Текст книги "Власть лабиринта"

– То есть, нас оттуда, – Фигнер ткнул пальцем за спину, – не увидят?

– Вот именно.

За разговором успели дойти до плотины. Вокруг было пустынно. Видать, сюда давно никто не заглядывал. Кроме недосягаемого парома, уткнувшегося в островок, в пруду, далеко от берега, крутилась лодочка, которая оторвалась от причала и одиноко покачивалась на волнах. Ничего другого, плавучего, на чём можно было бы переправиться, поблизости не наблюдалось.

– Эх, не добраться до лодки, – подосадовал Фигнер и поёжился: – Придётся вплавь.

Соваться в ледяную воду не хотелось, но что поделаешь? Надо уносить ноги. И чем быстрее, тем лучше. Рука потянулась к пуговицам на мундире и замерла на полдороге, ибо удивлённый взгляд майора остановился на Баюре…

…который молча вынул из ташки моток верёвки, прихваченной в подземелье, и торжествующе показал другу, потом умело завязал узел и, размахнувшись, метнул в лодку. Петля обвила кокетливую фигурку на носу лёгкого судёнышка, до сего мгновения не имевшую пользы, кроме увеселения взглядов катающихся в заводи аристократов, развернула лодочку и легко, без плеска потащила к застрявшим в ловушке разведчикам. По её бортам, внутри, даже обнаружились вёсла, изящные, лёгкие, как и полагается прогулочному судну.

– Ты словно заранее знал, – уличил майор догадливого приятеля, одобрительно хлопая его по плечу. – Значит, с удобствами драпать будем.

– Бесценная вещь в дороге, – Баюр туго сматывал шнур, чтобы меньше занимал места в ташке. – Ещё не раз выручит. Не хитра вещица, а способна уберечь от смерти. На худой конец – отсрочить или отомстить за неё.

Под мощными гребками лодка летела, как птица, так что лошади, пустившиеся за хозяевами вплавь, заметно отстали. На противоположном берегу, спрятав лодку за деревьями, дождались лошадей, растёрли их сухой травой и, скомандовав друг другу: «Аллюр три креста!», помчались к своим.

Когда на лесной дороге показались знакомые всадники, Бискупский выдохнул и размашисто перекрестился:

– Ещё немного, и я готов был стрелять из пушки, – выговаривал он командиру, пока тот спешивался.

– Хоть поздравил бы, Ксаверий. Мы не только живы, но и короб бесценных сведений для светлейшего привезли, – Фигнер сиял широкой улыбкой. – Задерживаться здесь не след, снимаемся – и назад, в Тарутино.

– Смеркается, Александр Самойлович, – напомнил Бискупский.

– Экая страсть! Будто в темноте не хаживали! К тому же Баюр и в темноте видит, ровно днём. Да и снег, какой-никакой, вовсе ослепнуть не даст.

Сборы не заняли много времени, ибо казаки и гусары партии и без того готовы были сорваться с места и ожидали только приказа. Тихо и быстро выходили из укрытия, на ходу выстраиваясь, образуя порядок движения. Сгущающиеся сумерки заволокло тусклым плотным туманом. Пришлось усилить дозоры, высланные вперёд, чтоб ненароком не нарваться на неприятеля, которого здесь по расчётам и быть-то не должно. Да чем чёрт не шутит!

– О чём задумался? – подъехал к Баюру Фигнер. Его распирало радостное возбуждение, которое он безуспешно старался скрыть.

– О подземельях.

– Не дают покоя сокровища? – рассмеялся удалой командир.

– В военных предприятиях сокровища мало способствуют успеху.

– А что ж тогда?

– Тебе хорошо знакомы эти места? Сдаётся мне, что где-то поблизости есть пещеры и подземные лабиринты, глубоко упрятанные под лесами и холмами обширные полости.

– С чего ты взял? Тут и гор-то нет никаких. Холмы да овраги.

– Это не главное. А не заметил ты, что часто встречаются воронки – этакие большие ямы, особливо на крутых берегах, на холмах, иной раз даже в лесу?

– Может, и были, – пожал плечами Фигнер, не улавливая смысла в расспросах друга. – Да когда же заметить? Мчимся без оглядки, только и смотрим, где позиция хороша, где укрытие удобное. Ямы тоже пользу свою имеют.

– Ямы на поверхности, – укоризненно просвещал Баюр приятеля, – возникают от обрушения подземных сводов пещер…

Договорить он не успел. Впереди послышался шум, казаки загомонили, сбились в кучу. Стало не до ям. Фигнер замер. Смех его оборвался, и он круглыми от изумления глазами уставился на друга. Неужели напоролись на неприятеля? Откуда ему тут взяться?

– Ваше благородие, прямо на нас движется большой конный отряд, – хорунжий подъехал вплотную к Фигнеру. – Разъезды заметили.

Реакция командира была мгновенной:

– Приготовиться к бою. Занять позицию вдоль дороги под прикрытием деревьев. Пушки загородить ветками. Дозорным – продолжать наблюдение.

Баюр тряхнул поводьями:

– Я с ними.

Фигнер махнул ему в знак согласия и направился к лесу.

Дозорные по двое, по трое разъехались в стороны, волхв примкнул к одной из групп. В тумане ели, подрагивающие мохнатыми лапами, выглядели живыми существами, затаившимися в ожидании зазевавшихся путников. Миновав колючее воинство, выехали на просторную поляну, где в ясный день открывался горизонт, а теперь мглистая пелена позволяла видеть не дальше пяти метров. Остановились, прислушиваясь. Где-то в серой непроглядности слышалось движение. Оно становилось всё ощутимее, и казалось, что сила, которая его создаёт, вырастает по мере приближения, а в душе начинает вздыматься страх, исподволь оборачиваясь ужасом.

Вот вдалеке качнулась мгла, и можно уже было различить скачущих коней, пики и дротики. Один всадник, обгоняя конный отряд, вырвался вперёд, и волхв сорвался с места.

– Куда! Баюр! Назад!

– Не стрелять! – донеслось в ответ. – Это Сеславин!

Через несколько мгновений удивлённые всадники с той и другой стороны видели, как сцепились в объятиях так неожиданно встретившиеся друзья.

– Неосторожно ездишь, Александр Никитич, – похлопывал Баюр по спине Сеславина, с которым расстался летом, а казалось, что пролетела целая жизнь.

– Баюр! Чёрт вездесущий! Вот уж не чаял свидеться! Значит, ты с Фигнером? А то давай в мой отряд! Я часто вспоминаю тебя.

– Нынче, похоже, одна нам дорога выпала. И делиться резону нет.

Вестовой успел оповестить командира о встрече с партией Сеславина, и Фигнер уже скакал с отрядом на поляну. Объединившись, партизаны поехали вместе искать ночлег, выслав за пределы видимости казачьи разъезды. Дальнейшая дорога была без неожиданностей. За поляной, сохранившей островки снега, закрепившегося в жёсткой торчащей траве, в выемках между кочками и в низинках, потянулась неширокая лесная полоса, за которой был виден холм. Сеславин, взбудораженный встречей, всё расспрашивал Баюра, куда тот подевался после Смоленска. Приятель отвечал коротко, немногословно. Вот в низинке между холмом и лесом показалась крохотная деревушка, обнесённая плетнём, с закрытыми наглухо воротами. Видать, здешние жители уже познакомились с наездами французских фуражиров и, затворив ворота, выставили сторожей. Огромный отряд всадников не мог остаться незамеченным, и плетень мигом ощетинился вилами и обтёсанными оглоблями. Во избежание бессмысленного кровопролития Фигнер в сопровождении казака направился к воротам на переговоры.

– Хто такие?

– Русские мы. Партизаны.

– Слыхать слыхали, да не видали ишшо. Грабить приехали али чё? – сторожа за ограду не выходили, только зыркали поверх неё и допрос вели из-за заслона.

– До утра нам заночевать. В лесу зябко.

– А ну-кось, побожись!

Фигнер широко, с чувством перекрестился. За воротами слышались возня и пререкания вполголоса: «Кажися, наши, православной веры. – Поди, разбери их: все одёжу похожую носют. – А ну как ворвутся да порубят нас. Хто баб с детишками заслонит? – Тьфу на тебя! Ежли они свои, а мы их в шею?..» Перебранка безрезультатно могла тянуться и дальше, и Фигнер прибегнул к испытанному средству:

– Вот, смотрите! Француз такого вам не покажет.

Из щели ворот боком протиснулся мужик в овчинном тулупе и такой же шапке, опасливо оглядывая всадников. Фигнер спрыгнул с седла и протянул ему на ладони Георгиевский крест. Один взгляд на орден сразу преобразил крестьянина: он даже в плечах стал шире и ростом выше:

– Бабюшки-светы! И впрямь, свои. Отворяй ворота, Ильюша!

Ворота распахнулись разом и широко, словно с той стороны только и ждали команды. Радость на лицах осветила мглистые сумерки, и стало как будто теплее и уютнее. Весть о прибытии своих ветром пролетела по деревне, бабы вышли из домишек и зазывали к себе на постой уставших партизан. Фигнер подъехал к пикетам:

– Вы тут не зевайте.

– Да знаем, Александр Самойлыч. Не боись, мы начеку. И очерёдность поделена.

Сеславин с Фигнером и Баюром ужинали за одним столом. Наваристые щи, картошка с грибами, квашеная капуста и даже пироги с зайчатиной – словно загодя готовились к встрече гостей. А может, расторопные соседушки на радостях вскладчину потчевали командиров. Выцветшая занавеска, отделявшая полати на большой, почти в полгорницы печке, постоянно вздрагивала, и за ней слышались возня и детский шёпот. Ребятишкам строго-настрого запретили спускаться с печки и мешаться под ногами, тем паче беспокоить постояльцев.

– Вот я и говорю, – продолжал Сеславин нескончаемый разговор, – ежели б не Баюр, не миновать сече. Вылетел прямо на меня: «Александр Никитич!», – он озорно подмигнул девчушке, высунувшей из-за занавески любопытный нос, и та, прыснув, скрылась.

– Говоришь, из Москвы? – задумчиво переспросил Фигнер.

– Откуда ж ещё ему быть. Большой транспорт с трофеями: золото и серебро, переплавленное в слитки, и так, что не успели переплавить, – сокровища из ризниц и дворцов погрузили в фуры.

– А ты наверное знаешь?

– Ещё бы! Я столкнулся с ним на Калужской дороге, да силы не рассчитал. Сопровождение сурьёзное, не по зубам мне. Пришлось ретироваться. Однако ж отбил одну фуру. Заглянул в неё: мать честная! Целое состояние! Потом петлял по перелескам, составил план, а транспорт словно сквозь землю провалился.

Фигнер переглянулся с Баюром:

– Знаем мы этот транспорт. Если не возражаешь, вместе его возьмём.

– Не возражаю. И даже наоборот. А где вы его видели?

– Мы его не видели, – ответил Баюр. – Но знаем, откуда и куда он пойдёт.

– Разведка?

– Она, родимая.

– Разведка – наиважнейшее дело, – уверенно заявил знаток, вчерашний адъютант Барклая. – Без неё вслепую как воевать? Я по мере сил и возможностей слежу за перемещением и расположением противника, докладываю в ставку.

– Наслышаны, господин Сеславин, – подковырнул Фигнер, – как прозвали тебя в ставке: глаза и уши армии.

– Не смешно, – огрызнулся Александр Никитич.

– Не смешно, а почётно! – поправил Баюр.

Сеславин через стол пожал руку приятеля, благодаря за поддержку:

– Баюр, у тебя есть семья? Где она теперь? Безопасно ли устроена? – вгляделся в лицо, опущенные глаза, догадался, удивлённо воскликнул: – Аль не женат ещё? Так мы это живо исправим. У меня шесть сестёр – выбирай, – широким жестом провёл по горнице, словно девицы уже нетерпеливо выстроились в ряд. – Буду счастлив с тобой породниться.

– У меня невеста в Вязьменском уезде, в Хмелите.

– Так это ж совсем рядом с Есемовым. Я там родился, в Ржевском уезде. Отец служит городничим в Ржеве, пишет, что француз до них не добрался, но ополчения они исправно формируют, отправляют в армию провизию.

– А вот в Хмелиту добрался.

– Неужто? – в один голос воскликнули соратники.

– Мюрат с эскадроном останавливался, когда от Смоленска шёл. Благо, недолго, торопился сюзерена догнать, – о своей роли Баюр промолчал.

– А кто невеста твоя? Уж не барышня ли Грибоедова? – заинтересовался Фигнер.

– Всё гораздо сложнее. Моя Арина – крепостная актриса. И мне предстоит ещё выкупить её у барина.

Фигнер с Сеславиным понимающе переглянулись.

– Не проблема, – уверенно заявил Фигнер.

– Выкуп мы тебе обеспечим, – пообещал Сеславин. – Золотого бочонка, я думаю, хватит с избытком. А золото отобьём у французов.

Баюр молча кивал, потом спросил:

– А что, Александр Никитич, по дороге сюда не встретил ничего подозрительного?

– Французов не видали, – боевой соратник охотно вернулся в прежнюю колею разговора, отодвинув в сторону личные дела. Личное подождёт, а вот насущное аж звенит на острие, как сабля в бою. – Они, слышно, в Воронове засели. А вот Сашка Граббе, ординарец мой, чуть не утоп в овраге. Неуёмной отваги вьюнош. Страсть как любит удивить меня своими наблюдениями, подсказать, что я сам не приметил. В стороне от нас проходил овраг, да ровной такой полосой, и вреза́лся в холм. Вот и понесло его проверить, что там.

– И что?

– Увяз в мусоре лесном. И крепко так, вроде даже затягивать его стало, ровно в болоте. Пришлось дурака спасть. Получил от меня нагоняй.

Баюр переменился в лице:

– Не простой, видать, овраг, да и холм тоже, – он выразительно посмотрел на Фигнера.

Фигнер замотал головой:

– Нет-нет, без меня. Мне срочное донесение составлять надо, подробный план местности и расположение противника. Время уже отправлять фельдмаршалу, – и, отодвинувшись к краю стола, поближе к лучине, стал раскладывать бумаги.

– А ты место то запомнил? – разволновался Баюр.

– Да здесь недалече. С версту будет, – Сеславин ещё не понимал сути интереса приятеля, но уже начал собираться. Накинув полушубок, кивнул на Фигнера, удивлённо хмыкнул:

– И как только терпения хватает! Когда на кону разведка… я бы не устоял.

Тот, не поднимая головы от бумаг, огрызнулся:

– Ага, сейчас брошу государственное дело, пойду с вами, шалопаями, по оврагам лазить!

Баюр подпоясался, натянул шапку и направился к двери.

– Осторожней там, беды не накликайте, – проворчал Фигнер, завистливо провожая их спины косым взглядом. Стиснул карандаш и уткнулся в донесение.

На улице прояснилось, туман исчез, морозный воздух превращал дыхание в пар, и под ногами похрустывало. Чёрное небо глядело на озябшую землю немигающими серебряными звёздами, от несметного числа которых кружилась голова. Забелённые поля и перелески разгоняли ночной мрак и позволяли выбирать дорогу в нужном направлении, не страшась заблудиться.

Оседлав коней, друзья рысью направились за околицу. Они увидели вдалеке, рядом с деревьями, беспомощно раскачивающими голыми чёрными ветвями, пикет из трёх казаков, которые направились было к ним, но Сеславин махнул рукой, и те вернулись назад.

– Хорошо, коли ждёт невеста, – вздохнул Сеславин. – Я вот не обзавёлся семьёй: всё в военных походах. Думал, не время ещё. А теперь война. Буду ли жив? Сиротить детей не хочу. А и жив буду – стар уж для женитьбы.

– Полно тебе, Александр Никитич! Герой, красавец, овеян романтикой боевых подвигов. Аль у девиц глаз нету и сердца? Счастье ко всем приходит по-разному, – Баюр говорил искренно, не пытаясь подсластить горькую пилюлю жизненных неурядиц. Он по опыту знал, какими крутыми бывают повороты судьбы, убеждающие самых отъявленных скептиков, и вспоминал свою встречу с Ариной.

Сеславин усмехнулся в усы и вдруг вскинул руку:

– Вон, видишь?

Овраг, прямой, как сабельный шрам, протянулся заснеженным лугом и упёрся в невысокий холм с осевшим верхом. Кусты и мелкие корявые деревца по краям воронки обросли пушистым инеем и поражали голых своих собратьев, стоящих в отдалении, белоснежно-праздничной роскошью.

– Ишь как их инеем опушило! – радостно воскликнул Баюр.

– Почему?

– Потому что тёплый воздух идёт из-под земли. Пещера там.

– Не может быть!

– Сейчас проверим.

Подъехав ближе, волхв живо спрыгнул с коня:

– Ты, Александр Никитич, за мной не ходи. Вдруг увязнем, как твой Граббе. Кто нас будет вытаскивать? Вместе утопнем.

– А что мне делать?

– Охранять снаружи. Мне здесь надёжный человек надобен.

Баюр забрался в воронку и принялся разгребать ветки с травой и листьями, слежавшимися пластами, смёрзшимися, камни, скатившиеся сверху.

– Есть! – услышал Сеславин.

– Что там? – отважный артиллерист с трудом удержался, чтобы не присоединиться к другу. Привычка к воинской дисциплине удержала его на месте.

– Понор. То есть дыра – лаз в пещеру.

– Я – с тобой! – поддался-таки соблазну неугомонный разведчик, спрыгивая с седла. Упустишь такой шанс – потом кори себя! Да что толку?

– Забыл уже, что я говорил? – над пещерой поднялась фигура приятеля. Строгий голос осадил нетерпеливца: – Без охраны снаружи пещера может стать нашей могилой.

– Ладно. Понял я, – недовольно буркнул Сеславин, но остановился. Взялся за луку седла, словно она была тем стержнем, который держит волнующийся корабль, не даёт ему отплыть от причала.

Баюр долго возился возле узкого понора, потом исчез под землёй. Налетевший ветер бросил в лицо Александру Никитичу горсть колючей крупы и закружил по дороге позёмку. Неуютно и тревожно стало у него на душе.

Глава 27
Чтоб вам провалиться!

С трудом протиснувшись в тесный лаз длиной в две сажени, не более, Баюр спрыгнул на твёрдое основание. В темноте он не мог определить размеры подземной полости, но стоял он в полный рост и, поднимая руку, не задевал сводов. Стены уходили в стороны на неизвестное расстояние. Было тихо. Где-то недалеко капала вода. А может быть, далеко. Баюр знал, что под землёй расстояния и звуки кажутся не такими, как на поверхности, и даже время течёт по иным законам.

Он достал из кармана камень жизни, положил на него припасённый гранёный кристалл, и тот засветился. Под сводами пещеры раздался лёгкий писк, Баюр посмотрел вверх: чёрные пушистые комочки висели над его головой, слегка покачиваясь. Летучие мыши устроились на зимнюю спячку. «Добрых снов», – усмехнулся Баюр. Ровный немигающий свет обозначил границы пещеры. Корявые стены с выступами, с каменными обломками у основания образовывали округлый зал, обширный, но без выходов, без ответвлений. Идти дальше было некуда. Однако воды нигде не было видно, а капе́ль явственно слышалась. Ах, вот оно что! Баюр подошёл к стене и разгрёб сапогом груду камней, под ногами была чугунная решётка. Колодец! Решётка легко поддалась, не залужавила, не срослась краями от времени, значит, кто-то ею пользовался. Он посветил внутрь. Каменный колодец имел выступы для ног, заменяющие ступени, и волхв, сунув свой «фонарь» в карман, стал спускаться.

Стены неожиданно оборвались, но никакого дна сапог не мог нащупать, и Баюр, ухватившись за высохшие корни по краям, повис над пропастью. Сразу прыгнуть не решился. Кто знает, что там, внизу? Острые камни, бездонная расщелина, клубок ядовитых змей, а может быть, омут? Он с трудом дотянулся до кармана, достал камень с кристаллом, посветил вниз. Дно подземелья находилось на расстоянии менее двух саженей, можно спрыгнуть. Приземлившись, он озирался вокруг, высоко подняв над головой кристалл.

Похоже, пещера очень старая. И несомненно, когда-то давала приют людям, которые обустраивали её для своего удобства и украшали. Баюр двинулся её обследовать. Слева от него возвышались массивные колонны-сталагнаты, образовавшиеся из сросшихся сталактитов и сталагмитов, которые, поддерживали свод, не давая ему проседать. Их оплывшие бока влажно и радужно поблёскивали. На противоположной стене с выровненной и выглаженной поверхностью были выдолблены в камне и раскрашены охрой знаки-символы. Волхв подошёл ближе, вгляделся. Здесь были свастика – символ небесного огня, шестилучевая звезда в круге – символ шаровой молнии, почитавшаяся у древних славян Громовым знаком, символом Перуна, изображение солнца в виде точки с расходящимися прямыми и изогнутыми лучами, а над ними – круги и полукруги веером – небосвод, по которому движутся светила, и который приходится пастырем всему небесному и всему земному.

– Понятно, – произнёс вслух Баюр, – модель мира. Стало быть, я в древнем храме? – он бросил взгляд на вырубленные в соседней стене ниши. – Или подземной усыпальнице?

Вдруг за спиной мелькнула тень, он резко обернулся.

– Кто здесь?

В подземелье было тихо, всё так же мерно капала вода, только ровный край ближнего уступа отбрасывал изломанную тень.

– Выходи, я тебя вижу, – вздохнув, спокойно позвал Баюр.

Из-за угла робко вышел подросток и молча остановился. Однако, приглядевшись, волхв понял свою ошибку. Нет, перед ним стоял взрослый человек, на вид даже постарше его, подростковые у него были только размеры.

– Живёшь здесь? Или забрёл, как и я?

– Живу, – кивнул человечек.

– Один что ли?

– Нет. Нас здесь много. Целый город. Давно живём, – чистосердечно и без опаски раскрывал незнакомец тайну подземного поселения. Не потому ли, что уверен был: отсюда назад ходу нет, дальше этой пещеры его откровения не выйдут. – Верхние люди не должны знать про нас. Наш народ мирный. Мы выходим на поверхность не часто и в основном по ночам, но показываемся не всякому. Доброго человека мы сразу распознаём: вокруг него свет. Вы этот свет почему-то не замечаете. Дурным людям мы умеем глаза отводить: они не видят нас и не слышат, а хорошие люди нас не обидят. Мы знаем, как отблагодарить доброту.

– А я, значит, добрый? – усмехнулся наивности подземного жителя незваный гость.

– Разве сам ты не видишь, какой свет вокруг тебя?

Баюр повертел в руке свой гранёный «фонарь», расплескав по стенам переливы волнами, и услышал, как смеётся маленький человек.

– Я имел в виду не этот свет. Этот все видят, а вот ауру…

Сердце вспыхнуло, отозвалось болью. «Свет мой ясный…» – он чуть не застонал, но взял себя в руки, спросил осипшим голосом:

– Ну и как зовётся ваш народ?

– Верхние люди зовут нас по-разному: здесь – старые люди или людки, в Рипейских горах – дивьи люди, потомки чуди, в Беломорье – сирты, есть чучки… донбеттыры и быцента – в Кавказских горах. Да всех не перечтёшь. По всему миру подземные города рассеяны, и народы там живут разные, но по сути своей все мы похожи. Скажи, что ты ищешь здесь? Может, я сумею тебе помочь?

– А ты зачем сюда шёл? Неужто услышал меня?

– Нам, людкам, завсегда ведомо, когда под землю спускаются верхние люди. А ты попал в древний храм. Наши прародители молились здесь.

– А чего прятался?

– Приглядывал за тобой. Я знаю, наверху война. Ты, верно, за помощью пришёл?

Баюр посмотрел на низкорослика. «Какая ж от тебя может быть помощь? Как бы тебя спасать не пришлось». Маленький человечек усмехнулся, будто понял его мысли:

– Мы, людки, не только в музыке да танцах искусны, мы умелые рудознатцы. И свои каменоломни и рудники под землёй имеем. Тебе их не отыскать, да в короткий срок.

– Почему ты решил помочь мне?

– Царь Мира просил. Он и имя твоё назвал – Баюр.

– А тебя как кличут?

– Власом.

– Ну, хорошо, – решился волхв. Попытка не пытка. В конце концов, что он теряет? А вдруг удача сама в руки плывёт? – Французский обоз с награбленными в Москве драгоценностями направляется на Боровск. Нам надо отбить его. Чем ты можешь помочь?

Влас немного подумал, улыбнулся:

– В тех местах под землёй старые каменоломни, заброшены давно. Штольни просели, но подпорки пока держатся.

– Ты предлагаешь… – волхв аж задохнулся от простоты и гениальности решения неприступной задачки. Вот уж до чего им с Фигнером и Сеславиным никогда бы не додуматься! А о том, чтобы выполнить…

– Ну да. Обрушить их под обозом. Земля быстро просядет, и французы окажутся в ловушке.

«Ай, да Влас! Для победы над противником рост и сила – не главное». Влас подозрительно кивнул, соглашаясь с невысказанными мыслями, отчего у волхва по спине побежали мурашки.

– План мне нравится, но действия должны быть согласными. Вдруг ваши шахты с дорогой обоза идут врозь?

– Я могу провести тебя к штольням, но понять их расположение относительно верхней земли ты всё равно не сумеешь.

– Да и времени нет. Сеславин тревожиться станет.

– О времени не печалься. Наше время редко похоже на ваше. Твой друг ещё удивится, как рано ты воротишься.

Влас взмахнул рукой, и, словно ветром, смело мелкие камешки под ногами, расчистив земляную площадку. Взяв крепкую сухую ветку, он стал чертить расположение подземных шахт, объясняя попутно, что находится над ними и по какой именно дороге должен пройти транспорт.

– За направлением мы проследим, – заверил его волхв. – Буде нужно – пугнём, чтоб шёл по нашей задумке. Но как же подать тебе знак? Как мне перекликаться с подземьем?

– Просто скажи: «Чтоб вам провалиться!».

Обратный путь наверх через колодец Баюр проделал с лёгкостью. Влас показал ему удобные выступы и зацепки, и вот он уже в верхнем этаже подземелья. Что-то здесь неуловимо изменилось, неподвижный воздух, казалось, пришёл в движение. Баюр огляделся вокруг: уж не пробрался ли сюда ещё кто? Вдруг у противоположной стены заклубилось лёгкое облачко, которое расходилось в стороны и таяло, а на его месте возник высокий человек в строгом сюртуке, с чёрными кудрями до плеч. Баюр сразу понял, кто перед ним, и склонил голову:

– Приветствую тебя, Царь Мира!

– Вот, захотелось снова с тобой встретиться, Баюр. И предостеречь.

– Благодарю тебя. Но никакая опасность мне не угрожает.

– Ты отважный и искусный воин. А Арина осталась без защиты. Ей и твоему будущему сыну скоро потребуется твоя помощь. Не опоздай! – с этими словами таинственный образ стал меркнуть, словно не человек из плоти, а отражение на воде, пока не растаял бесследно.

Что-то острое больно вонзилось в сердце и застряло ледяной занозой. Надо было выбираться, иначе Сеславин призовёт казаков и они разворошат весь холм, как муравейник. Но вот как выбираться? Сюда он с трудом протиснулся в узкий лаз… Баюр подошёл к отверстию и ахнул: земляной проём раздался вширь, а в боках образовались удобные выемки. Размышлять об этом было не время, и он нырнул в него головой.

– Быстро ты обернулся! – обрадовался ему Сеславин. – Я не ждал тебя так скоро, озябнуть не успел. Аль не нашёл, что искал?

– Нашёл, Александр Никитич. Считай, что транспорт – наш! Ты… – волхв оглянулся на лаз: надо ж завалить, теперь колодец издалече видать. И осёкся на полуслове: дыра прямо на его глазах стягивалась, и уже невозможно было представить себе, чтобы в неё протиснулся не только человек, но и зверёк средних размеров.

Сеславин с сомнением смотрел на Баюра: что там под землёй может быть для них полезного?

***

Когда друзья перешагнули порог избы, Фигнер отдавал последние распоряжения Прохору, тому мужику, что встречал их у ворот:

– Лапти снимешь, когда тебя допустят к фельдмаршалу. Никто не должен знать, что в лаптях у тебя донесение. Понял?

Прохор согласно кивал, косясь на вошедших. Он был несказанно горд доверенным ему опасным военным заданием, стараясь не выставлять своей радости напоказ, и хмурил брови, напуская серьёзность на лицо.

– Подбери пару надёжных и неболтливых напарников. Оденьтесь тепло, но победнее, похуже, лапти – обязательно. На сапоги или валенки ещё могут позариться и снять по дороге. Лапти надёжнее. Дорогу в Тарутино хорошо знаешь?

– Хаживали по надобности. Тока пёхом не шибко быстро выйдет. На телеге ба.

– Да пусть на телеге, – вступился за мужиков Сеславин. – Коль отберут по дороге, дальше пешком дойдут. А всё быстрей получится.

Фигнер махнул рукой:

– Ладно. Кривцов! – позвал он караульного. – Проводи мужиков за околицу, проследи, чтоб тихо всё.

Отпустив Прохора, сели за стол планировать новую вылазку. Баюр не стал посвящать друзей в подробности своих подземных приключений, но план продвижения транспорта противника обозначил в точности.

– Может, и без нашей указки они выберут эту дорогу, – рассуждал он. – С двух сторон – лес, транспорт сокрыт от наблюдателей. Лучшего пути не придумать. А ежели сдуру свернут, выпустить сотню казаков для острастки. Я буду караулить в лесу. На полпути дорога просядет, и транспорт окажется в ловушке. Тут уж не зевайте.

– Почему же она просядет? – усомнился Фигнер. Что-то Баюр явно не договаривал. В его честности он не сомневался. Под пулями вместе ходили. Да что там под пулями – скользили по лезвию бритвы! Грудью заслонит, свою шкуру спасать не станет, коли беда – не бросит. Почему сейчас скрывает подробности? Чужая тайна? Коль обещался молчать – не выдаст, нечего и пытать.

– Под землёй заброшенные шахты. Нашлись помощники, которые по сигналу обрушат их.

Помолчали. Не очень верилось, что всё случится, как обещано. Какие-такие помощники? Не подведут ли? Риск большой. Но какой партизан без риска?

– Сопровождение у обоза значительное, – вздохнул Фигнер. – Превосходит наши силы, даже объединённые. Ежели план не сработает, дай бог унести ноги. Но и выпустить его безнаказанно нельзя.

– Но ведь другого плана нет, – резонно заметил Сеславин. – Ты сам сказал, что выпускать его нельзя.

– Только налёт должен быть мгновенный, лавой. Провал приведёт их в замешательство, – Баюр смотрел прямо в лица друзей и говорил уверенно, – надо не дать им опомниться.

Командиры-соратники переглянулись.

– А ведь неизвестно, когда они появятся, – заметил Фигнер.

– Значит, загодя, перед рассветом, надобно скрыть партии за лесом, – в тон ему ответил Сеславин.

Не сговариваясь, оба встали, натянули полушубки и отправились отдавать распоряжения.

Баюр остался в горнице один. «Не опоздай!» – эхом отозвалось в сердце. «Завтра же отправлюсь в Хмелиту, – сказал он сам себе. – Вот только закончу дело».

***

Утром, чуть свет, дозорные доложили, что в сторону Боровска движется большой транспорт неприятеля. Засекреченные в лесу отряды Сеславина и Фигнера пребывали в готовности по сигналу броситься на них с двух сторон.

Баюр, скрываясь за деревьями, ещё хранившими остатки листвы, за густыми елями, дожидался появления французов на дороге. Сначала он услышал и лишь потом увидел шевелящуюся чёрную змею обоза, которая изогнулась и повернула в его сторону. Опасения, что транспорт изберёт другой путь, оказались напрасными. И в самом деле, плутать по незнакомым тропам, да с таким несметным количеством фур было самоубийством. Особенно иноземцам, плохо знавшим здешние окрестности. Того и гляди налетят шальные казаки, рыщущие повсюду, предвидеть появление которых не представлялось возможным. Утренний морозный воздух, подсвеченный с востока зарёй, далеко относил звуки, по-детски играя с ними, разгоняя волнами, и звуки то приближались так, что слышны были отдельные французские слова, то удалялись несвязным шумом.

Транспорт сопровождался трёхтысячным отрядом кавалерии, который разделился на авангард и арьергард, и двигался быстро, так что волхву долго ждать не пришлось. Вот по замёрзшей лесной дороге застучали копыта коней, заскрипели тяжело гружённые фуры, разбивая нестойкую наледь колёсами и прокладывая хлюпающую колею. Вереница повозок втягивалась в лес, как кролик в удава, и уже приближалась к контрольной отметке, когда до Баюра донеслось:

– … Адель? К чёрту Адель!

– Она ждёт тебя, Луи.

– Она не меня ждёт, а трофеи с войны: драгоценности, сокровища. Только бы выбраться из этой проклятой страны, женюсь на маркизе Жофруа, вдове.

– И станешь маркизом? Ха-ха-ха.

– А чем я не маркиз? Ещё парочка богатых русских усадеб на пути – и я буду состоятельнее её спесивого муженька, благодарение богу – покойного.