте, чтобы и тот преклонил колени.
Незнакомец попросил ночлега на одну ночь, и Аршиш не посмел отказать ему. Всё лучшее, что было в доме, хозяин поставил перед ним, а мальчику (так всегда бывало, когда приходили гости) дал кусок хлеба и выгнал во двор. В таких случаях Шаста спал с ослом, в стойле. Но поскольку было ещё рано и никто никогда не говорил ему, что подслушивать нельзя, он сел у самой стены.
– О, хозяин! – промолвил тархан. – Мне угодно купить у тебя этого мальчика.
– О, господин мой! – ответил рыбак, и Шаста угадал по его голосу, что глазки у него алчно блеснули. – Как же продам я, твой верный раб, своего собственного сына? Разве не сказал поэт: «Сильна, как смерть, отцовская любовь, а сыновняя дороже, чем алмазы»?
– Возможно, – сухо выговорил тархан, – но другой поэт говорил: «Кто хочет гостя обмануть – подлее, чем гиена». Не оскверняй ложью свои уста. Он тебе не сын, ибо ты тёмен лицом, а он светел и бел, как проклятые, но прекрасные нечестивцы с севера.
– Дивно сказал кто-то, – парировал рыбак, – что око мудрости острее копья! Знай же, о мой высокородный гость, что я, по бедности своей, никогда не был женат. Но в год, когда Тисрок (да живет он вечно) начал своё великое и благословенное царствование, в ночь полнолуния, боги лишили меня сна. Я встал с постели и вышел поглядеть на луну. Вдруг послышался плеск воды, словно кто-то грёб вёслами, и слабый крик. Немного позже прилив прибил к берегу маленькую лодку, в которой лежал иссушенный голодом человек. Должно быть, он только что умер, ибо ещё не остыл, а рядом с ним был пустой сосуд и живой младенец. Вспомнив о том, что боги не оставляют без награды доброе дело, я прослезился, ибо раб твой мягкосердечен, и…
![](i_100.png)
– Не хвали себя, – прервал его тархан. – Ты взял младенца, и он отработал тебе вдесятеро твою скудную пищу. Теперь скажи мне цену, ибо я устал от твоего пусторечия.
– Ты мудро заметил, господин, – сказал рыбак, – что труд его выгоден мне. Если я продам этого отрока, то должен купить или нанять другого.
– Даю тебе пятнадцать полумесяцев, – сказал тархан.
– Пятнадцать! – взвыл Аршиш. – Пятнадцать монет за усладу моих очей и опору моей старости! Не смейся надо мною, я сед. Моя цена – семьдесят полумесяцев.
Тут Шаста поднялся и тихо ушёл, потому что знал, как люди торгуются, а, стало быть, Аршиш выручит за него больше пятнадцати монет, но меньше семидесяти, и спор протянется не один час.
Не думайте, что Шаста чувствовал то же самое, что почувствовали бы вы, если бы ваши родители решили вас продать. Жизнь его была не лучше рабства, и тархан мог оказаться добрее, чем Аршиш. К тому же он очень обрадовался, узнав свою историю. Он часто сокрушался прежде, что не может любить рыбака, и когда понял, что тот ему чужой, с души его упало тяжкое бремя. «Наверное, я сын какого-нибудь тархана, – подумал мальчик, – или Тисрока (да живет он вечно), а то и божества!»
Тем временем сумерки сгущались и редкие звёзды уже сверкали на небе, хотя у заднего края оно отливало багрянцем. Конь пришельца, привязанный к столбу, мирно щипал траву. Шаста погладил его по холке, но конь никак не отреагировал на ласку, и мальчик подумал: «Кто его знает, какой он, этот тархан!»
– Хорошо, если добрый, – продолжил Шаста, не заметив, что размышляет вслух. – У некоторых тарханов рабы носят шёлковые одежды и каждый день едят мясо. Может быть, он возьмёт меня в поход, и я спасу ему жизнь, и он освободит меня, и усыновит, и подарит дворец… А вдруг он жестокий? Тогда закуёт меня в цепи. Как бы узнать? Конь-то знает, да не скажет.
Конь поднял голову, и Шаста, погладив его шёлковый нос, воскликнул:
– Ах, умел бы ты говорить!
– Я умею, – тихо, но внятно ответил конь.
Думая, что это ему снится, Шаста всё-таки крикнул:
– Быть того не может!
– Тише! – сказал конь. – На моей родине есть говорящие животные.
– Где это? – спросил Шаста.
– В Нарнии.
И когда оба они успокоились, конь рассказал:
– Меня украли. Если хочешь, взяли в плен. В бытность мою жеребёнком мать запрещала мне убегать далеко к югу, но я не слушался. И поплатился за это, видит лев! Много лет я служу злым людям, притворяясь тупым и немым, как их кони.
– Почему же ты им не признаешься?
– Не такой я дурак! Они будут показывать меня на ярмарках и сторожить пуще прежнего. Но оставим пустые беседы. Ты хочешь знать, каков мой хозяин Анрадин. Он жесток. Со мной – не очень, кони дороги, а тебе, человеку, лучше умереть, чем быть рабом в его доме.
– Тогда я убегу, – сказал Шаста, сильно побледнев.
– Да, беги, – сказал конь. – Со мною вместе.
– Ты тоже убежишь?
– Да, если убежишь ты, – кивнул конь. – Тогда мы, может быть, и спасёмся. Понимаешь, если я буду без всадника, люди увидят меня, подумают: «У него нет хозяина», – и погонятся за мной. А с всадником другое дело… Вот и помоги мне. Ты ведь далеко не уйдёшь на этих дурацких ногах (ну и ноги у вас, людей!), тебя поймают. Умеешь ездить верхом?
– Конечно, – сказал Шаста. – Я часто езжу на осле.
– На чём? Ха-ха-ха! – презрительно усмехнулся конь (во всяком случае, хотел усмехнуться, а вышло скорей «го-го-го!..»; у говорящих коней лошадиный акцент сильнее, когда они не в духе). – Одним словом, не умеешь. А падать хотя бы?
– Падать умеет всякий, – ответил Шаста.
– Навряд ли, – сказал конь. – Ты умеешь падать, и вставать, и, не плача, садиться в седло, и снова падать, и не бояться?
– Я… постараюсь.
– Бедный ты, бедный, – гораздо ласковей сказал конь, – всё забываю, что ты детёныш. Ну ничего, со мной научишься! Пока эти двое спорят, будем ждать, а заснут – тронемся в путь. Мой хозяин едет на север, в Ташбаан, ко двору Тисрока.
– Почему ты не прибавил «да живет он вечно»? – испугался Шаста.
– А зачем? Я свободный гражданин Нарнии. Мне не пристало говорить, как эти рабы и недоумки. Я не хочу, чтобы он вечно жил, и знаю, что он умрёт, чего бы ему ни желали. Да ведь и ты свободен, потому что с севера. Мы с тобой не будем говорить на их манер! Ну, давай обсуждать наши планы. Я уже сказал, что мой человек едет на север, в Ташбаан.
– Значит, нам надо ехать к югу?
– Нет. Если бы я был нем и глуп, как здешние лошади, то побежал бы домой, в своё стойло. Дворец наш – на юге, в двух днях пути. Там он и будет меня искать. Ему и не догадаться, что я двинусь к северу. Скорее всего решит, что меня украли.
– Ура! – закричал Шаста. – На север! Я всегда хотел узнать, что там.
– Конечно, – сказал конь, – ты ведь оттуда и, я уверен, хорошего северного рода. Только не кричи. Скоро они заснут.
– Я лучше посмотрю, – сказал Шаста.
– Хорошо, только поосторожней.
Было совсем темно и очень тихо, одни лишь волны плескались о берег, но этого Шаста не замечал, потому что слышал их день и ночь, всю жизнь. Свет в хижине погасили. Он прислушался, ничего не услышал, подошёл к единственному окошку и различил секунды через две знакомый храп. Ему стало смешно: подумать только, если всё пойдёт как надо, он больше никогда этих звуков не услышит! Стараясь не дышать, он немножко устыдился, но радость была сильнее стыда. Тихо пошёл он по траве к стойлу, где был ослик – знал, где лежит ключ, – отпер дверь, отыскал седло и уздечку: их спрятали туда на ночь, – поцеловал ослика в нос и прошептал: «Прости, что мы тебя не берём».
– Пришёл наконец! – сказал конь, когда он вернулся. – Я уже гадал, что с тобой случилось.
– Доставал свои вещи из стойла, – ответил Шаста. – Не скажешь, как их приладить?
Потом довольно долго он возился с вещами, стараясь ничем не звякнуть, а конь давал указания: «Тут потуже. Нет, вот здесь. Подтяни ещё». Напоследок он сказал:
– Вот смотри: это поводья, – но ты их не трогай. Приспособь их посвободней к луке седла, чтобы я двигал головой как хотел. И главное, не трогай.
– Зачем же они тогда? – спросил Шаста.
– Чтобы меня направлять. Но сейчас выбирать дорогу буду я, тебе их трогать ни к чему. А ещё – не вцепляйся мне в гриву.
– За что же мне держаться? – удивился Шаста.
– Сжимай покрепче колени, – сказал конь. – Тогда и научишься хорошо ездить. Сжимай мне коленями бока сколько хочешь, а сам сиди прямо и локти не растопыривай. Что ты там делаешь со шпорами?
– Надеваю, конечно, – сказал Шаста. – Уж это я знаю.
– Сними их и положи в перемётную суму. Продадим в Ташбаане. Снял? Ну, садись в седло.
– Ох, какой ты высокий! – с трудом выговорил Шаста после первой неудачной попытки.
– Я конь, что поделаешь. А ты на меня лезешь как на стог сена. Вот так получше! Теперь распрямись и помни насчёт коленей. Смешно, честное слово! На мне скакали в бой великие воины, и дожил я до такого мешка! Что ж, поехали. – И он засмеялся, но не сердито.
Конь превзошёл себя – так был осторожен. Сперва он пошёл на юг, старательно оставляя следы на глине, и начал переходить вброд речку, текущую в море, но на самой её середине повернул и пошёл против течения, а потом вышел на каменистый берег, где следов не остаётся, и долго двигался шагом, пока хижина, стойло, дерево – словом, всё, что знал Шаста, – не растворилось в серой мгле июльской ночи. Тогда мальчик понял, что они уже на вершине холма, отделявшего от него мир. Он не мог толком разобрать, что впереди – как будто и впрямь весь мир, очень большой, пустой, бесконечный.
– Ах, – обрадовался конь, – самое место для галопа!
– Ой, не надо! – сказал Шаста. – Я ещё не могу… пожалуйста, конь! Да, как тебя зовут?
– И-йо-го-го-га-га-га-а!..
– Мне не выговорить, – сказал Шаста. – Можно я буду звать тебя Игого?
– Что ж, зови, если иначе не можешь, – согласился конь. – А тебя как называть?
– Шаста.
– Да… Вот это и впрямь не выговоришь. А насчет галопа ты не бойся: он легче рыси, не надо подниматься-опускаться. Сожми меня коленями (это называется «шенкеля») и смотри прямо между ушами. Только не гляди вниз! Если покажется, что падаешь, сожми сильнее, выпрями спину. Готов? Ну, во имя Нарнии!..
Глава вторая. Первое приключение
![](i_101.png)
Солнце стояло высоко, когда Шаста проснулся, ибо что-то тёплое и влажное прикоснулось к его щеке. Открыв глаза и увидев длинную конскую морду, он вспомнил вчерашние события, сел и, громко застонав, еле выговорил:
– Ой, всё у меня болит. Всё как есть.
– Здравствуй, маленький друг, – сказал конь. – Ты не бойся, это не от ушибов, ты и упал-то раз десять, и всё на траву. Даже приятно… Правда, один раз отлетел далеко, но угодил в куст. Словом, это не ушибы, так всегда бывает поначалу. Я уже позавтракал, давай и ты.
– Какой там завтрак: я двинуться не могу.
Но конь не отставал: трогал несчастного и копытом, и мордой, пока тот не поднялся на ноги, а поднявшись – не огляделся. Оттуда, где они ночевали, спускался пологий склон весь в белых цветочках. Далеко внизу лежало море – так далеко, что едва доносился всплеск волн. Шаста никогда не смотрел на него сверху и не представлял, какое оно большое и разноцветное. Берег уходил направо и налево, белая пена кипела у скал, день был ясный, солнце сверкало. Особенно поразил Шасту здешний воздух. Он долго не мог понять, чего же не хватает, пока не догадался, что нет главного – запаха рыбы. (Ведь там – и в хижине, и у сетей – рыбой пахло всегда, сколько он себя помнил.) Это ему очень понравилось, и прежняя жизнь показалась давним сном. От радости он забыл о том, как болит всё тело, и спросил:
– Ты что-то сказал насчет завтрака?
– Да, – ответил конь, – посмотри в сумках. Ты их повесил на дерево ночью… нет, скорей под утро.
Он посмотрел и нашёл много хорошего: совсем свежий пирог с мясом, кусок овечьего сыра, горстку сушёных фиг, плоский сосудец с вином и кошелёк с деньгами. Столько денег – сорок полумесяцев – он никогда ещё не видел.
Потом он осторожно сел у дерева, прислонился спиной к стволу и принялся за пирог; конь тем временем пощипывал травку.
– А мы можем взять эти деньги? – спросил Шаста. – Это не воровство?
– Как тебе сказать, – ответил конь, прожёвывая траву. – Конечно, свободные говорящие звери красть не должны, но это… Мы с тобой бежали из плена, мы – в чужой земле, деньги – наша добыча. И потом, без них не прокормишься. Насколько мне известно, вы, люди, не едите травы и овса.
– Не едим.
– А ты пробовал?
– Да, бывало. Нет, не могу. И ты бы не мог на моём месте.
– Странные вы твари, – заметил конь.
Пока Шаста доедал лучший завтрак в своей жизни, его друг завалился на землю и принялся кататься, приговаривая:
– Ах, хорошо! Спину почешешь, ногами помашешь. Покатайся и ты – сразу легче станет.
Но Шаста лишь рассмеялся:
– Какой ты смешной!
– Ничего подобного! – возразил было конь, но тут же лёг на бок и испуганно спросил: – Неужели смешной?
– Да, а что?
– А вдруг говорящие лошади так не делают? – перепугался конь. – Вдруг это глупая, здешняя привычка? Какой ужас! Прискачу в Нарнию, и окажется, что я не умею себя вести. Как ты думаешь, Шаста? Нет, честно. Я не обижусь. Настоящие, свободные кони… говорящие… они катаются?
– Откуда же мне знать? Да ты не бойся! Приедем – увидим. Ты знаешь дорогу?
– До Ташбаана – знаю. Потом дороги нет, там большая пустыня. Ничего, одолеем! Нам будут видны горы, ты подумай – северные горы! За ними Нарния! Только бы пройти Ташбаан! От остальных городов надо держаться подальше.
– Обойти его нельзя?
– Тогда придётся сильно кружить, боюсь заплутаться. В глубине страны – большие дороги, возделанные земли… Нет, пойдём вдоль берега. Тут никого нет, кроме овец, кроликов и чаек, разве что пастух-другой. Что ж, тронемся?
Шаста оседлал коня и с трудом забрался в седло: так болели ноги, – но Игого сжалился над ним и до самых сумерек шёл шагом. Когда уже смеркалось, они спустились по тропкам в долину и увидели селение. Шаста спешился и купил там хлеба, лука и редиски, а конь, обогнув селение, остановился дальше, в поле. Через два дня они снова так сделали, и через четыре – тоже.
Все эти дни Шаста блаженствовал. Ноги и руки болели всё меньше. Конь уверял, что в седле он сидит как мешок («Стыдно, если кто увидит!»), но учителем был терпеливым – никто не научит ездить верхом лучше, чем сама лошадь. Шаста уже не боялся рыси и не падал, когда конь останавливался с разбегу или неожиданно кидался в сторону (оказывается, так часто делают в битве). Конечно, Шаста просил, чтобы конь рассказал, как сражался вместе с тарханом, и тот рассказывал, как они переходили вброд реки, и долго шли без отдыха, и бились с вражьим войском. Боевые кони, самой лучшей крови, бьются не хуже воинов: кусаются, лягаются и умеют, когда надо, повернуться так, чтобы всадник получше ударил врага мечом или боевым топориком. Правда, рассказывал он реже, чем Шаста о том просил, чаще отнекивался: «Да ладно, чего там: сражался-то я по воле Тисрока, словно раб или немая лошадь. Вот в Нарнии, среди своих, я буду сражаться как свободный! За Нарнию! О-го-го-го-о!»
Вскоре Шаста понял, что после таких речей конь пускается в галоп.
Уже не одну неделю двигались они вдоль моря и видели больше бухточек, речек и селений, чем Шаста мог запомнить. Однажды в лунную ночь они не спали, ибо выспались днём, а в путь вышли под вечер. Оставив позади холмы, они пересекли равнину и слева, в полумиле, увидели лес. Море лежало справа, за низкой песчаной дюной. Конь то шёл шагом, то пускался рысью, но вдруг резко остановился.
– Что там? – спросил Шаста.
– Тш-ш! – Конь насторожил уши. – Ты ничего не слыхал? Слушай!
– Как будто лошадь, к лесу поближе, – сказал Шаста, послушав с минутку.
– Да, это лошадь. Ах как нехорошо!..
– Ну и что такого? Может, крестьянин едет!
– Крестьяне так не ездят, – возразил Игого, – и кони у них не такие. Это настоящий конь и настоящий тархан. Нет, не конь… слишком легко ступает… так-так… Это прекраснейшая кобыла.
– Похоже, сейчас она остановилась, – заметил Шаста.
– Верно. А почему? Потому что остановились и мы… Друг мой, кто-то выследил нас.
– Что же теперь делать? – испугался Шаста. – Как ты думаешь, они нас видят?
– Нет, слишком темно, к тому же тучи! Как только они закроют луну, можно двигаться к морю. Если что, песок скроет шаги.
Они подождали и сперва шагом, потом лёгкой рысью двинулись к берегу. Но странное дело: уже стало совсем темно, а море всё не показывалось. Только Шаста подумал: «Наверное, мы уже проехали дюны», – как вдруг сердце у него упало: оттуда, спереди, послышалось долгое, скорбное, жуткое рычание. В тот же миг конь повернул и понёсся во весь опор к лесу, от берега.
– Что это? – в ужасе выговорил Шаста.
– Львы! – на скаку бросил конь не оборачиваясь.
Пока перед ними не сверкнула вода, оба молчали. Перейдя вброд широкую мелкую речку, конь остановился. Он весь вспотел и сильно дрожал, а когда немного отдышался, сказал:
– Теперь не унюхают: вода отбивает запах. Пройдёмся немного.
Пока они шли по мелководью, Игого признался:
– Шаста, мне очень стыдно. Я перепугался, как немая тархистанская лошадь. Да, я недостоин называться говорящим конём. Я не боюсь мечей, и копий, и стрел, но это… это… Пройдусь-ка лучше рысью.
Только рысью шёл он недолго: уже через минуту пустился галопом, – что неудивительно, ибо совсем близко раздался глухой рёв, на сей раз – слева, из леса.
– Ещё один! – проговорил конь на бегу.
– Эй, слушай, – крикнул Шаста, – та лошадь тоже скачет!
– Ну и хо-хо-хорошо! У тархана меч… так что защитит нас.
– Да что ты заладил: львы да львы! – возмутился Шаста. – Нас могут поймать. Меня повесят за конокрадство!
Он меньше, чем конь, боялся львов, потому что никогда их не видел.
Конь только фыркнул в ответ и прянул вправо. Как ни странно, другая лошадь прянула влево, и вслед за этим кто-то зарычал – сначала справа, потом слева. Лошади кинулись друг к другу. Львы, видимо, тоже, поскольку рычали попеременно с обеих сторон, не отставая от скачущих лошадей. Наконец луна выплыла из-за туч, и в ярком свете Шаста увидел ясно, как днём, что лошади несутся морда к морде, словно на скачках. Игого потом говорил, что таких скачек в Тархистане отродясь не видывали.
Шаста уже ни на что не надеялся: думал лишь о том, как лев съедает жертву: сразу или сперва играет, как кошка с мышкой, и очень ли это больно. Думал он об этом, но видел всё (так бывает в очень страшные минуты), поэтому заметил, что другой всадник мал ростом, что кольчуга его ярко сверкает, в седле он сидит как нельзя лучше, а бороды у него нет.
Что-то блеснуло внизу перед ними, и прежде чем догадался, что это, Шаста услышал всплески и ощутил во рту вкус солёной воды. Они попали в узкий рукав, отходящий от моря. Обе лошади плыли, да и Шасте вода доходила до колен. Сзади слышалось сердитое рычание, и, оглянувшись, Шаста увидел у воды тёмную глыбу, но одну: другой лев, видимо, отстал.
Похоже, лев не собирался ради них лезть в воду. Кони наполовину переплыли узкий залив, уже был виден другой берег, а тархан не говорил ни слова. «Заговорит, – подумал Шаста. – Как только выйдем на берег. Что я ему скажу? Надо что-нибудь выдумать…»
И тут до него донеслись голоса:
– Ах, как я устала!..
– Тише, Уинни! Придержи язычок!
«Это мне нравится, – подумал Шаста. – Честное слово, лошадь заговорила!»
Вскоре обе лошади уже не плыли, шли, а потом вылезли на берег. Вода струилась с них, камешки хрустели под копытами. Маленький всадник, как это ни странно, ни о чём не спрашивал, даже не глядел на Шасту, но Игого вплотную подошёл к другой лошади и громко фыркнул.
– Стой! Я тебя слышал. Меня не обманешь. Госпожа, ты ведь говорящая лошадь, тоже из Нарнии!
– Тебе какое дело? – воскликнул странный тархан и схватился за эфес, но голос выдал его с головой.
– Да это девочка! – догадался Шаста.
– И что с того? – возмутилась незнакомка. – Зато ты мальчишка! Грубый, глупый мальчишка! Наверное, раб и конокрад.
– Нет, маленькая госпожа, – вмешался конь. – Он меня не крал. Если уж на то пошло, то это я его украл. Что же до того, моё ли это дело, посуди сама: земляки непременно приветствуют друг друга на чужбине.
– Конечно, – поддержала его лошадь.
– Уж ты-то помолчи! – прикрикнула на неё девочка. – Видишь, в какую беду я из-за тебя попала!
– Никакой беды нет, – заметил Шаста. – Можете ехать куда ехали. Мы вас не держим.
– Ещё бы держали! – воскликнула всадница.
– Как трудно с людьми! – сказал кобыле конь. – Ну просто мулы… Давай мы с тобой разберёмся. Видимо, госпожа, тебя тоже взяли в плен, когда ты была жеребёнком?
– Да, мой господин, – печально ответила та. – Меня, кстати, Уинни зовут.
– А теперь ты сбежала?
– Скажи ему, чтобы не лез, когда не просят, – вставила всадница.
– Нет, Аравита, не скажу, – воспротивилась Уинни. – Я и впрямь бежала. Не только ты, но и я. Такой благородный конь нас не выдаст. Господин, мы держим путь в Нарнию.
– И мы тоже. Всякий поймёт, что оборвыш, едва сидящий в седле, откуда-то сбежал. Но не странно ли, что молодая тархина едет ночью, без свиты, в кольчуге своего брата, и боится чужих, и просит всех не лезть не в своё дело?
![](i_102.png)
– Ну хорошо, – сказала девочка. – Ты угадал, мы с Уинни сбежали из дому и едем в Нарнию. Что же дальше?
– Дальше мы будем держаться вместе. Надеюсь, госпожа, ты не откажешься от моей защиты и помощи? – обратился конь к Уинни.
– Почему ты спрашиваешь мою лошадь, а не меня? – разгневалась Аравита.
– Прости, госпожа, – сказал конь, чуть-чуть прижимая уши, – у нас в Нарнии так не говорят. Мы с Уинни – свободные лошади, а не здешние немые клячи. Если бежишь в Нарнию, помни: Уинни не твоя лошадь – скорее уж ты её девочка.
Аравита раскрыла от удивления рот, но заговорила не сразу: вероятно, раньше так не думала.
– А всё-таки зачем нам ехать вместе? Ведь так нас скорее заметят.
– Нет, – возразил Игого, а Уинни его поддержала:
– Поедем вместе, поедем! Я буду меньше бояться, да и дороги толком не знаю. Такой замечательный конь, куда умнее меня.
Шаста сказал:
– Оставь ты их! Видишь, они не хотят…
– Мы хотим! – перебила его Уинни.
– Вот что, – сказала девочка. – Против вас, господин конь, я ничего не имею, но откуда вы знаете, что этот мальчишка нас не выдаст?
– Скажи уж прямо, что я тебе не компания! – воскликнул Шаста.
– Не кипятись, – сказал ему конь. – Госпожа права.
Обернувшись к Аравите, Игого вежливо продолжил:
– Нет, не предаст: я за него ручаюсь. Он добрый товарищ, к тому же, несомненно, из Нарнии или Орландии.
– Хорошо, поедем вместе, – согласилась девочка, обращаясь к коню.
– Я очень рад! – сказал тот. – Что ж, вода позади, звери – тоже. Не расседлать ли вам нас, не отдохнуть ли и не послушать ли друг про друга?
Дети расседлали коней, и те принялись щипать траву. Аравита вынула из сумы много всяких вкусностей, но Шаста есть отказался, стараясь говорить как можно учтивей, словно настоящий вельможа, но в рыбачьей хижине этому не научишься и получалось плохо. Он это, в сущности, понимал, поэтому становился всё угрюмей, вёл себя совсем уж неловко. Кони же прекрасно поладили. Вспоминая любимые места в Нарнии, они выяснили, что приходятся друг другу троюродными братом и сестрой. Понимая, что дети никак не могут найти общего языка, мудрый Игого предложил:
– Маленькая госпожа, поведай нам свою повесть. И не спеши: за нами никто не гонится.
Аравита немедленно села, красиво скрестив ноги, и важно начала свой рассказ. Надо заметить, что в этой стране и правду, и неправду рассказывают особым слогом – этому учат с детства, как учат у нас писать сочинения. Только рассказы эти слушать можно, а сочинений, если не ошибаюсь, не читает никто и никогда.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?