Текст книги "Три секунды до"

26

Несколько часов глупо смотреть в белую стену – не то, чего я хотела, когда мечтала оказаться дома. Я не смогла уснуть, потому что меня не отпускало дольше обычного, а когда все кончилось, пришел отходняк. Все счастье будто пропало из этого мира, и теперь мне снова хочется умереть.

Я даже не могу заплакать, потому что внутри нет никаких эмоций. «Серотониновая яма» – так Алиса это называет. Когда после огромного прилива счастья ты падаешь в темную бездну. Когда пробиваешь дно, но оказывается, что это еще не конец. Когда вокруг одна только чернота, и она душит, проникает внутрь и мучительно убивает. Способ выплыть на поверхность для меня только один – снова принять наркотики.

Вчерашняя ночь кажется сном или бредом. Скифф, Ифраил, гора наркотиков и пистолет. Будто бы все это не моя жизнь, и происходило все не со мной. Словно все воспоминания – это фильм, который я посмотрела на ночь и очень впечатлилась. А еще я сняла перед Томом трусы. И когда дома очнулась от прихода, то была все еще без них. Наверное, они так и остались валяться в машине. За это мне невыносимо стыдно…

Где-то на подкорке мелькает мысль: «Так больше продолжаться не может». Это не жизнь, а жалкое существование. Я мотаюсь от дозы к дозе, и больше в моей жизни ничего не происходит. О чем сейчас думают мои ровесники? О том, в какой колледж поступить, как сдать экзамены и в каком наряде сходить на свидание с парнем своей мечты. Я же думаю только о том, где достать наркотики.

Что ждет меня в будущем? Я хочу, чтобы оно было счастливым, как у других людей, но это невозможно, пока в моей жизни есть они…

Я переодеваюсь в пижаму и сажусь на кровать. За дверью вдруг слышу шаги, а потом Том заходит в комнату.

Он останавливается и смотрит на меня, проходит внутрь и берет стул из-за письменного стола. Том ставит его перед кроватью, развернув спинкой ко мне. Перекидывает ногу и садится, так тяжело глядя на меня, что невольно хочется отвернуться.

– Мне нужно с тобой поговорить, – начинает он.

Я отвожу глаза. Если честно, в таком состоянии я даже видеть его не хочу, не то что разговаривать.

– О чем? – спрашиваю.

– О тебе, обо мне и вообще обо всем, что происходит между нами.

– Так, и… – теряюсь я, – что дальше?

Том складывает руки на стул, наклоняясь вперед.

– Белинда… все, что мы делаем, – ужасно глупо, и так больше не может продолжаться, – ледяным тоном говорит он, ни капли не изменившись в лице. – Вся эта… близость… Ее между нами быть не может. И вообще мне это все не надо!

Том говорит и сам злится от своих слов. Я же не могу ни звука выдавить, чувствую, будто внутри отключается орган за органом. Он продолжает:

– Ты ребенок, и ты – еще одна проблема в моей жизни, а у меня и без тебя их до жопы!

Я несколько раз моргаю, чтобы прогнать с глаз пелену, и взрываюсь:

– Ты что, прикалываешься?! То есть тебе было плевать на мой возраст, когда ты ставил мне эти засосы, – я оттягиваю воротник футболки и тыкаю пальцем в шею, – правильно?! А сейчас, когда ты вспомнил про свои «взрослые проблемы», – издеваюсь, – то я вдруг стала проблемным ребенком?!

– Да, ты проблемный ребенок и всегда им была, ты даже не пыталась с собой справиться! Ты меня достала, мне просто надоело с тобой возиться! – кричит Том, подскакивая со стула.

Он начинает нервно ходить по комнате, а я шокированно выдавливаю:

– Господи, тебя как будто подменили…

– Нет, Белинда. Меня не подменяли, я всегда был таким, а кого ты себе придумала, я не знаю!

Я затравленно смотрю на него. Он же, захваченный злостью, ничего не замечает. Говорит:

– Белинда, да, ты в меня влюблена. И да, меня к тебе влечет… но это вообще ничего не значит, понимаешь? Такие отношения – просто полная херня!

От его слов я впадаю в отчаяние и тоже подскакиваю на ноги.

– Полная херня – это то, что ты говоришь! – кричу. – Почему, если я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне, мы просто не можем быть вместе?!

– Да потому что нет никаких нас и нет никакого «вместе»! Есть лишь ты – глупая маленькая девочка, которая постоянно на меня вешается! Я никогда даже не думал ни о чем таком!

Я не выдерживаю и всхлипываю. Том вздыхает, скрещивая руки на груди, и отводит взгляд.

– Тогда зачем ты меня обманывал? – жалобно говорю я. – Вся эта забота, поездки, твои добрые слова, твое внимание, объятия… если я для тебя ничего не значу, зачем ты так ко мне относился, зачем ты так меня трогал? На кой черт надо было обманывать такую наивную дуру, как я?! Я ведь тебя по-настоящему полюбила!

Я вытираю слезы и смотрю на Тома. Его взгляд непроницаем, а на лице нет ни капельки эмоций. Из-за такого напускного безразличия я свирепею. Чувствую, как кровь заменяется гневом и тот разносится по всему телу. Не дожидаясь ответа, делаю к нему шаг.

– А может, дело вовсе не во мне, а в тебе? – спрашиваю. – Ведь это именно ты, Том, дал надежду такой проблемной девочке, как я. Ведь это от тебя ушла жена, ведь это тебе не дают видеться с сыном, и, знаешь, не только я тут страдаю зависимостью! Ты все свои великие проблемы заливаешь алкоголем! Так может, дело все-таки в тебе? Это вокруг тебя куча проблем. Так что знаешь что? Не надо прикрываться мной!

– Ты совсем охренела?! – шипит он, наступая на меня. – Я как идиот вожусь с такой конченой наркоманкой, как ты, а ты меня еще в чем-то обвиняешь?

Я уже совсем не понимаю, что происходит, слышу только одно – «конченая наркоманка». Я подаюсь к нему, толкаю в грудь и тут же хватаю за футболку. А потом со всего размаху бью ладонью по лицу. Так сильно, что в руке отдается боль. Том втягивает воздух сквозь сжатые зубы, касается пальцами щеки. И вдруг я понимаю, что сделала. Меня обжигает стыдом, и я хочу извиниться, но не успеваю.

Не успеваю, потому что Том налетает на меня и хватает за руки. Одним движением разворачивает и опрокидывает грудью на кровать, всем весом наваливаясь сверху. Мне больно и нечем дышать, но вырваться я не пытаюсь.

– Никогда не смей меня бить, – говорит он в самое ухо.

Он так сжимает мне руки, что хочется взвыть. Просовывает колено между моих сжатых ног и надавливает прямо на пах.

– Я сильнее и могу много чего с тобой сделать, – добавляет.

Я не понимаю, что чувствую. Мне больно и страшно, но я не могу поверить в то, что все это делает Том… Я кусаю губу, сдерживая крик, и говорю:

– Если тебе станет легче, то я к этому готова.

Том замирает. Его хватка слабеет, он убирает колено. Несколько секунд медлит, а потом говорит:

– Да что ты несешь! В тебе есть хоть капля достоинства?!

– Ради тебя… – Я задыхаюсь, но продолжаю: – Ради тебя я готова на все…

Том резко отпускает меня и садится на кровать. Я тоже сажусь и, справляясь с дрожью в теле, поправляю одежду. Голова кружится, а в горле стоит мерзкая тошнота. Бросив на Тома взгляд, я вижу на его лице испуг и… растерянность?

С отчаянием в голосе он говорит:

– Боже, что я творю…

Не выдержав, я пересаживаюсь ближе и медленно провожу ладонью по его руке.

– Я правда люблю тебя больше жизни, Том… – говорю.

– Черт, детка, прости меня… пожалуйста, прости, – выдыхает он, накрывая мою руку своей, – я гребаный урод… Что я с тобой делаю?..

Я смотрю на него и мягко улыбаюсь. Никто не сможет утянуть меня в более вязкое и глубокое дерьмо, чем я сама, но Тому я этого не скажу. Я подтягиваюсь к нему и нежно касаюсь той щеки, которую ударила.

– Том, ну зачем все это…зачем? Почему мы просто не можем быть счастливыми?

Он не отвечает и только разглядывает меня. Я подаюсь еще ближе, неловко перебираюсь к нему на колени. Он не отталкивает меня, только помогает сесть поудобнее. Я очень волнуюсь, чувствую, будто теперь все зависит от меня.

– Пожалуйста, – едва касаюсь его губ своими и продолжаю, – давай просто будем счастливыми…

Том сжимает челюсти, а потом в один момент расслабляется и впивается поцелуем мне в губы. За секунду между нами разгорается такая страсть, что у меня сносит крышу. Я сижу на нем и целую, целую, целую… Он кусает меня, лезет руками под футболку и в какой-то момент просто переворачивает и укладывает на постель.

Том нависает сверху, разводит мои ноги и оказывается между ними. Вперемешку с лихорадочным возбуждением меня охватывает страх. Я вижу его совершенно сумасшедший и решительный взгляд и понимаю, к чему все идет. Слишком неожиданно, оттого очень страшно.

Я держусь за его плечи, и мы целуемся. Том кладет руку мне на живот и медленно ведет ею вверх, отсчитывая каждое ребро. Он все ближе и ближе к груди… Мне так странно чувствовать его руки на своем теле, что хочется все остановить, но я сдерживаюсь. Том задевает мой сосок, отчего я вздрагиваю и покрываюсь мурашками. Он обводит его пальцем, а потом чуть сжимает.

Я громко вздыхаю. Так возбуждаюсь, что становится больно. Том разрывает поцелуй, отстраняется и залезает под футболку второй рукой, потянув ту наверх. Я оттягиваю ее назад и говорю:

– Стой, Том… ты же помнишь… ты помнишь, что у меня никого не было…

– Конечно, помню, – отвечает он и все-таки снимает с меня верх.

Грудь обдает холодным воздухом. Мне хочется закрыться руками, мне неловко, но Том не дает этого сделать, потому что сразу припадет губами к шее. Он медленно целует меня, оставляя влажные следы, спускаясь вниз, до ключиц, а потом все ниже и ниже… И это просто какое-то безумие, этого не может быть, это все сон, все нереально…

Том касается кончиком языка моего соска, и между ног болезненно колет. Из горла вылетает стон, а спина непроизвольно выгибается. Он целует одну грудь, потом вторую, ребра, живот, снова поднимается к губам и целует их. Гладит меня руками, и на фоне моего тела они кажутся такими большими…

Том снимает с себя футболку, открывая моему взгляду мышцы на руках и татуировки над грудью. Садится на колени и сводит над собой мои ноги, в одно движение стягивая пижамные шорты вместе с трусами.

Я моментально теряюсь. Господи, я голая. Полностью голая. Я никогда ни перед кем не лежала без одежды. Том разглядывает меня из-под полуприкрытых век, тяжело дышит и медленно наклоняется. Проводит рукой по обнаженному бедру, прикасается своей грудью к моей. Я смущенно улыбаюсь, а потом и вовсе смеюсь.

– Вот черт, – растерянно говорю, прикрывая лицо ладонью. Том отстраняет мою руку, заглядывая в глаза.

– Не бойся, – уверяет он.

– Я не боюсь. Мне неловко…

Он слабо усмехается. Приподнимается, опуская глаза куда-то вниз, просовывает руку и… касается меня между ног. Я судорожно вздрагиваю и закусываю губу. Его рука холодная, а там все очень горячее. Том едва дотрагивается до меня, медленно скользит по клитору пальцами, посылая удовольствие по всему телу. Ноги начинают мелко дрожать, и я только сейчас понимаю, насколько же сильно намокла.

– Говори если будет больно, – шепчет Том, словно предупреждая.

Я лихорадочно киваю и чувствую, как он вводит в меня палец. Медленно и аккуратно, но все равно появляется жжение и дискомфорт. Тело напрягается. Я вцепляюсь мертвой хваткой Тому в плечи, и, заметив мой испуг, он останавливается и целует меня. Долго и очень откровенно. Я так дрожу… и сердце горит. Мне словно больно от того, как это приятно.

Том продолжает и постепенно вставляет палец до конца. Я чувствую, как сильно внутри все сжато, и не понимаю, как туда может поместиться член.

С трудом, но он пропихивает в меня второй палец. Это уже намного ощутимее и намного неприятнее. Хочется зажмуриться, но я держусь, потому что мы смотрим прямо друг на друга. Он вставляет палец и достает его, вновь и вновь, и из меня вылетает:

– Ай!

– Больно? – останавливается Том.

– Совсем немного. Просто непривычно.

Он продолжает, но уже медленнее. Порывисто целует, как бы утешая. Я пытаюсь успокоиться, но почему-то именно сейчас до ужаса напугана. Том добавляет третий палец, но совсем ненадолго. Выходит из меня, тянется к тумбочке и что-то достает оттуда. Точнее, я прекрасно понимаю что – просто боюсь смотреть.

Том привстает на колени, расстегивает ремень и спускает штаны на бедра. Сама себе удивляясь, я краснею. Уши и щеки горят, когда я вижу его стояк сквозь трусы и от смущения быстро перевожу взгляд в потолок.

Не знаю, что происходит, но слышу, как он открывает презерватив. Все эти приготовления по своей нервозности напоминают время в кресле зубного врача. Том ставит одну руку рядом с моей головой, упираясь в кровать, а второй наводит член ко входу. Его головка касается меня. Я сглатываю и смотрю в зеленые глаза, которые сплошь затянуты пеленой вожделения. Он надавливает и входит, и сначала все по-прежнему, но потом я понимаю: больно. И чем дальше, тем сильнее.

Надо просто это перетерпеть, Белинда. Разве ты боишься боли? Конечно, нет. Я успокаиваю себя, но как только Том толкается дальше, дергаюсь и запускаю руку между нами, упираясь ему в живот и пытаясь остановить.

Он целует меня, но тупая натянутая боль где-то внутри не дает почувствовать его нежность.

– Расслабься, – говорит, – ты очень сильно сжимаешься.

Я закрываю глаза. Не понимаю, как тут можно расслабиться. Меня словно разрывают изнутри, а он говорит о каком-то расслаблении. Том убирает мою руку и опять подается вперед. Я царапаю ему спину и сжимаю челюсть. Жжется. Болит. Но я готова терпеть, потому что как и прежде до смерти хочу секса с ним.

Том преодолевает сопротивление моего тела и входит до конца. Я с силой зажмуриваюсь и говорю:

– Стой, погоди, не двигайся…

Он слушается. Убирает мои налипшие волосы со лба и целует в висок. Между ног болезненно пульсирует, но потихоньку становится легче. Я и правда немного расслабляюсь. Как же это странно – чувствовать что-то внутри себя. Я открываю глаза и нерешительно киваю, подавая ему знак.

Том делает толчок, и становится понятно, что ничего не закончилось. Мне по-прежнему больно, но теперь еще и где-то в глубине. Он касается чего-то внутри меня, что отзывается просто невыносимой болью.

– Ты можешь, – выдавливаю я, – не входить до конца?

Толчки становятся короче и медленнее, я пытаюсь привыкнуть к тому, что чувствую. Это неприятно – ничего кроме боли и жара нет, – но постепенно и они притупляются.

– Все хорошо? – спрашивает Том.

– Да…

Нет, все не хорошо. Мне больно, но я просто хочу, чтобы он расслабился и получил удовольствие. И когда это происходит, понимаю, что все было не зря. Том ускоряется, бьется своей кожей о мою, сотрясает тело толчками. Трахает меня. Делает то, чего я так сильно хотела.

И ему нравится. Он наваливается на меня, стесняя дыхание, подсовывает под спину руки и прижимает к себе. Я с силой обнимаю его, чувствую все его тело, его член, его тяжелое горячее дыхание над ухом. Это невероятно, и мне очень нравится, но это наслаждение, смешанное с болью. Мне так хорошо, что плевать, насколько сильно болит. Если ему приятно, то и мне тоже, и так во всем.

Я целую его в ухо, шею, щеку, везде, где могу дотянуться. Том входит все сильнее и сильнее, и от каждого его толчка хочется вскрикивать. Уже не понимаю, от боли это или потому что я вхожу во вкус. Отпустив все, я позволяю себе стонать. Для Тома это как красная тряпка для быка – темп становится совершенно бешеный. Со всей силы прижимаясь к нему, я чувствую, что его тело до предела напряжено. Ни на секунду не прерываясь, он говорит:

– Белинда, я сейчас… я сейчас…

Слова обрываются, потому что он стонет. Я громко вздыхаю, чувствую, как он мгновенно расслабляется. Ложится на меня, опираясь на руки и громко дыша. Боль пропадает, все заканчивается.

Том стирает пот со лба и устало целует меня. Поверить не могу в то, что это произошло… что мы стали настолько близки.

Мы лежим, обнявшись, какое-то время, а потом Том отстраняется. Выходит из меня и смотрит куда-то между моих ног, замирая. Я теряюсь, спрашиваю:

– Что не так?

– Тебе точно было не больно? – переводит на меня взгляд.

Я поднимаюсь и вижу, что на простыне алеет пятно. Кровь. Я рефлекторно касаюсь паха пальцами, а потом смотрю на них. Красные. Взглянув Тому в лицо, я говорю:

– Точно было не больно… Я не знаю, почему так много крови…

Том поджимает губы и снимает презерватив, скидывая его на пол.

– Пойдем в душ, – предлагает.

Я киваю.

– Иди, я сейчас буду.

Он без слов уходит, а я опускаю лицо в ладони. Черт, этого я не ожидала. От вида крови в промежности снова начинает болеть. Все-таки что-то пошло не так, не надо было мне делать вид, что все хорошо.

Глубоко вздохнув, я встаю с кровати и иду к Тому в душ.

27

Перед дверью в ванную комнату я замираю. Слышу оттуда шум воды. Оглядываю свое обнаженное тело и думаю: что дальше? Что теперь? Кто мы сейчас друг другу, как мне себя вести, что говорить? А еще я голая. Да, Том только что видел меня всю, и не только видел, но и трогал, но разве это значит, что я перестала себя стесняться?

Набравшись смелости, я захожу внутрь. Рефлекторно прикрываю грудь рукой, когда вижу его.

– Примем ванну? – спрашивает Том и смотрит на меня.

– Конечно, – говорю на автомате, – только загляну в душ. – И шмыгаю в кабинку.

О боже. Ванну? Вместе? Может, он имел в виду что-то другое? Слишком много потрясений за один день, я перестаю понимать происходящее.

Смыв кровь и смазку, я выхожу. Том уже в ванне, щелкает зажигалкой и затягивается непонятно откуда взявшейся сигаретой. Кладет руку на бортик и говорит:

– Залезай. Не стесняйся.

Я повинуюсь и делаю, как он говорит.

– Ложись на меня, – добавляет, когда я оказываюсь в воде.

Ванна не очень большая, но глубокая, так что я помещаюсь, устроившись на нем. Том курит, а я кладу голову ему на грудь и слушаю, как бьется его сердце. Настоящее, живое сердце. Сердце Тома. Я никогда не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас. Не могу поверить в то, что все это происходит. Правда, неловко лежать с ним в ванной. И странно оттого, что мое тело первый раз принадлежало кому-то, кроме меня самой.

Я поднимаю голову и заглядываю Тому в глаза. Он выпускает дым в сторону и тоже смотрит. Недолго думая, я целую его, ощущая на губах вкус сигарет. Целую нерешительно, потому что не знаю, чего ожидать. Вдруг сейчас он скажет, чтобы я катилась отсюда и больше никогда не возвращалась?

Том выкидывает сигарету и обнимает меня за спину, крепко прижимая к себе. Мы не можем остановиться, целуемся бесконечно долго, гладим друг друга и обнимаем. От этой нежности, рассеянной в воздухе вокруг наших тесно прижатых тел, хочется плакать и улыбаться одновременно. Я не могу от него оторваться. Я готова умереть так, целуясь с ним в этой ванне.

– Повернись, – говорит Том, прерывая поцелуй.

Я киваю, не совсем понимая, чего он хочет, и повинуюсь. Он прижимает меня к себе и кладет спиной на грудь. Из воды выглядывают мои разбитые коленки, и, едва касаясь, Том проводит по одной из них пальцами. Я откидываю голову ему на плечо, наслаждаясь руками, скользящими по телу. Именно сейчас, когда все закончилось и теплая вода сняла боль, я по-настоящему расслабляюсь.

Том нежно трогает мою грудь, ласкает соски, сжимает их между пальцами. Я тону в этом неведомом ранее океане чувств и не хочу всплывать на поверхность. Поворачиваю голову и нахожу его губы, чтобы сорвать поцелуй. Том скользит рукой ниже моего живота и говорит:

– Раздвинь ноги.

Я готова заскулить от возбуждения… медленно развожу колени в стороны, упираюсь ими в бортики ванной.

Том поглаживает внутреннюю сторону моих бедер, а потом ныряет между ног рукой, находя пальцами клитор.

– Направь меня, если что, ладно? – дышит в самое ухо.

– Все отлично, продолжай… – закрывая глаза, говорю я.

Он делает все точно как надо. Даже я сама не знаю, как это, но Том в курсе. Он делает это нежно и медленно, а мне уже хочется большего.

– Быстрее… – тихо прошу.

Он выполняет просьбу, доставляя мне сладкое удовольствие. Я постанываю и тяжело дышу, хватаясь за его предплечья.

Постепенно становится все приятнее и приятнее, и в какой-то момент я понимаю, что кончаю. Оргазм проходит через все тело, словно пуля, и осколками разносится по всему телу. Живот сводит, спина выгибается, я совершенно не контролирую себя. На самом пике удовольствия я рефлекторно свожу ноги, и Том замедляется. А когда я расслабляюсь, останавливается.

Он убирает руку, обнимая меня за живот. Тяжело дыша, я просто лежу и наслаждаюсь расслаблением и успокоением. Это намного приятнее, чем наркотики, но и намного короче, чем приход. И все же это что-то совершенно особенное… нас было двое в моем удовольствии: я и Том. Он сделал это для меня, а наркотики ничего для меня не делают.

Немного отойдя, я опускаюсь с головой в воду и выныриваю, убирая волосы с лица. Разворачиваюсь к Тому и смотрю на него, улыбаясь. Он тоже смотрит и улыбается. Мы снова начинаем целоваться, ни слова не говоря друг другу, но и так все прекрасно понимая.

* * *

Во второй раз тоже идет кровь. И это намного больнее, чем в первый.

Происходит все этой же ночью, когда мы просыпаемся после того, как заснули днем. В этот раз я решаю не терпеть и сразу говорю о боли, так что Том немедля все прекращает. Потом мы понимаем, что совершенно не хотим спать, так что день и ночь у нас меняются местами.

В итоге мы долго целуемся в кровати, потом на кухне, в зале, даже в ванной, когда умываемся. Мы не можем расстаться, не можем провести даже секунду порознь. Я изучаю все его тело, трогаю его везде. Глажу по рукам, чувствую, какие они напряженные. Заключаю его в объятия, прижимаюсь так близко, как могу. Ощущаю рельеф его тела. На моих щеках раздражение, оставленное его щетиной. Я ловлю каждый его тяжелый вздох. Том так вкусно пахнет. Это невозможно. Это наркотик. Самый сильный из всех, что я пробовала.

Однажды моя мать сказала отцу: «Зависимый человек кочует от зависимости к зависимости». Теперь я понимаю, что она имела в виду. Смотря на Тома и испытывая неземную эйфорию от его близости и нашей принадлежности друг другу, я точно знаю, что зависима. Не от Тома или от наркотиков – я просто зависима. Дай мне в руки апельсиновый сок, и я стану зависима от него. По правде говоря, от чего угодно. Но сейчас мне так хорошо, что я согласна на все. На ломки и на депрессии, лишь бы только чувствовать это наслаждение.

Мы просто проводим время вместе, даже особо не разговаривая и ничем не занимаясь. Только целуемся, обнимаемся и ласкаем друг друга. Отходняк от наркотиков почти не ощущается, но все же я боюсь отлипнуть от Тома хотя бы на секунду и почувствовать себя плохо. Иногда хочется плакать от счастья. Никогда еще в моей жизни такого не было.

Следующей ночью Том говорит мне:

– Давай встретим рассвет, раз уж раньше него все равно не ляжем.

Я тут же соглашаюсь, предлагая ехать на пляж.

– Только возьмем твою «Ламборгини», ладно? Она такая крутая… я буду аккуратно вести, правда!

– Да без проблем, – соглашается он.

Я улыбаюсь и целую его. До сих пор не верится, что я могу так делать. Том берет с собой гитару, какой-то алкоголь, и мы спускаемся на парковку. Едем вдоль калифорнийского побережья к дикому пляжу.

Когда я мчусь по трассе, идущей вдоль берега, Том говорит:

– Надо включить музыку. – И начинает копаться в телефоне, подключая его к машине.

– Раз уж я за рулем, будем слушать мою.

– Ты не доверяешь моему вкусу?

– Не хочу слушать старперов.

– Слышал бы тебя твой папа… – насмехается Том.

Я отплевываюсь. Говорю:

– Да пофиг мне. Включи Машин Ган Келли[5]5
  Machine Gun Kelly – американский рэпер, музыкант.


[Закрыть].

– Подожди, кого ты старперами назвала? – не унимается он.

– Слушай, я не хотела сказать что-то плохое… ты же знаешь, любимая группа папы – «Нирвана».

– Ага, и что?

– Просто все это я уже миллион раз слышала…

– На то она и классика, что ты ее миллион раз слышала.

– В таком случае мне больше нравятся «Грин Дэй», – пожимаю я плечами.

Всматриваюсь в дорогу, потому что впереди поворот. Солнце начинает всходить и освещает нам путь.

– «Грин Дэй» – это совсем другое, – говорит Том и надевает темные очки, которые болтались у него на вороте футболки.

– Почему? Они ровесники с «Нирваной».

– Как минимум, это другой жанр.

– Как максимум, один сдох, а другой нет.

Том молчит. Смотрит в боковое стекло, а потом говорит:

– Знаешь, Кобейн не знал, как играть панк…

Я перебиваю:

– И у него получился гранж. Ага, я знаю эту дебильную историю. Да ему просто было плевать.

– Попасть в «плевать» гораздо сложнее, чем попасть в ноту, – философствует Том.

Я посмеиваюсь. Говорю:

– Машин Ган Келли. Включай.

Том включает. По первым нотам я узнаю трек “kiss kiss”. Сразу хочется мотать головой и прыгать. Название романтичное, но песня о том, как он тусуется и «целуется с бутылкой всю ночь». То что нужно под мое настроение, песня веселая.

Мы выезжаем за пределы Окленда, а когда находим подходящее место, паркуемся недалеко от пляжа. Том берет с собой вещи, и дальше мы идем пешком. Ноги проваливаются в песок. Он обнимает меня за плечо и говорит:

– Ты хорошо водишь.

– Спасибо, – поднимаю на него глаза, – мне нравится это делать.

Предлагая пляж, я совсем не подумала, что солнце будет сзади… и как я могла так облажаться? Ну да черт с ним. Просто проводить время с Томом, неважно, в каких обстоятельствах и обстановке, – вот что главное. Мы устраиваемся на берегу, Том открывает пиво и берет в руки гитару. Наигрывает тихую красивую мелодию, перебирая по струнам пальцами. На фоне шума волн это звучит совершенно потрясающе. Я придвигаюсь к нему поближе, перегибаюсь через инструмент и целую. Я просто не могу его не целовать, это зависимость. Зависимость с самого первого раза и навсегда.

– Том… – говорю, разглядывая его, – я первый раз в жизни так счастлива. Я люблю тебя.

Кладу голову ему на плечо. Не жду, что он ответит мне тем же. Я все понимаю… главное, что он рядом, а остальное неважно.

– Что теперь будет? – спрашиваю, прикрыв глаза.

Том говорит:

– О чем ты?

– Ну… о нас.

На минуту он замолкает. Потом задает вопрос:

– А чего ты хочешь?

Том прекращает играть, оглядывая меня. Я задумываюсь. Начинаю понимать, что он имел в виду, когда спрашивал меня об этом ранее. А что теперь будет, если я не знаю, чего хочу?

– Хочу быть с тобой, – кусаю губы, – хочу, чтобы ты был только со мной и ни с кем другим. Хочу целоваться с тобой и заниматься сексом. Хочу, чтобы ты меня любил.

– Хочешь встречаться? – прямо спрашивает.

Меня обжигает. Я бы никогда не смогла об этом сказать, потому что это слишком смелые мечты.

– Да, хочу, – тихо отвечаю.

– Давай попробуем, – говорит он, и я замираю.

Том почему-то принимается настраивать гитару, а я смотрю на это как умалишенная. В голове звенит пустота. Просто не может быть. Не может.

– Ты… ты говорил, что это глупо! Кричал на меня и говорил, что тебе это не надо, – напоминаю я.

Том сжимает челюсти и обращается всем телом ко мне:

– Теперь все по-другому, разве ты не понимаешь? Мы с тобой переспали!

– И что? Дело только в сексе? – отчаянно возмущаюсь я.

– Да, дело в сексе, когда я трахаюсь с дочкой своего друга!

– Боже, Том… – морщусь я и отворачиваюсь.

Это правда, но это омерзительно.

– Прости… – он берет мою руку, – я буду просто гребаным куском дерьма, если продолжу отрицать то, что происходит… я уже попытался, и к чему это привело…

Я поднимаю на Тома взгляд, закусив губу. Переплетаю наши пальцы. Долго смотрю на него, пытаясь справиться с разбушевавшимися чувствами.

– Отношения – это ответственность, – неожиданно делаю вывод.

– Да, и куча обязательств, – добавляет Том.

– Думаешь, мне это под силу? – опускаю глаза.

– Я в тебя верю.

От таких слов щемит сердце. Я боюсь подвести его, потому что даже не представляю, что такое отношения и что от меня требуется.

– Если честно, мне страшно… – признаюсь.

– Да брось. Все через это проходят. В конце концов, любовь – это просто механизм природы для того, чтобы мы размножались.

– Какой ты романтичный, – смеюсь я, и Том улыбается.

– Ты же поможешь мне, если что? – спрашиваю.

– Не то чтобы я мастер в отношениях, – вздыхает Том, – но, конечно, да. Я тебя не оставлю.

Я непроизвольно улыбаюсь.

– И что, получается, раз я теперь твоя девушка… мне надо готовить тебе еду и стирать трусы?

Том заливается смехом. Обнимает меня и говорит:

– Нет, не надо.

– Правда?

– Правда.

Я тянусь к нему за поцелуем. Одну руку кладу на колючую щеку, а другую – на плечо и прижимаюсь вплотную. Том убирает гитару в сторону и обнимает меня за талию. Я чувствую себя такой хрупкой в его руках, и как я раньше не замечала этого?

Мы целуемся. Я пытаюсь быть главной, и Том позволяет. Провожу языком по его языку, кусаю за губу, глажу руками твердую грудь. Отстранившись, я шепчу:

– Я тебя хочу…

Том срывается и яростно целует меня. Так страстно, что начинают болеть губы.

– Я не брал презервативы, – отрывается он.

– Давай без них, – нерешительно предлагаю, – я ничем не болею, ты же знаешь, ты у меня первый…

– Я о другом, – говорит Том.

– Ну, ты же вытащишь…

Уговаривать его долго не приходится. Том спускается губами к моей шее, целуя и посасывая кожу. Я пытаюсь лечь на спину, но он останавливает меня:

– Нет, не ложись. Потом песок будет везде. – Отрывисто целует меня. – Вставай на четвереньки.

Мне очень неловко, но я делаю это и упираюсь в землю коленями и ладонями. Том задирает мне футболку и зацеловывает плечи, лопатки, поясницу. Приподнимает юбку и цепляется за край белья, медленно стаскивая его до колен. Мне все это нравится, но я ужасно смущена. Все-таки стоять перед ним с голым задом еще немного стыдно.

Том проверяет рукой, насколько я влажная, и, убедившись, что с этим все в порядке, расстегивает ремень, ширинку и приспускает штаны. Я судорожно вздрагиваю, почувствовав его член между своих ног. Том кладет руки на мои и медленно входит.

Я чувствую боль, но ее можно перетерпеть. Он делает плавный толчок, потом еще один, и я не выдерживаю:

– Стой, Том, стой… больно.

– Как именно больно? – спрашивает, останавливаясь.

– Ну, как-то… в глубине, где-то внутри, не знаю, как сказать…

– Прогнись, – говорит он, нажимая мне на спину, – сильнее.

Я выгибаюсь, опускаясь на локти. Том аккуратно раскачивается, спрашивая:

– Так лучше?

– Да, – на выдохе отвечаю я, неожиданно почувствовав что-то приятное.

Том двигается, а я удивляюсь ощущениям и тому, что боль исчезла. Мне нравится… и так приятно. Немного побаливает на входе, но это ерунда. Самое лучшее здесь – это Том. Я оборачиваюсь через плечо, чтобы увидеть его. Он такой красивый… невозможно красивый. И такой нежный, заботливый… Лучше него никого в этом мире нет.

Замечая, что я смотрю, он опускается ко мне, берет за подбородок и целует, не прерывая движений. Потом перемещает руку на шею, аккуратно придерживая ее и наращивая темп. Мы касаемся друг друга, Том отдается мне, а я отдаюсь ему. Окончательно привыкнув к происходящему, я начинаю двигаться навстречу, постанывая от каждого толчка. Мое тело сотрясается, я кусаю губы и не успеваю вдыхать между стонами. Это полное, неописуемое и страстное сумасшествие…