Текст книги "Хроники Нарнии. Вся история Нарнии в 7 повестях"

Глава пятая. Принц Корин

– Дорогая сестра и королева, – сказал король Эдмунд, – пришло тебе время доказать свою отвагу. Не стану скрывать: нам грозит большая опасность.

– Какая? – спросила королева.

– Боюсь, что мы не уедем отсюда. Пока царевич ещё надеялся, мы были почётными гостями, но с той минуты, как ты ему откажешь, клянусь гривой Аслана, станем пленниками.

Один из гномов тихо свистнул, а ворон заметил:

– Я пр-р-редупреждал ваши величества. Войти легко – выйти трудно, как сказал омар, когда его варили.

– Я видел царевича утром, – продолжил король. – Как ни жаль, он не привык, чтобы ему перечили. Он требовал от меня – то есть от тебя – окончательного ответа. Я шутил как мог над женскими капризами, но всё же дал понять, что надежды у него мало. Он страшно рассердился: даже угрожал мне, – конечно, в их слащавой манере.

– Да, – сказал фавн, – когда я ужинал с великим визирем, было то же самое. Он спросил, нравится ли мне Ташбаан. Конечно, я не мог сказать, что мне тут каждый камень противен, а лгать не умею, вот и ответил, что летом, в жару, сердце моё томится по прохладным лесам и мокрым травам. Он неприятно улыбнулся и сказал: «Никто тебя не держит, козлиное копытце: езжай, пляши в своих лесах, – а нам оставь жену для царевича».

– Ты думаешь, он сделает меня своей женой насильно? – воскликнула Сьюзен в испуге.

– Женой… Спасибо, если не рабыней.

– Как же он может? Разве царь Тисрок это потерпит?

– Не сошёл же он с ума! – сказал Перидан. – Он знает, что в Нарнии есть добрые копья.

– Мне кажется, – сказал Эдмунд, – что Тисрок очень мало боится нас. Страна у нас небольшая. Владетелям империй не нравятся маленькие страны у их границ, поэтому они стремятся их захватить и поглотить. Не затем ли он послал к нам царевича, чтобы затеять ссору? Он рад бы прибрать к рукам и Нарнию, и Орландию.

– Пускай попробует! – вскричал гном. – Между ним и нами лежит пустыня! Что скажешь, ворон?

– Я знаю её: облетел вдоль и поперек, когда был молод. (Не сомневайтесь, тут Шаста навострил уши.) Если Тисрок пойдёт через большой оазис, то Орландии не достигнет: его людям и коням не хватит воды, – но есть и другая дорога. (Шаста стал слушать ещё внимательнее.) Ведёт она от древних усыпальниц на северо-запад, и тому, кто по ней движется, всё время видна гора с двойной вершиной – Олвин. Довольно скоро, через сутки, начнётся каменистое ущелье, очень узкое, почти незаметное со стороны. Кажется, в нём нет ни травы, ни воды – ничего. Но если спуститься туда, увидишь, что по нему течёт речка. Если идти по её берегу, можно добраться до самой Орландии.

– Знают ли тархистанцы об этой дороге? – спросила королева.

– Друзья мои, – воскликнул король, – о чём мы говорим! Дело не в том, кто победит, если Тархистан нападёт на нас. Нам надо спасти честь королевы и собственную жизнь. Конечно, брат мой Питер, Верховный король, одолеет Тисрока, но мы уже будем давно мертвецами, а сестра моя, королева, – женой или рабыней царевича.

– У нас есть оружие, – напомнил гном. – Мы можем защитить этот замок.

– Я не сомневаюсь, – сказал король, – что каждый из нас дорого продаст свою жизнь. Королеву они получат только через наши трупы. Но мы тут как мыши в мышеловке.

– Недар-р-ом гово-р-рится: «В доме остаться – с жизнью расстаться», – прокаркал ворон. – И еще: «В доме запрут – дом подожгут».

– Ах, всё это из-за меня! – заплакала Сьюзен. – Не надо мне было покидать Кэр-Параваль! Как было хорошо! Кроты же почти кончили перекапывать сад… а я… а я… – И она закрыла лицо руками.

– Ну что ты, Сью… – начал король Эдмунд, но вдруг увидел, что фавн, сжав руками голову, раскачивается как от боли и бормочет:

– Минутку, минутку… Я думаю, я сейчас придумаю… Подождите, сейчас, сейчас!..

Наконец мистер Тумнус с облегчением вздохнул, вытер лоб и сказал:

– Трудно одно: добраться до корабля так, чтобы нас не заметили и не схватили.

– Да, – согласился гном. – «Рад бы нищий скакать, да коня не сыскать».

– Постой, постой, – остановил его фавн. – Нужно вот что: попасть под каким-нибудь предлогом на корабль, оставить там матросов…

– Наверное, ты прав… – согласился король Эдмунд.

– Ваше величество, – опять заговорил фавн, – не пригласите ли царевича на пир? Устроим мы его на вашем корабле завтра вечером. Ради пользы дела намекните, что её величество может дать там ответ, не нанося урона своей чести. Царевич подумает, что она готова уступить.

– Пр-рекрасный совет! – одобрительно прокаркал ворон.

– Все будут думать, – взволнованно проговорил фавн, – что мы готовимся к пиру. Кого-нибудь пошлём на базар купить сластей, вина и фруктов… Пригласим шутов, и колдунов, и плясуний, и флейтистов…

– Так-так, – сказал король, потирая руки.

– А когда стемнеет, – добавил фавн, – мы уже будем на борту…

– Поставим паруса, возьмём вёсла! – воскликнул король.

– И выйдем в море! – закончил фавн и пустился в пляс.

– На север! – вскричал гном.

– В Нарнию! – крикнули все. – Ура!

– Дорогой мой Тумнус, ты меня спас! – растроганно проговорила королева и, схватив его за руки, закружилась по комнате. – Ты спас нас всех!

– Царевич пустится в погоню, – заметил вельможа, чьего имени Шаста не знал.

– Ничего, – сказал король. – У него нет хороших кораблей и быстрых галер. Царь Тисрок держит их для себя. Пускай гонятся! Мы потопим их, если они вообще нас догонят.

– Совещайся мы неделю, – добавил ворон, – лучше не придумаешь, однако недаром говорится: «Сперва – гнездо, потом – яйцо». Прежде чем приняться за дело, надо подкрепиться.

Все встали, открыли двери и пропустили первыми королеву и короля. Шаста замешкался, но фавн сказал ему:

– Отдохните, ваше высочество: я сейчас принесу вам поесть сюда. Лежите, пока не настанет пора перебираться на корабль.

Шаста опустил голову на мягкие подушки и, оставшись в комнате один, подумал: «Какой ужас!..» Ему и в голову не приходило сказать всю правду и попросить о помощи. Вырос он среди жестоких, чёрствых людей и привык ничего не говорить взрослым, чтобы хуже не было. Может быть, этот король не обидит говорящих коней, они из Нарнии, но Аравита – здешняя, он продаст её в рабство или вернёт отцу. «А я, – продолжил размышлять мальчик, – даже не посмею сказать им, что вовсе не принц Корин. Я слышал их тайны. Если они узнают, что я чужак, то живым меня не отпустят – убьют. А если Корин придёт? Тогда уж наверняка…»

Понимаете, Шаста не знал, как ведут себя свободные, благородные люди.

«Что же мне делать, что делать? А вон и козлик этот идёт!..»

Фавн, слегка приплясывая, внёс в комнату огромный поднос, поставил на столик у дивана и, усевшись на ковер скрестив ноги, сказал:

– Ну, милый принц, ешь – это последний твой обед в Таш-баане.

Обед был хорош. Не знаю, понравился бы он вам, но Шасте понравился. Он жадно съел омаров, и овощи, и бекаса, фаршированного трюфелями и миндалём, и сложное блюдо из риса, изюма, орехов и цыплячьих печёнок, и дыню, и ягоды, и какие-то дивные ледяные сласти вроде нашего мороженого. Выпил он и вина, которое зовётся белым, хотя оно светло-жёлтое.

Фавн тем временем развлекал его беседой. Думая, что принц нездоров, Тумнус пытался его обрадовать и говорил о том, как они вернутся домой, и о добром короле Луме, и о небольшом замке на склоне горы.

– Не забывай, – добавил фавн, – что ко дню рождения тебе обещали кольчугу и коня, а года через два сам король Питер посвятит тебя в рыцари. Пока что мы часто будем ездить к вам, вы – к нам, через горы. Ты помнишь, конечно, что обещал приехать ко мне на летний праздник, где будут костры и ночные пляски с дриадами, а может – кто знает? – нас посетит сам Аслан.

Когда Шаста съел всё подчистую, фавн предложил:

– А теперь поспи. Не бойся, я за тобой зайду, когда будем перебираться на корабль. А потом – домой, на север!

Шасте так понравился и обед, и рассказы фавна, что он уже не мог думать о неприятном. Он надеялся, что принц Корин не придёт, опоздает, и его самого увезут на север. Боюсь, он не подумал, что станется с принцем, если тот будет один в Таш-баане. Об Аравите и о лошадях он чуть-чуть беспокоился, но сказал себе: «Что поделаешь? И вообще Аравите самой так лучше – очень я ей нужен», – ощущая при этом, что куда приятней плыть по морю, чем одолевать пустыню.

Подумав так, он заснул, как заснули бы и вы, если бы встали затемно, долго шли, а потом, лежа на мягком диване, столько съели.

Разбудил его громкий звон. Испуганно привстав, он увидел, что и тени, и свет сместились, а на полу лежат осколки драгоценной вазы. Но главное было не это: в подоконник вцепились чьи-то руки, причём так крепко, что побелели костяшки пальцев, потом появились голова и плечи, а через секунду какой-то мальчик перемахнул через подоконник и сел, свесив одну ногу.

Шаста никогда не гляделся в зеркало, а если бы и гляделся, не понял бы, что незнакомец очень похож на него, ибо тот был сейчас ни на кого не похож. Под глазом у него красовался огромный синяк, под носом запеклась кровь, одного зуба не было, одежда, некогда очень красивая, висела лохмотьями.

– Ты кто такой? – шёпотом спросил мальчик.

– А ты принц Корин? – в свою очередь спросил Шаста.

– Конечно. А ты-то кто?

– Никто, наверное. Король Эдмунд увидел меня на улице и решил, что это ты. Можно как-то отсюда выбраться?

– Можно, если хорошо лазаешь. Только куда спешить? Мы так похожи – давай ещё кого-нибудь разыграем!

– Нет-нет, – заторопился Шаста. – Мне нельзя оставаться. Вдруг фавн придёт и увидит нас вместе? Мне пришлось притвориться, что я – это ты. Вы сегодня отплываете. А где ты был всё время?

– Один мальчишка сказал гадость про королеву Сьюзен, – ответил принц. – Я его побил. Он заорал и побежал за братом. Тогда я побил брата. За мной погнались такие люди с копьями, называются «стража». Я подрался и с ними. Тут стало темнеть. Они меня куда-то увели. По дороге я предложил им выпить вина. Они напились и заснули, а я тихо выбрался и пошёл дальше, но встретил опять того мальчишку. Ну, мы подрались. Я его побил ещё раз, влез по водосточной трубе на крышу и стал ждал, когда рассветёт. А потом искал дорогу. Попить нету?

– Нет, я всё выпил, – сказал Шаста. – Покажешь, как вылезти? Надо поскорей уходить. А ты ложись на диван. Ах, они же не поверят, что это я… то есть ты… у тебя такой синяк… Придётся тебе сказать им правду.

– Как же иначе? – сердито буркнул принц. – А всё-таки, кто ты такой?

– Некогда объяснять, – быстро прошептал Шаста. – Я не здешний, с севера, но вырос здесь, а теперь бегу домой, через пустыню, с говорящим конём. Ну, как мне лезть?

– Вот смотри: тут плоская крыша. Иди очень тихо, на цыпочках, а то кто-нибудь услышит! Сверни налево, потом залезь, если умеешь лазать, на стену, пройди по ней до угла и спрыгни на кучу мусора.

– Спасибо, – сказал Шаста уже с подоконника.

Мальчики посмотрели друг на друга, и обоим показалось, что теперь они друзья.

– До свидания, – сказал Корин. – Доброго тебе пути.

– До свидания, – попрощался и Шаста. – Ну и храбрый же ты!

– Куда мне до тебя! Ну, прыгай! Да, доберёшься до Орландии, скажи моему отцу, королю Луму, что ты мой друг! Скорее, кто-то идёт!

Глава шестая. Шаста среди усыпальниц

Шаста неслышно пробежал по крыше, такой горячей, что чуть не обжёг босые ноги, взлетел вверх по стене, добрался до угла и мягко спрыгнул на кучу мусора в узкой грязной улочке. Прежде чем спрыгнуть, мальчик огляделся – по-видимому, он оказался на самой вершине горы, на которой стоит Ташбаан. Вокруг всё уходило вниз, плоские крыши спускались уступами до городской стены и сторожевых башен. За ними, с севера, текла река, за которой цвели сады, а уж за ними лежало странное, голое и желтоватое, пространство, уходившее за горизонт словно неподвижное море. Где-то в небе, очень далеко, синели какие-то глыбы с белым верхом. «Пустыня и горы», – догадался Шаста.

Спрыгнув со стены, он поспешил вниз по узкой улочке и вышел на широкую. Там был народ, но никто не обращал внимания на босоногого оборвыша, однако он всё-таки боялся, пока перед ним из-за какого-то угла не возникли городские ворота. Вышел он в густой толпе, которая по мосту двигалась медленно, как очередь. Здесь, над водой, было приятно вздохнуть после жары и запахов Ташбаана.

За мостом толпа стала таять: народ расходился – кто налево, кто направо, – Шаста же пошёл прямо вперёд, между какими-то садами. Дойдя до того места, где трава сменялась песком, он очутился совсем один и в удивлении остановился, словно увидел не край пустыни, а край света. Трава кончалась сразу; дальше, прямо в бесконечность, уходило что-то вроде морского берега, только пожёстче, ибо здесь песок не смачивала вода. Впереди, как будто ещё дальше, маячили горы. Минут через пять он увидел слева высокие камни вроде ульев, но поуже. Шаста знал от коня, что это и есть усыпальницы древних царей. За ними садилось солнце, и они мрачно темнели на сверкающем фоне.

Свернув на запад, Шаста направился к ним. Солнце слепило его, но всё же он ясно видел, что ни лошадей, ни девочки на кладбище нет. «Наверное, они за последней усыпальницей, – подумал мальчик. – Чтобы отсюда не заметили».

Усыпальниц было штук двенадцать, стояли они как попало. В каждой чернел низенький вход. Шаста обошёл кругом каждую из них и никого не нашёл. Когда он опустился на песок, солнце уже село.

В ту же минуту раздался очень страшный звук. Шаста чуть не закричал, но вспомнил: это трубы оповещают Ташбаан, что ворота закрылись, – и сказал себе: «Не трусь. Ты слышал этот звук утром». Мальчик прекрасно понимал, что одно дело – слышать такие звуки при свете, среди друзей, и совсем другое – одному и в темноте. «Теперь не придут до утра. Они там заперты. Нет, Аравита увела их раньше, без меня. С неё станется! Что это я? Игого никогда на это не согласится!»

К Аравите он был несправедлив. Она могла проявить и чёрствость, и гордость, но верности не изменяла и ни за что не бросила бы спутника, нравится он ей или нет.

Как бы то ни было, ночевать ему предстояло тут, а место это с каждой минутой привлекало его всё меньше. Большие молчаливые глыбы всё-таки пугали его. Шаста изо всех сил старался не думать о привидениях и уже немного успокоился, когда что-то коснулось его ноги.

– Помоги-и-те! – вырвался из его горла крик, адресованный неведомо кому.

Бежать он не смел: всё-таки совсем уж плохо, когда бежишь среди могил, не смея взглянуть, кто за тобой гонится, – поэтому, собрав всё своё мужество, сделал самое разумное, что мог, – обернулся и увидел… кота.

Кот, очень тёмный в темноте, был велик и важен – гораздо важнее и больше тех его собратьев, которых Шасте доводилось встречать. Глаза его таинственно сверкали, и казалось, что он много знает – но не скажет.

– Кис-кис-кис, – неуверенно позвал Шаста. – Ты говорить не умеешь?

Кот сурово поглядел на него и медленно пошёл куда-то, и Шаста, конечно, пошёл за ним. Через некоторое время они миновали усыпальницы. Тогда кот уселся на песок, обернув хвост вокруг передних лап. Смотрел он на север – туда, где лежала Нарния, – и был так неподвижен, что Шаста спокойно лёг спиной к нему, лицом к могилам, словно чувствовал, что кот охраняет его от врагов. Когда тебе страшно, самое лучшее – повернуться лицом к опасности и почувствовать что-то тёплое и надёжное за спиной. Песок показался бы вам не очень удобным, но Шаста и прежде спал на земле, так что скоро заснул, даже во сне гадая, где сейчас Игого, Уинни и Аравита.

Разбудил мальчика странный и страшный звук, и он подумал: «Наверное, мне всё приснилось». И тут же ощутил, что кота за спиной нет, и очень огорчился, но лежал тихо, не решаясь даже открыть глаза, как лежим иногда мы с вами, закрыв простынёй голову. Звук раздался снова – пронзительный вой или вопль, – и тут глаза у Шасты открылись сами, он даже сел на песке.

Ярко светила луна; усыпальницы стали как будто больше, но казались не чёрными, а серыми, и очень уж походили на чёрных людей, закрывших голову и лицо серым покрывалом. Что и говорить, это не радует. Однако звук шёл не от них, а сзади, из пустыни. Сам того не желая, Шаста обернулся и, посмотрев в ту сторону, подумал: «Хоть бы не львы!..»

Звук и впрямь не походил на рычание льва, но Шаста этого не знал. Выли шакалы (это тоже не слишком приятно). «Их много, – подумал Шаста, сам не зная о ком. – Они всё ближе…» Мне кажется, будь он поумнее, вернулся бы к реке, где стояли дома, но его пугали усыпальницы, мимо которых предстояло пройти. Кто его знает, что вылезет из чёрных отверстий? Глупо это или не глупо, Шаста предпочёл диких зверей, но крики приближались и он изменил мнение…

Мальчик уже собирался бежать, когда увидел на фоне луны огромного зверя. Тот шёл медленно и степенно, как бы не замечая его, потом остановился, издал низкий, оглушительный рёв, эхом отдавшийся в камне усыпальниц, и прежние вопли стихли. Зашуршал песок, словно какие-то существа бросились врассыпную. Тогда огромный зверь обернулся к Шасте, и тот подумал: «Это лев. Вот и всё. Очень будет больно или нет?.. Ох, поскорей бы!.. А что бывает потом, когда умрёшь? Ой-ой-ой-ой!!!»

Мальчик закрыл глаза, сжал зубы, но ничего не случилось, а когда решился открыть, что-то тёплое лежало у его ног. «Да он не такой уж большой! – удивленно подумал Шаста. – Вполовину меньше, чем мне показалось. Нет, вчетверо… Ой, это кот! Значит, лев просто приснился!»

Действительно, у его ног лежал большой кот и смотрел на него зелёными немигающими глазами. Таких огромных котов Шасте видеть ещё не приходилось.

– Как хорошо, что это ты! – воскликнул мальчик и, прижавшись к коту, почувствовал, как и прежде, его животворящее тепло. – Мне снился страшный сон.

«Больше никогда не буду обижать кошек», – сказал он себе и добавил, уже коту:

– Знаешь, я однажды бросил камнем в старую голодную кошку… Эй, ты что!

Как раз в этот миг кот его царапнул. «Ну-ну! Будто понимает…»

Наутро, когда Шаста проснулся, кота не было, ярко светило солнце, песок уже нагрелся. Очень хотелось пить. Пустыня сверкала белизной. Из города доносился смутный шум, но здесь было очень тихо. Повернувшись так, чтобы солнце не слепило, он увидел вдали – чуть левее, к западу – горы, такие чёткие, что казалось, будто они совсем близко (одна из них имела две вершины), и, подумав: «Вот туда и надо идти», – провёл ногой по песку ровную полосу, чтобы не терять времени, когда все придут, а потом решил чего-нибудь поесть и направился к реке.

Усыпальницы оказались совсем не страшными, и теперь Шаста удивился, отчего они его так пугали. Народ здесь был, ворота открылись давно, толпа уже вошла в город, и оказалось не трудно, как сказал бы Игого, что-нибудь «позаимствовать». Он перелез через стену и сорвал в саду три апельсина, пару смокв и гранат. После того как перекусил, мальчик подошёл к реке у самого моста и напился. Вода так понравилась, что он ещё и выкупался – ведь при жизни на берегу плавать и ходить он научился одновременно. Потом он лёг на траву и стал смотреть на Ташбаан, гордый, большой и прекрасный. Вспомнил он и о том, как опасно там было, и вдруг заподозрил, что, пока купался, Аравита и лошади, наверное, добрались до кладбища, не нашли его и ушли. Быстро одевшись, Шаста побежал обратно и так запыхался и вспотел, словно и не купался, но среди усыпальниц никого не было.

Солнце медленно ползло вверх по небу, потом медленно опускалось, но никто не пришёл и ничего не случилось, и мальчику стало совсем не по себе. Теперь он понял, что они решили здесь встретиться и ждать друг друга, но не договорились, как долго. Не до старости же! Скоро стемнеет, опять начнётся ночь… Десятки планов сменялись в его мозгу, пока он не выбрал самый худший: подождать до темноты, вернуться к реке, украсть столько дынь, сколько сможет, и пойти к той горе одному.

Если бы Шаста, как ты, читал книги о путешествиях через пустыню, то понял бы, что это очень глупо, но он не читал.

Прежде чем солнце село, кое-что всё-таки произошло. Когда тени усыпальниц стали совсем длинными, а Шаста давно съел все свои припасы, сердце у него подпрыгнуло: вдали показались две лошади. Вне всякого сомнения, это были Уинни и Игого, прекрасные и гордые, как прежде, но теперь под дорогими сёдлами, и вёл их человек в кольчуге, похожий на слугу из знатного дома. «Аравиту поймали, – в ужасе решил Шаста. – Она всё рассказала, и этого человека послали за мной. Они хотят, чтобы я кинулся к Игого и заговорил! А если не кинусь – тогда я точно остался один… Что же теперь делать?» И он юркнул за усыпальницу, чтобы подумать, как поступить.